Текст книги "Жесткая посадка"

Предложение звучало заманчиво, но Йейтс не был уверен, что хочет встречаться с боссом Флетчера. Ким познакомился с ним два года назад, когда Йейтс сидел в баре недалеко от своей берлоги. Он не выносил собственной квартиры – она напоминала ему тюрьму. Шесть шагов в длину, три в ширину, кровать, дешевый комод и гардероб с разбитой дверцей, микроволновка на обшарпанном столе и тесная ванная комната с протекающим бачком. Все произошло само собой. Они стали вместе выпивать, иногда засиживались допоздна. Ким слушал его жалобы на босса, на работу, на бывшую жену. Флетчера всегда интересовал Маки – кто он такой, с кем встречается. Однажды вечером новый приятель передал ему конверт с пятью сотнями фунтов. Это подарок, пояснил Флетчер, просто знак внимания. Йейтс взял деньги. В тот же вечер Флетчер задал ему несколько личных вопросов о Маки. Где он живет. Какая машина у его жены. Йейтс отвечал без колебаний. Он много выпил, но отнюдь не спиртное развязало ему язык. Обида. На свою пропащую жизнь, в которой уже не будет ничего хорошего. На жену, укравшую у него детей. На Маки, задиравшего нос и обращавшегося с ним как с куском дерьма.

Постепенно встречи с Флетчером стали чисто деловыми: сначала беседа о работе, затем коричневый конверт с наличными. Через полгода Йейтс попросил увеличить вознаграждение, и Флетчер стал давать ему тысячу в неделю. Иногда к ним присоединялся Пэт Нири. Требования Флетчера тоже возросли. Он стал задавать более подробные вопросы. С кем встречается Маки. Куда он ходит. Еще через год Флетчер попросил его отвезти «ровер» в гараж на Шепердс-Буш, в западном Лондоне. Это было маленькое местечко под железнодорожной аркой. Техник вставил в салон маленькие микрофоны и соединил их с миниатюрным записывающим устройством в бардачке. Размер гонорара вырос до двух тысяч в неделю, и Йейтс начал регулярно привозить на встречу пленки с записями. Они уже не выпивали и не засиживались по вечерам, все свелось к простой торговле информацией. Сведения о таможне в обмен за деньги. За большие деньги. Йейтс не чувствовал ни раскаяния, ни стыда. Он считал, что если бы жена его не бросила, сбежав с богатым адвокатом, а Маки обращался бы с ним достойно, ему не пришлось бы совершать подобные поступки. Но, как говорится, если вино открыто, то надо его пить. И лучше всего где-нибудь на Филиппинах в компании с двумя красивыми девчонками. Или с тремя.

«БМВ» показал правый поворот. Йейтс сделал то же самое, хотя позади него не было машин. Он никогда не спрашивал, что Флетчер и Нири делают с информацией и пленками. Ему было наплевать. Эта пара не отличалась большим умом, и Йейтс всегда думал, что они работают на кого-то другого. Он отправил в рот еще одну пластинку никотиновой жвачки и поморщился от ее скверного вкуса. Давно пора перейти на леденцы, но он все никак не мог сходить в аптеку.

«БМВ» повернул на проселочную дорогу. Йейтс выругался, когда колесо «ровера» попало в выбоину и на дверцу плеснуло грязью. Маки требовал, чтобы машина всегда блистала чистотой, значит, завтра ему придется встать пораньше и драить ее. Фары осветили деревянный знак с выцветшим рисунком. Известковый карьер. Йейтса раздражала вся эта таинственность. С таким же успехом они могли встретиться в баре.

Дорога повернула направо, и Йейтс потерял из виду «БМВ». Он переключил фары на дальний свет – два белых длинных луча уперлись в ночное небо. Впереди появились большие железные ангары с заржавленными крышами и две силосных башни с убегавшими вверх ленточными транспортерами. Потом дорога повернула налево, и Йейтс увидел «БМВ». Он стоял перед сетчатой оградой. Йейтс нахмурился. На воротах висел замок, и рядом не было ни одной машины.

Он остановил свой «ровер» и остался сидеть, перекатывая во рту резинку. Флетчер вылез из «БМВ» и направился к нему, сунув руки в карманы пальто. Йейтс опустил окно.

– Ну, и где он? – спросил он.

– Пэт связывается с ним по мобильнику, – ответил Флетчер.

