Текст книги "Жесткая посадка"

– Передашь ему сам, когда он выйдет, – сказал мужчина.

Элис последовала за Роупером в гостиную и остановилась перед ним, скрестив руки на груди.

– Кто это? – прошептала она, но Роупер повернулся к ней спиной.

– Вы не могли так просто получить этот номер, – сказал он. – Его нет в справочниках.

– Мы дали тебе шанс избавить от неприятностей себя и семью, – заявил мужчина. – В том, что случится дальше, виноват ты сам.

– А что случится дальше?

– Сэнди? – позвала Элис, но Роупер прижал палец к ее губам.

– Ты помнишь, что произошло с тем полицейским. Тебя мы достанем так же легко, как и его.

– Тогда зачем звонить?

– Последняя попытка, – ответил мужчина, и Роупер уловил в его голосе западный акцент. – Мы уже рассматривали разные возможности. Хотели предложить тебе денег, но утверждают, будто ты не берешь взяток, Сэнди. Скажи мне, что я ошибаюсь, и завтра на твоем счету появится сумма с пятью нулями.

– Я подумаю.

Когда они переведут деньги, у него появится след, за который сумеет ухватиться система и, если повезет, выйти на Карпентера.

– По-твоему, у меня на лбу крупными буквами написано «кретин»? – усмехнулся мужчина. – Мы все проверили, Роупер, и знаем, что ты никогда не брал денег. Ни разу. Ты и тот полицейский, вы оба чисты как стеклышко.

Приятно, что этот мерзавец считает его неподкупным, подумал Роупер, хотя именно это и ставит его в трудное положение.

– И что теперь?

– Вначале мы тебя вежливо просили. Теперь мы тебе просто говорим. Скажи, что у тебя внезапный провал в памяти. Больше от тебя ничего не требуется.

– Я не могу.

– Понятная реакция, – заметил мужчина. – Ты много лет работал в таможне, делал карьеру, выполнял свой долг перед королевой и страной. Наверное, когда ты снимешь свой чистенький мундир, тебя даже наградят какой-нибудь медалью. Но тебе пора задуматься о том, кто мы такие, Сэнди, и понять, что каждый из нас может потерять в этой игре. Какая тебе радость, если ты увидишь моего босса за решеткой? Чего ты этим добьешься? Только того, что семейный человек вроде тебя сядет в тюрьму на десять лет или на пятнадцать. А теперь подумай, что ты можешь потерять. Уверен, ты прекрасно знаешь, что с тобой случится. Сколько тебе лет, Сэнди? В следующем месяце стукнет пятьдесят три года, верно? Впереди маячит пенсия. А потом много мирных лет, проведенных с женой и детьми. И это ты готов поставить на карту?

Роупер промолчал. Элис стояла рядом и с тревогой смотрела на него.

– Кто это? – прошептала она.

– Больше мы не будем тебе звонить, – продолжил мужчина. – Если завтра ты не откажешься от дачи показаний, тебе конец. Это не угроза, а уведомление.

Роупер положил телефон на столик.

– Ради Бога, Сэнди, кто это был? – воскликнула жена.

Роуперу хотелось ей солгать, притвориться, что все в порядке, но он сознавал, что настало время говорить правду. И он рассказал, что произошло. А когда на ее глазах выступили слезы, он крепко прижал жену к себе.

* * *

Когда Шеферда регистрировали в тюрьме Шелтон, его спросили, какую религию он исповедует, и он честно признался – никакую. Но церковная служба давала редкую возможность для встречи заключенных из разных блоков, и Шеферд хотел посмотреть, с кем будет общаться Карпентер. Поэтому он попросил включить его в список приверженцев англиканской церкви. Католиков уводили на мессу в четверть десятого и возвращали в камеры час спустя. Ли тоже записался на англиканскую службу, и когда в половине одиннадцатого их дверь открыли, они вместе направились к кабинке. Свыше тридцати заключенных ждали начата церемонии.

– Не думал, что здесь так много верующих, – заметил Шеферд, повернувшись к Ли.

Ли вытер нос тыльной стороной ладони.

– Это хороший повод пообщаться, – объяснил он. – Встретиться с должниками, поболтать о том о сем, узнать, кого отправили в полет.

– В полет?

