Текст книги "Похищение Европы"

– Я поеду с ней, – сказал Пёс, хвост его метался из стороны в сторону, уши были приподняты. Он тянул шею, высматривая что-то в багажнике. – Решай. Тут хватит места для двоих.

– Но Мама прогонит нас, – возразил Ияри.

– Тебе пора становиться хитрым, – рявкнул Пёс. – Стань мужчиной – защитником своей Матери. Она идёт на опасное дело. Как же нам оставаться в стороне?

– Но Брат!..

– Пустые отговорки. Брат слишком мал, да и места на троих не хватит.

Пёс запрыгнул в багажник. Он недолго вертелся, умещая жёлтое тело между сумок. Наконец он улёгся, спрятал нос, прижал уши. Ияри мог видеть, как шевелится при дыхании его мохнатый бок, но человек посторонний и несведущий ни за что не заметил бы в багажнике собаку.

– Присоединяйся. Тут ещё есть место, – проговорил Пёс.

Тогда Ияри решился. Он быстро залез в багажник, осмотрелся. Кусок плащевой ткани оказался длинной ветровкой с капюшоном. Ияри накрыл ею себя и Пса. Сразу сделалось тепло и покойно. Захотелось уснуть. Он задремал и не слышал, как захлопнулась дверь багажника, как заработал двигатель.

* * *

Дорога самоубийцей бросалась под колеса автомобиля. Чужая страна, чужой, жидковатый лес по обочинам. Плохо тянет в гору «Ситроен», а под гору – тормоза греются. В таких местах лучше использовать машину с механической коробкой передач. Но есть же что-то и хорошее в этой ситуации? Что же? Да ничего! Дочь пропала! Её взяли в заложники. Вот сидит она сейчас со связанными руками. Наташа вспомнила фотографию – налитые кровью кисти рук, израненные веревками запястья. Родные ручки! Дочка! Надюша! Наверное, ей страшно сейчас. Она, может быть, пить хочет или ей надо в уборную. А над ней стоит иноверец в «балаклаве» и глумится. А может, пинает ногами, обутыми в тяжелые ботинки? А может, и того хуже? Ах, Боже, почему ты не взял меня? Почему Надюша оказалась там? «Ситроен», сбивчиво урча мотором, катился вверх по пологому склону. Дорога петляла меж древесной чахляди. На небе солнышко сияет, пробивает лучиками кроны, но в этой чаще ничего не разглядеть – только облака крон да частокол тонких стволов. Да проклятый подлесок – густые колючие кусты. Кто прячется в них? Что впереди? Что позади? Не разглядеть!

Мужик выскочил из подлеска, встал посреди дороги, раскинув на стороны руки. Одет как все волонтеры: толстовка и комбинезон цветов камуфляжа. На голове бейсболка. Козырек бросает тень на лицо. Видны только кончик носа и знакомая борода. Воинственный вид плохо сочетался с сытым, пивным брюшком. Наташа выдохнула с облегчением, опознав в мужике Гогу – приятеля Спаса. – Спри! Спри! – кричал Гога. Наташа нажала на тормоз, опустила стекло. – Я ищу Спаса.

Тёмные восточные глаза смотрели на неё с раздражающим лукавством. Она смутилась и почему-то сразу успокоилась.

– Георгий, прошу вас помочь мне. Сначала пропала София и Надя… Что с ними? От меня что-то скрывают… Гога, улыбаясь, не сводил с неё воловьих очей. Наташа заглушила двигатель и выбралась из автомобиля.

– Моя Надя где-то здесь? – повторила она.

– Виждате ли, мадам! – завел Георгий, поводя очами. – Дъщеря ви е толкова красиво момиче. И не само! Тя е предан приятел. Това е смела… Това…[71]71
  Видите ли, мадам… Ваша дочь такая красивая девушка. Мало того! Она – преданный друг. Она смелая… Это… (болг.)


[Закрыть]

Его речь прервала автоматная очередь, короткая и оглушительная. Кто-то сделал ровно пять выстрелов совсем близко. Звуки доносились именно с той стороны, откуда появился Георгий.

– Что там? – подпрыгнула Наташа.

– Осада… засада… обложенно… – Гога путался в словах и заметно волновался.

Он с опаской посматривал на подлесок, но ни человеческих голосов, ни возни слышно не было. Ни одна ветка не шелохнулась в этом пустом лесу. Чаща снова погрузилась в тишину.