– В чем проблема?

– Босс не любит зря показываться на глаза. Разомни пока ноги.

Йейтс вылез из машины. Флетчер достал из кармана пачку сигарет «Силк кат» и предложил одну Йейтсу. Тот хотел отказаться, но передумал. Он выплюнул жвачку и сунул сигарету в рот. Пока Флетчер подносил к ней пламя, Йейтс прикрывал ее ладонями от ветра.

Нири вышел из «БМВ» и прислонился спиной к машине, спрятав руки в карманы.

– Сколько он мне заплатит?

– Не волнуйся, останешься доволен, – произнес Флетчер. Йейтс поежился.

– Я уеду на Филиппины, – сказал он. – Осточертела эта погода. И страна.

Он глубоко затянулся и выпустил длинную струю дыма.

– Понятное дело, – промолвил Флетчер.

Нири замахал им от «БМВ», приглашая подойти к машине.

– Что ему надо? – буркнул Флетчер.

Йейтс направился к Нири. Он сделал еще затяжку и наполнил легкие дымом. Ему нравился не столько никотин, сколько сам процесс курения. Сигарета в пальцах, вдох, задержка дыма в легких, выдох. Даже вид падающего пепла. Все ощущения, которых не давали пластинки или леденцы. Надо опять начать курить, подумал он. Ну и что с того, если он заболеет раком? Может, на следующий день его собьет автобус, когда он будет переходить через дорогу.

– Ты давно куришь, Ким? – поинтересовался он.

Флетчер не ответил. Йейтс хотел обернуться и посмотреть, почему он не отвечает, но в этот момент пуля тридцать восьмого ударила ему в затылок и снесла половину черепа.

* * *

– Хорошо, Паук, расскажи все снова.

Суперинтендант Харгроув откинулся в кресле, и Шеферд в третий раз стал излагать свою историю. Харгроув молча слушал, опершись подбородком на скрещенные пальцы. Они сидели в полицейском участке Паддингтон-Грин на углу Харроу-роуд и Эджвер-роуд. Шеферд не понимал, почему Харгроув решил поговорить с ним именно в Паддингтон-Грин – самом охраняемом участке во всем Лондоне, где Особая служба допрашивала подозреваемых в терроризме. Вопрос вертелся у него на языке, но он не задавал его.

То, что Шеферд рассказывал суперинтенданту, было очень похоже на правду. Лучше всего лжет тот, кто лжет наполовину. В комнате для допросов стоял двухкассетный магнитофон, но запись на нем не работала. Харгроув объяснил, что хочет просто узнать, как все произошло, хотя для этого вполне можно было бы встретиться в пабе или кафе. Поэтому Шеферд тщательно следил за каждым своим словом. Харгроув мог подловить его на любой ошибке.

История Шеферда была проста. Он сидел ночью в своей камере. Неожиданно вошел человек в маске. Его отвели в камеру Карпентера. Мужчина в маске оглоушил наркоторговца и заставил Шеферда его нести. Все это почти не отличалось от правды. Шеферд не мог придумать ничего другого, поскольку камеры записали каждый их шаг.

Затем они сели в микроавтобус и выехали из тюрьмы. Где-то на окраине Лондона Шеферда выбросили на улицу. Карпентера увезли люди в масках. Конец истории. И конец лжи.

– У них был акцент? – спросил Харгроув.

– Да, кажется, ирландский.

– Кажется?

– Там стоял жуткий шум. Суматоха, крики. Попробуй пойми, какой у них акцент, когда все орут: «Быстрее, быстрее!» Но мне показалось, что ирландский.

– Северный или южный?

– Я не разобрал.

– Мы нашли русский гранатомет «РПГ». Его использовали и бросили на землю.

– Значит, с его помощью они попали внутрь?

– Да, разворотили ворота вдребезги. Это была часть боснийского оружия, за которым МИ-6 следила в конце девяностых годах. В Белфасте оно пропало. Было много разбирательств, но никого не сняли.

– ИРА?

– Настоящая ИРА. Психопаты. – Харгроув подался вперед. – Скажи, зачем парням из ИРА понадобилось вламываться в тюрьму, где полно террористов, и освобождать одного наркоторговца?

Шеферд пожал плечами:

– Может, из-за денег?

– Карпентер им заплатил? Так ты думаешь? Террористы-наемники?

