Текст книги "Детство и отрочество в Гиперборейске, или В поисках утраченного пространства и времени"

61

Папа договорился со своим знакомым Аристовым, который преподавал в местном филиале Пермского политехнического института, что он будет дополнительно заниматься с Аней математикой, чтобы подготовить ее для поступления в вуз. Но Аристов то и дело сбивался на разговоры о литературе. Он любил пьесы Чехова, а папа пьес не любил, он любил рассказы. У мамы же Чехов – любимый писатель. Ане пьесы Чехова казались странными, ей больше нравился Бернард Шоу, хотя одна из его пьес – «Дом, где разбиваются сердца» – явно написана под влиянием Чехова. Интересно, что даже в отношении классиков у людей такие разные вкусы! Этим летом Аня начала читать «Идиота» Достоевского и была потрясена: казалось, он писал на другом языке, не таком, как все русские писатели, которых она читала до сих пор. Нарочито корявым, даже уродливым был его язык. А Сима говорит, что это ее любимый писатель. Да и дедушка любит ссылаться на него, правда, он, кажется, предпочитает его публицистику. Может быть, Аня чего-то не понимает? Герои Достоевского тоже необычные, гротескные в своих крайностях, хоть это и не сатира, как у Гоголя. Надо будет попробовать еще что-нибудь его почитать.

В феврале студенты Пермского университета выступали в ДК калийщиков. Концерт был замечательный. Столько талантливых ребят! У них есть настоящий джазовый ансамбль с потрясающим ударником, но самое большое впечатление произвел на Аню дуэт, исполнявший песни Новеллы Матвеевой. Это была совершенно новая для нее поэзия. «Эти дома без крыш словно куда-то шли… Шли… Плыли, как будто были не дома, а корабли».

Последнее время в журналах печатали много современной поэзии, выходило множество поэтических сборников. Некоторые девочки завели тетрадки, куда переписывали любимые стихи. Динара показала Ане свою – почти сплошь это был Эдуард Асадов. Например, «Люблю я собаку за верный нрав»: «Собаки умеют верно дружить, не то что кошки – лентяйки и дуры. Так стоит ли, право, кошек любить и тех, в ком живут кошачьи натуры?!» Разве это стихи? Какая примитивная, фальшивая назидательность в этом! А папа ей читал недавно «Некрасивую девочку» Заболоцкого: «А если так, то что есть красота, и почему ее обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде?» Эти стихи, конечно, лучше по форме, но по сути… «И пусть черты ее нехороши, и нечем ей прельстить воображенье…» – как можно такими глазами смотреть на ребенка? Тем более что эта девочка, может быть, просто гадкий утенок и похорошеет, когда вырастет. И почему «или»? Не кроется ли за этой дешевой философией месть какой-то красивой женщине, которая не любила поэта? Настоящий поэт и о неразделенной любви говорит иначе – «там, быть может, перестанет биться это сердце, полное тобой». «Стансы» были одним из ее любимых стихотворений Лермонтова, а Лермонтов оставался одним из любимых поэтов. Сколько юмора, иронии скрыто в пружинящем ритме «Свидания»:

 
Прочь, прочь, слеза позорная,
Кипи, душа моя!
Твоя измена черная
Понятна мне, змея!
Я знаю, чем утешенный
По звонкой мостовой
Вчера скакал как бешеный
Татарин молодой.
 

А вот в «Молитве» тот же размер звучит совсем по-другому – в чем здесь секрет?

 
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко…
 

Вот это поэзия…

В школе Ане подарили сборник стихов поэтов, погибших на фронте, – Коган, Кульчицкий, Майоров, Отрада. «Бригантина» Когана уже стала популярной песней. Но Аню покорил Михаил Кульчицкий, особенно своим стихотворением «Я очень сильно люблю Россию», пронизанным морозом, осенней синевой, степным ветром:

 
…когда степь под ногами
накреняется набок,
и вцепляешься в стебли,
а небо – внизу, под ногами,
и боишься упасть в небо.
Вот Россия. Тот нищ, кто в России не был.
 

Как жаль, что Кульчицкий погиб!

