Текст книги "Рассадник добра"

– Слушай, а у вас принято подсластитель вприкуску к напиткам употреблять? – наконец осторожно спросил он.

– А что с ним положено делать у вас? – подозрительно осведомилась Машка.

– Класть в чашку, – тоном лощеного английского денди, вынужденного беседовать с африканским дикарем о достоинствах традиционного «чая в пять часов», изрек Май.

Машка поперхнулась, но удовольствие от прогулки и хуммуса на летней веранде, удовольствие от ощущения безопасности и теплого солнышка не пропало. Сегодня вряд ли что-то могло испортить Машке настроение.

Вернувшись с прогулки в поместье, Машка мудро решила не ставить пока в известность об этом Айшму. Еще припряжет к какому-нибудь срочному делу. Кажется, для нее вообще не было большего счастья, чем занимать окружающих работой. Май одобрительно качнул головой, выслушав Машкины соображения. Солнце стояло еще высоко.

– Раз уж ты ничего не собираешься делать, пойдем, я покажу тебе одно интересное место, – предложил он.

– Только не очень далеко, – попросила Машка. – Ноги гудят.

– Какая ты нетренированная, – фыркнул Май. – Это совсем недалеко. Возле ворот.

Место оказалось действительно интересным. О таком Машка иногда мечтала. Скрытая пышной темной листвой, в кроне высокого дерева неподалеку от ворот сплетена была навесная беседка. Сейчас в ней сидел Вий и заинтересованно наблюдал за людьми, проходящими по улице. Иногда он что-то бормотал себе под нос и водил пальцами в воздухе словно записывал свои наблюдения.

– А, вернулись, – не отвлекаясь от своего занятия, поприветствовал он новоприбывших.

– Мы тебе не помешаем? – вежливо поинтересовалась Машка.

Вий только махнул рукой: дескать, разве от вас избавишься? Но глаза его смеялись.

– Люди такие забавные, когда думают, что их никто не видит, – сказал он, усмехаясь. – Я здесь часто сижу. На целую книгу наберется, что я тут насмотрел.

В этот момент на улице появилась интересная блондинка. Плечи ее были приопущены, под тонкой тканью платья просматривалось расслабленное пузико. В общем, нормальная, немного уставшая девушка, в пределах видимости которой нет ни одного потенциального поклонника. Она огляделась, немного замедлила шаг и принялась вдумчиво ковырять в носу. Вий неслышно рассмеялся и сделал пальцами сложное движение. В этот момент ворота чуть приоткрылись и на улицу вышел Дегрен. Потянулся, рыгнул сыто. С девушкой мгновенно случилась разительная перемена: плечи расправились, живот немедленно исчез, и походка стала легкой, летящей. Не девушка – мечта. Дегрен взглянул на нее, да так и застыл с открытым ртом. Бедра кокетки крутили «восьмерку» – туда-сюда. Взгляд начальника охраны Роесны и лично Вилигарка не отрывался от этой магической траектории. Машка взглянула на Дегрена, вздохнула и проводила девушку восхищенным взглядом. Ну ясно, опыт приходит с возрастом. Когда-нибудь она, Машка, такой же будет. Но только вряд ли она позволит себе казаться настолько доступной. Она свято верила в то, что доступным девушкам принцы не достаются даже в сказочных мирах. Это было единственное, в чем ее когда-то смогли убедить любовные романы.

Девушка еще раз крутанула бедрами и скрылась за поворотом. Спору нет, блондинка была хорошенькой, похожей на куклу Барби с ее гипертрофированными ногами и болезненной худобой, только вот Машка очень не любила, когда кто-то так себя вел. Словно на продажу себя выставляет, честное слово!

Май заинтересованно потянул носом и сказал:

– Худо дело. Кажись, у ней бабник рогатый завелся. Все, считай, продула смотр!

– А кто это? – шепотом спросила Машка.

