Текст книги "Маятник птиц"

– Так и подумала.

Он хмыкнул.

– Нет уж, не так прост мсье Проводников… Ну… – Он поднял бокал. – За встречу.

Саша отпил глоток вина.

– М-м… – Он прикрыл глаза и покачал головой. – Мое любимое вино. Сладкое, девочки такое любят и Снежок тоже.

Он с деловым видом допил вино и сразу снова наполнил бокал.

– Так вот, Ань, про мой проект… Главное-то что? Я этих супер-спецов сам хочу воспитать. Брать на работу молодых, лет восемнадцати-двадцати, которые уже много чего умеют, и обучать их дальше, делать из них богов программирования, направлять их таланты в нужное русло… Вот с ними и переверну мир!

– Зачем тебе переворачивать мир? Может, лучше оставить его в покое? Он и так…

– Точно! – перебил Саша и рассмеялся. – Он и так на ниточке висит, тонюсенькой ниточке. Как елочная игрушка на новогодней елке. Только праздником тут и не пахнет… – Он откинулся на спинку стула, с улыбкой глядя на меня. – Эх, Аня, как же я рад видеть тебя… Как там Аким? Семья есть? Сколько раз я хотел встретиться с вами! Но только рука поднималась набрать номер, как тут же опускалась.

– Почему?

– Да слушай… – Он нахмурился, взял вилку, покрутил ее между пальцев. – Я ж понимаю, что это из-за меня тогда Надежду Ивановну вытурили из школы, а потом этот рак, будь он неладен, рачина паскудный, какого человека загубил…

– Саша, да ты что? Ты тут при чем? Тебе было восемь лет!

– Да хоть пять… – Он наколол на вилку шампиньон. – С меня это началось. Я был тем самым несчастным котенком, которого пинали мальчишки, а потом отпинали и моего спасителя…

Я покачала головой.

– Это ложное чувство вины. Виноват не ты, а тот, кто учинил это свинство. С него все началось.

– Опарин… – Саша сморщил нос. – Узнавал про него. Червь. Сам пал низко, не пришлось и подталкивать… Ты ешь, Ань, ешь… Вкуснота, правда? Грибочки эти особенно уважаю, здешний повар их готовит как в лучших ресторанах Парижа. А вот и твой чай!

Официант Макс поставил на стол стеклянный заварочный чайник и большую чашку с блюдцем. В чае действительно было много ягод.

– Как тебе?

– Отличный, – попробовав, честно сказала я. Это был скорее чайный напиток, но действительно вкусный и ароматный.

– Ну супер. И не забывай закусывать, мне такую кучу еды одному не осилить. Да-а… Времена были улётные… Хорошо, что я мелкий был, не понимал всего. А за Надежду Ивановну сердце до сих пор болит. Она же меня вытащила тогда из маленького филиала ада, устроила в другую школу, математическую причем, нанимала мне репетиторов за свои деньги, так что уже потом, когда ее не стало, я по всем предметам поднялся до пятерок, начал по олимпиадам от школы ездить и первые места привозить. Так хотелось ей показать все эти грамоты, сказать: «Спасибо, добрый человек»… Жизнь несправедлива, вот хоть как ее поверни, с какой стороны ни посмотри, а несправедлива! Так тосковал я по ней, по Надежде Ивановне… Годами! Ведь кроме нее, никто из взрослых мной не интересовался. Ну, стоит в уголку альбинос, печальный Пьеро, да и хрен с ним. Лишь бы награды школе таскал. А до меня как до человека никому и дела не было. Только ей… Ладно, харэ стонать и жаловаться. Сейчас у меня все путём, три года во Франции учился, год в Китае, зарабатываю отлично, могло ли быть лучше?

– А как мама? Бабушка?

– Бабушка умерла давно, а мама болеет, но в целом неплохо. Живет там же, в нашей старой квартирёшке. Себе-то я другую купил, шесть лет там кукую, один как перст, чему очень рад. Но уже хочу переехать. Присмотрел шикарный лофт в самом центре, в тихом переулке. Пока хрустов на него не хватает, коплю, копеечка к копеечке. Бабуся так говорила: «копеечка к копеечке», а потом все свои копеечки на водочку спускала… Ага… Так что за проблема у тебя? Деньги своровали?

