Текст книги "Маятник птиц"
![](/books_files/covers/thumbs_150/mayatnikptic-258703.jpg)
Автор книги: Татьяна Столбова
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
– Ну, первым на ум приходит Бодоян…
– Не он, – покачав головой, произнес Байер.
– Почему?
– Много лет назад Бодоян попал в аварию и стал инвалидом. Недееспособен.
– А если он не исполнитель, а организатор?
– Тоже сомнительно. Он и раньше умом не блистал, а после аварии совсем тронулся, как говорят… Нет, не он.
– Сысоев? Терещенко?
– Проверю.
Мы снова подошли к гранитному ограждению. Слюдяные крапинки посверкивали под солнцем. Жирная чайка подлетела и уселась на парапет, выжидательно глядя на нас.
– Не люблю этих куриц, – сказал Байер.
Он слегка махнул рукой. Чайка отпрыгнула, но не улетела.
– А может, просто какой-то сумасшедший пытается самореализоваться?
– Типа Марка Чепмена?
– Типа.
– Навряд ли. У меня впечатление, что этот человек не маньяк. Он не выбрал вас из, скажем, тройки известных личностей города. Не вытягивал спичку: короткая – великие А. Д. Длинная – олимпийский чемпион Софронов. К примеру.
– Как там… «Мне нужен труп, я выбрал вас. До скорой встречи. Фантомас».
– Точно. Я считаю, это не из той оперы. Он вас вообще не выбирал. Возможно, не будь вас, он так и жил бы спокойно, никому не причиняя вреда. Но однажды где-то, в какой-то точке пересеклись вы и он. А может, не вы, а Аким. Или вы оба. Что-то произошло. Вы могли этого даже не заметить… На данный момент Акима он вычеркнул – опять же, если там, на дороге, это не был обычный несчастный случай… Но по-любому Акима на его горизонте сейчас нет. А вы – есть. Он подбирается к вам и возможно, попутно попытается причинить вам боль до того, как…
Байер запнулся.
– До того, как убьет меня?
– Или уберет вас каким-либо иным способом. Тогда он остановится. Цель достигнута. Всё. Он просто продолжит жить дальше. И именно поэтому я считаю, что он крайне опасен.
Некоторое время я молчала.
Чайка, сообразив, что ничего не получит, взметнулась и плавно спикировала на волнистую поверхность темных вод. Я смотрела, как она покачивается, безмятежная, в собственном дзене, и думала о том, что моя жизнь в очередной раз рушится.
– Тогда постарайтесь увезти отсюда Николая как можно скорее, – наконец сказала я.
Байер кивнул.
– К вечеру все будет готово.
4.
Бабье лето сверкало в своей бесшабашной солнечной красе. В высоком синем небе кое-где белели обрывки кудрявых облаков. Люди в светлых одеждах и в темных очках шли по нагретым тротуарам. И повсюду – на окнах, на стеклах витрин и машин – сияли и блестели солнечные блики. Последний всплеск лета в сентябре. Последний глоток теплого воздуха перед долгими холодными сумерками зимы.
С восьми утра я ездила по городу и развешивала объявления. «ПОМОГИТЕ НАЙТИ ЧЕЛОВЕКА! 5 февраля 2020 года на 63-м километре Невинского шоссе пропал…» Маршрут был проложен давно. Я делала все автоматически, не глядя по сторонам. Только раз мой взгляд рассеянно скользнул и вдруг на долю секунды задержался на лице молодого мужчины, переходящего дорогу. Показалось, что… Но нет, конечно, это был не он.
Я сняла предыдущее, почти выцветшее и порванное объявление со стекла остановки, прикрепила новое и вернулась в машину.
Мысли мои крутились вокруг изменений последних дней. Николая и Лану увезли из города. Куда – я не знала, но Байер заверил меня, что их поселили в комфорте и безопасности, Николай уже пошел в школу, а Лана взялась за исполнение давней мечты – собственный перевод одной из малоизвестных пьес Шекспира.