– Ну да, это когда надзиратели берут в оборот какого-нибудь скандалиста. Сажают его в фургон и везут в тюрьму на другой конец страны. – Ли усмехнулся. – Если будешь вести себя как раньше, тебя тоже когда-нибудь отправят в полет.

Карпентер спустился с третьего этажа вместе с Джилли Джилкристом.

Ллойд-Дэвис проверила фамилии по списку, открыла решетчатые ворота и повела их по коридору безопасности. Они слились с сотнями других заключенных, которых тоже сопровождали надзиратели.

У входа в помещение, где должна была состояться служба, арестанты подверглись тщательному обыску. Шеферд подумал, что церковные собрания дают хорошую возможность для передачи контрабанды между блоками, поэтому охрана и держится начеку.

Он устроился поближе к выходу. В середине помещения перед небольшой деревянной кафедрой имелось место для сотни человек, а в дальнем углу находился маленький электронный орган, за которым, исполняя гимн, стояла немолодая женщина в цветастом платье и широкополой шляпе.

Карпентер пересек центральный проход и сел возле толстого мужчины с мясистым подбородком, постоянно вытирающим лицо носовым платком. Редкие волосы коротко подстрижены, в левом ухе блестит золотая серьга. Он прошептал что-то Карпентеру, и тот кивнул. Потом они сдвинули головы и углубились в беседу.

Шеферд постарался расслабиться и «пролистал» в своей памяти тысячи фотографий. Он уже видел этого человека на каком-то снимке. Фото из полицейского участка. Вид спереди и сбоку. Ронни Бэйн. Крупный торговец марихуаной, получивший восемь лет после того, как его сдал один из членов банды. Его поместили в тюрьму строгого режима, когда он попытался подкупить двух судей и добиться оправдательного вердикта. Теперь ему оставалось сидеть больше половины срока.

Двое заключенных стали разносить книжечки с гимнами и передавать их по рядам. Шеферд устроился поудобнее, скрестил руки на груди и оглядел помещение, наполненное убийцами, наркоторговцами, педофилами и террористами. Отовсюду слышался приглушенный шепот, и Шеферд заметил, что многие, несмотря на обыск, передавали друг другу записки и пакетики, переходившие из рук в руки и изо рта в рот.

Священник объявил гимн, и все прихожане поднялись. В дверях стоял надзиратель из Уэльса, возглавлявший хор, его глубокий баритон эхом отражался от стен. Шеферд старался как мог, хотя не знал слов. Бэйн и Карпентер дружно пели. Им вторил Ли, сидевший с молодыми людьми в спортивной форме английских футбольных клубов и с множеством татуировок, изображавших бульдогов, крест Святого Георга или окровавленные кинжалы. Все они усердно голосили, откинув головы и разинув рты. Эта компания напоминала Шеферду стаю волков, воющих на луну.

* * *

В воскресенье работы не было, но после обеда Шеферда выпустили из камеры, чтобы помыть полы. Он убирался вместе с Чарли Уэстоном и впервые увидел Хомяка и Джинджера. Хомяк оказался тощим и длинным латиноамериканцем с дефектом речи, из-за которого его голос звучал так, словно он говорил с зажатым носом. Джинджер был с головы до ног одет в цвета «Манчестер юнайтед», включая бейсболку, спортивный костюм, наручные повязки и кроссовки с эмблемой клуба. Говорил он тоже только о футболе. Карпентер так и не появился.

Шеферд заметил Ллойд-Дэвис, она шла по этажу, опустив голову и погрузившись в свои мысли.

– Мэм? – окликнул он.

Она взглянула на него, нахмурив брови.

– Простите, что отвлекаю вас, мэм, но я хотел бы сегодня пойти в спортзал.

– Об этом надо предупреждать заранее.

– Я попытался, но мне ответили, что список уже полон.

– Все желают попасть в спортзал. Тебе придется ждать своей очереди. К тому же сегодня днем у тебя три часа общения и прогулочный двор в твоем распоряжении. Можешь устроить небольшую пробежку.

– Есть люди, которые ходят туда каждый день.

Ллойд-Дэвис прищурилась:

– О чем ты?

– Непонятно, почему одних парней включают в список ежедневно, а другие должны выпрашивать всего сеанс в неделю.

– Ты провел здесь всего несколько дней, – возразила надзирательница. – Такие вещи делаются не сразу. По тюремным правилам тебе положено ходить в спортзал раз в неделю. Все остальное – привилегия, а не право.