– После одиннадцатого сентября им перекрыли финансовые потоки. А у Карпентера миллионы.

– И он заплатил террористам, чтобы они его вытащили?

Шеферд не ответил. Харгроув специально напускал туману или готовил ему ловушку.

– Тебе когда-нибудь приходилось иметь дело с ИРА? – спросил суперинтендант.

– Немного, – ответил Шеферд. – В основном с Временной.

Харгроув прекрасно знал, что он делал на военной службе, где бывал и с кем.

– Что ты думаешь о Настоящей ИРА?

– То же, что и вы. Это психопаты.

– Хорошо натренированы?

Шеферд помолчал.

– Вряд ли. У них нет такой дисциплины, как во Временной ИРА или учебных лагерях.

– Я тоже так думаю. Большинство людей, с которыми я говорил, считают, что Настоящей ИРА не под силу провести подобную акцию, как захват тюрьмы Шелтон.

Шеферд старался хранить невозмутимый вид. Харгроув поднаторел в искусстве допроса, и его внешнее спокойствие могло быть обманчивым.

– По крайней мере теперь мы знаем, кто работал на Карпентера.

– Кто?

– Стэн Йейтс. Шофер Маки, главы отдела по борьбе с наркотиками. Через него Карпентер узнавал обо всем, что шеф отдела говорил за пределами своего офиса или по телефону из машины.

– Йейтса арестовали?

– Он мертв. Во всяком случае, мы так думаем. Йейтс исчез на следующий день после побега. Машина тоже пропала.

– Может, он просто сбежал?

– Все его вещи остались в квартире. Паспорт, деньги, документы. Карпентер его убил, это точно.

– Да... Полетят головы.

Харгроув улыбнулся.

– Маки придется переключиться на экономические преступления, пока его не сплавят на пенсию, – промолвил он.

– А Ратбон был человеком Карпентера в тюрьме?

Харгроув кивнул.

– Мы арестовали Стаффорда. Гозден находится под следствием. Сомневаюсь, что он когда-нибудь будет снова управлять тюрьмой.

Шеферд не испытывал симпатии к Гоздену. Если бы тот хорошо исполнял свою работу, Карпентер вряд ли сумел бы проворачивать свои дела из-за решетки.

– Значит, ты не знал, что Карпентер собирается сбежать? – произнес Харгроув.

Шеферд заставил себя расслабиться. Допрос еще не закончился.

– Понятия не имел.

– А если бы имел?

– Теоретически?

– Теоретически.

– Я бы позвонил дяде Ричарду или отправился к начальнику тюрьмы.

– И больше ни к кому?

Шеферд нахмурился:

– Например?

– Мы проверили все телефонные звонки, сделанные незадолго до побега. Один был твой. Детективу Джимми Шарпу.

Шеферд спокойно смотрел на суперинтенданта, не отводя взгляда и удерживая ровное дыхание. Нельзя прятать глаза. Нельзя постукивать пальцами. Нельзя кусать ногти.

– Я хотел, чтобы Шарп присмотрел за Лайамом.

– Понятно. Ты беспокоился о мальчике. Это естественно. Он с ним виделся?

– Не знаю. Шарп обещал, что обо всем напишет.

– Но не написал?

Шеферд покачал головой:

– Теперь все это уже не важно, верно?

– Может быть, – сказал Харгроув.

– Вы беседовали с Джимми?

– Конечно. Он объяснил, что собирался позвонить своим родственникам, когда началась вся эта заварушка. К Лайаму он так и не попал.

– Я так и думал.

– Шарп довольно расплывчато упоминал еще об одной твоей просьбе.

– О какой?

– Похоже, у тебя начались проблемы с памятью. Надеюсь, это не болезнь Альцгеймера?

– У меня был сильный стресс.

– Ты дал ему номер телефона и попросил позвонить по нему, если возникнут какие-либо проблемы.

– Не помню, чтобы я такое говорил.

– И кому ты просил его позвонить, тоже не помнишь?

– Боюсь, что нет.

– Прямо эпидемия какая-то! – хмыкнул Харгроув. – Шарп тоже не запомнил этот номер. Сказал, что не стал звонить, потому что не было никаких проблем.

– Так оно и есть, – заметил Шеферд.

Харгроув уставился на него немигающим взглядом. Шеферд невозмутимо смотрел ему в глаза. Он знал, что последует дальше, и приготовился к атаке.

