Текст книги "Эта чудесная жизнь"

Вот это было самое удивительное время – когда люди стали думать о тех вещах, которые казались им неизменными. А если все-таки изменить, радикально, причем, и в одной области, и в другой? Одновременно! Если перестроить некоторые физиологические аспекты – не только в жизни женщины, но и мужчины тоже? Ведь известно, сколько несет в себе тяжких последствий оно, повышенное либидо, именно мужское! Насилие, сломанные судьбы, несчастные дети.

Дети. Кстати. Заодно! А почему бы раз и навсегда не разобраться с контрацепцией, и не сделать ее единой – и для мужчин, и для женщин? Пусть рожают детей только когда оба согласны на продолжение рода, и нет – всяким случайностям и сбоям в организме.

Так, а почему такая неразбериха царит в отношениях двух полов? Когда столько слез, несчастных судеб, ревности, неразделенных любовей… Аж до того дошло, что люди перестали знакомиться и боятся заводить семью? Не проще ли проблему демографии решить кардинальным образом – официально искать наиболее подходящие друг для друга кандидатуры?

А если пойти еще дальше, и одновременно решить тоже еще одну важную задачу – чтобы люди рожали детей осознанно, будучи готовыми к этой важной миссии? Путь дети появляются только у нормальных родителей, способных к этой роли, любящих. Для которых дети не станут тяжким бременем, нудной обязанностью или способом решить какие-то другие свои проблемы. Отличная же мысль – счастливые дети у счастливых родителей! Причем, одновременно – отчего бы не сделать так, чтобы у всех были равные возможности – и у мужчин, и у женщин? То есть, чтобы дети рождались исключительно в паре.

И главное, хорошо бы сделать так, чтобы все эти научные открытия, которые касались и физиологии, и общественных порядков, и промышленности, и урбанистики, и мировой гармонии – происходили одновременно, и по всем правилам. Чтобы не было такого, когда одно исправишь, а другое все наперекосяк… А, и еще надо спасти мир от мусорной катастрофы и одновременно от вырождения!

Эту задачу не смог бы выполнить человек. Ни один политик, ни даже сообщество умнейших людей, обладающих властью и авторитетом, не смогли бы решить эту грандиозную и многомерную проблему…

Только программа была в состоянии решить эту задачу, учитывая при этом все исходные данные и нынешние возможности человечества.

Вот именно так и родилась когда-то Истина.

Одновременно она решила и другие, более глобальные проблемы.

Стала внедрять один язык на всех, универсальный. Радикально подошла и к территориальному вопросу. Ни стран теперь, ни городов, ни столиц, ни провинций.

Названия стран и континентов Истина специально не сохранила. Названий прежних местностей нынче нет, только нумерация, никак не связанная с нынешней, то есть, все сведения кодифицированы, так что, поди, догадайся, где, на территории какой из бывших стран, на каком континенте – находится тот район, в котором я сейчас живу. Даже если я узнаю вдруг историю своего района, его прежнее название, и что… Про своих далеких предков я все равно ничего не выведаю. Останусь не в курсе, кто их обижал и притеснял когда-то, и кого притесняли они. Не узнаю, какой расы были они, к какой национальности принадлежали, и прочее. Скорее всего, в моих корнях столько генов намешано, что я… ну как это назвать?

Я – дитя мира. Дитя Земли.

Свободная от тягот своего пола. По-настоящему свободная. Раньше люди считали, что свобода в этом вопросе – это когда имеешь право любить любого человека, вне зависимости от его пола, возраста, внешности, возраста, социально положения, семейного положения, ну, и прочего… Теперь свобода выглядела иначе. Мой пол, мои гормоны – не диктовали мне мою жизнь, не давили на меня, не заставляли испытывать боль, стыд, и бытовые неудобства.

Получается, в чем-то Истина, действительно, не так уж и плоха.

* * *

…Прежде время зависело от погоды, было напрямую с ней связано.

