Текст книги "В поисках шестого океана. Часть первая. Безмятежность"

39. Первая кровь

Вики была довольна: я не встречалась с Джо, не отвечала на его звонки и даже просила всех говорить, что не хочу с ним общаться. Стейси очень переживала, а Вики передавала это ему с нескрываемым удовольствием. Она прямо упивалась этим. И даже по собственной инициативе купила мне в подарок альбом для рисования. Это было очень кстати. Во мне возникла неодолимая жажда творчества, особенно по вечерам. Я даже не могла заснуть, пока не закончу очередную картину, даже если она выходила плохая. Вести линию, штриховать, накладывать слой за слоем краски – стало просто физиологической потребностью. Все это, чтобы не вспоминать жар, исходящий от его тела, прикосновения, дыхание… И поцелуи – от легких и невесомых, как взмах ресниц, до тягучих и сильных, оставляющих после себя на коже багровые пятна страсти.

В один из вечеров я металась по дому не в состоянии найти свои кисточки, расшвыривая все на своем пути. Стейси, видя мое состояние, сидела тихо, как мышонок, следя за моими перемещениями одними глазами. Потребность рисовать была подобна голоду, и она только нарастала. Внезапно я вспомнила: раздевалка после урока физкультуры. Кто-то из девочек спрашивает меня о расписании, я кладу футляр с кисточками на скамейку. Лезу в рюкзак… Точно! Футляр остался на скамейке! Я не заметила этого, потому что кто-то бросил сверху свое полотенце.

До школы чуть больше двух миль, я вывела из гаража велосипед и быстро покатила вниз по сто четвертому шоссе. Только бы двери были не заперты!

На стадионе сидели какие-то парни, и они мне сразу не понравились. Я пожалела, что не взяла с собой велосипедный замок. На мое счастье, раздевалки были открыты. Видимо, недавно закончила тренироваться спортивная команда. На скамейке моих вещей не было. Я бросилась на пол. Вот они, мои любимые! Заброшены в самый дальний угол. Я достала футляр, быстро открыла его. Все кисточки и карандаши на месте. Какое счастье! Я так обрадовалась, что не заметила, что в раздевалку вошли. Трое парней стояли у выхода. Они были пьяные, но еще держались на ногах. Один из них направился ко мне.

– Детка, давай по-хорошему, без криков. Ну, покажи, что у тебя есть.

Я протянула футляр. Парень почему-то рассердился, вырвал его у меня из рук и швырнул на пол. Карандаши и кисточки посыпались на кафель. До меня вдруг начал доходить смысл их приближений.

– Не подходите, – сказала я запоздало, – не прикасайтесь ко мне.

Но это было безрезультатно. Парень, стоящий ближе всего, одним рывком повалил меня на скамейку и придавил за плечи. Второй подходил следом. Я наугад взбрыкнула ногами, и второй взвыл:

– Сука! Она мне нос разбила!

– Ниче, сочтемся… – грязно ухмыльнулся первый и рванул на мне рубашку. Пуговицы разлетелись во все стороны. Я вывернулась и упала на пол. Пыталась подняться, но парень придавил меня коленом. Я была распластана на полу и могла лишь нелепо взмахивать руками. Я никогда не предполагала, что такое может случиться со мной. Страха не было, только ощущение нелепости всего происходящего. Внезапно я вспомнила Баффи.

«Бить надо один раз, но сильно. В кадык, пах или глаз».

«И не кулаком, а ножом».

Под руку мне попалась кисточка с длинным черенком. Я ухватилась за нее и внезапно почувствовала прилив сил. Парень наклонился надо мной, и я что есть силы ударила его острым черенком кисточки. Дальше было как в замедленном кино. Я чувствовала все: как дерево входит в его тело, разрушая сосуды, как рвется кожа и из раны течет густая, тягучая, почти черная кровь… Парень упал навзничь. Я поднялась. Второй парень смотрел на меня с диким ужасом в глазах. Третьего не было видно вовсе. Пострадавший корчился на кафельном полу. Я медленно, чтобы не поскользнуться, прошла к выходу, не сводя с парней глаз и держа в вытянутой руке окровавленное оружие. На улице я отшвырнула кисточку в сторону, вскочила на велосипед и помчалась в Асторию.

