Текст книги "Маятник птиц"

– Пару раз?!

– Ну, я сам – конкретно дважды. Аким был со мной только еще один раз, и то остался в машине. А в трех остальных случаях я уже нанимал более пригодных для таких дел субъектов.

– О, Господи…

Олли подлил в свой стакан портвейна, прислонился спиной к опоре беседки.

– Как говорится, чем больше кулаки у добра, тем добро добрее. Что-то же надо было делать со всем этим непотребством, Аня. Ведь надо?

– Надо.

– Что?

«То, что можешь», – хотела сказать я и не сказала, потому что Орловский как раз и делал то, что мог.

– Я не знаю.

– Ты должна знать. Вы с Акимом создаете идеальный мир уже лет двадцать. Вы должны понимать все его правила и законы. Вас туда, – он поднял палец вверх, – уже пускают. Вам открыто то, что закрыто для других. Поэтому ты должна знать.

– Я – не – знаю, – медленно и отчетливо повторила я, чувствуя, как внутри меня поднимается жгучая волна злости. Прежде всего – на брата.

Одной рукой строя со мной идеальный мир, другой рукой он разрушал его с Орловским.

– Аня, мир жесток. Он прожует тебя и выплюнет, если ты не выставишь перед собой кулаки, причем лучше с кастетом на каждой руке. Пойми же, нельзя всю жизнь проходить в белых перчатках. Рано или поздно тебе придется их снять и вмазать сволочи по морде! Или ты позволишь ей и дальше уничтожать других, нормальных? Которые хотят просто жить – любить, слушать музыку, работать, валяться на пляже… Ты позволишь монстру уничтожать их? И их будущих детей заодно? И, кстати говоря, и тебя тоже? Потому что если ты промолчишь, это будет означать, что ты на его стороне!

– Не много ли на себя берешь?

– Это мое мнение, Аня, я его никому не навязываю. Я считаю так: каждый должен сделать свой выбор.

– Сражаться со злом его методами – это большая ошибка. Однажды оно утянет тебя за собой, сам не заметишь.

– А для чего человеку мозги? Умный поймет, где грань, через которую переступать нельзя.

– То есть ты считаешь, что вы с Акимом не переступили эту грань?

– Стояли прямо на ней, но не переступили.

– Опуститься до уровня этих существ разве не значит «переступить грань»?

– Аня, мы делали то, что считали необходимым. Не более. Кто говорил: «Справедливость превыше всего»? Ты. Ты и Аким. Эта мантра ваша, про справедливость, не у меня одного в голове засела. А знаешь, почему? Потому что это правда. Так и должно быть. Но нет и не будет. Парадокс? Никакого парадокса. Ответ прост: это… – Олли обвел рукой видимое пространство, – не идеальный мир. Это всего лишь планета, мы здесь рождаемся и умираем, а между этими двумя событиями проживаем свою короткую жизнь кто как может. Лично я пою, ем, пью хорошее вино и время от времени ненадолго влюбляюсь. Но мне этого мало. Я хочу внести свой вклад в построение чего-то очень важного, существенного.

– Ты это делаешь.

– Деньги? – Олли презрительно хмыкнул. – Это не то. Деньги – всего лишь бумага с водяными знаками, принятая в неидеальном мире как удобное средство взаимодействия в общем быту. Ну, обеспечиваю я через «Феникс» более-менее сносную жизнь паре бедолаг. Это слишком мизерный вклад. Да я и вкладом это не считаю. Если у меня есть деньги, мне нетрудно поделиться. Нет, Аня, я хочу иного. Я хочу вложиться по полной во что-то очень значимое, крутое. Силу свою хочу вложить, ум, душу, время, возможности. Всё, что могу. И думаю, справедливость – это как раз то, ради чего стоит жить.

– Олли, вы с Акимом совершили преступление, неужели ты не понимаешь?

– Ну, назови как хочешь…

Он поднял стакан, поболтал в нем портвейн, потом отпил глоток.

– Это Уголовный Кодекс так называет ваше деяние, не я. А я назову безумием.

– А-а, – Олли махнул рукой. – Всё вокруг – безумие. В нем живем и сами понемногу сходим с ума…

– У меня ощущение, что я сплю и весь этот разговор мне только снится.