И Байер, и Тамраев, каждый со своей стороны, мягко, но неустанно давили на меня, убеждая изменить распорядок дня и мои правила хотя бы на время. Охрана у дома, говорили они, это ничто, это капля в море. Злоумышленник может прийти ко мне под видом визитора или просителя (и отныне я должна была принимать их только в «Фениксе» и только в рабочее время), может притаиться в подъезде (когда я приезжала домой, меня провожал до квартиры Лева или Вадим) или подкараулить меня ранним утром (раз уж я не желаю временно воздержаться от пробежки, то со мной должен бежать охранник, но это уже был просто цирк, я категорически отказалась).
Все это начинало действовать мне на нервы. Я по-прежнему не могла поверить, что кто-то всерьез покушается на мою жизнь. Я просто не видела для этого причины. Уже раз сто я мысленно перебрала свое прошлое, разложила на эпизоды, вспомнила тех, кого забыла или хотела забыть…
Этот молодой мужчина, переходящий дорогу… Нет, ну конечно, это не может быть он… Его я узнала бы в тот же миг. Но определенно похож… Собираясь отъезжать, я посмотрела налево, прямо и – внезапно, словно по наитию – направо, а в следующее мгновение машинально нажала на педаль тормоза.
Мужчина стоял на остановке, читал мое объявление. Сейчас я видела его очень хорошо и уже точно могла сказать: это не он, и даже не так уж похож. Но что-то общее было: в фигуре – стройной, гибкой, в манере чуть склонять голову влево, читая текст, в хипстерской стрижке с подбритыми висками и пышной, зачесанной назад челкой. Волосы были не такие черные, как у Яна, не смоляные, просто темные, но такие же густые и блестящие.
На мгновение меня словно ошпарило изнутри кипятком. Я передернула плечами. Ощущение было внезапное и сильное. Мне хотелось нажать на газ, сорваться с места и больше не видеть, а главное – не вспоминать. И в то же время хотелось остаться и смотреть, смотреть на него… «Это не Ян, – сказала я себе, – что за чушь». И уже нажимая на педаль газа, заметила, что мужчина достал из кармана ручку и что-то пишет на моем объявлении.
Наваждение прошло. Я вышла из машины, приблизилась к нему сзади. И ощутила незабываемый аромат настоящего французского одеколона. Таким же пользовался Ян. И снова нахлынуло…
Мужчина резко оглянулся, с недоумением взглянул на меня. Ну да, я подошла слишком близко. И что?
– Это мое объявление, – сказала я ему. – Можно поинтересоваться, что вы тут пишете?
Он слегка смутился.
– Извините. – Голос у него оказался совсем другим – обычным, в отличие от чистого баритона Яна. Я почувствовала облегчение. Призрак прошлого постепенно испарялся. – Я видел уже эти объявления. А тут концы строк не пропечатались, посмотрите сами. Я просто дописал.
Я посмотрела. Действительно, слова «пальто», «дерби» и «о нем» были почти не видны. Он обвел их синими чернилами.
– У вас какой принтер? Может, картридж надо поменять или настройки проверить. Я могу помочь, если хотите.
– Спасибо.
Я несколько секунд молча смотрела на него. Затем повернулась и пошла к машине. Нет, не надо мне этого. Не надо и все. Я хочу в свой темный угол. В свою блаженную пустоту.
Я взялась за ручку дверцы «ауди».
Кончики пальцев осторожно тронули мое предплечье.
– Анна – это же вы, да? Это ваш брат пропал?
Я кивнула, не оборачиваясь.
– Послушайте… Я, честно говоря, даже не знаю, как сказать… Боюсь показаться странным, а тем более навязчивым… Поверьте, я не пристаю к девушкам на улице. И вообще нигде не пристаю. Я с утра до ночи сижу в офисе. Но я…
– Хотите кофе? – спросила я, резко обернувшись и посмотрев на него.
Карие глаза. Не бурлящая сталь глаз моего бывшего мужа. Мне стало еще легче.
– Еще бы! – ответил он.
***
Родители Макара Сиротина поразительно отличались от сына всем: он был замкнут – они открыты и дружелюбны, он никогда не смеялся, а улыбался редко и лишь мимолетно, сомкнутыми губами, – они радовались жизни и часто хохотали над какой-либо шуткой до слез, он был бледен – они румяны, чернобровы, красивы. Я и сейчас помню их веселые лица, когда они встречали нашу маленькую студенческую компанию на железнодорожной станции и потом везли на своей серой «девятке» по заснеженной дороге через лес, весь покрытый снегом, ослепительно белым, сверкавшим под солнцем крошечными блестками.