Аня часами сидит в библиотеке в ДК Ленина, выискивает материалы, готовясь к урокам литературы. Она сделала в классе доклад о символизме, о Брюсове и Блоке. Готовясь к сочинению «Маяковский – поэт революции», прочитала о нем книгу Катаняна и все стихи, которые смогла найти. Те, что особенно ей понравились, были не о революции. Папа любит «Хорошее отношение к лошадям» и «Гейнеобразное», но что это по сравнению с «Флейтой-позвоночником» или «Про это»! А вот эти пронзительные строки посвящены той самой Лиле Брик, о которой рассказывала невеста Вити Стесина:

 
Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил…
 

Здесь всё смешалось: мода-декаданс, литература – и живая любовь. Как в жизни.

 
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать…
 

Над виском не нажал, но через пятнадцать лет выстрелил себе в сердце. А Сима рассказывала Ане про Татьяну Яковлеву, с которой у Маяковского был в Париже роман и которой он посвятил стихи: «Я все равно тебя когда-нибудь возьму – одну или вдвоем с Парижем».

Аня уже поняла, что больше всего ее увлекает литературоведение, история искусств. Для этого надо, наверно, идти на истфак. Но когда она заикнулась об этом дома, услышала: «Ну и кем ты будешь? Учительницей истории?» Она подумала об Александре Евлампиевне – действительно, не самая увлекательная работа.

Родители рады, что Аня не хочет быть химиком, как они, потому что это вредная для здоровья, а значит, неподходящая для женщины профессиия. Господи, что же остается? Физика ей нравится, но, скорее, прикладная – то, что они изучают на занятиях по КИП. Ведет их инженер с калийного комбината Алоис Антонович, который восхищается тем, как Аня бойко рисует по памяти на доске схемы двухлампового или трехлампового усилителя и легко понимает то, что они проходят.

62

Кроме того, что Аня занималась математикой с Аристовым, она еще решала все задачи из учебника, даже если их не задавали. Но на городской олимпиаде по математике выступила не очень успешно – как всегда, подвела задача на построение. Второй участник из их школы, Саша Леонидов, на класс моложе Ани, решил ее и набрал больше баллов. Жаль, Саша не в их классе – он умный, симпатичный мальчик. Его родители работают в артели слепых, наверно, Сашина жизнь дома со слепыми родителями сильно отличается от жизни других ребят, но по нему это не видно.

А на химической олимпиаде Аня оказалась лучшей в городе, во многом благодаря новой учительнице и тому, что они начали изучать органическую химию, которая показалась Ане логичной, стройной и совершенно самостоятельной наукой, тогда как неорганическая химия казалась ей просто придатком физики. Алла Артемовна с первого урока поразила и заразила ребят своей энергией и любовью к предмету. Поговорив минут пять, она подошла к урне в углу класса, смачно сплюнула, повернулась и, как ни в чем не бывало, продолжила урок. Никто не засмеялся. Все заметили шрам под шарфиком, закрывающим шею, и поняли, что сплевывание каждые несколько минут было вызвано какой-то серьезной проблемой. Разнесся слух, что в молодости Алла Артемовна выпила уксус из-за несчастной любви, но ее спасли, и теперь у нее то ли искусственный пищевод, то ли еще что-то. Но это было совершенно неважно, потому что она была замечательной учительницей. Она так любила свой предмет, что нельзя было не проникнуться если не любовью к нему, то хотя бы уважением к учительнице. Увидев, как легко Ане все дается, Алла Артемовна стала давать ей более сложные задания, а после победы на городской олимпиаде предложила, чтобы Аня приходила к ней домой по воскресеньям заниматься дополнительно. Аристову папа платил за уроки, а Алла Артемовна занималась с ней бесплатно. Она сама поехала с Аней на областную олимпиаду, и когда Аня заняла первое место, расплакалась от радости.

На время практики на калийном комбинате ребят прикрепили к работникам-киповцам. Они ходили по цехам, смотрели, как с помощью приборов управляют процессами. На комбинате есть химфабрика и флотофабрика, на первой удобрения получают горячим химическим, на второй флотационным методом, есть обогатительная карналлитовая фабрика. Производятся и калийные удобрения, и сырье для магниевой промышленности. Вообще в Гиперборейске много крупых заводов – содовый, азотно-туковый, анилинокрасочный, титаномагниевый комбинат. Говорят, кто проживет в городе всю жизнь с рождения, умрет на десять лет раньше из-за загрязнений в воздухе. Когда ребята ездят в выходные в Огурдино, оттуда виден смог, нависший за рекой над городом, прочерченный «лисьими хвостами» окислов азота.