– У тебя был посетитель. Пятнадцатого числа.

– Возможно. – Он улыбнулся. – В тюрьме быстро теряешь счет дням.

Харгроув по-прежнему не сводил с него глаз.

– Ты заполнил бланк для посещений на Джо Хэмфриза. Написал, что он твой кузен.

– Кузен Боба Макдоналда.

– Кто это, Паук?

– Просто друг.

– Наверное, это была очень важная встреча, если ради нее ты готов был рискнуть провалом операции?

– Мне надоело торчать в тюрьме, и я хотел повидаться с другом.

Харгроув усмехнулся:

– Дипломатичный ответ. Кстати, я просмотрел видеозапись, сделанную в тот день в комнате для посещений.

– Интересно зачем?

На мгновение взгляд суперинтенданта стал жестким.

– Решил скрасить свой досуг. Изображение оказалось не слишком качественным, но я заметил, что Хэмфриз скрывает лицо под бейсболкой и темными очками.

– День был солнечным.

– Я так и подумал, – сказал Харгроув. – Давно ты его знаешь?

– Несколько лет.

– Странный он человек, этот Хэмфриз.

– Почему?

– При посещении указал свой домашний адрес, но на самом деле там живет какой-то газетный киоскер из Беттерси.

– Мой друг часто переезжает.

Харгроув откинулся в кресле.

– Давай вернемся к твоему звонку детективу Шарпу. Ты помнишь, о чем вы говорили?

Шеферд был готов к тому, что он переменит тему, и ответил без запинки.

– Ни слова.

Откровенная ложь. Он детально помнил всю беседу.

– Ничего страшного. Я прослушал ваш разговор от начала до конца.

Шеферд продолжал смотреть прямо на суперинтенданта, бесстрастно улыбаясь и положив ладони на колени.

– Ты сказал Шарпу, что, если что-нибудь случится, он должен позвонить по номеру, который ты ему дал, и объяснить, что произошло. Потом ты добавил: «Больше ничего. Не надо поднимать шум». Это твои точные слова. Что, по-твоему, могло случиться?

– Я лишь просил, чтобы он приглядел за моим сыном.

– Человек, с которым должен был связаться Шарп, – это таинственный мистер Хэмфриз?

– Нет.

– Уверен? У тебя был сильный стресс и все такое.

– Да.

– Я хотел бы пообщаться с мистером Хэмфризом.

Шеферд вздохнул.

– Он часто переезжает.

– Ты всегда был одним из моих лучших людей, Паук, – произнес Харгроув. – На тебя можно положиться. Поэтому я спрашиваю тебя, неофициальной без протокола, – у тебя есть что мне сообщить?

Шеферд промолчал.

– Абсолютно ничего?

Шеферд покачал головой.

* * *

В американском посольстве на Гроувнор-сквер работали два десятка спецагентов, но майор Гэннон всегда выделял из них Мэтта Уиллиса – не в последнюю очередь из-за того, что тот семь лет прослужил в подразделении «Морских котиков» и участвовал в афганской и иракской войнах.

Работа американского десанта давала им богатую пищу для бесед, и они часто засиживались до утра за рюмочкой спиртного в клубе «Спецназ», расположенном за универмагом «Харродз» в Найтсбридже.

Но на сей раз Гэннон и Уиллис договорились встретиться во время ленча, чтобы удержаться от искушения и не превратить деловое свидание в очередной кутеж. Клуб находился в безымянном квартале, застроенном кирпичными домами. После одиннадцатого сентября вывеску с заведения убрали, и теперь сновавшие мимо прохожие не подозревали, что в этом скромном здании сидят самые крутые и засекреченные сотрудники спецназа и что пьяные офицеры САС и СДК[8]8
  СДК – служба десантных кораблей, спецподразделение британского военного флота, аналог американских «Морских котиков».


[Закрыть] нередко устраивают там нечто вроде импровизированного катания с горок, съезжая на железных подносах по крутой лестнице.

Гэннон вошел в клуб и поднялся на второй этаж, в небольшой бар с мягкими кожаными креслами и панелями из темного дерева. Уиллис уже устроился в углу, повернувшись спиной к стене и смакуя виски со льдом. Поднявшись, он хлопнул майора по спине, заказал ему виски и усадил в соседнее кресло.

– Как работа? – спросил Гэннон, поставив свой чемоданчик на пол.