– Мне нечем тебя утешить, Аня. Ты в реальности. Мир рушится. Его уже не спасти. Если только Бог остановит нашу планету, летящую в пропасть.

– Это слишком мрачный взгляд на вещи.

– Это реалистичный взгляд на вещи. Обычно так и бывает – реализм и пессимизм идут в одном флаконе. Ты сама посмотри, что делается, Аня. Оглянись вокруг. Всмотрись. Вслушайся. Народ истерзан ценами, ипотеками, бедностью, засильем мигрантов, беззаконием. И главное – безнадёгой. Спроси меня – а где лучше?

– Не буду я спрашивать.

– Не спрашивай. Я все равно отвечу. Нигде. Везде так же хреново. А в основном так даже хуже. Монстр – злобный, жадный, безжалостный, лживый – уже даже ленится надеть маску демократии, так и ходит с кривой рожей. С одной стороны – этот монстр и сила, с другой – разумное меньшинство и бессилие. Больно, Аня… Абсурд все перевернул с ног на голову и теперь правит этим миром, как будто так и надо. А так не надо! Все нормальное, настоящее, правильное кончилось давно.

– Ты ошибаешься.

– Хорошо, если так. Но все же я уверен: это исход. Все нормальное кончилось. Ушло в прошлое. По моим прикидкам – гениальный финал Олимпиады восемьдесят поставил точку.

– Ты тогда даже не родился.

– Ну и что? Я по телевизору видел. И потом, после этих трогательных слез и всеобщей любви, уже всё медленно и неотвратимо катилось в ту самую глубокую… О-очень глубокую… И что ты предлагаешь, Аня? Что? Что мне делать, если я отчетливо вижу весь происходящий мрак?

– Это всего лишь пена, Олли.

– Ее некому сдуть, – мрачно сказал он.

– Со временем пена исчезнет сама по себе. На то она и пена.

– Если даже это случится, то нескоро. Не при нас уж точно. А по мне так более вероятен другой вариант: весь мир постепенно превратится в эту пену. В общем, мой взгляд из эпохи хаоса и идиотизма определенно очень пессимистичен.

– Олли, это просто очередной виток. Пройдет время – и снова все изменится, родятся пассионарии, двинут жизнь в нужную сторону…

– Шестая раса? Я в это верю. Но не верю, что это произойдет при мне. А я живу здесь и сейчас. И я сейчас хочу менять то, что неправильно – что несправедливо, глупо… Не могу я сидеть сложа руки и наблюдать за гибелью этого пусть неидеального, но когда-то вполне приличного мира! Я хочу что-то делать!

– Бить плохих людей, например?

– Это в прошлом. Я не горжусь этим. Но и не стыжусь. Я действовал, а не кипел негодованием на кухне. И остановил нескольких монстров, читай между строк – спас несколько жизней. А Аким…

– Что – Аким?

Орловский опустился на стул, жалобно скрипнувший под массой его большого тела.

– Я звонил, предлагал продолжить вместе со мной, но он каждый раз отвечал – «нет». Без объяснений. «Нет» – и все. И отключался.

– Когда это было последний раз?

Он пожал плечами.

– Давно. Больше десяти лет назад уж точно. Потом я уже не предлагал. Да и у самого как перегорело что-то внутри… Боль только осталась. Ну, тут уж что… Куда уже она денется…

Я почувствовала, что запал Олли прошел, он выдохся и не хочет продолжать разговор. Я тоже не хотела.

Мы долго сидели и молчали. Уже стемнело. Издалека доносился протяжный гудок поезда. В темно-синем небе мерцали звезды.

Я слушала тихий шорох листвы и вместо каких-то умных мыслей думала: где же мы тут похоронили Рыженьку? Вроде бы метрах в двух от беседки, справа. Или чуть дальше…

Кто-то включил на полную громкость радио – грянул рэп: «Дело не в тебе, дело в других, они топчут тебя…» – и тут же выключил. И в этот момент всё вокруг замерло наконец в полном безмолвии.

