Текст книги "В погоне за «Белым зайцем»"

Скелеты в шкафу

4 января 2022 года

Запах кофе, сваренного в турке, заполнил, казалось, не только весь дом, но и целую улицу. Взрослая женщина по имени Нвард, что в переводе с армянского означает «новая роза» или «нежная роза», готовила завтрак своему зятю. Свежий хлеб, сливочное масло, его любимый сыр чанах и ёка, аппетитно разложенные на раскрашенной в национальный орнамент посуде, олицетворяли начало хорошего дня. Глубоко задумавшись, мужчина мазал на хлеб масло так, чтобы нож в конечном итоге был чист. Присущие этому человеку педантичность и перфекционизм проявлялись во всем, что он делал. Женщина неспешно наливала кофе в чашку. Ее движения, как и манера говорить, были степенны и неторопливы.

– Что тебя тревожит? Всё утро молчишь, – озабоченно спросила она у зятя.

– Рабочие моменты, мама, – с натянутой улыбкой ответил он.

– Но сейчас ты дома, Сережа. Не стоит тратить «свое здесь и сейчас» на «чужое там и после».

За долгие годы знакомства с этой мудрой женщиной и, что самое удивительное, проживания под одной крышей у них никогда не было разногласий ни по одному вопросу. Часто вслух он гордился своей тещенькой и приводил в пример другим, подытоживая, что ему повезло не только с женой. Доброта и воспитание этой женщины восхищали многих, а уровень образования и эрудиции человека, получившего образование в Советском Союзе, очаровывал любого собеседника. Нвард воспитывалась дедушкой и бабушкой с детства. Ее родители трагически погибли: пассажирский автобус съехал с одной из горных дорог прямо в ущелье. Часто бывает, что недостаток родительской любви к ребенку ломает его судьбу, но Нвард была исключением. Несмотря на второй удар жизни – женщина похоронила своего мужа, – она оставалась добрым и любящим эту нелегкую жизнь человеком.

– Бари луйс![22]22
  В переводе с армянского: «Доброе утро».


[Закрыть] – весело, громко и почти одновременно произнесли дочки-близняшки Анаит и Наринэ, а затем, поцеловав отца, заняли свои места за столом, ловко и быстро забравшись на высокие стулья. Поймав взгляд зятя, растворившего в улыбке, Нвард смешно и, как говорят внучки, прикольно подмигнула ему, тем самым отсылая его к ранее произнесенной ею фразе о «здесь и сейчас». Наконец в кухню вошла мама близняшек. Вроде всё как обычно, но вдруг, глядя на ноги супруги, мужчина застыл.

– Тебе не нравятся мои носки? – слегка обиженным голосом произнесла Карина. Если быть точнее, то это были не носки, а следки. Такие короткие полуноски, которые обычно надевают для того, чтобы подчеркнуть привлекательность определенной модели обуви. – Я заказала носки, но почему-то пришли вот они, – оправдывалась супруга.

– Прекрасные носки, дорогая. Случайности не случайны… – сказал глава семейства и, встав раньше времени из-за стола, вытирая рот тканевым полотенцем, жестом попросил жену помочь надеть ему китель.

Уже сидя в машине, Аганов в уме непрестанно повторял: «Свое здесь и сейчас, чужое там и потом, следки». Было ясно: в его голове зреет нечто важное.

На ресепшене, как всегда, молоденькие и очень красивые девушки были вежливы и бодры. Они легко переходили с чистого, по мнению Ливана, английского на другие, незнакомые ему языки. Перебирая мысли в голове, мужчина устроился в удобном кресле холла в ожидании Виннер. Капитан в очередной раз порадовала датчанина своими профессиональными качествами, а именно пунктуальностью.

– God morgen, – первой поприветствовала она коллегу.

– Доброе утро, – с забавным акцентом ответил ей он.

