Текст книги "Почти непридуманные истории для взрослых"

ССС

– Серега, ты чо делаешь?!! Тормози, бл…!

– Stefani! Letterfor you from Russia![6]6
  Стефани, тебе письмо из России!


[Закрыть]

Она медленно подошла к мужу, взяла письмо, улыбнулась:

– It’s from my Russian friend, Olga, do you remember her?[7]7
  Это от моей русской подруги, Ольги, помнишь ее?


[Закрыть]

– Yes, with red hair…[8]8
  Да, рыжая…


[Закрыть]

Письмо было вовсе не от Ольги, а от меня. Оно было веселым, и даже не знаю почему, она стояла в ванной, читала его и плакала. Наверное, были ошибки в каждом слове, возможно, она читала между строк то, что я действительно хотел ей сказать, но так и не решился.

– Mum, I’ll be late at school, let’s go![9]9
  Мам, я в школу опоздаю, пойдем!


[Закрыть]

– Сейчас, дорогой, только глаза накрашу.

Она вышла из ванной, ненакрашенная, с опухшим зареванным лицом, натянула блузку и юбку, спустилась в гараж, завела машину, пристегнула ремнем безопасности сына и выехала.

Она о чем-то думала, но мысли путались, прошлое переплеталось невидимыми нитями с настоящим: «…надо забрать рубашки из химчистки, Стив улетает завтра в Вену, кружок рисования в пять… ах бедный, бедный мой Серж, почему он там, а я здесь…»

– Сынок, ты позавтракал?

– Мам, ты чего? Мы же вместе завтракали…

– Ах да, да…

Я окончил Московский автодорожный институт в 1988 году и тут же, благодаря моему дружку Вовану, который фарцевал на Красной площади и имел нужные связи практически везде, устроился водителем в «Интурист».

Вован подогнал мне неплохой костюм, который выменял у одного англичанина на солдатскую шинель времен Великой Отечественной.

Костюм был немного великоват, но моя соседка строчила фартуки для какого-то кооператива и быстро ушила его под меня. Рубашку я купил в универмаге «Москва». Так что одет я был с иголочки, а вот с обувкой дело обстояло похуже, но это неважно. С гуталином, как ни странно, в нашей стране всегда было хорошо, поэтому я начистил до блеска мой «Красный Богатырь» классического черного цвета 43-го размера, завязал потуже новые шнурки и остался, определенно, доволен собой. Не взять на работу такого парня они просто не имели права.

Мне нравилось работать водителем. Я чувствовал некоторое превосходство над другими, не интуристовскими водилами. Конечно, мой друг из 13-го таксомоторного парка иногда денег приносил побольше, но мне перепадала валюта, а это было что-то! Мне нравился цвет и запах этих проклятых капиталистических бумажек. И хотя наши красные десятирублевки с Лениным были тоже симпатичные, все же доллары смотрелись во всех отношениях достойнее. Это как сравнивать, например, «Красную Москву» с «Шанель № 5» или «Шахерезаду» с «Клима». И тех и других я передарил несметное количество.

Я немного говорил по-английски, но элементарно – куда ехать, где свернуть, подождать или не ждать, во сколько вернуться. Мне всегда хотелось пообщаться с кем-нибудь англоговорящим, но это не приветствовалось. Любое лишнее сказанное слово могло в одночасье лишить работы, и я помалкивал. Иногда просто слушал, что они говорят в машине, но не из политического интереса, a из желания понимать и совершенствовать свои познания в английском языке.

В 95-м, когда Союз уж четыре года как развалился, и многие мои дружки-водители нашли себе достойных хозяев в иностранных компаниях и представительствах, я тоже стал подумывать об уходе. А потом Сашка Чернов позвонил и сказал, чтобы я подъехал к Мытной прямо сейчас, что 350 баксов на дороге не валяются и, мол, вообще нашу шарашкину контору скоро разгонят.