Было тридцать первое декабря. Еще в электричке моя подруга сказала, что на этот раз твердо рассчитывает на волшебство, иначе перестанет верить в могущество Вселенной. Ярко накрашенные губы изогнулись в ироничной улыбке, но в зеленых крапчатых глазах я на мгновение увидела жесткость, словно подруга мысленно уже отправила ввысь свое требование новогоднего чуда.
Мы приехали вчетвером. Макар и Настя уже ждали нас на даче. Они украсили дом гирляндами, а елку, растущую на заднем дворе, игрушками и мишурой.
Макар сидел на подоконнике и угрюмо смотрел на нас, веселящихся вместе с его родителями у стола под оглушительную музыку. Как и я, он терпеть не мог попсу, но в тот день я с радостью пританцовывала с однокурсником, одновременно накрывая на стол. Меня переполняло чувство свободы. Я на несколько дней уехала из города. Здесь, в чужом незнакомом месте, я никому ничего не была должна. Мой другой идеальный мир остался где-то далеко, и, хотя я по-прежнему стремилась к нему, короткие каникулы оказались для меня настоящим спасением. Словно кто-то бросил конец веревки в мою бездну и я смогла подняться наверх.
Позже я вспоминала, что к зиме того года уже очень устала, проблемы копились и катились на нас с братом как огромный снежный ком. Просьбы о помощи, долги, конфликты с абьюзерами, один из которых быстро перерос в полномасштабную войну…
В одной из двух наших съемных квартир жила молодая женщина с тремя детьми, тайно покинувшая золотую клетку – загородный дворец бандита, ее мужа, в то время здоровенного татуированного типа, держащего в страхе весь город. Через несколько лет рак уничтожил его, сначала высушив тело, а потом оборвав дыхание. Но до того, как болезнь подступила к монстру, он успел превратить в адовый котел жизнь своих детей и жены.
Операция по их спасению была разработана нами совместно с Байером и напоминала завязку детективного фильма: ночь, машины с выключенными фарами на обочине загородной дороги, Байер и его друг, тоже майор милиции, «макаровы» в кобурах, потертые кожаные куртки, напряженное молчание, мы с братом у тропинки… Пленников вывела повариха через кухню и запасной выход. Испуганные дети – старшему было четыре – молча жались к матери. Я протянула руки и младший, которому не исполнилось еще двух, после короткой паузы протянул мне в ответ свои тонкие ручки, белевшие в темноте, подсвеченной лишь тусклым светом фонарика моего брата. Именно в тот момент я увидела багровые полосы на этих ручках и почувствовала, как во мне всколыхнулось знакомое чувство, темное и раскаленное словно лава, порой прожигающее насквозь.
Внутри я вся в таких ожогах. Это привычная боль, я давно даже не замечаю ее. Только иногда, внезапно, она напоминает о себе жгучим как перец чили мазком где-то внутри меня, в районе легких.
Один из дефектов моей личности – слабый базис. Мне тяжело нести ту ношу, которую я взяла добровольно и которая гнет меня к земле много лет. Я всегда это понимала.
…Он нашел их через неделю. До «Феникса», расправившего крылья над всеми нами, оставалось еще пять лет. А тогда нас было двое плюс Байер, в то время еще не уволенный, еще не разведенный, а потому располагавший лишь обрывками времени.
Мы, наверное, казались татуированному монстру жалким противником. Но когда начались военные действия, на нашу сторону подтянулись некоторые силы: сотрудники охраны нашего отца, пара друзей Байера из милиции, адвокат Заславский и Бобышева, хозяйка съемной квартиры. В то время она была лишь на грани безумия, лишь заглядывала порою в пропасть, не делая шаг вперед.