Я кивнула.

– Сняли со счета «Феникса». Надо выяснить, кто.

– Не вопрос, найду я тебе крысу. И скидку за работу сделаю. Процентов пять. Знаешь, я о вас с Акимом много чего слышал, о «Фениксе» вашем… И считаю, что имея очень большие деньги, можно жить только так, как вы. Иначе – преступление.

Я улыбнулась.

– Мой отец с тобой не согласился бы.

– Да мало кто согласился бы. А у меня вот такое мнение. И моя будущая фирма будет с богатеями по всему миру бороться – выборочно, конечно. Нормальных, разумных, не тронем, а вот наглых, тех, кто себя поставил выше других, кто деньги поставил выше ума, совести, таланта, короче – выше божественных даров, выше души, вот тех будем давить. Излишек финансов изымать и переводить туда, где они нужнее. Перенаправлять потоки, так сказать. Убивать коррупцию. «Маленькие рыцари», такое рабочее название придумал. Но до этого еще далеко, бабосы нужны. Сначала на лофт, потом на помещение для фирмы, на компы самые лучшие и тэ дэ и тэ пэ. А, и еще! Никакой конспирации! Наши мощные спецы проработают такую защиту, что никто не прорвется. Ну и реальная охрана, человек с ружьем, само собой. А конспирация для слабаков. Я и сейчас не тайну тебе выдаю, я вообще не скрываю своих намерений, мне все равно, кто что подумает. А тебе – таким как ты – я рад помочь.

– Спасибо. Сегодня сделаешь?

– Дай мне пару часов. Только отсчет не с этого момента, а после обеда, лады? И еще… Насчет этого вора… Мой тебе совет, Аня: не прощай. Не ведись на слезы, на нытье, если будет причитать, типа «у троюродной тети грыжа пятого позвонка, нужны деньги на лечение» или что-то в этом роде, – не раскисай, не прощай. Дави гниду. – Саша взял бокал и выпил вино как воду. – Плохой поступок должен быть наказуем. Без исключений. Вот тогда начнется реальный движ в сторону правильного мироустройства. Я вот никому не спускаю. Это, если хочешь, моя политика. Недавний пример. Не самый удачный, но самый зримый. У меня сосед есть… Такой, знаешь, быдлове́ц… Из тех, кто в своей тачке врубает тупой музон на полную мощность, чтобы типа все слышали. Это у них такие понятия о крутизне. Живет надо мной. Курит на балконе, бычки, естественно, выбрасывает на улицу. Считай – на мой балкон. Ну, по крайней мере, какая-то часть попадает, каждое утро собираю по пять-шесть штук… Говорить спокойно не умеет, только орет и матерится. Вежливость с этими козлами, пардон, мадам, ни фига не помогает. Полиция, которую другие соседи раз двадцать уже вызывали, тоже. У нас ведь как – кто наглее, тот и прав… Ну, в общем, я его комп подломал слегонца. Создал другую страницу, якобы скрытую, но на самом деле там везде на нее ссылка есть, заметить и открыть не проблема. И на этой другой странице он уже не Серега Ширенко, а Вероника Прощающая…

– «Прощающая»?

– Первое, что на тот момент пришло в голову. Никакого второго смысла. Там этот гад в женском платье, предлагает услуги разного рода, под девизом «Никаких рамок, только свободная любовь», номер телефончика вот, пожалуйста… Его реальный номер, само собой. Потом я уехал на пару недель по делам. А вернулся – вести с полей… Блин, Ань, я реально малость охренел… Какие-то ревнители нравственности, такие же быдловцы, видимо, этого Серегу подловили и наваляли ему лещей, нехило так, он даже в больницу загремел.

Саша нахмурил брови, покачал головой.