Наташа запрыгнула на водительское сидение и поставила рычаг в положение драйв. Заметив её движение, Гога снова перегородил своим телом проселок.

– Няма да позволя[72]72
  Я не позволю… (болг.)


[Закрыть], – категорично заявил он.

Надо притвориться покорной. Может быть, сдать немного назад, отдалиться от этого сытого туловища, а потом… Наташа включила заднюю передачу. «Ситроен» медленно пятился до тех пор, пока не уперся задним бампером в колючие заросли на обочине дороги. В этом месте полотно как раз круто изгибалось влево. Раздосадованный Гога сдернул с головы бейсболку.

– Кой прави това? Поверете кола жена!..[73]73
  Кто так делает! Вот и доверьте автомобиль женщине! (болг.)


[Закрыть]

Гога выдернул Наташу из машины, потом не без усилий затолкал своё грузное тело между рулем и спинкой водительского сидения. Задорно ворча, он включил переднюю передачу. Наташа сиганула в заросли в тот момент, когда «Ситроен» начал движение вперед. Она продиралась вверх по склону, в том направлении, откуда послышалась очередь. Где-то сзади взрыкивал движком её «Ситроенчик». Похоже, Гога пока не заметил её маневра. О, нет! Ей не нужны опекуны и помощники! Она всё сделает сама! Она спасёт свою дочь!

Путь в гору через заросли показался ей удручающе долгим. В последний момент, когда она стала сомневаться в правильности выбранного направления, совсем рядом прогрохотала вторая очередь. Бах, бах, бах – три выстрела и Наташа выскочила на небольшую поляну. Посредине, обнесенный невысоким, сложенным из «дикого камня», забором стоял сказочный домик. На фоне беленых стен были хорошо различимы яркие пятна расписных ставень и крашеная синей краской дверь. Края дерновой крыши едва не касаются земли. Печная труба, кривоватая и почерневшая, походила на указательный палец старого крестьянина. За плетнем – персиковые деревья, черешни, сливы и несколько хорошо ухоженных лоз, дворовые постройки, убранный огород. Солнышко прикрылось облаками. Над пейзажем повисла дымка вечернего тумана. Сказочная картинка, если бы не одно обстоятельство: вокруг изгороди бродили, сбиваясь в группы, сидели, ползали одетые в камуфляж люди с опознавательными значками спецназа. Они ровным счётом ничего не предпринимали, только время от времени постреливали из автоматов – сбивали дёрн с крыши, решетили стены деревянных построек. Зачем?

– Действительно, засада! – проворчала Наташа.

Она не успела сделать и пары шагов в сторону ограды. Кто-то приемом завзятого регбиста сбил её на землю и придавил, и зажал рот рукой, пресекая крик, и зашептал в ухо со знакомой горячностью:

– Это я, Спас. Не кусайся, Ната. Наши девочки в доме. Сейчас я освобожу твой рот от своей ладони, но ты не станешь кричать. Да?

Наташа постаралась кивнуть. По счастью, Спас правильно понял её, убрал ладонь, ослабил хватку.

Наташа давилась слезами.

– Рано плакать. Перестань. Обе живы. Я их видел.

– Ты был внутри? Как Надя? Ах, прости. София!

Тело перестало повиноваться ей внезапно. Содрогалось в рвотных порывах, дергалось, болело. Она цеплялась за что-то мягкое, пытаясь обрести опору, вынырнуть, вздохнуть. Глаза её ослепли, остался только слух. Она слышала глухие звуки шагов, голоса, причитания. Говорили только на болгарском языке, но душевное смятение не мешало ей понимать каждое слово.

– Вливай ей в рот, – говорил кто-то. – Это просто истерика.

– Что в бутылке? – отвечал Спас.

– Ракия! Что же ещё? Не медли. Надо бы ещё водичкой сбрызнуть.

Её рот наполнился обжигающей влагой. Слезы полились водопадом. Она сглотнула раз, и другой, и третий. Живот наполнился приятной теплотой. Спазм ослабил хватку и рассыпался. Она разжала пальцы.

– Ну вот! Слава Господу! – проговорил где-то совсем рядом невидимый пока Спас. – Зачем так убиваться? Софии уже удавалось один раз сбежать от них. Она-то и сообщила о случившемся.

– Но как же она… Зачем она вернулась в ад?

– Ооо!!! Это же моя дочь. Она преданный друг. Она вернулась, чтобы быть рядом с Надей.

