Текст книги "В погоне за «Белым зайцем»"

В курс дела

3 января 2022 года

– Он со мной, – проходя мимо КПП, сказала постовому Виннер, указывая на Олсена.

Оба, пройдя длинные и мрачные коридоры отдела, наконец вошли в кабинет, где их уже ожидали Аганов и Ребров.

– Добро пожаловать в Санкт-Петербург, мистер Олсен! – с врожденным южным гостеприимством поприветствовал гостя полковник. – Сергей Борисович Аганов. Можно просто Сергей, – протянув руку датчанину, армянин улыбнулся.

– Спасибо. Рад знакомству, – ответил Олсен.

Трудно понять почему, но между мужчинами был сразу же налажен дружеский контакт. Хоть они и не были ровесниками, невооруженным взглядом было заметно, что это два бывалых волка.

– Перейдем сразу к делу, если вы не против, – продолжил Аганов.

– Если позволите, – перебил его гость, – то давайте все перейдем на «ты». Так будет легче для работы и для меня.

Все четверо переглянулись и улыбнулись. В кабинете наступила идеальная атмосфера, и каждый из присутствующих это почувствовал.

«Сомнений нет. Сработаемся», – подумал полковник и вновь повел разговор.

– Ну что же! Прекрасно! Дело вот в чем, Лева, – так решил он теперь называть своего нового знакомого из Дании, что того нисколько не смутило. – Нам, по мнению капитана Виннер… Прости, – Аганов сделал извинительный жест в сторону девушки, – Киры, нужна твоя помощь. Официально тебя здесь нет. Ни для руководства отдела, ни для прессы, – жестом полковник предложил всем присесть. – Учитывая данные обстоятельства, твое мнение, а главное, опыт помогут нам выйти из сложившейся ситуации поскорее. Мы готовы довериться тебе максимально, но… – Аганов промочил горло из стоящего на столе стакана с водой. Датчанин заметил волнение спикера. – Буду откровенен: я не верю в продолжение следа… хм… вашего БЗ. Но в данной ситуации… – Аганов снова сделал глоток. – В общем, карты в руки тебе и Виннер. Надеюсь, вы знаете, что делаете.

Датчанин спокойно и внимательно слушал.

Когда возникла пауза, он сказал:

– Сергей, я на девяносто процентов уверен, что следы на этой тропинке идентичны тем, что я наблюдал три года в городах Дании, – и вытащил из бумажного пакета половину склеенной фарфоровой фигурки. Затем Олсен посмотрел на Виннер, и та в свою очередь завершила композицию, поставив вторую восстановленную часть фигурки рядом.

«Вот почему Ливан не дал положить сумку в багажник», – пронеслось в голове у Реброва. Он и полковник – единственные, кто смотрел на происходящее с непониманием.

Сдвинув обе части, датчанин пояснил:

– Перед вами фигурка белого зайца, произведенного на вашем местном фарфоровом заводе. Половина осколков оказалась на крыльце загородного дома в окрестностях Копенгагена, то есть моего дома.

Датчанин снова взглядом дал команду Кире, и она продолжила:

– А вторая часть была обнаружена нами на месте преступления в Кингисеппе. Можно, конечно, произвести экспертизу, но совершенно очевидно, что это две части одной фигурки.

– Прям как в кино, – с усмешкой прокомментировал Ребров и по традиции сразу же схлопотал от полковника испепеляющий взгляд. Тут же лейтенант поспешил исправиться. – Я просто хотел сказать, что это очень странно и ненадежно, ведь мы могли и не найти эти осколки в сугробах.

– Это его стиль. Он знает, что я одержим. А теперь, видимо, нашел и в России своих «поклонников».

Повисла пауза, и датчанин, медленно покачивая головой, посмотрел на полицейских сочувствующим взглядом.

– Если верить в связь между этими убийствами, то получается, что он или они, – нарушив тишину, смело заявил Аганов, – намеренно привели тебя в Питер?