– Не ожидал такого, честно. Просто разозлился, ну и наказал как мог… Ох, распереживался я тогда… Правильно говорят, совесть – самый жестокий палач. Каждое утро перед выходом из дома в коридоре стоял перед зеркалом, смотрел на себя и говорил: «Руки твои в крови, Саня, позор на твою голову, которой не суждено поседеть, ибо с рождения седая… Грех на тебе несмываемый ничем. Назад не вернуться, ничего не исправить…» Вот так корил себя. А потом как-то подумал: «Да какого рожна? Не убили его – спасибо, Господи, от всего сердца. А то, что отдубасили, так получил по заслугам». Я прав? Органы правопорядка должны делать свою работу, иначе за них это сделают граждане, и тогда никому мало не покажется. Н – неизбежность. Конечно, «Веронику» эту я убрал, сказал себе, что надо быть аккуратнее и сдержаннее, но в целом – в целом, Ань, хоть и не стал бы я такое повторять, а считаю, что соседу этот случай на пользу пошел. Притих он. Не то чтобы совсем… Бычков теперь я от силы два-три на своем балконе подбираю, а вот музон врубать на бешеные децибелы он перестал, да и при случайных встречах уже не гнет губу презрительно, а в принципе в сторону смотрит… Так и тебе советую: не прощай падлу. Найду его – накажи. И чтобы сам запомнил, и чтобы другим неповадно было.

– Ты найди сначала. Не факт, что это будет так просто.

– Для Снежка – просто. Как только выясню, что к чему, позвоню тебе или передам инфу этому вашему голему.

– Кому?

– Ну, бодигарду вашему, Байеру.

– Откуда это пренебрежение?

– Аня, ну слушай, я иногда работаю с людьми, которых не уважаю, окей? Потому что мани, – Саша потер большим и указательным пальцем, – денежки, бабосики, лавэ. На свой лофт коплю. Ну и дальше по списку. Тут, знаешь, не до чистоплюйства. Но мнение свое имею.

– С чего вдруг ты не уважаешь Байера?

Саша сложил руки на груди и с усмешкой посмотрел на меня.

– Оу-оу-оу… Какой жесткий тон… Ань, ну ты же в курсе, что его выкинули из полиции за жестокое обращение с арестованным?

Я покачала головой.

– Не всегда всё так, как кажется.

– Не всегда. Но чаще всего всё именно так, как кажется. Если что-то ходит как утка, выглядит как утка и крякает как утка, то скорее всего, это и есть утка. Байер же сломал руку задержанному? Сломал.

– Сломал. Но…

– Ага, не обошлось без «но»!

– Погоди… Представь себе мизансцену. Отделение полиции. Точка А – Байер, идет по коридору. Точка Б – навстречу ему полицейский ведёт задержанного. И точка С – на скамейке, примерно на середине отрезка между А и Б, сидит женщина, жена задержанного, пришла давать показания против него. Он ее не только избивал, он ее вешал, ножом резал… Если б не соседи – убил бы. И вот завершающий аккорд всей этой истории, место действия – отделение полиции. Точки А и Б сближаются… Внезапно задержанный одним прыжком бросается к жене, валит ее на пол и начинает душить.

Саша поморщился.

– О, блин…

– Байер и полицейский вдвоем пытаются оторвать его руки от горла женщины. Она хрипит. Но он в состоянии аффекта – слепая ярость, – так что в тот момент его сила равнялась примерно трем Байерам. И что оставалось делать? Байер бьет его ребром ладони по запястью. Учитывая, что в армии он таким способом кирпичи ломал…

– Ясно, – мрачно сказал Саша, – можешь не продолжать. Но почему его тогда выгнали из полиции?

– Воспользовались удобным случаем, как я понимаю. Байер не из тех, кто будет прогибаться перед начальством. Говорил что думал. Так что просто избавились.

Саша, нахмурясь, подвигал губами.

– Да-а… Это что же, получается, я как дурачок схавал пенку с реальной инфы?..

– И плохо подумал о хорошем человеке.

– Супер… Ну лады, учту. И, это… Мои извинения. Пардон и сорян.

– Принято.

– Ну класс… Ань, слушай, я доем этот сыр? Я смотрю, ты не особо проголодалась, поклевала чуток и всё, а я на дорблю не могу смотреть спокойно, чувствую себя мышью, которая знает, что сейчас окажется в мышеловке, но не в ее силах не попытаться сожрать этот соблазнительный кусочек сыра… Ну и да, маленькое уточнение: лично я чувствую себя белой мышью…

***

«М. Р.