– Фыська из соседнего квартала, – беспечно пояснил Вий, пожевывая травинку. – Хотела на модный смотр записаться, да там видящие не чета мне. Сразу бабника учуют. Они, конечно, не эльфы, да ведь их с рождения на бабников натаскивают. Так что ничего дурочке не светит.

– Не, рогатый бабник – это как?

– А ты что, не знаешь? – удивился Май. – Дрянь такая специфическая. Любую бабу красавицей сделает, если в доме заведется. Мы, нечисть, хорошо друг друга чувствуем... А почему ты шепчешь?

– Не знаю, – растерялась Машка. – Я думала, это паразит такой, а у нас не принято о проблемах такого рода на всю улицу орать.

– Да! – Май рассмеялся. – Это правильно. Бабник – еще тот паразит. Ты бы видела, сколько он жрет!

– Кстати, а почему вас нечистью называют? – сменила тему Машка.

– Потому что, с точки зрения людей, мы грязные, – охотно отозвался Вий. Кажется, его подобные вещи не задевали вовсе. – А на самом-то деле мы просто близки к природе. Поэтому она нас так любит. Вот ты скажи, что люди могут? Магия эта их жалкая, технические потуги и все прочее. А я вот могу попросить дождь пролиться...

– Так что ж ты тогда на Вилигарка работаешь, а не бродишь где-нибудь сельскохозяйственным магом? – подколола приятеля Машка.

– Лениво. – Вий пожал плечами. – Тут кормят, делать ничего не надо, денежку платят. А там – ходи, работу ищи... Нет, это не по мне.

– Халявщик ты. – Машка вздохнула. – Быть самостоятельным магом, по-моему, гораздо интереснее.

– Будь. – Вий снова пожал плечами и отвернулся. – Я не хочу, но ведь и тебе не запрещаю. Что ты мне в душу лезешь?

– На самом деле мне просто завидно, – самокритично сказала Машка. – Почему все эльфы – маги, а я нет? Чем я хуже?

– Ты не эльф, – просветил ее Май. – У тебя глаза не такие красивые, как у нас, тебя мир слушаться не будет.

– При чем тут глаза? – удивилась Машка.

– А разве ты не знаешь, почему природа делает так, как мы просим? – Май прищурил левый глаз, став сразу невероятно похожим на молодого Брэда Питта. – За красивые глаза, за что же еще!

Глаза у эльфов действительно были феноменальные. Огромные, как у персонажей японских мультиков, светло-зеленые, ярко-синие или фиолетовые, на грязной смуглой коже они смотрелись необыкновенно красиво. Имей Машка склонность к этому типу внешности, за такие глаза она бы в лепешку расшиблась. К счастью, изящные юноши, более похожие на измученных диетой девушек, нежели на мужчин, не нравились ей никогда. Безусловно, их хорошо снимать в кино или в рекламе шампуня, но в Машкином районе такой не продержался бы и двух часов. Впрочем, у эльфов свои секреты. По технике выживания, что в городе, что в лесу, что в горах, им равных нет.

– Н-да, – пробормотала Машка.

– Хотя, если тебя накрасить и слегка заговорить... – задумчиво протянул Май. – Можно попробовать научить...

– В прошлый раз он пытался научить бабника курить, – заметил Вий, пялясь куда-то в сторону. – Трое сдохли, один сбежал и больше с нами не разговаривает.

– Не, не надо, – быстро отказалась Машка. – Я у себя одна. Как-нибудь попробую сама научиться. У людей, знаешь, тоже есть какие-то магические практики. Без угрозы летального исхода. Я лучше пока так попробую, а не получится, тогда об остальном думать будем, ладно?

– Ничего они и не сдохли, – обиделся Май. – Нечего девчонку пугать. Подумаешь, развоплотились – с кем не бывает? Обратно воплотятся, не владетели. Зато какой бесценный опыт!

– И совершенно бесплатно! – подхалимски подхватила Машка.

