Текст книги "Детство и отрочество в Гиперборейске, или В поисках утраченного пространства и времени"

19

Эту зиму Аня почти совсем не болела. Наверно, потому, что мама ей давала шоколадную массу, кто-то научил ее делать смесь из перетопленного нутряного свиного сала с медом и какао. Ее можно мазать на хлеб. Эта «шоколадная мазь» почти как конфеты на вкус. Конфеты они тоже иногда сами делают из какао, масла, сахарной пудры и пережаренной толокняной муки. Вкуснятина! Вообще Аня полюбила есть. Перед школой она обычно поджаривает себе целую сковородку гречневой каши и заливает яйцом. Пища богов! Можно съесть целую сковородку, так вкусно. И молоко она теперь пьет, оно пастеризованное, и можно его не кипятить. А когда топят плиту, она делает себе топленое молоко – не сравнить с обычным! – и лакомится пенками. Да-да, пенками! Ведь эти пенки коричневые, зажаристые, не чета тем, от которых рвет. А последнее время у них в Гиперборейске стали продавать порошковое молоко. Маме оно не нравится, а Ане нравится. Она очень выросла за последний год, на физкультуре стоит одной из первых.

Папа всегда приносит с рынка что-то интересное – то яйца с двумя желтками, то медвежью шкуру, которую положили на пол в гостиной, и Аня иногда читает, лежа на ней. А один раз принес котенка Мурзика, белого с серым, из которого вырос большой кот. Его так приятно носить на руках, тискать, гладить, а папа кладет его себе на шею, как воротник. Дома Мурзик всюду ходит за Аней. Вот они сидят весной на подоконнике открытого бокового окна эркера-«фонаря» в гостиной и смотрят на снующих ласточек, которые вьют под карнизом крыши гнезда. Мурзику это даже интересней, чем Ане. Вдруг он прыгает вверх за ласточкой и летит вниз… Аня с упавшим сердцем, в слезах, мчится вниз по лестнице, выбегает во двор – и видит Мурзика, бегущего ей навстречу! Он просто обежал вокруг дома и вернулся, целый и невредимый. Папа сказал, что кошки всегда приземляются на лапы, даже если падают с высоты. А вот мать Ядвиги Леонтьевны, когда она прыгнула недавно с третьего этажа, так и осталась лежать на асфальте, и рядом со ртом был красный сгусток крови. Люди не умеют приземляться на лапы. Приехала «скорая», толпа расступилась, и мертвую женщину увезли. Неужели правда, что она нарочно бросилась с балкона? Разве можно хотеть умереть?

Этой весной учебный год заканчивался у Ани в двух школах. Простую школу она окончила на «отлично», как всегда, и в музыкальной ей на выпускном экзамене поставили пятерку. Вполне справедливо, хотя Аня в этот раз ужасно нервничала, у нее даже руки тряслись, и она пару раз сбилась. Но Софья Израилевна объяснила, что главное – музыкальность, и комиссия Аню похвалила и отметила сложность программы. «Школа» Николаева отставлена, теперь она будет играть по другим нотам, ей дали такое хорошее задание на лето!

Дедушка прислал Ане в подарок новое летнее платье из ацетатного шелка в мелкую серо-белую клетку, с немнущимися складками. Его купила бабушкина двоюродная сестра Симона, на которой дедушка недавно женился. Папа очень недоволен, что дед изменил памяти бабушки, а мама его поддержала. Ведь бабушки давно нет на свете, она погибла во время войны. Ну и что, говорил папа, у него есть мы и работа. Но теперь у дедушки есть еще Сима, которая работает в школе, преподает русский и литературу, а он снова работает в академическом институте.

Как приятно мчаться по улице в разлетающемся платье, с большими белыми бантами из органди в косичках! Командировочный дядя Миша из Минска, папин друг, дал ей целый рубль на мороженое. Аня обожает мороженое, и летом его продают на лотке на другой стороне улицы. Его делают прямо при тебе: кладут круглую вафлю на дно цилиндрической формочки, плотно набивают ее белой ванильной или светло-коричневой шоколадной молочно-ледяной массой, сверху прижимают еще одну вафлю, нажимают снизу – р-раз – и готовое мороженое выскакивает из формочки, и ты берешь его за вафли и, крутя в руке, вылизываешь этот сладкий холод, а на закуску съедаешь вафли. Весь день Аня бегает через дорогу, ведь на рубль можно купить целых шесть мороженых, и еще десять копеек останется! Но, оказывается, слишком много того, что любишь, тоже плохо. Вечером ее рвало, и потом еще много лет начинало тошнить от одного вида мороженого. Дядя Миша был у них вечером в гостях и огорчился – это ведь он дал Ане деньги! – но шутил над этим – он всегда шутит! – так что Ане самой стало смешно.

