Текст книги "Катана для оргáна"

Христофор молчал. Его волнение улеглось, но мысли не могли успокоиться, а разум – переварить полученную информацию. Костёр погас и теперь еле мерцал угольками, а луна поднялась над деревьями и освещала пустырь как прожектором.

– Как я могу поверить и принять то, что перечёркивает всю мою жизнь, весь путь, который я прошёл от рождения до сегодняшнего момента? Все мои искания, надежды и чаяния? Если даже я соглашусь с аргументами, что я всего лишь декорация в чьей-то игрушке, это не принесёт мне никакой пользы. И поэтому я не буду принимать такую модель бытия, которую вы мне сейчас нарисовали. Да она и не может быть истиной. Знаете, почему? Если эта сцена с декорациями изначально создана исключительно для игроков, приходящих сюда в виде проекций как туристы на экскурсию или как охотники на охоту, то им не нужна обладающая сознанием мебель на сцене, какой они нас видят, а тем более самостоятельно эволюционирующие из статистов в акторов личности, как мы о себе думаем сами. И они бы не позволили такой эволюции осуществиться в их театре. Разве что… Разве что весь этот театр – на самом деле давно заброшен, как вот этот полигон отходов, и поиграть в него ещё иногда залезают только такие как вы – те, у кого нет денег даже на «Фиат». Ничего личного, как говорится.

– Без проблем, вы меня не можете обидеть, это просто не предусмотрено программой, – отмахнулся Иш’ар. – Поверьте, я не собирался вас в чём-либо убеждать, просто объяснил, как устроен мир, в котором вы живёте и в котором многие наблюдаемые явления вы не в состоянии объяснить, потому что воспринимаете их как отдельные случаи. Верьте во что хотите верить и не принимайте то, что не принимается, если это ведёт к душевному дискомфорту. Однако… – он стащил с головы берет и начал перекладывать в него светящиеся синим кристаллы из банки, – поскольку так получилось, что у меня образовался излишек стеклоизофрена, то почему бы мне не сказать вам о том, что у вас теперь есть ещё и такой выбор. Будем считать, что это вы сами скорректировали сценарий игры.

Оставив в банке пару пригоршней кристаллов, он вручил её Христофору.

– Держите. С помощью их энергии вы тоже сможете переместиться вдоль пятой оси координат.

– Куда это? – спросил Христофор, не секунды не сомневаясь, что Иш’ар его разыгрывает, но не зная, как лучше на это реагировать, чтобы в меньшей степени чувствовать себя идиотом.

– А вот этого я сказать не берусь. Скорее всего программа рассчитает ваш маршрут самостоятельно, основываясь на вашей биографии, анализе параметров сознания и подсознания, а также в зависимости от координат точки, где мы сейчас находимся, и социального контекста страны исхода. Знаю только, что в отличие от меня, вы не сможете покинуть игровое поле, но в его пределах ничто не запрещает переместиться на другую сторону сцены или даже на противоположный конец Земли.

– Понятно. А эти… брюлики, разумеется, нужно закопать в землю и произнести «крекс-фекс-пекс»?

– Вовсе нет. Просто повторите мои действия, и результат не заставит себя ждать. И пожалуйста, не пытайтесь искать в этом рациональное зерно, исходя из своего опыта. Вы всё равно не сможете это уразуметь. Это как раз тот редкий случай, когда в это нужно просто поверить. Потому что…

– Потому что так устроена наша цивилизация?

Женский голос за спиной был негромким, но произвёл эффект выстрела возле уха. От неожиданности Христофор чуть не выронил банку с кристаллами, а Иш’ар, оступившись, сел – хорошо ещё, что не в тлеющие угли костра.

Долгая как вечность секунда понадобилась Христофору, чтобы его боевые инстинкты проснулись и развернули его тело к источнику звука с поднятой для удара свободной рукой. В другой руке он продолжал держать банку из-под сельди, так что получившаяся поза выглядела более чем нелепо. Что и подтвердил смех стоящей перед ним девушки, в которой он немедленно узнал ту самую лже-туристку, лже-продавщицу и лже-студентку и с которой они расстались вчера. Неужто это было вчера?

– Non così presto, Maestro! Non sono il vostro nemico118118
  Не так быстро, маэстро, я вам не враг. (перевод с итальянского).