– Да, но почему-то у одних заключенных привилегий больше, чем у других.

– Именно для этого и существует система поощрений, – объяснила Ллойд-Дэвис. – Принцип кнута и пряника. Посещение спортзала – один из таких пряников.

– Тогда можно попросить у вас еще один пряник, мэм? – улыбнувшись, промолвил Шеферд.

– Не надо на меня давить. – Она ответила ему улыбкой. – Ладно, я подумаю.

Надзирательница указала на пол:

– Тут плохо помыто.

Он нагнулся посмотреть, и Ллойд-Дэвис усмехнулась.

– Вот ты и склонил голову перед законом, – заметила она и пошла дальше.

* * *

Карпентер допил капуччино и поставил чашечку с блюдцем на стол. Кофе был жалким подобием того, что Бонни готовила ему дома, но в ее распоряжении имелась роскошная кофеварка из Италии – настоящий шедевр, за который он заплатил очень дорого. Карпентер попросил разрешения держать кофеварку в камере, однако комендант отклонил его просьбу из соображений безопасности. Идиотская причина, впрочем, очень многие тюремные правила не имели смысла. Заключенным не позволяли использовать чайники, зато допускались термосы и горячая вода. С точки зрения электрика, кофеварка представляла такую же опасность, как и телевизоры в каждой камере. Когда Карпентер хотел купить модель с большим размером экрана, ему отказали, хотя DVD-плейеры – вот еще одна нелепость – считались вполне законными. Надо лишь накопить достаточную сумму на тюремном счете и приобрести аппаратуру. Карпентера включили в группу «продвинутых», значит, он мог тратить по тридцать фунтов в неделю. Часть этих денег уходила на телефонные разговоры, но ему удавалось экономить на продуктах, которые покупали для него заключенные. Они поставляли ему практически все напитки и еду. Карпентер делал заказ, и товар приносили прямо в камеру. А он компенсировал их затраты на воле из расчета десять к одному.

Карпентер вышел из камеры и облокотился на перила. Заключенные внизу выстроились перед прогулочной площадкой. Карпентер ненавидел ее. Она напоминала ему о школьных днях. Тогда их на один час вытаскивали из классных комнат и гнали во двор, чтобы они могли разрядить лишнюю энергию и потом хорошо вести себя на уроках.

Карпентер спустился на первый этаж. По дороге ему кивнули несколько заключенных – все, кто провел здесь много времени и знал, кто он такой. Впрочем, Карпентер не собирался сидеть здесь настолько долго, чтобы заводить личные знакомства. Он подкупил Диггера, и больше его никто не волновал.

Камера Хичкока находилась у бильярдного стола. Дверь была открыта, но Карпентер постучал.

– Можно? – спросил он.

Хичкок лежал на койке.

– Что нужно?

– Поговорить.

– Я хочу, чтобы меня оставили в покое.

– Боюсь, здесь это желание невыполнимо, – заметил Карпентер.

Он вошел и закрыл за собой дверь. Камера была двухместная, и Хичкок занимал верхнюю койку; он лежал, повернувшись лицом к стене. Карпентер вынул из кармана кольцо.

– Кажется, это твое.

Хичкок обернулся. Увидев обручальное кольцо, он открыл рот. Повернувшись на бок, он взял золотую вещицу у Карпентера и уставился на нее с таким видом, словно боялся, что она исчезнет.

– Где ты его взял? – спросил он.

– Я подумал, что ты хочешь его вернуть.

Хичкок надел кольцо на палец.

– Ни разу не снимал его после женитьбы, – пробормотал он. – Ты женат?

– Четырнадцать лет.

– За что ты здесь?

Карпентер предостерегающе поднял руку.

– Существует тюремный этикет. Нельзя спрашивать другого, за что он сидит. Если он расскажет сам, прекрасно. Но спрашивать запрещено.

– Я запомню. Извини.

– Есть и другие правила, – продолжил Карпентер. – Например, не входить в чужую камеру без разрешения. И платить за каждую услугу. Здесь ничего не делают бесплатно.

Хичкок посмотрел на кольцо. Намек ясен.

– Сколько я тебе должен? – спросил он.

Карпентер улыбнулся.

– Деньги здесь не в цене, Саймон.