Дядя Миша хороший, но он скоро умрет, у него лучевая болезнь. Среди командировочных много хороших людей, они живут в гостинице в соседнем доме, и папа часто приводит их ужинать. Особенно Ане нравится Дора Ароновна из Ленинграда. После ужина она садится к пианино и играет. Волшебный вальс из сказки «Елка» Ребикова Аня может слушать бесконечно, и маленькая, полная Дора Ароновна снова и снова играет его своими короткими мягкими руками. Она не отставляет локти в стороны, как учит Софья Израилевна. Иногда Дора Ароновна аккомпанирует папе, и он поет итальянские песни – «Скажите, девушки, подружке вашей, что я ночей не сплю, о ней мечтая», «О, отвори оконце, ночь, слушай серенаду», арию из «Пертской красавицы» – «На призыв мой тайный и страстный, о друг мой прекрасный, выйди на балкон», и на закуску «Элегию» Массне и «Персидскую песню» Рубинштейна. Шаляпин их тоже поет, на пластинке. Папа так хорошо поет! Но Шаляпин все-таки немножко лучше, у него такой гибкий голос, он даже может петь шепотом.

С Дорой Ароновной приехала лаборантка Марь Иванна с красивой дочкой, старшеклассницей Леночкой, у которой сейчас каникулы, а отца нет. Мама с папой рассказывают Ане, что Марь Иванна осталась одна, без мужа и перспективы, потому что все сделала не в том порядке: вышла замуж, родила ребенка и бросила институт. А надо было сначала окончить институт, а потом уже выходить замуж и заводить ребенка. А теперь ее бросил муж и женился на женщине, которая окончила институт. Без вуза женщине нельзя, есть даже пьеса Арбузова на эту тему, «Таня».

20

Июнь, теплынь. Аня целые дни проводит на улице. Во дворе собирается много ребят. Девочки играют в магазин, в «козла», перепрыгивая через мяч, брошенный об стенку дома, скачут на скакалках, выносят своих пупсиков и играют в дом (в Ленинграде это называлось в дочки-матери). А вместе с мальчишками – в штандр, в ножички, в прятки, в стрелы, в «испорченный телефон». Бросают принесенный со стройки карбид в лужи и смотрят, как вода шипит и пузырится. Больше всего Аня любит играть в цепи-кованы. Взявшись за руки, две команды стоят на большом расстоянии друг от друга и кричат по очереди: «Цепи!» – «Кованы!» – «Раскуйтесь!» – «Кем?» – «Аней Хазановой!» Тут надо выбрать звено послабее, где соседствуют девочки или малышня, и лучше ближе к краю, разогнаться хорошенько, и, с размаху кинувшись грудью на стиснутые руки, разбить цепь и броситься со всех ног обратно к своим, убегая от ребят из другой команды.

Однажды Аня захлопнула дверь, забыв дома ключ. Побежала к проходной комбината, попросила позвать папу – он теперь там заведует лабораторией, а мама работает руководителем группы в филиале научно-исследовательского института при анилино-красочном заводе далеко от дома – но его не было на месте. Что же делать? Балконная дверь открыта, в проеме полощется от ветра занавеска. Аня вспомнила, что видела на днях, как рабочие несли высокую лестницу туда, где за оградой их двора рыли канаву. Она побежала к рабочим и очень вежливо попросила принести лестницу. Лестница как раз достала до балкона. Аня ловко взобралась по ней и перелезла через перила. Ура! Теперь можно поесть, взять ключ и снова идти гулять. «Ворам дорогу показываешь», – сказал папа, нахмурившись, когда вечером Аня похвасталась своей находчивостью.