– Получается, что так, – призадумавшись, ответил Ливан.

– Ты догадываешься почему?

Олсен отрицательно помотал головой.

– Вероятно, нас готовят к новому сезону этого сериала, – вдруг вмешалась Виннер. – И повторюсь, что времени для предотвращения продолжения следующих серий у нас мало. Ровно четырнадцатого числа БЗ исчезнет.

Голос Киры был, как никогда, решительным. Все мужчины в кабинете, даже Ребров с его «остроумными» шуточками, не стали возражать коллеге. В следующие два часа Кира и Ливан в хронологическом порядке прикрепляли на флипчарты события в Дании и раскладывали на столе папки с материалами дела. Фотографии, имена, даты и названия городов украшали стену кабинета, а каллиграфический почерк Виннер разъяснял каждый фрагмент экспозиции.

– Какая красота… – Отпивая из красивой маленькой кофейной чашки, в комнату вошел полковник.

– Говорю же, Голливуд по ним плачет, – войдя следом за начальником, снова пошутил Ребров.

Оба сели напротив презентующих в ожидании доклада с картинками.

– Ну, рассказывайте! – отставив чашку с кофе и опершись на стол двумя руками, потребовал Аганов.

– Итак, три года назад в различных городах Дании совершенно идентично были убиты очень похожие друг на друга девушки, – начала свой рассказ Кира.

Ливан, сидя в углу и смотря на русскую красавицу, вдруг поймал себя на мысли; «Зачем эта очаровательная девушка работает в полиции? Ей бы в кино сниматься с такой внешностью». Затем он уставился в пол, чтобы не отвлекаться от сути повествования.

– Все убийства происходили с тридцать первого декабря по четырнадцатое января, – докладывала капитан.

– Веселого Рождества! – опять съязвил лейтенант.

– Убийство в России с датскими объединяет не только способ – ритуал, который использовался в Дании, но и место нахождения тела – церковь, – неспешно и доходчиво разбирала ситуацию вслух Виннер.

Ребров, не отличаясь тактичностью, снова перебил коллегу:

– А наша кто вообще была?

– Хороший вопрос! – с издевкой заметила Кира.

Ребров демонстративно выпрямился и сделал серьезный взгляд. Аганов, глядя на ребяческую гордыню, улыбнулся.

– Дело в том, что, в отличие от датчанок, наша девушка была постарше и не блондинкой, – сказал полковник и вдруг обратился к Олсену: – Что скажешь, Лева?

Ливан встал и подошел к Кире, тем самым дав ей понять, что продолжит доклад.

– В Дании в течение трех лет он убивал практически близняшек. Все жертвы никогда ничем не были связаны между собой. Я до сих пор считал, что тут дело именно во внешности. Это образ. Образ, который он хочет раскрыть нам или показать кому-то. Но ваша девушка всё меняет. Однако даже ширина удавки и сила ее применения одинаковые, это подтверждают и отчеты по экспертизе. – Ливан остановился, опустил голову, выдохнул, затем продолжил. – Нам нужно больше узнать о жертве. Я хочу поговорить с ее родителями.

– Исключено! – резко ответил полковник.

– Я понимаю, но можно хотя бы поприсутствовать при разговоре? Хочу осмотреть место, где она проживала. Быть может, там есть то, что нам пригодится.

Кира посмотрела на Аганова почти с мольбой в глазах. Полковник, конечно, заметил это, но опустил взгляд. Повисла пауза.

– Я не смогу помочь, если буду тут в качестве клерка, – вновь заговорил бывший комиссар из Дании.

Полковник встал со стула, подошел к окну и, разминая шею, хрустнул ею. Затем повернулся к датчанину и сказал:

– Я согласен с тобой, Лева. Но ставки слишком высоки… Для меня по крайней мере. Вот как мы поступим…

Когда Аганов оборвал фразу и, неожиданно улыбнувшись, посмотрел на Киру, на лицах ожидавших появились гримасы недоумения. Каждый прищурившись и, как никогда, внимательно смотрел на полковника.