А в сосновом лесу в Огурдино чистый весенний воздух. Хорошо! Ребята играют в футбол, в чехарду, в слона – одна команда становится внаклонку друг за другом, держась за стоящих впереди, а вторая команда запрыгивает на них с разбегу. Тут важно первыми поставить самых прыгучих и оседлать «слона» поближе к голове, чтобы вся команда поместилась и могла от души покататься на «слоне», пока он с хохотом не развалится. Иногда ребята уезжают с ночевкой подальше от города. Аню всегда отпускают, хотя большинству девочек не разрешают ходить в дальние походы. Еду готовят на костре, спят в палатках, девочки и мальчики вместе. Аня оказывается между Севкой и Гришкой, с которыми больше всего дружит в последнее время. Тепло друг друга, тепло школьного товарищества – то, что останется с ними на всю жизнь. Еще год – и они разъедутся, каждый пойдет своей дорогой.

63

В августе Аня собиралась поехать в спортивный лагерь с волейбольной секцией, а перед этим родители отправили ее на две недели в дом отдыха. Сами уехали в Ялту. Они давно уже не берут ее с собой в отпуск, обычно отправляют ее то к бабушке с дедушкой на Украину, то к дедушке в Ленинград, то в лагерь, хотя последнее случалось редко. Но это ничего, что ее отправляли. Аня понимала: они любили друг друга, и им было хорошо вдвоем. Мама с папой часто рассказывали о своем знакомстве, о первом свидании – они ходили вместе смотреть кино в «Баррикаду». Девочка, влюбленная в папу в школе, покончила с собой, когда папа в первый же день на первом курсе влюбился в маму. Они поженились во время войны, когда папа после госпиталя приехал к маме в эвакуацию. Папа сказал, что они с мамой договорились после войны все простить друг другу. Неужели маме было что прощать? Она всю войну жила с родственниками, работала и училась, а папу польки учили песням про ноц и когута. Аня загадывает, что с кем она пойдет в кино в «Баррикаду», за того и выйдет замуж. А почему бы и нет? Ведь она тоже будет учиться в институте в Ленинграде.

Поздно вечером в доме отдыха палата пустела: все, кроме пожилых женщин и Ани с Тамарой, шли гулять. Тамара – лаборантка с содового завода, чуть старше Ани. На первых же танцах Аню пригласил худой, стройный парень из Перми, отличный танцор. Ему было девятнадцать лет. Так появился еще один человек, с которым можно было общаться. Аня понять не могла, как родители могли отправить ее в этот дом отдыха, ведь они сами бывали здесь. Разве это подходящее место для школьницы? Неужели дело только в том, что они хотели обеспечить ее трехразовым питанием? Но она не маленькая, сама бы пропиталась. Или боялись оставлять ее надолго одну, а тут она все-таки на виду. А может, хотели, чтобы она перед отъездом в Ленинград увидела вблизи реальный, не тепличный мир? Слава богу, что здесь оказалась Тамара и еще этот Валька, который неотлучно их сопровождал и был очень вежлив и предупредителен. Даже не верится, что в пятнадцать лет он год сидел в колонии, потому что связался с дурной компанией – так он сказал. Теперь он работал на заводе.

Он стал настолько привычной частью обстановки дома отдыха, что Аня удивилась и даже обиделась, когда в одно прекрасное утро Валька исчез. А ведь она никаких прав на него не имела, а главное, не хотела иметь! Он-то бы не против. Накануне была прогулка на катере на какой-то остров. Там росли березы и был маленький песчаный пляж с поваленными деревьями, уходившими в воду, на которых они сидели – Валька, она с Тамарой и двое парней, Санчо Пансы Валькины. В воде росли кувшинки, как у Тони в деревне, – не достать. Когда вернулись в дом отдыха, Аня обнаружила, что потеряла расческу – то ли на острове, то ли на катере обронила. Вечером был танцевальный конкурс, Валька пригласил ее на танго, и их признали самой красивой парой. Вот и все, и все права, а вот почему-то недовольна. То вертелся вокруг нее, а то вдруг исчез – слова не сказал. Весь день они ходили одни с Тамарой, потом немолодой, двадцатичетырехлетний Юрка с калийного к ним пристроился, Ане комплименты говорил. Ехидно так сказал: «А где же твой кавалер?» А ей-то что? А вечером они с Тамарой пришли в палату и ахнули – стоит большой таз с кувшинками. Женщины сказали Ане: «Это тебе – ты молодая, а нам вот никто не носит». Аня вышла в коридор, спустилась вниз по лестнице, вышла на террасу, а там Санчо Панса постарше: «На, мы твою расческу нашли на том пляже. Сегодня на первом катере поехали, все еще спали». Вот так Валька!