– Но ты чего-то от меня хочешь?

– Схватываешь на лету. Не бойся, Саймон, мне не нужно ничего особенного. Только «ФТ».

– "ФТ"?

– "Файнэншл таймс". С понедельника по субботу. И «Экономист» раз в неделю. Сделаешь запрос, и тебе станут регулярно доставлять газеты. А ты будешь приносить их ко мне в камеру. Я на третьем этаже. Верхний ярус.

– И как я буду за них платить?

– Со своего тюремного счета. Думаю, скоро тебя переведут в группу «продвинутых», и ты сможешь тратить по тридцать фунтов в неделю.

– Но мне необходимы деньги, чтобы звонить жене.

– Ничего, как-нибудь обойдешься. Если тебе что-нибудь понадобится, обратись к Диггеру. Он достанет, а ты заплатишь ему на воле.

На глаза Хичкока навернулись слезы. Карпентер знал, что его требования несправедливы, но он не чувствовал симпатии к этому человеку. В тюрьме ты или овца, или волк. Карпентер и Диггер пришли сюда как волки и сразу узнали друг друга. Даже этот новичок, Макдоналд, успел показать зубы в первые же дни пребывания в тюрьме Шелтон. А на людях вроде Хичкока стояло клеймо неудачника. Они были жертвами. Легкой добычей. Если в него не вцепится Карпентер, это сделает кто-нибудь другой.

– Все это похоже на страшный сон, – промолвил Хичкок.

Он сидел на краю койки, уронив голову на руки.

– У тебя есть деньги на свободе, верно?

Хичкок кивнул.

– Тогда используй их. Диггер достанет тебе что угодно. Хочешь одиночную камеру, обратись к нему. Нужна хорошая работа, он и это устроит.

– Ты про того черного верзилу? Это он украл мое кольцо. И медаль Святого Христофора.

– Диггер тут главный. Он берет все, что пожелает.

– Почему надзиратели ничего не предпринимают?

– Здесь не детский сад. Никто не бегает жаловаться к воспитателю.

– Я говорил с одним из охранников. Он сказал, что может составить об этом рапорт, но тогда Диггер... – Хичкок замолчал. – Какой-то кошмар.

– Что за охранник?

– Гамилтон. Молодой парень.

– Он дал тебе хороший совет. Если он подаст рапорт, его передадут начальнику тюрьмы, а ты станешь стукачом. Стукачи в тюрьме долго не живут.

– Значит, я должен делать то, что он велит? Диггер получает все, что пожелает?

– Ты можешь выступить против него, но он большой и сильный парень. Лучше плати ему за то, что нужно тебе. Ты счастливчик, Саймон. У тебя есть средства. Многие заключенные сидят без денег, но они все равно должны ему платить. Тем или иным способом.

Карпентер направился к двери.

– Джерри?

Карпентер приостановился и посмотрел через плечо.

– Спасибо, – пробормотал Хичкок.

По его щекам струились слезы. Карпентер почувствовал к нему презрение.

– Не забудь про «ФТ», – напомнил он.

* * *

Шеферд следил за игрой в бильярд двух заключенных, одетых в желто-зеленые футболки ямайского клуба. Он заметил, что Карпентер вышел из камеры Хичкока и отправился наверх. Шеферд догнал его, когда тот был уже на втором ярусе.

– Джерри, можно с тобой поговорить?

Они остановились у перил площадки, нависавшей над первым этажом. Было уже около половины пятого, приближалось время раздачи ужина. В четверть шестого камеры закроют, и потом еще пятнадцать часов придется просидеть взаперти. Пятнадцать часов в компании с Ли и дурацким телевизором. Пятнадцать часов, за которые его дело не продвинется ни на, шаг.

– Помнишь нашу вчерашнюю беседу в спортзале?

– Ты о чем?

Шеферд оглянулся по сторонам и, убедившись, что никто их не слышит, понизил голос до шепота:

– Если я отсюда не выберусь, то рехнусь.

– Здесь все не по своей воле, – возразил Карпентер.

– У меня уже крыша едет. Я в тюрьме и года не продержусь, не то что десять.

– Привыкнешь, – холодно промолвил Карпентер.

– К чертям собачьим! – выругался Шеферд.

– Не надо кричать, Боб. Я просто объясняю, как обстоят дела.