Я подумал, что, возможно, это и есть тот самый шанс. И не ошибся. Со мной побеседовал русский мужчина лет пятидесяти, назвавшийся главой представительства интернациональной компании, которая производила шампуни и моющие средства. В подробности он вдаваться не стал, спросил у меня про мой стаж, прописку, место работы. Как только услышал слово «Интурист», сразу же сказал, что берет меня на работу. Зарплата 350 долларов + переработки после шести вечера до девяти утра и что возить я буду директора по маркетингу, англичанина.

Рассчитавшись с «Интуристом» и получив приятную характеристику от Аллочки из кадров за все те же «Клима», я проставился перед своими корешами и отбыл в неизвестный, интригующий и новый для меня мир. И хотя все там оказалось то же самое, потому что трое из водителей были наши, интуристовские: Сашка Чернов, молодой и наглый родственник главы представительства и еще один сорокалетний мужик, вообще непонятно откуда взявшийся, который и Москву-то толком не знал, и права у него были всего три года. В первый же день наш начальник сообщил мне главное правило – «молчание – золото».

Мой хозяин оказался нормальным мужиком. Англичан выгодно отличает от американцев то, что они любят выпить. Собственно, это их единственное сходство с русскими. В мою задачу входило: быть у подъезда вовремя, то есть раньше назначенного времени; открывать ему переднюю дверь; утром иметь в машине две бутылочки газированной воды, вечером – две бутылки холодного пива. Последнее вошло у него в привычку чуть позже. Иностранцы расслабляются в России очень быстро, получив нянек в виде персонального ассистента и водителя.

Я понял это еще в «Интуристе» – главное не перебарщивать с услугами и не проявлять собственной инициативы, как говорится, инициатива наказуема. Но, видимо, к хорошему привыкаешь не просто быстро, а моментально. Наши водители ездили по магазинам и рынкам, отвозили детей в школу, забирали, одевали-раздевали их в детском саду, чуть ли не памперсы меняли. И это все потому, что в 1998 году грянул кризис, и не знаю, чем бы я кормил семью, если б не был таким вежливым и услужливым.

Да, у меня тогда уже была семья. С Ларисой мы поженились, когда нам было по двадцать лет. Я только вернулся из армии, а, как известно, армия делает из мальчиков настоящих мужчин. И я вот тоже себя считал мужчиной, хотя в физиологическом плане этой чести пока удостоен не был. Я тут же поступил в автодорожный, где в группе у нас не было ни одной девочки, и я был уместно огражден свыше от прекрасной части человечества, иначе бы просто набрасывался на них прямо на лекциях. Мне хотелось женщину. Не кого-то определенного, ну, например, соседскую Катьку, которая за два года моего отсутствия из гадкого утенка превратилась в модель с ногами, растущими от шеи… Или мою бывшую одноклассницу Наташку Голубеву, с которой хотели дружить все пацаны нашего класса и параллельного… Или молоденькую кассиршу из сберкассы в вязаной кофточке с неуклюжим пучком на затылке… Или дымящих за углом нашей школы десятиклассниц, некоторых я помню играющими в куклы на детской площадке… Мне хотелось всех, я был готов.

Поэтому когда Лариска из Плешки, знакомая Во-вана, позвала к себе на вечеринку, я, ни минуты не задумываясь, пришел и потом остался у нее. Не то чтобы она мне очень понравилась и не то чтобы я из солидарности в нее влюбился – у меня-то и соперников не было. Остался я потому… ну я уже говорил… мне просто хотелось женщину. Мы курили на балконе, я нервничал, не зная, с чего начать. Лариса это заметила и взяла инициативу в свои руки.

В эту же ночь я позвал ее замуж. И все у нас было как будто складно и похоже на любовь с первого взгляда. Тогда, в двадцать, в первые месяцы после возвращения из армии, я, наверное, мог бы влюбиться с первого взгляда и в продавщицу из колбасного отдела нашего универсама. Но с Ларисой мне повезло, и у нас все действительно было хорошо. Я был у нее первым и она у меня. Я не пил, работа не позволяла, а Лариса никогда меня не пилила по пустякам, как другие жены своих мужей. Получкой моей всегда распоряжалась она, и делала это разумно. И все ей как будто нравилось, все ее устраивало. И дочка у нас родилась как будто по любви. После Плехановского Лариса стала работать в бухгалтерии ГУМа, Вован помог. Друзья и родственники считали нас богатыми и успешными, да что говорить, так оно и было.