Я вылетела на 101 шоссе, не обращая внимания на знаки, и меня чуть не сбила машина. Чтобы уйти от удара, она вильнула в сторону, чуть не задела разделитель и вовсе съехала с дороги, уткнувшись в кусты. Я крутила педали и летела вперед, не обращая внимания ни на что. Когда я почти доехала до моста, напряжение во мне достигло высшей точки. Я едва успела остановиться и сойти с велосипеда, как меня вырвало. Потом еще и еще.

Когда я снова села на велосипед, ноги были словно ватные, а в голове сквозила такая пустота, словно меня вытошнило собственными мозгами. Только на мосту я сообразила, что не знаю, куда еду. Я двигалась в Асторию, но куда? В мою бывшую школу? На пустой причал? В дом, из которого меня забрала полиция? Потом забрезжил ответ: Марианна! Моя подружка!

До Марианны я добралась быстро, несмотря на то что часть дороги была в гору. Дверь открыла мадам Дюпон.

– Софи! Деточка! Ты попала в аварию? На тебе лица нет! Что с твоей одеждой?

Она заговорила со мной по-французски и несмотря на все ее причитания, это придало мне силы.

На шум выскочила из своей комнаты Марианна, из гостиной вышел ее отец. Он сразу стал осматривать велосипед:

– Авария, само собой. Кто же ездит на спущенном колесе? Камеру теперь можно выбрасывать. И спица лопнула… Ты упала, Софи?

Марианна смотрела на меня внимательно, не сводя глаз. Потом молча схватила за руку и потянула в свою комнату, оставив родителей с моим велосипедом. В комнате Марианна заперла дверь и повернулась ко мне.

– У тебя такое лицо, словно ты вырвалась из ада! Тебя душили?

Я посмотрела в зеркало. Глаза на моем лице ввалились, под ними легли глубокие тени, щеки и подбородок украшали мелкие красные точки – лопнувшие сосуды.

– Это меня вытошнило. Очень сильно, – объяснила я.

– Ты залетела! – вскрикнула Марианна и тут же зажала себе рот.

– Это ты – чокнулась! – рассердилась я. И вдруг то, в чем я не могла бы признаться еще минуту назад, вылетело из меня само собой:

– Я убила человека.

Марианна побледнела, глаза ее расширились:

– Насмерть?

– Не знаю.

В дверь постучали. Взволнованный голос мадам Дюпон попросил:

– Марианна, открой! Может быть, Софи нужна помощь? Она же вся в крови.

Тут я впервые оглядела себя. И в самом деле: моя рубашка, джинсы и даже щека были в темных пятнах крови.

– Все в порядке, мамочка! – подала голос моя подруга. – У Софи было носовое кровотечение. Свари ей кофе, а я помогу переодеться.

Торопливые шаги вниз по лестнице подсказывали, что ближайшее время мадам Дюпон будет занята.

– И еще тостов, мамочка! – вдогонку ей крикнула Марианна. – Софи голодная!

Я рассказала ей все: и про кисточки, и про раздевалку, и про пьяных парней и… Короче, про все.

– Ну ты даешь! – наконец восхищенно сказала Марианна, когда я умылась и переоделась в чистую одежду. – С тобой не скучно жить. Как думаешь, тебя покажут в криминальной хронике?

– Если ты меня выдашь.

– Давай сразу договоримся. – Восхищенье сменил деловой тон. – Я ничего не знаю, ты мне ничего не говорила. Я не хочу пойти за соучастие.

Любопытство все же пересилило, и Марианна вернулась к расспросам:

– Слушай, а куда ты ему попала? В шею? Прямо в эту ложбинку?

Меня передернуло.

– По-моему, ближе к ключице. Я не разглядывала.

– А где был третий? Их же вроде трое было?

– Я не знаю. Не видела. Может, стоял в другом проходе, может, в туалете был.

– А вдруг он спрятался и выследил тебя?

Я вспомнила, как моих родителей преследовали боевики наркокартеля, как мы бежали с Гавайев, весь ужас той ночи, когда нас настигли в Карибском море и меня начала бить дрожь. Я закрыла лицо руками и попросила:

– Не пугай меня. Пожалуйста!

Марианна вышла из комнаты и через некоторое время вернулась уже с кофейником и большой тарелкой тостов.

– Я сказала маме, что ты поссорилась со своим дружком, сильно расстроилась, проколола колесо, упала и у тебя носом пошла кровь. Что тебя нельзя в таком состоянии отпускать домой и ты переночуешь у меня. Мама уже звонит твоей опекунше, а папа ремонтирует твой велосипед.