Один погодный сезон сменялся другим. Всего их насчитывалось четыре. 1)Когда очень холодно и идет снег; 2)когда снег тает и распускаются листья на деревьях, что растут за пределами района; 3)когда жара накрывает все вокруг; и – 4)когда жара отступает, и начинает дуть прохладный ветер, желтеют и опадают листья.

Сезоны, в свою очередь, делились на так называемые месяцы; я узнала из Мемори, что месяцев было двенадцать, и у каждого имелось свое имя.

После того как прошли, один за другим, эти четыре сезона, эти двенадцать месяцев, все повторялось заново. Начинался новый цикл отсчета времени. И у каждого цикла имелся свой порядковый номер.

Но Истина решила отменить эту систему, потому что смена сезонов и циклов влияла на психику человека, заставляла привязываться к одним сезонам и отвергать другие. А цикличность сезонов – печалила, ибо напоминала о приближении так называемой старости, люди начинали вздыхать о бренности бытия, и пытались примерно прикинуть, сколько им еще осталось жизни на Земле.

Определенные сезоны вызывали депрессию, печальные мысли, либо неоправданную эйфорию (люди специально отслеживали их смену: «ах, скорее бы прошел вот этот сезон, и наступил следующий»; «ах, скоро закончится мой любимый месяц и начнется нелюбимый!»).

Истина не сохранила названия сезонов, месяцев и номера циклов. Какой сейчас номер цикла (какой сейчас год, как говорили раньше) – поди, сообрази…

Один из праздников, знаменующий смену очередного цикла и отмечаемый во всем мире, был волею Истины забыт и тоже вычеркнут из Мемори. Потому что он нес в себе слишком сильную эмоциональную нагрузку: заставлял и радоваться, и печалиться одновременно. Полностью обнулял все прежние достижения, поскольку в новом периоде времени полагалось открывать свой, уже новый счет событиям и делам.

Кроме того, на этот праздник приходилось слишком много надежд, люди мечтали о том, что в новом году, то есть, цикле, они найдут личное счастье, например. Или они разбогатеют, отыщут новый источник дохода, начнутся перемены к лучшему… В этих желаниях заключалось что-то очень инфантильное, и тем больнее потом – отзывались несбывшиеся мечты.

А сколько этот праздник требовал затрат и ресурсов! Целые отрасли промышленности работали на него. Оформление населенных пунктов, домов, квартир, рабочих мест… Подарки, которые имели ценность только как напоминание об этом празднике, и ведь они нуждались в замене уже к следующему празднику! К дате смены циклов – рубились определенные виды деревьев, их ставили в домах, и бедные деревья медленно засыхали там. Потом их выбрасывали. Иногда живые деревья заменялись искусственными, из пластика, но от этой замены природа страдала еще сильнее, поскольку на изготовление искусственных деревьев тратились ресурсы, а планета загрязнялась (пластик в природе разлагался очень плохо).

Так вот. После всех праздничных мероприятий, кстати, сопровождавшихся неумеренным потреблением пищи и алкоголя – опять наступали депрессия и упадок. С этим периодом было так же связано много смертей и травм… эйфория – депрессия, эйфория – депрессия… Эмоциональные качели, которые не укрепляли, а только расшатывали психику человека.

Истина тоже одним махом решила проблему сезонов и циклов.

Теперь нет времени как такового. Нет праздников, нет подарков, нет траты ресурсов и нет гор мусора, связанных с какими-то торжественными мероприятиями, происходящими регулярно.

Перестало существовать и такое понятие, как недели (из которых состояли месяцы).

А вот названия дней недели – почему-то были в открытом доступе. Наверное, потому, что их-то уж точно никак нельзя было применить к современной жизни, лишенной праздников и так называемых выходных.

Основные дни когда-то считались рабочими, другие назывались выходными. Люди печалились из-за наставшего понедельника, и радовались наступающей субботе (время отдыха)…

Существовал культ вечера пятницы. Опять же, люди позволяли себе в тот вечер много лишнего – пили, ели больше чем надо, тем самым подрывали свое здоровье. Люди ждали пятницу, и причем как-то особо, неистово ждали, когда несколько предыдущих дней считались тяжким бременем, и их надо было как можно скорее пережить. Люди буквально «сжигали» дни недели… Сжигали тем самым куски своей жизни, в которых они как бы и не жили вовсе, а вся радость бытия пряталась лишь там, в вечере последнего рабочего дня недели.