Шеферд так крепко вцепился в перила, что у него побелели костяшки пальцев.

– Извини, – сказал он. – Но я уже сыт по горло и больше не могу.

– Поэтому нас и водят в спортзал. Выпустить лишний пар.

– Мне бы это помогло, если бы я знал, что скоро выберусь. Но мне грозит огромный срок. Если я срочно что-нибудь не предприму...

Карпентер пожал плечами:

– У меня полно своих проблем.

– Но ты их как-то решаешь, верно?

Глаза Карпентера превратились в лед.

– С чего ты взял?

Шеферд не отводил от него взгляда, стараясь дышать ровно и не выдавать волнения. Не полицейский под прикрытием, а обычный парень, решивший немного поболтать. Главное, вести себя естественно. Хотя Боб Макдоналд не знал наверняка, что Карпентер устраняет свидетелей и избавляется от улик, но после общения в спортзале у него вполне могла появиться такая мысль.

– Ты слишком спокоен, – ответил Шеферд. – Значит, уверен, что сумеешь выбраться.

– У меня хороший адвокат.

– Если бы у тебя был хороший адвокат, ты бы не сидел сейчас в тюрьме. Нет, у тебя идет работа. Ты вчера говорил, что улаживаешь все проблемы на воле.

– Даже если так, это мое дело.

– Ты должен мне помочь, Джерри.

– Я тебе ничего не должен.

Шеферд положил ладонь на руку Карпентера.

– Послушай, на свободе есть люди, которые могут меня вытащить, но я не знаю, как с ними связаться. Мой адвокат – тупой законник, он не станет ничего передавать, по крайней мере то, что мне необходимо. Жена слышать обо мне не хочет, а телефонные звонки прослушиваются. Если ты мне не поможешь, я по уши в дерьме.

Внизу появились двое заключенных в поварских передниках, они выкатили передвижную плиту и включили шнур в розетку. Ли утверждал, что в воскресенье дают самый лучший ужин – ростбиф или жареную индейку с разными гарнирами.

– Почему я должен помогать тебе, Боб? Какой у меня в этом интерес?

– Я заплачу.

– Мне не нужны твои деньги.

– Но я без тебя не обойдусь. Мне бы только подать весточку на волю. Записку тем парням, которые сумеют все уладить.

Карпентер потер подбородок.

– Ладно, я подумаю, – произнес он.

– Ты окажешь мне огромную услугу. Я буду тебе должен.

– Верно, – согласился Карпентер.

Он поднялся на третий этаж и направился к своей камере.

Шеферд перегнулся через перила. У плиты уже выстроилась очередь. Один из игроков в бильярд рассмеялся и хлопнул по ладони своего соперника. Шеферд заметил, что у стены возле стола стоит Дикобраз и смотрит прямо на него. Он ответил на его взгляд. Дикобраз отделился от стены и скрестил руки на груди. Он презрительно оттопырил губу. Шеферд выпрямился, но продолжал смотреть на Дикобраза. Его не испугала эта демонстрация агрессии. Один раз он его уже побил, и если понадобится, побьет опять. То, что Дикобраз так открыто выражал свою враждебность, давало Шеферду возможность подготовиться. Он чувствовал исходившую от Дикобраза ненависть и понимал, что продолжение не заставит себя ждать.

– Не надо дразнить зверей, – произнес рядом чей-то голос.

Шеферд обернулся и увидел за спиной Эда Харриса.

– Он первый начал, ваша честь, – сказал он, усмехнувшись.

– Похоже, моя брошюрка о контролировании гнева тебя не заинтересовала.

– Дело не в гневе, – возразил Шеферд. – Просто Дикобраз мечтает разобраться со мной, а я не хочу ему это позволить.

– Дикобраз работает на Диггера, а Диггер лишь в одной этой секции может набрать дюжину парней, – заметил Харрис.

– Диггер не проблема.

– Он поддержит своего человека, если его к этому вынудят.

– Посмотрим.

– Драки осложняют жизнь всем. Нас запрут по камерам, и люди будут недовольны.

– Это угроза, Эд?

Харрис дружелюбно улыбнулся.

– Я никому не угрожаю, Боб. Я Исповедник. Стараюсь помочь, чем могу.