– Твоя дочь – очень хороший человек, – устало проговорила Наташа. – Но это его не остановит.

– С ней ничего плохого не может случиться.

– Я хочу их видеть. Это возможно?

– Я видел Надю. Её выводили до нас.

– Она цела?

– Разумно! Целым цела.

– По-русски так не говорят, – простонала Наташа.

Его долгий поцелуй сопровождался сдавленными смешками и кряхтением товарищей. Георгий, Владимир, Любомир – все были здесь, а толку-то, если все они безоружны?

– Нас разоружили, – сказал кто-то. Кажется, это был Любомир. – Всё забрали. Мы – просто статисты.

Наташа вздохнула. Похоже, к ней вернулась способность понимать болгарский язык, как родной.

* * *

Ияри разбудил знакомый и страшный звук – длинная автоматная очередь. Ияри приподнял полу ветровки. Пса рядом не оказалось. Он уже скакал по салону автомобиля, скрёб лапами облицовочные панели, лаял. – Открой дверь! Выпусти! Выпусти меня!

Ияри перелез через спинки сидений. Задние двери оказались запертыми. Пёс бесновался. Ияри переместился на водительское место. Переднюю левую дверь удалось открыть. Он выбрался наружу. Пёс последовал за ним. – Кто открыл огонь! – кричал чей-то властный голос.

– Что разорался? Стреляли из дома, из твоего автомата, – ответил властному знакомый голос. – Смотри! По двору бегают хозяйские лошади. Стреляли по ним. – Зачем по ним стрелять? – Это лошади моего отца. Они злее собак!

– Нам надо попасть за этот забор, Пёс, – сказал Ияри. – Но как? Я не смогу перелезть. Он слишком высокий.

Пёс потрусил вдоль забора. Мальчик, спотыкаясь на каждом шагу о скрытые травой кочки, последовал за ним. Пёс останавливался и поджидал его. Они зашли в лес. Скоро Пёс вывел мальчика к низенькой калитке. Дверца в неизвестное пряталась в кустах терновника и чужому человеку было бы непросто найти её. Стена в этом месте совсем низкая, а потому, даже если калитка заперта, вполне возможно, опираясь ногами на кольцо и скреплявшие доски перекладины, подняться на верх стены. Но Пёс почему-то залёг и мальчик замер рядом с ним. Скоро осторожности Пса нашлось объяснение – неподалёку от калитки расположились двое бойцов в круглых касках и бронежилетах. Они сидели на земле друг напротив друга. У одного из них был странный оптический прибор. Ияри предположил, что это прибор ночного видения. Другой, одетый в бриджи и клетчатую тенниску, показался мальчику знакомым. Пёс долго вертел задом. Ноздри его раздувались. Глаза задорно блестели. Ияри сообразил: он должен прыгнуть одновременно со Псом, но в другую сторону.

Прыжок, треск ветвей, приземление на все четыре лапы, ещё один прыжок, полёт. Глухой, удар, крики и рычание Ияри услышал уже наверху стены. Высматривать, что именно произошло, было недосуг. Ияри спрыгнул вниз, в туман. Серые сумерки казались ещё темней, ещё муторней становится на душе, когда приходится преодолевать туман. Но совсем страшно, когда в густой дымке ты наблюдаешь передвижение огромных существ, кода слышишь их тяжёлую поступь и шумное дыхание. Из тумана высунулась лошадиная голова, черная с большим белым пятном между глаз. Огромные глаза лошади уставились на мальчика со свирепым недоверием.

– Мальчик показывал мне мультфильм. Там тоже лошадь выходила из тумана. Но та лошадь была доброй, а ты – нет, – сказал Ияри.

– Она не злая, – проговорил Пёс. Он находился рядом, но оставался невидим из-за тумана. – Просто эта лошадь – дура. Такое бывает.

Лошадь потянула носом воздух, недобро покосилась на пса и скрылась в тумане.

* * *

Бойцы спецназа при помощи волонтёров Теодора напрочь снесли ворота и соорудили перед ними баррикаду. Теперь Иванов двор просматривался хорошо, но толку-то? Капитан осторожничал. На штурм не решался. Ждал чего-то.

Они показали Софию только с наступлением темноты, когда на крыше дедова жилища вспыхнул прожектор. Седобородый мужчина вывел её на лужайку перед домом. Второй, вооружившись длинной жердиной, отгонял в сторону злого мерина. Наташа смотрела и не верила собственным глазам. Волосы и лицо Софии были покрыты кровью.