Сейчас информация о днях недели уже никому не интересна, даже несмотря на то, что открыта. Опять же, думаю, наверное, лишь я одна на всей Земле изучала все эти понедельники да пятницы…

У современного человека остался лишь один день – сегодняшний. Ну, еще говорили иногда про вчера и про завтра, да и только. В ходу были термины – недавно, давно, скоро, нескоро… А, в остальном, сожалеть о прошлом и нетерпеливо ждать будущее – нынче было не принято. Хотя да, случалось: вот я, совсем недавно, томилась на тему того, когда же я стану взрослой…

Не имело значения теперь также понятие часов и минут, из которых прежде складывался день, или, его другое название, тоже сохранившееся – сутки. Да и сам этот старинный гаджет, часы – как предмет, показывающий время – тоже исчез.

Люди теперь даже не ориентировались по таким понятиям, как утро, день, вечер, ночь. Эти слова еще употребляли, но чаще говорили – до завтрака, или, например, после обеда… Если человек слишком увлекался каким-либо занятием, то Истина напоминала ему – например, о том, что пора ужинать. Режим дня был настолько налажен, что ночью все спали.

Никто особо не торопился, никто никуда не опаздывал. А если и опаздывал, то это событие не становилось катастрофой, от него не зависела жизнь. Как я поняла, отмена времени сделала человека более счастливым, более спокойным. Потому что все эти циклы, бегущие года, затянувшиеся сезоны, мелькающие дни, часы и минуты – действовали на психику, вызывали ощущение тревоги. Наверное, кто-то из древних писателей одобрил бы такую систему… Тот, кто придумал эту фразу: «Счастливые часов не наблюдают».

Планировать свой день нынче – бессмысленное занятие. Чего там планировать. Современный человек был волен делать что угодно, но, при этом, не нарушался режим дня, и все происходило более-менее вовремя – еда, сон, развлечения.

Планирование своей жизни тоже уже не имело никакого смысла. Нет, многие, конечно, думали о том, как бы найти свою пару, или мечтали о детях – но это ведь не совсем про планы, это про жизненные цели… А когда именно им суждено сбыться – зависело от обстоятельств, повлиять на которые человек был уже не в силах.

Какой смысл, например, Максу – переживать и беситься из-за того, что ему не сразу пришлось встретить свою женщину, меня, то есть? Вот я выросла, стала взрослой – и пожалте. У меня тоже особого выбора не имелось, я даже еще толком не привыкла к тому, что перестала быть ребенком, а меня Истина сразу же «представила» Максу…

Нет, если подумать, то возможность выбора у человека и сейчас имелась. Он мог либо согласиться с Истиной, либо нет. Вот взять того же Алекса, известного упрямца. Он любил Лену, знал, что и она любит его, что у них есть возможность соединиться (пусть и не сразу, тесты эти придется пройти, для того, чтобы совместимость в паре оказалась нужного уровня). Но нет. Алекс отверг эту возможность.

Я к чему это все… Я не знала, когда именно у нас с Максом появится случай встретиться в реале. Но я знала, что наша встреча – неизбежна.

Я терпеливо ждала встречи с ним, как и он со мной.

Но я даже не ожидала, что наша встреча произойдет так скоро.

…Этот день начался просто чудесно. С утра светило солнце, и о накидках можно было забыть. Наверное, приближался (или уже наступил) тот самый сезон, что обещал долгое тепло, и даже жару.

Я отвезла Нину на завтрак, потом мы немножко поболтали с Диной, и Ники рядом крутился еще, я с ним поиграла… Затем я отправилась домой, с мыслью, что хорошо бы позвать Макса в очередное Путешествие. Но до дома я дойти не успела. Защекотало левую ладонь. Там, на экране – появилось изображение авто. Значит, за воротами района меня ждало авто, и я должна куда-то ехать. Куда? Ясно же, это свидание, скорее всего. Свидание с Максом…

Истина понимала меня, я понимала Истину.

