Текст книги "Похищение Европы"

– Надеюсь, путешествие на автомобиле не слишком утомило вас. Ваш дядя отличный водитель! Сам-то я привык общественным транспортом. Но успел оценить искусство вождения господина Арьяна. Он владеет всеми стилями: и уравновешенным британским, и темпераментным римским. Вы какой стиль вождения предпочитаете?

– Дядя знает, что я привык перемещаться пешком или на броне, и в лучшем случае по грунтовой дороге, – улыбнулся Шурали. – Но он меня домчал на автомобиле с кондиционером по гладкому шоссе. И здесь… – он задрал голову и уставился на золочёные виньетки потолочной лепнины. – В этом дворце…

– Это многоквартирный дом, – вставил Джером. – Да! Апартаменты мои велики и со вкусом обставлены, но на содержание собственного дворца в городской черте Рима у меня не хватит средств. Однако…

– Я бы хотел вернуться в горы.

Вне всяких сомнений, Шурали понимал английскую речь Джерома, но то ли от упрямства, то ли от смущения продолжал говорить на языке пушту.

– Вам не понравилась Европа? – невозмутимо продолжал Джером. Его оксфордский выговор всегда казался Патриции слишком академичным. – О! Понимаю! Комфортней жить с деньгами. Все эти хлопоты с миграционными службами, толкотня в ночлежках смазывают впечатления от центров мировой культуры. Думаю, если мы договоримся, то с деньгами и у вас не будет проблем…

– Дядя, о чём говорит этот гей? – Шурали продолжал вести себя так, словно Джерома не было в комнате.

– Господину Джерому нужно «Семя Вавилона», – проговорил Арьян.

Этот из последних сил старался быть вежливым и ответил племяннику на английском языке.

– Он хочет, чтобы я вернулся в Халеб? – Шурали застенчиво улыбнулся, а Патриция поразилась той безукоризненности, с которой он произносит английские слова. Похоже, молодой пушту принял вызов выпускника Оксфорда. Но кто и когда обучил его столь безупречному произношению? Патриция ёрзала, но спросить так и не решилась.

– Нет! Куда нам следует отправиться, хозяин? – Арьян одарил Джерома широчайшей из своих улыбок.

– Туда, где сейчас находится «Семя Вавилона». С британским паспортом вам открыта граница любого Европейского государства. Пат?

Патриция снова выбежала из комнаты.

В кабинете Джерома запах тяжёлого парфюма чувствовался сильнее. На столе среди буклетов, кип писчей бумаги и папок с отпечатками фотографий она разыскала две книжечки со львом и единорогом на обложке. Под ними лежали и два голубых прямоугольника Мастер-кард с именами Арьяна и Шурали. Осталось только забронировать билеты. Из гостиной слышались тихие голоса. Теперь собеседники использовали только английский язык. Патриция прислушивалась. Арьян отчаянно торговался. Джером кокетничал. Шурали хрипло посмеивался, отбиваясь от наскоков Джерома короткими фразами.

– Патриция всё организует, – щебетал Джером. – Билеты, отель, прочие нюансы. Лучше всего отправиться в Болгарию вместе с туристами. Британскими туристами.

Значит, «Семя Вавилона» в Болгарии! Как же так? Она пропустила часть разговора. Патриция, стараясь не шуметь, приблизилась к двери.

– Я был вынужден оставить мальчика на границе с Болгарией, – услышала она голос Шурали.

– Ты не забрал золотую игрушку? – закричал Арьян.

Наверное, Арьян вскочил, потому что непосредственно после его возгласа один из стульев повалился на пол.

– Я не граблю детей, – прорычал Шурали.

Вот оно! Волк зарычал! Наконец-то! Патриция вбежала в гостиную с паспортами в руках.

– Имея на руках деньги, вы сможете отправиться в любую страну мира и жить, как захотите… – продолжал Джером.

– … пока американцы продают свои бомбы, мы будем воевать там, где они захотят… – огрызнулся Шурали. – Европа не понравилась мне. Я не умею жить мирно.

– Полмиллиона евро, – сказал Джером.

– У Мариам болят ноги, – сказал Арьян.

Патриция вошла в комнату и споткнулась о пристальный взгляд Шурали.

– Эта женщина поедет с нами? – спросил он.

– О, нет! – щёки и лоб Патриции вспыхнули, спина и ладони покрылись влагой. – Я буду ждать вас в Лондоне. Хотя…

– Патриция останется со мной, – веско заметил Джером.