– Мда-а… – вздохнув, произнес Олли, – стояла тихая Варфоломеевская ночь…

***

Мой лучший друг – мой брат. Второе место много лет прочно занимал Орловский. Я ценила его, я любила его, рядом с ним мне было хорошо и спокойно. Сейчас я уезжала от него с тяжелым сердцем. Между нами разверзлась пропасть. Молча мы вышли из ворот, молча дошли до дороги. От него несло портвейном и отчаянием – застарелым и очевидно неизлечимым. Почему я не замечала этого раньше? Как я могла не почувствовать?..

– Пока, – сказала я, садясь в такси.

– Пока, – ответил он.

Мы не сделали и шагу навстречу друг другу.

В такси было темно, только светились значки на приборной панели. В ночном небе желтел кусочек луны. Машина катилась по пустынной загородной дороге, шурша гравием. Острая тоска резала меня изнутри наотмашь, рубила на куски. Кислотные слезы закипали в глазах.

«Больно, Аня…» Тебе больно, Орловский? Да всем больно! Всем, у кого есть чувства и разум, всем больно. Но люди сжимают зубы и пашут свою колею, на сколько хватает сил. Только так можно удержаться в рамках того, что называется «порядочностью».

Пожилой водитель время от времени поглядывал на меня в салонное зеркало, но молчал. Потом включил радио и я услышала голос Дэвида Боуи: Now she walks through her sunken dream…

Так, да. Пусть будет это. В самый раз для моего странного настроения – я ощущаю себя сейчас вне реальности, словно кто-то там, наверху, временно отключил меня от земной жизни и я перенеслась в параллель, где никто никого не слышит и никто ничего не чувствует. Life on Mars. Да, что-то вроде…

Я вытерла слезы ладонью. Всё, пары минут блуждания на этой никчемной параллели вполне достаточно. Я-то могу, конечно, переселиться туда надолго – впасть в апатию и замереть в прострации, а кто будет вести дела «Феникса»?

Древние римляне говорили: «factum infectum fieri nequit» – «что сделано, то сделано», и это правильный подход к любому свершившемуся факту. Можешь изменить – измени, не можешь – сожги за собой этот мост и иди дальше.

Но этих смелых выводов мне хватило ненадолго. Из такси я выходила уже сущей развалиной, едва держащейся на ногах. За время поездки от дома Олли до своего я совсем расклеилась. Вдруг мне стало казаться, что я больше не смогу, что не выдержу лишнего дня в вакууме, плотно забитом ничем и оттого невыносимо душном, без кислорода, без просвета.

Вадим приоткрыл дверцу «BMW», посмотрел на меня долгим внимательным взглядом. Я махнула ему рукой: все нормально, и пошла к подъезду, надеясь, что преследователь уже ждет меня за дверью с чем-нибудь повесомее, чем кирпич.

2.

Утром в понедельник позвонил риелтор из Невинска. Сумма, которую он назвал за здание около парка, была почти вдвое выше той, что значилась в объявлении. «Ну-у, прошло уже две недели, сейчас времена тяжелые, цены растут каждый день, так что… сами понимаете…» – тянул он, явно ожидая торга, но я просто сказала «нет» и отключилась. Цель уже поставлена – подходящий дом в Невинске для нашего будущего приюта, и рано или поздно я такой дом куплю. А на данный момент это точно не задача номер один.

Потом позвонила Зоя Новикова. Мне потребовалось несколько секунд на то, чтобы вспомнить: та девчушка в сарафане, бухгалтер из «Феникса». Смущаясь, она нежным голоском сообщила мне, что со счета «Феникса» час назад кто-то снял четырнадцать миллионов рублей.

Я была в ярости. Пока звонила Байеру, вспоминала невинные глазки кузины, думала: «Все, выгоню, даже слушать ее не буду, хватит с меня вранья». Но Байер сказал спокойно: «Сначала выясним, что к чему. Я Лене и в прошлый раз не поверил. Что-то тут не так. Мой знакомый хакер в отъезде, но у меня есть номер его приятеля, я с ним сейчас свяжусь. А вы пока никому об этом не говорите. И девочке скажите, чтоб молчала».

С чашкой кофе я уселась на стул у окна. Погода была прекрасная: пасмурно, дождливо. Однотонное серое небо расстилалось на всем обозримом пространстве. Верхушки дальних многоэтажек растворились во влажном тумане. На мокром подоконнике моего окна сидел взъерошенный мокрый голубь.