Навстречу мне из ворот выскочил Ян с коробкой.

– Привет, Рита.

– Привет, Ян. Что несешь?

– Да вот, пришло сообщение на Око, что надо забрать груз для Медикала, авто привезло… Наверное, фарма для уколов.

– А, понятно.

Ян убежал, а я, зажмурившись, прошла через ворота. Потом открыла глаза.

Там, прямо за воротами, стояло авто. А за ним до горизонта зеленела трава; чуть в стороне возвышалась громада леса. Яркое солнце, ярко-синее небо. Все как тогда, в том моем, последнем свидании с Максом, когда мы с ним бродили вот прямо здесь. Бесплотными тенями, фантомами. И мечтали о встрече наяву.

Некоторое время я колебалась, мне было немного страшно. Затем пересилила себя и провела Оком перед считывающим устройством – дверца авто открылась, я села.

…Авто мягко пружинило на неровностях дороги. Неслось вперед тихо и быстро. За окном мелькали деревья, кусты. Через некоторое время промчалось, по встречной полосе, другое авто – я чуть шею не свернула, провожая его взглядом. Потом опять пошли бескрайние зеленые поля. Лес. После леса вдруг открылась река, вода серебрилась на солнце, какое-то животное, с рогами на голове, топталось по берегу, пило воду из реки. На авто никак не отреагировало. Потом, дальше, я увидела птицу, плывущую на воде. Другая птица – вдруг выхватила из реки рыбу, и тяжело поднялась со своей добычей вверх, было видно, как блестит чешуя у рыбы, и как она бьется в клюве у этой птицы.

Потом дорогу вздумал пересечь еще какой-то рыжий зверек с пушистым хвостом, и авто затормозило, пропуская это забавное создание. Как оно называлось? На кого оно охотилось, где жило? Я не знала, я разбиралась лишь в котиках, да немного в собаках. Спросить у Истины, что это за существо? Но смысл… Достаточно просто проводить зверька взглядом.

К этому моменту я успокоилась, и чувствовала восторг от этой поездки. Так приятно было наблюдать за окружающим миром, и понимать, насколько он прекрасен. Природа – вот она, настоящая, живая, человека тут нет. Эти существа, что летают, плавают, и бегают вокруг – свободны, в их существование никто не вмешивается. Они больше не зависят от меня, от человека, то есть. Я им неинтересна по большому счету. И они мне тоже… То есть, так-то интересны, и я с уважением и приязнью к ним отношусь, и с удовольствием любуюсь, когда представляется такой повод (вот как сейчас, например). Но специально лезть в их жизнь, изучать повадки животных – я не стану. Это меня не касается.

Лучше не трогать. Не пытаться вмешиваться… Не ломать естественные процессы, идущие где-то там, у других живых существ. Не кормить специально! Не лечить, даже если, например, найдешь птицу с подбитым крылом. Потому что нет у тебя власти над ними, не ты решаешь, кому жить, а кому умирать.

За этой потребностью – контролировать естественные процессы – стоит, на самом деле, желание человека ощутить себя властителем природы, всей Земли. Желание ощутить себя мудрым, хорошим, и правильным.

Так называемая любовь к природе вынуждала человека колесить по всему миру, прорубать тропинки в диких лесах, плавать по морям, погружаться в глубины океанов – чтобы понаблюдать. То есть, насытить свое праздное любопытство, называемое красивым выражением «познание мира». Нет, к какому-то моменту люди уже не убивали бездумно животных, не охотились за ними, как за трофеями, но даже это желание наблюдать – мешало миру животных, нарушало природные процессы.

Истина оставила в Путешествиях смутные изображения птиц, насекомых, мелких животных – мелькающих тенями где-то неподалеку. Неявно. Ощущение живой, полной жизни природы сохранялось, но, вместе с тем, человеческое внимание уже не концентрировалось на живых существах. Крупных животных, в реальности бродящих по тем же просторам, что и человек во время своей прогулки – Истина стирала с виртуальной картинки.