Машина Акима, новая «шкода», подарок отца, сгорела до остова. Байер получил пулевое ранение в плечо. Его другу пробили голову в эпической схватке на лестничной площадке возле квартиры, где прятались от монстра его жена и дети. Мы везли истекающего кровью майора в больницу, а вслед нашей машине стреляли. И все же мы победили. К тому моменту, когда неприятелю наконец удалось захватить плацдарм, его встретил городскими криминальными новостями старый черно-белый телевизор, включенный на полную громкость; в квартире никого не было. Бобышева вывела своих жильцов сначала через балкон к соседям, в другой подъезд, а затем на улицу. Некоторое время они жили на даче Заславского. За месяц до Нового года мы перевезли их в Петербург, к армейскому другу Байера.
Так что мои трехдневные каникулы на даче родителей Макара Сиротина пришлись очень кстати.
***
Он появился в доме незадолго до полуночи. Черные волосы припорошены снегом, стальные глаза весело блестят, в руках бутылка шампанского и бумажный пакет с жареной курицей. «Яник! – в унисон закричали родители Макара. – Мы уже думали, ты не придешь!»
А он пришел. И взгляд его, скользнув по нашей компании, вернулся ко мне, остановился на несколько мгновений… Дальше – я помню это смутно – гость каким-то образом оказался за столом между мной и подругой. Он что-то рассказывал, смеясь. Моя подруга хохотала, а я почти не слушала. Что-то мешало мне включиться в общий процесс. Да еще Настя сидела напротив и усиленно подмигивала мне то одним, то другим глазом. Меня это раздражало. Не сразу я поняла, что она просто выпила лишнего и это был тик. Макар увел ее наверх; его родители включили Челентано и начали танцевать, энергичными жестами призывая нас присоединиться к ним.
…Он вдруг оборвал себя на полуслове и эту паузу я услышала так отчетливо, словно она прозвучала во мне коротким звоном колокольчика. Музыка грохотала вокруг нас, но я как будто погрузилась в тяжелую воду, на самое дно, и почти ничего не слышала.
Я медленно повернула голову к Яну и наткнулась на его прямой взгляд. Все звуки вновь включились. ABBA завела Happy New Year. С улицы доносились хлопки фейерверков.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Потом я взяла бокал с шампанским, уже теплым, залпом допила, мельком отметив про себя, что пальцы мои мелко дрожат.
Он протянул мне руку ладонью вверх. Я замешкалась. Громкая музыка заглушала мои чувства, но одно я знала точно: вот он, самый главный момент моей жизни. Сейчас всё изменится. Я дам руку этому человеку со светлыми глазами и окажусь в другом мире. В моем личном идеальном мире.
Ян с улыбкой смотрел на меня и ждал. Затянувшаяся пауза не беспокоила его. Музыка гремела на всю комнату. Родители Макара прыгали, ухая и хохоча. Рядом с ними неловко подскакивал наш перебравший однокурсник. Второй сидел на подоконнике и курил в приоткрытую форточку. Моя подруга с бокалом шампанского в руке, унизанной множеством разноцветных браслетов из бисера, задумчиво покачивалась, игнорируя развеселую музыку, под свой собственный, неслышный никому ритм.
Я улыбнулась Яну и вложила руку в его горячую ладонь.
Мы танцевали с ним под You Are Not Alone Майкла Джексона. Я специально посмотрела потом на плей-лист, чтобы запомнить это название, запечатлеть в памяти все, что было причастно к главному счастливому событию моей жизни.
После пары медленных танцев, во время которых я завороженно слушала его голос, что-то шепчущий мне в ухо, и так же завороженно время от времени смотрела в его светло-серые глаза, мы вдвоем вышли в зимнюю ночь, под черное небо, расцвеченное звездами и яркой россыпью фейерверков, запущенных с разных участков дачного поселка.
Первый поцелуй. Замерзшие губы, холодные пальцы, жар внутри… «Аня… Я хочу тебе сказать…» – его тихий голос я слышу и сейчас, но до сих пор не знаю, что он хотел мне сказать. В тот момент из дома с хохотом вывалилась наша шумная компания и побежала на задний двор, к наряженной елке, на ходу закидывая друг друга и нас снежками. Мы переглянулись, засмеялись и побежали следом.
«Просто любовь», – сказала я брату, вернувшись домой второго января. Он с сомнением смотрел на меня. Я поспешно собирала вещи в дорожную сумку – внизу ждал Ян, чтобы умчать меня в новую жизнь на своем старом белом «фиате». «Что-то слишком быстро…» – проговорил брат. Я пожала плечами. Ну да, быстро. Но ведь любовь.
