Текст книги "Катана для оргáна"

ГЛАВА XXVIII. Mondschein117117
  ^* Лунная соната. Соната для фортепиано №14 до-диез минор, ор. 27, №2 Людвига ван Бетховена (1800).


[Закрыть]

Ночь прошла без приключений. Иш’ар, как обычно, проснулся со своей дурацкой фразой «Так устроена наша цивилизация». Она уже немного раздражала Христофора, но не сама по себе, а из-за того, что он стал постепенно её напевать, придав этой фразе ритм и придумав мотив. И теперь эта музыкальная фраза прилипла и постоянно крутилась в голове.

Та—ак ус—трое—на

Наша ци—вили—заци—я…

Множество раз пропев про себя эту фразу до и во время завтрака, Христофор не выдержал и спросил:

– Иш’ар, а почему вы, просыпаясь, всё время произносите эту фразу?

– Мне сложно объяснить… Это… в общем, это не я её произношу.

– Как это? Опять что-то из области четырехмерной седьмой оси координат?

– Ну, в общем, да… Как бы вам попонятнее… Вот вы, допустим, проснулись и потянулись. И у вас хрустнули суставы, бывает такое?

– Конечно, постоянно!

– Ну вот, – обрадовался Иш’ар, – считайте, что у меня как бы такой фразой хрустят суставы.

«Вот даже для гомункулуса он странный!» – подумал Христофор.

После завтрака он аккуратно сложил и убрал в свою безразмерную многофункциональную сумку монашеское платье, предварительно достав оттуда более удобную одежду для себя и Иш’ара, и стал тщательно одеваться, прилаживая на тело слой за слоем предметы одежды и экипировки. Когда после нескольких оболочек кевлара настала очередь чёрного плоского ранца с капроновыми ремнями, вопрос задал Иш’ар:

– А что это у вас за штуковина сзади?

– Это параплан, – ответил Христофор, тщательно застегивая и завязывая ремни, – для подстраховки.

– Чтобы делать пар?

– Не совсем. Поскольку я не умею так, как вы, порхать вдоль потусторонних осей координат, приходится пользоваться местными заменителями крыльев. Никогда не знаешь, куда тебя занесёт и с какой высоты придётся прыгать.

– А, понятно, это как протез. Сможете теперь летать как птица?

– Как птица вряд ли, скорее как лист фанеры над Парижем. Но в хорошем смысле. А вообще, всё зависит от ветра.

Кевларовую бороду Христофор решил сегодня не наклеивать, в ней было слишком жарко. Но пуленепробиваемые очки и кепку на всякий случай надел. Чтобы прикрыть асимметрично маленькое новорождённое ухо, на Иш’ара пришлось напялить импровизированный берет, на скорую руку сшитый Христофором из двух бандитских масок. В нём Иш’ар действительно стал походить на художника, но не на Ван Гога, а скорее на Рембрандта… правда, только беретом.

Когда с приготовлениями было покончено, и они подошли к «Белоснежке», Руслан только присвистнул, увидев вместо монахов двух вполне нормальных «челноков». Христофор вопросительно взглянул на него.

– Я не забыл, – ответил на его немой вопрос Руслан. – Ничего не спрашиваю, ничему не удивляюсь.

– А пацаны… неужели ещё в кузове? – спросил Христофор.

– Нет, уже съездил и передал их в надёжные руки на перевоспитание. Ну что, по коням?

Через два часа они были на месте.

– Полигон вот за этими деревьями, – объяснил Руслан, – там увидите, тропинка ведёт прямо к дыре в заборе. Вас подождать?

– Нет, спасибо, Руслан. Вы и так нам здорово помогли. Поезжайте… И знаете ещё что? В белом фраке в России нужно ходить с охраной. Подумайте о напарнике.

– Подумаю. Спасибо.

– Иди с Богом, – Христофор пожал ему руку, а затем перекрестил, забыв, что сегодня он уже не священнослужитель, а кладоискатель.