Накануне отъезда один из Санчо Пане постучал вечером в палату, сказал, что Валька просил Аню спуститься, и исчез. Он стоял у подножия лестницы. «Какие у тебя легкие шаги! Сразу видно, что ты идешь. Топ, топ, топает малыш». Они идут на веранду, Валька читает ей стихи собственного сочинения, трогательные и неуклюжие. Он берет ее за руку, карие глаза смотрят преданно. «Спокойной ночи!» – говорит Аня. Она не заслужила этой нежности, ведь она не может ответить ему тем же. Бедный Валька!

На следующий день они сидели на веранде в ожидании катера. В руках у всех паспорта, которые им вернули перед отъездом. «Покажи-ка свой паспорт! Разве ты не еврейка? И почему все евреечки такие красивые?» Ну как же, без этого нельзя. Но после артековского опыта она спокойно к этому относится. Да и что он плохого сказал? Катер отвез их на пристань в Гиперборейск, отсюда Валька поедет на ракете домой. «И сладким кажется на берегу поцелуй соленых губ», – пропел он вдруг. Ребята и Тамара улыбаются, в глазах интерес – все ждут прощального поцелуя. Но поцелуй не состоялся. Аня отвернулась, сделала вид, что к ней это не относится. Она еще ни с кем не целовалась, и что же – первый поцелуй будет с Валькой, в которого она ни капельки не влюблена, хоть он и хороший? Ракета подана, все прощаются с Валькой, Марией и другими пермяками из дома отдыха. Вот они отчаливают, ракета не спеша выплывает на середину реки, разворачивается и заглушает моторы. И в этот момент раздается крик на всю Каму: «Аня, я люблю тебя!» От неожиданности пристань на мгновение замирает. Моторы взревели, ракета заскользила вниз по реке, а люди на пристани зашумели «кто это, где она?», и побежали смотреть, кому это только что объяснились в любви почище, чем в кино. Аня и ребята молчали. Потом Тамара, которая жила неподалеку, пригласила их к себе попить чаю на дорогу. Тамара милая, и Санчо Пансы Валькины хорошие ребята, но Аня знает, что никогда их больше не увидит – ведь, собственно, кроме этих двенадцати летних дней, что случайно свели их в доме отдыха в сосновом бору на берегу Камы, у них не было ничего общего.

Через неделю пришло письмо от Вальки. Он писал, что видел Аню с отплывающей ракеты, что после его крика все бросились к нему. «Я плакал, а Мария меня утешала. Она говорила, что это и есть настоящая первая любовь». Маша Уральцева плакала над письмом, а у Ани почему-то нет слез и глубоких чувств к Вальке нет. Как будто это не в ее жизни происходит. Рядом, вокруг, но обтекает, не задевая ее. Почему так? Ведь ей всегда кто-нибудь из мальчиков нравился, еще с детского сада, а Валька нет. Неужели потому, что он в колонии был? Но он же хороший, добрый. А вообще она в последнее время так легко не влюбляется, как раньше. Она теперь строже судит. Ее трогает Валькина искренность – кто бы еще мог так открыто проявлять свои чувства? – и ее самолюбию льстит, что ее так любят. Но… почему-то ей не очень жалко Вальку. Наверно, если глубоко пожалеть человека, то невольно его полюбишь, а она этого пока не хочет.

В спортлагере палатки стояли в бору около поселка Орел, недалеко от Огурдино. Каждый день были тренировки по общефизической подготовке и спортивные игры. К волейболу Аня оказалась не слишком способной, были девочки, которые играли гораздо лучше. А вот подачи у нее шли хорошо, особенно, когда она стала подавать крюком. И откуда сила бралась! Кросс на три километра Аня еле выдержала, но пробежала с неплохим временем, на одной силе воли, тогда как некоторые девочки сошли с дистанции.