Когда я устроился благодаря Сашке Чернову в английскую компанию, Лариса уже работала главным бухгалтером крупного банка. Я же просиживал штаны в офисе весь день допоздна, потом вез моего англичанина в ресторан, а затем домой на Фрунзенскую набережную. Возвращался домой я после 11 вечера. Переработки были приличные, на наши совместно зарабатываемые деньги мы с Ларисой строили дачу под Звенигородом.

Через полгода мой хозяин-англичанин покинул Россию, зато вместо него в 1999 году приехал новый англичанин, Стив. Сначала обжился, обустроился, а потом уже приехала его жена Стефани. Каждую неделю я возил ее в ИКЕА, в «Стокманн» на Смоленке за продуктами, на Измайловский рынок за всяким псевдоантикварным барахлом, к ее подружкам в гости, в спорт-клуб. Я таскал ее многочисленные покупки, коробки, был в курсе всех ее перемещений, так как сам их и совершал. Я относился к ней с равнодушным почтением, как к своей хозяйке.

В середине мая я заказал облицовочный кирпич на отделку дома, и его должны были привезти в субботу, но мне позвонили накануне, в пятницу, утром и сказали, что подвезут сейчас. Я попросил секретаршу Стива Машу, очень образованную и организованную, но совершенно непривлекательную девушку – это с приездом Стеф очаровательную Леночку заменили на Машу, – отпустить меня на полдня сгонять на дачу проконтролировать процесс разгрузки. Стив был не против и попросил согласовать со Стефани. Она сама мне перезвонила и предложила поехать со мной.

Стефани трещала всю дорогу, я с трудом понимал процентов тридцать, но в основном и не слушал. А тут возьми да и скажи: «В-о-он монастырь на горе, у меня там друг, священник Захарий» – «Где? Где?» – заинтересовалась Стеф. «Уже проехали», – сказал я с облегчением.

Мы успели вовремя, бригада из водителя и рабочего уже заносила кирпич на участок. Они разгружали вяло, то и дело перекуривали. Когда они закончили, я дал им полкоробки шампуня (нас каждый месяц им награждали на работе) и заплатил за доставку. Стеф все это время слонялась по участку, рассматривала внутри и снаружи дом, заглядывала на соседние участки, делала вид, что ей интересно. На обратном пути она попросила заехать в монастырь. Я провел ее на территорию, но сам не пошел, не мог упустить свой шанс подремать в машине. Она сделала несколько фотографий, купила пару забавных глиняных свистулек, и мы вернулись в Москву.

Стив часто уезжал в командировки, а я в эти дни с утра до ночи возил Стеф. Как-то раз она позвонила утром и попросила меня днем отоспаться, а вечером отвезти ее на чей-то день рождения. Шофер – человек подневольный, и кроме как «да, мэм» иного ответа у нас нет. Вечером мы поехали на Смоленку за двумя ее подружками. Они начали пить уже в машине, смеялись, показывали друг другу колготки, обсуждая качество. Одна ее подруга, жена посла не помню какой страны, так заразительно смеялась, что я едва сдерживался, чтобы не засмеяться в голос.

– Серж, шапусьик будишь? – спросила она.

– Девочки, к сожалению, я на работе.

– Аааа… к сажальеню… ти всьегда так… Ну ладна… На здаровия!

Мы подъехали на Тверскую к «Красной Шапочке» – девчонки решили себя побаловать мужским стриптизом. Я выгрузил их и уехал спать в офис. В районе двух часов ночи Стеф позвонила и заплетающимся языком сказала, что можно ее забирать. Забирал я одну Стеф, куда делись остальные, не спросил. Она шла медленно, у нее то и дело подвертывались каблуки, в машине она наконец-то сбросила туфли и швырнула почему-то на заднее сиденье. Пока я ее вез от Тверской до Остоженки, она заснула, и не собиралась просыпаться, когда мы приехали.