От дыры в заборе тропинки расходились веером по всему участку, заросшему высокой травой, кустарником, а кое-где и молодыми берёзками. Если бы не торчащие над травой тут и там ржавые железяки, блестящие замысловатой формы сосуды с кусками патрубков и груды паллет, на которых было навалено или насыпано нечто разноцветное, то полигон промотходов можно было бы принять за обычный пустырь. Над цветами иван-чая кружились бабочки. Было тихо. Ничего зловещего, никаких прыгающих и стонущих аппаратов, леших и зелёных чёртиков. Людей тоже было не видно и не слышно. Самая протоптанная тропинка вела к покосившейся круглой башне химического реактора, господствующей над местностью. Туда (видимо, как и все посетители до них) и направились Христофор и Иш’ар.

Вокруг реактора трава была вытоптана, что делало площадку похожей на городскую площадь с памятником посередине. Это и вправду был памятник – бесхозяйственности, глупости и напрасно потраченным усилиям и ресурсам. Огромный реактор был сделан из высококачественной нержавеющей стали такой толщины, что ни один из вандалов не смог выпилить из него ни единого кусочка, хотя царапины в его нижней части говорили о многочисленных попытках такого рода.

Никогда раньше Христофору не доводилось лицезреть промышленное оборудование таких масштабов. Круглые смотровые окошки реактора, крыловидные выступы на корпусе и змеевики теплообменников вызвали у него ассоциации с батискафом, который, потерпев крушение, воткнулся в дно океана.

В отличие от Христофора Иш’ар не обратил на реактор ни малейшего внимания, он крутил головой, словно прислушиваясь и принюхиваясь, и наконец сказал:

– Я его чувствую! Стеклоизофрен должен быть недалеко.

«Ну наконец-то!» – подумал Христофор. – Значит молитва помогла, – сказал он вслух. – Как будем искать? Прочёсывать местность по квадратам, пока вы его не унюхаете?

– Лучше пойдём по раскручивающейся спирали из центра.

– Хорошо, тогда я иду за вами, – он ещё раз огляделся по сторонам. Вроде всё чисто.

Идти было неудобно, приходилось всё время смотреть под ноги, чтобы не наступить на торчащий штырь или кусок стекла или не зацепиться за обрывки колючей проволоки. Местами попадались лужи с маслянистой жидкостью и даже осиные гнёзда. После третьего круга пришлось очищать одежду от колючек репейника, к тому же стало жарковато – Христофор в своей амуниции взмок и то и дело вытирал пот со лба. Ишар же, в отличие от него, выглядел совершенно сухим, и даже не снял берет. «Так, голубчик, а может ты ещё и тень не отбрасываешь? Нет, тень присутствует. Значит не призрак».

– Вам не жарко? – решил изучить проблему потоотделения у инопланетных туристов Христофор.

– Нет, это не предусмотрено, – отозвался Иш’ар, опять ставя своим ответом в тупик.

Не теряя бдительности, продолжавший прислушиваться Христофор уловил периодически доносившийся неравномерный стук, который исходил то из одного места пустыря, то из другого. Видимо, очередной искатель экзотики пришёл что-нибудь отломать. Однако, каждый раз вглядываясь в направлении источника звука, Христофор никого не мог разглядеть за кустами и высокой травой.

Время от времени Иш’ар останавливался, словно прислушиваясь к самому себе, иногда опускался на корточки и ощупывал рассыпанные окатыши, куски шлака или обломки оборудования.

Христофору было скучно, и он решил мысленно писать письмо отцу Фабио.

«Дорогой отец Фабио… Поиски посланника, о котором мы говорили, закончились для меня сумасшедшим домом. Нет, лучше – привели меня в сумасшедший дом. Нет, тоже нехорошо. Закончились тем, что я обнаружил его в психушке, как я и предполагал. Он не похож на ангела небесного. И он точно не Мессия. Хотя он и говорит о своём предназначении, словно пророк, но при этом ничего не проповедует и ничего для других не делает.

Очевидно, что он и не робот-гомункулус, хотя и в этом я до конца не уверен. Например, он не потеет, не смеётся и даже не улыбается. Много спит, а когда просыпается, всегда твердит как попугай одну фразу: «так устроена наша цивилизация», и утверждает, что это происходит у него непреднамеренно. Самое же удивительное, то, что он обладает способностью мгновенно перемещать предметы, правда, не все, а только такие, как стулья, кресла или скамейки. Выглядит это как фокусы в цирке, и хотя страна, где мы сейчас находимся, действительно похожа на цирковую арену, но для большинства зрителей представление не носит развлекательного характера.