Она прожила в одиночестве почти до сорока семи. Короткий бурный роман, случившийся в ранней юности, можно не считать. Коллега говорила про «венец безбрачия», что бывают такие женщины как М. Р. – вроде и симпатичные, и умные, и нравом добрые, а взгляд мужской скользит мимо, не задерживаясь. К экстрасенсу надо сходить, исправить карму. М. Р. насчет венца безбрачия ничего не знала, к экстрасенсу не хотела, но в остальном слова коллеги были сущей правдой: мужчины ее не замечали, что в молодости, что в зрелости, что теперь. Она даже преодолела свои комплексы и оставила анкету на сайте знакомств. Никто ей не написал. Пришлось преодолевать дальше – написала двоим сама. Один не ответил, второй прислал короткое вежливое сообщение, не предполагающее продолжение знакомства. И М. Р. сдалась. Анкету удалила, с мечтой о женском счастье распрощалась.

Но за неделю до дня рождения встретила его. Высокий худой мужчина с добродушным лицом помог ей подняться, когда она вышла из троллейбуса, зацепилась за нижнюю ступеньку каблуком туфли и упала самым позорным образом – юбка задралась до пояса. Разговорились. Оказалось, он живет в том же районе. Дальше пошли вместе. Она – сильно хромая, вися на его локте. Он предложил зайти в аптеку, купить йод, продезинфицировать ссадины на локтях и коленях. Зашли в аптеку. Там увидела свое отражение в витрине, ужаснулась. И так не особо была чаровница, а после падения стала похожа на бездомную: вся чумазая, пряди волос выбились из резинки и свисали сосульками. Но он словно не видел такой красоты. Купил ей что надо. Вышли из аптеки. Он что-то сказал про позднюю осень. Она потом вспоминала, вспоминала, но так и не вспомнила, что именно сказал. Вроде бы про солнце, что оно уже почти не греет и до следующего, теплого солнца, ждать еще целый сезон. Или не это сказал…

Проводил ее до самой квартиры. Номер телефона не попросил. И она весь оставшийся вечер промучилась: надо было самой спросить его номер, надо было вести себя пораскованней, не дичиться, надо было… А наутро снова его увидела – он ждал ее у подъезда. Ее в краску бросило. Как узнал, во сколько она выйдет? Он пожал плечами: сама же вчера сказала, что работает каждый день с девяти утра.

Так начали встречаться. Главным его качеством была доброта. Она до него таких людей не видела. Нет, он не навязывал никому помощь, не рассказывал о своих добрых делах. Он просто делал что считал нужным. Постепенно М. Р. узнавала, как много вокруг людей, которым он помог. Одному дал свою машину, чтобы перевезти вещи на новую квартиру, другую навещал в больнице, покупал ей лекарства, с третьим ходил в поликлинику, собирал справки для получения бесплатной путевки в санаторий. И всё – безвозмездно либо даже за свой счет.

Вопреки устоявшемуся мнению, люди были благодарны, не забывали его, звонили, иногда навещали с каким-нибудь небольшим презентом (он не брал). Так она и узнала про его дела – одна из посетительниц рассказала, а потом соседка другие истории поведала.

М. Р. не могла поверить своему счастью. Такой мужчина – и с ней. Она долго избегала интима, а он сам этой темы вообще не касался. Но она видела – нравится ему, часто за руку трогает, волосы ей поправляет, подолгу с улыбкой лицо ее (самое обычное) рассматривает. Однажды случилось. И счастье сразу выросло, стало таким огромным, что М. Р. никак не могла его вместить в себя, все это счастье как тесто вылезало из нее – улыбками беспричинными, радостным настроением, румянцем на щеках, блеском в глазах. А похорошела так, что сама собой то и дело украдкой в зеркало любовалась. И вроде как даже скинула лет пять от своего не самого уже юного возраста.

Он работал на заводе мастером. Жил один. Жена его умерла шесть лет назад, взрослая дочь окончила институт, вышла замуж и уехала в Москву. После работы он часто шел в гараж, возился там со своей старой машиной. Местные мальчишки забегали к нему, он показывал им, где что в авто находится и как называется. Один, небольшой такой паренек, ходил за ним хвостом уже года два. Он жалел мальчика, тот рос без отца, с пьющей матерью, а потому привечал его особенно. Говорил, например, что на заводе дают бесплатные талоны на питание и он ест так, что дышать уже не может (всё было неправдой), а взял с собой еду, и что теперь, пропадать ей? И отдавал пареньку свои бутерброды, или булочку, или какой-нибудь фрукт. Как-то обидели паренька во дворе – он заступился, побеседовал с обидчиком сурово.