Девочки в лагере хорошие, доброжелательные. Все они, и мальчики тоже, из городских школ, Аня одна с калирудника. Болтали. Всех волновало, как сложится их будущая жизнь, найдут ли они свою любовь, выйдут ли замуж. Когда Аня поделилась сомнением – а что, если меня никто не полюбит? – черноволосая Дина, которая лучше всех «гасила» мячи у сетки, сказала твердо: «Ну, для тебя хороший человек всегда найдется», и все с ней согласились. Откуда у них такая уверенность, что у Ани все сложится хорошо? Вот, значит, как воспринимают ее другие.

Каждую ночь назначали дежурных по лагерю – двух девочек и двух мальчиков. Они сидели у костра или в палатке, в которую был проведен свет. Дежурным разрешалось спать по очереди, но за разговорами ночь пролетала незаметно. Особенно Ане нравилось дежурить с высоким, немного нелепым на вид, совершенно неспортивным мальчиком по фамилии Чересполосников, с которым можно было вести «умные разговоры», – то, что она больше всего любила в последнее время, хотя не часто попадались люди, с которыми было интересно беседовать.

Хороши были звездные вечера, когда из динамика, повешенного на сосну, лилась музыка. «Маленький цветок» изливал южную страсть в пропитанный хвоей воздух северного леса, и девочки, стоя рядком на скамейке, обхватив друг друга за талии, передвигались влево и вправо, пританцовывая в такт, переполненные счастьем молодости.

Они ходили всем лагерем в поход и, поскольку погода была хорошая, не ставили палатки, а расположились ночевать в поле у реки рядом с деревней, под открытым небом с низкими августовскими звездами. Разве возможно спать в такую ночь, когда тебе семнадцать! Другая жизнь на мгновение ворвалась, напомнила о себе: прибежала бабка из деревни, где мальчики покупали вечером хлеб и молоко, заорала: «Засранцы! Бестолочи! У самих яйца до колен, а мозгов кот наплакал», и еще что-то в том же духе. Мальчишки загоготали, а бабка все разорялась, пока не иссякла. Аня впервые слышала такие коленца, которые непросвещенному человеку и в голову не придут. Вот что такое, наверно, «трехэтажный мат».

Эти двадцать четыре дня лагерной смены – как много они дали! Природа, спорт, дружеское общение, музыка, костры, звездное небо, сосновый бор на берегу Камы, сонное село со старой белой церковью – эти маленькие штрихи жизни, вместе со столь контрастным по ощущениям пребыванием в доме отдыха, раздвинули и дополнили привычную для нее школьную и домашнюю повседневность. Как будто она примерила на себя две разные жизни.

64

Школьный хор разучивал «Полонез» Огинского. Аня любила его играть, но не знала, что у него есть слова. «Польский край, чудесный край, в огне прошел твой старший брат, и он мелодию принес с собой…» Многоголосие в средней части звучало красиво и мощно: «Мы едины и сильны. В борьбе за дело мира, дети всех народов, мы пришли в Варшаву, чтобы дело мира дружбой отстоять». И почти пианиссимо, нарастая: «Я пришел на слет друзей, принес привет страны своей, под небом голубым пускай звучит напев старинный». По-видимому, слова были написаны недавно – может быть, в честь стран Варшавского договора? Так или иначе, петь эту музыку было приятно. Аня использовала «Полонез» для вопроса по химии, который ей поручили придумать для соревнования команд КВН на местном телевидении. Вопрос был эффектный: сыграв начало полонеза, Аня спрашивала, какое важное открытие было сделано ученым, родившимся в той же стране, что и автор музыки. Как ни странно, их соперники не догадались, что речь шла о Склодовской-Кюри.

Вся семья с восторгом читала «Зеленую лампу» Лидии Либединской. Это ее мать, Татьяна Владимировна Толстая, написала «Детство Лермонтова», книгу, которую Аня любила в детстве, а мужем ее был писатель Юрий Либединский, которого знал дедушка. Аню поразил эпизод из детства Лидии Либединской: ее бабушка, когда умер дед, вынесла во двор и сама разрубила кровать, на которой много лет спала со своим мужем, чтобы больше никто не мог на ней спать. Вот это любовь!

