Текст книги "Жесткая посадка"

Рыжеволосая девушка с висевшим на груди младенцем запрыгала на месте и замахала руками. Ее муж, парень лет двадцати, помахал ей в ответ и подошел к стойке, где надзирательница сверила его фамилию со списком. Шеферд последовал за ним и назвал свою фамилию и номер.

– У меня закрытое посещение, – произнес он.

Женщина заглянула в компьютерную распечатку.

– Комната номер пять, – сообщила она, указав в дальний конец комнаты.

Пробираясь между рядами, Шеферд заметил камеры слежения, висевшие по всем четырем углам зала. Они медленно смещались, фокусируясь на отдельных столах и бесстрастно наблюдая за тем, как мужья обнимали жен, а отцы нянчили малышей и целовали детей постарше. Некоторые мужчины откровенно плакали, прижимая к себе жен, по их щекам струились слезы.

Между столами ходили трое надзирателей, невозмутимо глядя, как заключенные занимают свои места. Если кто-нибудь вел себя слишком возбужденно, они хлопали его по плечу и просили успокоиться. Все заключенные садились по правую сторону столов, а посетители – по левую.

В углу зала стояла кабинка, где продавали сладости и напитки, рядом находилась игровая площадка для детей, за которой присматривали две добродушные женщины средних лет.

Дверь в пятую комнату была открыта, и за столом уже сидела Сью. Лайам первым увидел Шеферда и бросился к нему, раскинув руки.

– Папа, папа! – закричал он.

Шеферд схватил его на руки и крепко сжал.

– Привет, малыш, – сказал он и поцеловал его в лоб.

– Когда ты вернешься домой, папа? – спросил Лайам.

Шеферд поцеловал его снова.

– Скоро.

– Сегодня?

– Нет, не сегодня, но скоро.

Он поставил Лайама на пол и протянул руки Сью. Жена улыбалась, но Шеферд заметил, как она напряжена. Он сжал ее в объятиях, и она обвила руки вокруг его талии.

– Господи, как я по тебе соскучился! – прошептал Шеферд.

– Ты сам на это пошел, – отозвалась она, и он услышал в ее голосе упрек.

– Прости.

– Я не думала, что это будет так ужасно.

– Здесь тюрьма, – заметил Шеферд, пытаясь улыбнуться. – А ты чего ожидала?

– Мне говорили, что теперь они больше похожи на летние лагеря.

– Речь шла о заведениях открытого типа, – объяснил Шеферд.

– А это какое?

– Категория А. Тюрьма строгого режима.

– Но ведь тебя даже не судили. А как же презумпция невиновности?

– Так работает система, любимая.

– Почему тебя посадили в тюрьму, папа? – спросил Лайам. – Ты плохо себя вел?

Шеферд опустился на одно колено и положил руку на плечо сына.

– Я хорошо себя вел, Лайам. Но никому не рассказывай, что я здесь, ладно?

– Это тайна?

– Да.

– Хорошо, папа.

Шеферд взъерошил его волосы.

– Умница.

Сью достала из сумки тетрадь, цветные карандаши и положила их на стол. Лайам принялся рисовать. Шеферд поднялся с пола.

– Спасибо, что пришла, – сказал он жене. – Ты приехала с Харгроувом?

– Сэм прислал шофера. Он ждет нас снаружи. Сколько времени это займет, Дэн? Долго тебе еще здесь сидеть?

В комнате было стеклянное окно, и охранники могли заглядывать внутрь, но никто не проявлял к Шеферду интереса.

– Это опасно? – спросила жена, понизив голос, чтобы не слышал Лайам.

Сью села за стол. На ней была десятилетней давности шерстяная кофта, в которой она всегда ходила с ним на прогулки, выцветшие голубые джинсы и старые ботинки. Для тюрьмы сгодится. Зато она тщательно накрасилась и распустила свои длинные волосы, как он любил.

Шеферд покачал головой.

– Я в блоке предварительного заключения, – произнес он. – Все стараются вести себя тихо, чтобы хорошо выглядеть в суде.

Он не стал сообщать ей про свою стычку с Дикобразом. И про сломанную ногу Юржака.

– Кто-то из женщин говорил, будто на прошлой неделе один парень покончил с собой.

– Только не в нашем блоке, дорогая.

– Как тебе здесь?

– В основном скучища.

– У тебя отдельная камера?