– Как обычно, – ответил Уиллис. – А у тебя?

Гэннон скорчил гримасу.

– Протираю штаны в казармах.

– Неужели? – усмехнулся Уиллис.

– С ИРА почти покончено, от республиканцев осталась лишь кучка психов, а об «Аль-Кайеде» здесь практически не слышно.

– Жаль, что тебя не было в Ираке.

– Не трави душу. Почти всех наших ребят направили туда, а меня оставили с этим чертовым телефоном.

Он кивнул на стоявший рядом чемоданчик. Куда бы Гэннон ни отправлялся, он всегда носил «всемогущего» с собой.

Мужчины чокнулись бокалами и выпили.

– Пообедаешь со мной? – спросил майор.

В клубе подавали хорошую еду в солдатском стиле – плотные питательные блюда без излишеств. Уиллис покачал головой:

– Мне надо успеть на телеконференцию с Лэнгли.

– Все было гораздо проще, пока спецслужбы не занялись наркотиками, – заметил Гэннон.

– Им пришлось искать новую работу, когда закончилась «холодная война», – промолвил Уиллис. – Поэтому они и решили переключиться на наркоту. Теперь половина наших секретных операций идет тайком от агентов ЦРУ. Они ведут себя так, словно мы их враги.

– То же самое между нашими полицейскими и спецагентами. Они друг друга ненавидят, а мы торчим посередине.

Гэннон подозвал старшего бармена и заказал еще выпивки.

– Итак? – промолвил Уиллис.

– Что?

– Ты пригласил меня не для того, чтобы жаловаться на спецслужбы?

Майор усмехнулся. Уиллис слишком хорошо его знал.

– Есть один наркоторговец, с которым мы хотим разобраться. Джералд Карпентер.

– Я о нем слышал.

Гэннон улыбнулся. Еще бы американец о нем не слышал. Карпентер был одним из самых крупных наркодилеров в стране, и о его побеге целую неделю сообщали во всех газетах.

– Почему ты не разобрался с ним, пока он был у тебя в руках? – поинтересовался Уиллис.

Майор поднял брови:

– О чем ты, Мэтт?

– Не держи меня за дурака, – ответил Уиллис, явно наслаждаясь его смущением. – Газеты вешали на уши всякое дерьмо про то, как Настоящая ИРА ворвалась в тюрьму Шелтон и вытащила оттуда своих людей, но я слишком стар, чтобы верить этому.

– А что же, по-твоему, произошло?

– Понятия не имею. Но я убежден: Настоящая ИРА не сумела бы взять даже захудалый банк, не то что тюрьму строгого режима.

– И что?

– Откуда мне знать, Алан? Может, ты мне объяснишь? Четверо людей в черном выбивают ворота из «РПГ» и врываются в хорошо охраняемую тюрьму. Они обрезают все коммуникации, расправляются с десятком охранников и исчезают во мраке с двумя заключенными из следственного блока. Похоже на работу спецназа?

– Вероятно, ты прав.

– Вместе с Карпентером освободили другого заключенного. Как его фамилия?

Гэннон пожал плечами.

– Макдоналд, – задумчиво промолвил Уиллис. – Вооруженный грабитель. Странная компания, правда? Крупный наркоделец и скромный налетчик. Если уж ИРА решила организовать эту операцию, почему она не пробежалась немного дальше и не освободила из спецблока своих ребят?

Гэннон развел руками. Уиллис откинулся в кресле и пригубил виски, глядя на майора поверх бокала.

– Где ты был, когда все это произошло? – спросил он.

– Играл в сквош со своим сержантом.

– Выиграл?

– Еще бы.

– Забавно.

Бармен принес напитки, и они подождали, пока он отойдет, чтобы продолжить разговор.

– Мы намерены вернуть его, – произнес Гэннон.

– Вся королевская конница?

– И вся королевская рать. Проблема в том, что мы не знаем, где он.

– Но вы его ищете?

– Поиски не в нашей компетенции. А спецслужбы вряд ли пожелают нам помочь. Это мы работаем на них, а не они на нас.

– Вам нужны оба? Карпентер и Макдоналд?

– Только Карпентер.

Уиллис закинул голову и посмотрел на потолок.

– Почему меня это не удивляет? – усмехнулся он.

– Надо поймать крупную рыбу, – сказал майор.

