Текст книги "Детство и отрочество в Гиперборейске, или В поисках утраченного пространства и времени"

53

Ане очень понравилась «Открытая книга» Каверина, которую ей принес Дед Мороз (так она все еще говорила о подарках, которые в новогоднюю ночь родители клали под елку). Ей даже захотелось стать такой, как Таня Власенкова, быть ученым, вести жизнь, полную приключений, но только быть повеселее и посчастливее. Как Таня могла сказать Мите в конце «это ошибка, что я вышла за вашего брата»? Ведь Андрей такой хороший! Зачем же она жила с ним, если не любила? Прожить жизнь и объявить ее ошибкой – нет, такого Аня не хотела бы для себя. «Великие открытия приходят и из глухих деревень», – сказал Андрей Тане. Наверно, он прав в том, что многое зависит от человека, где бы он ни жил.

Она зачитывалась Тургеневым. Особенно ей нравились его повести «Первая любовь», «Ася», «Три встречи». А читая «Дворянское гнездо», она поняла, что значит быть верующей. Может быть, если бы она жила в прошлом веке, то тоже бы верила в Бога, как Лиза Калитина. Но она бы, наверно, не ушла в монастырь. Тургенев писал о жертвенно-любящих женщинах и о мужчинах, недостойных этой любви, а может быть, боящихся этой жервенности. А вот Джемма в «Вешних водах» не стала жертвой, вышла замуж за другого и была счастлива. Может быть, потому, что она итальянка? И у Чехова столько этих жалких женщин, да и жалких мужчин хватает. У Толстого, Пушкина, Достоевского, Чернышевского и Гончарова женщины разные, не только жалкие, и мужчины есть сильные, умеющие любить и не боящиеся быть любимыми. Вот у Джека Лондона все сильные – и мужчины, даже те, которые кончают с собой, как Мартин Иден, и женщины, даже если они избалованные, как Руфь. Все женщины у него, кроме маленькой хозяйки большого дома, ездят верхом по-мужски. Самый любимый Анин герой – Глендон-«Лютый зверь», потому что он не только сильный, но добрый и нежный.

Почти все второе полугодие вместо изучения нового материала шла подготовка к экзаменам за восьмой класс. Учились отвечать по билетам, писали бесконечные изложения, читали вслух с выражением, зубрили стихи и правила для русского устного. Класс разбили на пятерки, прикрепив слабых учеников к сильным, чтобы они готовились вместе после школы. Стало тепло, и Аня со своей пятеркой занималась во дворе детского сада, где был стол со скамейками. Она не была в восторге от идеи, потому что хорошие ученики и так готовились, а плохие не очень-то старались, и эти совместные занятия были, в общем-то, тратой времени.

Заявление

Прошу зачислить меня в девятый класс в группу контрольно-измерительных приборов (КИП).

У них теперь школа-одиннадцатилетка, и помимо аттестата зрелости ребята будут получать специальность. Кроме киповцев были организованы класс вычислительной техники и класс пионервожатых, в который записался только один мальчик, остальные девочки. Появилось много новеньких, а некоторые из прежних соучеников перешли в другие классы или ушли в техникум и ПТУ. В школе новые учителя физкультуры, муж и жена, ребята их обожают. Такие они высокие, красивые, веселые, и действительно их чему-то учат, не то что Мишенька. На уроках они теперь занимаются гимнастикой на снарядах, легкой атлетикой, играют в баскетбол, волейбол. В школе проходят соревнования между командами разных классов.

Ане понравился новый физик, не замечаешь, как урок проходит. Он часто задавал вопросы классу, чтобы ребята сами догадывались, почему происходят те или иные явления, и любил, когда они задавали вопросы. Оказывается, в разных странах разное напряжение в сети и разная частота тока: в СССР 60 герц, а в Америке, например, 50.

– А что лучше, как у нас или как у них? – спросил Жданов.

– Конечно в Советском Союзе все самое лучшее! Не задавай глупых вопросов, – басом сказал Коротких. Все смеются, а Сергей Прокофьевич хмурит брови и улыбается в усы. У них в классе теперь учатся маленький Долгих и высокий Коротких, и учителя их часто путают, когда вызывают.

– Смотри, Коротич, достукаешься, укоротят тебя! – процедил Долгих.

– Кому до чего, а вшивому до бани. Завидки берут, что у других и рост, и красота…

– Я много в жизни потерял из-за того, что ростом мал! – крикнул Жданов.