Шеферд улыбнулся.

– Пока нет. Но у меня есть телевизор.

– Ты шутишь!

– Так здесь принято. Это отвлекает заключенных.

– А у вас бывают драки и все такое?

Шеферд рассмеялся:

– Конечно, нет. Это ведь не кино. Мы не слоняемся целыми днями по двору и не устраиваем схватки на ножах. Нас выпускают на прогулку на сорок пять минут в день и тщательно обыскивают на выходе и входе.

Он сел напротив нее, и они стали наблюдать, как Лайам, надувшись от напряжения, раскрашивает пиратский корабль.

Сью сдвинула брови:

– Где ты взял эти часы?

Шеферд взглянул на свой «Роллекс».

– У Харгроува.

– Они ужасны.

– Знаю. Это часть моей роли. – Он показал ей толстую золотую цепь на шее. – И это тоже.

– Ты похож на... даже не знаю, на кого ты похож.

– Скоро все кончится.

– Ты теперь мне должен, Дэн Шеферд. Ты мне очень сильно должен.

– Знаю.

– Мне тебя не хватает.

– Мне тебя тоже.

– Правда, Дэн. Это не просто слова. – Она посмотрела на Лайама. – И мальчик по тебе скучает.

– Дело очень важное, любимая.

– А когда оно было не важным? Всегда одно и то же. Парень, которого надо посадить. Потом еще одного, затем еще и еще.

– Именно поэтому наша работа так важна. Если мы ее бросим, что станет с нашим миром?

– Но ты всегда на передовой, верно? Там, где больше риска. Сначала в армии, теперь у Харгроува с его доморощенными героями. – Сью наклонилась над столом. Шеферд увидел, что она вот-вот расплачется. – Ты просто одержимый, Дэн. Ты подсел на адреналин.

Шеферд понимал, что тюремная комната для посещений – не самое подходящее место для обсуждения его работы или его психики. Он не собирался спорить с женой, особенно в присутствии Лайама. Но у него была и еще одна причина: в глубине души он сознавал, что Сью права.

Шеферд взъерошил волосы Лайаму.

– Ты в порядке, парень?

Лайам кивнул.

– Когда я вернусь домой, съездим на рыбалку. – Он повернулся к жене: – Как твои родители?

– У них все нормально.

– Ты ведь им не сказала...

– Господи, Дэн, за кого ты меня держишь? Сколько лет я уже жена полицейского? – Она вздохнула и сама ответила на свой вопрос: – Слишком долго.

– Хочешь что-нибудь съесть или выпить? Лимонад? Пирожное?

– Нет, спасибо.

– Я должен тебя кое о чем попросить, – произнес Шеферд.

– О чем?

– Знаешь, почему нам разрешили закрытое посещение? Все уверены, что ты хочешь со мной развестись.

Лайам встрепенулся.

– Вы с мамочкой разводитесь?

– О Боже, конечно, нет! – воскликнул Шеферд. Он вскочил и прижал сына к себе. – Это просто шутка. Как школьная игра. Понарошку.

Лайам нахмурился.

– Вы притворитесь, что разведетесь?

– Точно.

– Но ведь ты все равно вернешься домой, правда?

Шеферд поцеловал его.

– Конечно.

– Что это значит, Дэн?

Он посадил сына за стол и подождал, пока тот снова займется рисованием.

– В зале сидит Карпентер.

– Человек, за которым ты охотишься?

Шеферд кивнул.

– К нему пришла жена.

– И что?

– Если мы с тобой разыграем ссору, у меня появится возможность подобраться к нему поближе.

– Каким образом?

Шеферд понимал, что Сью не в восторге от этой идеи, но ему не хотелось упускать шанс. Он перегнулся через стол и взял жену за руки.

– Наша ссора подтвердит мою легенду, – прошептал он. – Если Карпентер увидит, как ты меня ругаешь, я смогу жаловаться ему. Как муж мужу.

– А как же?.. – спросила Сью, кивнув на Лайама.

– Мы скажем, что это игра.

– Я люблю игры, – отозвался Лайам.

Шеферд постучал пальцем по тетради.

– Смотри, ты не закрасил этот уголок, – произнес он.

– Не могу поверить, что ты хочешь нас использовать.

– Я вас не использую, – возразил Шеферд, но сразу понял, что это ложь.

– По-твоему, нам мало того, что тебя вечно нет дома?