– Война – не женское дело, – сказал Арьян. – Хотя…

Он с иронией воззрился на Патрицию.

– На ближнем востоке, в Сирии и Иране женщины, дети и древние старухи воюют наравне с мужчинами, – сказал Шурали. – Война – дело каждого и касается всех.

Патриция вложила в руки Арьяна паспорта и банковские карты.

– Вот!

– Остальное решим при помощи мейла и скайпа, – сказал Джером.

Арьян рычал и шипел, подобно взбешенному коту.

– Американская тварь снова подставит нас! Она сдаст нас в руки Болгарской полиции, – он тыкал в Патрицию волосатым пальцем, но сначала спрятал паспорта и карточки в задний карман брюк.

– А вы не убивайте никого, – вмешался Джером.

Он поднялся с места, подхватил Арьяна под локоть и повлёк его к выходу из гостиной, в тёмный, заставленный старинной мебелью коридор. Там, среди остеклённых и шпонированных дверок с вычурными бронзовыми замками, притаилась железная дверь, ведущая на лестничную площадку, к лифтам.

В коридоре, где Джером никогда не зажигал люстры, день и ночь горела в старинном бра единственная маломощная лампочка-миньон. Перед самой дверью на лестницу Шурали схватил её за руку шершавой и твёрдой ладонью и сильно дёрнул на себя. Решил обнять на прощание? Патриция не стала сопротивляться.

– Я тебе нравлюсь… – выдохнула она.

– Я тебя жалею.

– Меня? Почему?

– Ты жертва, хоть сама и не понимаешь этого.

Они говорили на языке пушту. Джером стоял совсем близко и невежливо, но чутко прислушивался к их разговору.

– Этот человек… – Шурали стрельнул глазами в сторону Джерома. – Он ведь не муж тебе…

– Муж? Ха-ха-ха! – она попыталась скопировать его улыбку и его хохот.

Слишком больно показалось ей так вот смеяться – одной гортанью, так улыбаться – одними губами.

Щека долго болела потом в том месте, куда он её поцеловал, прежде чем выскочить следом за Арьяном на лестничную клетку. Джером таращился на неё через толстые стёкла очков и молчал.

– Завтра я забронирую им билеты. Думаешь, мы справились?

Джером молча кивнул.

* * *

– Я здесь, – сказал Шурали и Арьян вздрогнул.

Привычка передвигаться бесшумно – видимо, этот приобретённый на войне навык невозможно забыть и в мирной обстановке. Арьян не слышал, как Шурали забирался в «Мерседес». Дядя посмотрел на племянника в зеркало заднего вида. На первый взгляд всё нормально, не покусала его бритая американка. – Тебе понравилась эта женщина, Шурали? – тихо спросил он. – Да, – был ответ. – Осуждаешь?

– Нет. Солдату подойдёт и такая. Но… Когда? По возвращении или?..

– Я вернусь в Рим только на танковой броне, – рассмеялся Шурали. – Но это случится не скоро. До того времени эта американка упорхнёт к себе за океан. – Мы отправимся следом за ней на броне и туда! Ха-ха-ха! – За океан отправятся твои сыновья.

Часть 4
Ияри Зерабаббель

* * *

Ханум вошла в комнату. Ияри не слышал шагов. Её присутствие выдавало лишь шумное, прерывистое дыхание. Ханум была немолода. Скованными, неловкими движениями она раздвинула занавески. Плеск моря, щебет птиц, уличные шумы – все звуки мира сделались слышнее.

Пёс заворочался, поднял голову, но с кровати не слез. Так и остался лежать, прижимаясь к мальчику горячим боком. Ханум, в своей обычной манере, тихим голосом сетовала на что-то. Она произносила несколько знакомых слов на двух похожих, полупонятных языках. Кажется, речь шла о непереносимой жаре. Странно! Ияри поёжился. Ему-то совсем не жарко. Наоборот, если бы не Пёс, пришлось бы, пожалуй, укрыться ещё одним одеялом.