[Закрыть], – произнесла она.

Эта фраза, сказанная на итальянском, очевидно, специально для Христофора, заставила его не только разжать кулак, но и отступить на два шага в полном смятении.

Девушка, облачённая в чёрный мотокомбинезон, спокойно ждала, когда панический эффект от её внезапного появления уступит место чему-то более конструктивному.

– Тогда зачем подкрадываться? Нельзя что ли было постучаться? – Христофор, не отводя от неё взгляда, поставил банку с кристаллами на землю, чтобы в случае чего использовать обе руки.

– Так я же стучала! По всей поляне в эти кастрюли палкой колотила, а вы ни гу-гу. Даже не спросили «кто там».

– И кто там? – спросил Иш’ар.

– Вот, другое дело, – сказала девушка, делая шаг вперёд и не обращая внимания на то, что Христофор сделал ещё один шаг назад. – И снова здравствуйте. Да вот, ходила тут искала что-нибудь полезное для кухни. Ничего ценного не нашла… – она говорила будто сама с собой.

Христофор, всё ещё не мог выйти из ступора, в который его повергло неслучайное появление девушки, которая, похоже, знала о нём всё, и о которой он не знал ничего. «Если бы она сейчас жестом Фантомаса сняла маску и под ней оказалась бы голова отца Фабио, я бы не удивился, – подумал он. – Но в такое тело, как у неё, он бы точно не поместился». Он бросил взгляд на Иш’ара, но света луны было недостаточно, чтобы разглядеть его ухо. Впрочем, он и в прошлый раз не реагировал на девушку, вспомнил Христофор. Значит ли это, что она не опасна? Зачем она здесь?

Иш’ар вытолкал ржавую бочку из тени круглой башни реактора на ярко освещённое лунным светом место, покрутил её, чтобы она встала поровнее, и стал неуклюже перелезать через край. Когда он занёс одну ногу, чтобы опустить её в бочку, он выпустил край берета из пальцев, и сияющие синим светом кристаллы высыпались на землю. Иш’ар был вынужден снова опуститься на колени, чтобы собрать их.

– Ой, давайте я вам помогу, – сказала девушка, опускаясь рядом с ним и помогая ему собирать кристаллы.

Находясь в недоумении и растерянности от всей этой сцены, Христофор лишь наблюдал за развитием событий, которые всё больше превращались в театр абсурда.

– Вот и славненько, – ласково проговорила девушка, как будто обращаясь к малышу, доевшему последнюю ложку каши, и положила последний кристалл в беретку Иш’ара. – Ну что, полезем снова в бочечку, да? Так, ручку сюда… ножку туда, аккуратненько… вот так, вот молодец!

Теперь Иш’ар стоял внутри бочки, а девушка – рядом, держась за её край. По-прежнему не обращая на неё внимания, Иш’ар повернулся к Христофору и сказал ему:

– Если решитесь, сделайте вот так.

Он вытащил из берета один кристалл, высыпав остальные себе под ноги на дно бочки. Потом поднял руку с кристаллом вверх, словно решил похвастаться им перед Луной. Свечение кристалла стало ярче, потом ещё ярче и ещё. К нему прибавилось жужжание, словно над пустырем поднимался огромный осиный рой.

– Послушай, дружочек, – вдруг сказала девушка, одним движением запрыгивая к Иш’ару в бочку, а прокачусь-ка я с тобой, не возражаешь? – и она крепко обхватила его за талию.

Христофор сделал было шаг вперёд, чтобы вмешаться, но услышал спокойный голос Иш’ара:

– Зря стараетесь, барышня, вы всё равно не сможете. Покинуть игровое поле после завершения миссии может только Актор! А вам придётся остаться здесь.

– Ой ли? – с улыбкой сирены ответила девушка, оборачиваясь к Христофору и показывая ему язык. – А если моя миссия ещё не закончилась? А если эта игра мультипольз…

Звук осиного роя заглушил последние слова девушки, в то же мгновение крутящиеся спиралевидные лучи синего света, вынырнувшие со дна бочки словно щупальца огромного осьминога, скользнули вдоль двух тел и стремительно унеслись вверх, рисуя на темном холсте неба витки гигантской пружины. Христофор зачарованно наблюдал это световое шоу, пока следы спирали не слились с фоном. Снова наступила тишина. Опустив голову, Христофор не увидел ни Иш’ара, ни девушки, ни бочки.