Во-первых, чтобы не пробуждать того, первобытного интереса, во-вторых, чтобы человек не испытывал, опять же, слишком сильных эмоций, раскачивающих его нервную систему. Увидеть почти вживую, нос к носу, почти реального – огромного хищника, или занимательное травоядное – всё, уже повод бегать на Путешествия именно ради этих, адреналиновых эмоций, азарта…

Немного адреналина и без того хватало, когда человек преодолевал сложные рельефы, либо наблюдал за бушующей стихией… Развлечение, называемое Путешествиями, скорее, существовало теперь для общения между людьми, поскольку именно там завязывались знакомства.

Вот в Прогулках, другом развлечении – там, да, было много пугающих моментов и странных существ. Но человек изначально знал, что к реальности эти картинки вообще не имеют никакого отношения.

То есть, Истина сделала так: оставила человеку Землю, весь мир, пусть и в виртуальном формате – как объект любования, как чистую радость, как место Путешествий и общения, но лишила человека возможности вмешиваться в жизнь природы, исключила животных – как предмет интереса человека. Хочешь общаться – общайся с людьми. С себе подобными. Хочешь познавать – познай себя, в конце концов.

Поэтому я восприняла все увиденное во время этой автомобильной поездки – как некое чудо.

…Авто остановилось у ворот района. Не моего, конечно, какого-то другого, но в первый момент я подумала, что вот, меня покатали по окрестностям, а потом вернули домой. Но нет, я оказалась возле чужого населенного пункта, хотя и ворота, и вид за ними – ничем не отличались от того, что я привыкла наблюдать каждый день. Лишь какие-то мелкие детали в окружающем пейзаже говорили о том, что это все-таки другие края. Я вышла из авто. Дверца закрылась, авто немедленно куда-то умчалось.

Привычно зажмурившись, я преодолела шипящие струи дезинфектора в воротах. Когда открыла глаза и прошла еще вперед, то обнаружила, что это место, кажется, нежилое. Тихо, слишком тихо, не гудит в домах система очистки, не слышно людских голосов. Где детский смех, где любители побродить по улочкам – в нашей или иной реальности, почему так неподвижна Тренажерная?…

Немного жутковатое впечатление, надо признать.

– Рита!

Я оглянулась – сзади стоял Макс. Живой, настоящий Макс, а не его проекция в виртуальной реальности.

Я, когда это осознала, даже пошатнулась.

– Макс… – прошептала я.

Он улыбнулся, быстро пошел мне навстречу. И обнял – так сильно, что я едва не задохнулась в первый момент.

– Ты живая, настоящая… Настоящая Рита! – пробормотал он, прижимая меня к себе, и, очевидно, испытывая те же самые чувства, что и я.

Я не смогла ему ответить. Настоящий Макс – был теплый, твердый, подвижный. Вот его спина, на которой сомкнулись мои руки, вот его грудь – к ней я прислонилась щекой, ухом. Я слышала отчетливо, как бьется его сердце.

Почему он так волнуется? Да и я ощущаю себя как-то странно, непривычно… Мир вдруг стал расплываться перед моими глазами.

Кажется, Макс отстранил меня немного… а затем поцеловал меня, еще поцеловал… Он смотрел на меня сверху вниз, сжимая мое лицо в ладонях. Но у меня все – как в тумане. Судя по всему, я плакала.

Макс засмеялся, и опять принялся целовать меня, словно губами пытался стереть слезы с моего лица.

– Рита… Это что-то такое… Рита, а ведь я люблю тебя!

– Макс, ты не поверишь – но я тоже тебя люблю! – наконец, смеясь и плача, призналась я.

Мы куда-то пошли, обнявшись.

– Ты такая маленькая, Рита.

– А ты высокий. И еще у тебя ямочка на подбородке, и длинный нос.

– Ты красивая.

– Чем же я красивая?

– Да всем, – Макс задумался ненадолго, потом заявил торжественно: – Ты похожа на солнце, Рита.

Мы болтали какую-то ерунду, и все шли, шли куда-то… Кажется, по центральной, кольцевой улочке района – вот почему она казалась бесконечной.