После разговора с Олли прошло два дня. Он не звонил, а я так думала, что больше никогда не позвоню ему. Мысли о том, что они сделали, преследовали меня постоянно, возникая то на переднем плане сознания, то маяча на его задворках. Острота восприятия уже прошла, хотя тоска все равно грызла, точила душу беспрерывно. Вообще, в последнее время я стала чувствовать, что в моем мироощущении появилась какая-то маета. Дел по-прежнему было полно, а я все отвлекалась на раздумья по разным поводам, в кучу смешались секреты отца (что правда, а что лишь предположения и сомнения?), черный «фольксваген», встреча с Денисом, повреждение тормозного шланга, возвращение в родные пенаты, отъезд Николая… «Ты какая-то не сосредоточенная», – сказал мне вчера дядя Арик. Ему же лучше… Я действительно слушала его так рассеянно, занятая своими мыслями, что нечаянно согласилась отметить день рождения в кругу семьи. Дядя пошел на компромисс – предложил вечер в его кабинете, после окончания рабочего дня. «Только свои, Анют, только парочка тостов и душевное общение». В итоге завтра я должна была вырвать два часа из своего времени и отдать их семейным посиделкам…

Зазвонил смартфон «для своих». Байер. Хакер по прозвищу Снежок согласился нам помочь, но изъявил желание встретиться со мной лично. «Ладно, – сказала я, по-прежнему не сосредоточенная, – я подъеду куда он скажет».

Мне надо было объехать несколько наших приютов, но я отложила это дело: Снежок назначил встречу на час дня в ресторане «Подснежники». Видимо, это была такая ирония, но я не оценила. Впрочем, сейчас я была не способна оценить даже удачную шутку. Наглость Лены потрясла меня, это был как пинок, наконец отбросивший меня на обочину, – после того, что я узнала про деяния брата и Олли, после нападения у подъезда неизвестного типа (кажется, я все-таки его видела раньше…), после рассказа Опарина. Я чувствовала, что балансирую уже на самом краю и готова – почти уже готова – отключить все телефоны, выгнать Леву и запереться в квартире, погрузившись в тишину и молчание.

Как же мне сейчас не хватает Розы… Она бы сумела разобраться в этом сумбуре, отделить факты от домыслов, а главное – удержала бы меня на поверхности, рассудительно, спокойно, с улыбкой, как уже делала много раз. Ее внимательный понимающий взгляд для меня был сильнее таблетки антидепрессанта. Впрочем, я никогда не принимала таких таблеток. А может быть, стоило…

Я еще немного посидела, глядя в окно на бесконечное небо, затем встала и пошла в комнату, решив выехать пораньше и все же посетить один из приютов – тот, куда меня просили приехать еще недели три назад. Дело, кажется, было в конфликте психолога и управляющей приютом. Я надеялась, что с этой проблемой разберется дядя, но он вывернулся («Анют, ты же меня знаешь, я просто уволю обеих, а вот ты у нас дипломат, инженер человеческих душ. Или это писатели – инженеры? Ну, ты тоже. Вникнешь, распутаешь морской узел отношений этих дамочек, и все останутся довольны»).

Открыв шкаф, я привычным движением сняла с вешалки красную блузку. И замерла на несколько мгновений. Нет, хватит. Повесив блузку обратно, я достала пакет с покупками. Роза наверняка бы сейчас одобрительно кивнула…

Пакет был небольшим, но плотно набитым. Я вывалила новые вещи на диван. Белый легкий вязаный джемпер, зеленая кофта с длинным рукавом, кофта цвета бордо с коротким, бледно-розовая рубашка с рукавом три четверти. Медово-желтая юбка. Бежевые брюки, свободные, со стрелками. Бирюзовое платье. Я надела джемпер и брюки. Мы с Николаем забыли про туфли, но с прежних времен у меня осталось несколько коробок с обувью, там наверняка найдется что-то подходящее.

Я вышла в коридор.

– О-па! – притормозив, произнес Лева, в этот момент выруливающий из кухни с чашкой чая и пачкой сушек.

– Вот-вот, – сказала я.

***

Улица дохнула мне в лицо свежим воздухом, пропитанным влагой. Еще подкапывал мелкий дождик, в лужицах отражалось пустое небо.