Я взял ее на руки (она была не очень тяжелая, килограммов пятьдесят) и понес в подъезд. Нам открыл консьерж. И вот тут я пожалел, что вытащил ее из машины: жили они на четвертом этаже дома без лифта с длинными лестничными пролетами. К третьему этажу силы мои почти иссякли, а ей было все равно, уютно примостившись и обняв меня за шею, она, посапывая, спала. Я ругался на себя: сумки, коробки, горшки с пальмами, ящики с бутылками… Чего я только не перетаскал к ним! И вот теперь ее саму. В конце концов, я не носильщик. Когда я наконец донес ее до двери, то понял, что понятия не имею – где ключи?! Присев вместе со своей ношей на ступеньки, я стал ее ощупывать, но у нее не было ни карманов, ни сумочки. Пришлось аккуратно посадить ее, облокотив на помеченную собаками стенку (пускай, ничего с ней не случится!), а самому мчаться вниз в машину. Сумочки в машине не оказалось. Надо было срочно ехать обратно в «Красную Шапочку», если бармены ее нашли, то отдадут.

Я завел машину, а потом подумал: «А вдруг она во сне с лестницы грохнется? Нет, ее надо с собой взять». Прибежал на четвертый этаж. Она сидела в той же позе, как я ее посадил. Взвалив ее на себя, я стал медленно спускаться вниз, вспоминая по пути армейские дни, вещмешки и марш-броски.

Стеф спала на заднем сиденье, а я пошел в клуб. Бармены сумки не находили. Обыскал весь клуб, включая женский и мужской туалеты. Ехал обратно на Остоженку и размышлял, что мне делать: остаться с ней в подъезде? Поехать в гараж офиса (представляю, что потом будут говорить, если вообще не уволят)? Домой к себе? Жена если не убьет, то не поймет, уж точно. Домой к ее подружкам тоже нельзя – все они якобы ночуют у Стеф. Не знаю даже почему, я поехал на Ленинские горы, запарковался и решил вздремнуть, а с ситуацией разбираться завтра. Стеф спала сладким сном, но я заснуть так и не смог.

В шесть утра она стала просыпаться. К нам подъехала милицейская машина, и мент попросил предъявить документы. Стеф уставилась на него так, будто первый раз в жизни видела стража порядка.

– Ну что, братан, где ее снял? Прописка хоть есть у нее?

– Все есть, – говорю, – вон печать в паспорте… Жена моя… Поругались мы вчера…

Он проверил документы и уже собирался попрощаться, как Стеф открыла свой рот (кто ее просил?!) и стала возмущаться.

– Да, вижу, какая она тебе жена. Раньше наши бабы иностранцев снимали, а теперь все наоборот. Вези уж ее домой, раз проснулась.

Стеф невнятно извинилась и спросила, почему мы здесь?

– Рассвет встречаем, – сказал я.

– What does it mean «rassvet»?[10]10
  Что это значит – «рассвет»?


[Закрыть]

В девять утра она набрала секретаршу Стива и сказала, что вышла в магазин, захлопнула дверь, а ключи остались дома. Маша тут же вызвала хозяина съемной квартиры, и дверь открыли. На этом закончилось наше первое ночное приключение. Мне дали выходной день, и я проспал почти до вечера.

На следующее утро Стеф позвонила и, очень извиняясь, попросила приехать. Карточки свои она заблокировала, наличные украли вместе с сумочкой, у домработницы одалживать деньги было неловко, и она решила занять у меня до приезда Стива тысячу рублей. И еще с ней нужно было съездить в магазин. После «Стокманна» она пригласила меня домой выпить кофе.

– Серж, вы только Стиву, пожалуйста, не рассказывайте ничего, и водителям… Не знаю, что на меня нашло? Какой-то мужчина угостил нас коктейлем. Девчонки не пили, а я выпила полбокала и отключилась. Ничего не помню…

– Стефани, мне пора в аэропорт.

Она подошла ко мне, встала на носочки и поцеловала в губы. Дальше все происходило как в ускоренном режиме просмотра кино. Мы сдирали друг с друга одежду, которая улетала по разным углам, порвались и раскатились по полу ее жемчужные бусы; она оторвала мне пуговицы на рукавах, когда расстегивала рубашку… Мы вели себя как обезумевшие, изголодавшиеся любовники. Потом я часто представлял себе этот момент, но уже в замедленном режиме, чтобы хорошенько вспомнить, как это было. Дожив до 36 лет, я только тогда ощутил, что значит страсть, что значит «потерять голову».