Проезжая исторический центр Петербурга, Ливан вдруг представил, как мог выглядеть город триста лет назад, как выглядели бы люди, какие магазины были на том или ином месте. Представил небритых мужиков-извозчиков и, разумеется, красивых во все времена русских женщин. Какие платья они носили, какие прически, и, конечно, в его воображении все они были сплошь в соболиных мехах в это время года. Его любовь к России и всему русскому была ясна только ему. В то время как Ливан был погружен в утренние фантазии, в очередной раз, по Карнеги, дав себе слово не думать о деле, пока не войдет в здание участка, Киру от молчания и сомнений мучило неугасаемое чувство неловкости.

На очередном долгом светофоре ее всё-таки прорвало:

– Ливан, я хотела бы принести извинения за свое вчерашнее поведение.

Датчанин посмотрел на нее без единой эмоции. Чего никак не ожидала увидеть Кира, так это безразличия.

Решив, что он мог забыть, она продолжила:

– Я говорю о моем поведении в машине после разговора с отцом. Ну и в самом доме, разумеется…

Олсен глаз с нее не сводил. Никакой реакции. Девушка уже сожалела о сказанном.

«Чертов мужлан», – пронеслось в голове у нее. Вдруг Ливан спокойно и заботливо положил свою ладонь на руку Киры, держащую рычаг механической коробки передач своего личного БМВ третьего поколения. Кира вздрогнула.

Ливан, продолжая смотреть в ее глаза, улыбнулся и сказал:

– Тебе не за что извиняться. Ты должна думать о деле.

Что-то легкое и одновременно уверенное посетило ее душевное состояние. На мгновение ей показалось, что она в полной безопасности с этим человеком. Он слегка похлопал по ее руке и, переведя взгляд на давно загоревшийся зеленый свет светофора, предложил продолжить путь. Сзади уже кто-то нервно сигналил им.

Последним в кабинет вошел Ребров.

– Доброе утро, Сережа, – демонстративно поглядывая на часы, с издевкой произнес Аганов. – Давайте без раскачки. – И, вопросительно подняв брови, полковник изрек: – Что удалось узнать о девушке, Виннер?

– Человек без друзей, без врагов, одинокая. Любимая и единственная дочь в семье. Тихая и серая натура. Очевидно, очень хорошо подходила для БЗ…

Аганов остановил Киру жестом и задал вопрос Ливану:

– У вас в Дании все жертвы были, как наша, без обуви?

– Нет, все девушки были обуты… – медленно, перебирая фото убитых по памяти, ответил озадаченный датчанин.

– Что еще не похоже на ситуации в Дании? – не унимался полковник, смотря на Олсена.

Ливан, конечно, подметил один весьма отличительный момент, но с козырей ходить не стал.

– Она старше, – неожиданно проснулся Ребров.

– Опа! Неплохо! – как всегда, не без сарказма похвалил его Аганов. – Продолжай, Сережа.

– Цвет волос не белый, – уже более оживленно и деловито добавил лейтенант, хотя всем стало ясно, что он исчерпал имеющиеся у него аргументы по данному вопросу.

– Виннер, ты что скажешь? Может, это вообще дешевая пародия на вашего «безе»? – Аганов специально назвал маньяка французским печеньем, ожидая выпада ясных мыслей от оппонентов.

– Есть еще один факт, который отличает русскую девушку от жертв в Дании, – спокойно и твердо заполнил паузу Ливан.

– Мы внимательно слушаем, Лева. – Полковник повернулся к датчанину, проявив явный интерес к его замечанию.

– Девушки в Дании все имели родных родителей. Виталина – неродная дочь в своей семье.

Все замерли от такого заявления. Удержаться от вопросов было трудно всем, но первым, как всегда, сорвался Ребров.

– С чего ты это решил?!

– Фотографии.

– А подробнее можно? – настаивал Сергей.

– Первое, на что я обратил внимание, так это на то, что у любимой дочери нет ни младенческих, ни детских совместных фото с родителями.

– Ну и что? У меня в альбоме тоже таких нет, – усмехаясь, язвил Ребров.

Аганов молча наблюдал за дуэлью. Кира тоже притихла.