– Коробок! – волновался Спас. – Его не накормили, не напоили. Он требует своего. Ах, дурачок!

Спас попытался подозвать мерина свистом, но тот лишь прядал ушами и нипочём не хотел выбегать за ограду. Заслышав треск автоматной очереди, Наташа закрыла уши руками и зажмурила глаза.

– Они стреляют по лошадям. Вот придурки! – проговорил Владимир, когда пальба стихла. – Думаю, уже расстреляли все патроны.

– Коробок убит! – простонал Спас. – А Красотка? Ты видел, куда делась кобыла, Влад?

– Что ты видишь, Наташа? – спросил Спас.

– Всё хорошо.

– Нет!

– Всё хорошо.

– Она избита.

– Это тени от грушевых веток…

– На голове кровь. Волосы потемнели. Смотри!

– Подведите девушку ближе! – крикнул из-за их спин капитан и, обращаясь к Спасу, добавил:

– Вам лучше уйти отсюда.

– Да. Пусть он уходит, – проговорила Наташа.

– И вам, Наталия, лучше уйти, – строго добавил капитан.

– Хорошо! – Наташа взяла Спаса за руку. – Идём!

Он повиновался с неожиданной покорностью. Они вместе зашли за угол ограды.

Из темноты явились Лазарь и Теодор. В круглых касках спецназовцев оба выглядели нелепо.

– Я видел странное, – кузен ухватил её за руку, дыхнул знакомым запашком. Ракия! Наташа выдернула руку.

– Свинья грязи найдёт…

– Я нашел! – лепетал Лазарь. – Но они смылись от меня.

– Отстань!

– Напрасно ты!

В темноте Наташа не могла разглядеть его лица. Да и не до Лазаря сейчас. Спас уселся в траву, обхватил голову руками. Плечи его вздрагивали.

– Я видел пса и мальчишку. Пакостливая тварь слушается его, как родного. А меня снова цапнул за портки, – бормотал Лазарь.

– Надо меньше пить. Не будет мерещиться всякое, – буркнула Наташа.

– То правда, – подтвердил Теодор. – Тут бегает какая-то собака. Бросилась на нас в лесу. Может, бешеная? А мальчишки я не видел.

Наташа смотрела поверх ограды на крышу дома. Прожектор заливал холодным светом всё пространство двора. Окна дома оставались темны. Перед дверью в дом, у самого порога лежало, загораживая проход, тело Коробка. Там же стояла, опустив голову, большая лошадь. Где-то в доме их дочери?

– Смотри! Мои бриджи! Люлёк их порвал, когда я хотел схватить мальчишку, – не отставал Лазарь.

– Убирайся же к чёрту, Лазарь! – закричал Спас. – Ты уже натворил великих дел!

– Я пойду на штурм… я … я… мне жалко Ивана, – бубнил кузен.

Наташе очень хотелось ударить его, но она пока сдерживалась.

– Я видел отца последний раз две недели назад, – проговорил Спас. – Тогда он был ещё жив…

– Надо погасить фонарь, – прервала его Наташа.

– Зачем? – с лица Теодора не сходила снисходительная улыбка. – Так мы можем контролировать весь двор.

– Насколько я понимаю, вы теперь не контролируете даже собственное оружие, – веско произнесла Наталья.

Теодор примолк.

– Нужно выстрелить по фонарю, – настаивала Наташа. – Тогда я смогу пробраться в дом.

– В темноте? – спросил Спас.

– Да. Ты знаешь. Я могу. Привыкла бродить в темноте.

Лазарь кинулся к воротам. Зачем-то полез в увядающий куст шпорника и быстро нашел то, что искал – длинноствольное старинное ружьё. От ворот, из света в тьму, нырнул Теодор.

– Они бездействуют, – сказал он. – До утра штурма не будет. Что такое Семя Вавилона? Кто знает?

– Семя Вавилона? – Спас поднял голову.

– Я знаю, – сказала Наташа.

Теодор принялся расспрашивать её, но теперь она не хотела говорить ни с кем – Лазарь вложил в её руки ружьё.

– Всего один патрон, – сказал Лазарь. – Но ты не умеешь стрелять. Только нашумишь.

– Кто из вас погасит фонарь?

– Я! – Спас вскочил на ноги.

– Я! – Теодор заступил ему дорогу.

