Текст книги "Почти непридуманные истории для взрослых"

Каляндра

В жизни есть такие друзья, с кем познакомился – и навсегда. А есть такие, которые стремительной чайкой влетели в нашу жизнь, покричали, поклевали, сожрали все крошки в нашем холодильнике, включая собачью еду, отобрали у хомяка зерно и так же быстро с криком улетели, бросив на прощание перо.

Но! Заставили удивиться, побыть собой, а самое главное – чему-то научили. И, в конечном итоге, остались в нашей жизни ярким пятном сока одуванчика на белой футболке. Кстати, эти пятна не выводятся ничем.

У меня таких друзей есть несколько. Один из них это Игоряня Каляндра. Вот именно, не Игорь, а Игоряня. Его по-другому не называли, но в основном звали по фамилии. Тут даже кличку не надо было придумывать. Он был небольшого роста, мы носили с ним один размер одежды и обуви. Это была почти культовая личность конца восьмидесятых – начала девяностых годов. Его знали многие фарцовщики Красной площади, потому что все, кто там работал, друг с другом тесно пересекались. А он там работал. В паре со своим дядькой. Фотографом.

У него была узкая специализация. Он фотографировал исключительно солдат. Я никогда не думала, что на этом можно хорошо зарабатывать, пока не посчитала, сколько фотографий Каляндре нужно было сделать с одного кадра. Двадцать как минимум, каждая по пять рублей, а то и дороже. Это сейчас фотоаппараты цифровые, а тогда пленка была. Цветная и хорошего качества стоила денег.

Я не помню, при каких обстоятельствах мы познакомились, но очень сдружились. В его гардеробе была отличная одежда, модные джинсы, батники и очень крутая обувь – все это он выменивал на солдатские ремни и медали. И мы менялись одеждой. Он, конечно, неохотно брал джинсы, попиленные рашпилем мною самостоятельно, в нагрузку с дедушкиными добротными черными ботинками. Ну что-то я должна была ему предложить взамен? Свитерок с люрексом ему категорически не шел.

С Каляндрой мы еще неприлично смеялись.

Иногда я ему помогала на Красной площади – зазывала солдат на фото. Где-то по стране на солдатских снимках 1990 года есть я в красной куртке в самом центре.

Часто я водила друзей и родственников фотографироваться у Каляндры бесплатно. Ему это не очень нравилось, но он фотографировал. Штук десять снимков с Красной площади с разными людьми красуются у меня в альбоме.

Еще Каляндре нельзя было пить. Заканчивалось все это очень плохо. Он разбивал фотоаппарат, который стоил кучу денег (тогда такую сумму люди могли заработать за год). Терял вещи, документы, бил машины, попадал в милицию. Но перед этим он танцевал, как Майкл Джексон, пел, как Элвис, и беспощадно приставал к девушкам. В нем вдруг появлялась уверенность в себе, шарм, он становился на двадцать сантиметров выше ростом, блондином с голубыми глазами и пытался всех подряд очаровывать, включая моего брата Славика, тогда простого отличника МГУ и будущего микробиолога.

В такие фантастические вечера фотографировала Игоряню уже я. У меня сохранились отличные фотографии таких его бомбических выступлений. Каляндре очень хотелось женщину, но, как ни странно, никто на его призывы не откликался.

Однажды мечта Игоряни насчет женщины почти многократно сбылась. Дело было так. Я училась в районе Речного вокзала, а он там жил, в двух остановках от моего института. Я ходила к нему обедать. А тут мы с девчонками из группы решили отметить окончание сессии и завалились с едой и напитками к нему. Ну с девчонками это как сказать: я и Вероника были самыми юными, сразу после школы, а остальные в нашей группе были женщинами от 25 до 35 лет. Заочный институт, да еще и советской торговли. Представляете себе бухгалтеров и товароведов в годы дефицита? Пышущие здоровьем, нарядно одетые, амбициозные. Каляндра несколько удивился, но дверь открыл и раздвижной стол в большой комнате поставил. Мы его накрыли: водочка, бутылки три, селедочка, шпроты, печень трески, пачка «Мальборо», московский сервелат.