В лифте со мной ехал брат Абдо. Акиму я не позволила проводить меня. Я не хотела никого впускать в зону моей любви. Не сейчас. Может быть, чуть позже.
Я вышла из подъезда и бросилась в распахнутые объятия Яна. Он прижал меня к себе. Сумка упала на асфальт. Низкое пасмурное небо, похожее на затуманенное зеркало, нависло над нами. Падал тихий редкий снег. На несколько мгновений мы погрузились в тишину, где не было больше ни души.
Ян отвез меня к себе – в большую двухкомнатную квартиру на двенадцатом этаже новостройки, на самой окраине. Из нашего окна мы видели лес. Где-то там, вдали, его пересекала дорога, соединяющая наш город и Невинск.
Отец пытался остановить меня, но я уже неслась, уже летела к своему счастью, порхая и кружась как бабочка в солнечном луче. В апреле мы с Яном расписались и уехали на неделю в Италию.
Я никогда не думала, что буду так счастлива. Но я была.
***
Воспоминания мельком опалили меня и исчезли, как только мой новый знакомый занял место рядом со мной, в моей машине.
– Денис, – представился он.
Я молча кивнула, встраиваясь в поток, медленно ползущий по проспекту.
Не знаю, какой мелкий бес дернул меня познакомиться с этим человеком. Кофе я собиралась выпить дома, одна. Затем мне надо было ехать в «Феникс», где накопилась гора нерешенных проблем, а днем – на завод, на совещание.
Я мельком взглянула в зеркальце. Брат Абдо, сидевший на заднем сиденье, расставив ноги, иронично поднял брови, покачал головой. Тебя не спросила, пробурчала я себе под нос.
– Что? – спросил Денис.
– Ничего. Вам на работу не надо?
– Мне дали два выходных. Я шефу ноут починил, так это типа его благодарность. Говорит: уже простился с любимым «маком», но я его спас.
– А что с ним было?
– Да-а… – Он мотнул головой. – Все как обычно. Шеф сам виноват. Опрокинул кружку кофе и всю клаву залил. Что и следовало ожидать. Я ему сто раз говорил: «Виктор Михалыч, не пейте кофе над ноутом!». Но он разве послушает умный совет? Он вообще у нас со своими тараканами. Знаете, какая у него кружка для кофе? Огромная такая, на поллитра, наверное, вся в розовых цветочках и на боку младенец в подгузнике! А снизу надпись: «Витенька уже большой»… Вам неинтересно, наверное?
Мне было настолько неинтересно, что я уже начала обдумывать вариант остановить машину, высадить своего нового знакомого и распрощаться с ним навсегда.
– А если так? – быстро сказал он, пока я не успела ответить. – «Взглянул на мир я взором ясным и изумился в тишине. Ужели он казался мне и величавым и прекрасным?»..
– «Столь величавым и прекрасным»… – поправила я. – Сойдет. Куда поедем, Денис?
– Может, в «Пеликан»? Там, вроде, прилично.
– Главное – недалеко…
Я перестроилась в левый ряд и остановилась перед поворотом. Стрелка светилась красным.
– Стих дочитать?
– Не надо.
– Ну ладно. Я, если честно, его плохо помню. Мне другой больше нравится: «Бурной жизнью утомленный, равнодушно бури жду: может быть, еще спасенный, снова пристань я найду…» Кстати, эту книжку, стихи Пушкина, я в диване нашел.
До «Пеликана» оставалось около километра.
– В диване?
Денис энергично кивнул.