– Здрасьте, пожалуйста, – пробормотал он, – это что же это получается? И бочка тоже Актор? Или чей-то там аватар…

Словно в ответ на этот вопрос сверху послышался нарастающий свист и через две секунды бочка с грохотом и снопом искр ударилась о стальную башню реактора и отскочила в кусты, где и затихла.

Представление театра абсурда завершилось. Вместо аплодисментов слышалось стрекотание кузнечиков в высокой траве. Становилось прохладно и нужно было куда-то двигаться. Вариантов было всего два. Либо идти к шоссе с почти нулевой вероятностью поймать до утра попутку. Либо развести костёр и заночевать тут, полагая, что желающих прийти ночью в такое место, где в небо уносятся светящиеся барионные пружины, а обратно падают ржавые пустые бочки, не найдётся. Можно было бы ещё поискать мотоцикл девушки, который она наверняка спрятала где-то на пустыре, но в темноте это было бессмысленно и опасно для ног. Тогда начнём с костра.

Христофор шагнул к костровищу и споткнулся о консервную банку, в которой продолжали сиять синие кристаллы стеклоизофрена. Ба! А вот и третья опция. Где у нас луна? Вон она, ещё высоко. Что будем делать? Иш’ар исчез? Исчез, как и обещал. Значит не наврал, кристаллы работают. «Если решитесь, сделайте вот так». И куда меня унесёт? «Вдоооль по пяаа-тай асиии» – пропел Христофор про себя на мотив народной песни «Вдоль по Питерской».

А если всё это галлюцинация? Не было никакого Иш’ара, и девушки не было, и я вообще ещё сплю. Где я сплю? В Неаполе? А он был? Христофор взял из банки один кристалл и поднял его вверх. Смотри, Луна, что у меня есть! Кристалл вспыхнул и стал разгораться. Христофор резко опустил руку. Если рассуждать рационально, то этого не может быть. Но он сказал «не ищите рациональное зерно». Не могу же я просто поверить на слово проходимцу, который мне сказал, что я – «предмет декора» в его спектакле. Сам ты предмет декора! «Исходя из социального контекста страны исхода». А это что за абракадабра?

Итак. Или я игнорирую всё, что сказал посланник, а в том, что это был посланник, сомневаться уже не приходится. Или я пытаюсь отсюда катапультироваться. Куда? Если исходить из координат точки, в которой я сейчас нахожусь… то вероятными маршрутами могут быть… «куда подальше», «на кудыкину гору» и «к едрене фене». И сдаётся мне, что речь идёт об одном и том же месте…

Сделаем так – ни нашим, ни вашим. «Просто поверить в это» я не буду, ибо не обязан, а вот попробовать – попробую. Не получится – свалюсь назад как эта бочка. Так на то у меня и параплан за спиной.

Ну, тогда поехали. Христофор встал ногами прямо в банку из-под сельди, в которой светились кристаллы, и снова простёр длань к Луне. Кристалл в его пальцах вспыхнул с новой силой. Нижние кристаллы сразу же отозвались ответным свечением, которое начало пульсировать и закручиваться в спираль, поднимаясь вдоль ног вверх. Послышался уже знакомый звук огромного осиного роя, синий свет стал нестерпимо ярким, и Христофор закрыл глаза.

В следующее мгновение в его лицо ударила струя холодного воздуха, и он понял, что находится в свободном падении. Открыв глаза, он увидел под собой океан, освещённый ярким солнцем. Он был бесконечным. «Ну вот и попробовали, – подумал Христофор. – Можно и параплан не раскрывать. Лучше разбиться об воду, чем утонуть». Он повернулся в воздухе, пытаясь найти внизу хоть какие-нибудь ориентиры, чтобы определить высоту, и вдруг слева, совсем недалеко, разглядел цепочку зелёных островов. «Это в корне меняет сценарий!» – обрадовался он. Сбросив с себя куртку, он проверил натяжение ремней, сказал «с Богом!» и дёрнул за кольцо.

ГЛАВА XXIX. Katana119119
  Симфонический этюд японского композитора Мэитару Камацу (1825).