– Спасибо, Марианна, – я сидела, обхватив горячую кружку с кофе, меня била дрожь. Марианна с тостами забралась в свое кресло и попросила:

– Расскажи еще раз. Они трогали тебя? Все вместе?

– Перестань, пожалуйста! – взмолилась я. – Мне противно это вспоминать. А если этот парень умер?

– Брось, тебя наверняка оправдают. Ты же защищалась. Мне Алек рассказывал про такие случаи.

Марианна держала по тосту в каждой руке и от волнения откусывала поочередно от обоих.

– Только когда обнаружат труп и начнется следствие, тебе надо обязательно признать свою вину и дать показания. Это сразу смягчит судей. Кстати, мой Алек может быть твоим адвокатом.

– Пожалуйста, – снова взмолилась я, – только не надо привлекать сюда твоего Алека.

– Ты просто его не знаешь. Он – бесподобен! И так красиво ухаживает! Он каждый месяц в день нашего знакомства присылает мне цветы. Смотри, какие шикарные орхидеи.

Марианна указала на букет на своем столе.

– Туман над Лонг-Айлендом рассеялся… – задумчиво проговорила я, вспоминая недавний фильм с переодетыми в женщин музыкантами. – А кольцо с бриллиантом он тебе еще не дарил?

– Кольца пока нет, – вздохнула Марианна, – но ты только взгляни, что он мне подарил, кроме цветов!

Она стала вытаскивать из шкафа какие-то шарфы, сумочки, туфли, и я была этому рада. По крайней мере, она на время забыла о моих делах. Я могла кивать и спокойно пить свой кофе. Но после демонстрации золотого браслета с подвесками Марианна снова вспомнила обо мне.

Кстати, ты расскажешь об этой истории своему Джо?

– Нет.

– Правильно, – кивнула Марианна, снова откусывая тост. – Он найдет этих уродов, ну, тех, кто остался жив, набьет их поганые морды, и тогда его уже точно посадят. Месть в нашем штате непопулярна.

Марианна вдруг заметила, что доедает последний тост.

– Ой, извини! Я опять все съела.

– Ничего, – успокоила я. – Меня все равно до сих пор мутит.

– А ты точно не беременна?

Я разозлилась.

– Ты вообще в своем уме? С чего я могу забеременеть? Я – девственница! Все? Закрыли вопрос?

– А гордиться, между прочим, нечем. – Марианна скептически поджала губы. – Тебе не кажется, что вся эта история просто знак для тебя? Типа: расставайся с девственностью или будет хуже?

– Это мне знак не ходить туда, где тусуются пьяные компании, – огрызнулась я.

– Нет, это знак: потерять невинность по-хорошему, – наставительно продолжала Марианна. Дать наконец-то своему парню, а не пьяному подонку на полу в душевой.

– Это была раздевалка.

– О, конечно, это в принципе меняет дело! В раздевалке – можно, – скривилась Марианна. – Надо будет посоветовать Джи-Эйч…

– Заткнись! – я швырнула в Марианну кружкой. Кружка была пластиковая и летела плохо. Марианна увернулась.

– Что? Правда глаза колет? – усмехнулась она. – Лучше подумай сама: два года ты изводишь Джо и ради чего?

– Знаешь, глядя на твою заинтересованность, я могу подумать, что он тебе платит за сводничество!

– Ага! Перьями и бусами, что в ходу у индейцев! – Марианна подошла к зеркалу и в очередной раз подвела губы. – Я его не люблю, ты знаешь, но даже мне теперь его откровенно жалко. Чего ты его мучаешь?

– Я хочу всю жизнь принадлежать только одному мужчине, – твердо сказала я. – И я еще не решила…

– Да ты только что могла принадлежать троим! Причем одновременно! И это тебя ничему не учит?

– Это мои проблемы. – Я поднялась. – Извини, что втянула тебя в это дело. Спасибо за кофе и одежду.

– Успокойся, – примирительно сказала Марианна, – остынь! Куда ты сейчас пойдешь? К мачехе своей? Или сразу в полицию?

Я снова села. Марианна была права. Идти мне некуда. К Харди возвращаться не хотелось. Я никогда не смогла бы рассказать Вики то, что могу поведать Марианне.

– Сделаем так, – продолжала Марианна, – ты останешься у меня на два дня. С твоей мачехой мы все уладим. Завтра я встречаюсь с Алеком и постараюсь узнать все последствия твоих похождений, а ты завтра как миленькая миришься с Джи-Эйч. Кто-то ведь должен тебя охранять, иначе опять во что-нибудь вляпаешься.