– Учитывая обстановку в доме и трепетное отношение к вещам, в частности к иерархически разложенным в альбоме фото, я допускаю, что эти люди дорожат традициями, в том числе и семейными. И очень странно в этом случае иметь только две фотографии дочери.

Ребров задумался и уже не мешал датчанину.

– Продолжай, Ливан, – попросила уже капитан.

– Вторая вещь, на которую я обратил внимание, – это цвет глаз.

От увеличенного градуса интриги Ребров спешно сел в кресло, словно жаждущий зритель.

– Когда я попросил фото супруги, мне стало ясно, что ребенок точно не от этого мужчины.

Кире стало немного не по себе от косвенного обвинения женщины в неверности.

– Но почему?! – уже как школьник выкрикивал с места Ребров.

Глядя на него, Аганов подумал, что этому тинейджеру не хватает не только терпения, но и попкорна.

Ливан продолжил объяснять цепочку своих логических рассуждений.

– Дело в том, что родители голубоглазые, а погибшая девушка была с карими глазами.

Ребров мотал головой, жестикулируя полное непонимание от услышанной информации, в то время как Аганов и Кира точно знали, к чему вел Олсен.

– Какова вероятность у карих глаз? – наконец спросил полковник.

– Ноль процентов. Девяносто девять у голубых и всего один процент у зеленого цвета, – как по ссылке Гугла, выдал Ливан.

– Ну как мы спросим это у отца? – опять по-человечески переживая за состояние и без того измученного мужчины, обратилась ко всем Кира.

Аганов смотрел на Олсена как единомышленник, и остальным стало ясно, что они знают, как решить этот деликатный вопрос.

– Виннер, спроси у него, когда в их доме появилась Виталина?

Кира не могла поверить своим ушам. Словно потеряв нить событий, она на миг прикрыла глаза и, встряхнув головой, попыталась освежиться в мыслях.

Затем осипшим от волнения голосом произнесла:

– В каком… смысле…

Девушка не успела задать вопрос целиком, как Ливан добавил:

– А самое главное, откуда она появилась?

Сомнительный БЗ

4 января 2022 года

Спустя полчаса Кире удалось поговорить с отцом по телефону. Разговор был тяжелым, но внес ясность в происхождение Виталины. Все сомнения о порочности матери девушки были сняты, когда Трофим Сазонтович назвал адрес одного из детских домов Ленинградской области.

– Как думаешь, всё-таки почему она была без обуви? Зима ведь, – обратился Аганов к Олсену, продолжая легкий мозговой штурм.

– Скорее всего, она была пленницей. Возможно, в помещении, где ее держали, обувь была не нужна, – ответил Ливан.

– Хорошая версия. И как указано в заключении патологоанатома, отсутствует признак обморожения каких-либо органов, – добавил полковник.

В кабинет вошел Ребров. В руках он держал бумажный стаканчик с ароматным кофе. Судя по запаху, напиток был с ореховым сиропом.

– А что наша девушка ела накануне смерти? – пытаясь вспомнить, вслух задался вопросом начальник.

– Немного шоколада. И пила алкоголь. Если судить по новообразованиям этанола в крови с долей всего полпроцента, то это было шампанское или вино. А такое небольшое количество подтверждает, что тело во время смерти находилось при комнатной температуре, – подробно ответил датчанин на вопрос полковника.

– Судя по меню, она что-то и с кем-то праздновала? – заключил Аганов.

Вошедшая в кабинет Виннер с ходу выдала:

– Ливан был прав. В 2007 году, когда девочке было пятнадцать лет, ее удочерили.

– Какой детдом? – спросил Аганов.

– Лужский.

Всё меньше и меньше полковник верил в датского маньяка, приехавшего душить и поджигать девушек из российской глубинки. Отсутствие стопроцентного сходства между девушкой из Кингисеппа и жертвами трех последних лет в Дании зарождало зерна сомнения в его голове. С одной стороны, он понимал, что дело нужно довести до конца, с другой – что столько актеров ему не нужно. В повисшей паузе Кира и Ливан переглянулись. Оба понимали, что Аганов может всё закончить прямо сейчас.