Посланником я его также считать не могу, потому что он ни разу не намекнул о том, кто его послал и для чего. Подозреваю, он оказался здесь по собственной воле или по воле случая, потому что то, что он всё время ищет, нужно ему только для того, чтобы вернуться обратно. Куда? Сие покрыто мраком…».

– Вы бы мне подсказали что ли, на что он похож, я бы тоже искал, – обратился Христофор к Иш’ару.

– Я сам точно не знаю. Он даст мне знать – я тогда почувствую резонанс.

– Какой резонанс? – машинально спросил Христофор, но пожалел об этом, когда Иш’ар сразу ответил:

– Плазмонный, не циклотронный же!

– Ну да, разумеется, мог бы и сам догадаться, – пробормотал Христофор, пообещав самому себе больше не задавать ему вопросов.

Спустя ещё час, Иш’ар снова остановился, покрутил головой, потом поднял руки ладонями вперёд и шагнул прямо в куст ивы. Христофор поспешил за ним.

– Здесь! – сообщил Иш’ар. Он улыбался. Впервые за всё время их знакомства.

Из мокрой земли торчала округлая ёмкость, напоминающая тот реактор, с которого они начали свой обход, но гораздо меньшего размера, по крайней мере, в надземной части. На металлическом корпусе были видны следы потёков.

– И где он? – спросил Христофор.

– Внутри.

– Точно?

– Нужно достать, убедиться.

Христофор подошёл к металлическому сосуду, схватился за выступ, напоминающий стабилизатор ракеты, и попробовал аккуратно его пошевелить, потом сильнее, потом со всей силой. Штуковина едва шевельнулась.

Тогда он открыл свою сумку, вытащил оттуда сапёрную лопатку и дал её Иш’ару.

– С Богом. Откапывайте.

Он присел на свою сумку, а Иш’ар встал на одно колено и начал отбрасывать мокрую землю от основания реактора. Получалось у него не очень. Христофор, однако, не торопился ему помочь, полагая, что не царское это дело копаться в грязи. Не забывая поглядывать по сторонам, Христофор продолжил письмо. «Что касается меня, дорогой отец Фабио, то я смог устроиться охранником на свалке промышленных отходов. Пока бесплатно. Работа скучноватая…».

– Иш’ар, скажите, а нельзя ли привлечь ваши потусторонние координатные оси для ускорения процесса? – спросил он, стараясь придать голосу интонацию искренней заботы.

– В принципе можно, если потренироваться. Но у нас до ночи ещё есть время. Мы и так смотрите, как быстро нашли.

– Быстро? Ну, если несколько дней это быстро…

– У нас с вами разная скорость восприятия времени.

«Как мне надоели эти его загадки, – подумал Христофор, – и языком уже овладел, а всё равно выражается непонятно».

На боку реактора показались буквы. После ещё нескольких взмахов лопаты появилась и вся надпись: «Агрегат №13 – 14/05/80—M». Ещё через полчаса от земли было очищено смотровое окошко, оно было герметично вделано в агрегат и закреплено дюжиной толстых стальных винтов со специальными головками.

Христофор встал и подёргал агрегат ещё раз. Теперь он заметно шатался при приложении усилия.

– Это открывается? – показал Иш’ар на стекло.

– Могу только взорвать, – сказал Христофор серьёзно, – будете собирать по полигону ошмётки изофрена после взрыва?

Иш’ар подумал, очевидно оценивая свои возможности.

– Нет, лучше не надо, – сказал он, – попробуем сделать немного по-другому. – Он сел на землю, скрестил ноги и закрыл глаза.