Сергея Прокофьевича слушаются, но не боятся. Однажды Аня и сидевший за ней Г ера Клюнд так увлеклись выискиванием новых комбинаций из слова «гидроэлектростанция», что не заметили, как рядом остановился учитель: «А вы чем тут занимаетесь?» В перемену он остановил Аню в коридоре:

– Не ожидал я от тебя, Хазанова. Ты чем на уроках занимаешься?

– Ну Сергей Прокофьевич, это же только один раз. Разве вы сами, когда учились в школе, никогда на уроках не играли в слова?

Опять он хмурит брови, но не только губы под усами, а и глаза улыбаются.

– Сергей Прокофьевич, мы на физике больше не будем играть, честное-пречестное.

– А на других уроках?..

Аня чувствует, что на самом деле он не сердится.

54

У новой математички привычное выражение ненависти на лице. И к ученикам, и к своему предмету. Особенно она не любила Аню, хотя Аня прекрасно училась по математике. Однажды, когда Аня вечером гуляла с девочками около школы, они столкнулись с Клавдией Петровной. Та была пьяная!

– У, Хазанова! Глаза бы мои на тебя не глядели.

От неожиданности и обиды Аня потеряла дар речи.

– Ты меня не уважаешь, думаешь, раз у тебя отец начальник, так ты умнее всех.

– Я так не думаю. И я всех учителей уважаю.

– А я думаю – не уважаешь. Вид у тебя такой…

Аня молчала.

– Ну ладно, иди гуляй.

К счастью, вскоре Клавдия Петровна ушла из школы, и им прислали молодую Эвелину Семеновну, только что окончившую институт. Она стала их классной руководительницей вместо Эльзы Михайловны, которую назначили директором музыкального училища, где после скандала с Зайченко решили укрепить дисциплину, и лучшей кандидатуры для этого не было, наверное, во всем Гиперборейске.

Свистунова исключили из школы. У Нинки, которая ходила тогда с ними на чердак, а потом толкалась с ним в подъезде, будет ребенок. Дотолкались! Теперь он пойдет в ПТУ, и их поженят по заявлению родителей. Некоторые девочки в девятых классах ходят с мальчиками. У них в классе пока никто не ходит. Как-то Валерка Чуркин подошел к Ане на катке: «Можно тебя домой проводить?» – «Не знаю». – «Ну, ты до завтра подумай, потом мне скажешь». Остроумно, но противный он!

В этом году Аня заканчивает музыкальную семилетку и загружена как никогда. Но ей это нравится: чем больше делаешь, тем больше успеваешь. А столько интересного происходит в городе! Хореографический кружок ДК энергетиков поставил второй акт «Лебединого озера». Девочка Таня, восьмиклассница из их школы, в роли Одетты похожа на «Девушку с письмом» Вермеера. Какая музыка и как хорошо они поставили! В ДК калийщиков объявлена встреча с писателем Куниным из Москвы. Собралось много школьников, это местная библиотека постаралась. Писатель не так уж интересно выступал, ничего особенного им не рассказывал. А в конце вечера вдруг сказал, обращаясь к залу – дескать, я понимаю, ребята, что вам тут скучно, трудно приобщиться к настоящей культуре. Действительно, чего можно ожидать, если даже ваша библиотекарша – как ее зовут? Тамара Георгиевна? – если даже она безграмотно говорит по-русски. Сказал, что искренне сочувствует гиперборейским школьникам. Но почему-то от его слов всем стало неприятно и обидно за Тамару Георгиевну, которая, заплакав, ушла со сцены. Писатель попытался сгладить эффект от своих слов, но было поздно что-либо изменить. Он ушел вслед за библиотекаршей под тяжелое молчание зала. Никто ему не аплодировал. Аня недоумевала: неужели он хороший писатель? Могли бы ее любимые писатели вот так, походя, обидеть маленькую Тамару Георгиевну, которая так старалась, чтобы все прошло хорошо? Наверно, Паустовский никогда бы такого не сказал.

Он появился в Аниной жизни недавно, и это было не так, как с другими писателями – она как будто была с ним на равных, и его книги становились друзьями-собеседниками, как живые люди. Вместе с ним она хохотала над проделками гимназистов, восхищалась фразой Андрея Платонова «Тихо было в уездной России» и его собственной «Дождь шумел в водосточных трубах», открывала тайну цезуры, которую набегавшие на берег волны нашептали слепому Гомеру, переживала за судьбу влюбленных в «Северной повести» и ужасалась наказанию шпицрутенами. Самым страшным было то, что били свои же товарищи, и каждый из них становился послушным орудием смерти того, с кем служили бок о бок многие годы. А как здорово придумали ребята в киевской гимназии кричать на встрече сербского короля вместо «живио» (да здравствует) сначала «жульё», а потом «держи его»!