– Вот как мы поступим. Вы отправитесь в этот детдом и выясните о покойной всё. – Олсен и Виннер бодро встрепенулись от услышанного. – И если у нас, кроме пародии и фарфоровой фигурки, ничего не будет, то…

Полковник не собирался заканчивать фразу. Все трое, включая Реброва, спешно покинули кабинет.

Служебный «Форд» остановился у желтого трехэтажного здания ресурсного центра. Дворник из Средней Азии усердно расчищал тропинки, которые, словно сахарной пудрой, присыпал какой-то сумасшедший кондитер-сладкоежка. Огромные кованые ворота центра были закрыты. Обстановка напоминала начало одного из многих мистических фильмов о замке, в котором должны собраться главные герои и, конечно, злодей. Ребров демонстративно вытянул руку в сторону экрана одной из двух видеокамер, расположенных на заборе. Магия удостоверения сработала, и электрический механизм шумно и неторопливо отворил ворота.

– Салям-алейкум, уважаемый! – нарочно коверкая священное для мусульман приветствие, забавлялся лейтенант.

Дворник, прижав руку к груди, ответил ему.

– Где насяльника твоя? – не унимался Ребров, но после взгляда Виннер остепенился. – Вход, говорю, где тут у вас? Директор мне нужен!

– Здравствуйте! – кто-то громко кричал у открытой двери. – Идите сюда!

Кричавшим оказался охранник, открывший им двери. Человек склонных лет и не очень опрятного вида ожидал их в дверях. Спешно дожевывая остатки пищи и потирая руки друг о друга, мужчина с рыжей бородой обратился к полицейским.

– Чем обязаны? – явно нервничая, спросил он.

Кира, представившись в звании, развернула свое удостоверение. Мужчина приблизился, чтобы разглядеть написанное в нем, а вместе с ним приблизился и его неприятный телесный запах. Симбиоз пота, еды и сигарет.

– Мы хотим видеть директора, – намеренно притупляя обоняние рядом с этим индивидом, заявила девушка.

Охранник не успел осведомиться о намерениях, как с центральной лестницы послышалось:

– Здравствуйте, молодые люди. Я директор. Что-то случилось?

– Мы хотели бы поговорить с вами или с теми, кто застал детей на этом фото, – опять уже традиционно дерзко выступил Ливан, протянув фото женщине лет пятидесяти.

На акцент мужчины, безусловно, обратили внимание оба сотрудники детского дома. Появившаяся дама подозрительно прищурила свои зеленые глаза. В довольно привлекательной пышногрудой брюнетке чувствовался неоспоримый авторитет. Ухоженные немолодые руки с ярким маникюром и обилием золотых колец грациозно приняли протянутую фотографию.

– Эмма Игоревна Швец, – внимательно разглядывая фото, представилась она.

Охранник, на бейдже которого было написано «ЧОП "СКАТ". А. А. Сухой», пытался через руку директора тоже рассмотреть тех, кто был запечатлен на фото.

– Я думаю нам лучше продолжить в моем кабинете, – вернув снимок Ливану, женщина жестом указала направление.

Интерес к фото у охранника не пропал – он продолжил попытки рассмотреть изображение.

Увидев это, Ливан внезапно протянул снимок ему, чем сильно удивил рыжебородого.

– А вам знакомы эти люди?

Явно нервничая, охранник стал рассматривать фото, а Олсен следить за его реакцией. По глазам стало ясно, что лица в верхнем ряду ему ничего не говорили. Но когда его взгляд пошел по нижнему ряду, то в какой-то момент он остановил его. Зрачки его расширились, и он застыл на доли секунды. Затем спешно вернул фото директору, а когда сообразил, что получил его от Ливана, тут же исправился.

– Нет. Никого не знаю!

Все, кроме Ливана, направились вслед за директором. Датчанин замер на мгновение, читая реакцию мужчины. Тот же спешно удалился на свой пост.