– Мне не нужна помощь. – Шеферд кивнул на Дикобраза, все еще не спускавшего с него глаз. – Поговори лучше с ним. Если кому-то необходим урок по контролированию гнева, то именно ему.

Харрис оперся на перила, повернувшись спиной к сетке.

– Надеюсь, расизм тут ни при чем?

– Брось, Эд!

– Здесь часто случаются столкновения на расовой почве.

– Дикобраз взъелся на меня потому, что я белый?

Харрис хмыкнул.

– Наоборот. Все решат, что ты сцепился с ним, ведь он чернокожий. Тебя переведут обратно в базовую группу и, вероятно, лишат свободного времени, так что будешь торчать в камере по двадцать три часа в сутки.

– Дело не в цвете кожи, – заметил Шеферд. – Скорее в положении и власти. Он хочет, чтобы все считали его крутым парнем.

– А тебя это раздражает?

– На надо практиковать на мне свою доморощенную психологию, Эд. Мне незачем с ним драться. У него нет ничего такого, что мне надо. Просто он на меня наехал, и мне пришлось ответить. Это уязвило его, и теперь он жаждет отомстить. Тогда ему станет легче, поскольку он всем покажет свою крутизну.

– Ладно, будь осторожнее. Это все, что я хотел сказать.

Харрис отошел от перил и стал спускаться к передвижной плите.

Шеферд посмотрел на первый этаж. Дикобраз по-прежнему не отрывал от него взгляда. В одном Харрис был прав: если ссора с Дикобразом закончится открытой стычкой, охрана снова запрет все камеры. Или, еще того хуже, переведет Шеферда в другую секцию. Если это произойдет, он сможет остаться здесь, только обратившись к начальнику тюрьмы, а это вызовет пересуды среди охранников и заключенных. Шеферд не мог позволить себе такой роскоши. Единственное, что ему оставалось, – нанести удар первым. Он улыбнулся Дикобразу и изобразил рукой пистолет. Наведя на него «дуло», он тихо шепнул:

– Бах!

* * *

Под капюшоном было слишком душно, и по спине Харгроува струился пот. Когда машина повернула направо, он сделал несколько коротких вдохов, стараясь подавить рвотный рефлекс.

– Все в порядке, Сэм? – спросил Реймонд Маки.

Он сидел рядом с Харгроувом на заднем сиденье «ровера».

– Мне станет намного лучше, когда с меня снимут этот чертов мешок, – ответил Харгроув.

«Ровер» сделал еще один поворот, и в животе у Харгроува все перевернулось. В голове запульсировала боль, рот наполнился кислой отрыжкой, которую ему пришлось проглотить. Он совсем не так планировал провести выходной день.

– Прости за конспирацию, – сказал Маки. – Я хочу, чтобы у Роупера было спокойнее на душе.

– Не волнуйся, Рей, – отозвался Харгроув. – На твоем месте я сделал бы то же самое.

Машина неожиданно ускорила ход, и Харгроуву снова стало плохо. Он глубоко вдохнул. Капюшон был сделан из хлопчатобумажной ткани и ослаблен у горла, но воздух под ним все равно казался слишком жарким и густым. Как только они выехали из Лондона, глава таможенного отдела по борьбе с наркотиками протянул ему эту черную тряпицу и извиняющимся тоном попросил ее надеть. Харгроув не стал спрашивать зачем – ему уже объяснили, что жизнь Роупера в опасности и местонахождение убежища известно узкому кругу людей. Человек более чувствительный принял бы такую просьбу за оскорбление, но Харгроув понимал, что после убийства Джонатана Элиота полиции приходится быть не столь щепетильной. Он молча надел мешок и терпеливо страдал до конца пути.

«Ровер» замедлил ход и снова повернул, потом скрипнул тормозами и застыл на месте.

– Буду признателен, если ты немного побудешь в капюшоне, – произнес Маки. – Надеюсь, ты понимаешь.

Харгроув отлично понимал. Таможенники не столько хотели помешать ему разглядеть убежище, сколько убедить Роупера, что ради его безопасности были приняты все меры предосторожности. Несмотря на свое состояние, Харгроув не удержался от улыбки. Вот уж действительно, подумал он, люди любят размахивать кулаками после драки.

Автомобиль дрогнул, когда из него вышел водитель, открылась задняя дверца, и Харгроув почувствовал легкое прикосновение на своей руке.