В начале осени она случайно встретила на пристани директора музея Коновалова. Он узнал ее – вспомнил, как они вместе снимались в фильме о Гиперборейске. Пока ждали катера, разговорились. Оказалось, что Коновалов знал Паустовского, и Паустовский даже писал о нем! О нем и его товарищах-комсомольцах, когда они работали в тридцатые годы на строительстве комбината, а писатель в своих скитаниях по стране приехал в Гиперборейск и написал очерк «Коноваловские ребята». Аня смотрела на директора с таким восторгом, как будто Константин Георгиевич собственной персоной предстал перед ней. «Вас, наверно, в комсомол будут принимать в этом году?» – «Да. А вы не могли бы мне дать рекомендацию?» – «Могу!» – «Ой, спасибо большое!» Аня сама не знала, как решилась попросить у него рекомендацию, и была счастлива его согласием. Они стояли, облокотившись на перила дебаркадера, под лучами еще теплого, но не жаркого солнца.

– Как ты думаешь, что делает человека счастливым?

– Хорошие друзья, интересная работа…

– И всё?

– Нет, еще у него должна быть настоящая любовь.

– И тогда человек обязательно будет счастлив? Больше ничего ему не нужно?

– Ну, нужны путешествия. Хобби. Взрослым – чтобы у них были хорошие дети.

– Ну, предположим, есть у человека все это. И что же, ему ничего больше не будет нужно?

Господи, куда же он клонит?

– А что еще? Большая квартира? Ну, и если он хочет, машина, дача, моторная лодка…

– А еще?

– Красивая мебель, одежда. – Она понимала, что говорит не то, но не представляла, что еще можно придумать.

– Нет. Все, что ты говоришь, – это внешнее, а счастье человека у него внутри. Можно быть счастливым, даже не имея всего того, что ты сейчас назвала. А можно все это иметь и все равно не чувствовать себя счастливым.

Ну конечно! А она какую-то ерунду молола, которой и сама не верила. Ане вспомнился старый разговор с дедом – как он рассказывал, что в лагере его как-то послали снимать показания метеорологических приборов и он оказался один в поле на рассвете, стоял, вдыхая свежий воздух полной грудью, подставляя лицо ветру, и чувствовал себя счастливым. Она его тогда спросила: «В лагере было хорошо?» Это ж надо, какой она была дурой!

– В лагере не может быть хорошо.

– А что было плохо?

– Вот стану совсем старым, почувствую, что жизнь кончается, может быть, расскажу. А пока полон сил, надо спешить жизни радоваться.

55

Аня отказалась, чтобы ее выбирали комсоргом класса. Ребята думали, что она ломается, а она совершенно искренне не хотела этого. Даже показывала кулак мальчишкам, которые говорили, что все равно ее предложат. Она мотивировала это тем, что у нее выпускные экзамены в музыкальной школе. А вообще, она потеряла интерес к общественной работе последнее время. Как ни странно, она почувствовала это впервые после «Артека», куда ее посылали именно за эту работу, ну и еще за отличную учебу. Так же, как ни странно, в изменении своего отношения она видела влияние Паустовского – какой-то сдвиг произошел в ней, развилась склонность к самоуглублению. Она вдруг поняла, что бывать одной, хоть иногда, необходимо. Когда все время с ребятами, нет времени подумать, попытаться понять и объяснить то, что видишь. И тогда постепенно глупеешь. А потом ей всегда казалось, что маме не очень нравится, что она такая активистка. И Аня решила отойти от этих дел. Комсоргом выбрали Галю Быстрову.

Аня по-прежнему сидела за партой с Валей Третьяковой. Это Валя одной из первых в классе обрезала челку. Она не злая, не сплетница, и это привлекало к ней Аню. Они часто гуляли вместе, так как мама с папой по-прежнему настаивали, что лучше проводить время с подругами на свежем воздухе, чем сидеть по квартирам. У Вали есть младшие брат и сестра, вся семья вместе с бабушкой живет в двухкомнатной квартире. В большой комнате, темной от занавесок, множество вязаных салфеточек – на столе, на комоде, на тумбочке. Валин папа – рабочий на химфабрике. Иногда у него бывают запои.

Ане прислали повестку в милицию. Наверно, какая-то ошибка. Мама сказала не обращать внимания. Но вскоре пришла повторная повестка, а в перемену, когда все вышли из класса, Валя, смущаясь, спросила у Ани:

– Тебе пришла повестка из милиции?

– А ты откуда знаешь?

– У нас пропали дома деньги, а ты к нам в тот день приходила, и мама заявила в милицию.