Так же быстро мы потом метались по комнате, собирая вещи, одеваясь, ползая на четвереньках в поисках недостающих деталей, которые, впрочем, уже не имели никакой ценности…

В таком головокружительном состоянии я и помчался встречать мужа Стеф, моего хозяина, начальника, без пяти минут вице-президента по маркетингу крупной интернациональной компании. Прости меня, Стив, я, кажется, сошел с ума. Стив прилетел в очень хорошем расположении духа, вручил мне бутылку виски. Она оказалась как раз кстати. Подумав это, я отметил, что никогда прежде не был таким циничным, даже в мыслях. На заднем сиденье лежал симпатичный пакетик с надписью Chanel. Это для Стеф. Она тоже заслужила!

Никогда со мной не случалось ничего подобного, как говорится, при исполнении. Стольких женщин я возил: красивых и не очень, но с большим шармом, и еще с большим, предполагаю, сексуальным потенциалом и опытом, но ни разу я не изменял своей жене. Она у меня была первая, как и я у нее. Случалось, и у меня возникали определенные мысли и желания, но я всегда четко ставил невидимый барьер и строго держал дистанцию.

Я сошел с ума. Но никакого намека на то, что произошло между нами, от Стеф не последовало. Они ездили со Стивом вместе на ужины, встречи, концерты. Стеф мне ничего не говорила и больше не звала к себе пить кофе. Я по-прежнему носил ее сумки, коробки, ящики с алкоголем.

После нашего с ней утреннего безумства прошло несколько месяцев. Стив планировал уехать на неделю в Лондон, но въездная виза в Россию у Стеф заканчивалась как раз на следующей неделе, и она с ним не полетела. Стоял невыносимо жаркий московский июль. Мы поехали в Нахабино – Стеф немного играла в гольф, я сидел у берега озера, переодевшись в шорты, и загорал.

– Серж, ты знаешь какое-нибудь место недалеко отсюда, где можно плавать? – спросила Стеф.

Однажды мы ездили с друзьями в Петрово-Дальнее на шашлыки. Был там небольшой пляж с белым песочком и не загаженная еще часть Москвы-реки; и мы с ней отправились туда, прихватив немного фруктов и холодного пива. Место так и осталось нетронутым, только левую часть берега обнесли забором и подготовили к строительству элитного поселка. Мы расстелили ее белоснежное полотенце, я присел рядом на песок.

– Серж, мне стыдно, что я себя так вела, ведь если б не я, ты никогда не стал бы со мной спать (звучало на английском это приблизительно так). Ведь я тебе не нравлюсь, правда?

Дальше все произошло практически как в первый раз, только пуговицы на рубашке не отлетали, потому что рубашки попросту не было, как бус, блузки и брюк. И после мы не метались в поисках одежды, а лежали долго в обнимку. Из блаженного транса нас вывела проходящая мимо бабка с ведром:

– От шо делаецца! Стыд и срам! Насмотрюцца телевизера, а потом валяюцца, где ни попадя!

Бабка зачерпнула воды и, переступая через наш небольшой пикник, пошла к огородам.

– Серж, что она сказала?

– Ничего. Счастья нам пожелала и большой любви.

– А почему она так невесело сказала? – не унималась Стеф.

– Завидует.

Теперь я не испытывал угрызений совести, как после первого раза, и ждал с нетерпением следующего. Хотелось поделиться своей радостью со всеми, но это было невозможно. Вместо этого я купил себе новый костюм, рубашку и галстук. Жена тут же отметила:

– С чего это вдруг?! Тысячу раз тебе говорила, а ты ни в какую! Не иначе как новая двадцатилетняя секретарша в офисе появилась.

– Ларисик, конечно, от тебя ничего не скроешь!