Марианна помолчала, явно что-то обдумывая.

– И еще… – она смотрела на меня оценивающим взглядом. – Надо поменять тебе имидж. Если тот подонок выжил – он будет тебя искать. Что он запомнил? Джинсы, хвостики, бейсболку. Вряд ли твои черты лица врезались в его память. Там темно было?

Я пожала плечами:

– Так. Сумерки.

– Все понятно. Лицо он не запомнил. Все. Теперь никакой мальчишеской одежды и велосипедов! Прическа, легкий макияж, женственные платья. Завтра вечером я тобой займусь.

– Марианна!

– Ну, что еще? – Марианна собиралась унести кофейник и тарелку.

– У меня нет денег. Вики не дает карманных и работать не разрешает.

– Продай велосипед.

– Кому он нужен?

– Да вся сопливая половина Астории мечтает о нем. У отца много раз спрашивали. Ну? Продашь?

Я думала недолго. Если Марианна права, то искать меня будут именно по велосипеду. В Астории я бы еще затерялась, а вот в Уоррентоне он действительно единственный. Моя серебряная ласточка…

– Ну, решилась? – торопила меня Марианна. Она стояла в дверях.

– Да, – кивнула я, – продаю.

– Папа! – крикнула Марианна в сторону гостиной, – Софи согласна.

40. У Марианны

На следующий день Марианна встречалась со своим женихом. Я еще спала, когда он заехал за ней на машине. Я вообще почти весь день проспала и почувствовала себя отдохнувшей лишь часа в три, когда вернулась Марианна. Она была возбуждена и сверкала новыми сережками. Сережки были золотые, и они посверкивали маленькими капельками бриллиантов.

– Вот видишь? – объявила она победно. – Следующим подарком будет кольцо. Я уверена. Вот что значит вовремя дать.

Я была еще сонная и не вполне поняла последнюю фразу Марианны.

Пока я приводила себя в порядок, Марианна рассказывала мне о своем свидании, как всегда не забывая упоминать об интимных подробностях. Раньше меня это коробило, но с некоторых пор я стала к этому равнодушна. Даже когда в ее рассказе попадались неизвестные мне слова, я старалась не переспрашивать, чтобы не показаться совсем уж дремучей невинностью.

Из всех рассказов Марианны у меня уже сложилось вполне определенное представление о ее женихе.

Родители Алека назвали сына шотландским именем в память о предках. Все Макалистеры в Шотландии были непроходимо бедны, хоть и вели свою родословную от короля Донольда. Герб и родословная были их единственной собственностью до переселения на новый континент. В Америке же – напротив: честное семейство сколотило неплохое состояние. До невозможности скупые при жизни, они оставляли приличные деньги своим наследникам. Так уж вышло: трое последних представителей клана Макалистер, которые покинули этот мир, оставили наследство именно Алеку.

Может быть, благодаря аскетическому воспитанию или врожденному чувству меры деньги не вскружили Алеку голову. Тем более что и рос он не в бедности. Алек не стал покупать спортивные автомобили, виллы или устраивать вечеринки, а продолжал учиться в университете, ведя такой же образ жизни, что и раньше. Только сменил старенький «Форд», свой первый автомобиль, на почти такую же машину нового образца. И за обучение в Гарварде теперь платил сам.

Все это я узнала об Алеке Макалистере гораздо позже. Первое время по рассказам Марианны он представлялся мне щедрым и наивным болваном, которого запросто можно водить на поводке. Мне нравилось в Алеке только одно: у него был принцип – защищать только невиновных, даже если они не могут заплатить. Поэтому почти все клиенты Алека были бедны.

– Представляешь? Он так никогда не заработает больших денег, – жаловалась Марианна.

– Но ведь он и без того богат! – возражала я.

– Денег никогда не бывает много, – вздыхала Марианна, а потом соглашалась со мной. – Ладно, пусть он пока поработает на свою репутацию, а потом уже его репутация будет работать на него и приносить деньги.

Вообще, Марианна так часто говорила о том, что мне мало интересно, что я успевала погрузится в свои мысли и вынырнуть из них, а она все еще рассуждала о деньгах, своем парне или знакомствах в Интернете.

И в этот раз, не вслушиваясь особо в болтовню Марианны, я вдруг уловила слова «раздевалка» и «кровь» и похолодела.

– Что ты сказала? Кровь? Нашли труп?