По совету папы Аня прочла воспоминания генерала Игнатьева «Пятьдесят лет в строю». Он был красавец-дворянин, кадровый царский офицер, а потом стал генералом Советской армии. «Близко-далеко», написаная послом в Англии И. Майским, «И один в поле воин», «Щит и меч» – увлекательные книги о советских разведчиках, дипломатах, жизни в разных странах. Много читала современных писателей – Аксенова, которого постоянно печатали в «Юности», Гранина, И. Грекову, из переводных – Ремарка, Хэмингуэя, Митчела Уилсона. Папе нравились отношения героев Уилсона, их остроумные диалоги в «Живи с молнией». А Аню почему-то больше тронули герои книги Ганса Фаллады «Что же дальше, маленький человек?» – простые, обыкновенные, ничем не блиставшие мужчина и женщина, но в их маленькой жизни были большие чувства и настоящие переживания.

В школе они проходили «Тихий Дон» и «Поднятую целину». Марья Макаровна очень удивилась, что на вопрос, кто из героев первого романа им больше понравился, Аня назвала Бунчука. Но жизнь главных героев Шолохова была слишком далека от Ани, хоть и талантливо описана, почему-то они не вызывали такого сочувствия, как персонажи других книг, которые она читала. А сцена казни Бунчука, погибшего за то, во что он верил, его жертвенная жизнь вызывали сострадание и уважение. Хотя то, что он собственноручно расстреливал людей, пусть и врагов… Наверно, поэтому Макара так удивилась и просила ее объяснить, чем же он мог понравиться.

У Шолохова много сцен насилия в романах. Аксинью вообще ее собственный отец изнасиловал! Страшное впечатление произвела на нее сцена изнасилования Франи казаками. Как это может быть, чтобы то, что должно быть счастьем двух людей, становилось орудием наказания и унижения? Да еще и в окно выбросили со второго этажа! Это же не люди, звери! Что за мир такой? Папа сказал, что на войне много ужасного происходит, и не только на фронте. Когда он служил после победы в Берлине, взвод солдат у них в полку изнасиловал жену командира. Она не служила в армии, ходила в платье, а не в форме, и солдаты приняли ее за немку. Их наказали, а полковник проявил себя хорошо, продолжал жить с женой. «Хорошо проявил» – а разве может быть иначе? Чем она виновата? Но и на войне люди разные. Вот дедушка Петя на фронте даже с убитых никогда ничего не снимал. Он рассказывал, что ему приходилось видеть, как то один, то другой из его однополчан, поснимавшие часы с трупов, в тот же день сами лежали мертвые, на каждой руке по несколько браслеток с часами.

На выпускном экзамене по литературе им предложат три темы: одну по классике, одну по советской литературе и свободную. Аня решила, что по романам Шолохова писать не будет, если попадется, – вот если бы это была «Судьба человека», другое дело. Свободную тоже писать рискованно – легче придраться, что тему не раскрыла. А потом, ее отношение к свободной теме может отличаться от тех, кто эти темы выбирает. Вот недавно Марья Макаровна задала им написать сочинение «В жизни всегда есть место подвигу», и Аня долго его вымучивала, не было обычного вдохновения. В конце концов она написала во вступлении, что на эту тему обычно говорят штампами, приводят стандартные примеры трудовых или военных подвигов, но, может быть, подвиги, для которых всегда есть место в жизни, – это преодоление себя, когда человек, жертвуя чем-то в своей жизни, подчас рискуя собой, помогает другим, и часто об этом никто не знает. Закончила она сочинение так: «А Славка Долгих спас однажды девочку из нашего класса, когда она тонула. Только это почти секрет».

Прошлым летом несколько человек из их класса ходили загорать и купаться на канал, и Любка-баскетболистка начала тонуть. Растянувшийся на песке маленький Долгих единственный из всех не растерялся, быстро поплыл к Любе, а потом, поддерживая ее, добрался к берегу, где остальные мальчишки помогли вытащить Любу из воды. Тянет ли это на подвиг? Какая разница? Важно то, что Люба не утонула и что этот эпизод, может быть, кого-то из присутствовавших подвигнет на спасение другого. Ага, вот и ответ – раз подвигнет других на хорошее, значит, подвиг. Марья Макаровна подчеркнула «Славку», поставила четверку и жирный знак вопроса. Самой Ане сочинение чем-то даже понравилось, но она поняла: на свободную тему лучше не писать.