– Да, бесплатно! – ворчливо подтвердил Май. – Эх, не любите вы меня совсем, издеваетесь все... Уйду я от вас! Вот все съем – и уйду!

Он отвернулся и обиженно засопел.

– Ну, значит, в ближайшем тысячелетии нам от тебя избавиться не светит, – спокойно резюмировал Вий.

– Это почему? – подозрительно поинтересовался Май, немедленно повернувшись обратно.

– Потому что в поместье Вилигарка съестных припасов как минимум на тысячу лет хватит, – серьезно просветил его Вий. – Маги, они, знаешь ли, очень традиции уважают. Особенно такие. Если вспомнить тысячелетнюю осаду...

– Это еще что такое? – спросила удивленная Машка. – Про Столетнюю войну – слышала, а вот про такое...

Вий отмахнулся.

– Это было давно и неправда.

– Ну расскажи! – заныла Машка. – Вий, ты же такой умный, я же ничего про это не знаю! Расскажи, не дай мне помереть дурочкой!

Вий немедленно растаял:

– Ладно, слушай.

Все же мужики остаются мужиками, даже если у них совершенное лицо, невероятная магия и острые уши. И ловятся они на те же приемы, что и их тупоухие собратья.

– Правда, прямо сейчас ты помирать не собираешься, так что с экскурсом в историю можно бы и повременить. У нас, между прочим, еще рабочий день длится...

– Ну и что? – фыркнул Май, укладываясь поудобнее на земле, которая не смела быть холодной в том месте, где на нее улегся ее любимец. – Можно подумать, что ты в это рабочее время какими-то делами занимаешься!

Вий согласно кивнул.

– И то верно. Считается, что все, что я тебе сейчас расскажу, – неправда, но так полагают только люди. Однажды всем известный маг-полукровок Жанма Остронос умер.

– А чем известный? – немедленно спросила Машка.

Вий отмахнулся покраснев:

– Неважно.

Май скорчил страшную рожу и помахал правой рукой, согнутой в локте, положив на него кисть левой в универсальном жесте. Машка охнула, но тут же спросила деловито:

– А почему его звали Остронос, а не...

– Потому что нос у него тоже был острый, – погрозив кулаком Маю, объяснил Вий. Лицо у него при этом было напряженное, как у старой девы, пытающейся рассказать племяннице, чем девочки отличаются от мальчиков. – И он был представлен ко двору юного принца, – добавил Вий. – А на приемах его сияния всех гостей представляли не по именам, а по прозвищам. Принц был юн, и это был его способ протестовать против тирании родителей. Представляешь, как бы это звучало: здравствуйте, господин Остро... Ну, в общем, ты поняла. А Жанма был неглупым человеком и потомственным придворным. Оттого-то, когда принц спросил, как его зовут, он слегка подправил то прозвище, которым его наградили крестьяне и соседи.

– Понятно. – Машка ухмыльнулась. – Но ты начал с того, что сей пронырливый маг умер...

– Да, умер, – подтвердил Вий. – Знаешь ли, и с магами это время от времени случается. Даже с теми, в ком течет кровь эльфов. Когда Жанма умер, его наследник Тукка Лис по прозвищу Горячие Руки вступил во владение замком отца и наконец получил возможность покопаться в его лаборатории, о которой в магическом сообществе ходили самые невероятные слухи.

– А этот господин Горячие Руки чем был известен? – с некоторым нездоровым любопытством спросил Май. – Он тоже был весьма любезен с дамами?

– Он был краль, – отрезал Вий.

– Это еще что за профессия? – удивилась Машка.

– Это не профессия, это образ жизни. – Вий вздохнул. – Тукка был знаменит тем, что крал все, что плохо лежит, а что лежит хорошо, умел переложить плохо и тоже украсть.

– Вот оно что... – протянул Май уже без всякого интереса. – Ладно уж, что там за слухи будоражили почтенную публику? Жанма держал в лаборатории пленных фулеганских девушек? Или предпочитал любовниц из-за Стекла?