– А если войти сейчас в режим виртуальных Прогулок? Представим, что мы где-нибудь… в каком-нибудь особенном месте? Хотя, нет.

– Нет, точно нет, – горячо согласился со мной Макс. – То, что сейчас – это и есть главное, настоящее. Никаких особых декораций и нарядов не надо.

– Почему мы тут одни, Макс?

– Я думаю, это место специально для свиданий. Мы же из разных районов с тобой. Типа карантина… Условия как будто все строже и строже становятся… Тебе так не кажется?

– Да, наверное.

– Погоди, мы тут бегаем по кругу, давай хоть вон туда пойдем…

Мы свернули куда-то в сторону, и вдруг обнаружили, что находимся на центральной площади – где располагались все социальные объекты.

И Ловемат, в том числе.

Мы подошли к нему, остановились, так и не разжав объятий.

– А ты уверен, что он работает? – спросила я.

– Я надеюсь. Иначе, зачем все это… Рита.

– Да?

– Я ведь, если честно, никогда не хотел и не собирался, вот так чтобы всерьез. Есть же много других и важных дел.

– Ты… о поиске пары? – спросила я.

– О нем. Я никогда никого не искал специально. Думал – нет смысла. Мешает.

– А я думала, что смысл есть, – призналась я. – И хотела найти свою пару. Чисто теоретически… Только была почему-то уверена, что все это еще очень нескоро. А потом встретила тебя, буквально на следующий день после того, как стала взрослой.

– У меня теперь в голове лишь ты. Ты удивительная. В тебе – есть смысл.

– Что-о?… – засмеялась я.

– Ты похожа на цветок, и голос у тебя… как музыка звучит. У меня вот здесь все замирает, когда я слышу твоей смех. И когда смотрю на тебя, – он приложил мою ладонь к своему сердцу.

– А я все время хочу прикоснуться к тебе, – я другой рукой провела по его щеке, прикоснулась к ямочке на подбородке. – Мне кажется, что нам не нужен никакой Ловемат. Ну вот же она, любовь, вот… Вокруг! – повела я головой. – Чего еще надо?

– Если не хочешь, то… и не будем, – сказал Макс. – Можно же и так… как сейчас.

– Нет. Хочу. Хочу еще, больше.

– И я хочу. Я – хочу, ты представляешь?! – с удивлением воскликнул он.

Я занесла свою левую ладонь, Оком вниз, над кнопкой. Макс поднял ладонь над другой.

– А если не сработает?

– Вот и узнаем… Ра-аз… Два!

Мы оба одновременно опустили руки, нажали на кнопки. Некоторое время словно ничего не происходило, а потом, потихоньку, воздух вокруг нас стал переливаться, свиваясь в причудливые узоры, раздалась музыка…

Мы стояли потрясенные, наблюдая за всем этим виртуальным буйством красок и звуков, затем они постепенно ослабели, стали прозрачными, неслышимыми, и… исчезли.

Остались только мы с Максом. И у меня, и у него на ладонях мерцали, пульсировали по два сцепленных сердца.

– И что теперь? – шепотом спросила я.

– Не знаю. Думаю, Истина что-то там разблокировала у нас. В нас. Открыла наши либидо.

– А я ничего не чувствую пока. Все так же как и раньше.

– И я ничего не чувствую. Хотя ведь все не сразу происходит, как я понимаю. Постепенно…

Левую ладонь у меня опять защекотало. Я взглянула: Око теперь показывало изображение Столовой.

– О, и у меня тоже, – отозвался Макс.

– А где тут Столовая?

– Да все там же!

Мы захохотали, и, взявшись за руки, направились по уже привычному маршруту.

Здешняя Столовая, действительно, находилась точно там же, где и моя, да и Максова, наверное, тоже.

Павильон выглядел совершенно неживым, и слишком уж тихим. Обычно там внутри что-то гудело, дребезжало. Ощущалось тепло, пахло едой, а тут – ничего и никак.

Я провела рукой перед считывающим устройством на главной двери.

Но никакой реакции. И здешний Лабиринт, он тоже не пустил нас внутрь.