М. Р. потихоньку сплетала свою жизнь с его жизнью. Она уже была спокойна, видела – он тоже этого хотел. Не ошиблась. Сделал предложение. Как раз после зимы, когда солнце уже стало теплым. Платье тебе надо новое, сказал он, в нем будешь расписываться. Еще туфли бы купить красивые, на небольшом каблуке. Но это с зарплаты, скоро будет, так пойдем в магазин и все купим. Она было возразила: и сама зарабатываю. Но он, как будущий муж, хотел на невесту только сам потратить, только свое.

День его зарплаты пришелся на пятницу. Договорились встретиться в субботу утром, на лавочке под памятником, недалеко от торгового центра. Но он не пришел. Она ждала почти час, потом поехала к нему. И сразу, во дворе уже, поняла, что случилось страшное. Народу там было необычно много. Люди стояли кучками, с хмурыми лицами, переговаривались, качали головами. Она заметила знакомое лицо – пожилую женщину, которой он помог однажды, уже и не вспомнить, чем. Подошла на подгибающихся ногах, спросила, что случилось? Та ответила. М. Р. выслушала спокойно, головой кивнула, повернулась, чтобы пойти. И упала. Обморок такой глубокий оказался, что ей вызвали «скорую». В больницу М. Р. ехать отказалась. Откачали – спасибо, дальше сама.

Пришла домой, опустилась прямо в коридоре на пол, и так лежала до ночи.

В пятницу вечером в гараже его убил тот самый паренек. Как сообщила та женщина, он как обычно склонился над открытым капотом машины, что-то там в моторе делал, рассказывал пареньку, что скоро женится, сегодня получил зарплату и завтра пойдет с невестой покупать все что нужно для свадьбы. Паренек взял нож и сзади воткнул ему в спину. Попал прямо в печень. Он умер через несколько минут. Паренек обшарил его карманы, но зарплаты там не было – дома оставил. Забрал только пару тысяч наличными и банковскую карту.

Разговор их – а вернее, монолог его – слышал сосед, который вышел из своего гаража и стоял курил, звонил в какую-то организацию, не мог дозвониться, нервничал. Потом дозвонился. Пока говорил, краем глаза увидел выбегающего из соседского гаража паренька. Потом разговор закончил и зашел поделиться, тут и увидел за машиной тело на полу.

Оказалось, пареньку было всего двенадцать лет, поэтому наказания он избежал, после разбирательства вернулся домой. Во дворе его поначалу травили – плевали вслед, обзывали обидными словами, но он огрызался как волчонок и выхватывал нож. Все понимали, что если вдруг опять кого-то пырнет – ему снова сойдет с рук. И в конце концов оставили его в покое.

М. Р., потеряв свое счастье, быстро увяла, к реальному возрасту прибавила внешне лет десять, а то и больше, стала замкнутой, после работы сразу шла домой, там готовила скромный ужин, садилась перед телевизором и медленно ела, остановившимся взглядом уставясь в экран. Что там показывали – не имело значения, она все равно ничего не видела и не слышала. А перед сном всегда почему-то вспоминала одно: «Может, платье с кружевами купим? Ты какое хочешь? С кружевами?». Мысленно всегда отвечала ему: «Да, да, с кружевами», хотя кружева всегда терпеть не могла. И еще – его взгляд вспоминала: долгий, мягкий, нежный. А больше ничего».

***

В половине восьмого я подъехала к «Фениксу». Дядя Арик названивал мне каждые две минуты («Анют, ну ты где застряла, а? Мы тут маемся перед накрытым столом!»), хотя мы и договаривались на это время. Байер ждал меня в своем додже, припаркованном недалеко от входа в здание.

Моросил дождь, все небо было затянуто серой пеленой.

Выйдя из машины, Байер молча кивнул мне. Я кивнула в ответ. Вчера – через сорок пять минут после того, как встреча в «Подснежниках» завершилась – Саша позвонил мне и сообщил имя вора. «Не вздумай простить, Ань, слышишь? Не вздумай простить!» – заклинал Саша и я ответила, что сначала разберусь, почему. Да, вопрос был только один: почему?