– В прошлом году бабушка умерла, оставила мне однушку. Мебель вся из сороковых и пятидесятых еще, рухлядь. Я перед ремонтом решил все на помойку выкинуть. Позвал друга, потащили диван. А квартира в хрущевке на пятом этаже, так что можете себе представить, что это было… Так вот пока мы диван по лестнице волокли, из него и вывалилась эта книжка. Книжка и таракан. Между третьим и вторым этажом. Небольшой такой толстый томик, год издания тыща восемьсот двадцать девятый. Сначала хотел загнать его… То есть продать. А потом передумал, себе оставил. Не знаю почему, но полюбился мне этот томик. «Может быть, еще спасенный, снова пристань я найду»…
Я слегка улыбнулась. После института я два года проработала в центральной библиотеке системным администратором, пока бесконечные звонки и визиты разнообразных личностей не вынудили директрису попросить меня написать заявление по собственному. Тем не менее это были два отличных года. Один минус – они пролетели слишком быстро. Компьютеров в библиотеке было всего пять, а книг тысячи, так что работала я мало, а читала много. Я любила старые издания с распухшими от времени переплетами, с шероховатыми страницами, их легкий аромат картона, потертой кожи и пыли. Они напоминали мне мое детство и попытки стащить очередной том из дедушкиной библиотеки. К десяти я приходила на работу, помогала пожилой библиотекарше Антонине Витальевне включить компьютер и нужную программу, потом брала низкую деревянную стремянку из двух ступенек, ставила ее между стеллажами, садилась, раскрывала книгу и переносилась в другой мир. Тогда мне еще было хорошо и в этом, что не отменяло кайфа от чтения.
– Сущий ужас.
– Что?
Похоже, я отвлеклась на свои мысли и не слышала, что говорил мой спутник.
– История с вашим братом. Сущий ужас.
– Так, договоримся сразу: это закрытая тема.
– Понял. – Денис поднял руки ладонями наружу. – Больше ни слова.
Выходя из машины, он тихонько напевал себе под нос: «Лет ит би, лет ит би-и…»
Я закатила глаза. Всё. Двадцать минут на кофе, потом гудбай.
Брат Абдо одобрительно кивнул.
***
«Пеликан», каким я его помнила, всегда балансировал между двумя статусами: обычной кафешки и ресторана. Он будто грешник разрывался между добром и злом. Слово «кафе» было решительно убрано из вывески, но внутри стояли расшатанные столы, покрытые красными скатертями в жирных пятнах, а между стеклами витрин валялись дохлые мухи.
Когда-то мы с братом заглядывали сюда по дороге в «Феникс» – он всего в двух кварталах; брали по чашке кофе, усаживались в самый дальний угол и проводили около получаса в блаженном молчании или неспешном разговоре ни о чем особенном. Но дел прибавлялось, а времени, соответственно, становилось меньше, так что постепенно наши «пеликаньи посиделки», как мы их называли, сошли на нет.
Я не была здесь лет пять, и войдя, оценила усилия администрации. Красные скатерти исчезли, хлипкие светлые столы из ДСП сменили массивные, темно-коричневые, на крепких изогнутых ногах; к ним прилагались такие же надежные стулья. У стены, в паре метров от входа, сделали барную стойку. Сейчас за ней стояла симпатичная девушка в желтом форменном переднике с витиеватым логотипом «П» на груди.
Девушка лучезарно улыбнулась мне. Я кивнула в знак приветствия.
В это раннее время кроме нас посетителей не было. Мы заняли стол у окна, наполовину залитый солнечным светом. «Двадцать минут», – напомнила я себе.
Денис навалился грудью на стол, расставив локти, прямо посмотрел на меня.
– Анна, а знаете?..
Он вдруг улыбнулся и эта внезапная быстрая улыбка словно разом стерла все неудачное начало нашего знакомства. Я непроизвольно улыбнулась в ответ. Но в следующий момент его улыбка исчезла, тонкие темные брови сошлись у переносицы.
– Я все понимаю, правда. Случайный порыв, о котором вы уже успели сто раз пожалеть. Но дайте мне шанс. Давайте хотя бы попробуем. Если хотите, я вас закидаю стихами Пушкина, из этого томика. Других я все равно не знаю. А хотите, буду молчать. Вот так.
Денис резко выпрямился, лицо его закаменело. Но тут же он снова улыбнулся.
– Короче, дайте шанс. Я один как суслик в поле после дождя. Такой же одинокий и несчастливый. И это, блин, чистая правда. Извините…
У него было удивительно подвижное лицо: красивое, но стандартное, оно совершенно и сразу менялось, стоило ему двинуть бровью или уголком рта. Особенно его преображала мальчишеская открытая улыбка с ямочками на щеках.