– Ого, – сказала я, – а Столовая-то не работает. В том смысле, что внутрь не зайти. Непривычно.

– Ага. С другой стороны, понятно. Тут никто не живет, народ бывает лишь наездами, а Столовая – что же, должна работать постоянно? Нет, конечно. Процесс приготовления пищи – непрерывный, остановить конвейер нельзя.

– Почему нельзя? – спросила я, но тут же сама и ответила: – Хотя да, понимаю. Водоросли размножаются со страшной силой, их количество рассчитано на целый район… Тратится много энергии, смысл запускать всю эту махину, вот как сейчас, ради нас двоих… чистить все внутри каждый раз… опять же, куча энергии потребуется. Проще в таких ситуациях пользоваться какими-то запасами…

– Погоди, я понял, – глядя на свое Око, сказал Макс. – Нас зовут вон в тот дом, и там будет Столовая. То есть, еда там.

Мы зашли в обычный жилой дом, открыли дверь в ту квартиру, которую указала нам стрелка перед глазами. Зашли внутрь.

Макс, в комнате, провел ладонью перед люком, за которым пряталось запасы на время карантина. Люк открылся, там стояли бутылочки с питанием. Так все просто, оказывается…

– Давай пойдем на улицу, – предложил Макс. – Там перекусим, на свежем воздухе.

Мы с бутылочками спустились опять вниз, сели на крыльце, где обычно ставили обувь.

Я открыла свою бутылочку, отпила прямо оттуда густой, беловато-желтой массы. Ложек не полагалась, но консистенция еды позволяла ее пить.

– Как-то уж слишком по-походному, – заметил Макс с усмешкой, открыв свою бутылочку.

– Ага. Как будто карантин.

– А мы и есть сейчас на карантине. Если кто-то из нас двоих болен – умрем сразу. Оба. И никто больше не пострадает.

– Ты боишься смерти? – с любопытством спросила я.

– Нет. Совсем нет, – коротко ответил Макс и, запрокинув голову, отпил из бутылочки.

– Совсем-совсем?

– Совсем-совсем.

– А если только я умру?

Макс задумался, сведя брови. Потом ответил совершенно серьезно:

– После твоей смерти – я стану другим. Но… ты знаешь, я тогда, наверное, испытаю облегчение. Потому что смогу, наконец, посвятить себя своему делу. Полностью.

– Какому делу, Макс? – растерянно спросила я. Это что же, он находил плюсы в моей смерти?

– Потом расскажу.

– Я могу тебе помешать?

– Нет, что ты… – он отставил пустую бутылочку в сторону, прижал меня к себе. – Ты даешь мне сил. С тобой жизнь сложнее, но и интересней. Я не хочу, чтобы ты умирала. Я хочу быть с тобой.

– Макс… Макс, а почему бы Истине не придумать какой-нибудь новый район, маленький. С работающей Столовой на двоих… Хотя, нет, – опять осадила я себя. – Неэкономно. Туда же и Медикал придется ставить, и Ловемат…

– Я тебя понимаю. У нас свидание, а мы тут как бродяги какие-то. Едим эту долгоиграющую бурду, сидим на земле. Типа, будьте довольны тем, что вместе, ребята.

– А раньше люди играли свадьбы, и все так красиво… Я в Мемори этот вопрос изучала. Платье, обувь особая, украшения на голове, всё в цветах. Много гостей. Люди ели, пили, потом пара отправлялась в путешествие…

– Сколько расходов зато! Сколько ресурсов тратилось! – саркастически произнес Макс.

– С другой стороны, потом все равно пара распадалась, в большинстве случаев, – справедливости ради, заметила я. – Да, получались бессмысленные траты. Но пары – сами организовывали свое торжество… То есть, это была их забота, их расходы, а не общества.

– А сейчас люди соединяются навсегда. Так что обществу, то есть, заботящейся об обществе Истине, вполне можно было бы устроить пышное торжество, тем более, если у двоих – 99 % совпадения.