Ияри ни одной минуты не боялся Пса, хотя в его семье никогда не держали собак. Поначалу, когда пёс начал делить с ним ложе, у Ияри не хватало сил на страх. А впоследствии, когда покой, хорошая пища и забота вернули ему силы, Пёс уже стал привычной частью его жизни – постельной принадлежностью, грелкой, говорливым, забавным и надёжным товарищем. Пёс покидал его дважды в день – утром и вечером, в те часы, когда совершались семейные трапезы. Окна его спальни выходили на двор и в часы уединения Ияри всегда слышал голос Пса. А потом Пёс неизменно возвращался к Ияри, доедал остатки пищи на прикроватном столике, устраивался под боком у мальчика и засыпал. Пёс был хитрым и упрямым, но при этом очень ласковым. Вся семья любила его и Ияри его полюбил. Полюбил незаметно, не нарочно, но крепко.

Ханум, тяжело вздыхая, принялась за уборку. Женщина тихо укоряла Пса за то, что тот валяется на чистых простынях и громко призывала на помощь Старика – своего мужа. Старик явился, катя перед собой кресло на колёсах. Он поставил кресло под окном, приблизился к Ияри и осторожно положил в изголовье его постели гостинец в цветной обёртке.

– Цыц, пакостник! – Старик погрозил Псу пальцем. – Не трогать! Это для ребёнка!

Ияри посмотрел на гостинец. В обёртку из цветной бумаги Старик обычно прятал какое-нибудь лакомство – кусочек лукума, зефир, конфету, персик. Да всё что угодно! Ияри разворачивал гостинец и съедал его, когда оставался совсем один.

– Наконец-то! – проговорила Ханум, опускаясь в оббитое чёрной кожей кресло. – Я устала. – Душана – артистка, – проговорил Пёс, шумно зевая.

– Посмотри, Сигизмунд! Люлёк опять валяется на простынях. А ведь Наташа только вчера сменила мальчику постель.

– Она меняет её каждый день, душа моя, – отозвался Старик.

Едва Ханум опустилась в кресло, он принялся протирать пыль с мебели. Шлёпая по полу босыми ступнями, сбегал куда-то и быстро вернулся с ведром воды и половой тряпкой.

– В этом доме можно убираться каждый день! – причитала Ханум. – Никто не берёт на себя труд помыть собаке лапы. Может быть, вменить это в обязанность Григорию?

Старик ползал на коленях, водил по половицам влажной тряпкой. Пёс наблюдал за ним с высоты кровати. Ияри попытался спрятать лицо, чтобы никто не заметил его слёз.

– Что же ты опять плачешь, милый? – Старик обернулся к нему. – Надюша говорит, что у тебя уже ничего не должно болеть. А Надюша знает, что говорит. Она скоро станет доктором и потому…

– Бесполезно, Сигизмунд, – сказала женщина. – Он ничего не говорит. Я порой думаю, что он и не слышит.

– Но Надюша говорит…

– …Мы второй месяц разговариваем с ним, а он в ответ – молчок. Из комнаты опять отказался выходить. Смотри: горшок полон. Осторожно, Сигизмунд! Не опрокинь его!

– Ты не хочешь ли в туалет, милый? – Старик с угодливой улыбкой уставился на Ияри.

В руках он держал пластиковую ёмкость, именуемую ночным горшком.

– Он не пойдет, Сигизмунд, – сказала Ханум. – Вчера Лазарю пришлось нести его в ванную на руках. Такой большой мальчик, а унитазом не умеет пользоваться. Из каких же диких мест Господь принёс его к нам?

– Это не простой мальчик, – заверил жену Старик. – Смотри какой у него медальон.

– Золотой. Ну и что? В наше время всякая рвань носит на теле золото.

– Нет, душа моя. Я думаю, вещь антикварная, и Наташа того же мнения. Ну вот. Пол я помыл. Пыль протёр. Горшок сейчас вынесу. Завтра тут можно не убираться. Но я обязательно зайду навестить тебя, милый, ближе к вечеру, после того, как вернусь с рыбалки.

Он хотел погладить Ияри по голове, но руки его были заняты.

– Что ты сейчас сказал? – Ханум приблизилась, обеими руками вращая колеса своего кресла.

Она не рассчитала усилие и со всего маха ударилась в кровать.

– Сейчас будет веселье! – проговорил Пёс.

– Завтра я хотел бы отправиться на рыбалку, – сказал Старик.

– Прекрасно! Выкатишь коляску на пирс, и я смогу сидеть рядом с тобой.

– Друг Спаса, Георгий, предлагает на лодке… но надо встать в три часа… – лепетал Старик.

– Ну уж нет!!!