«Что, черт его побери, он опять придумал?!» – пронеслось в голове капитана.

– Писатель и «Звезда», – внезапно произнес Аганов и демонстративно перевел взгляд с датчанина на Виннер.

«Форд» с трудом преодолевал слабо расчищенную дорогу и наконец подъехал к воротам одноэтажного дома. Выйдя из машины, датчанин сразу же набрал в свои модные полуботинки снега.

Сергей заметил это и тут же съязвил:

– Русская зима, Лева, это тебе не Елисейские Поля!

– Франция, – сдержанно и коротко ответил комиссар.

– Что Франция?! – продолжая ухмыляться, спросил Ребров.

– Не обращай внимания, Ливан. У нас Сережа однажды купил тур в Австрию со словами «Наконец-то я увижу кенгуру».

По взгляду лейтенанта Олсен понял, что это была не шутка Виннер, а реальная история. Кира улыбнулась датчанину белоснежной улыбкой и свела глаза к носу, изображая эмодзи глупости. Ливан едва заметно улыбнулся в ответ.

– Я прикалывался! – безуспешно пытался оправдать свое невежество голубоглазый великан.

Двери железных ворот открыл пожилой мужчина. Несмотря на возраст, он выглядел крепким и подтянутым, а его печальный взгляд выдавал в нем отца убитой девушки. Не задавая вопросов, он жестом пригласил пройти всех в дом. Полицейские лишь тихо поздоровались с хозяином и покорно в тяжелом молчании направились по предложенному маршруту.

Дом, несмотря на старую, а местами старинную мебель и посуду, был обставлен со вкусом.

– Присаживайтесь, – указав на диван в самой большой комнате, тяжело и тихо произнес хозяин.

Все трое покорно повиновались. Атмосфера в доме была угнетающей, шторы на всех окнах были задернуты. Желтый, тусклый свет от лампочек в винтажной люстре напомнил Ливану о прочитанных им когда-то детективных романах, повествующих о допросах НКВД в подвалах министерств.

– Трофим Сазонтович, простите за внезапное вторжение, но нам необходимо поговорить с вами, – очень деликатно начала Виннер.

Мужчина смотрел в пол и чуть слышно шмыгал носом.

Затем, махнув рукой, сказал:

– Спрашивайте уже.

Чтобы не потерять связь, Кира торопливо начала с листка читать вопросы.

– Когда вы в последний раз видели дочь?

– Двадцать пятого. В годовщину смерти матери она приезжала ко мне, – ответил мужчина, вытирая скупые мужские слезы, выкатившиеся из синих, как море, глаз.

– Вы были близки с дочерью?

– Она всегда звонила мне. В месяц раз навещала. Из города сюда особо не наездишься, – выдохнул он тяжело. – Не сказать, что мы были очень близки с ней. Вот с матерью они прям часами могли болтать. Я к ней в город так ни разу и не съездил… – протянул мужчина с глубоким сожалением так, что всем стало его очень жаль.

– А когда созванивались последний раз?

– Ну получается, что в воскресенье она уехала и отзвонилась вечером. Больше я ее не слышал, – мужчина снова смахнул слезу.

– Двадцать шестого выходит, – записывала вслух Кира в блокнот.

Воспользовавшись паузой, датчанин решил нарушить «правила Аганова».

– Отчего умерла ее мать?

От услышанного акцента хозяин слегка вздрогнул и удивленно посмотрел на иностранца. Кира хотела было осадить Олсена, но, увидев, как отец девушки «воскрес», внимательно смотря на иноземца, выпрямился в осанке, остановилась. Мужчина был точно под гипнозом.

– Ну так какова причина? – Ливан вновь задал вопрос, тем самым выведя «пациента» из транса.

– Рак, – гораздо бодрее ответил он и с явным интересом к собеседнику добавил: – Онкология.