Черный «фольксваген» я заметила минут через пятнадцать после того, как отъехала от дома. Почему-то я сразу поняла, что это тот самый, но решила проверить, несколько раз изменив траекторию своего движения. Да, он точно ехал за мной.

Я припарковалась у обувного магазина, вышла из машины, краем глаза увидев, что мой преследователь тоже остановился.

Этот магазин, занимавший половину первого этажа длинного шестиэтажного дома, имел два входа, в начале и в конце. Оба просматривались с того места, где стояла моя машина и – метрах в двадцати поодаль от нее – черный «фольксваген». Но не все знали, что внутри, в самом конце зала, есть общая дверь со следующим магазином – верхней одежды, располагавшимся в другой половине дома. Так что я вошла в «Прекрасную обувь», а вышла из «Твоего пальто», как раз позади фолькса.

Стекла оказались нетонированными. Подойдя со стороны водителя, я постучала согнутым пальцем в боковое стекло. Он повернул голову. Я с удовлетворением увидела мимолетную растерянность на его лице. Он опустил стекло.

Это был мужчина примерно моих лет, крупный, с грубоватыми чертами лица. Четко очерченные широкие губы были обрамлены пепельным налетом небритости. Продолговатые серые глаза с чуть набрякшими веками казались уставшими. Русые, давно не стриженые и не мытые волосы волнами прикрывали уши, местами топорщась.

– Два вопроса, – холодно сказала я, глядя на него сверху вниз. – Вы кто? И что вам от меня надо?

– Я Кирилл, – негромко ответил он звучным голосом. И улыбнулся. – И я здесь гуляю.

– Сидя в машине?

– Ну, я сейчас выйду…

Он действительно открыл дверцу и вышел. Теперь он возвышался надо мной. Рослый – примерно между Байером и Вадимом, большой, он смотрел на меня и улыбался. От его первой секундной растерянности не осталось и следа.

– Слушайте, – сказала я, нахмурясь, – мне дела нет, Кирилл вы или кто там еще. Зачем вы меня преследуете?

– Анна, вы не беспокойтесь, – мягко проговорил он. – От меня вреда не больше чем от птицы, которая летит следом за вашей очередной машиной. Вы ведь не обращаете внимания на птиц? Ну вот…

Я бы сказала, что он больше похож на потрепанного льва, чем на любую из птиц…

– Вас нанял Тамраев?

– Кто? – Он явно удивился. – Да нет же… Это…

– Ну?

– Это Аким.

У меня дыхание перехватило. Такого ответа я никак не ожидала.

– В смысле?.. В каком смысле – Аким?

– Не сейчас, конечно, в январе еще. Мы с ним после Нового года виделись, он попросил присмотреть за его сестрой, если у меня будет возможность. И никаких «нанял», просто по-дружески.

– Зачем?

– Ладно… Раз вы меня раскололи… Кстати, давно?

– Давно.

– Ну я молодец… Тут кафе нет поблизости? А то я не местный… Там и поговорим.

– Пойдемте.

Я развернулась и пошла, чувствуя, как от волнения слегка кружится голова. Он что-то знает про моего брата… Он знаком с ним…

Кафетерий «Дубинушка» находился в торце углового здания на этой улице. Я никогда не была в нем, но мимо проезжала неоднократно. В витрине его стояла фанерная фигура богатыря с огромной сучковатой дубиной в руках. На шее богатыря висела связка баранок – не нарисованная, настоящая.

Кирилл шел следом. Я не оглядывалась, но видела его в отражении витрин.

Мы сели за самый дальний столик в углу. Он взял себе большую чашку кофе, я ничего.

До встречи с хакером Снежком оставалось еще больше часа. Хорошо, что я вышла заранее. В приют заеду завтра. А сейчас я смотрела на человека напротив и напряженно ждала, что он расскажет.

– А вы с ним похожи, – произнес он, внимательно разглядывая меня без всякого смущения. – Вы мастью чуть потемнее Акима, а вот по чертам лица и по глазам очень даже. Сразу понятно, что брат и сестра.

– Давайте ближе к делу. Почему он обратился к вам? Кто вы вообще?