Почти вся ночь прошла в привычных уже гнетущих мыслях, сон не шел, я проворочалась в постели до пяти утра. Слышала, как вставал Лева, чем-то шуршал на кухне (и я даже подозревала, чем – сушки исчезали с необыкновенной скоростью, буквально пакет в день), слышала заунывную узбекскую музыку, доносящуюся с улицы, из чьей-то машины; потом долго стояла полная тишина, внезапно взрезанная грохотом мотоцикла. К утру я уснула и вскоре пробудилась – с тяжелой головой и неприятным ощущением краха, словно вместо хэппи-энда получила провал по всем статьям. В действительности ничего такого ужасного в сообщении Саши не было. Я уже знала, что был вор, я уже пережила минуты гнева и разочарования, а больше никаких событий – ни со знаком плюс, ни со знаком минус – за последние два дня не произошло. И все же тягостное чувство не оставляло меня.

В кабинете дяди Арика стоял гул голосов. Здесь собралась вся моя семья, вернее, ее остатки: сам дядя, кузины Лена и Настя, муж Лены Егор. На диване рядом с Настей притулился мой давний знакомый – Макар Сиротин. Я не видела его несколько лет, за это время он почти не изменился: такое же бледное лицо с замкнутым выражением, такая же вялая худощавость фигуры.

– Наконец-то! – воскликнул дядя, когда мы с Байером вошли в кабинет. Он сидел на своем месте, за столом. Все бумаги были убраны, а на поверхности стола стояли открытая бутылка шампанского и коробка с тортом. – Я умираю с голоду! Давай, Анют, садись сюда. – Он указал мне на стул у своего стола. – Ну и красавица ты сегодня! Правильно, что сбросила старые одежды, сожги их вообще. Да, а вы, Эдгар Максимович, садитесь вон туда, в кресло, поближе к столу.

– Ну, Аннуся… Отпад! – приподняв брови, сказала Лена, оглядывая меня. – Давно бы так!

Овальный стол, обычно стоящий у стены напротив дядиного стола, был переставлен к дивану и покрыт белой скатертью. На нем теснились тарелки с сырными и колбасными нарезками, вазочка с красной икрой, хлеб нескольких видов, что-то похожее на шашлык с овощами, какие-то салаты, бутылка бренди, бутылка минералки, шоколад, блюдо с фруктами.

– Аннуся! – с торжественным видом Лена встала, одернув платье немыслимой фиолетово-красно-зеленой расцветки. В руке у нее был пустой бокал и она, вдруг заметив это, шепотом бросила мужу, сидящему в метре от нее, в кресле у окна: – Разливай!

Егор встал и разлил сначала шампанское – Лене и мне, затем бренди – всем остальным кроме Байера, который отказался.

– Так, у всех есть? – Лена деловито оглядела присутствующих. – Вот и прекрасно. – Она снова повернулась ко мне с широкой улыбкой. – Аннуся! Мы все очень рады, что ты согласилась отметить этот день с нами! Ты держишь факел, который уже десять лет освещает наш путь! Наш общий путь. Путь «Феникса»! Мы не просто семья по крови, мы… Мы…

Дядя Арик, вальяжно развалившийся в своем кресле, благосклонно кивал, слушая дочь и попивая бренди из низкой широкой рюмки.

– Семья по убеждениям, – негромко подсказал он.

– Да… Мы – семья по убеждениям! Наш «Феникс» это такой островок счастья, для всех нас… И…

– Зкряйся… – проворчала Настя. Я перевела это как «Закругляйся». Она была совершенно права. Но Лена не обратила на сестру никакого внимания.

– Тридцать пять лет, с ума сойти! Помню, как мы летом бегали у нас на даче. Ты как тростинка, Аннуся, длинная, тоненькая, волосы посветлее, чем сейчас, шортики зеленые, маечка… «Давай до озера наперегонки!» И бежали всей толпой! Наська, ты, я, Аким… Эх, время было… Простое, мирное. Никаких проблем! А уж другой идеальный мир и вовсе существовал, наверное, в параллельном измерении, ждал, когда вы его придумаете. И вот прошли годы. Вы придумали. В голове не укладывается, как вообще это можно было осуществить… Пусть удалось не всё, а всё и не могло, часть ведь из области фантастики, вы и сами это всегда понимали, но то, что удалось – это… Это…

– Стоп, – сказала я. – Праздничная часть окончена. Перейдем к делу.