– … а с тобой побудит Блага…

– У Благи в два часа косметолог.

– Но до двух-то… а там и я вернусь…

– Ну, уж нет!!!

– Я могу сходить на рыбалку один раз за лето?! – Старик попытался изобразить возмущение.

– А старик – совсем не артист, – ехидно заметил Пёс.

– Мне дурно от этой жары. И я всегда одна. Блага занята собой. Наташа и Надя работают. Тебе и Григорию – вам обоим! – интересней убивать время с приятелями. А я никому не нужна!

Старик выскочил из комнаты с ночным горшком в руках. Ханум попыталась преследовать его, не поднимаясь со своего кресла, но ей не удалось сразу протиснуться в узкие двери. Пришлось подниматься и выкатывать кресло. Быстрые шаги Старика уже звучали на лестнице.

– Что ты делаешь, Сигизмунд! – кричала ему вслед Ханум. – Я не умею пользоваться элеватором! Как я опущу вниз коляску?

– Спускайся ногами! – донеслось снизу. – Сейчас я вернусь!!!

Коляска так и осталась стоять в дверях комнаты Ияри. Ханум, шумно дыша и причитая, начала спуск с крутой лестницы, ведущей на первый этаж. Пёс поднялся и потянулся.

– Не хочешь поиграть? – спросил он.

– Нет, – Ияри отвернулся от него и уставился в окно.

Сквозняк раздувал занавески, открывая взору мальчика кусок синего неба.

– В городе появились чужаки, – проговорил Пёс. – Двое крутятся вокруг дома. Вынюхивают. Высматривают. Совсем чужие, как те двое, что навещают тебя. Может быть, и эти по твою душу? Эй, хватит грустить! Поговори же со мной!

Если Псу хочется общаться – отвертеться от него не возможно. Сейчас он примется скрести Ияри обеими передними лапами, тыкаться носом, громко скулить, а возможно, и лаять. На шум сбегутся люди. На плече останутся царапины от когтей. Нет, лучше повернуться к нему лицом и…

Царю Царей, пожалуй, было тесновато в кресле Ханум. Слишком могуч он, слишком широки его одежды, а движения чересчур размашисты. Царь Царей привык жить в просторных помещениях, ему трудно вместить своё тело в столь жалкую клетушку и сидеть в инвалидном кресле Ханум. Кот, отчасти утратив свою былую величавость, протиснулся между колесом инвалидного кресла и косяком. Горделивый зверь вступил в крошечную спаленку Ияри, воинственно подняв свой пышный хвост. Пса подбросило в воздух. Совершив головокружительное сальто над кроватью, он приземлился на четыре лапы перед самым носом Кота.

– Шшш!!! – сказал Кот.

– Я тебя не боюсь! – тявкнул Пёс, но сам прижал уши, присел на задние лапы, подвернув под себя хвост.

Кот поднял лапу. Случайный солнечный лучик позолотил его шерстку. Они были одинаковой масти – Пёс и Кот. Шкуры обоих блистали красноватым золотом в свете закатных лучей.

– Я тебя не боюсь! – повторил Пёс, пятясь.

Кот издал тихое утробное урчание, уселся и принялся умываться.

– Тебе тоже надо подняться с постели, – проговорил Царь Царей. – Довольно прятаться и пестовать своё горе.

– Мне грустно, – проговорил Ияри. – Здесь слишком холодно и всё чужое.

– Твоё бездействие и душевная лень чрезвычайно огорчают ту женщину, что приютила и ухаживает за тобой, – сказал Царь Царей.

– Я уважаю эту женщину… – начал Ияри.

На вразумление своего покровителя он приготовился ответить длинной, почтительной речью, но Пёс со своею обычной бесцеремонностью прервал его:

– А я люблю Маму!..

– Уважения мало! – заметил Царь Царей. – Ты должен показать заботу. Посуди сам: волею жестокой судьбы ты оказался в этом затхлом, дичающем мире, где всё давным-давно встало с ног на голову. Женщины ведут себя как мужчины, возложив на свои слабые плечи заботы и старых и малых. В такой доле мало радости для женщины. Твоя приёмная мать сочла возможным к своей и без того тяжелой ноше добавить тебя, Семя Вавилона. Чем ты сможешь отплатить ей?..

– Чем? – встрял Пёс.

– Шшш!!! – сказал Кот и снова занес над тяжёлой головой неугомонного свою когтистую лапу.