– Как ваше имя? – явно подозревая мужчину во лжи, поинтересовался Ливан, догнав его.

– Сан Саныч, – уже закрывая дверь за собой, буркнул тот.

Довольно просторное помещение с недорогой, но симпатично расставленной мебелью отрылось взору полицейских. Стены кабинета почти полностью были укрыты коллективными фотографиями детей, а на прикрепленных полках гордо красовались кубки и медали разного номинала.

– Могу предложить чай или кофе?

– Спасибо, но мы хотели бы сразу перейти к делу.

Эмма Игоревна, скрестив пальцы рук, оперлась руками на стол и подалась вперед:

– Ну что же, я вас слушаю.

Кира и Ребров сели напротив, а Ливан, отказавшись присесть, внимательно осматривал кабинет директора. На одной из стен были коллективные черно-белые фото.

– Дело в том, что нас интересует характеристика одной из выпускниц этого заведения, – как всегда, деликатно и обаятельно начала Кира. – Ее зовут Виталина. Вот она. – Виннер снова протянула фотографию и указала на девочку в верхнем ряду.

Директор более внимательно посмотрела на этот раз на конкретную персону. Ливан наблюдал за мимикой ее лица. Женщина перевернула фото и увидела на нем дату. Затем она встала и направилась к стеллажу с фотоальбомами. Открыв один из альбомов, Эмма Игоревна развернула его к полицейским со словами:

– Вот этот выпуск.

Такое же фото, только в четыре раза больше размером, было закреплено на одной из страниц. Затем женщина развернула альбом и, пролистав несколько страниц, вновь повернула его к гостям. На них печально смотрела девочка совсем невзрачного вида. Такого ребенка в толпе других детей можно было и не заметить. Под фото была надпись: «12 декабря 2005 года. Козлова Виталина Альбертовна».

– На нее есть подробная характеристика и на тех, кто ее удочерил. Но мы не имеем права разглашать данную информацию.

– Нам известно, кто и когда ее удочерил. Нам хотелось бы узнать…

– Кто ее убил, – стоя спиной к остальным и разглядывая вторую стену, уже с цветными фотографиями, громко перебил Киру Ливан.

Женщина от услышанного вздрогнула и открыла рот, пытаясь что-то сказать, но ей помешал спазм.

– Вы ведь работаете здесь примерно три-четыре года? – Ливан, медленно обернувшись, обратился к уже не казавшейся такой авторитетной, как ранее, женщине.

– Почти пять лет, – очень тихо ответила она на вопрос.

– Значит, вы не знали эту девушку лично, так как в 2007 году ее удочерили приемные родители, – как всегда, без эмоций сверлил собеседницу взглядом Олсен.

– Да… То есть нет. Не знала. Как и сказала, я приняла эту должность в 2016 году.

– А сколько лет тут работает Сан Саныч? – неожиданно для всех задал датчанин следующий вопрос.

С недоумевающим лицом директриса откинулась на спинку стула.

– Я точно не помню.

– Он работал тут раньше вашего назначения?

– Точно нет. Я пришла сюда, когда охраны еще не было. Был только сторож.

Посмотрев на Киру, Ливан передал ей эстафету.

«Неужели мы теперь имеем общие немые сигналы?» – подумала Виннер и покорно продолжила общение.

– Эмма Игоревна, я бы хотела, чтобы вы дали нам копию характеристики этой девушки. Тем самым вы поможете расследованию.

Прибегнув к приему, называемому в психологии «свой – свой», Кира повысила значимость ошеломленной от заявления Ливана женщины. Налив в стакан воды из стоящего на столе графина и жадно осушив его, Эмма Игоревна потихоньку стала приходить в себя.

– Хорошо. Я сделаю так, как вы хотите, – уже более твердым голосом произнесла она. – Но скажите, как это случилось?

Виннер опять не успела ответить со свойственной ей деликатностью, как Олсен выдал без прикрас:

– Сперва ей подожгли гениталии, а затем, накинув удавку на шею, задушили…

От такого ответа не сдержался даже Ребров, не проронивший ни слова в кабинете до этих пор.