Лена осеклась, улыбка слетела с ее ярко накрашенных губ.

– Что?.. К какому делу? – растерянно спросила она.

Все молча и настороженно взирали на меня. Я обвела их неспешным внимательным взглядом, обойдя Байера, который сидел в кресле, расставив ноги, и хмуро смотрел в пол.

– Вчера со счета «Феникса» сняли четырнадцать миллионов.

– Что?! – Дядя Арик, ошарашенно глядя на меня, поперхнулся бренди и закашлялся.

– Украли, если так понятнее.

– Э-э… Это недоразумение… – пролепетала Лена, опускаясь на диван. – Аннуся, ты уверена?.. Наверное, ошибка…

– Лена, я твоих басен уже наслушалась, больше не хочу. Как, кстати, ваш новый «форд», нормально ездит?

– Какой новый «форд»? – недоуменно сдвинув брови, спросил Егор.

Лена помолчала, опустив глаза, потом залпом выпила шампанское из своего бокала.

– Погоди-ка, Анюта, – откашлявшись, начал дядя. – Давай по порядку. У нас украли четырнадцать миллионов? И ты считаешь, что это сделала Лена? Бред какой-то… Она не могла.

Я отрицательно покачала головой.

– Не Лена. Наша Лена сказочница, вот и вся ее вина. А вот Настя…

Настя дернулась, привстала, но тут же снова рухнула на диван.

– Настя? – озадаченно проговорил дядя. – Да нет, что ты, Анют… Она в своем отделе учета только стопку макулатуры украсть может. Какие миллионы? Не-ет… Слушай, а ты вообще уверена, что деньги пропали?

– Я уверена. И это уже не первый раз. Только раньше Лена погашала недостачу из своих личных средств. Так, Лена?

Она не ответила. Егор, нахмурясь, смотрел на нее.

– Так ты что, под это кредиты брала? – спросил он. – А говорила, на курсы для главбухов…

Лена схватила со стола салфетку и начала нервно теребить ее в руках, ни на кого не глядя.

– Лен, ну как так?.. Мы машину менять хотели, Даше давно новый компьютер нужен, а ты… И почему мне не сказала?

– Ты был бы против…

– Само собой, я был бы против. Но…

– Егор, это вы дома будете выяснять, – прервала его я. – А сейчас я хочу понять…

Я в упор посмотрела на Настю.

– Настя, почему?

– Я тоже хочу это понять, – мрачно произнес дядя. – Настёна, посмотри-ка мне в глаза.

Настя отрицательно помотала головой.

Дядя стукнул кулаком по столу и отвернулся к стене.

– Ладно, пока поговорю с твоим сообщником. Макар, – обратилась я к бывшему сокурснику. – Ты-то зачем в это полез? Ты же должен был знать, что я все равно тебя найду.

– Ну… – Он скупо усмехнулся. – Был маленький шанс. И я его использовал.

«Макар Сиротин, усыновлен в возрасте полугода Сиротиными И. Ю. и М. В., после окончания института работал в фирме „Созвездие“, в 2016 году отсудил у приемных родителей дом в поселке Бирюково и машину „сканиа“, был женат на Анастасии Трофимовой (Сиротиной, затем Скрипке), имеет сына Илью…» – после того, как Саша нашел вора, Байер быстро собрал небольшое досье и сейчас строки из него проявились в моей памяти.

– Деньги сам вернешь? – спокойно поинтересовался Байер.

– Нет уже денег, уплыли.

– Далеко?

– Далеко. Не достанете. Даже если теперь придется отсидеть, потом мы уедем отсюда и устроим свою жизнь там.

– В хршсте, – буркнула Настя.

– В хорошем месте? – Дядя Арик всегда понимал младенческий лепет своей младшей дочери. – А здесь тебе чем не хорошее место, а?!

– Сама прсисть, а мвжое…

– Не выражайся! – Опять все понял дядя Арик. Но я не поняла.

– Настя, четко и раздельно, что ты хочешь сказать?