– Фу, какой ты беспорядочный! Ни то и ни другое, – ответил Вий. – Ему вполне хватало реальных дам, которые выказывали ему свое внимание при каждом удобном случае. Жанма считался красавцем и не выглядел бы нелепой обезьяной даже по сравнению с тобой или со мной, кстати говоря.

– Это сильно, – оценил Май, переставая жевать травинку. Мысль о том, что человек может быть ненамного безобразнее эльфа, видимо, раньше никогда не приходила в его светлую голову и теперь поразила его своей новизной.

– Жанма, – продолжил Вий, перестав сверлить легкомысленного приятеля укоризненным взглядом, – в свое время считался одним из талантливейших магов. Ему даже предлагали высокий пост в академии, но из-за своей лени, необязательности, а главным образом из-за того, что он был любвеобилен настолько, что ему не хватало времени даже на приведение в порядок собственного замка, он отказался. В отличие от большинства своих коллег он не имел учеников и никогда никого не допускал в свою лабораторию. Я полагаю, это из-за того, что он хранил там старье, которое ему жаль было выкинуть и лень разбирать, однако люди были уверены, что он хранит там какую-то страшную тайну. Однажды они договорились до того, что Жанма изобрел зелье бессмертия, ограничивающее власть богов.

– По-моему, эти вещи совершенно друг с другом не связаны, – пробормотала Машка.

– Как это «не связаны»?! – Вий аж подскочил. – Самым прямым образом связаны! Бог может забрать кого угодно и заставить умереть кого угодно. Это закон. Ни один маг не может сопротивляться прямому приказу бога. Только люди довольно-таки странные существа. С рождения они наполовину погружены в мир иллюзий. Для них мечта часто становится одной из форм реальности. Это мы живем в надежном мире, а вы... Впрочем, я отвлекся. Тукка был уверен, что отец отослал его в закрытую академию не из-за своей неистребимой лени, а оттого, что не хотел делиться с сыном своей тайной бессмертия. И, как только замок перешел в его руки, он тут же отправился перекапывать отцовскую лабораторию.

– Ваш легендарный Тукка, он что, совсем идиотом был? Законченным? – хмыкнула Машка.

– Почему это идиотом? – удивился Вий. – Наоборот, люди считали его весьма хитромудрым. Говорили, что мудрость Тукки так же велика, как и его... В общем, неважно. Говорили, что он был умен и хитер.

– Если бы у его отца было зелье бессмертия, он бы его, наверное, выпил? – медленно, словно разговаривала с человеком, чье развитие заторможено, сказала Машка. – А если бы он его выпил, он бы, наверное, не помер? А если замок перешел к Тукке, значит, его отец Остронос таки помер. Или этот гениальный вор в суматохе об этом забыл?

– Хм, нестыковочка, – признал эльф, немного подумав. – Впрочем, может быть, он подумал, что его отца кто-то убил. Неожиданно. И тот просто не успел выпить свое зелье. Знаешь ли, Жанма часто был невнимателен и рассеян. И не страдал манией преследования в отличие от большинства коллег. Тукка надеялся на случайность: ведь ему обыск лаборатории не стоил ничего, а найдя зелье, он стал бы неуязвимым и вечным. Почти как бог. Кто же не хочет стать богом?

– Я не хочу, – отозвалась Машка. – Куча проблем, куча людей со своими дурацкими проблемами под окнами день и ночь воет, а удовольствия никакого. Разве что такие же дурацкие славословия, сидя в собственном храме, выслушивать. Мы лучше как-нибудь по-простому.