Стив уехал в Лондон, а мы со Стеф все мое рабочее время и переработки проводили вместе. Я давал ей ключи, и она катала меня по городу. Во время наших занятий по экстремальному вождению, то есть по управлению автомобилем в Москве и Московской области, она четко усвоила русские правила поведения на дороге. Первое. Пешеходов не пропускать, чтобы не создавать пробок и аварийной ситуации. Второе. Если надо обогнать/подрезать – можно, только аккуратно; если очень надо превысить скорость – можно, только осторожно; если очень-очень надо двигаться по встречной – можно, если есть с собой деньги. Лично я всегда езжу строго по правилам, но если иногда очень надо нарушить – нарушаю. Стеф научилась говорить «пошел на х…». Первое время говорила с ударением на «у», что звучало не очень убедительно. Тренировалась в городе на бомжах, давала им несколько десятирублевых бумажек, а когда бомж ее неразборчиво благодарил, она его посылала. Я работал с невероятной производительностью труда и готов был работать 24 часа в сутки. Останавливала совесть и все ж таки долг перед семьей.

Как-то Стив и Стефани обсуждали планы на отпуск, и она сказала, что не помнит, когда у нее критические дни. Тут я возьми и ляпни – дурак полный!

– Next week![11]11
  На следующей неделе.


[Закрыть]

– Что? – переспросил Стив.

– Техосмотр… next week, – промямлил я.

– А-а… no problem, в гараже офиса два такие же «вольво» стоят, выберешь.

Они улетели на неделю на Корсику, а потом на неделю в Лондон. А мы в это время с женой и дочкой съездили отдохнуть в Турцию на десять дней. Мне понравилось: шведский стол, море чистое, отель зеленый, концерты каждый вечер. Но все время я думал о ней, что она делает, что ест, думает ли обо мне… А она думала. Несколько раз называла Стива Сержем, а он ее журил: «Ну вот, с водителем проводишь больше времени, чем со мной, и я теперь Серж… Приехали».

Я встретил их, мы быстро прошли паспортный контроль через VIP-зал и поехали домой. Выгрузив Стива с чемоданами, мы со Стеф отправились в излюбленный «Стокманн». Мне хотелось ее обнять, расцеловать, но она опять вела себя отстраненно и только в магазине сказала:

– Серж, наши машины прослушиваются.

Я это предполагал, поэтому никогда не допускал вольностей или лишних слов. A еще она сказала, что едва выдержала эти две недели и, кажется, совсем потеряла голову. Мне было приятно это слышать, да что там говорить – я был счастлив.

Как-то после обеда я сидел в водительской и смотрел, как играют в шахматы Колька Кравчук и Генка-рыжий. Зашла Маша и попросила отвезти Стефани паспорт – новая регистрация готова. Много раз я держал в руках ее паспорт в VIP-Шереметьево и Домодедово, но ни разу не рассматривал его. А тут раскрыл, хотел взглянуть на ее фотографию. Она была не похожа на себя, слишком серьезная, место рождения Лондон, дата рождения… Стефани была на девять лет старше меня! Я просто не мог в это поверить – выглядела она гораздо моложе своих 45 лет. Детей у них со Стивом не было, хотя у Стива от первого брака трое дочерей.

В начале октября стояла чудная погода, затянувшееся бабье лето никак не хотело с нами расставаться, предоставляя нам возможность наслаждаться мягким солнцем, листвой под ногами. Что ни говори, а осень в нашем регионе самое приятное время. Зима у нас долгая, весна быстрая и незаметная, лето – то слишком жаркое, а то в начале июня надеваешь куртку с меховым воротником, потому что снег обещали. А осенью хорошо. Стеф захотелось съездить в Загорск погулять, а заодно заехать к какому-то художнику, у которого скупали иконы все ее подруги-иностранки.

В монастыре к одному из строений тянулись люди. Протискиваясь сквозь толпу, я спросил у старушки:

– А что сегодня за праздник?

– Не праздник, отец Герман отчитывает бесноватых.

Я не смог объяснить Стеф, что это значит, потому что и сам толком об этом ничего не знал. Мы медленно брели по аллее, нам навстречу шел красивый священник средних лет. И уже пройдя мимо нас, он сказал:

– Мальчика потом ко мне приведете.