В 1989 году, в самое голое время совка, Каляндра был одет как бог. Сидим пьем, курим, смеемся. И тут Каляндра говорит:

– Девчонки, а у меня видик есть и такая кассета классная, сейчас включу!

А мы уже навеселе. Давай, говорим, валяй. Он включает, а там сначала реклама, как на фабрике в Германии делают вибраторы. Мне было 18 лет, и, если честно, такое чудо я увидела впервые. Потом реклама закончилась и началось собственно кино. Несложно догадаться, какого оно было жанра. Девчонки-бухгалтеры притихли, от водочки их лица раскраснелись. Пепел уже стряхивался на пол. Пошла третья бутылка.

Одна из девчонок решила нам сварить кофе. В это самое время дверь квартиры открывается и входит мама Игоряни. Он привстает из – за стола.

– Мама, познакомься… – с таким выражением обычно представляют родителям свою невесту.

А нас там пятеро девушек в клубах дыма и одна на кухне, у нее уже тогда был бас и усики над верхней губой. Мама Игоряни стоит с открытым ртом и смотрит в ужасе на телевизор, где как раз идет крупный план и «йя-йя, фантастик, йя-йя-йяаааа!!!». Я пытаюсь закрыть собой экран, улыбаюсь и тычу пальцами в пульт, но вместо тише делаю еще громче «йя – аааааа! шнель! йя-ааа!!!». Каляндра падает, ползет к телевизору и выдергивает шнур из розетки.

У мамы на лбу появляется испарина, и она тихим голосом, заикаясь, спрашивает:

– Д-девочки, а где вы все с И-и-и-горем познакомились?

И я честно:

– А это я их всех сюда привела!

Мама смотрит на Игорька с сочувствием, а на меня с подозрением. Второй вопрос был уточняющим, но прозвучал уж очень обреченно:

– Девочки, у вас хоть прописка московская есть?

Мы закивали, мол, обижаешь, мать, а одна из бухгалтеров сказала:

– Ну а как же, йоптыть.

Пытаясь как-то исправить ситуацию, потому что сам Каляндра все эту нелепость еще больше бы усугубил, я веду маму на кухню и спрашиваю заискивающе:

– А мы тут кофе решили сварить. Будете пить с нами?

Заходим на кухню. Наташа спит, сидя за столом – устала после экзаменов. Кофе, который она варила в молоковарке, сбежал, залил плиту, валит дым. Тут Наташа резко просыпается, показывает на маму пальцем и вопрошает басом:

– А это кто?

И таких историй с Каляндрой у меня в запасе еще не одна. Где он сейчас? Фотографов на Красной площади уже нет лет двадцать…

Помню, он женился на такой же девушке, как он сам. Она звала его «мой император». У них родился сын. Привезли его с роддома, обмывали, а потом жена ушла на балкон за котиком, который собирался спрыгнуть вниз. И минут через пятнадцать почему-то позвонила во входную дверь. Упала с балкона. С кем не бывает? Хорошо, третий этаж, не поранилась. Все правильно, такие отчаянные люди должны быть вместе.

А для меня Каляндра остался другом юности, веселым и бесшабашным, ярким пятном, чайкой. Не знаю, почему вдруг я о нем вспомнила?

Про Олеськиного котика

У моей одноклассницы Олеськи, которая живет в Одессе, есть очень красивый белый котик. У него разные глаза: один голубой, другой карий. Котик залюблен, зацелован, ему варят рыбку с гарниром, и даже когда он нагло ходит в туалет в горшок с цветами, его не бьют, а с ним разговаривают: «Ну как так получилось? Ты же умный, у тебя есть свой туалет…»

В общем, тапка на него нет, хозяева добрые. А тут котэ заболел, приуныл, не ест, ни в лоток, ни в цветы не ходит. В ветеринарке сделали снимок – инородные тела в желудке. Прооперировали, достали какие-то игрушки мелкие. Котик в реанимации, и ему очень плохо. Олеська не ест, не спит, ездит по пять раз в день проведать его. А котику с каждым днем все хуже и хуже.