– Что-то слишком быстро… – проговорила я.
– Так и думал, что вы это скажете. Ну быстро, и что с того? Так бывает. Я обернулся и увидел вас – глаза в глаза. Такой четкий миг. Если вы понимаете, о чем я…
К нашему столику подошла девушка-бариста. По-прежнему улыбаясь мне, она поставила на стол передо мной большую чашку капучино. В пене было нарисовано сердце.
Я подняла глаза, вопросительно посмотрев на нее.
– Спасибо вам, – сказала она.
До меня дошло через секунду. Я не помнила ее в лицо. Возможно, она приходила ко мне давно. Одна из визиторов. Кажется, О. М. Или С. М. Но я могу ошибаться.
Я не пью капучино. Только черный с ложкой сахара. Мне нужна его бодрящая терпкая горечь, особенно по утрам, когда еще неясные и хаотичные после пробуждения мысли блуждают по лабиринтам сознания, затягивая меня в омут апатии. Кроме того, мне просто нравится его вкус.
Девушка удалилась за стойку.
Я с сомнением посмотрела на пышную пену с белым сердцем посередине и отпила глоток, сказав себе: «Ничего, не яд».
О. М. Что у нее случилось? Не помню. Сейчас она выглядела вполне здоровой и счастливой, такие ко мне обычно не приходят. Значит, жизнь наладилась. Это хорошо. Мне не повредит толика оптимизма, даже микроскопическая.
Истории визиторов помимо исписанных страниц в блокноте оставляли также рану в моей душе; мне казалось, она давно стала похожа на дартс, утыканный дротиками, несмотря на то, что я пыталась абстрагироваться, не принимать в себя чужую боль. Какое-то время после ухода визитора я не могла избавиться от мысли: как он/она живет с этим?
Потом визиторы редко встречались мне еще раз. Некоторые обращались за помощью в «Феникс», но таких было мало, всего несколько человек. Остальные растворялись в большом городе. И никто не звонил мне повторно.
– Даже не буду спрашивать, за что «спасибо», – сказал Денис, откидываясь на спинку стула. – В общих чертах и так понятно. «Великие А. Д.»… А вы вообще капучино-то любите?
Я отрицательно качнула головой.
– Тогда я допью, можно?
Не дожидаясь ответа, он взял мою чашку и в несколько глотков быстро выпил капучино. На его верхней губе образовались щегольские усики из пены.
– А ничего, – сказал он, улыбнувшись. – Даже вкусно.
***
К семи вечера все самое важное было сделано: Тамара внепланово убрала квартиру и запекла в духовке утку, я предупредила Лёву Самсонова о своем госте, сходила в магазин и купила пару ароматических свечей и новую скатерть, накрыла на стол, зажгла свечи, включила музыку, порылась в шкафу и нашла свое темно-зеленое платье. Сейчас оно было мне немного велико.
В половине восьмого я задула свечи и засунула их в кухонную тумбу, открыла окно, чтобы проветрить, сняла платье и надела красную блузку и джинсы, выключила музыку.
Без пятнадцати восемь я снова включила музыку. Джаз Пата Метени всегда действовал на меня умиротворяюще. Умиротворение – вот то, в чем я остро нуждалась, раздираемая смятением и беспокойством. Сегодня я намеревалась сделать шаг вперед, расстаться со своей пустотой, хотя бы ненадолго. Оторвать ее от себя.
Брат Абдо сидел на венском стуле, насмешливо наблюдая за моей суетой. Ты пойми, – сказала я, стоя перед зеркалом и скручивая волосы в узел на затылке, – я больше не могу сидеть в этой клетке. Мне душно. Я хочу воздуха! В ответ Абдо пожал плечами. Точь-в-точь, как это сделал бы Аким.
В восемь раздался звонок в дверь.
На пороге стоял Денис, одетый как в театр – в темно-серый костюм и белую рубашку, и ослепительно улыбался. В руках он держал большой букет красных роз и полиэтиленовый пакет.