Христофор отошёл от него подальше, предполагая, что сейчас откуда-нибудь прилетит стул, скамейка или на худой конец гаечный ключ, но ничего подобного не произошло. Иш’ар продолжал сидеть с закрытыми глазами и, видимо… спать. Тогда Христофор обошёл вокруг агрегата №13, схватился за «стабилизаторы» и попробовал ещё раз раскачать конструкцию, как обычно делают при корчевании пней. С каждым его усилием амплитуда движений агрегата всё увеличивалась. Когда он накренился больше, чем на 45 градусов, на его противоположном боку показалось круглое отверстие без стекла. Христофор вытер пот со лба, а Иш’ар открыл глаза и сказал:

– Ну вот, получилось и без взрыва.

Христофор изумлённо взглянул на него – тот не сказал свою коронную фразу «Так устроена наша цивилизация».

– Вы не спали!

– Нет, просто ждал, когда вы что-нибудь предпримите.

– Настолько были в этом уверены?!

– Ага, – простодушно ответил Иш’ар.

Христофор было разозлился, но потом ему сделалось смешно, как ловко его провели.

Металлический стук раздался совсем рядом. Христофор резко обернулся, но опять никого не увидел. Взяв в руку сапёрную лопатку, он пролез сквозь кусты и обошёл вокруг зону раскопок. Никого. «Кто-то играет со мной в кошки-мышки или эти агрегаты перестукиваются между собой сами, как об этом рассказывал Руслан?».

Иш’ар тем временем, встав на колени и просовывая руку в нижнее отверстие, доставал из агрегата куски желтоватого материала, похожего на канифоль, и помещал их в огромную жестяную банку, на которой было написано «Сельдь тихоокеанская жирная». Вид у него был такой счастливый, будто он выкладывал на весы только что добытые золотые самородки.

– И вот это… эти какашки и есть изофрен? – не сдержался Христофор.

– Стеклоизофрен, – поправил его Иш’ар. – Почти. Смотрите, – он поднёс к уже сложенной в банке кучке ладонь и немного поводил ею. – Видите?

– Нет. Что я должен видеть?

Иш’ар посмотрел на Христофора, соображая.

– В очках не видно. Попробуйте без них.

Христофор, не забыв предварительно просканировать пространство вокруг, снял защитные очки.

Иш’ар ещё раз поводил ладонью над жёлтым веществом. Слой верхних гранул вдруг осветился синеватым пламенем, как будто их полили спиртом и подожгли.

– Теперь видно?

Очередной фокус. По сравнению с летающей скамейкой не впечатляет.

– Это он так «даёт о себе знать»?

– Да, эффект слабый, потому что это полуфабрикат. Нужно будет шаманить для усиления. Спички у вас есть?

– Найду.

– Прекрасно. Здесь даже больше, чем нужно. Хватит и мне, и вам.

– Мне-то зачем? – Христофор не мог отделаться от ощущения, что Иш’ар вошёл во вкус и теперь всё время над ним подтрунивает. – У меня же и баритонной пружины нет.

– Барионной, – поправил его Иш’ар. – За это не беспокойтесь, я всё организую, клянусь, – добавил он голосом Руслана.

– Ну спасибо, обнадёжил, – вздохнул Христофор, не зная, как на это реагировать.

Иш’ар пошарил рукой в Агрегате №13 и высыпал в банку последнюю щепотку гранул.

Когда они вернулись на площадку с круглой башней реактора и Иш’ар попросил развести костёр, Христофор уже не удивился. «Как же «шаманить» без огня! Сейчас начнет плясать вокруг костра, кидать в огонь свою жёлтую крупу и бить в банку из-под селёдки как в бубен. Интересно только, будет ли он при этом что-то петь и вызывать духов предков, пока у него не пойдёт пена изо рта? Или во время камлания он вскарабкается на башню и спорхнёт оттуда как в замедленной съёмке?

Пока он разводил костёр, Иш’ар – сама деловитость – прикатил откуда-то ещё и пустую ржавую бочку.

– С ней будет удобнее, – объяснил Иш’ар.

– Понятное дело, как же без неё, – кивнул Христофор.