– Вот ведь бестолочь! – рассердилась Марианна. – Да я тебе уже полчаса толкую, что никаких трупов там не было. Я подробно расспросила Брауна – он как раз был на вызове. Составили протокол по факту порчи школьного имущества – там же все скамейки в крови были и в душевой наблевано. И разъехались. Посчитали, что кто-то кому-то нос расквасил. Сторожа наказали, что не закрыл вовремя.

– А кисточки мои?

– Не было там никаких кисточек. Мы с Алеком все обошли. Я чуть каблуки не переломала. Ни кисточек, ни трупов, ни насильников.

Я бросилась к Марианне на шею:

– Спасибо! Значит, теперь можно не бояться!

– Береженого Бог бережет, – глубокомысленно изрекла Марианна, закуривая. – Имидж твой будем менять. Без вариантов.

На следующий день Марианна вместе с мадам Дюпон повезли меня в Портленд: надо было пройтись по магазинам. За велосипед я получила не очень много и хотела еще купить новые кисточки, но Марианна сказала, что этих денег мне хватит только на одежду. Еще до поездки Марианна отвела меня к своему парикмахеру, меня подстригли и уложили волосы. Не буду вдаваться в мучительные подробности моего преображения. Самое сносное из всего – это был маникюр. Мне даже понравилось. Платила за все Марианна. Вернее, она не платила – с салоном красоты у нее были какие-то свои договоренности. Потом мы с Марианной и мадам Дюпон поехали в Портленд.

Сначала мы ходили по дорогим бутикам и меня вертели перед зеркалами и заставляли переодеваться миллион-сто-тысяч-раз. Когда дело дошло до шляп, я взмолилась, уверяя, что никогда в жизни не буду носить подобный торт на голове. Потом мы перекусили в кафе и отправились в совершенно другую часть города. Это были магазинчики без вывесок, распродажи и какие-то склады, полуподвальные помещения и уличные развалы. И вот там-то мадам Дюпон и начала совершать покупки, оживленно торгуясь за каждый цент. Стараясь не проявлять свою заинтересованность, мадам отходила и с равнодушным видом возвращалась, сбивая цену вдвое против прежней. На мою сотню, вырученную за велосипед, она набрала целый ворох разнообразной одежды. «Зачем мне столько?» – думала я и пыталась сосчитать, хватит ли денег на кисточки и футляр для них. Но моим планам сбыться было не суждено. На последние деньги мадам Дюпон купила мне пару хорошеньких, почти новых туфелек. Это были удобные черные «лодочки», прекрасно сидевшие на ноге.

«Ладно, буду рисовать пастелью», – решила я, тем более что разнообразных мелков, сангины и угля у меня было предостаточно.

Весь остаток воскресенья Мадам Дюпон подгоняла и перешивала купленную мне одежду. Она неистово строчила на машинке, а мы с Марианной были на подхвате: приметывали, подшивали, убирали наметку и отпаривали швы. Вечером за мной на машине приехал Том, и он был крайне удивлен, когда мы с Марианной принялись таскать упакованную в пластиковые чехлы одежду.

– Ты что, наследство получила? – ошарашенно спросил он.

– Удачно продала свой велосипед, – ответила я, перемигнувшись с мадам Дюпон. Та понимающе приложила палец к губам.

Всю дорогу Том молчал.

Нас встретила Вики. Увидев мою новую одежду, она опять принялась за свои придирки:

– Откуда у тебя столько денег? Это же стоит несколько сотен! Нет, даже больше! Том, у нас ничего не пропало? Немедленно проверь свои карточки!

– Успокойся, Вики, – сказал наконец Том. – София продала свой велосипед, и на вырученные деньги миссис Дюпон помогла составить ей новый гардероб.

– Не может быть, чтобы велосипед стоил так дорого! – не унималась Вики. – Тем более, такой старый.

– Пошел как раритет, – пошутил Том, а Вики вдруг поверила этому и принялась за меня уже с другого конца.

– Как можно столько думать о вещах! Девочке твоего возраста еще рано наряжаться. Тем более в такие наряды. – Вики разглядывала белое кашемировое пальто с алым цветком на отвороте воротника. Этот цветок мадам Дюпон смастерила из обрезков шелкового шарфа, и он прикрывал дыру на ткани. Из-за этой дыры пальто нам досталось за гроши.