Летом с дворовой мелюзгой часто играют старшие. Иногда читают вслух. Аня выносит свои журналы – «Пионер», который ей выписали родители, и «Искорку», которую присылает из Ленинграда дедушка. Вика берет карандаш, пишет что-то на обложке журнала, показывает Люде, и они прыскают. «Что смешного?» Вика протягивает ей журнал. «Улыбок тебе пара». «Ну и что?» – «А ты прочитай задом наперед». Ну, какой-то арап, кобыла, но все равно непонятно, что смешного. Вика берет пупсика-папу, кладет его лицом к лицу на пупсика-маму и показывает Ане: «Поняла?» – «Нет!» Вика и Люда объясняют младшим девочкам, что взрослые это делают, когда влюбляются и женятся, и так получаются дети. Аня так и не поняла, при чем тут кобыла, но поняла, что она узнала что-то очень важное.

А вечером, когда папа приходит к ней в комнату узнать, как прошел день, он берет в руки журнал с викиной фразой-перевертышем, меняется в лице и начинает так кричать, как никогда еще не кричал на Аню. Прибежавшая на шум мама еле его успокоила. Злополучная «Искорка» разорвана на куски и отправлена в мусорное ведро. Папа запрещает Ане играть с Викой и Людой. Значит, с родителями нельзя говорить про это и откуда берутся дети.

21

Среди друзей мамы и папы много местного начальства: директора заводов, главные инженеры, начальники отделов. У тех, кто любит рыбалку, есть моторные лодки, и они собрались поехать на выходные вверх по Каме. Остальные большой компанией поплывут туда в субботу на двух заводских катерах. Родители решили не брать с собой Аню и пригласили семиклассницу Свету, которую Аня знала по школе и хоровому кружку, остаться с Аней. Света очень нравится и им, и Ане. Вечером Света берет Аню с собой на день рождения своей подруги. Аня узнаёт некоторых ребят, она их видела в школе, а высокий красивый Витя Стесин живет в соседнем доме. После ужина ребята заводят пластинки, некоторые мальчики танцуют с девочками, как взрослые, но больше девочки с девочками, остальные смотрят. А потом начали играть в бутылочку. Вот Света крутит бутылку, горлышко указывает на Витю, Света идет и целует его в щеку. Некоторые ехидно смеются. А Вите выпадает поцеловать Аню. Красивый Витя легко поднимается, наклоняется к Ане и касается губами ее щеки. Аня рада, что именно Вите выпало ее поцеловать, он не противный, как некоторые, и приятно чувствовать себя взрослой, но что-то ей не нравится в этой игре, и маме с папой это бы точно не понравилось. И вообще, она же любит Сережку Балашова, а целуется с другим мальчиком. Значит, она изменила Сереже? Ведь взрослые целуются, когда любят друг друга, а тут, получается, поцелуи по жребию.

В воскресенье Света и Аня ходили с рудника в город, в ЦПКО и в кино. Света снова у них ночевала, потому что родители вернулись поздно. А когда на следующий вечер Аня рассказала, как ходила со Светой в гости и они играли в бутылочку, папа, хоть и не бушевал, но очень рассердился. Так что со Светой ей тоже запретили играть. Решено – она поедет на остаток лета в Ленинград и будет жить на даче в Комарово с Симиной дочкой и внучкой чуть моложе Ани. Они давно уже приглашали Аню, но папа упрямился.

На даче лес прямо на участке. Симина внучка Соня сначала немножко задавалась, ну прямо «вображуля номер пять, разреши по харе дать», но потом подружилась с Аней. У хозяев был стол для настольного тенниса (здесь его называют пинг-понг), и ребята с других дач приходили играть. Аня быстро научилась и скоро уже обыгрывала всех девочек и даже некоторых мальчиков. Часто возникали споры, честно или нечестно ведется счет. Сами не считают, ленятся, а потом кричат. Аня всегда сама считает вслух, тогда ругаться не приходится. Дедушка однажды наблюдал, как они играют, и сказал потом Ане: «Теперь я понимаю, почему ребята тебя уважают. Ты справедливая». Вот она снова что-то хорошее узнала о себе. А ребята в классе и правда ее уважают – мальчишки не дерутся, как раньше, почти не обзываются. А один раз ей передали, что приходила Динаркина мать, когда ребята чистили газон перед школой – Аня тогда болела и не пришла – и говорила им: «Хазановой, еврейке, жопу лижете. Не играйте с ней!» Аня поверить не могла, что взрослые могут так разговоривать с детьми. Конечно, они с Динаркой перед этим поссорились и не разговаривали, но ведь Анина мама не приходит в школу и не говорит ребятам гадости про Динару! Почти все ребята были тогда за Хазаниху, и не разговаривали с Рашидихой, пока Аня с ней не помирилась. Но как тетя Залия могла такое сказать? И разве татаркой быть лучше, чем еврейкой? А здесь, на даче, девочка Рена, у которой тоже папа еврей, а мама русская, сказала, что Аня вообще не еврейка. Почему же все считают ее еврейкой? Так написано в классном журнале против ее фамилии в колонке «национальность». Кто же она тогда?