– Чем быстрее я выполню задание, тем скорее вернусь домой. Пожалуйста, сделай это ради меня.

– А как же все остальное? Ты пропадаешь по ночам, говоришь по телефону шепотом, приходишь домой в ссадинах и синяках? Ты давно втянул меня и Лайама в свою работу.

Шеферд откинулся на стуле и вздохнул. Сью права.

– Прости, – промолвил он.

– Ты знал, что сегодня у него будет посещение?

– Нет.

– Значит, то, что вы оказались здесь одновременно, просто совпадение?

– Разумеется.

Шеферд задумался, действительно ли это так. Посещение Сью и Лайама устроил Харгроув. Знал ли он, что Карпентер сегодня ждет жену? Поскольку Шеферд встречался с семьей в отдельной комнате, никакого риска не было, зато давало ему шанс познакомиться с Карпентером поближе.

– У него есть дети?

– Трое. Мальчик и две девочки.

– Не понимаю, как семейный человек может совершать такие поступки! Он не сознает, какой вред приносят наркотики?

– Ему наплевать.

– Однако все, чем владеют он и его семья, построено на чужих страданиях.

– Вряд ли парни вроде него размышляют о таких проблемах, – сказал Шеферд. – Когда ты с ними разговариваешь, создается впечатление, будто наркотики – самый обычный бизнес. Заурядная купля и продажа. Они просто берут партию товара, перевозят ее в другое место и получают прибыль с каждой сделки.

– И его не мучает совесть?

– Если начинаешь обсуждать с ними эту тему, они отвечают, что их бизнес ничем не хуже производства сигарет. Мол, никотин тоже наркотик, и табак убивает больше людей, чем самое опасное зелье.

– Надо легализоваться и покончить с этим.

Шеферд усмехнулся.

– И чем мне тогда заниматься?

– Для начала – проводить больше времени со своей семьей, – ответила Сью. Она потянулась через стол и погладила его по щеке. – Ты должен быть дома. Вместе с нами.

– Непременно. Обещаю.

Он прижал ее ладонь к своему лицу.

– Что мне надо сделать? – спросила Сью.

Шеферд взял ее руку и поцеловал.

– Ты уверена?

– Если это поможет быстрее вытащить тебя из тюрьмы, разве я могу сказать «нет»?

– Спасибо, любимая.

– Ты так и не объяснил мне, что тебе нужно.

– Карпентер должен думать, что мы с тобой на ножах, – объяснил Шеферд. – Выскочи в зал для посещений с разъяренным видом. Обругай меня. Пригрози, что пришлешь ко мне своего адвоката.

– О, Дэн, я не могу!

– Но это же не всерьез, милая. – Шеферд потрепал сына по волосам: – А ты что скажешь, Лайам? Хочешь сыграть с нами в игру?

– В какую?

– Когда мы выйдем, мама будет на меня кричать и ругаться. Как только мы попрощаемся и откроем дверь, она сделает вид, будто очень сердится на меня.

– Она будет притворяться?

– Конечно. Ведь это игра. Ты согласен?

– Да.

– Сразу видно, что весь в отца, – улыбнулась Сью, но Шеферд почувствовал, что ее не слишком радует сходство.

* * *

– Ты явно раздобрел, – заметила Бонни.

Она сидела напротив Карпентера в ряду "Д", у самой стены. Незадолго до этого помощницы из женской добровольной службы проводили ее в тюремный буфет, и она принесла диетическую колу и шоколадные батончики «КитКэтс».

– Все дело в здешней еде, – ответил Карпентер. – Хорошо еще, что меня четыре раза в неделю пускают в спортивный зал.

– Ты же говорил, что занимаешься там каждый день.

– Да, но когда у них не хватает персонала, зал закрыт. Тюремщики часто болеют. Этот один из недостатков их профессии.

Бонни похлопала его по животу.

– Держи осанку, – сказала он. – Сидеть прямо можно и без зарядки.

Карпентер рассмеялся.

– Как только выйду отсюда, сразу налягу на диету. – Он отодвинул от себя батончики. – Это мне не поможет.

– Ладно, я займусь тобой всерьез.

– Милая, я буду так рад выбраться отсюда, что соглашусь на любую пищу.