– Представь, как она обрадуется, если ты просто заговоришь с ней, – продолжал Царь Царей.

– Да!!! – подтвердил Пёс, тут же получил лапой по уху, вскочил на кровать и спрятался за спиной Ияри.

Хитрец лишь сделал вид, будто испугался, а сам изготовился к новым каверзам, и ждал лишь удачного момента, чтобы окончательно вывести из себя Кота или украсть гостинец Старика. Ияри, желая уберечь подарок, взял его в руки.

– Я должен носить воду и топить очаг? – спросил мальчик.

– О, нет! В этом доме есть водопровод и отопление.

– Но ты назвал этот мир диким…

– Ты должен отдавать душевное тепло и заботу этим добрым людям. Не следует тратить все силы на бесполезную скорбь. Поделись тем, что имеешь, как это делают они, и тогда твоя скорбь уменьшится. Попробуй!

– Обещаю поступать, как ты советуешь! – горячо заверил Царя Царей Ияри. – Вот, возьми! Я начал делиться и первым будешь ты!

Великий принял из рук Ияри цветной свёрток Старика, но не спешил прятать его в складках своих пышных одежд.

– Благодарю! – сказал он. – Но следующей будет… кто?

– Мама!!! – тявкнул Пёс.

– Шшш!!! – сказал Кот.

– Да! – подтвердил Ияри.

– Немедленно? – Великий улыбнулся.

– Немедленно!

Ияри стремительно спрыгнул с постели, голова его закружилась и он едва не наступил на Кота.

– Я сейчас же спущусь вниз и сам умоюсь!

– Она будет танцевать от счастья! – Царь Царей улыбнулся. – Но повремени минуту!

Царь Царей величественным жестом заставил Ияри вернуться на кровать.

– Повремени немного. Твою новую семью ожидают испытания. Это связано с тем сокровищем, что хранится у тебя на груди. Опасность уже стоит на пороге этого мирного дома. Нешуточная опасность. Тебе довелось пройти через войну. Из всех, кто живет под этим кровом, именно ты наилучшим образом подготовлен ко встрече с ней.

Ияри задумался, но ненадолго, потому что в скором времени его размышления прервали смех, скрип калитки, торопливые шаги, звон посуды. Со двора послышались оживлённые голоса. Разговаривали двое: мужчина по имени Спас – это он забрал Ияри из рук Марабута – и хозяйка, та, которую Пёс называл Мамой.

Похоже, они собирались пообедать вдвоём и никто из членов семьи, даже Мальчик, не решались нарушить их уединение. Спас оживленно рассказывал о делах у так называемого «рва». В тех местах перестрелки стали обычным делом, но теперь никто не палил из дедовских ружей в небо. Убийства множились. Спас рассказал Маме и о том, что вступил в «Группу бдительности». Ияри снова всплакнул, припоминая о тех, одержимых вселенской пустотой людях, в обществе которых находился во всё время путешествия от Алеппо до дома деда Ивана.

Размышления Ияри прервал Царь Царей.

– Береги Семя Вавилона, – тихо проговорил Великий, поднимаясь с кресла Ханум.

Ияри держал глаза широко распахнутыми. Ему хотелось увидеть, как Царь Царей будет уходить. До сих пор он всегда исчезал незаметно, внезапно и бесследно. Но куда он уходит и откуда всякий раз возвращается? Этот вопрос волновал Ияри чрезвычайно. Вот Великий поднялся, жестом величественным и стремительным оправил одежды. В этот-то момент Пёс решился осуществить задуманное. Внезапно выскочив из-за спины Ияри, он прыгнул, намереваясь отобрать у Царя Царей гостинец Старика.

– Ууу!!! – взревел Кот.

Он поднял обе когтистые лапы и ударил ими по оскаленной морде Пса. Миг – и их тела сплелись. В потоке солнечного света, струящего из окна, воспарили мириады золотых шерстинок. Несколько минут Ияри был слишком занят забияками, чтобы следить за действиями Царя Царей.

Наконец, Пёс и Кот кубарем выкатились из спаленки, оставив в руках Ияри порванную пустую обёртку. Ияри выглянул на лестничную площадку – Царя Царей там не оказалось. Он посмотрел вниз, в пустой холл. Великий опять исчез незаметно, внезапно и бесследно.