[Закрыть]

До видневшихся впереди островов было уже близко. Чёрный параплан стремительно приближался к ним, то ныряя с нисходящими потоками воздуха вниз, то, поймав теплое восходящее течение, взлетая вверх. Однако высота полета продолжала неуклонно снижаться, что грозило Христофору непредсказуемыми последствиями, окажись он во власти Нептуна раньше времени. К счастью, приближающийся изумрудный склон горы служил хорошим трамплином, подбрасывающим несущийся со стороны моря воздушный поток. Подхваченный этим спасительным ветром, параплан круто взмыл вверх, скоро оказавшись над густыми кронами деревьев, укрывавших склон.

Через несколько десятков метров скорость полета резко снизилась, и Христофор устремился к макушкам деревьев. Вот его ноги стали задевать верхние листья, он инстинктивно поджал их, но тут стропы зацепились за ветки, движение резко затормозилось, и он повис в воздухе высоко над землей. Вытащив нож, он перерезал несколько строп и стал раскачиваться на оставшихся, чтобы достать до толстой ветки метрах в пяти от него. Послышался звук рвущейся ткани, и он сорвался вниз, выставив вперед руки и пытаясь схватиться хоть за что-нибудь. Листья хлестали его по лицу, и он зажмурился, но через секунду или две падение прекратилось – Христофор застрял вверх ногами в густых оплетенных лианами ветвях.

Первое, что он увидел, открыв глаза, был оскал белого черепа, смотрящего прямо ему в лицо из-под больших очков. Христофор невольно вскрикнул. Ему вторили похожим криком птицы, которых он напугал. Череп не издал никаких звуков. Уже хорошо.

Христофор освободился из паутины строп и лиан, перевернулся головой вверх и огляделся, ухватившись за ветки. Внизу сквозь листву была видна рыжая земля, а прямо перед ним в сплетениях густой растительности угадывались контуры того, что когда-то было одномоторным самолетом. Белый череп с очками на лбу очевидно принадлежал пилоту. Христофор сначала осторожно дотронулся ногой до заросшего мхом фюзеляжа, потом ухватился покрепче за лианы и слегка пнул его, проверяя, крепко ли он держится в кроне. Фюзеляж держался крепко, а вот череп не выдержал сотрясения и свалился вниз.

– Прошу прощения! – сказал Христофор ему вслед.

Без головы бывший летчик стал выглядеть не таким устрашающим, и Христофор аккуратно переместился поближе, чтобы осмотреть кабину.

Панель приборов превратилась в труху. Дно кабины было завалено ветками и сгнившей листвой, над этим мусором торчала верхушка рычага управления, в который мертвой хваткой вцепились белые кости пальцев погибшего пилота. Может сохранился планшет лётчика? Христофор разгреб листву и, пошарил вокруг кресла. Нащупав толстую палку, он выдернул её из кабины, чтобы бросить вниз, но едва взглянув на неё, замер. В его руке был предмет, который невозможно было спутать ни с чем. Это был японский меч в ножнах – катана. Японец! Всё стало понятным. В деревьях застрял когда-то рухнувший на остров японский истребитель времён второй мировой войны.

Больше в кабине ничего интересного не нашлось, и Христофор спустился на землю. Он очень хотел есть, но ещё больше пить. Однако прежде, чем покинуть это место, он посчитал нужным предать земле останки японского лётчика. Осмотрев устланную листьями и переплетенную корнями деревьев землю, он попытался руками выкопать яму, но сразу понял, что без лопаты ничего не выйдет. Может использовать вместо лопаты меч?

Он покрутил его в руках и внимательно рассмотрел. Обмотка на рукоятке меча сгнила, но сама рукоятка выглядела целой, впрочем, как только Христофор сжал её пальцами, она тотчас развалилась, обнажив ржавый хвостовик меча. Он осторожно потянул за хвостовик, чтобы взглянуть на лезвие. Лезвие держалось крепко, и Христофор потянул сильнее. Части сдвинулись – из-под толстых серо-зелёных внешних ножен показались ещё одни – узкие и чёрные, на которых сохранился лак. Ухватив их левой рукой, Христофор снова потянул за хвостовик. Теперь клинок нехотя поддался. В полумраке тропического леса обнажившаяся сталь клинка вдруг вспыхнула белизной так ярко, что Христофор машинально втолкнул его обратно в ножны.