– Сначала надо поймать мальчишку и Люлька. Говорю вам, оба болтают на подворье старого Чавдаря, – настаивал Лазарь.

– Дай мне ружьё, – сказал Теодор.

Наташа вопросительно глянула на Спаса.

– Пусть он… – Спас избегал её взгляда.

Теодор поднял ружьё.

– Подсадите меня, – попросила Наташа.

Спас и Лазарь сделали требуемое.

– Ну? – Наташа положила ладони на верх ограды, коленями опёрлась на плечи Лазаря.

– Вижу двух лошадей, – сказала Наташа. – Одна стоит. Черная с белым пятном на голове.

– Красотка, – отозвался Спас.

– Другая лежит. Не двигается.

– Это Коробок, – голос Спаса дрогнул. – Зачем они пристрелили мерина?

– Стреляй! – скомандовала Наташа.

– Я поступаю не по правилам…

– Стреляй!

– Послушай! – Спас притронулся к её ноге. – Коробок убит. Но Красотка очень своенравна. Она может поднять шум. Выдаст тебя.

Выстрел показался ей слишком тихим, а голоса слишком громкими. Орали спецназовцы, воины «Группы бдительности», кто-то выпустил ещё пару зарядов. Среди общей какофонии ей послышался собачий лай. Но сильные руки подкинули её на стену, и через минуту она оказалась в тёмном дворе. Слева из мрака сразу же вывернулась огромная голова с белым пятном между глаз. Лошадь. Наташа приложила палец к губам и взяла животное за узду. Лошадь дёрнула мордой и повела её вглубь двора. Там, меж ветвей, темнел параллелепипед колодца. Он был чернее ночи, плавал в белёсом тумане подобно Ноеву ковчегу. К нему приближаться не стоило. Наташа знала – в доме есть водопровод. Но она слышала краем уха, что командир спецназа распорядился перекрыть воду и к колодцу в любой момент могли выйти люди.

Как узнать, в каком месте дома чужаки спрятали их дочерей? Наташа посмотрела на лошадь. Право слово, если больше спрашивать не у кого, впору спросить хоть у неё. А вокруг не было видно ни зги. Темнота, туман, странные звуки – то ли шепоты, то ли плачь. Хорошо, что мужчины замолчали и у неё появился шанс услышать приближение врага. Лошадь вела её мимо крыльца на задний двор. Копыта тихо ступали по влажной траве, Наташа шла по выложенной камнем дорожке, что светлела в ночи и извивалась подобно змее. Так они быстро добрались до стены дома, но войти внутрь через сени Наташа не решилась. Она зашла за угол дома и остановилась, прижимаясь спиной к тёплой стене. Сказочный домик! Он так понравился ей поначалу, а теперь хоть поджигай.

– Там в правом углу бутыль с керосином, – сказал где-то совсем рядом знакомый голос.

– Ну и что?

Наташа вздрогнула, узнав голос дочери.

– Если выльем и подожжем… – сказала София.

– Сгорим вместе с домом! Нам не выбраться отсюда! – Надя всхлипнула. – Как думаешь, где они?

– Оба в сенях. Коробок-дурачок не выпускал их из дому и они убили его. А он-то просто был голодный!

Где-то недалеко, за оградой заговорила рация. Лающий голос сообщил командиру, что вокруг подворья бегает очень агрессивная собака, кобель палевого окраса. Люлёк? Нет! Пожалуй, горе-вояки попросту перетрухали из-за бездомного пса. А Люлёк со старыми и малыми в Несебре. Но вот чей-то строгий голос приказал пристрелить пса и она решилась.

Наташа подкралась к окнам кухни. Толкнула створку одного из них – окно оказалось заперто. Она двинулась к другому. Лошадь, шумно дыша, шагала параллельным курсом. Вот она остановилась у третьего от угла окошка и сунула в него свою голову. Окно открыто! Наташа кинулась к нему. Оконце оказалось маленьким, но ей удалось протиснуться внутрь дома, в крошечную спаленку. Койка, столик и пара сундуков – вот и вся обстановка. Пахнет яблоками и порохом. Наташа приоткрыла дверь и выглянула в кухню. В полумраке белела печь. За ней должна быть дверка в чулан. Теперь Наташа была уверена – обе девушки именно там. Проходя мимо печи, она выхватила из подставки большой хлебный нож. На миг ей почудились знакомые шаги – будто крупная собака, цокая по полу когтями, следует за ней. Нет, такого не может быть! Это морок тоски по дому. Она привыкла к постоянному присутствию Люлька, вот и чудится всякое.