– Сама про справедливость, а мы в…

– Я сказал, не выражайся!

Настя вдруг сильно побледнела, сжала кулаки и прямо посмотрела на меня.

– Мы взяли наше! – произнесла она четко и раздельно. – Мы с Макаром давно об этом думали: почему тебе и Акиму – всё, а нам – ничего?

– Тьфу ты, да что ж такое, Господи… – Всплеснул руками дядя Арик. – Вы-то с Макаром кто такие?! Настён, вы кто такие? Два ноля без палочки, уж прости за откровенность, только иногда надо в глаза сказать, если человеку полжизни намекаешь, а он понимать не желает! Вы кто такие?!

– Макар прекрасный программист!

– Так чего ж этот прекрасный программист сам не заработает? Или только воровать горазд?

– Мы взяли наше!

– Нет в «Фениксе» ничего вашего!

– Постой, дядя, пусть она выскажется. В кои-то веки послушать, что творится в этой голове… Только говори разборчиво, Настя. Давай, я внимательно слушаю.

– Ты зациклена на справедливости! – выпалила Настя, яростно глядя на меня. – А о своей семье ты подумала?! Это справедливо, что мы все здесь на общих основаниях? На той же зарплате, что все остальные? Мы с Макаром любим друг друга и хотим снова быть вместе, а где нам жить? В его конуре, втроем? Или в однушке идиота Скрипки, который каждую ночь в половине первого скачет по комнате, чтобы досадить соседям? Да если хочешь знать, мы могли бы и больше взять, а не каких-то там четырнадцать лимонов! На эти деньги мы только в какой-нибудь глуши в Британии сможем купить домишку крошечную! Но у нас совесть есть!

– Нет у тебя совести! – рявкнул дядя Арик. – На твоего Макара мне плевать, всегда его скользким типом считал, а у тебя совести – нету! Своих обокрала! Да еще смеешь говорить, что мало взяли?!

– Да, мало! Потому что по-честному, взяли только свое!

– Что там твое? Что в их деньгах – твое?!

– Часть – моя, да! Мы родственники! Но почему-то всё, что мы получили от наших богатеньких кузенов, это жалкие должности в «Фениксе»! Да я за такую зарплату где угодно могла работать! Взяли сюда – так дайте нормальный оклад хотя бы! А не такой как у всех! Разве это справедливо?! И почему ваш наследник – один Николай? А мой Илья? А Ленкина Дашка?

– Настя, ну что ты несёшь?! – вмешалась Лена. – Деньги эти наследство их отца. Мы здесь при чем?

– Мы – семья! Все вы всегда так говорили! Ты! – Настя указала пальцем на отца. – Ты всегда говорил: «Мы одна семья». Вот только это почему-то не касается денег!

– Да ты посмотри, – сказала Лена, – как они сами живут! Всё раздают другим, а себе берут минимум! Да и Николай не из золотых тарелок ест!

– Ты дурочка, Лена, – с презрением сказала Настя, отмахнувшись. – Не видишь разницы – иметь деньги и жить без излишеств и не иметь денег ни на какие излишества.

– Эх ты какая… – проговорил дядя Арик, с жестким прищуром разглядывая дочь. – А ты что сделала хорошего в своей жизни, чтобы на что-то право иметь? Ты знаешь, что до получения наследства Анюта и Аким все свои карманные деньги на других людей тратили? На тех, кому плохо. Тебе было бы плохо – и на тебя бы потратили. Потом работать стали – зарплаты туда же. Ты знаешь, что они ради «Феникса», ради этого другого идеального мира – чего я в принципе не понимаю, но сейчас не в этом суть, да и не мое это дело, – но они ради него от своей мечты отказались? Анюта с подросткового возраста хотела биохимиком стать, Аким – архитектором. Ты не помнишь, а я диву давался, как ребята рано определились с профессией, увлечены, книжки нужные читают… Отказались. Потому что это отняло бы время от идеи. И Анюта пошла на этот ненужный ей компьютерный факультет, только потому, что разбиралась в теме, а значит, можно было не отвлекаться от главного дела. А Аким – на юридический, чтобы с этими знаниями помогать людям. А ты, Настёна?.. Что ты сделала в своей жизни? Пока твой самый выдающийся поступок – воровство чужих денег!..