Он отхлебнул диетическую колу. За соседним столом латиноамериканец прижимал к себе маленького ребенка, покрывая поцелуями его лицо. Его правая ладонь лежала за подгузником малыша. Через несколько секунд заключенный закашлялся и прикрыл рот той же рукой. Все было так естественно, что вряд ли кто-нибудь из охранников заметил момент передачи наркотиков, даже если внимательно наблюдал за этой парой. Карпентер взглянул на камеры слежения. Ни одна не смотрела в сторону латиноамериканца. Младенец начал кричать, и заключенный передал его матери.

– Мне бы хотелось, чтобы тебя навестили дети, – произнесла Бонни.

Карпентер покачал головой:

– Ни в коем случае. Они не должны сюда приходить.

– Они уже все понимают, Джерри. Бесполезно от них скрывать.

– Одно дело знать, что я в тюрьме, и другое – видеть меня здесь. – Он щелкнул по своему желтому жетону. – С этой штуковиной на груди, за столом, прикрученным к полу, в окружении громил, следящих за каждым моим движением... Я не хочу, чтобы они все это запомнили.

– А если тебя приговорят? Если тебя посадят на пятнадцать лет? Ты не станешь встречаться с ними все годы?

– Этого не случится, – спокойно промолвил Карпентер. – Поверь мне.

– Что ты надумал, Джерри?

– Тебе лучше не знать.

– Я хочу знать.

– Нет, Бонни. Если я тебе расскажу, ты станешь соучастницей, а я не собираюсь подставлять тебя под удар. – Он перегнулся чрез стол и взял ее за руку. – Достаточно того, что один из нас оказался за решеткой.

– Чертовы полицейские, – выругалась Бонни. – Если бы они играли по-честному, ничего бы не случилось.

– Да, они хуже всяких бандитов, – рассмеялся Карпентер. – Не волнуйся, любимая, я все улажу. Обещаю.

Они услышали шум в дальнем углу и обернулись посмотреть, что происходит. В одной из комнат для закрытых помещений распахнулась дверь, и оттуда выскочила светловолосая женщина с ребенком.

– Меня от тебя тошнит! – крикнула она. – Видеть тебя больше не желаю! Можешь тут сдохнуть!

Она устремилась к выходу, уводя за собой ребенка.

Карпентер увидел, как Макдоналд выскочил из комнаты и позвал жену, но она не остановилась. Макдоналд пнул ногой дверь. К нему подошел охранник и попросил успокоиться. Макдоналд поднял руки.

– Кто это? – спросила Бонни.

– Новый парень, – ответил Карпентер. – Боб Макдоналд. Арестован за вооруженное ограбление. Это выбежала его жена. Она хочет с ним развестись.

– Я ее понимаю. – Бонни взяла его руку. – Шутка, – добавила она.

– Надеюсь.

– Говорят, семье приходится труднее, чем самим заключенным, – заметила Бонни.

– Наверное, потому большинство жен и уходит от своих мужей, если тем дают срок. «Быть поддержкой и опорой» – это не для них.

– Не рассчитывай так легко от меня избавиться, – улыбнулась Бонни. – «Только смерть разлучит нас», помнишь?

Она смотрела ему прямо в глаза, и Карпентер понимал, что она не лжет. Но он боялся, что если его посадят на пятнадцать лет, чувство Бонни постепенно угаснет. Со временем ее посещения превратятся в рутину, и как бы она ни любила его, рано или поздно настанет ночь, когда ей захочется ощутить рядом с собой теплое мужское тело. Она найдет другого мужа, и у детей появится новый отец. А Карпентер превратится в одного из тех старых тюремных долгожителей, которых никто не ждет на воле. Его пробрала дрожь. Нет, он не позволит им запереть себя в тюрьме!

– Если бы тебя посадили, я бы тебя тоже ждал.

До конца посещения оставалось пять минут, и Карпентер с женой потратили их на разговор о детях. Иногда Карпентер поглядывал на Макдоналда. Тот, скрестив руки на груди, прислонился спиной к стене и с вызовом смотрел на каждого, кто встречался с ним взглядом. Заключенным не разрешалось покидать зал до ухода посетителей, поэтому Макдоналду пришлось оставаться там, где он стоял. Карпентер посочувствовал человеку, поневоле торчавшему у всех на виду после того, как его публично оскорбила и унизила жена.

Наконец голос по громкоговорителю бесстрастно объявил, что посетители должны покинуть помещение. Некоторые женщины заплакали. Карпентер встал, прижал к себе жену, поцеловал ее в щеку и крепко обнял.