От всех этих приготовлений Христофору было не по себе – ощущение нереальности происходящего не покидало его ни на минуту. «Дорогой отец Фабио, извините мои сомнения, но ожидания Его Святейшества, ради которых я отправился в эти дикие места, очень контрастируют с видом пустыря, на котором неподвластный моему пониманию язычник совершает обряд, кажется, только для того, чтобы заставить меня чувствовать себя абсолютным дураком. Пока я не могу себе представить, что буду делать, если этот фокусник прыгнет в костёр, накрыв себя бочкой, и исчезнет, как не могу представить и того, что я буду делать, если его фокус не удастся, и он останется здесь. Куда мне его тогда тащить? Ночью…».

В костёр, однако Иш’ар прыгать не стал. Вместо этого он поставил банку из-под селёдки на две палки и стал нагревать её содержимое на углях.

– Вот это правильно, – сказал Христофор, – я тоже думаю, что пора заняться ужином. У меня есть соль, если нужно.

– Нет, соль как раз не обязательно, – ответил Иш’ар.

Гранулы в банке скоро расплавились и превратились в однородную густую жидкость. Её цвет постепенно менялся с золотисто—коричневого на голубовато-серый. Иш’ар отодвинул свой импровизированный тигель от костра и посмотрел на небо. Христофор последовал его примеру и тоже поднял голову.

Солнце зашло. Вечернее небо было безоблачным и равнодушным. Сквозь ветви деревьев, окаймляющих пустырь, за ними подглядывала восходящая луна.

– Ну вот, теперь у нас есть стеклоизофрен, – удовлетворённо подытожил Иш’ар.

Христофор взглянул на расплав в банке.

– Не знаю, как на счёт изофрена, но на стекло не похоже совсем.

– Это всего лишь название. Всё как-нибудь называется, и никогда суть и название не совпадают. Разве вы найдёте хотя бы двух человек, которые одно и то же слово поймут идентично?

– Никогда не думал о словах, – сказал Христофор, – они разные в разных языках, а вот нота – один и тот же звук – на многих оказывает вполне одинаковый эффект.

– Нота! А не её название, – заметил Иш’ар.

Он поднёс к глазам указательный и большой пальцы, сложенные колечком, будто держал зажатую между ними песчинку или волосок, потом простёр ладонь над банкой, прицелился и сделал движение, словно кидал что-то невидимое в расплав. По-видимому, что-то туда действительно попало. Потому что сразу же после этого содержимое банки пришло в движение. Буквально за секунду расплав кристаллизовался, и Христофор увидел множество кристаллов, поднявшихся над краями банки. Они были прозрачные и испускали пульсирующий синий свет.

– Фокус-покус, – объявил Иш’ар.

«…впрочем, дорогой отец Фабио, обстановка вокруг меняется столь быстро, что все мои предыдущие рассуждения могут оказаться необоснованными, ибо самоуверенный визитёр, сидящий сейчас передо мной, и тот жалкий заморыш, которого я вытащил из психушки пару дней назад, это две совершенно разные личности. В противном случае я сам не могу быть уверенным в том, что не сошёл с ума, не сплю или не нахожусь между небом и землёй…».

– Подождём, пока луна поднимется повыше, чтобы активировать пружину.

– Пружина свалится прямо с Луны? – Христофор всё ещё пытался иронизировать, но ему было не до шуток. Он чувствовал, что теряет контроль не только над ситуацией, в которой находился, но даже над своими собственными реакциями на эту ситуацию.

– Нет, просто интенсивность лунного света увеличится. Можно активировать и солнечным светом, но только сразу после восхода, иначе…, – Иш’ар вдруг замолчал, внимательно глядя на Христофора. Никогда до этого у него не было такого взгляда и такого выражения лица.

«Вот так, наверное, удав и смотрит на кролика», – подумал Христофор, чувствуя, как у него напрягаются мышцы пресса, – «теперь у него вылезут клыки и глаза станут желтыми как у Майкла Джексона в клипе. Что ж, придётся тогда свернуть ему шею».

Однако клыки у Иш’ара не появились. Он снова начал говорить, но его слова, предложения, состоящие из этих слов, и мысли, стоящие за этими предложениями, вызывали ощущения укусов, словно собаки одна за одной бросались на Христофора и впивались в руки своими зубастыми пастями.