Однажды Рена пришла заплаканная – бабушка обозвала ее гойкой. В Комарово приехала Ренина двоюродная сестра Алла, ее мама – сестра Рениного папы, и бабушка, обнимая Аллу, говорила «это наша девочка», а Рене сказала «а ты не наша». А Рену в школе дразнят еврейкой, потому что у нее фамилия Зильбер, а Алку никто не дразнит, потому что она Иванова. Где же справедливость?! Бедная Рена. Какая злая у нее бабушка! Ане повезло и с дедушками, и с бабушкой, и Сима тоже добрая и хорошая. А еще с Симой интересно разговаривать про книжки. Она так много знает, особенно про русских писателей и поэтов.

В этот приезд Аня побывала в Эрмитаже и в Русском музее. Как ей понравились Клод Моне и Куинджи! А герцогиня де Бофор немного похожа лицом на Аню, только волосы у нее взбиты и напудрены. Дедушка подарил Ане диафильмы про Эрмитаж, она увезет их с собой и будет показывать всем настенное кино.

22

В журнале «Пионер» была статья про какую-то школу, где ребята придумали делить пионеротряды на звенья по интересам. Аня предложила организовать то же самое у них в классе. Решили, что сделают четыре звена. Первый – «Умелые руки», где отец Вовки Солдатова будет учить желающих выпиливать лобзиком, туда записались одни мальчишки, второй – рукоделия, где мама Вики Поляковой научит девочек делать мережку, обметывать петли, шить разными швами, вышивать гладью (крестиком каждый дурак может по канве, тут и учиться не надо). Но они еще решили организовать спортивное звено, чтобы зимой кататься на лыжах, ходить вместе на каток, а когда потеплеет, устраивать разные соревнования, и музыкальное, где они будут готовиться к выступлению на смотре художественной самодеятельности. Решили, что, кто хочет, может записаться сразу в несколько звеньев.

Викина мама предложила заниматься у них дома, и девочки принялись осваивать премудрости рукоделия. Ане особенно понравилось делать мережку. Тетя Лена показала им несколько разных вариантов, и дала задание сделать носовые платки с мережкой. Она сказала, что в жизни все пригодится: например, когда она в молодости ходила на свидания, то так ровно подшивала подол швом «за иголку», что молодой человек ни за что бы не догадался, что это не на швейной машинке. У Ани стежки не получались такими ровными. Но ничего, она уже так хорошо научилась качать ногами педаль на «Зингере» туда-сюда, что скоро сможет сама строчить и будет перед свиданием подол на швейной машине подшивать.

А еще хорошо бы взять шефство над старушкой. В Динарином подъезде на первом этаже жила старенькая тетя Вера, и ребята 4-го «Б» решили ей помогать. Мальчики приходили колоть дрова, девочки ходили за хлебом и молоком. Но это недолго продолжалось – к весне тетя Вера умерла, точнее, преставилась – она ведь была верующая. Дверь в ее квартиру была открыта настежь, и все заходили и смотрели, как батюшка в черном махал кадилом над гробом и читал молитвы – отпевал. Комната была наполнена крепким запахом ладана, вдоль стен сидели старушки.

А вот в книжке «Старшая сестра», когда у Зины Стрешневой умерла мама, к ним приехала бабушка и послала Зину в церковь освятить кулич. А избалованная и завистливая Тамара из ее класса увидела и рассказала обо всем в школе, чтобы Зину исключили из пионеров. Зина уже сняла с себя галстук и вышла из класса, но тут пришла учительница и заступилась за нее. Учительница сказала, что как раз Тамара плохой товарищ, потому что не подошла к Зине и не остановила ее, а потом побежала к пионервожатой и нажаловалась. И Зину не исключили.

Жена директора завода Нина Петровна пекла на Пасху куличи, делала пасху из творога и приглашала всех заходить и угощаться, Аня тоже ходила пробовать. Но носила ли Нина Петровна их святить, Аня не знает. Вообще, кажется, у них тут нет церкви. Откуда же тогда священник приходил тетю Веру отпевать?