– Потерпи еще немного, – прошептал он.

Дети ударились в слезы, а охранники стали ходить по рядам и напоминать посетителям, что пора расходиться. Кое-кто из заключенных помоложе тоже заливался слезами, обнимая своих жен и клянясь им в вечной любви.

Бонни поцеловала Карпентера в губы и двинулась к выходу. Он направился в другую сторону и присоединился к очереди заключенных, ожидавших обыска. У двери Бонни махнула ему на прощание рукой и послала воздушный поцелуй. Он ответил тем же.

Макдоналд встал следом за ним.

Обыск на выходе был более тщательным, чем при входе. Двух латиноамериканцев отвели в сторону, и они стали громко возмущаться.

– Что это значит? – спросил Макдоналд у Карпентера.

– Похоже, засекли на камеру.

– Засекли? А что они делали?

– Целовали своих жен, – усмехнулся Карпентер. – Слишком долго, слишком крепко. Так иногда передают наркотики. Твое свидание оказалось не очень удачным?

– Ты слышал?

– Боб, все слышали, как твоя жена разбушевалась.

– Она просто смешала меня с грязью.

– Мне очень жаль.

– Спасибо, – отозвался Макдоналд.

Карпентер приблизился к Ратбону, тот обыскал его с ног до головы и отправил в коридор безопасности, где ждали другие заключенные из блока предварительного заключения. Через пару минут к нему присоединился Макдоналд.

– Она требует развода. Тут есть что-то еще, о чем она умалчивает.

– Другой мужчина?

– Возможно. Или мать ее накручивает. Одно дело, если бы я поговорил с ней на воле, а так... Так только хуже.

– Это твой сын?

– Да. Она хочет отобрать его у меня через суд.

– Вероятно, ей это удастся.

– Пошла она...

– Так обычно и бывает, – продолжил Карпентер. – Заключенных не очень жалуют, когда речь идет о родительских правах.

– К черту. Пока меня не осудили, я не заключенный. Я нахожусь под следствием.

Карпентер промолчал. Макдоналда взяли с поличным, в перестрелке был ранен полицейский. Значит, ему всыплют по полной. Но Карпентер понимал, каково сейчас Макдоналду. Он взбешен. Уязвлен. Обманут. Карпентер отлично знал, как бы он отреагировал, если Бонни пригрозила бы ему уйти и забрать с собой детей. Его реакция была бы быстрой, безжалостной и неотвратимой.

* * *

В окне гостиной, расположенной в соседнем доме, всколыхнулась занавеска. Наверное, это была мисс Бреннан, старая дева лет восьмидесяти, местная сплетница. Элис посмотрела на мужа.

– Можем мы хотя бы мисс Бреннан сказать, что здесь происходит? – спросила она. – А то она подумает, что нас арестовали.

– Плевать, что она подумает, – ответил Роупер, швырнув чемодан на заднее сиденье фургона.

В окно гостиной он видел Бена и Дэвида, сидевших за своими игровыми приставками. Роупер сообщил им, что они уезжают на выходные. Объяснить подробнее он успеет позже, когда они будут в безопасности.

Возле дома стояло четыре машины, а на площадке перед домом ждал белый автофургон с открытой задней дверцей.

– Куда мы уезжаем? – поинтересовалась Элис.

– В безопасное место.

– Я думала, наш дом достаточно безопасен, – заметила она. – Ты утверждал, что они никогда не узнают, кто ты и где живешь.

– Значит, я ошибся, – признал Роупер. – Чего ты от меня хочешь, Элис? Чтобы я вскрыл себе вены? Я пытаюсь решить проблему как могу.

– Ты ничего не решаешь. Ты просто бежишь и даже не говоришь мне куда.

– Потому что сам не знаю! – раздраженно бросил Роупер.

Он и вправду не знал. Вскрыв конверт, принесенный ему Беном, Роупер сразу позвонил своему начальнику в отделе наркотиков. Через тридцать минут дом и его окрестности наполнились людьми. В конверте лежали три фотографии. Бен у двери школы. Дэвид, выходивший из школы. Элис, выносившая на улицу мусор в старом поношенном халате. И никаких записок. В них нет нужды. Угроза абсолютно очевидна.