Поцелуй в щеку. Слишком долгий, чтобы его можно было назвать целомудренным. В конце концов я отстранилась. И снова почувствовала: наваждение прошло. Меня потянуло в мою пустоту, в мой тихий одинокий комфорт. Но гость, вручив мне букет и пакет, скинул ботинки и в белых носках прошел в комнату, откуда доносились негромкие звуки джаза.
– А у тебя уютно! – крикнул он.
На кухне я налила воду в вазу, поставила цветы. И вздрогнула, когда моей шеи коснулось что-то… Опять поцелуй. Короткий и нежный.
– Денис… – тихо сказала я, приподнимая плечо.
Он сделал шаг в сторону, прислонился спиной к холодильнику, одними пальцами взял меня за запястье.
Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза.
– Гусь? – вдруг спросил он, дернув носом.
Я засмеялась и высвободила руку.
– Утка.
– Супер. Обожаю утятину, перепелятину и всякую другую дичь. Дядя мой когда-то постреливал тетеревов по осени. Бабушка их потом с клюквой и салом запекала. Вкуснее в жизни ничего не пробовал. – Денис развернулся, оперся ладонями о подоконник, устремил взгляд в сумеречную темноту, освещаемую огнями большого города. В небе были видны редкие звезды. – Да-а… Были времена. Коротенькое детство – много солнца и тепла, и вдруг хоп – и нет его. И старый дом на берегу реки уже не твой… А теперь уже тридцать восемь и осталось только – «может быть, еще спасенный, снова пристань я найду…»
Он обернулся ко мне, подмигнул.
– Не желаете спасти одинокого путника, мадам?
– Я желаю узнать, зачем ты купил столько алкоголя? – В пакете, который он принес, кроме коробки конфет было две бутылки, одна – красного вина, другая – поллитровая коньяка. – Или это запас на будущее? Предупреждаю сразу: сегодня же пойдешь домой.
– Или завтра. Подбросим монетку? – Он полез в карман и выудил горсть мелочи. – Орел или решка?
– Ребро, – сказала я, улыбнувшись. – Так что насчет алкоголя? Куда нам столько?
– Вино – только тебе, я его не жалую. Дринч для девочек. Я предпочитаю что-нибудь покрепче. По мне так коньяк – самое то. К тому же, в нем содержатся дубильные вещества, что улучшает настроение, а это никогда не помешает.
– Хорошее вино… – сказала я, доставая бутылку.
– Еще бы… Адски дорогое. Я за него в лабазе у дома почти полторы штуки выложил. Открыть?
Я еще раз взглянула на этикетку.
– Попозже. А пока иди в комнату. Я сейчас утку достану и приду.
– Слушаю и повинуюсь. А можно я на диване немного поваляюсь?
– Поваляйся…
Он вышел, а я села на стул у стола, задумчиво глядя на бутылку «Карпинето» Кьянти Классико Ризерва девяносто третьего года. Я знала точно, что это отличное вино.
***
Утка была съедена. В моем бокале искрилось «Карпинето», а в толстой рюмке Дениса плавился коньяк. Фоном едва слышно журчала музыка Пата Метени. С улицы сквозь приоткрытое окно доносились яростные гудки клаксона и чьи-то раздраженные выкрики.
Я уже понимала, что сегодня Денис не уйдет, да мне этого и не хотелось. Мы были знакомы всего несколько часов, а казалось – несколько лет. Я легко привыкла к его внезапной улыбке, совершенно меняющей лицо, к его простоватым шуткам и прямому взгляду, в котором в иные мгновения мне чудилось что-то загадочное, непонятное.
– А ты здорово похожа на Лорен Бэколл в молодости, особенно в этом приглушенном вечернем свете. Слышала о ней? Актриса голливудская, блистала в сороковых и пятидесятых. Обожаю.
Он подлил вина в мой бокал.
– Ты долго была замужем?
– Семь лет.
– А в разводе давно?
– Семь лет.
– И за это время у тебя…
– Никого.
Он сделал большие глаза.
– Никого?
Я улыбнулась.
– А что насчет тебя?
– Да-а… – Он махнул рукой. – Особо и рассказать нечего. В восемнадцать женился и был примерным мужем аж три месяца. Потом развелись. Имя ее я помню, конечно, а вот в лицо – почти нет. Даже цвет волос забыл. И если ты хочешь спросить, любил ли я ее…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.