– Тебе больше надо думать об учебе и помогать мне по хозяйству. Ты же совсем не умеешь готовить! И для кого, помилуй Бог, ты будешь наряжаться? Для этого индейца? Я против ваших отношений, он слишком взрослый и развратит тебя. Дай ему волю, и он настрогает тебе целое племя.

– Вики, уймись! – увещевал ее Том, но она уже визжала мне вслед.

– Никаких свиданий с индейцем! Никаких! Я запрещаю!

Я захлопнула дверь своей комнаты перед ее носом и задумалась. Теперь я уже сама хотела увидеться с Джо. Только не знала как.

Перед сном ко мне заглянула Стейси. Она задумчиво разглядывала мои обновки, потом сказала:

– Мне нравится. Ты в них будешь очень-очень красивая, и Джо полюбит тебя еще больше.

Я покраснела. Я как раз думала о Джо, и слова Стейси мне льстили.

На следующий день после школы мне позвонила Марианна.

– Ну как? Ты уже выгуляла свой новый гардероб? Как реакция в школе?

– Нет еще. Я совершенно не умею это все носить.

– И никогда не научишься, – отрезала Марианна. – Запомни, подруга: или сегодня, или – никогда.

Через час она уже нарядила меня в платье, добавила лицу косметики и командовала мной в гостиной Харди.

– Не ставь так широко ноги, ты не на палубе. Иди легче.

Стейси сидела на лестнице и наблюдала за нами.

– Голову выше, не сутулься! – приказывала Марианна, а я чуть не плакала. Когда, наконец, я села и опустила голову на руки, Стейси вспорхнула с лестницы, села рядом со мной и зашептала:

– Это легко, Софи! Просто надо представить, что внутри у тебя музыка и ты не идешь, а танцуешь. Помнишь, мы учили «змейку»?

Мы со Стейси ходили в танцевальную студию, и танцевать у меня получалось. А ходить, как учила Марианна, нет.

– Включи внутри своей головы музыку, Софи, не смотри по сторонам, а думай о своем.

Стейси знала, о чем говорила. Все движения ее были плавными и покоряли своей изящностью. Стейси занималась танцами пять лет. А чечетку била так профессионально, что ее приглашали выступать на концертах в Астории и даже на последнем конкурсе чечеточников в Сайлеме она заняла второе место среди взрослых исполнителей. Второе! Вики возлагала на Стейси большие надежды, хоть и не считала танцы достойным занятием.

– Хорошо, – я поднялась. – Я попробую еще. Только это будет последний раз.

– Хотя бы в этот раз не изображай из себя медведя! – усмехнулась моя подруга.

Я разозлилась и включила у себя в голове песню. Это был «Пинк Флойд»:

«Пофиг нам образованье…»

В этот раз идти было значительно легче.

«Нам не нужен ваш контроль…»

Я почувствовала себя дикой кошкой, которой удалось ускользнуть из клетки.

«Мрак уже ползет по классу,

Детям нужен лишь покой…

«Эй, препод, дай же нам покой!»

«Что б ни делал ты,

Ты лишь кирпичик в стене…

В монолитной

и бесконечной стене…»

И в таком ритме прошлась по гостиной сначала в одну, потом в другую сторону.

Стейси захлопала в ладоши:

– Софи, милая, у тебя получилось!

Марианна хмыкнула:

– В целом неплохо, хоть несколько вызывающе. Теперь можно попробовать на живых людях. Поедем в Асторию, пройдешься там.

– Прямо сейчас? – стушевалась я. – В этой одежде?

На мне было ярко-красное платье и губная помада в тон.

– Или сейчас, или никогда, – напомнила Марианна.

– Иди, Софи, – подбодрила меня Стейси. – А я помою за тебя посуду.

– А ты – милая девочка, – сказала Марианна.

– Я милая только для Софии, – сказала Стейси и убежала в свою комнату.

Мы поехали в Асторию. Марианна дала мне задание пройти по набережной. Там было множество туристов, и я не должна была сконфузиться.

Я была готова. Но только лишь увидела верхушки мачт – сердце снова заныло притупившейся болью. Я выхватила из рук Марианны темные очки и быстро надела их. Потому, что музыка в моей голове продолжала звучать, а вот слова были другие:

 
«Улетел мой папа в море,
Мне оставив лишь мечты,
Крохи памяти в альбоме,
Папа, что же ты оставил мне…
Папа,
что же
ты оставил мне?
Это просто
был кирпичик в стене…
В монолитной, бесконечной стене…»
 

И я шла по набережной и улыбалась.

Плача внутрь себя…