Реймонд Маки, глава отдела по борьбе с наркотиками, появился у пороге Роупера менее чем через час после его звонка и пообещал ему защиту. Роупер и его семья получат надежное укрытие, а Маки выяснит, каким образом было нарушено его прикрытие. Но прежде всего Роупера вместе с его близкими отправят в специальное убежище таможенной службы. Роупер не стал спрашивать, где оно находится, да это и не имело значения. Важно было как можно скорее покинуть собственный дом. Маки принес с собой букет цветов и подарил их Элис, словно пришел поздравить ее с днем рождения. Как только Маки уехал на своем «ровере», которым управлял его личный шофер, Элис выбросила цветы в мусорную корзину.

– А как же дети будут ходить в школу? – спросила она у мужа.

– Ради Бога, Элис! Карпентер знает, где они учатся.

– Значит, им придется прервать образование? Надолго?

Роуперу захотелось наброситься на жену, кричать, трясти ее за плечи, пока она не образумится, но он заставил себя сдержаться. Дело совсем не в Элис. Не она подвела его семью, подставила ее под удар. Сэнди Роупер злился на себя.

Двое мужчин в куртках вынесли из дома черные мешки с одеждой и погрузили их в фургон.

– Мы оставили на кухне несколько коробок, миссис Роупер, – сказал один из них. – Если хотите, можете уложить в них что-нибудь из кухонных принадлежностей.

– Как насчет продуктов в морозилке? – спросила Элис.

– Придется их оставить. Я не уверен, что на новом месте у вас будет морозильная камера.

Роупер не знал этого человека, но Маки поклялся ему могилой своей матери, что всех участвующих в переезде людей он знает лично и готов доверить им собственную жизнь.

– А как же велосипеды мальчиков?

– Вообще-то лучше, если дети совсем не будут выходить из дома.

Элис повернулась к мужу:

– Слышишь? Они станут пленниками. Мы все превратимся в заключенных.

Человек из таможни вернулся в дом. Роупер обнял жену. Она дрожала.

– Все будет хорошо, Элис. Обещаю.

– Черт бы побрал этого Карпентера, – пробормотала Элис. – Как он смеет вмешиваться в нашу жизнь? Как он смеет?

Роупер погладил ее по голове. Фотографии были предупреждением, но Карпентер наверняка предвидел, что таможенник немедленно сообщит о случившемся в систему, а там постараются плотнее сомкнуть ряды и дать защиту ему и семье. Роупер знал Карпентера лучше других: этот человек рассчитывал все до последней мелочи. Фотоснимки – его первая попытка отговорить Роупера от показаний в суде, но она не окажется последней.

– Мы справимся, – прошептал Роупер, гладя жену по волосам. – Как только все закончится и его посадят за решетку, мы заживем по-прежнему, обещаю.

Рядом с автомобилем, в котором играли дети, находился человек в сером костюме. Он не предлагал им перенести из дома вещи и ограничился лишь кивком, когда вышел из машины и встретил Роупера. Сейчас он просто стоял у ворот, опустив руки и не сводя взгляда с подъезда к дому. Когда порыв ветра откинул полу его пиджака, Роупер увидел рукоять полуавтоматического пистолета в наплечной кобуре. Он крепче прижал к себе жену, чтобы она не заметила оружия. Роупер уже не был уверен, что когда-нибудь их жизнь снова станет такой же, какой была перед делом Джерри Карпентера. Он в первый раз испугался того, что Карпентер может сделать с ним и его семьей. И впервые усомнился в том, что система сумеет его защитить.

* * *

Шеферд мыл первый этаж, к нему подошел Гамилтон и сообщил, что его хочет видеть адвокат. Надзиратель проводил его в зал для посетителей и показал звуконепроницаемую комнату, в которой уже ждал Харгроув.

Когда Гамилтон закрыл дверь, они пожали друг другу руки. По выражению лица Харгроува Шеферд догадался, что что-то случилось. Он сел и стал ждать плохих новостей.

Харгроув не стал тянуть время.

– Мы потеряли записи, сделанные Элиотом и Роупером, – сказал он, сев напротив Шеферда. – Их стерли.

– Что?

– Кто-то проник в комнату для хранения улик и обработал их сильным электромагнитом.

– Как, черт побери, такое могло случиться? – удивился Шеферд.

– Если бы мы знали, парень уже был бы в тюрьме.

– Разве вы не фиксируете каждое посещение хранилища?

– Да. Но мы не знаем, когда это произошло.