– Тукка хотел, – продолжил Вий. – Он хотел быть богатым и бессмертным, а потому, разбирая отцову лабораторию, мечтал о том, как разделит найденное зелье на много-много капель. Одну примет, чтобы получить эффект, а прочие продаст за огромные деньги коллегам. Воровство годилось для того, чтобы перебиваться с рийсы на морскую дрянь, иногда позволяя себе овощи, но Тукка хотел именно огромных денег. Он провел в лаборатории целый сезон. Жанма умер, когда деревья только-только начинали просыпаться, а Тукка вышел из лаборатории тогда, когда листья лежали мертвыми на такой же мертвой траве. И он не нашел вожделенного зелья. Вместо него в самом дальнем углу лаборатории он обнаружил источник неприятного запаха, на который вот уже год жаловались слуги. Там, в шкафу, грудой были свалены заскорузлые грязные носки, а поверх них лежала полуразложившаяся тушка давным-давно издохшей громадной крызы. Тукка, запершись в кабинете, рыдал, как младенец, и грозился пойти к некроманту, чтобы высказать все отцу и вытрясти из него тайну зелья. Он был уверен, что просто не сумел найти маленький флакончик в большом и чудовищно захламленном замке. Но душа отца не отзывалась.

– А что, должна была? – удивилась Машка.

– Вообще-то считается, что коварно убитый врагами человек не может получить загробного блаженства или мук, не объявив родственникам имя своего убийцы, – назидательно сказал Май. – Они же должны достойно отомстить за него.

– Душа не отзывалась, – махнув рукой, сказал Вий. – И спустя некоторое время Тукка действительно отправился к мессиру, владеющему путями мертвых. История не сохранила его имени, потому что уже на следующий день неудачливого некроманта нашли мертвым на пороге его дома. Душа Жанмы, которого он вызывал с подачи Тукки, разгневалась и попросила трех помощниц Херона Дохлого защитить его от посягательств живых. За то время, пока его сын копался в лаборатории, он успел свести с чудовищными дамами довольно близкое знакомство.

– Страсти какие. – Май уважительно хмыкнул. – Шустрый дяденька. Такого и могила не исправит.

– Тукке ничего не оставалось делать, кроме как отложить беседу с отцом до худших времен, – продолжил Вий. – Богатство ему не светило, золотой карась проплыл мимо его мажьей пасти. И он принялся приводить в порядок отцовский замок и поместье, чтобы заработать лишние резы на зиму на продаже свежих овощей. Он, знаешь ли, как многие в его возрасте, задумывался о женитьбе. А кому нужен не слишком богатый вор, который к тому же лицом уродился не в отца-красавчика, а в мать, которую Жанма когда-то просто пожалел, женился и забрал от сумасшедших родителей в свой просторный дом. Тукка съездил в столицу и во всеуслышание объявил, что никаких неопознанных зелий сильного действия в лаборатории Остроноса им не обнаружено. Конечно, Король-Солнце, тогда им был Тимардин Ветер, немедленно отправил в замок магическую комиссию из тех слуг Искусства, что работали на корону, но, увы, и они также ничего не нашли. И Тукка со спокойной совестью занялся разведением сладкой тынды и полосатых баклажан.

– Полосатых чего? – переспросила Машка.

– Баклажан, – повторил Вий. – Тогда они были здесь в изрядной моде.

– Дудки, – возразила Машка. – Баклажаны полосатыми не бывают. Они темно-темно-синие. Блестящие.

– Это у вас какие-то больные баклажаны, – бесцеремонно отмел ее возражения эльф. Впрочем, эта замечательная раса всегда отличалась неумеренной самоуверенностью. Такой же огромной, как их невероятные ресницы. – Правильные баклажаны должны быть полосатыми и солеными. А совсем уж хорошие – чуточку пахнуть дохлой рыбой. – Эльф мечтательно прикрыл глаза и облизнулся.

– Какая мерзость. – Машку передернуло.

– Не скажи... Некоторым нравится. У каждого свой вкус, – не согласился Вий. – Я, к примеру, до сих пор не могу понять, как это ты ешь фиговые семена.

– И вовсе они не фиговые, – обиделась Машка. – Очень даже вкусно. Это меня Айшма угостила.