– Кто я? – Он пожал плечами. – Наверное, можно сказать, что друг, хоть мы виделись в жизни всего несколько раз. В январе я приехал сюда по своим делам, позвонил Акиму, мы встретились, пообщались, а потом он вдруг попросил меня присмотреть за его сестрой, если с ним что-нибудь случится. Он сказал, за ним кто-то следит. Он чувствовал реальную угрозу, но не имел никаких доказательств и не стал ничего рассказывать вашему начальнику безопасности.

Сомневаюсь, что дело было в доказательствах. Скорее всего, Аким просто не хотел, чтобы Байер приставил к нему охрану.

– Он собирался нанять человека со стороны, а тут как раз я позвонил. Я был ему должен, так что сразу сказал «да». К тому же, я геолог, в декабре прошлого года вернулся после двухлетней экспедиции и теперь у меня, можно сказать, длительный отпуск. Хотя все равно есть дела по работе, но я могу их решить удаленно. Вот только узнал я об исчезновении Акима только в середине лета… И сразу приехал.

– И стали ездить за мной?

– Не очень успешно… – усмехнувшись, сказал он. – Я оказался бездарным сыщиком, признаю́. Несколько раз банально уснул в машине, несколько раз потерял вас в городе. Вы ездите как призрачный гонщик. Только что ваша «ауди» была прямо перед носом, и вот ее уже след простыл. А как вы от меня за городом на «фиате» улетели? Фантастика, что за машина… А у меня этот «фольксваген»… Он не мой, приятель одолжил. Уже трижды пришлось ремонтировать. То масло подтекает, то двигатель глохнет. Не так просто за вами угнаться на такой таратайке. Моя-то машина в Москве осталась, сюда я на самолете прилетел…

– Вы москвич?

Кирилл кивнул.

– Откуда же вы знаете Акима?

– Это долгая история, как-нибудь потом расскажу…

– Потом? Вы думаете, у нас с вами еще будет «потом»?

Он улыбнулся.

– Будет.

Я покачала головой.

– Посмотрим… И что, за время вашей шпионской деятельности вам удалось что-нибудь заметить? За мной следил кто-то еще, кроме вас?

– Насчет этого не скажу, никого не видел. Но… – Он снова улыбнулся. – Зато я вовремя заметил того парня и не дал ему вас убить.

– Вы о чем?

– Тогда, в подъезде…

– Что?.. Так это были вы? Вы спасли меня?

В памяти возникли кадры видео с камеры магазина напротив моего дома: я захожу в свой подъезд, а следом – высокий крепкий мужчина в куртке с капюшоном.

– Можно сказать, повезло. Еду за вами, чувствую – опять что-то с двигателем, я развернулся и поехал в автомастерскую. Машину забрали до завтра, и я решил вас у дома покараулить. Мало ли что… Взял такси… Где-то часа полтора ждал. Там же, неподалеку, парень какой-то болтался. Я поначалу на него внимания не обратил, ходит и ходит… Может, закладку собирается делать. Я таких в своем районе в Москве повидал… Но вы приехали – он сразу метнулся к подъезду. Тут уже стало понятно, что он именно вас поджидал. Поэтому я за вами пошел. Вхожу – а вы уже на полу лежите, без сознания… И он руку поднимает, – а в руке что-то зажато, – и этим вторым ударом явно собирается вас добить. Я ему врезал, он упал, но тут же, как ванька-встанька, подскочил, меня по колену пнул, сумку вашу цапнул и бежать, я за ним…

– Не догнали?

Кирилл отрицательно покачал головой, отпил глоток кофе, поморщился.

– Он шустрый и город знает. Потерял где-то в закоулках…

– А в лицо вы его видели?

Он опять отрицательно качнул головой.

– Но я убедился в тот день, что Аким был прав: кто-то наточил на вас громадный зуб. А вы очень неосторожны, Аня. Очень. Без охраны, в любое время дня и ночи. А уж ваши передвижения по городу… Как челнок – туда-сюда… И кроме пробежки – ни одного постоянного маршрута. Совсем меня загоняли.

– Ну уж простите…

Он улыбнулся, отставил чашку с недопитым кофе.

– После двухлетних блужданий в горах и в лесах, где на сто километров вокруг ни души, – то еще приключение было…

– А я тогда все думала: кто меня спас? Прямо посланник небес… Появился ниоткуда и исчез в никуда. Кому сказать «спасибо»? Кстати, спасибо.