На следующий день звонят из ветеринарки (напомню, дело происходит в Одессе):

– Здрасьте, а вы не могли бы привести нам котика?

Олеся, сглотнув:

– Простите?.. Но котик наш уже у вас.

– Нет, вы не поняли, другого котика. Нам нужен донор.

Олеся в смятении:

– Как вы себе это представляете? Мне искать на улице котика, чтобы вы его зарезали и отдали моему котику какую-то его часть?

– Да ну что вы, мадам, нам только кровь нужна для переливания.

– Возьмите мою, – говорит Олеська.

– А вы что – кошка?

На улице Олеська никого не нашла, холодно, все кошки и коты прячутся по подвалам. Позвонила знакомому:

– Я дико извиняюсь, но нам нужен ненадолго ваш котик, чтоб спасти нашего котика.

Приятель дал добро, и Олеська поехала забирать котэ, но подзабыла размер животного. Кто знает породу мейн-кун, тот поймет: это почти лабрадор, только кот, похожий на енота. Она еле дотащила его до ветеринарки. Там быстро взяли анализ и сказали, что его кровь не подходит. Олеська хороший и спокойный человек, выйдя из клиники, долго и громко кричала матюки в небо. Отвезла мейн-куна приятелю и продолжила поиски донора.

И тут она вспомнила, что в их дворе появились новые жильцы с котом. Побежала к ним. Дверь открыла молодая женщина с дитем на руках.

– Здравствуйте, я ваша соседка. У меня есть котик, он очень болен, он в реанимации, – и Олеся показала фотку котэ, какой он был до и после операции.

Женщина напряглась, отпустила дите ползать, а сама скрестила руки. Язык жестов четко сказал: денег на кота не дам. В это время в коридоре появилось аж два кота – один красивый и породистый, а другой, как с помойки, худой, дерганый и облезлый.

– Понимаете, – продолжала Олеська дрожащим голосом, – нам нужно переливание крови. Не хотите сделать доброе дело? Чтоб ваш котик помог нашему, нужно всего-то пять миллилитров крови вашего кота.

– А-а-а, ну так бы и сказали. Та берите сразу двух, – улыбнулась женщина.

Олеся скромно взяла того, который похуже. Привозит его в ветеринарку.

– Скажите, а сколько по времени это займет?

– Минут двадцать, если не придется присыплять. И еще, нам надо шею ему побрить.

– Как побрить? Как же я его хозяйке буду отдавать, вдруг ей не понравится?

Олеська звонит женщине с их двора:

– Понимаете, вашему котику немного обреют шею, ничего?

– Та ради бога, всего хоть побрейте.

Олеся дала добро, и котик вступил на путь значительного улучшения своей кармы. Двадцать минут проходит, тридцать, сорок… Олеся заглядывает в кабинет и спрашивает, как там котик?

– Все хорошо, четыре человека его держат. Еще чуть-чуть.

Котик оказался с характером. Но пять миллилитров его крови спасли жизнь Олеськиному питомцу.

Нельзя сказать, что он после этого сильно поумнел и перестал есть то, что вредно, как же! Только оставь что-нибудь пластиковое, маленькое, несъедобное. Котик тут как тут. Как человек, ей-богу.

Фанты

Эх! Как мы играли в детстве и юности… Этому фанту позвонить соседям, а когда откроют – спеть, отдав салют, «взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры, дети рабочих…». А этому фанту – съесть целый лимон без сахара.