– Из них выращивают фигу, – объяснил Май. – Это лиана такая. Ядовитая. А в деревнях их принято грызть после еды. Чтобы не болеть. Айшма же деревенская, от привычки этой избавиться вот уже лет двадцать не может. И тебя заразила, чтобы сильно не выделяться на фоне городских слуг мессира. Квохча старая.

– Да ты что?! – поразилась Машка. – Ни за что бы не подумала, что она не из города.

– Она это тщательно скрывает. – Май улыбнулся. – Старший, а ты что замолчал?

– Ну вы же меня не слушаете, вам бы все сплетничать, – проворчал Вий недовольно, однако принялся рассказывать дальше: – Но с баклажанами у Тукки ничего не вышло. Где-то вскоре после праздника середины зимы, Дня Гаснущего Солнца, он вышел на балкон замка и увидел, что на полях вокруг копошится херонова прорва невероятных существ. А вдали, у самого горизонта, разбит мажий палаточный городок. Через некоторое время его посетил вестник, который передал ему ультиматум появившихся под стенами замка магов. Оказалось, что никто из них не поверил выводам комиссии. Рассудив, что на месте Тукки они тоже не стали бы платить налог на сверхсильную магию и ставить в известность конкурентов, они собрались вместе и, призвав в этот мир армию разнообразных демонов, отправились силой отбирать зелье. Тукка пригорюнился.

– Точно, идиот, – не выдержала Машка. – Он что, не мог сказать вестнику, что уже выпил зелье? Или его... хм... мудрость была не такой огромной, как гласит легенда?

Эльф вспыхнул.

– Откуда мне знать? Я с ним в близких отношениях не состоял! И кроме того, не я сочинял эту дурацкую легенду, я ее только пересказываю. Не нравится – я не навязываюсь!

И он отвернулся демонстративно, с такой обидой, что у Машки защемило сердце. Так напоказ страдать умеют только эльфы и могущественные настроенческие маги.

– Нравится, нравится! – в один голос завопили Май и Машка.

Вий послушал немного их вопли и соизволил повернуться обратно. Лицо его выражало высокую печаль, легкое раздражение и одновременно некое удовлетворение. Машка подозревала, что у Вия есть выражения лица на все случаи жизни и где-то в его прекрасной голове хранится каталог этих самых выражений, снабженный пояснительными надписями к каждому, чтобы не запутаться впопыхах. Каждое выражение смотрелось абсолютно искренним и естественным и идеально подходило к ситуации.

– Тукка немного растерялся от такого внимания к его персоне, – поведал Вий. – Он не привык, чтобы прочие маги так из-за него беспокоились. А Тукка был довольно труслив. Раз в день он выглядывал из окна и видел, что вокруг замка носятся и летают зубастые, глазастые и шипастые демоны. Ему было жутко и неприятно. Он пробовал говорить вестнику правду, но тот только усмехался и обещал завтра зайти снова. За другим ответом. И тогда бедный Тукка решился на обман, благо к этому ему было не привыкать. Таких моральных принципов у него не было. Он сотворил зелье неуязвимости и наложил на него иллюзию, не позволяющую сразу распознать, что это такое. Зелье действовало только полчаса, но на большее жалкой силы Тукки Лиса не хватило. И он вышел к своим гостям и отдал им бутылочку. Их предводитель, великий маг Нотьяр Руф, под взглядами прочих попробовал зелье и осознал, что стал неуязвим для магии и для оружия. Он присмотрелся к нему и вынужден был признать, что зелье это ему незнакомо. Тогда Тукка был осыпан несметным количеством драгоценных резов короны и отпущен обратно в замок. Там он недолго думая похватал милые сердцу веши: старую детскую волшебную палочку, горшок для ночных нужд и прочее, ибо был весьма сентиментален. Ну и, конечно, мешок с деньгами. И отправился на Крайний Север – искать загадочный народ тэкацу. Тогда люди не общались и не торговали с ними, а за разумных существ тэкацу признавали только нас, эльфов. Они были очень замкнутым могущественным маленьким народом.