– Честно говоря, – начал Иш’ар, – в этот раз квест мне не понравился. Обычно все параметры общей среды уже заданы, и ты своими действиями можешь создать некоторое число вариантов локальных ситуаций, каждую из которых можно опробовать методом «тыка». Но не в этот раз. В этот раз любое решение было безвозвратным, хотя и не вело к фатальным ошибкам. У меня в какой-то момент даже возникало ощущение, что это не я управляю игрой, а она мной! Я мог только делать паузы на сон, во время которых накопленная информация усваивалась, но не выйти из игры, пока цель не достигнута. Почти как в жизни!

– Что… Что вы называете игрой, Иш’ар? – спросил Христофор, чувствуя нарастающее волнение.

– Ну как что? Наше приключение по поиску стеклоизофрена, что же ещё? Точнее моё приключение. К вам это не могло относиться по определению.

– По какому определению? Я ни черта не понимаю!

– Об этом я и начал говорить. Дело в том, что в этом квесте именно вы удивили меня больше всего.

– Чем же это? – Христофор видел, слышал, что Иш’ар говорит, силился уловить смысл его слов, но не мог, и от этого волновался всё больше.

– Тем, что вас сделали настолько… многовариантным и натуральным.

– А я, по-вашему, не натуральный? – скрипучий процесс понимания собеседника вдруг остановился как конвейер, едва в Христофоре встрепенулся инстинкт, требующий продемонстрировать свою натуральность наиболее простым способом.

Но Иш’ар только рассмеялся.

– Вопрос терминологии. Раньше таким как вы и в голову не могло прийти задать подобный вопрос, а в этой версии поглядите-ка! Вы не только его задаёте, но ещё и реально злитесь! Браво! Извините меня, я понимаю, что вы тоже считаете себя личностью, и не хочу вас обидеть. Более того, я даже готов вам помочь, честно! Не может же быть, чтобы стеклоизофрена оказалось больше, чем мне нужно, просто так. Значит такой вариант был предусмотрен, а реализовался он, в том числе, благодаря вашим решениям.

Христофор усилием воли сдержал желание схватить Иш’ара, перевернуть, засунуть головой в ржавую бочку, сплющить её одним ударом кулака и положить в костёр. Видимо, этот живописный сценарий отразился в его глазах, потому что Иш’ар поднял руку, словно защищаясь, и сказал:

– Хорошо, хорошо, я попробую вам объяснить более подробно, но не гарантирую, что вы поймёте, так что прошу заранее извинить.

Христофор закрыл глаза, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, и снова открыл глаза. Теперь он, наверное, был готов услышать любую чушь, заранее зная, что ничего, кроме чуши, сказано не будет.

– Дело в том, что вам только кажется, что вы – человек, и вы живете в какой-то стране на планете Земля. Также вам кажется, что такой же как вы человек, пусть и странноватый по вашему мнению (это я говорю о себе) сидит сейчас рядом с вами и говорит вам какую-то чушь. На самом деле – говоря «на самом деле», я имею в виду ту реальность, о которой знаю только я, но не вы – так вот, на самом деле, вы просто часть искусственной, очень качественной, но декорации, специально созданной для квеста или проще – для игры. В эту игру в данный момент играет ваш покорный слуга, то есть я. Понимаете? Но не тот я, который сейчас сидит рядом с вами, а другой, настоящий, который физически сейчас находится за пределами театра наших действий здесь, в совершенно других системах координат и измерениях. Это всё равно как… Вот представьте спектакль в театре. Сцена, на сцене артисты изображают отношения, страсти, чувства, действия, да? Они это делают по определённому сценарию, но могут иногда и импровизировать. Но они не могут импровизировать таким образом, будто никакого сценария нет вообще или у каждого актёра свой собственный сценарий в голове. Тогда между ними не получится взаимодействия, или оно будет хаотичным, так? Вы, конечно, можете возразить, что в реальной жизни людям удаётся взаимодействовать и без сценария. Но согласитесь, что результаты этого взаимодействия как раз и выглядят большей частью как хаос, несмотря на то что какие-то элементы сценариев в виде законов, принципов или целей всё время создаются.