– Ради Бога, – раздраженно произнес Шеферд, – какой смысл держать меня в этом волчьем логове, когда вы даже не сумели сохранить собранные доказательства?

Он вскочил и стал расхаживать по комнате. Гамилтон наблюдал за ним через окно.

– Нет, я не могу поверить. Он убивает агентов, запугивает свидетелей и уничтожает улики, а вы просто сидите и чешете затылок.

– Это не совсем так, Паук.

– А как же иначе? Объясните мне, ради Бога, как человек проник в запертое хранилище и уничтожил пленки?

– Мы узнали об этом вчера, когда представители суда попросили нас показать часть записей Роупера. Кассета оказалась чистой, и мы проверили остальные. Все пропало.

– И вы не в курсе, как это случилось?

– В последний раз их использовали для получения экспертного свидетельства от Гари Нелсона, четыре недели назад. С тех пор хранилище посещали сотни офицеров. Мы ведем следствие, Паук. В комнате установлены камеры слежения, и мы тщательно просматриваем записи. Допрашиваются все офицеры, отвечавшие за хранение вещдоков. Мы выясним, кто это сделал, но уйдет время.

– Нелсон? Тот, которому угрожали?

– Да. Теперь он улетел с женой в Португалию, в Алгавре, и говорит, что не вернется до тех пор, пока Карпентера не посадят за решетку.

– Похоже, это единственный человек, у кого осталась хоть капля здравого смысла, – пробурчал Шеферд. Он потер лицо. – И что мы имеем?

– Свидетельства, собранные Элиотом, теперь бесполезны. Без пленок его рукописные заметки ничего не стоят. Потеря кассет Роупера не так ужасна, ведь у нас есть тексты его записей, и Роупер сможет их подтвердить.

– Если до него не доберется Карпентер.

– Этого не случится, – заверил Харгроув.

– Еще больше я верил в то, что Элиот не будет убит, а пленки уничтожены.

Гамилтон следил за ним через окно, и Шеферд сел на стул и повернулся к нему спиной.

– У меня есть предложение, над которым ты должен подумать, – произнес Харгроув. – Никто тебя ни к чему не принуждает, но если ты согласишься, это облегчит нам работу, учитывая сложившиеся обстоятельства.

Шеферд выжидающе взглянул на Харгроува.

– Мы можем поставить тебе «жучок», – спокойно сказал суперинтендант.

Шеферд застыл с открытым ртом. Он никак не ожидал услышать от Харгроува что-либо подобное.

– Это шутка?

Суперинтендант покачал головой.

– Если ты поймаешь Карпентера на преступном сговоре, другие доказательства нам не понадобятся.

– Вы знаете, где я нахожусь?

– Да, Паук, знаю.

– Это тюрьма строгого режима. Здесь сидят профессиональные преступники. Они за милю почуют ваш «жучок».

– Не обязательно, – возразил суперинтендант. – Ребята из техотдела соорудят что-нибудь неординарное. Например, записывающее устройство в виде «уокмана» или CD-плейера.

– А если его кто-нибудь найдет?

– Тогда мы тебя вытащим.

– Если на мне найдут «жучок», вы не успеете меня вытащить.

– Хорошо, просто подумай об этом. Никто не заставит тебя делать то, что ты не хочешь.

– Как обстоят дела с процессом Карпентера?

– На следующей неделе его снова вызовут в суд, но слушания начнутся через два месяца, если его адвокаты не выкинут еще какой-нибудь фокус. Будем считать – четыре месяца.

– Значит, у него четыре месяца, чтобы добраться до Роупера.

– Можно взглянуть на это и по-другому. У тебя четыре месяца, чтобы добраться до Карпентера.

– Я не собираюсь торчать здесь столько времени! – воскликнул Шеферд.

– Ты в любой момент можешь сказать «хватит». Все зависит от тебя.

Шеферд откинулся на стуле и скрестил руки на груди. Суперинтендант прав. В тюрьме Шелтон он сидел по собственному выбору и сам решал, сколько ему здесь оставаться. Но почему-то это его совсем не радовало.

– Думаю, вам надо приглядеться к Тони Стаффорду, – произнес Шеферд.

– Почему?

– Потому что на те пятьсот фунтов, которые вы заплатили сестре Диггера, я купил себе место в бригаде уборщиков.

Харгроув вытащил из кармана черный блокнот и стал делать записи.