– А где они теперь? – поинтересовалась неугомонная Машка. – Вымерли?

– Никто не знает. – Вий вздохнул. – Однажды они исчезли и по своей привычке не удосужились никому сказать, куда уходят. Люди верят, что однажды тэкацу вернутся, но факт остается фактом: однажды они просто не пришли на ежегодную Мировую Ярмарку. И на месте, где они жили обыкновенно, не осталось ничего – ни тэкацу, ни их городов, – только болота да болотные мороки.

«Ну прямо как я, – подумала Машка. – Однажды я просто не вернулась из школы».

– Вскоре маги обнаружили, что их провели. Разумеется, они ужасно разгневались и отправились в погоню за хитромудрым Туккой. – Вий протянул руку, сорвал с ветки круглое «яблоко» и захрустел им аппетитно.

Машка тут же поняла, что глаза у нее завидущие, руки загребущие и вообще она – существо весьма примитивное. Проще говоря, ей тоже безумно захотелось «яблока». Только когда она вгрызлась в кисло-сладкий местный фрукт, она снова обрела способность слушать.

– С поисковыми заклинаниями человеческая магия была знакома уже тогда, так что с задачей отыскать обманщика Тукку они справились быстро, тем более что Нотьяр Руф лично возглавил эту экспедицию на Крайний Север, – прожевав, продолжил Вий. – Отбить его у тэкацу было задачей посерьезнее. Люди знали, что на севере живут некие невероятно могучие существа, чья душа – плоть от плоти Мировой Души. Связываться или делить что-то с этими существами опасно. Но, во-первых, даже мессир Руф не знал, насколько это опасно, а во-вторых, ярость и жажда наживы нередко затмевает даже самые светлые умы. И однажды ночью они пробрались в город тэкацу и выкрали из темного дома спящего Тукку. Это стало началом их Дороги Мертвецов. Они не слышали ледяного дыхания и не оглядывались пугливо по ночам, ибо были магами, но Херон уже незримо стоял за их спинами еще тогда, когда мысль войти с недобрыми намерениями в город тэкацу посетила их деревянные головы. Они вышли из города и тут же порталом переместились в замок мессира Руфа, чтобы заставить Тукку там все рассказать. Они пытались скрыться порталом прямо из города, но внутри поселений тэкацу никакая человеческая магия не действует. Только эльфам разрешено пользоваться благоволением земли. Но никакого морока, никаких очаровательных заклинаний.

– Очаровательных – это как? – хихикнув, спросила Машка.

Май закусил губу, бросил взгляд на нахмурившего брови Вия и неуловимым движением провел рукой по лицу. По Машкиной спине побежали мурашки. Нет, не мурашки даже – слоны, причем стадами. Мир вокруг дрогнул, словно был живым существом, отчего-то довольно резко запахло какой-то приторной газировкой. Май показался ей внезапно самым прекрасным и любимым существом в мире. Машке вдруг захотелось обнять его и не отпускать больше. Держать дома и никому не показывать. Ради Мая она и на дом себе заработает, и вообще на что угодно. Иметь в доме Мая хотелось даже больше, чем собаку. Даже чем большую и породистую собаку вроде водолаза.

Май вдруг покраснел, моргнул и стал совершенно обычным.

– Ну и желания у тебя, – пробормотал он. – Фи! Я же лучше собаки.

– Ты так думаешь? – недоверчиво спросила Машка, выдохнув. – Кстати, читать чужие мысли невежливо.

– Ты что, не поражена? – удивился Май.

– Скажешь тоже. – Машка усмехнулась. – Чему тут поражаться, обыкновенные феромоны. У нас такие духи на каждом углу продают. А вот чтение мыслей – это да, это я понимаю.

– Извини, – смутился Май. – Это у нас врожденное. Особенно если думают близко и очень громко.

– А что я сейчас думаю? – жадно спросила Машка.