Мальчик решил сдержать слово, данное Царю Царей. Он спустился по лестнице, нашёл на кухне мусорное ведро и оставил обёртку в нём. Через распахнутые двери кухни он разглядел двор, стол, скамью и кресло, и плети виноградной лозы, нависающие над ними. Ещё он увидел Маму и Спаса, но те, занятые друг другом, не заметили его. С непривычки голова кружилась, и Ияри счёл необходимым вернуться в спальню. Он снова улёгся в постель. Голоса мужчины и женщины за окном баюкали его. Он крепко и безмятежно уснул.

* * *

Его разбудил Пёс.

– Мама идёт! – рявкнул он, запрыгивая на кровать. – И Мальчик с ней!

Затем хитрец свернулся клубком и быстренько притворился спящим.

Всё произошло обычным, давно заведённым порядком – Мама села в кресло, Мальчик прилёг на край ложа Ияри и принялся засыпать маму обычными своими бестолковыми вопросами.

– Мама, когда эта кровать опять станет моею? И почему мы не читаем в твоей комнате? Почему этот мальчик молчит? Может быть, он не слышит нас?

– Григорий, дай мне сосредоточиться, – попросила Мама. – Я устала. Буквы расплываются. Может быть, ты сам?..

– Нет! – Мальчик сразу же угомонился и, подобно Псу, прикинулся дремлющим.

Мама раскрыла книгу, потёрла ребром ладони усталые глаза и начала ровно с того места, на котором закончила в предшествующий вечер. Ияри прислушивался к рассказу о долгом и опасном путешествии в царство злого колдуна. Герои сказки бродили по сказочной стране, именуемой Средиземьем. Им предстояло выполнить опасную и важную миссию – спасти весь мир. А добрый волшебник – их помощник – уже был заточён в высокой башне, из которой, казалось, нет исхода. В книге рассказывалось о важной миссии, которую носители кольца добровольно и бескорыстно возложили на себя.

– А в чём наша миссия? – Мальчик неожиданно открыл глаза.

Он очень любил задавать трудные вопросы.

– Наша миссия в том, чтобы любить друг друга, – быстро ответила Мама и продолжила чтение.

Она неизменно терпеливо отвечала на каждый вопрос Мальчика.

– А по телевизору говорили, что наша миссия в сохранении мира, – не унимался Мальчик.

– И это тоже, – устало подтвердила женщина. – Но сейчас идёт война и разжигателей её никак не образумить.

– Я слышал! Говорили, что Алеппо полностью разрушен, – сказал Мальчик. – Почему этих людей не образумили раньше? Зачем позволили разрушить древний город? И как правильно говорить: Алеппо или Халеб?

– Алеппо, – тихо сказала Мама.

– Халеб, – проговорил Ияри.

Но они не расслышали его голоса, потому что Мама приступила к чтению главы, в которой добрый волшебник, тоскуя в плену на вершине одинокой башни, дождался, наконец, своего спасителя – огромного орла.

А Мальчику не давали покоя его трудные вопросы. Он снова и снова перебивал свою Маму:

– Но почему они просто не подпишут с Мордором мирное соглашение? Почему Мордор находится на востоке, когда на самом деле он на западе? Почему не устроить военные учения, чтобы орки увидели, как сильны силы их противников и не образумились? Почему нельзя просто перекрыть границы и не пускать орков в Гондор и Рохан? Почему нельзя посадить в тюрьму предателей и сменить слабых правителей на сильных? Если люди потеряли разум, то…

Мальчик остановился, устав от собственных вопросов.

– Бывает так, что люди теряют разум, – женщина зевнула.

– Орки не люди. А Средиземье погибнет так же, как погиб Алеппо!

– Не один Халеб погибнет, прежде чем вы образумитесь, – тихо проговорил Ияри.

Пёс тут же приподнял свои забавные уши и с одобрением уставился на него.

– Кто это сказал? – всполошился Мальчик.

– Кто-то на дворе, – отозвалась Мама. – Наверное, София и Надюша вернулись. А нам пора спать.

– Ууу!!! – Мальчик тоже хотел спать, а упрямился просто по привычке.

– Пойдём! Завтра будем читать «Властелина колец» на болгарском языке.

Покидая комнату, она мельком, но испытующе посмотрела на Ияри. А тот, подобно Псу, предпочел притвориться спящим.

* * *

А утром она очень обрадовалась, застав Ияри в ванной.