– Что? – переспросил я, подумав, что ослышался. Но он уже спешил к ожидающим его людям.

Странный был какой-то день. Мы купили две иконы и немного хохломских чашек-ложек, посидели в провинциальном ресторанчике, специализирующемся на иностранных туристах, и, отведав пельменей и борща, поехали назад. Стеф сказала, что сегодня ровно год, как она в Москве. Это дело мы решили отметить не откладывая. И отметили в своем любимом стиле, немного не доехав до Ярославского шоссе.

Перед Новым годом меня вызвал начальник нашего отдела, похвалил и сказал, что Стив очень мною доволен, поэтому с января мне повышают зарплату и выплатят премию. Стефани подарила мне красивую рубашку и свитер. Жена, конечно, усомнилась, что это я сам себе купил: «С каких это пор ты носишь рубашки в фиолетовых розах и сиреневые свитера?!» А мне очень даже шло. Действительно, почему я прежде не носил такие цвета?

Стив был доволен жизнью, на работе у него намечалось повышение. Продажи выросли в полтора раза по сравнению с прошлым годом; по всему городу висели рекламные билборды и растяжки с продуктами нашей фирмы; по телевизору через каждые пять минут девушки рассыпали свои золотистые волосы после мытья нашим шампунем. Домохозяйки пользовались исключительно нашими моющими средствами и стирали нашими порошками. И все это не без помощи Стива. Зато Стеф в последнее время неважно выглядела, грустила и казалась чем-то озабоченной. Мы мало виделись, она вообще редко стала выбираться из дома.

В середине января они со Стивом съездили в Лондон. Когда прилетели, Стеф сказала, что они уезжают. Я не раз мысленно готовил себя к этому событию. Рано или поздно это должно было случиться. И я много раз себе говорил: «Принимай все как есть. Вы птицы разного полета, которые по случайному стечению обстоятельств встретились, а теперь расстаетесь. Каждый возвращается в свое гнездо – только и всего». Но я никак не мог предположить, что эта новость меня буквально подкосит. Я знал, что в запасе у нас не больше месяца. Стеф не звонила, и даже в магазин за продуктами я возил Стива. Мне очень хотелось поговорить с ней о том, что происходит между нами, но она отказывалась. Потом не выдержала, расплакалась и сказала, что пытается отодвинуть меня, как только узнала о переезде несколько месяцев назад. Да, я чувствовал, что она пыталась поссориться, но ничего у нее не вышло благодаря моему неконфликтному характеру.

Стив улетел в первых числах февраля, а Стеф осталась – нужно было получить разрешение министерства культуры на вывоз некоторых «объектов культурной ценности», икон, картин, статуэток. Мы встречались почти каждый день, иногда подолгу лежали в постели у нее дома, не занимаясь любовью, а просто так. Я ей рассказывал по-русски всякую чепуху: какая она красивая, какие у нее аппетитные уши, вкусные губы…

– Я обязательно когда-нибудь выучу русский язык, – пообещала Стеф. – Вы, русские, не говорите, а поете.

– Да уж, ты преувеличиваешь. А ну-ка вспомни, что нужно говорить, когда тебя кто-то «достал»?

– Пошиол на уи!

– Ну вот, все наши занятия насмарку, опять ударение не там поставила…

– But it’s beautiful anyway, even «пошиол»[12]12
  Это по-любому красиво, даже «пошиол»


[Закрыть].

Я немного почитал ей «Евгения Онегина» (не знаю почему, но письмо Татьяны помню со школьной скамьи). Естественно, она ничего не поняла, но слушала внимательно, будто даже вдумываясь в смысл загадочной речи. Потом мы медленно занимались любовью. Стеф немного поправилась, но мне нравилась ее округлость.

В начале марта я проводил ее в аэропорт. Боялся, что у нее начнется истерика или что у меня самого сдадут нервы, но, как ни странно, мы попрощались спокойно – была уверенность в том, что все будет хорошо.