– Но при чем тут я? Не я ведь деньги взяла!

Валя промолчала.

– Не собираюсь я никуда идти. Скажи своим родителям, что я тут ни при чем. Пускай милиция ищет, кто на самом деле украл.

– Но ты все-таки пойди, мама просит.

Анины родители возмущены.

– Хороша у тебя подруга! – сказал папа. Мама сказала:

– Сходи, все равно, видимо, придется. Но как они могли тебя в это впутать! Просто безобразие.

Милиционер, не очень страшный на вид, но с проницательным взглядом, усадил Аню за стол и стал писать протокол. Аня чувствовала себя уверенно, ведь она была непричастна к пропаже денег, но вдруг ей не поверят, что тогда? Какие подлые Третьяковы, неужели они не видят, что Аня не из тех, кто возьмет чужое?

– Ты была в квартире Третьяковых 25 февраля с 14.00 до 19.00 часов?

– Я не помню числа, но я была у Вали один раз в феврале, и это было после школы.

– Ты подходила к комоду?

– Подходила.

– Видела шкатулку на комоде?

– Нет, не видела.

– Но ты же сказала, что подходила к комоду!

– Над комодом висит зеркало, и я смотрелась в зеркало, а что стоит на комоде, я не заметила.

– Третьяковы утверждают, что под шкатулкой лежали деньги, и в тот день, когда ты у них была и заходила в эту комнату, деньги пропали.

– Но они все туда заходили: и бабушка, и мать, и отец – он работает по сменам и в тот день был дома – и все дети. Кто-то из них мог взять. Да и кроме меня люди могли к ним приходить.

– Ты кого-нибудь из посторонних видела?

– Нет.

– Значит, ты утверждаешь, что деньги не брала.

– Я никогда не беру чужое.

– Отвечай на вопрос.

– Не брала.

– Хорошо. Прочитай и распишись. Можешь идти. До свидания.

Аня пересела от Вали на предпоследнюю парту к Галке Медведевой. Галка очень веселая, с открытым характером, умная, но немного ленивая, и поэтому учится хуже, чем могла бы. Но ей все равно. Она делает, что хочет, и ее ничуть не волнует, что Аня учится лучше. Она даже шутит над этим – когда от соприкосновения рукавов их пальто пробежала искра, Галка засмеялась: «Это потому, что ты положительная, а я отрицательная». Галка нравится мальчикам. У нее густые золотистые кудри до плеч, длинные ноги и высокая грудь, легкий нрав. С Галкой просто и хорошо.

В школе начались соревнования по баскетболу между классами. В классе было несколько высоких девочек, которые обычно играли в команде, лучше всех – Люба Короленко, под метр восемьдесят, которая занималась в детской спортивной школе. Остальные менялись, Аня и Галя тоже были среди запасных. На четверг была назначена очередная игра.

– Ты можешь играть сегодня? – подошла к Ане после уроков Динара.

– Я принесла форму на всякий случай, но вообще-то у меня сегодня музлитература, так что если есть кому играть, я пойду. Но если надо, один раз могу и пропустить.

– Можешь идти, другие девочки будут играть, – авторитетно сказала Динара.

– А я? – спросила подошедшая Галка.

– Как хочешь.

– Что значит – как хочешь? Если надо, останусь, а нет, пойду домой.

– Иди. Без вас обойдемся.

На следующий день Эвелина Семеновна объявила, что после уроков будет классное собрание. Вперед вышла Галя Быстрова и объявила, что будут обсуждать поведение Хазановой и Медведевой. Что?! Какое поведение? За первой партой встала Динара и сказала, что Хазанова и Медведева подвели вчера команду, не явившись на соревнования.

– Но ты же сама сказала, что есть кому играть и мы можем идти!

– Но вы обязаны были явиться в спортзал! – сказала учительница.

– Мы и явились бы, если бы Рашидова не сказала, что без нас обойдутся.

– Вот именно, без вас обошлись, потому что вы ставите себя над коллективом! – отчеканила Быстрова.