* * *

Время от времени Пёс поднимал голову и принюхивался к ночи. Но вот прогремел выстрел и наступила полнейшая, ничем не разбавленная темнота. По ту сторону дома угас последний источник света. Пёс заволновался, задёргал хвостом, но продолжал лежать неподвижно. Ияри услышал громкий хлопок и, наконец, узнал, что такое полная темнота. Свет ночных светил так же не мог прибиться к ним через плотный туман. В этот-то момент Пёс и поднялся на ноги. Он стал перемещаться в сторону дома крадучись. Ияри усмехнулся. Сейчас Пёс больше походил на охотящегося кота. Улыбаясь, мальчик последовал за Псом. Потом он увидел Маму. Она перемещалась вдоль стены дома от окна к окну. Откуда она взялась здесь? Лошадь находилась неподалёку и следила за каждым движением Мамы. Ияри приободрился. У них сложилась целая спасательная команда. Значит, успех делу обеспечен. Лошадь не стала мешать, он смог просунуться в окно.

– Собака, наша Мама полезла в чулан с ножом в руках, – сказал Ияри. – И мы должны ей помочь.

– Ррр, – сказал Пёс. – Мы будем кусать их?

– Нет. Я плохо вижу в темноте и ты поведёшь меня.

– Я совсем не вижу в темноте, но мой нос!

– Вся надежда на твой нос. Он приведёт нас в нужное место. Итак?

– Гав!

Ияри приложил палец к губам.

– Мы пойдём очень тихо, – сказал он.

– Мы будем красться, – подтвердил Пёс.

Ияри не составило особого труда протиснуться в узкое окошко. Пёс последовал за ним. Лошадь осталась снаружи. И это хорошо – от неё и так слишком много шума, а хитрый Пёс вел себя тихо, крался бесшумно, был начеку. Они затаились у печи. Ияри присел на корточки. Пёс прилёг рядом. Марабут находился совсем неподалеку. Ияри слышал, как он переговаривается со своим товарищем на арабском языке.

* * *

– Мама, я останусь тут, – заявила Надя. – Ты посмотри на свои руки! Он истязал тебя. Это не мужчина. – Мама, я люблю его, – твердила Надя.

– Ты ему не нужна. Ему нужно Семя Вавилона, – фыркнула София.

– Нам надо выбираться отсюда, – сказала Наташа. – София, ты можешь идти? – Я могу бежать!

– Ходу! – Наташа схватила Надю за руку и потянула к двери на кухню. Надя застонала.

* * *

Они выскочили из чулана втроём. Первой бежала София. Мама тащила Старшую сестру за руку. Та упиралась. Они слишком громко топали и были к тому же не в ладу друг с другом. Ияри сразу смекнул, что Старшая сестра влюбилась в Марабута и не хотела никуда убегать. Но Мама! Мама считала Спасителя опасным убийцей. Ах, мамы так часто недооценивают возлюбленных своих дочерей! Марабут ворвался в кухню через другую дверь. Пёс встретил его как родного: подпрыгнул, ухватил за шиворот и принялся мотать головой из стороны в сторону, пытаясь завалить на пол. Пёс извивался всем телом, лупил Марабута хвостом и скрёб когтями задних лап, как обычно делают коты, рычал. Марабут с трудом удерживал равновесие. Ияри никогда не видел его таким напуганным.

София подняла щеколду, распахнула окно и выскочила наружу. Мама последовала за ней. София сразу скрылась из вида. Ияри заметил огромную тень – это лошадь пошла следом за своей хозяйкой. Мама же осталась стоять под окном. Глаза её были влажны. Похоже, она собиралась плакать.

– Люлёк!!! Люлёк!!! – кричала Надя.

– Люлёк!!! – кричала Мама.

Марабут вопил, пытаясь избавиться от Пса. Ияри смеялся. Марабут забавный. Не боится пуль, чужих людей, случайной смерти, но боится желтого пса, у которого кроме зубов, когтей и дури иного оружия нет.

Надя пыталась ухватить Пса за ошейник и оторвать от Марабута. Царь Царей, осторожно открыв дверь, вошел в кухню сельского дома из крошечной, смежной с ней спаленки. Кот, как обычно, сопровождал его.

– Отдай этим людям меня, – проговорил Царь Царей. – И пусть они оставят в покое твою новую семью.