Спустя некоторое время я осознал, что она улетела не в отпуск, а навсегда, и впал в уныние. Запить я не мог, так как работал, поделиться с кем-нибудь тоже не мог. Мне оставалось только выдерживать чувство в себе до тех пор, пока наша история сама собой не превратится в прошлое. Стеф звонила, старалась веселить меня, подбадривала и всегда прощалась со мной не иначе, как «пошиол ты на уи»! На время разговора с ней я забывал о расстоянии, нас разделяющем.

Так и тянулась моя жизнь от звонка до звонка. Я возил генерального директора и его семью. У них было двое детей – Эшли и удочеренная девочка Наташа из Волгодонска. Каждое утро я отвозил Брайана на работу, а потом девочек в англо-американскую школу. Они были буйные – то ехали в обнимку, а то дрались и орали друг на дружку всю дорогу. Машина стала похожа на квартиру after party[13]13
  После вечеринки.


[Закрыть]. Повсюду разбросаны попкорн, салфетки, Барби с Кенами, их одежда. Все это я убирал, пока они были в школе, но каждый день все повторялось снова.

Мне они определенно нравились. Я встречал их у входа в школу, девчонки выбегали, прыгали на меня, висли на шее, и я тащил их в машину на руках. Иногда их мама, американка Элси, просила посидеть с ними несколько часов, если няня не могла прийти. Мы играли в прятки, но их золотистый ретривер Хуливер, которого они звали просто Хули, всех выслеживал и находил спрятавшегося первым. Иногда я думал: жаль, что у Стеф нет детей, у нее были бы очень красивые дети.

Я стал больше внимания уделять своей дочери, которой исполнилось шестнадцать. Это сложный подростковый период, когда все требуют от ребенка быть взрослым, но когда он берет на себя ответственность и совершает «взрослые поступки», ему говорят, что он еще маленький. Мы ездили с дочкой на Волгу на рыбалку; ей не терпелось получить права, и я учил ее водить машину. Еще мы вместе отдохнули на Кипре, и люди вокруг думали, что она моя девушка, а она подыгрывала, кокетничала и называла меня своим спонсором.

Звонить Стеф стала все реже и реже, я чувствовал, что она отдаляется. Ей было легче, чем мне, ничто не раздражало ее память, а я видел наши с ней памятные места ежедневно. Но, возможно, этим я и излечился от тоски – клин клином вышибают. Спустя два года после того, как они уехали, Стеф перестала звонить совсем. А что говорить? Ах, помнишь мы с тобой… Еще через четыре года, когда наша история уже была надежно запрятана в прошлом, я узнал от кого-то, что Стив приезжал в Москву и передавал мне огромный привет от Стеф и их сына. Я был удивлен и счастлив за них, что наконец-то у них родился долгожданный ребенок.

Полгода назад мы поехали с братом на нашу дачу под Звенигородом. Я даже не успел опомниться, как из-за «девятки», которая еле плелась по встречке, прямо на нас выскочил КамАЗ. Брат мой погиб на месте. Про меня говорили, что я в рубашке родился. Две недели провел в коме, прежде чем пришел в себя. Сначала, когда узнал, что брат погиб, а я вряд ли смогу когда-нибудь ходить, не хотел жить, но дочь и жена меня сильно тогда поддержали.

Летом я сидел на даче. Жена купила мне современную инвалидную коляску, и я управлял ею как профессиональный гонщик. Машину с ручным управлением мне подарила наша фирма. Ну так вот, сидел я на даче, переделал все посильные для меня дела и вдруг в одной из книжек нашел рождественскую открытку от Стеф с ее обратным адресом и решил написать ей письмо. Когда настоящее у тебя плохонькое, то прошлое становится гораздо ярче, чем, возможно, оно было на самом деле. Письмо я написал очень веселое, невероятно оптимистичное, перечитывал его и смеялся. Конечно, я наверняка сделал множество ошибок, хотя заглядывал в словарик, но в целом я остался доволен собой.

В октябре она приехала в Москву с шестилетним сыном и попросила о встрече. Я решил скрыть свою инвалидность. Думал, подъеду на машине и буду разговаривать из окошка. Или приглашу ее сесть в машину, а ручной газ/тормоз прикрою газетой. Придумал правдоподобные отмазки, если пригласит прогуляться.