23

Аня любит в воскресенье встать рано, пока родители еще спят, и приготовить что-нибудь сюрпризом на завтрак – жарит картошку так, как папа, или делает блинчики, как бабушка Лиза. Каждый готовит одни и те же блюда по-своему, и Аня выбирает для себя лучшее. Родители всегда радуются такому завтраку. В воскресенье они завтракают за большим столом в комнате, чтобы не тесниться на кухне. Одно окно выходит на восток, в комнате солнце, приятно завтракать вместе и разговаривать. Аня мажет кусок черного хлеба маслом.

– Намажь мне тоже! – просит мама.

Аня быстро мажет кусок для мамы.

– Как ты неаккуратно намазала!

– Но я и себе так же намазала, посмотри!

– Это не оправдание. Для других ты должна делать лучше, чем для себя. Ты недобрая.

– Значит, вы меня так воспитали.

– Нет, мы тебя так не воспитывали. И вообще, ты уже сама себя воспитываешь.

Аня недоумевает – неужели такая ерунда, как не идеально намазанный кусок хлеба стоит нагоняя? И совсем неожиданно прозвучало, что, оказывается, она уже сама себя воспитывает. Может быть, так и есть, Ане уже десять лет. Она подумала, что ей будет легче воспитывать себя, чем тем детям, у кого мама с папой во всем похожи. Ее родители такие разные, что, невольно это замечая, она привыкла анализировать их слова и поступки и решать для себя, что лучше. А можно учиться не только у папы с мамой, но и у других, и из книг. Как с рецептами еды.

Аня заметила, что у ее подруг по школе зимой подолгу не включали свет, чтобы меньше платить за электричество, ждали, когда совсем стемнеет. У Ани дома свет включают, чуть только начинает смеркаться, и он горит во всех комнатах, даже если все сидят в одной, а иногда и в коридоре, и в передней. Аня решила, что тоже будет выключать свет, когда он не нужен. Но в первый же раз, когда она это сделала при родителях, получила от них выговор. «Нечего экономить! Пойди и снова включи везде свет!» Почему? Многие девочки считают, что они живут богато, за Аню даже в музыкальной школе платят полную сумму за обучение, без скидки, как за многих других детей, но на самом деле никакого такого богатства у них нет, разве что книги и пианино, и мебель получше, и квартира трехкомнатная – большинство живут в двухкомнатных, и на еде они не экономят, и отдыхать родители ездят на юг. Но все равно, зачем зря жечь электричество? Нет, она не всегда понимает родителей.

24

В музыкальной школе в классе по сольфеджио у Ани целых шесть Тань! А Аня одна. Тон, тон, полутон, три тона, полутон – звучит, как стихи. А вот ф-но ей надоело, она совсем перестала заниматься. Софья Израилевна не сразу заметила, потому что Аня запоминает новые вещи, когда разбирает их на уроке. Но в октябре догадалась и прямо спросила об этом Аню. Поставила за урок единицу с минусом и изругала Аню в дневнике. Теперь родители за нее возьмутся. Но она решила, что бросит музыкальную школу, из-за которой пришлось уйти из хора в ДК калийщиков, а они там учат хорошие песни. Например, «Родина слышит, Родина знает…», ее часто поют по радио. Немножко странная у нее мелодия. Обычно песни или грустные, или веселые, как «Весело – грустно» у Бетховена. Весело – это мажор, грустно – минор. Это как мужчина и женщина в музыке. А эта песня не грустная, но и не по-настоящему веселая, и поет в ней мальчик ангельским голосом про сына, который высоко пролетает. Как ангел. Томина бабушка говорит, что ангелы – не мужчины и не женщины. С Томой они делают вместе стенгазету, она хорошо рисует. У нее кудрявые светлые волосы и очень голубые глаза, а руки все в шипицах, похожих на бородавки.