– Сверкнул и погас! – вспомнил он строчку хокку, которую когда-то прочитал ему его наставник. – Бог ты мой! Неужто это та самая «Снежная Молния»?!

Он вытянул вперёд руки, на всякий случай прикрыл веки и ещё раз вынул меч из ложа, в котором тот проспал больше сорока лет. Клинок был лёгкий и белоснежный, словно его только что сделали изо льда. Повернутый под определённым углом, он начинал сверкать, как будто внутри лезвия включались малюсенькие лампочки; это было тем более странно, что солнечные лучи почти не пробивались сквозь густой полог зелени.

– Нет, дружище, для земляных работ ты не подходишь, – сказал Христофор мечу, вкладывая его обратно в ножны.

Оглядев корпус самолета, застрявший в ветках, он снова залез на дерево, пробрался к хвостовому оперению, несколькими ударами сокрушил крепление и затем, отломав от корпуса левый стабилизатор, швырнул его вниз. Используя эту деталь самолета вместо лопаты, Христофор выкопал небольшую яму. Потом, захоронив останки пилота, поставил сверху импровизированный крест из палок, и прикрепил к нему очки. Катану он положил рядом с крестом и уже повернулся, чтобы идти, но потом, подумав, всё же забрал её с собой – вдруг пригодится.

Теперь нужно было позаботиться и о себе. Он стал продираться сквозь заросли в сторону понижения рельефа и вскоре вышел к морю, мокрый от пота. Морская вода была прозрачной, волны шуршали, лаская песок, и кругом не было ни души.

Христофор искупался, чтобы освежиться, потом связал одежду и ботинки в один узел, повесил его на меч, лежавший на плече, и побрёл вдоль узкой полоски пляжа словно косарь после работы. Когда он завернул за мысок, ему показалось, что он слышит хор голосов – будто несколько человек ритмично напевали одну и ту же фразу. Звук доносился со стороны моря.

– Если это уже галлюцинации от голода, – сказал он вслух, – то почему музыка мне незнакома? Я бы ещё не удивился, если бы услышал неаполитанскую песню, но что это за самодеятельность?

Что это за самодеятельность, стало ясно, когда он прошёл ещё немного вперед. Большая пирога с балансиром скользила по воде к берегу. В ней сидело несколько гребцов, которые в такт движений веслами повторяли вновь и вновь незамысловатую мелодию.

– Эй!!! – закричал Христофор, побежав им навстречу. Потом вспомнив, что он совершенно голый, быстро надел на себя трусы и снова крикнул: – Эй!!!

Гребцы заметили его и стали приближаться. Через несколько минут лодка завязла в песке, гребцы – шестеро темнокожих мускулистых мужчин, ловко подхватили её и протащили вперёд, после чего подошли к Христофору. Вид у них был вполне дружелюбным. «Если они захотят меня съесть, пусть сначала откормят», – подумал он.

– Hello! Buongiorno! Aloha! – Христофор махал рукой при каждом приветствии, которое он выдавал аборигенам, в надежде, что они поймут, что это он здоровается, а не представляется. Потом он показал пальцем в небо, раскинул свои могучие руки словно крылья, изображая свой полёт на параплане, и наконец изобразил падение с дерева, сопроводив его звуком «пджух!».

Полуобнаженные люди улыбались, кивали головами и переговаривались между собой, разглядывая его мощный торс и с опаской косясь на ножны, которые он продолжал держать в руке.

– Он совсем не похож на японца.

– Значит, американец.

– А почему же у него тогда японский меч?

– Может он японский американец?

– А такие разве бывают?

– Почему нет? Соа-к’иау рассказывал, что они любые бывают, даже маохи120120
  Маохи – коренное население ряда островов в Тихом океане.


[Закрыть].

– Но он прилетел на какой-то чёрной тряпке, а не на самолете.

– Может это воплощение Мауи?

– Ты что? Он же белый!

– И у него нет крючка121121
  Рыболовный крючок героя полинезийских мифов Мауи – такой же неизменный его атрибут, как дубина у Геракла.


[Закрыть].