– Я так и хотел поступить, но думал: вдруг ты обидишься.

– Великие не обижаются, – сказал Кот. – В этом, в частности, и состоит величие великих.

А потом они все вместе наблюдали, как Марабут убегает от жёлтого пса. Как Мама и Надя вдвоём ловят непослушную собаку, с криками бегая по двору, как София поит большую черную лошадь из ведра. Видели они и бессмысленную суету серьёзных, взрослых мужчин за оградой двора. Слышали команды и лязг оружия. А ехидное лесное эхо множило эти звуки, как копировальный аппарат множит распечатанное на принтере объявление о сдаче в аренду жилья.

Ияри остановился возле колодца. Первый солнечный луч брызнул из-за вершин ближнего леса, пробил завесу тумана, окрасив стены дома розовым. Мама волокла разбушевавшегося пса в туман, за ограду.

– Запри Люлька в машине! – прокричала её вслед Надя. – Я поеду с тобой куда угодно! – добавила она, оборачиваясь к Марабуту.

Ияри высматривал в тумане его седобородого товарища, но тот куда-то запропал. Царь Царей стоял неподалёку, внимательно и строго смотрел на Ияри. Марабут, казалось, тоже заметил Великого, замер в ожидании. Надя крепко сжимала ладонь Марабута своею. И тогда Ияри выступил вперёд.

– Забери это, Марабут, – сказал он. – Я меняю Семя Вавилона на Старшую сестру. В этом моя миссия!

Марабут приблизился и осторожно снял с пальца мальчика подвеску. Потом Марабут вложил ладонь Нади в ладонь Ияри.

– Ты меня не хочешь, Шурали? – встревожилась Надя. Тогда Ияри вцепился в Старшую сестру обеими руками.

Минута – и Марабута проглотил утренний туман.

– Мы выполнили нашу миссию, Пёс, – торжественно проговорил Ияри и товарищ отозвался ему из-за стены тумана заливистым лаем.

– Нет! С этой собакой просто так не совладать, – проговорил знакомый голос.

Ияри услышал, как жалобно шелестит трава под ногами людей. Нелёгкая в этих местах жизнь у травы! Целыми днями её сушит солнце, а ночами она мёрзнет, покрытая ледяными каплями росы. Её мнут, топчут, но она вновь распрямляется, тянется к небу. Ияри поднял голову. Он увидел Маму об руку со Спасом и множество сильных мужчин в военной форме.

Многие несли оружие. Капельки влаги поблескивали на щеках людей. Плакали ли они, или то утренний туман осел на их лица? Люди взяли Старшую сестру и Ияри в плотное кольцо. Старшая сестра плакала по-настоящему. Она хотела бы уйти вместе с Марабутом, но семья пока не отпускала её.

– Мы не готовы к войне. Мужчины ли мы? Наши женщины и дети больше приспособлены к борьбе, чем мы сами. Выходит, мы дали им жизнь, чтобы они воевали?.. – голос Спаса пресекся.

– Если вы хотите выжить, придётся снова научиться воевать. Берите в руки оружие. Война кровавой травой прорастает у вас под ногами. Война повсюду. Миссия мужчины – защищать свой дом.

– Ишь, как мальчишка-то разговорился! – сказал друг Спаса – вислоусый толстяк. – Выходит, напрасно вы называли его молчуном!

Сказав это, Царя Царей тоже поглотил туман. Простак так и не заметил его.

Никто кроме Спаса и Ияри не расслышал голоса Гильгамеша. Конечно! Ведь Царь Царей обращался только к ним двоим: с Ияри он прощался, а Спасу дарил напутствие. Спас прикрыл ладонью глаза.

– Кто это говорит со мной? – тихо произнёс он.

– Я! – весело отозвался Ияри.

* * *

В Стамбуле не нужен будильник. Даже если из окон твоей комнаты не виден купол Большой соборной мечети, пение муэдзинов ты услышишь отовсюду. Надя открыла глаза, услышав первый в этот пасмурный день призыв на молитву. Она глянула за окно. Так и есть: дождь со снегом. Или снег с дождём – это как посмотреть. На дворе начало января. Четыре месяца минуло со дня гибели Ивана Чавдарова и теперь, вырвавшись из объятий семьи, она чувствовала себя совершенно свободной.