– Не сто́ит. Я же говорю – просто повезло, так совпало, что я оказался в нужном месте в нужное время. Того парня нашли?

– Нет, испарился без следа.

– Аня, знаете что? А давайте как-нибудь встретимся без спешки, посидим и вы мне все расскажете. Я так понял, Аким был прав?.. Вас действительно кто-то преследует?

– Кто-то преследует. Но пока я ничего не знаю ни об этом человеке, ни о его мотивах.

– Что, даже ни одного предположения?

– Наоборот – предположений слишком много.

– Вот и обсудим их. Сегодня вечером?

– Не сегодня. И не завтра. Оставьте мне свой номер, я вам позвоню. И… Кирилл… Не надо больше ездить за мной, ладно?

***

Итак, вопрос с черным «фольксвагеном» был снят. Но возникло сразу несколько новых вопросов: что беспокоило Акима? Почему он решил, что нам угрожает опасность? Я не верила в то, что его подозрения основывались на предчувствии. Мой брат всегда был человеком рациональным, «конкретным», как выражался Орловский. Он бы не стал тревожиться из-за того, что ему почудилась некая опасность, да ему бы и не почудилось ничего. Так что у него были факты, точно были. Какие? И почему он ничего не сказал мне?

Что-то случилось, теперь я была в этом уверена. И брат по непонятной причине решил скрыть это от меня. А еще – теперь я была уверена, что именно это стало отправной точкой всех последующих событий, первое из которых – исчезновение Акима.

Я вышла из машины у ресторана «Подснежники» без десяти час.

Туманная дымка, принесенная слабым ветром, медленно плыла по небу. Всё, осень… Подарила напоследок ясный день и воцарилась уже окончательно, на весь свой сезон. Серое небо как огромная лужа, вот только город в ней не отражается. Дни становятся короче, ночи длиннее, скоро утром я буду выходить на пробежку в темноте, разбавленной вялым светом фонарей.

Да, Кирилл прав, пробежка – единственный постоянный пункт в моем ежедневном расписании. В остальном жизнь моя ближе к хаосу, чем к порядку.

С этой мыслью я вошла в ресторан, огляделась.

Просторный зал был разделен перегородками, большинство посетителей заняли столы у окон. Одиночек я тут не заметила, значит, Снежок еще не пришел.

Я прошла вглубь зала и села за большой стол на четверых, недалеко от барной стойки, где роились официанты, зато соседние столы были пусты.

Негромко играла музыка в записи – что-то из зарубежной эстрады девяностых, еще искренне счастливое, наивно романтическое, всплеск незамутненной радости жизни.

Я достала смартфон и открыла последний файл, присланный Ликой.

Л.: Что такое «другой идеальный мир»?

А.: Прежде всего – это право на справедливость. В любом обществе нет и не может быть равенства, даже в идеальном мире, но одно должно быть одинаковым для всех – право на справедливость. Кодекс реализует это право не везде, не всегда, и лишь в узком смысле. Поэтому работа справедливости зависит от всех – от каждого человека. Второе – право на помощь, любую помощь. И третье – умножение добра. Вот три основных кита другого идеального мира.

Л.: Это утопия, потому что может возникнуть лишь в обществе идеальных людей.

А.: В обществе обычных людей. Не загоняй себя в цензорские рамки. Большинство людей – вполне нормальные, живут как могут, понемногу делая добро и периодически удерживаясь от зла. Что касается твоего определения… Ну да, утопия. Справедливости в чистом виде нет и не может быть, другой идеальный мир не стерилен, мы это понимали всегда. Суть не в том, Лика…

Л.: Я поняла… Суть не в другом идеальном мире, а в пути к нему.

А.: Точно. Слушай, эти разговоры могут быть бесконечными… Давай уже закончим.

Л.: Ох, я тоже устала. Поедем в ресторан, пообедаем?