Теперь представьте, что все актёры на сцене – это статисты, то есть, по сути, часть декорации. Кроме одного единственного, для которого эта декорация вместе с актерами-статистами и создана. Только для этого единственного актёра написана роль. Для него одного определили его предназначение, перед ним одним поставлена задача, которую он должен выполнить в спектакле-игре. Поэтому он не актёр, а Актор – действующее лицо. Представили?

А теперь вообразите, что этот единственный в игре Актор – всего лишь кукла, которой управляет кто-то, находящийся вообще вне этой сцены и вне этого театра. Этот кто-то и есть Игрок. Для управления Актором Игрок, начав игру, буквально перевоплощается в эту куклу. Теперь он вынужден играть по тем законам и правилам, которые установлены для таких кукол в этом спектакле и среди этих декораций. К тому же нельзя выйти из игры, пока цель не достигнута, то есть пока спектакль не закончится!

Перевоплощенного в Актора Игрока называют также аватаром. Это всего лишь проекция Игрока в системе координат данного театра и данной сцены. Другими словами, я, Иш’ар, который сейчас вам всё это рассказывает, всего лишь проекция, аватар. Поскольку главная задача выполнена – стеклоизофрен найден – теперь может быть активирована барионная пружина, которая вернёт меня к исходной точке и для Игрока весь этот спектакль закончится. И только на данной стадии игры я получил возможность сообщить вам об этом. А раньше, по независимым от меня причинам, такой возможности у меня не было. Так что без обид, я вам не врал и вас не обманывал.

– Проекция – это ведь как отражение? Как зайчик на стене? Если вы – всего лишь проекция, как же вас могли схватить, поместить в психушку, оторвать ухо? Зайчик на стене схватить нельзя.

– Я же не двумерная проекция и даже не трёхмерная. Поэтому и ухо можно оторвать, но оно появится снова, поскольку с эталоном аватара ничего не происходит, он хранится за кулисами.

Христофор вспомнил, что Иш’ар говорил про свою «другую концепцию» и кивнул.

– Продолжайте.

– Теперь, собственно, о вас, то есть о декорациях. В театре могут быть примитивные декорации – что-то типа плоских рисунков, намалёванных на картоне. Могут быть более продвинутые декорации – трёхмерные модели, неотличимые внешне от настоящих предметов и объектов. Могут быть ещё более сложные декорации, дополненные соответствующими звуками, запахами, имитацией смены температуры, влажности и прочих параметров окружающей среды. Последний вариант будет сильно отличаться от плоских рисунков на картоне, не так ли? А теперь попробуйте вообразить, что декорацию сделали настолько сложной и реалистичной, что она не только выглядит, как реальность, но и ведёт себя, как реальность. То есть это уже не та массовка или статисты, которые на заднем фоне стоят, ходят или танцуют в соответствии с указаниями режиссёра, а практически реальные люди, у которых достаточно степеней свободы для принятия разнообразных решений и реагирования на различные ситуации. Но! Всё равно только в пределах границ, установленных создателями спектакля.

Ещё раз. В самой сложной версии декорации условный «статист» получает не только облик и тело, но и собственное сознание, дающее ему возможность думать, помнить, обучаться, любить, размножаться, действовать, развиваться – ЖИТЬ! Единственное, что он НЕ получает, так это знание о том, что он является всего лишь декоративным участником в чужом спектакле.

Так было в прошлых играх. Но в настоящем квесте сложность декораций поднялась ещё на один уровень. И это меня удивило больше всего. Теперь, наблюдая, как действуете вы, я понял, что вы не просто программная функция помощника, и не только обладаете сознанием, памятью о своём прошлом, сложными чувствами и эмоциями, талантами, собственными желаниями и видением целей. Но, оказывается, вы способны влиять на сам сценарий игры! Получается, что программа игры позволила вам в какой-то степени изменять её, по крайней мере в той части, которая касается вас самих. Это поразительно!

Вы, разумеется, не в состоянии превратиться из декорации в Актора, это место занято. И поэтому вы не можете повлиять на цель, которая установлена для меня, главного действующего лица. Но в остальном… у вас появились степени свободы выбора… Как это ни забавно звучит в отношении, я извиняюсь, предмета декора.