А из недавних – изобразить Анастасию Волочкову, собачку с поломанной передней лапкой, сделать ласточку, станцевать танец живота, наклеить детскую татуировку на предплечье…

Но самая хорошая игра случилась у нас несколько лет назад на дне рождения моего старшего брата. Мы думали, какой сюрприз ему устроить, чтобы наверняка понравилось? Решили пригласить массажистку. На тот момент к нам ходила странная массажистка Люба. Она делала такой же странный, как она сама, вибрационный массаж. Это совсем не то, что вы подумали, просто своими крупными сильными руками она трясла каждый участок тела клиента – спину, плечи. Это было любопытно, и, в принципе, ее можно было бы терпеть, если б она не произносила 250 слов в минуту, не выговаривая при этом половину алфавита. Начиналось все с биографии. Судьба у Любы была непростая, она воспитывала то двух детей, то трех, то даже четырех.

Жила она то в бараке за Мытищами, то в Коптеве в частном доме под снос, то в коммуналке с престарелыми родителями в одной комнате. Работала она до этого то при правительстве Москвы, то в Институте травматологии и часто предсказывала будущее. К ней даже Ельцин обращался. Она очень хвалила свою методику и каждый раз добавляла себе комплимент, что даже отец ее всегда называл «Сонька – золотые ручки», не понимая, что это выражение не о способностях массажистки.

Да! И самое главное – внешность! Люба была очень крупная и заметная женщина тридцати шести лет, как она говорила. Я бы ей без всяких дала пятьдесят, не торгуясь. Возможно, из-за полноты и жизненного опыта. Переодевалась она почему-то на лестничной площадке в белый медицинский халат, который на ней не сходился, и выглядела при этом устрашающе. В ее руках любой медицинский предмет приобрел бы функцию орудия пыток. Волосы она убирала в пучок, что логически завершало ее образ.

Так вот, чтобы как-то фантазийно обыграть приход массажистки к брату, мы решили сыграть в фанты и подбросить ему фант, на котором было написано «Девушка по вызову». А дальше хи-хи ха-ха и звонок в дверь. Все так и вышло. Брат разворачивает бумажку, читает про себя, краснеет.

– Ну что там у тебя! Читай!

– Ерунда! Мне надо рассказать стихотворение про зиму. Щас все будет.

У брата тоже с чувством юмора все в порядке.

– А ну-ка дай свой фант! – говорю.

Он мнется и в конце концов показывает. Там девушка по вызову. Как только он это озвучивает, я отправляю эсэмэс массажистке, и она звонит в дверь.

– Это к тебе, – говорю я брату.

Он смеется и, не веря своему счастью, идет открывать.

– Правда? Это ко мне?

Я подбадриваю его и подмигиваю. Брат в предвкушении. Дверь распахивается, на пороге в белом халате стоит крупное счастье.

– Любовь! – произносит она.

Брат пятится. Она уверенно идет следом, загоняя его в комнату, где мы уже приготовили массажный стол.

– Лозытись, я только гуки помою.

Брат шепнул мне:

– Ты что?! Я столько не выпью!

– Ничо не знаю, уплочено, – говорю я, закрывая за собой дверь.

Фанты тогда удались. Брат смог даже расслабиться и поспать, несмотря на то что она, не обращая внимания на его храп, рассказывала ему моменты своей биографии, пуская слезу на его массивную спину.

Маска для волос

Девочки, сейчас расскажу про очень крутой лайфхак для волос.

Сначала честная предыстория. Волосы у меня крашеные, ибо цвет свой «никакой с проседью» нужно прятать. Как говорила мама моей подруги, «красота-то покупная!».

Прошлым летом мы отдыхали на Кипре. Бассейн оказался сильно хлорированный, и мой блонд в соединении с химикатами перешел в светло-салатовый. Это если красиво сказать, а если честно – он стал болотным.

Я не обратила особого внимания, потому что в зеркало смотрю в общих чертах – не наизнанку ли одежда и пуговицы правильно ли застегнуты. Но тут дети вдруг озадачились:

– Мама, с тобой все в порядке? Ты так специально волосы покрасила?

– Вы хотите сказать, что я месяц так хожу? И никто раньше не мог об этом намекнуть?

Я пулей помчалась в парикмахерскую и попросила о первой помощи. И наш кипрский парикмахер говорит:

– Не плачь, сейчас научу. Берешь томатную пасту или кетчуп, делаешь маску на 20 минут и все. Зелень уйдет.