– Думаешь, он уже покинул Великобританию?

– Карпентер был бы идиотом, если бы остался.

– Если я правильно тебя понял, МИ-5 и МИ-6 в этом не участвуют?

– Будь они в деле, я бы не пришел к тебе, – проговорил Гэннон. – Интерпол его уже ищет, но Карпентер не станет ездить со своим паспортом.

– А как насчет его семьи?

– Они покинули страну через день после его побега. Добрались на «Евростаре» до Парижа и исчезли.

Уиллис провел пальцем по краю бокала.

– Ты хочешь, чтобы я подключил к делу своих ребят?

– Карпентер убил одного из ваших.

– Знаю, но это не доказано. Иначе он давно был бы в Штатах.

– Мы бы не подвергли его экстрадиции, учитывая риск вынесения смертного приговора.

Американец улыбнулся.

– Всегда есть обходные пути. Мы бы его получили. Просто у нас нет доказательств.

– Полиция нашла улики, но Карпентер почти сумел от них избавиться.

– Я слышал, ему помогал кто-то из своих.

– Длинные у тебя уши.

Уиллис взболтал виски в своем бокале.

– Короче, ты хочешь отыскать Карпентера. И что потом?

– Наши люди его возьмут.

– Это зависит от того, где он будет находиться.

– В Штаты он не поедет, это точно.

– А дальше?

– Мы вернем его в тюрьму.

Уиллис сделал большой глоток, не сводя глаз с майора.

– Ты уверен, Алан?

– Абсолютно.

– Клянешься?

Гэннон усмехнулся.

– Да.

* * *

Органист начал играть гимн, но Шеферд не помнил из него ни слова. В религиозных обрядах он принимал участие лишь на свадьбах и похоронах. Викарий закрыл Библию и кротко взглянул на паству. В руку Шеферда легла маленькая ладонь.

– Не грусти, папа.

Шеферд улыбнулся сыну. Они сидели на передней скамье в маленькой церкви недалеко от дома, где жили Мойра и Том. Родители Сью хотели похоронить ее в Херефорде, и Шеферд согласился. Сейчас они сидели рядом с ним, по другую сторону от Лайама. Мальчик был в школьной форме, начищенных ботинках и новом галстуке. Шеферд надел костюм.

– Я не грушу, – промолвил Шеферд и, обняв сына, крепко прижал его к себе.

Он солгал. Никогда ему не было так тяжело, как сейчас. В тюрьме он был слишком занят, чтобы тосковать о Сью по-настоящему, но теперь, когда все кончилось, скорбь обрушилась на него со всей силой.

– Что мы будем делать? – спросил Лайам.

– Просто жить. Помнить о твоей маме, скучать по ней, любить ее. Но жить дальше.

– А потом мы встретимся с ней в раю?

– Конечно.

– И ты по-прежнему будешь полицейским?

– Пока не знаю.

– Я тоже хочу стать полицейским, когда вырасту.

– Правда? Почему?

– Потому что они помогают людям.

Лайам прав, подумал Шеферд. Иногда полицейские помогают людям. А иногда их убивают. Или приносят горе тем, кто их окружает.

Он оглянулся через плечо. В заднем ряду сидел майор Гэннон, в черном костюме, рядом с ним О'Брайен, Шорт, Армстронг и Митчелл. Майор кивнул Шеферду, и тот слабо улыбнулся. Он радовался, что друзья пришли его поддержать, «прикрыть спину» в прямом и переносном смысле слова. Шеферд никогда не верил в херувимов с крыльями и арфами, но ему нравилась мысль об ангелах-хранителях, а пятеро мужчин в последнем ряду церкви служили ей веским подтверждением.

Шеферд и Лайам вышли в церковный дворик с Мойрой и Томом. Том был в твидовой шляпе, скрывавшей забинтованную рану у него на голове. Он шел, обняв Мойру за плечи.

На улице Шеферд остановился и посмотрел на безоблачное небо. Прекрасный летний день. Птицы щебетали в деревьях, окружавших маленький дворик. Бабочки кружились над цветущими кустами вокруг дорожки, ведущей от церкви к городу. Прекрасный день для свадьбы, подумал Шеферд, но совсем не подходящий для похорон. Хоронить надо в мрачную, дождливую погоду, когда с севера дует холодный ветер, а над головой висят тяжелые облака.

Сзади подошел Гэннон и положил ему руку на плечо.