А.: Нет, я имею в виду – совсем закончим. На интервью тебе хватит материала, я ответил на твои вопросы, как обещал. Но больше не хочу, серьезно… Я вытаскиваю из памяти фрагменты давних разговоров с сестрой, но правда в том, что мы уже много лет не говорим на эти темы. Мы стремимся к идеалу, будучи скованными по рукам и ногам текущими обязательствами, которым нет числа, и конца им тоже нет. Поэтому, можно сказать, что мы все еще только думаем по направлению к идеалу… А делаем лишь то, что надо сделать сейчас. И… Лика, давай, собирайся. Поехали в ресторан.

Где-то рядом веселый голос произнес:

– Бонжур!

Я углубилась в чтение и не сразу поняла, что обращаются ко мне.

– Ау! Анна! Добрый день!

Я подняла голову. Возле моего стола стоял и смотрел на меня, улыбаясь во весь рот, худощавый парень среднего роста. Его густые белоснежные волосы были зачесаны назад, под ровными стрелами белых бровей, обрамленные белыми, словно заиндевевшими ресницами, сияли темно-карие глаза…

– Саша!.. – сказала я, ахнув.

Он засмеялся, энергичным движением отодвинул стул и сел.

– Он самый! Мсье Проводников, он же Снежок, к вашим услугам, мадам. Заказ уже сделан, сейчас принесут. Белое вино пойдет?

– Нет, я за рулем. Чаю выпью. Но… Бог ты мой, Саша… Ты откуда?.. То есть… Значит, ты и есть Снежок?

– Логично же, Ань! – сказал он, подмигнул мне и снова засмеялся. – Не находишь?

От робкого ребенка не осталось и следа. Теперь это был уверенный в себе молодой человек, симпатичный, хорошо одетый.

– Отлично выглядишь.

– Спасибо. А вот ты, экскюзе муа, не очень. Красивая, даже лучше, чем была, но бледная слишком. И тоненькая такая… На диете что ли?

Я засмеялась.

– А ты изменился. Кто бы мог подумать? Маленький мечтательный Саша…

Он махнул рукой.

– А-а… Не осталось от того мечтательного Саши ничего, ни рожек ни ножек. Слабым быть нельзя, слабые всегда в проигрыше. Как говорится, хочешь жить – умей вертеться. Вот я и вертелся, и до сих пор верчусь. Планов – громадьё.

– Ну-ка, расскажи.

Я облокотилась на стол обеими руками, с удовольствием глядя на Сашу, который, в отличие от бледной меня, был свеж как утренний цветок. Я ничего не знала о нем все эти годы и почему-то, порой вспоминая его, думала, что он, наверное, вырос в тихого закомплексованного молодого человека, учитывая печальные исходные данные. Но каким-то образом он поменял вектор на противоположный. Никакого шлейфа былой растерянности и на первый взгляд – ни одной бреши в самоопределении. От него так и веяло успехом.

– Короче, есть у меня сверхидея, Ань: так свою жизнь устроить, чтобы все у меня было. Нет, речь не о яхтах и дворцах, кому они нужны? Олигархам разве что, которые настолько отупели в своем финансовом вертепе, оторванные от реальной жизни, что фантазии только на это и хватает. А мне нужен минимум, но гарантированный и высшего качества. Классные шмотки, хорошая еда, лучший комп и уютная берлога, где я буду обдумывать свои великие дела. Я, Аня, мечтаю о большом проекте. Хочу создать собственную фирму, где будут такие айтишники работать, с которыми я весь мир с ног на голову переверну, если надо будет!

Саша улыбнулся мне и замолчал – официант принес заказ: бутылку белого вина, тарелку с несколькими видами сыра, запеченные шампиньоны… Вскоре весь стол был уставлен тарелками разной величины.

– Вино я сам себе налью, – сказал Саша официанту. – А ты, Макс, чайничек чая организуй для дамы. Вашего фирменного, с ягодами и кусочками фруктов. И чтоб ягод побольше!

– Как скажете, мсье, – усмехнувшись, ответил официант. – Накидаем малины полный чайник. Могу еще голубики добавить, сегодня только привезли несколько пакетов в заморозке.

– Все что есть давай, только самое лучшее!

– Сделаем.

Официант удалился и Саша пояснил:

– Одноклассник мой. Отличный парень. И ресторан нормальный, с приличной кухней, я всегда сюда хожу. А ты ведь, верно, подумала, что я из-за кликухи своей тебя сюда позвал?