Купила кетчуп, намазала волосы. Томатный сок заструился мне в зону декольте, да так запахло консервным комбинатом, мама дорогая! Я старалась дышать ртом и особо не передвигаться, чтобы не загадить пол.

Смывала раз пять с шампунем. Запах преследовал меня дня два. Под жарким кипрским солнцем он превратился в запах вяленых помидоров. От людей я держалась подальше. Предупреждать окружающих, что я делала маску из кетчупа, потому что волосы зеленые, было как-то не комильфо. Но таки они больше не зеленые!

У всех есть хотя бы одна, но красивая история ухода за волосами. Помните натуральные средства для укрепления волос: пиво, черный хлеб, желток с медом? Как-то в школе, в подростковом периоде, у меня посыпались волосы. Чернобыль, стресс, гормоны – бог его знает, что это было. Я взяла книгу «Народный лечебник» и нашла пару достойных рецептов. Из продуктов, которые предлагались в качестве средства для укрепления волос, у меня дома был лук. Я натерла его и нанесла на голову. Через час смыла, но запах не ушел, как и в случае с кетчупом, только в десять раз интенсивнее. Пришлось два раза мыть шампунем, заливать мамиными «Клима», освежителем воздуха «Сирень» и брызгать лаком для волос «Прелесть».

Так я и пошла в школу, а там физкультура. Я пробежалась, вспотела и активировала адскую смесь на голове. Мне стало не по себе, и я чуть сама от себя не грохнулась в обморок. Пришлось уйти с урока под предлогом «болит голова».

Рассказываю это своей подруге, а она мне:

– Это еще что! Вот у меня в детстве был лайфхак! Мне сказали, если мыть голову кефиром, волосы станут гладкими и шелковистыми. Я так и сделала. Но мне никто не сказал, что его смывать нужно. Учительница отправила меня домой, с запиской в дневнике: «Родители, следите за гигиеной девочки!»

В общем, девочки, дегтярное мыло, конечно, хорошо, но прежде чем делать масочки, понюхайте – так вы будете пахнуть пару дней. Всем блеска глаз и волос!

Про соседей

Женева

Когда мы познакомились с Эльзой, ей было восемьдесят три. Она ходила так быстро, что я не поспевала за ней. Эльза была из тех удивительных людей, которые заряжают оптимизмом. Даже если они говорят о болячках и о смерти, получается смешно, забываешь, что это невеселые вещи.

Она постоянно всех кормила. Благодаря тому что Эльза любила готовить, а моя пятилетняя дочь – есть, все совпало, и маленькая София быстро заговорила по-французски.

Утром Эльза открывала окна и здоровалась с нами, а трехлетняя София в ответ кричала:

– Elsa! Vous avez quelque chose pour moi?[16]16
  Эльза! У вас есть что-нибудь для меня? (фр.).


[Закрыть]

И Эльза обычно звала ее к себе:

– Viens chez moi, ma chérie, j’ai un gâteau[17]17
  Иди ко мне, моя милая, у меня есть тортик (фр.).


[Закрыть].

И так каждый день.

Потом Миша родился. И с ним к Эльзе ходили. Она кормила его из ложечки, соки им двоим выжимала.

Спустя много лет мы приехали в Женеву навестить девяностодвухлетнюю Эльзу, которая жила уже в доме престарелых. Сели есть. Она берет Мишину вилку, накалывает мясо и кормит его. Эльзин семидесятилетний сынок Жерар говорит:

– Ну маман! Ему восемь лет, он давно ест сам.

Эльза сделала вид, что не понимает, и продолжала кормить моего восьмилетнего ребенка.

– Mange, chéri, mange, comme ça…[18]18
  Ешь, милый, ешь, вот так (фр.).


[Закрыть]

Миша вообще не мог понять, что происходит, но покорно открывал рот и ел.

На девяностолетие Эльзы мэр нашей деревни послал ей поздравительное письмо с приглашением в мэрию за подарком. Швейцарцы не очень большие мастера сюрпризов, подарок был предложен на выбор: платок, ручка или поднос.