– Нет, нет, мне ничего не надо, – засмеялась я. – Мне нужен только ты. А что, ты бы хотел свадьбу, Макс? Как раньше?

– Нет. Мне тоже нужна только ты, Рита. Ты, и свобода. Свобода и ты.

– Да, у нас сейчас полная свобода, только я пока ничего не чувствую, – призналась я. – Макс, но ведь это хорошо, что не строят новых районов? Потому что я все же продолжаю надеяться, что нас поселят вместе, в тот новый дом, что у нас недавно поставили! Вдруг, ну вдруг?!

Макс звонко поцеловал меня в макушку.

– Ты еще такое дитя, Рита… – произнес он с какой-то особенной интонацией – и страстно, и с сожалением словно. – Ты умница, ты столько знаешь, но ты еще не понимаешь… А я тебе скажу, что ничего хорошего в том, что у вас поставили новый дом, а тут – целый большущий район стоит, готовый принять кучу людей… Пусть только заселятся, тогда тут закипит жизнь, ты так думаешь… Но нет, Рита.

– Почему нет? – испугалась я.

– Потому что все это значит, что человечество потихоньку вымирает. Уменьшается число людей, живущих на Земле. То, что у вас в районе поставили дом – это значит, что где-то какой-то район почти опустел, и оставшихся в нем жителей подселяют в другие. Неэкономно же содержать полупустой район… Проще его закрыть, и не расходовать электричество.

– Да-а?! – поразилась я. Мне вдруг стало страшно. Неприятно как-то. Я завертела головой, осмотрела окрестности уже другими глазами. – Макс, какой ужас…

– Я тоже так думаю.

– И что делать?

– А ничего не сделаешь уже. В данных-то условиях. Я, например, кое-что проанализировал и пришел к выводу, что людей постепенно переселяют в наиболее удобные и комфортные для проживания зоны – где тепло, где меньше стихийных бедствий, и прочее. Ареал проживания людей все сильнее сужается.

Я молчала подавленно.

– Рита… Ну перестань хмуриться. Мы-то с тобой пока еще живы.

– Надо убрать посуду.

Мы вернулись обратно в дом, в «свою» квартиру, затолкали пустые бутылочки обратно в люк.

– А что тут делать? Идем гулять, – предложила я.

Мы опять вышли на улицу.

– Погоди, – вдруг сказал Макс. Он обнял меня, прижал к себе, а я, так получилось – уткнулась лицом ему в шею. – Щекотно, – шепотом произнес он.

– Я бы хотела всегда так. Чтобы все время быть с тобой, с тобой живым и настоящим. Макс… – я принялась целовать его лицо. – Ты лучше всех.

– Погоди. Давай вот как еще попробуем…

Я начала задыхаться через некоторое время.

– Макс, мне нечем дышать! – оторвавшись от его губ, призналась я.

– Но ты что-то чувствуешь? Я, кажется, да.

– Я не знаю… может быть!

– Погоди… Давай вернемся.

– Давай.

Мы вернулись в свою комнату.

Я огляделась, точно впервые ее увидела:

– Надо же, везде одно и тоже. Все абсолютно одинаково!

Довольно большая комната. Светлые стены постепенно окрасились лилово-розовыми разводами со всполохами синего. Это были те цвета, что нравились нам обоим, получается. Мне и Максу. Чем больше народу в комнате, тем сдержанней цветовая гамма помещения – она должна устраивать всех, или, если совсем уж толпа собралась – не раздражать никого…

Но лилово-розовые тона, в данной ситуации, как-то тревожили меня. Будоражили. Или так надо? Или я сейчас в таком состоянии, что какой бы мне цвет не покажи, я все равно буду ощущать вот это волнение?…

Я обошла комнату, заглянула в соседнюю. Там находились Камеры, две. Квартира планировки для двоих взрослых? Я заглянула в одну Камеру, потом в другую, проводя при этом по своему Оку, но ни одна Камера не отозвалась. Они не работали. Как-то странно, ведь выработка электричества – самое важное занятие, в наше-то время! Но с другой стороны, двое влюбленных встретились, у них свидание, ну какая еще Камера, какое электричество…