– Прими мои соболезнования, Паук, – сказал он.

В левой руке он держал чемоданчик с телефоном.

– Спасибо, майор.

– Ты уже думал о том, как поступить дальше?

– Пока не решил. – Шеферд кивнул на Харгроува, направлявшегося к своей машине. – Он хочет снова запрячь меня.

– Ты сделал отличную работу, – заметил Гэннон.

– Спасибо.

Майор наклонился к Лайаму:

– Можешь гордиться своим отцом.

– Я горжусь.

Гэннон взъерошил ему волосы.

– Это твоя бабушка там стоит?

Мальчик посмотрел на Мойру и кивнул.

– Сходи к ней и узнай, как у нее дела, хорошо? – попросил Гэннон. – Мне надо поговорить с твоим папой.

– Ладно, – ответил Лайам и побежал по дорожке.

Гэннон выпрямился.

– Мы его нашли, – сообщил он.

– Где?

– На колумбийском корабле в Атлантике. Он звонил по спутниковому телефону жене и детям, и его засекло АНБ[9]9
  АНБ – агентство национальной безопасности в составе министерства обороны США.


[Закрыть].

– И что теперь?

– Мы намерены его взять.

– Официально?

– Вполне. Направлен в «Квант» формальный запрос, и мы выполним всю грязную работу.

«Квантом» назывался отряд Гэннона, специальное подразделение, связывавшее между собой десантные группы САС и СДК и выполнявшее особо сложные задания, которые считались слишком опасными для спецслужб.

В дальнем конце кладбища Мойра взяла за руку Лайама, Том держал его за другую.

– Хочешь к нам присоединиться? – спросил Гэннон.

Шеферд посмотрел, как Мойра и Том уводят Лайама. Он знал, что его место дома, рядом с сыном. Но по его крови уже бежал адреналин, и сердце билось быстрее. Шеферд хотел быть отцом, но он мечтал увидеть, как Карпентер расплатится за свои грехи. Карпентер похитил Лайама и угрожал его убить. Он заставил Шеферда устроить ему побег. На его совести кровь Джонатана Элиота. Карпентер должен заплатить за свои преступления, потому что если он уйдет безнаказанным, все, что сделал Шеферд, окажется полной ерундой.

– Да, – сказал он. – Хочу.

* * *

Шеферд подумал, что это похоже на сцену из преисподней. Черные фигуры с торчащими хоботами, выпученными глазами и горбатыми спинами скорчились вдоль стены, озаренные багровым светом. Их грудные клетки вздымались и опадали, вдыхая воздух через трубки, уходившие куда-то в крышу. Все сидели, нагнувшись далеко вперед, чтобы не упираться ранцами в фюзеляж «Нимрода». Их автоматы смотрели дулом вниз. Каждый десантник был оснащен системой жизнеобеспечения для высотных прыжков. Экипировка включала черные подшлемники и шлемы, кислородные маски, газовые баллоны, ботинки и изотермические защитные чулки. На каждом были очки от ветра и по две пары перчаток – шерстяные, плотно прилегавшие к коже и создававшие теплоизоляцию, и кожаные, защищавшие от внешних повреждений. Пристегнутые к груди жидкокристаллические мониторы показывали данные компьютерной навигационной системы. Черные теплозащитные костюмы на толстой войлочной подкладке предохраняли от переохлаждения на большой высоте. Термометр на фюзеляже «Нимрода» показывал минус сорок восемь градусов по Фаренгейту, а за бортом мороз должен был усилиться от сильных вихревых потоков. Без защитных костюмов они превратились бы в ледышки еще до приземления.

На спине десантников висели сложенные парашюты на две трети больше обычного размера, с подвесной системой и резервным куполом в передней части ранца. В кобурах торчали пистолеты, в кармашках на ноге – ножи. Автоматы надежно крепились ремнями на груди. Все десантники были вооружены моделью «хеклер-и-кох» с глушителем и регулятором фиксированных очередей, дополнявшим одиночную и автоматическую стрельбу. Приклада у автомата не было, чтобы оружие не могло запутаться в стропах парашюта, а глушитель обеспечивал элемент внезапности. На кожаных ремнях гроздьями висели боеприпасы и дополнительная амуниция. Они были обеспечены всем, чтобы, спрыгнув с высоты тридцать тысяч футов, выполнить задачу и уничтожить цель.