Христофор молчал, пытаясь осмыслить всё сказанное.

– Я вам не верю, – наконец сказал он, – просто не верю и всё. Я же лучше знаю, что оказался здесь вовсе не потому, что кто-то спроектировал мой маршрут. Этому предшествовало столько событий, с таким количеством развилок, в которых я выбирал направление движения, основываясь на таком количестве закономерных или случайных факторов, что ни один «игрок», как вы его называете, не смог бы спрогнозировать это заранее, как ни один сценарист не смог бы описать траектории судеб нескольких миллиардов человек, с которыми я живу одновременно на этой планете. Человечеству тысячи лет. О какой игре можно говорить на таких отрезках времени? Это смешно.

– Я же уже говорил вам, что у нас с вами разное восприятие времени. Но даже если бы оно было сопоставимо, почему бы вам не предположить, что в игру могут играть и несколько поколений игроков. Пьесы Шекспира когда были написаны? А их до сих пор ставят и играют.

– Но в спектакле по пьесе Шекспира, не принимает участие таинственный аватар какого-то там внеземного сверхсущества, которого другие актёры-статисты ошибочно бы приняли за себе подобных.

– Это потому, что пьеса, а по сути программа, управляющая действиями актёров, несравнимо примитивнее тех квестов, которые создаются отнюдь не людьми.

– Вам нечем доказать, то, что вы тут наплели. Это заявление из разряда недоказуемых, а значит относится к категории веры или неверия.

– Ну отчего же? Сейчас вы сами станете свидетелем того, как я активирую барионную пружину и выйду из этой игры в качестве аватара. Для вас я просто исчезну, а вы останетесь в тех же самых декорациях – когда спектакли не идут, театр же никуда не исчезает. Разве это не достаточное доказательство? А знаете сколько таких доказательств уже было в истории вашего театра, декорации которого вы принимаете за вашу собственную самостоятельную цивилизацию? Имя Иисус Христос вам ничего не говорит?

– Ещё как говорит! Именно Он как раз и является доказательством того, что мы не декорация. Если две тысячи лет назад это была игра, то кто же тогда был аватаром «реального» игрока?

– Ну это же очевидно. Он сам и был. Это был ЕГО квест.

– Вы, очевидно, запамятовали, что Он был распят. Чего, как вы сами утверждаете, невозможно сделать с проекцией.

– Да? И где тогда его тело?

– Оно вознес… – Христофор осёкся, увидев усмешку Иш’ара и поняв, куда он клонит.

– А где тело Чингисхана? А фараона Хеопса? Тоже вознеслись? Если в те времена, когда они играли, для обозначения артефактов применяли иные термины, нежели стеклоизофрен, это ещё не значит, что суть игры была другой. Миссия закончена, игра завершена, игрок пошёл по своим делам, а его аватар исчез со сцены театра.

– Не очень-то скромно, сравнивать себя с такими выдающимися историческими личностями. Сколько вы тут находитесь? Недели? Месяцы? Или может быть часы по вашей шкале? И какова, мне интересно, та «великая» миссия, которая веками будет храниться в памяти народов Земли после того, как вы получите своей пружиной под зад и улетите?

– А кто сравнивает? Если богач арендовал «Роллс-Ройс» на пять лет, а я на один день взял «Фиат» за 20 долларов, этим я разве сравниваю себя с богачом? Но сам принцип аренды остаётся тем же. Вот о чём я. А что касается выдающихся исторических личностей, как вы их называете… Выдающиеся они только в вашем собственном воображении, воображении реквизита, я извиняюсь. Вы только представьте себе: игрок давным-давно отыграл свой квест, его аватар, разумеется, сразу исчез после окончания игры. А в ходе этой игры он переломал кучу декораций, уничтожил многих актёров и поджёг театр. И что делают уцелевшие статисты после ухода такого Актора со сцены? Проклинают его? Нет. Они создают его скульптуры, а его макет в натуральную величину кладут в стеклянный ящик и убеждают друг друга, что игра ещё не закончилась! Это то, что я видел здесь своими собственными глазами.