– Осторожнее, – предупредил шофер, помогая суперинтенданту вылезти из машины.

Маки подвел Харгроува к парадному входу, постучал и перевел его через порог. Дверь открылась, и он снял с суперинтенданта капюшон. Харгроув заморгал и взъерошил ладонью волосы. В дверном проеме стояли пожилой мужчина и женщина с заплаканным лицом. Маки дружелюбно улыбнулся.

– Сэнди, Элис, позвольте представить вам суперинтенданта Сэма Харгроува. Надеюсь, он поможет немного рассеять ваши страхи.

– Вы из отдела по борьбе с наркотиками? – спросил Роупер.

Харгроув покачал головой:

– Нет, Сэнди. – Он улыбнулся Элис: – Не угостите меня чашкой чаю, миссис Роупер? Я почти всю дорогу просидел в мешке и умираю от жажды.

Элис поспешила в кухню. Роупер вернулся в гостиную. В углу работал маленький цветной телевизор с выключенным звуком. Маки и Харгроув двинулись за ним и сели на дешевый синтетический диван. Роупер встал спиной к экрану и скрестил руки на груди.

– При всем уважении я не в восторге от вмешательства полиции, особенно после того, что случилось с Джонатаном Элиотом, – промолвил Роупер, повернувшись к Маки.

– Суперинтендант Харгроув не отвечает за твою защиту и не будет отвечать, – успокоил его Маки. – Он приехал тебя подбодрить. Просто выслушай, что он скажет.

Роупер шевельнулся, словно хотел что-то возразить, но затем молча опустился в кресло, сделанное из того же красного винила, что и диван. Когда он стал устраиваться поудобнее, кресло издало неприятный треск, и Роупер поморщился.

– Моя жена ненавидит эту мебель, – проговорил он. – Как и весь дом.

– Я ее прекрасно понимаю, – отозвался Харгроув. – Но вы здесь ненадолго. Значит, вам кто-то позвонил?

Роупер передал суперинтенданту беседу с человеком Карпентера. Харгроув слушал, пока он не закончил.

– Я не собираюсь читать вам нотации, но, по-моему, его звонок еще ничего не значит. Они понятия не имеют, где вы находитесь.

– Это был мой личный телефон, – напомнил Роупер.

– Именно поэтому они могли его узнать, – возразил Харгроув. – Согласен, тот факт, что он стал им известен, настораживает, но это еще не конец света.

– Они сфотографировали мою жену и ребенка.

– Джералд Карпентер не нападает на членов семьи, – сказал Маки. – Конечно, он плохой парень, но у него есть свои принципы, и я не помню, чтобы он хотя бы раз причинил вред женщине или ребенку.

– Не считая того, что продавал им наркотики, – заметила Элис.

Харгроув кивнул, признавая ее правоту.

– Фотографии и угрозы вашей семье – всего лишь средство запугивания. Не сомневаюсь, что он не станет делать ничего подобного.

– Муж сообщил, что Карпентер уже убил полицейского. Если бы я знала об этом раньше, то не позволила бы ему вмешиваться в это.

– Карпентер устранил тайного агента, потому что тот стоял у него на пути. Стрелявший в него человек позаботился о том, чтобы не попасть в его жену. Миссис Роупер, уверяю вас, вы и ваши дети в безопасности.

– Это вам так кажется.

Харгроув опять кивнул:

– Согласен, но мало кто знает Джералда Карпентера так же хорошо, как я.

– Вы познакомились с ним только после его ареста, – возразил Роупер. – А я часто встречался с ним на воле. Мы много общались и вместе пили. Мне известно, как он опасен.

– Всегда существовал риск, что он вас вычислит. Это работа секретного агента.

Роупер покачал головой.

– Сейчас Карпентеру явно помогают изнутри. Кто-то из сотрудников системы или отдела по борьбе с наркотиками. Я не против оправданного риска, но не хочу, чтобы меня подставляли люди из собственной команды, тем более если речь идет об угрозах моей семье.

– Мы еще не уверены, что среди нас завелась паршивая отца, – заметил Маки.

– Они знают дату моего рождения, – продолжил Роупер. – Знают, что я должен уйти на пенсию. У них мой телефон. Им известен мой домашний адрес. Это утечка информации, сэр.

– Из-за этих угроз ты готов выйти из дела? – спросил Маки.