– У дочери был бойфренд?

– Кто?

– Парень. Друг. Мужчина, – помог разобраться в иностранном слове вдруг Ребров.

– Нет вроде. По крайней мере, домой не приводила никого.

– А враги были? Может, рассказывала вам о ссоре с кем-то? – подключился снова Олсен.

Отрицательно мотая головой, отец утер влажный нос.

– Да она тихоня была у нас. Доверчивая девчонка. Вот и поплатилась, видимо, перед сволочами этими.

Напряжение в голосе мужчины уже выдавало злость, и Олсен решил снять его следующим вопросом.

– Я хотел бы взглянуть на фото матери девушки. Такое имеется в доме?

Мужчина направился к стеллажу с книгами и вынул одну из них. Ею оказался семейный альбом. Передав его Ливану, хозяин жестом попросил подвинуться, чтобы расположиться рядом с иностранцем.

– Тут всё по порядку. Последнее фото Лизы – вот это.

Аккуратно отжав картонные уголки, он вынул один из немногих цветных снимков, на котором была женщина лет шестидесяти. Первое, что бросилось в глаза Ливану, – это поразительное внешнее сходство с мужем. Казалось, это было фото сестры, а не супруги: такие же синие глаза, такой же разрез глаз, форма носа. Ливан, держа фото в руке, взглянул на хозяина, словно сличая его с изображением женщины. Мужчина сразу распознал немой вопрос комиссара, отчего впервые за всё время улыбнулся и снова вытер мокрые глаза.

– Нам всегда говорили, что мы похожи с Лизой.

– Вы позволите моему коллеге сфотографировать некоторые снимки из альбома? – протягивая свой телефон Реброву, спросила Виннер у хозяина.

Мужчина молча протянул альбом блондину.

– У вашей дочери было какое-либо хобби? – спросила Кира.

Ребров периферическим зрением распознал недоумевающее лицо мужчины и снова выступил спасителем-переводчиком.

– Увлечение. Может, крестиком вышивать любила или на коньках каталась?

– Ну… машину водила сама.

– Понятно, – недовольно пропыхтел великан.

– Дочь была единственным ребенком в семье? – без каких-либо душевных колебаний поинтересовался датчанин. Вопрос был как соль в открытую рану, но Олсен смотрел на мужчину и ждал ответа. Кира опустила голову и тихо выругалась, а Сергей на мгновение перестал фотографировать.

– Да, Виталина была у нас одна, – толкая ком из горла, выдавил из себя несчастный отец.

– Спасибо большое, Трофим Сазонтович. Вы очень помогли нам, – всё с той же присущей ей деликатностью обратилась Кира к теперь уже совсем одинокому, утопающему в горе мужчине.

– Есть ли детское фото дочери? – даже не сбавляя оборотов, продолжал давить Олсен.

Киру наполняла ярость от такой бестактности, но она знала, что датчане никогда не отличались деликатностью.

– Да. Пожалуй, одно или два, – ответил на вопрос мужчина и, обратившись к Сергею, добавил: – Там в начале альбома.

Ребров вынул два снимка и отдал Ливану. На первом дочь была больше похожа на девушку, нежели на девочку. Фото было черно-белым и не вызвало особого интереса у Ливана, а вот второе, групповое фото было цветным, разница во времени была около двух-трех лет. Именно оно привлекло внимание датчанина. Всем, в том числе и отцу девушки, стало интересно, что такого необычного разглядел иностранец. Явно сделав определенные выводы, Ливан молча вернул обе фотографии Реброву.

– Обувь какого размера носила ваша дочь? – не отрывая взгляда от фарфоровой посуды на стеллаже, обратился к Трофиму Сазонтовичу Ливан.

– Что? То есть я не знаю…

– Хотя бы примерно. Сорок? Сорок два? – подойдя уже вплотную к фарфоровой экспозиции «Чайник в танце с чашками», продолжал комиссар.