– Фамилия парня Томпкинс, – продолжил Шеферд. – Но все зовут его Диггером. Он арестован за убийство: застрелил своего приятеля-ямайца. В Трайденте[6]6
  Трайдент – отдел Скотланд-Ярда, специализирующийся на преступлениях в среде чернокожих.


[Закрыть] на него должно быть досье. Я с ним переговорил, сказал, что мне нужно место уборщика, и он предложил передать пятьсот фунтов его сестре. На следующий день я был уже в бригаде. Блоком управляет Тони Стаффорд, и все назначения должны проходить через него.

– Значит, он утверждает чужие заявки?

– Да. Надо взглянуть на документы. Гозден вам поможет.

– Мы установили слежку за сестрой. Если Диггер платит надзирателю, она может быть посредницей. – Харгроув почесал за ухом карандашом. – Диггер часто общается с Карпентером?

– Я никогда не видел их вместе, но за Карпентером трудно уследить.

– Даже если Стаффорд – человек Диггера, у Карпентера может быть совсем другой контакт.

– Я знаю.

Суперинтендант захлопнул блокнот и убрал карандаш.

– У тебя все в порядке?

– Пока да. Но приходится несладко.

– Ты знал, что будет нелегко, Паук.

– Хотите услышать, что беспокоит меня больше всего? – спросил Шеферд.

Харгроув поднял брови.

– Что я начну болтать во сне, – признался Шеферд.

Суперинтендант улыбнулся, но Шеферд серьезно пояснил:

– Пока я не сплю, я контролирую свои слова и поступки. Во сне – другое дело. Вдруг я назову ваше имя? Или Сью? Я не умею управлять собой во сне.

– А раньше ты разговаривал во сне?

– Нет.

– Хочешь, мы переведем тебя в одиночку? Я попрошу Гоздена.

– Исключено. Если я туда перееду, то сделаю это сам. Одиночные камеры – особая привилегия. Если я получу ее просто так, все сразу заподозрят неладное.

– Снова обратишься к Диггеру?

– Мой сосед утверждает, что именно Диггер решает такие проблемы. Я уже намекнул об этом Карпентеру. Он посоветовал мне дать официальную заявку Стаффорду. Интересно, как он сам попал в одиночку.

– Я спрошу Гоздена.

– Пожалуй, это хорошая идея. Надо сравнить документы, связанные с его поселением в одиночку и моим переводом в бригаду уборщиков. Вдруг найдется что-нибудь общее.

– Я этим займусь, Паук.

На Шеферда навалилась усталость. Вчера ночью кто-то кричал на первом этаже. Дежурные не обращали на него внимания, и человек продолжал кричать почти до самого утра. Только на рассвете он замолчал. Шеферд уже понимал, что такое жизнь в тюрьме. Телевизоры в камерах и выбор меню не делали ее менее невыносимой. Никто из заключенных не пытался заткнуть рот кричавшему арестанту, все понимали, каково ему приходится.

* * *

Шеферд проснулся и посмотрел на часы. Половина восьмого. Суббота, его первый уик-энд за решеткой. В выходные не было работы и не выдавали упаковок с завтраком: еду распределяли на кухне. Шеферд привык каждый день просыпаться в полвосьмого, за несколько минут до начала утренней поверки. Он лежал на койке и ждал, когда в камере откроется «глазок». Ли встал и босиком прошлепал в туалет. Он отхаркался и начал мочиться. Открылось окошко.

– Я в сортире! – заорал Ли.

Окошко захлопнулось.

Шеферд подождал, когда Ли умоется и почистит зубы, и спрыгнул с койки. Камера была такой тесной, что в ней едва могли разойтись два человека. Поэтому в присутствии Ли Шеферд старался больше времени оставаться на койке. Он уступил ему и пульт телевизора, хотя оба платили за него еженедельный взнос.

Пока Шеферд умывался и брился, Ли сидел на стуле и просматривал каналы. Показывали новости и детские передачи.

– Почему по утрам нет ничего интересного? – спросил Ли.

– Потому что нормальные люди в это время спят.

Шеферд надел новую тенниску. В выходные он любил подольше поваляться в постели, если у него не было работы для Харгроува. Спускался в кухню, готовил чай с тостами, брал утренние газеты и возвращался в кровать к Сью. К ним присоединялся Лайам, и они лежали вместе, читая газеты и завтракая тостами, пока Лайам смотрел свои комиксы.