– Как же так! Ты встал с постели, сынок! – Мама суетилась вокруг него, то открывая, то закрывая дверь ванной комнаты.

Она подала чистое полотенце. Она предложила зубную щетку и не ушла, пока не удостоверилась в том, что Ияри умеет пользоваться ею.

– Смотри, мама, – сказала она явившейся на шум Ханум. – Он чистит зубы! – Вижу.

– Я же говорила, он из приличной семьи!

И без того красивое лицо Мамы от радости помолодело. Ияри тоже обрадовался. Пока всё происходило согласно предсказаниям Царя Царей.

На шум сбежалась вся семья: сестра Ханум, не менее капризная, но гораздо более высокомерная, чем сама Ханум, женщина, принесла Ияри на плечиках чистую рубашку. Брат Мамы тут же предложил Ияри покататься на скутере, а Мальчик принёс один из своих многочисленных гаджетов.

– Здесь софт англоязычный, – потупив глаза проговорил он. – Я всё равно не разбираюсь. Может быть, тебе подойдёт?

Дисплей планшета светился. Пока Мальчик показал Ияри мультфильм, в котором лошадь, медведь и колючая крыса гуляли в тумане, все домочадцы, включая Старика, смотрели на Ияри с радостной надеждой. Ждали: вот-вот он заговорит. Но Ияри так и не заговорил. Он только кивал и улыбался, а с разговорами решил повременить.

– Ничего! Совсем скоро он расскажет нам кто таков и откуда, – сказала высокомерная сестра Ханум. – Хорошенькую плюху нам Спас подкинул! Что ж, хочешь любить мужчину – люби и его сувениры!

И она выразительно посмотрела на Маму.

– Блага, – вмешался Старик. – Не думаешь же ты всерьёз, что мальчишка сын Спаса? Ведь София рассказала нам, как было дело!

– Ах, эта София всё время что-то рассказывает!

И сестра Ханум удалилась, гордо вскинув голову. Даже оттенок волос у неё горделивый – пепельно-белый, но не такой, как бывает у пожилых людей, не такой, как у Ханум. Ияри уже мог мыслить вполне ясно и догадался, что сестра Ханум красит волосы. Сестра Ханум, всё ещё красивая женщина, и почему-то считает Маму своей соперницей. Но почему? Этого Ияри пока не мог уяснить.

– Может быть, ты погуляешь с собакой? – Ханум тут же решила приставить Ияри к какому-нибудь делу.

– Нет! – резко возразила Мама.

– Но почему? Свежий морской воздух…

– Он может выйти только с папой, − Мама перестала улыбаться, строго глянула на Ханум и та сразу покорилась.

* * *

Пёс впервые почуял их, когда сбежав от сестёр Яворовых, шакалил на помойке рыбного ресторана неподалёку от порта. Запахи нехороших намерений, с оттенками запёкшейся крови и охотничьего смрада – так пахнет темно-серая субстанция, которой начинены заряды ружей. На родине Люльку доводилось видеть охотников и их собак. Здесь, в Несебре, ему встречались только рыбаки и туристы. А эти люди, чужие всему здешнему, пахли, как охотники. На что или на кого они приехали охотиться?

Люлёк хорошо запомнил тот день и час, когда учуял чужой запах. Люди из другого мира появились на острове с толпой туристов в самом конце лета. Они бродили по узким улочкам в длинных штанах, вовсе не закатывая рукавов своих рубах. Более того, на закате они надевали плотные куртки, потому что мёрзли. Они мёрзли в страшную жару, когда Люлёк таскался, еле волоча лапы по затенённой стороне улиц, вывалив наружу язык. Чужаки почти не ели мяса и вовсе отвергали свинину, в то время как прочие туристы поглощали всё подряд, запивая пищу солодовыми и виноградными напитками. Но эти двое не хотели пробовать вина и освежаться пивом. Они не фотографировали домики Несебра. Они не купались в море. Они не покупали расписанные сложным орнаментом тарелки. А главное, их всё время тянуло в северную часть острова на улицу Крайбережна. Но не базилика и не кафе «Кристалл» с его богатой помойкой интересовали их. Оба околачивались в районе КПП между заведениями «Familia fish & grill» и «Андромеда». Люлёк недолюбливал эту часть острова. Хозяин «Familia fish & grill» был слишком чистоплотен – помойка на задворках его дома очищалась дважды в сутки. А супруга хозяина «Андромеды» люто ненавидела собак. Но странные пришельцы почему-то полюбили пить кофе именно в этой части острова. Они брали пластиковые стаканы с соломинками навынос, усаживались на набережной под чахлыми пальмами и тупо пялились на море. При этом младший из двоих – сутуловатый, высокий мужик с невероятно длинными руками и ногами – кофе вообще не пил. Он или отдавал свой напиток старшему товарищу – седоватому, толстому субъекту в расшитой цветными шелками шапочке – или выбрасывал полный стакан в одну из обследуемых Люльком урн.