– Ты не думаешь, – скептически сказал Вий. – Сейчас ты, как обычно, хочешь жрать. Вы, люди, удивительно ненасытные существа.

– А что? – обиделась Машка. – Пойти перекусить – это тоже мысль, причем неплохая.

– Это не мысль, – поправил ее Вий, – это желание. Различать надо. Думаешь ты чем? Головой! А желаешь – желудком. Это же совершенно разные органы!

– Ну, у кого как, – пробормотала Машка, со значением глядя на Мая.

Тот изобразил на лице бурную умственную деятельность и отозвался неуверенно:

– Знаешь, пожалуй, я немного подумаю эту твою мысль. Про много-много вкусной еды немедленно.

– По-моему, это заразно. – Вий вздохнул. – Имей в виду, младший, если ты будешь столько жрать, сколько люди, лет через пятьсот превратишься в безногий гриб. И мне придется возить тебя по миру на тележке.

– Ну, это же куча времени! – обрадовался Май. – Кроме того, я всегда мечтал вернуться в детство и заставить тебя быть моей воспитательницей. Ты будешь возить меня в тележке, петь колыбельную и кормить с ложечки, потому что сам я двигаться не смогу. Знаешь, это весьма соблазнительное предложение.

– Еще чего! – фыркнул Вий. – Я в твою тележку запрягу двух вонючих крыз-переростков.

– И будешь его в цирке показывать, – подхватила Машка. – Правда, Май, это здорово? Тебе все хлопают, восхищаются, деньги дают.

– Деньги – это хорошо, – задумчиво согласился Май. – Я подумаю. Но думать на голодный желудок – это как раз тот подвиг, на который я не способен.

Несколькими днями позже они снова сидели в навесной плетеной беседке, лениво перебрасываясь репликами. Айшма уехала по делам, и с ее отъездом Роесна погрузилась в сон. Не бегали взбудораженно служанки, не копошились на грядках огородники и даже господин некромант закрылся в библиотеке с подносом вкусной еды и большим чайником, полным какого-то дорогостоящего ароматного отвара.

Облезлая худощавая девица с тремя крупными алыми прыщами, горящими во лбу, словно звезды, прошествовала мимо них. Ее длинные волосы были какого-то неопределенного блеклого цвета, а тусклые глаза полным отсутствием какого бы то ни было выражения напоминали глаза простеньких, дешевых флешкартинок. На ходу она заметно покачивалась, словно тощие ноги не держали ее. Тонкая шея, синеватая, словно у цыпленка, погибшего трагической смертью, подергивалась.

– Эх, бедняга, – посочувствовал Май девушке. – Была Фыська, стала мартыська.

– Так это Фыся? – поразилась Машка. – Она что, заболела?

– Да нет, – Май пожал плечами, – без краски и бабника она всегда так или почти так выглядела. Сейчас, правда, она еще и о себе заботиться разучилась – не купается, не причесывается. Так с бабниковскими бабами часто бывает. Зачем красавицу из себя делать, если домашняя нечисть без усилий гораздо лучший результат обеспечит?

– А теперь это у нее навсегда? – осторожно спросила Машка. – Вот такой вид, и вообще... Кажется, у нее и с думалкой большие проблемы.

– Да у нее родственников полно. – Эльф не проявил к несчастной жертве мелкой нечисти ни малейшего сочувствия. – Кто-нибудь да закажет ей курс лечения.

– И долго ей... лечиться? – поинтересовалась Машка.

– Если сильно привыкла, то всю жизнь, – отозвался Май. – А если нет – к теплу пройдет, если на нее такую хоть один мужик нормальный польстится. Это помогает.

– Ну тебе виднее, – съязвила Машка.

Ей было очень жалко бедную дуру Фыську, пострадавшую только из-за того, что хотела быть сногсшибательно красивой. Машке вот тоже хотелось красивой стать, но как-то все не получалось. Видимо, не судьба.