Боже мой, Аня столько лет была и председателем совета отряда, и старостой класса, и никогда они никого не прорабатывали. Учителя их прорабатывали, вместе и по отдельности, – но это же совсем другое дело! Ну понятно, Динарка – завистница, никогда ни одному мальчику не нравилась, и, как ни лезет вон из кожи, а отличницей стать не может, вот она и отыгрывается, вроде Валентины Ивановны в музыкальной школе. А другие? Ведь в младших классах, когда Динарка и ее мать пытались ребят против Ани настроить, те не пошли у нее на поводу! А теперь, когда они почти взрослые, по шестнадцать лет, заниматься такими глупостями просто гнусно. Вот такие, наверно, когда-то не по обязанности, а от души опускали шпицрутены на спины своих товарищей. Правда, мальчишки все молчали, никто не выступил против Галки и Ани, кто-то даже пытался умерить Динаркин пыл. Правда, у них своя баскетбольная команда, и это их не касалось. А вот девочки некоторые выступили с осуждением, в том числе Валя Третьякова, которая вместе со своей мамой пыталась свалить на Аню пропажу денег. Рашидова даже вспомнила почему-то, что, когда они ходили осенью копать картошку в совхозе, мальчики помогли Ане с Галкой выполнить норму, потому что сами они не работали на совесть, как другие. Аня уже и забыла об этом.

– Да ты что, Рашидова, работали не хуже тебя, и что плохого, если ребята по-товарищески помогают друг другу?

– Мне вот почему-то никто не помогал, а вы всегда стараетесь использовать мальчиков.

– Да никто их не использовал, кто-то выполнил свою норму и предложил помочь. А с баскетболом ты, выходит, нарочно сказала вчера, что есть кому играть, чтобы сегодня устроить это разбирательство! Эвелина Семеновна, это же нечестно! Она не имеет права нас обвинять, потому что сама все это подстроила.

– Всегда полезно послушать, что о вас товарищи думают.

Да что же это такое? Эвелина Семеновна, без году неделя в школе, поддакивает Быстровой и Динарке, вместо того чтобы возмутиться, что та повела себя как провокатор. Где же такие педагоги, как учительница Зины Стрешневой, которая пришла в школу и восстановила справедливость? За все школьные годы Аня никогда никого не подводила, кроме того случая, когда папа не отпустил ее петь немецкие песни. Наверно, ни Эльза Михайловна, ни Нина Алексеевна, ни их вожатые в «Артеке» не допустили бы этого глупого разбирательства, а Эвелина Семеновна неопытная и думает, видимо, что это хорошо, что у нее активный класс.

На следующий день Аня в школу не пошла, у нее поднялась температура. 37,2, несмертельно, но она и раньше с такой температурой оставалась дома. Не пошла она в школу и на следующий день, и на следующей неделе. Температура держалась, и Аня хотела, чтобы она держалась подольше. Казалось невозможным идти в школу после того, что произошло. Она сама обязательно бы выступила против подлости, в защиту тех, кого несправедливо обвиняют. Но никто в классе не вступился за них с Галкой, если не считать нескольких реплик с места. Значит, вот как они на самом деле к ней относятся? А она так любила свой класс! Когда папе предлагали работу в Свердловске и в Куйбышеве, она так ревела, что не хочет уезжать из любимого Гиперборейска, от своих ребят, что мама с папой решили не переезжать. И вот, пожалуйста.

В конце второй недели к Ане пришла Валя Третьякова. Ее прислала Эвелина Семенована – почему именно ее? – чтобы передать Ане просьбу вернуться в школу.

– У меня температура.

– Она желает тебе скорей поправляться.

– Да дело не только в этом. Это такая подлость – то, что вы устроили.

– Эвелина Семеновна сказала, что Рашидова сама хороша. А мальчишки объявили ей бойкот.

– Скажи, что когда будет нормальная температура, приду.

– Я тебе домашнее задание принесла. Выздоравливай!

В воскресенье Аня пошла к Галке, которая жила с родителями на Шанхае в своем доме-коттедже. Столько снегу – еле прошла. На обратном пути увидела на перекрестке пожилую женщину с авоськами, которая никак не решалась перейти заметенную снегом улицу. «Давайте, я вам помогу!» Аня взяла у женщины авоську, та взяла ее под руку, и они медленно пошли через заносы. «А ты сама-то откуда?» – «С калирудника». – «Да нет, не здешняя ты. Приехала небось откуда?» – «Вообще-то мы из Ленинграда, но давно уже здесь живем». – «Ну! Я же слышу – не по-нашему говоришь».

Аня так и не стала стопроцентной гиперборейкой. А есть ли такие вообще? Есть старожилы, но не только они делают лицо города. Здесь живут потомки тех, кто его строил, местные зыряне и вотяки, беженцы военных лет из Восточной Европы, Украины, Молдавии и Белоруссии, которые так и осели здесь, немцы из Поволжья и Казахстана и бывшие ссыльные, не вернувшиеся назад после реабилитации, татары, башкиры, молодые специалисты, приезжающие по распределению, начальство, направленное партией поднимать химические гиганты. Да кого тут только нет!