Мама с папой все-таки убедили Аню не бросать занятия музыкой. Софья Израилевна дала ей красивые новые вещи, некоторые за третий и четвертый класс, хотя по музыке Аня еще во втором. Она снова с удовольствием играет. Музыкой дома она теперь занимается по вечерам после школы, а утром, быстро сделав уроки, читает и крутит пластинки. Замечательная новая пластинка – оркестр под управлением Эдди Рознера. Какой красивый «Голубой прелюд»! А как весело поет мужской хор по-польски «Тиха вода бжеги рве, в який способ – кто то ве». А взрослые ехидно посмеиваются, когда солист поет: «Шла дивчина пшес зеленый ляс, попадшила на мне – тылько едын раз». Польский язык похож на русский, но не все понятно. Папа умеет петь по-польски, он научился, когда во время войны был в Польше. Он научил Аню детской песне «Мяла баба когута». Когут – петух, а «мяла» вовсе не мяла, а имела, то есть был у бабы петушок. И произносить надо не «мяла», а почти «мява». Ну, для Ани это не проблема, она и так «л» не выговаривает, папа заставляет ее говорить «На углу стояла лошадь и жевала клок соломы», но это ей не помогает. Харцер – это вроде пионера по-польски. Эта баба всех куда-то прятала – и петуха, и пионера, и пионерку. Очень веселая песня! Аня просит, чтобы папа научил ее другим песням, но мама рассердилась, когда они стали разучивать «Ноц», то есть ночь. Кажется, ей не нравится, что папу научили этим песням во время войны знакомые польки.

Аня начала ходить к логопеду в городскую поликлинику. Она сразу научилась говорить «л» – оказывается, надо было совсем не так язык ставить, как ей родители показывали – но, чтобы это вошло в привычку, она продолжала ходить и пересказывала логопеду сначала «Ход белой королевы» Л. Кассиля, а потом «Старую крепость» В. Беляева, стараясь выбирать места посмешнее – например, как Марущак поймал белую монахиню. Она так увлекалась, что сбивалась на польское «л», но Алевтина Михайловна, хоть и смеялась вместе с Аней, не забывала ее поправлять. Через три недели она объявила, что Аня может больше не приходить.

Аня никогда не плакала над книгами. Мама удивлялась – сама она в детстве рыдала и над «Хижиной дяди Тома», и над другими книжками, над которыми Аня не проронила ни слезинки. Но вот она пошла с ребятами в город на новый фильм «Судьба человека», и неожиданно для себя обнаружила под конец, что глаза у нее на мокром месте. Впервые Аня плакала над чем-то, что не было связано с ее собственной жизнью, и не оттого, что ей было больно или обидно, а от сопереживания с другими, даже если эти люди были только в кино или в книжке. Это стало переломным моментом, она чувствовала, что что-то в ней изменилось.

Вместо «Грустных ив» у Ани теперь новая любимая песня «Жил простой моряк когда-то…». Ее поет Утесов, а папа – еще лучше. Мама говорит, что у Утесова нет голоса, но Ане он все равно нравится. Аня хотела бы стать моряком, но девочек, оказывается, не берут. Она много читает о приключениях и путешествиях. Майн Рид, Фенимор Купер, Сетон-Томпсон, Луи Буссенар… Про индейцев, про животных, про англо-бурскую войну. Но лучшая из них – «По материкам и океанам» Георгия Кублицкого. Все истории в ней настоящие, непридуманные. Особенно Ане нравится читать про альпиниста, впервые поднявшегося на пик Сталина на Памире – самую высокую вершину в СССР. Целых 7495 метров! Каждый раз, когда Аня читает конец, мурашки по коже бегают: «Поднялся Евгений Абалаков. Один». Его товарищи не смогли идти дальше, а он дошел. Аня решает, что будет геологом, когда вырастет. Сюда-то девочкам можно! Но родители говорят, что для женщины это плохая профессия – очень тяжело физически, и придется надолго уезжать от своих детей. Вообще женщинам многое нельзя. Вот на даче она научилась играть в шахматы – это сложнее, чем в шашки, и она хотела, чтобы папа ее дальше учил, у него ведь был разряд по шахматам. Но папа сказал, что женщинам ни к чему уметь играть в шахматы и что сам он жалеет, что столько времени в школьные годы убил на шахматы. Лучше заниматься полезными для здоровья видами спорта, например, кататься на лыжах. И когда Дед Мороз принес Ане на Новый год новые лыжи с жесткими креплениями, папа научил ее ходить длинным скользящим шагом, а не просто топать на них, как дети во дворе. Они катались вечерами по занесенному снегом газону, разделяющему проспект Сталина. Папа ходил на лыжах в армии. Они были одеты в белые маскхалаты, чтобы враг их не обнаружил.