На авиабазе в Кулдроуз каждого десантника взвесили и распределили груз согласно весу. Время затяжного прыжка зависит от массы тела. Чем тяжелее человек и его экипировка, тем быстрее он станет падать, а для Гэннона было важно, чтобы все его люди приземлились одновременно.

Гэннон сидел ближе к носу самолета, у самой двери. Рядом с ним находился выпускающий, человек в комбинезоне цвета хаки и стеганом жилете, прикрепленном толстым шлангом к фюзеляжу. «Нимрод» предназначался скорее для авиаразведки, чем для десантирования восьмерых спецназовцев с шестимильной высоты, и у выпускающего был довольно кислый вид. Он чувствовал себя намного комфортнее в транспортном «Геркулесе С-130». Как и парашютисты, выпускающий дышал через кислородную маску, соединенную с центральной системой самолета. «Нимрод» был разгерметизирован десять минут назад, когда они приблизились к месту высадки. Летчик выключил два мотора из четырех и снизил скорость до ста узлов.

– Ребята, проверка связи, – произнес Гэннон в радиомикрофон.

Десантники один за другим назвали свои кодовые имена. Шеферд был «Альфой-2». Гэннон приказал настроить альтиметры, висевшие у каждого на правой руке. Они поставили тридцать две тысячи футов над уровнем моря. Чтобы добраться до цели, парашютистам понадобится почти час, и за это время они преодолеют сорок миль. Найти переделанный в грузовое судно танкер посреди Атлантики очень сложно, но с помощью навигационной системы GPS задача облегчалась. Однако промахнуться нельзя: они прыгали ночью, и если кто-нибудь из них проскочит мимо корабля, плыть до берега чертовски далеко.

Восемь спецназовцев разбились на пары и проверили друг у друга экипировку – кислородное снабжение, подвесную систему, радиовысотомер и прибор, обеспечивавший автоматическое раскрытие купола на высоте двадцать шесть тысяч футов. Шеферд осмотрел парашют Гэннона и сложил круг из большого и указательного пальца, показав этим жестом, что все в порядке. Майор проверил ранец Шеферда и хлопнул его по плечу. Он приблизил свою маску к его уху.

– Как дела? – заорал он, перекрывая рев турбин. – Держись ко мне поближе, ладно?

Майор не хотел пользоваться микрофоном, чтобы его не услышали остальные.

– Все нормально! – прокричал в ответ Шеферд.

Раньше он часто прыгал с большой высоты, правда, не на палубу корабля и не безлунной ночью, но принцип был тот же самый: выходишь из самолета, надеешься, что парашют раскроется, правишь к цели и стараешься приземлиться, не отбив себе задницу. Очень просто.

Судно, на которое они высаживались, было танкером средних размеров. На корме имелась надстройка с капитанским мостиком и каютами для команды, но остальную часть огромной палубы занимала сложная мешанина из люков и труб, где можно запросто сломать себе ногу или бедро. Даже в идеальных условиях это была не самая удобная посадочная площадка. При десантировании с ранним раскрытием купола у них всегда хватало времени для выбора точки приземления, к тому же парашюты были огромными и летели очень медленно. Затяжные высотные прыжки не обеспечивали должной безопасности, и майор их не практиковал, хотя они уменьшали риск быть обнаруженными в воздухе.

Существовал и третий способ – высотный прыжок без раскрытия парашюта, – но в САС старались избегать подобных маневров. Десантник весом в сто семьдесят футов и с полусотней фунтов груза, мчавшийся со скоростью сто двадцать миль в час, вряд ли мог рассчитывать на мягкую посадку. Шеферд вспомнил свой первый затяжной высотный прыжок над равниной Солсбери к западу от Лондона. Он был одним из шестерых курсантов под началом седого сержанта, прослужившего в полку пятнадцать лет. Выстраивая их в очередь, сержант незаметно сунул в ранец Шеферда обрывок старого парашюта. Когда Шеферд собирался прыгнуть, сержант похлопал его по плечу. Шеферд обернулся, увидел за своей спиной рваный лоскут, и сержант вытолкнул его из самолета. Следующие две минуты, когда он в полной экипировке на предельной скорости летел к земле, уверенный в том, что ему дали неисправный парашют, показались ему самыми длинными в жизни. Только через неделю до него дошло, что это был просто розыгрыш.