– Не могу сказать точно, но она сама по себе была маленькой по комплекции. Думаю, тридцать восемь или тридцать девять.

Всё это время Кира молча злилась и наблюдала за граничащей с наглостью и равнодушием работой датчанина.

– У вас еще есть вопросы?! – громко и раздраженно обратилась к Олсену капитан.

Ливан, продолжая разглядывать декоративную кухонную утварь в серванте, спокойно ответил:

– Нет, – и, развернувшись к отцу девушки, добавил: – Спасибо. – Тут же он попросил Виннер: – Кира, оставьте, пожалуйста, свой номер телефона Трофиму.

Молодым офицерам резануло слух от дерзко произнесенного без отчества имени; но обоим было ясно, что это не от неуважения, а от несвойственной иностранцу манеры общения.

Кира торопливо написала на листке бумаги свой номер и, вложив листок в шершавую и сильную ладонь мужчины, тихо произнесла:

– Мы найдем того, кто сделал это с вашей дочерью. Но если вы вдруг вспомните что-то еще, пожалуйста, позвоните.

Мужчина еле заметно кивнул.

Уже выходя из дома, Ливан вдруг почувствовал, как за запястье левой руки его крепко схватили. От приложенной силы было полное ощущение, что он угодил в тиски. Обернувшись, комиссар увидел лицо хозяина дома. Тонущий в слезах взгляд синих глаз ему что-то «кричал». Ребров и Виннер от происходящего настороженно замерли. Напряжение росло. Ливан и отец убитой девушки, замерев, смотрели друг другу в глаза. Ребров сделал попытку приблизиться к опасной ситуации, но Олсен, не отрывая взгляда от «захватчика», жестом остановил его.

Мужчина вдруг медленно потянулся к Ливану и шепотом на ухо произнес то, от чего сердце датчанина заколотилось в груди.

– Надежда только на тебя, иноземец. Им я не верю! – Трофим Сазонтович отпустил руку и, наклонив голову, попытался спрятать залитое слезами измученное лицо.

– Я всего лишь писатель, – соврал Ливан, отчего почувствовал себя полным ничтожеством.

Мужчина закрыл за ними дверь. На улице уже было совсем темно. Снег белой броней покрыл «Форд».

– Что он сказал тебе? – уже сидя в машине, спросил Сергей.

– Что не доверяет полиции.

– Пф-ф-ф! Тоже мне новость! У них всегда мы виноваты. А как только жо…

Кира очень быстро осадила взглядом коллегу, и тот не договорил слово до конца.

– В общем, как беда, так кричат: «Полиция, помогите!», – возмущался великан.

– Он в отчаянии. У него больше никого нет, – тихо произнес Ливан.

– Ливан, если мы хотим работать вместе, то должны заранее знать, куда движемся. Впредь я попрошу не замыливать повестку дня, тем более в разговорах и допросах свидетелей и родственников жертв, – не теряя самообладания, обратилась Виннер к Олсену.

– Жертв?! Значит, ты тоже понимаешь, что из одного фрагмента пазла картину не увидеть? – найдя глаза Киры в зеркале заднего вида, риторическим вопросом парировал он ее замечание.

– Сейчас я вижу одно: что ты используешь свои методы и держишь нас в неведении относительно своих дальнейших планов. Зачем всё это – один ли ребенок в семье, хобби, размер ноги? Зачем тебе нужна была фотография матери, в конце концов?!

Ливан улыбнулся. Ребров с огромным интересом наблюдал за партией двух гроссмейстеров. И решил поддержать отечественную сторону.

– Да, Лева! И так всё непонятно вокруг, а ты еще воду мутишь!

Ливан опустил голову, рассматривая и потирая руку в том месте, где его сдавили «тиски» отца убитой девушки.

– Я прошу прощения за свою манеру общения. Возможно, мой менталитет сильно отличается от русского, так же как и культура поведения, но это не дает вам права обвинять меня в свободных рассуждениях.