Христофор не понимал ни слова и ему надоело слушать эту болтовню. Он выпятил грудь, ударил в неё кулаком и с выражением гордости прорычал: «Христофор!» Звук получился впечатляюще громким – гребцы разом стихли. Тогда он стукнул по литавре своего торса ещё раз, теперь с форшлагом, и повторил своё имя.

– А! Я знаю, кто это! – шепотом сказал один из группы.

– Кто?? Кто??? – прошептали остальные.

– Он – тот самый мужик, который открыл Америку. Христофор Колумб!

Христофор разобрал слова про Колумба и помотал головой:

– Нет! Я не Колумб! Я другой Христофор, и я хочу есть. Кушать!! – он показал на свой рот, потом на живот и на их лодки.

– Похоже, он думает, что мы отвезём его к себе и съедим! – произнес кто-то. – За дикарей нас принял! – все засмеялись.

– Ах, вам смешно, что я голоден? Ну ладно, – Христофор решительно направился к пироге. Бросив свою поклажу внутрь, он двумя руками и одним мощным движением вытолкнул лодку из песка на воду, запрыгнул в неё и взял в руки весло. – Вы со мной, или ещё погуляете? – крикнул он туземцам.

Аборигены наконец поняли, что этот силач-пришелец куда-то торопится, и попрыгали в лодку. Христофор вернул весло его владельцу, сел, и пирога понеслась к соседнему острову, где, видимо, располагалось их селение.

Через два часа накормленный и напоенный Христофор полулежал возле тлеющих углей костра и, борясь со сном, пытался слушать дедушку Соа-к’иау, который неспешно разговаривал с ним на английском.

– …а чтобы поздороваться, нужно было прикоснуться нос к носу и сделать вдох.

– А это разве не опасно, – лениво спросил Христофор, – так близко подходить к незнакомцу? Или если у тебя течет нос…

– Нет. Тут ни о кого не бывает насморка. Это вам не Франция. Все полинезийцы – очень здоровая ветвь человечества, потому что мы живем в своё удовольствие. А как мореходам нам вообще нет равных… Вы же обратили внимание на молодежь – какие все красавцы и красавицы?

– Обратил, – честно признался Христофор, – особенно на девушек.

– Они на вас тоже обратили внимание, – усмехнулся Соа-к’иау, – будьте уверены.

– Угу…. а где я могу немного поспать? – еле ворочая языком спросил Христофор.

– Вон та хижина, видишь? – показал Соа-к’иау, – вторая слева.

Христофор поднялся, добрел до хижины, обмотал рубахой и брюками меч, надев на его хвостовик ботинок, потом лег рядом с ним, положил на него руку и мгновенно заснул.

Проснувшись на следующий день с рассветом, Христофор выполз из хижины, потянулся и замер, любуясь великолепием пейзажа. Над морем низко нависло скомканное покрывало ночных облаков, и ещё не показавшееся из-за горизонта светило раскрасило их складки розово-жёлтой акварелью. Ласково подталкиваемый в спину береговым бризом, Христофор сделал несколько шагов вперёд, вошёл в теплое море и с наслаждением лег на воду, чувствуя себя большой медузой, колышущейся в волне. Он смотрел в лазоревую бесконечность неба и не думал ни о чём. Потом он перевернулся и медленно поплыл навстречу поднимающемуся из-под воды солнцу.

Когда он повернул обратно, деревня уже проснулась – оттуда доносились отдельные возгласы и детский смех. У самого края воды Христофор заметил фигурку молодой женщины в парео. Улыбаясь, она смотрела на него из-под ладони, а когда он, свежий и бодрый, вышел из воды, словно Эней на берег Карфагена, она, нисколько не смущаясь его наготы, протянула ему полотенце.

– Спасибо, – сказал Христофор, тоже улыбнувшись. – Очень мило с вашей стороны!

Он обернул полотенце вокруг бёдер и хотел идти дальше, но она сделала шаг в сторону и преградила ему путь, подняв голову. Тогда он догадался, прикоснулся носом к её носу и сделал вдох. Волнующий аромат её волос и кожи, переплетенный с запахами моря и цветов, приправленный солнечными лучами и звуками шелестящих волн, мгновенно пробежал по всем клеточкам его тела. И они, получив этот сигнал, словно оркестр в ответ на взмах дирижёрской палочки заиграли выразительные и всепроникающие аккорды увертюры утра и счастья.

У этого счастья было имя – Аолани.