Надя вошла в Твиттер. Черкнула пару строк матери. Та ответила ей прекрасным семейным снимком. Вероятно, он был сделан накануне: братья, бабушка, дед, Блага, Лазарь, Спас – все расселись вокруг семейного стола. Все одеты по погоде – в Несебре сейчас не жарко. Все улыбаются. Только улыбка Благи, пожалуй, немного искусственна. Лазарь, как обычно, нетрезв. Зато твёрдый подбородок Спаса внушает самые радужные надежды. Он смотрит на маму, которая держит в руках планшет, прямо, открыто. Хорошо! Похоже, в семье всё складывается самым наилучшим образом. Софии на снимке нет. Наверное, чем-то здорово занята. Надо и ей написать пару строк. Да и Григорию – тоже. Пусть не ноет.

А вот и записка от Шурали. Она пришла поздней ночью. Писана по-английски, а потому суть послания спросонья не уразуметь. Надя приняла душ. За чашкой кофе, в ресторане отеля, снова открыла его послание. Всё верно. Шурали подтверждает, что будет ждать её в кофейне возле Святой Софии, в пятнадцать часов. Что ж, время ещё есть. Надя открыла «Гугл-карты». До места встречи можно добраться на трамвае. Семь остановок – пятнадцать минут. Надя вернулась к себе в номер и снова крепко уснула. Сквозь сон она слышала призывы муэдзинов и шум, доносившийся из соседних номеров. Так она барахталась между сном и явью в чужом городе, в гостинице, где большинство номеров занимали оптовые торговцы турецким текстилем. Четырёхмесячная борьба, не с жестоким врагом, но с собственной семьёй отняла все её силы. Но что же ещё предстоит? Ей снились глаза и улыбка Шурали. Ей снилась мать.

«Ты его забудешь через месяц» – это первый аргумент. «Он сейчас уже с другой, а тебе и думать забыл» – это второй аргумент матери. «Он тебя истязал» – этот аргумент Софии, пожалуй, был самым весомым, но и он не сработал. «Он мусульманин и у него уже есть три жены. Тебе быть четвёртой» – это аргумент бабушки. Благу и Лазаря она никогда не слушала. Григорий с его нытьём – вовсе не в счёт. Но Спас! Но дедушка! Эти промолчали, а дед даже помогал ей в сборе вещей. Но Ияри! Он оказался единственным, кто одобрил её выбор.

– Жаль, я не могу отправиться с тобой, – вот и всё, что сказал сирота.

Но кто бы стал слушать Ияри даже при других, менее драматических обстоятельствах?

Окончательно удалось проснуться около четырнадцати часов. На сборы ушло минут двадцать. Она выскочила под ледяной дождь, едва просушив волосы.

Магазинные зазывалы, безошибочно высматривавшие в толпе русские лица, хватали её за подол куртки.

Надя улыбалась, стараясь скрыть раздражение, и бежала дальше мимо продавцов жареных каштанов, со сноровкой коренной москвички пронзая сутолоку многолюдных, несмотря на ужасную погоду, улиц.

Поездка в трамвае действительно оказалась недолгой. Вот площадь Святой Софии. Трамвай поворачивает налево. На следующей остановке ей сходить. Надя выскочила на мокрый тротуар прямо перед сувенирной лавкой. Разноцветные палантины, расписная посуда, улыбчивый торговец-турок – тоже знатный физиономист.

– У меня жена русская, – сказал он. – Заходите, девушка.

– Мне не нужны палантины, – рассеянно отозвалась Надя, высматривая нужное кафе.

Купол Святой Софии возвышался над ней. Низкие облака цеплялись за позолоченные шпили. Вывески торговых заведений, закусочных и кафе расцвечивали мокрый асфальт всеми цветами радуги – время близилось к вечеру. Вот и нужная кофейня. Надя замедлила шаг. За витринным стеклом нарядно одетая женщина с простым лицом готовила кутабы. Гремящие трамваи, праздная толпа, окна зданий – казалось, весь мир отражался в витринном окне кофейни, заслоняя от её глаз главное. Шурали! Он потерялся в сонмище отражений. Впору кричать, как в лесной глухомани: ау, Шурали! Надя как зачарованная смотрела на работу женщины, пока не наткнулась на знакомый, преисполненный печалью сытого хищника, взгляд. Тогда она действительно закричала:

– Шурали!

Он сидел в углу, на покрытой коврами и усыпанной подушками софе. Кофе здесь подавали в серебряной посуде. Пищу – на тонком фарфоре.

– Роскошь… богатство… и… – он улыбнулся.