Мы сидели на веранде с подружками Эльзы, отмечали юбилей. Старшая подруга – вылитая Раневская, была швейцарской журналисткой, вышедшей замуж за одессита, родители которого после 1917 года бросили свои меховые фабрики в Киеве и Одессе и бежали сначала в Румынию, а потом в Швейцарию. Младшая – Анна Мария, настоящая француженка, милая, изящная и очень добрая. Мы ели торт, пили портвейн и обсуждали подарок Эльзе от мэра.

Журналистка говорит:

– Я бы взяла ручку, наверняка серебряная. Золотую вряд ли дадут, а вот серебряную вполне.

Анна Мария:

– А я бы посоветовала тебе платок взять. Только ты позвони и спроси, какой марки. Если H&M или C&А – не бери. И спроси, шелковый ли он? Если нет, тогда – ручку.

– А ты, Таня, что бы взяла на моем месте? – спросила Эльза.

– Поднос. Вы печете постоянно. Хорошо, когда в доме есть красивый поднос.

– А я знаю, что мне на 100-летие подарят, – сказала Эльза.

Мы все хором:

– Что??

– Урну для праха. А-ха-ха-ха…

– Проси у мэра серебряную, они экологичные, – сказала Журналистка.

Несколько лет назад подруги Эльзы умерли, одна за другой. Она грустила по ним, но с восторгом рассказывала, какие дивные были похороны и как красиво играл на трубе правнук Журналистки. Она стала чуть медленнее ходить, без аппарата почти не слышала, но так же задорно смеялась. Мы гуляли с Эльзой, когда я навещала ее. Рядом с домом престарелых старое кладбище.

– Мой сосед по этажу пошел подышать свежим воздухом, а рядом с кладбищем ему сделалось плохо. Он едва добрался домой и тут же умер. Молодец какой, что дошел. Хотя, если бы он на кладбище умер, можно было и не тратиться на перевозку, – Эльза хохотала так, что прохожие оборачивались и улыбались.

Эльза умерла в 2018 году в день Успения Пресвятой Девы Марии, чуть не дожив до 96 лет.

Коста и София

В гости к Косте и Софии мы приходим без предупреждения. На Кипре так можно. Ворот у них нет. Когда мы неожиданно являемся у них в саду, Коста громко кричит:

– О! Калимера! Когда приехали? Садитесь за стол, я принесу что-нибудь выпить.

Сначала мы идем на задний двор, там курочки и цыплята. Коста хвастается новой курочкой редкой породы. Отлавливает цыплят – детям подержать на руках, погладить. Тут же большой огород. Коста срывает кабачок, помидоры, сельдерей. Достает из-под наседок свежие яйца.

София выжимает для нас апельсиновый сок. Мы рассаживаемся на улице за столом и рассказываем друг другу последние новости. Когда становится жарко, мы заходим в прохладный дом. На стене в доме висит большая фотография жениха и невесты. Я сразу их узнала – совсем молодые Коста с Софией. Коста говорит, что фотография – единственная вещь, уцелевшая из прошлой жизни.

В июле 1974 года, после многолетнего конфликта греческих и турецких киприотов, Турция вторглась на территорию Северного Кипра, чтобы защитить турецкое население. В итоге пострадали невинные люди. Коста с беременной Софией бежали через горы в окрестности Лимасола. Обессиленных и обезвоженных, их приютили чужие люди, кормили, помогли выжить. В дом свой они так и не вернулись – его заняли чужие люди. Пришлось начать жизнь с нуля. А вот фотография чудом уцелела. Кто-то из гостей, что был на свадьбе, ее сохранил.

Мы прощаемся. Я обещаю зайти перед отъездом. Коста догоняет нас уже у дороги:

– Забыли кабачки! А яйца! Все забыли. Ну-ка подождите, я нарву апельсинов, вот эти хорошие на сок, а вот эти просто ешьте.

– Эфхаристо поли, Коста! Эфхаристо, София!