– У меня нет выбора, сэр. Вы видите, в каком состоянии моя жена. Мальчики живут как в клетке. Я сам попросил отвезти нас в убежище и поначалу радовался, что мою просьбу выполнили, но потом мне позвонили на мобильник, и все опять стало плохо. Я уже не понимаю, кому можно доверять.

– Не надо совершать опрометчивых поступков, Сэнди, – произнес Маки. – Да, тебе сейчас трудно, но если ты откажешься давать показания, всем станет хуже.

– Вы мне угрожаете?

Маки поднял руки, словно пытаясь успокоить норовистую лошадь.

– Мы вложили в это дело много времени и денег, не говоря уже о человеческих ресурсах. Теперь мы не можем просто взять и выкинуть все на помойку. Это важнее тебя, Сэнди. Это важнее каждого из нас.

– Значит, привлечете меня к суду за невыполнение приказа? Так надо вас понимать? Я просто ушам своим не верю.

Элис внесла в комнату поднос с чашками и сухим печеньем. Она почувствовала возникшее напряжение и нахмурилась. Харгроув вскочил и взял у нее из рук поднос.

– Позвольте, я вам помогу.

Элис подкатила к дивану маленький кофейный столик, и Харгроув поставил на него принесенное угощение.

– Печенье купили в магазине, – сказала она. – В печи все подгорает.

– Выглядят отлично, – заметил Харгроув. Он попробовал кусочек. – Восхитительно.

Элис оглядела комнату. Широкая фигура Маки занимала большую часть дивана, а муж сидел в единственном кресле. Харгроув указал на свое место:

– Садитесь, миссис Роупер, прошу вас.

Элис села и стала разливать молоко по чашкам. Повисла неловкая пауза.

– Я только что говорил вашему мужу, что он выполняет чрезвычайно важную работу. Мы все это очень ценим и сознаем, как нелегко ему приходится, – промолвил Маки. – Конечно, этот дом – не самое уютное место на земле, но здесь безопасно, а на данный момент это самое главное. Как себя чувствуют дети?

– Неважно. Скучают по друзьям и школе.

– Где они сейчас?

– В своей комнате. – У Элис задрожали руки, и молоко пролилось на блюдце. – Я не хочу, чтобы Сэнди давал показания.

Она смотрит слишком много американских телепередач, подумал Харгроув, но промолчал. В английских судах выступают свидетелями, а не дают показания.

– Я понимаю ваши опасения, – сказал Маки.

Он оглянулся, не зная, куда положить недоеденное печенье. Харгроув протянул ему тарелку. Она была вся в трещинах от многолетнего мытья.

– Вам пришлось очень тяжело. Никто не вправе требовать от вас большего.

– Я беспокоюсь не за себя. – Руки Элис задрожали еще больше, и она отставила в сторону молочник, обхватив ладонями колени. – Я боюсь за детей.

– Я уже объяснял вашему мужу, что им ничего не угрожает, – возразил Маки. – Человек, с которым мы имеем дело, никогда не причинял вреда женщинам и детям.

– Он прислал нам фотографии.

– Чтобы запугать вашего мужа.

– Сэнди не станет давать показания.

– Может, вы все-таки выслушаете суперинтенданта Харгроува? – попросил Маки. – Он проделал дальний путь, и большую часть дороги ему пришлось сидеть в этом ужасном капюшоне.

Элис улыбнулась и вытерла глаза тыльной стороной ладони. Харгроув вытащил из верхнего кармашка ослепительно белый носовой платок и передал его миссис Роупер. Маки взглянул на Харгроува и кивнул. Тот отошел к двери и остановился, повернувшись к Роуперу и его жене. Убедившись, что они смотрят на него, он заговорил:

– Во-первых, позвольте мне подтвердить вам то, что уже сказал мистер Маки. Мы не вправе требовать от вас ничего сверх того, что вы уже совершили. И мы вполне понимаем ваше желание покончить с этим делом. Но я прошу вас мне поверить – вы и ваша семья находитесь под надежнейшей защитой. Я знаю, вы напуганы тем, что случилось с офицером из отряда по борьбе с наркотиками, но в отличие от вас он жил обычной жизнью и занимался повседневными делами. Его никто не охранял, и он не предпринимал никаких мер предосторожности, кроме самых необходимых.