После услышанного Киру посетило чувство вины, а Ребров просто включил дворники на такт чаще.

Снег падал на землю огромными хлопьями не прекращая. Всю оставшуюся дорогу они ехали молча.

– Утром я заеду за тобой в половине десятого, – всё еще испытывая неловкость, сказала Кира при прощании.

Ливан вышел из машины и, перед тем как закрыть дверь, ответил:

– Я буду в холле в девять.

Ночные мысли

3 января 2022 года

Войдя в номер, Ливан почувствовал себя измотанным. Долгий день и слова, произнесенные мужчиной, потерявшим свое единственное дитя, моральным грузом упали на датчанина. На мгновение Ливан подумал о том, что он тут делает и как ему было хорошо дома с Каспером. Но чувство долга и жажда мести БЗ отрезвили его мысли очень быстро. Несмотря на усталость, спать не хотелось, тем более что в Копенгагене было всего восемь вечера. Остановив поток мыслей, он решительно направился в ванную, а после дал себе твердое обещание до утра не думать о деле. Этому он научился в одной из книг Дейла Карнеги. Методика была проста: чтобы не нервничать о предстоящем деле или событии, человек определяет временной промежуток, когда этого категорически нельзя делать – думать и переживать о будущем. Но одно чрезвычайно важное наблюдение, связанное с родителями девушки, не давало ему покоя.

Киру не отпускало чувство вины перед гостем. Борьба между желанием чисто по-человечески принести извинения и гордостью капитана полиции не могла сдвинуть чашу весов в ту или иную сторону. Уже лежа в холодной постели, девушка с нетерпением ждала завтрашний день: возможно, именно завтра она получит шанс сбросить с плеч этот моральный груз.

«Что ты, дура, не знала, какие скандинавы? Поддалась эмоциям! Он, в конце концов, старше и опытнее тебя! Он лучше знает, куда ведет этот путь. Лучше бы пораскинула мозгами! – говорила она сама с собой. – Ну давай, начинай уже шевелить ими!» – продолжался диалог в ее голове. Чтобы лучше думалось, она села на кровать и, смотря в окно, где снег неумолимо превращал город в тирамису из снега и грязи, поочередно стала вспоминать все вопросы, заданные Ливаном. Уснула она только под утро.

Ребров, проделав долгий путь, наконец бросил ключи на тумбу в прихожей, рухнул на пуфик и освободил ноги из плена под названием «обувь». Из комнаты вдруг кто-то вышел навстречу вновь прибывшему. Вальяжно и тихо приближаясь к Реброву сбоку, этот «кто-то» вдруг остановился. Сергей услышал тихое сопение и повернулся. Черный, как сама ночь, с наглым и дерзким взглядом предстал перед полицейским он.

– Кекс! Ты наконец выспался? – улыбаясь беспородному коту, которого ровно год назад он подобрал в Удельном парке, сказал великан.

С тех пор от холодного, голодного и растрепанного котенка ничего не осталось. Перед Ребровым красовался тучный, сверкающий своей черной ухоженной шерстью и довольный жизнью котяра. Потеревшись о ноги хозяина, он тут же был награжден им ласковыми прикосновениями огромных ладоней. Накормив животное, Сергей открыл дверцу холодильника, внутри которого был «холостяцкий ассортимент»: пиво, сыр и имбирь из набора от заказанных суши. Много эмоций испытал он сегодня, заставлял себя думать о деле, о смысле вопросов Ливана, но в голову упорно лезли мысли о девчонке.

«Влюбился, что ли?!» – мысленно спросил он сам себя и тут же, улыбнувшись, эффектно сорвал крышку с бутылки с пивом.

– За любовь! – уже вслух, демонстративно поднимая руку с напитком, сказал лейтенант и сделал жадно три глотка.

Спустя час он уже крепко спал в своей не заправленной с самого утра кровати.