Они говорили на чужом языке только оставшись наедине, когда другие туристы не могли их слышать. Что за язык! Странное смешение гортанных и поющих звуков, смысл которых псу никак не удавалось уразуметь. Он устраивался под соседней скамьёй, притворялся дремлющим, прислушивался, но всё бестолку. Чужаки пели и крякали на своём странном языке, изредка и только завидев своих товарищей-туристов, переходили на едва знакомый Люльку язык англичан. Не надеясь на поживу, не испытывая к чужакам симпатии, Люлёк, тем не менее, не покидал свой пост под скамейкой. Чувство надвигающейся опасности, беды, подстерегающей родную стаю, удерживало его крепче любого поводка. Пёс приоткрыл глаза. Он видел ноги чужаков. Видел КПП и неширокую улицу. По правую сторону набережная, пляж и линия прибоя. По левую – ряд домов. Шкура пса дыбилась. Глотка издавала утробные хрипы. А тут ещё этот кот. Вредная тварь явилась невесть откуда, чтобы прогуляться по солнышку. Рыбьими потрохами возжелал поживиться, не иначе.

– Шшш, − сказал.

– Ррр, − ответил пёс.

Люлёк и кот были почти одной масти, но шерсть каждого отличалось структурой. Шерсть пса – гладкая и плотная, светлого, палевого оттенка, жестковатая на ощупь. Шерсть кота – шелковистая, пышная, оттенка низкопробного золота. Кот, передвигаясь степенно и бесшумно, протиснулся под скамью. Игривый закатный луч последовал за ним, придав шерсти обоих красноватые оттенки. Кот вольготно разлегся рядом с псом. Теперь его янтарные очи были совсем рядом. Пышные усы его, омерзительно топорщась, соприкасались с усами Люлька. Пёс окаменел от такой неописуемой наглости. Мало того, что мерзкое животное расположилось в непосредственной близости. Оно ещё и пофыркивало, всем своим видом демонстрируя брезгливую пренебрежительность.

– Ррр, – сказал пёс.

– Мрр, – примирительно отозвался кот.

– Я есть ишачье дерьмо и не верю в существование приличных людей, – сказал кто-то неподалёку.

Люлёк приподнял уши и прислушался. Близость омерзительного животного странным образом перестала волновать его. Чужаки обсуждали планы на ближайшее время. Судя по всему, прямо сейчас они собирались отправиться в противоположный конец улицы Крайбережной. Один из них назвал номер дома. Упоминалась и синяя дверь с огромной подковой над косяком и ручкой в виде собачьей головы. Обсуждалась и высота дворовой ограды, и крепость замка на воротах. Глотка пса против его воли исторгала урчание, протяжное и грозное. Шерсть на его загривке поднялась. Пёс уже приготовился вцепиться в отвратительную лодыжку ближайшего из чужаков, когда легкая кошачья лапка прикоснулась к его боку и острые когти чувствительно вонзились в шкуру.

– Не сейчас! – строго сказал голос Мамы.

Люлька подбросило в воздух. Сначала сидение скамьи больно ударило по макушке, а потом пса закрутило волчком.

– Беги же за ними! – повелел голос Мамы. – Всего меня истоптал своими когтями!

– Гадкий кучето! – подтвердил голос Спаса. – Беги! Они уходят!

Люлёк выскочил из-под скамьи. Кишечник содрогался в спазмах, но Пёс донёс его содержимое до нужного места. Он заложил свою «бомбу» на пути чужаков. Конечно, это совсем не культурно класть «бомбы» посреди тротуара улицы Крайбережной. Но как иначе остановить нашествие чужеземцев? Ах! Вот один из них наступил на «заряд» Люлька и беспечно последовал далее. Пёс двинулся параллельным курсом, вдоль пляжа. Пленительные запахи помоек раздирали его ноздри, но уши ясно слышали разговор чужаков.