– Ну завязывай уже, Лева! Видишь же, человеку плохо.

– Извините за мою прямоту. Мы, писатели, порой очень любим видеть живые эмоции, – более дружелюбно обратился Ливан к женщине.

– Писатель?.. – удивилась она.

Кира, решив закончить этот цирк, произнесла:

– Вот мой номер телефона, – и, вложив Эмме Игоревне в ладонь визитку, попыталась обратить на себя внимание. – Если вы вдруг вспомните что-то еще, то дайте знать. И пожалуйста, дайте нам копию характеристики.

– Предыдущий директор этого заведения еще жив? – внезапно продолжил Ливан в уже знакомом для всех участников диалога стиле.

– Думаю, да. Но…

Ливан перебил директора очередным вопросом:

– А за что его уволили?

По глазам женщины стало понятно, что и она, и Олсен уверены, что именно уволили, а не самостоятельно покинул пост человек. Невольная ложь попыталась было сорваться с губ директора, но датчанин, опередив это гиблое дело, прищурился и наклонил голову влево, как бы говоря по Станиславскому: «Не верю!»

– Этого я вам сказать не могу, – уже не скрывая раздражения, ответила женщина. – Если у вас ко мне нет больше вопросов, то я вынуждена проститься. У меня много дел.

– Да, конечно. Спасибо. Вы очень помогли нам, – Кира снова сгладила углы. Все трое попрощались и спустились вниз без сопровождения. Проходя мимо КПП, Ливан пристально смотрел в глаза плохо пахнущему человеку с рыжей бородой, но тот всячески избегал встречи с его взглядом. Охранник лишь робко кивнул на прощание.

– Я хочу завтра знать о нем все, – сказал он Кире.

– Обязательно, если нам завтра еще дадут такую возможность, – без твердости в голосе сказала капитан: впервые ее тоже посетили сомнения, как и Аганова.

– А еще нам необходимо поговорить с предыдущим директором. Завтра же.

Ребров посмотрел на Киру, ожидая услышать отказ на просьбу неугомонного и бестактного датчанина. Но она утвердительно кивнула, и Сергей разочарованно выдохнул.

Всю обратную дорогу Виннер говорила по телефону с Агановым, пытаясь убедить его в том, что они идут по верному следу. Было очевидно, что полковник имел иную точку зрения. Ребров и Ливан не проронили ни слова: один внимательно слушал, второй в полумраке пытался отличить заснеженное дорожное полотно от кювета. Преодолев наконец дороги в Ленинградской области, «Форд» остановился в центре города у ярко освещенной и новогодней «Астории».

– Завтра я раздобуду контакты бывшего директора, а после встретимся. Жди моего звонка, – плохо скрывая отчаяние, обратилась Кира к Ливану.

Датчанин утвердительно кивнул, но, уже почти захлопнув дверцу, вдруг сказал:

– Раз трудно – значит, правильно. По крайней мере, в моей жизни всё лучшее доставалось мне нелегко, – а после подмигнул Кире и улыбнулся.

Через боковое зеркало служебного авто она всё еще молча смотрела на удаляющегося Олсена, а когда силуэт его совсем исчез из вида, поймала себя на мысли, что этот странный, беспардонный, но всё-таки профессионал никому не позволит бросить всё на полпути.

Попрощавшись у парадной своего дома с Ребровым, капитан полиции в принудительном порядке заставила себя расстаться с тяжелыми мыслями – и теперь по лестнице уже шла желанная многими мужчинами и идеально одинокая Кира Виннер. Чтобы окончательно расслабиться, она решила отказаться от любимой минералки в пользу пары бокалов красного. Пить в одиночку не входило в ее план, поэтому она набрала номер соседки.

– Тяжелый день, капитан? – ответила та очень быстро и очень тепло.

От услышанного голоса Кира невольно улыбнулась. Ее внезапно посетило ожидание чего-то по-настоящему хорошего и душевного.

– У тебя есть красное?

– Заходи! Для тебя найдем обязательно!