Текст книги "Бенджамин Франклин. Биография"

Американское философское общество

Франклин был в числе первых, кто рассматривал британские поселения в Америке не только как отдельные колонии, но и как часть потенциально единой нации. Это частично происходило из-за того, что он был намного менее ограниченным человеком по сравнению с большинством американцев. Он путешествовал из колонии в колонию, заключал союзы с печатниками от Род-Айленда до Южной Каролины и собирал новости для своей газеты и журнала, читая большое количество других американских изданий. Теперь, став почтмейстером в Филадельфии, он легче мог устанавливать и поддерживать связь с другими колониями, а его интерес к ним возрос.

В циркуляре, датированном маем 1743 года, названном «Предложение по распространению полезных знаний среди британских колоний в Америке», он предлагал, по сути, организовать межколониальную Хунту, которая называлась бы Американское философское общество. Эту идею в числе прочих обсуждал натуралист Джон Бартрам[34]34
  Бартрам, Джон (1699–1777) – американский фермер, квакер, натуралист, одним из первых оценивший природу Северной Америки и составивший ряд ее описаний, с которыми познакомил Европу. С Франклином у него был общий корреспондент ботаник Питер Коллинсон. Прим. ред.


[Закрыть]. У Франклина имелся печатный станок, способности и почтовые контакты – возможности, которые можно было удачно скомбинировать. Местом расположения должна была стать Филадельфия, где собирались бы все ученые и мыслители из других городов. Они могли делиться по почте своими исследованиями, краткое изложение которых рассылалось бы каждому члену четыре раза в год.

Как и в ситуации с Хунтой, Франклин очень подробно описал темы, которые предстояло изучать. Нет ничего удивительно, что они имели более практический, нежели теоретический характер: «…недавно открытые растения, травы, деревья, коренья, их действие, применение и т. д.; …способы улучшить овощные соки, такие как сидр, вина и т. д.; новые методы лечения или предотвращения болезней… усовершенствование любого направления в математике… современном искусстве, торговле и производстве… исследованиях, картах и графиках… методах улучшения разведения скотины… и все философские эксперименты, которые проливали свет на природу мира». Франклин добровольно взял на себя работу секретаря.

К весне 1744 года общество начало проводить регулярные встречи. Педантичный математик Томас Годфри присоединился, показав, что его вражда с Франклином из-за приданого и альманаха окончена. Одним из самых значительных членов был Кедуолладер Колден, ученый и служащий из Нью-Йорка, которого Франклин встретил во время своих путешествий годом раньше. Они потом всю жизнь дружили и имели общие научные интересы. Деятельность клуба поначалу не отличалась активностью – Франклин жаловался, что его члены оказались «очень праздными джентльменами», – но в конце концов эта организация выросла в научное общество, которое процветает по сей день{148}148
  «Предложение по распространению полезных знаний» (A Proposal for Promoting Useful Knowledge), 14 мая 1743 года, документы 2:378; The Beginnings of the APS (Philadelphia: APS Proceedings, 1944, 277–289; Эдвард С. Картер III, «Одно большое увлечение» (One Grand Pursuit. Philadelphia: American Philosophical Society, 1993); Американское философское общество, см. www.amphilsoc.org.
  Франклин очень любил детально описывать уставы, правила и порядок действий для организаций. Среди них были Хунта, масонская ложа, пожарная бригада, полицейский патруль, Американское философское общество, милиция Пенсильвании, Академия, почтовая служба и общество по отмене рабства. Эта склонность также помогла ему составить план Олбани для объединения, дисциплинарного устава для колониальной армии и первые предложенные Статьи Конфедерации.


[Закрыть].

Пенсильванская милиция

Большинство волонтерских ассоциаций, которые Франклин сформировал до этих пор, – Хунта, библиотека, философское общество, даже пожарная бригада – не посягали на основные функции правительства (когда он выдумал проект полицейского патрулирования, то предложил, чтобы Ассамблея воплотила его в жизнь и контролировала в дальнейшем). Но в 1747 году Франклин предложил нечто намного более радикальное: создать вооруженные силы, независимые от колониального правительства Пенсильвании.

Проект Франклина по созданию волонтерской милиции в Пенсильвании возник по причине беспомощности колониального правительства в вопросах противостояния постоянным угрозам со стороны Франции и ее индейских союзников. Начиная с 1689 года войны между Британией и Францией, которые то вспыхивали, то затухали, захлестнули Америку. Каждая из сторон привлекала на свою сторону различные индейские племена и каперов[35]35
  Здесь – морские пираты. Прим. ред.


[Закрыть] – бандитов, жестоких разбойников, чтобы получить преимущество. Последнее американское противостояние, известное как война короля Георга (1744–1748), стало отголоском европейской Войны за австрийское наследство[36]36
  Войной за австрийское наследство (1740–1748) называют длительную военную кампанию, поводом для которой послужило завещание австрийского императора Карла VI. Цель войны – разрознить владения дома австрийских императоров Габсбургов в Европе. Прим. ред.


[Закрыть] и «странной войны», в которой Британия вступила в схватку с Испанией. Другое ее название – «война из-за уха Дженкинса» (оно дано в честь британского контрабандиста, которого испанцы лишили вышеупомянутой части тела). Среди американцев, выступивших в 1746 году в поход на канадские земли, чтобы сражаться с французами и индейцами на стороне британцев, был Уильям Франклин, которому тогда исполнилось шестнадцать лет. В те дни его отец осознал, что бесполезно противостоять тяге к странствиям, которую он сам испытал в этом же возрасте.

Уильям так и не принял участие в военных действиях, но война вскоре стала угрожать безопасности Филадельфии – французские и испанские каперы начали совершать набеги на города вдоль реки Делавэр. Ассамблея, в которой преобладали пацифистски настроенные квакеры, пришла в смятение и не смогла укрепить оборону. Франклин был потрясен неспособностью различных слоев колонистов – квакеров, англиканцев и пресвитерианцев, городских и сельских жителей – работать сообща. Таким образом, в ноябре 1747 года он, заполняя незанятую нишу, создал патетический памфлет под названием «Простая правда», подписавшись торговцем из Филадельфии.

Описанное им разорение, которое могут причинить грядущие набеги, напоминало проповедь о Великом Пробуждении:

Как только люди услышат первые шаги приближающейся опасности, страх распространится повсюду… Человек, у которого есть жена и дети, увидит, как они повиснут у него на шее, слезно умоляя оставить город… Вначале враги разорят город, затем, по всей вероятности, сожгут… Охраняя свои дома, вы сможете рассчитывать только на милосердие врагов… которые могут без малейшего колебания задумать ужасные пытки в то время, как вы, ваша судьба и судьба ваших жен и детей попадут под власть распутства и неукротимого гнева, хищности и похоти.

Немного обыграв слово «друзья», Франклин впервые обвинил квакеров Ассамблеи: «Должны ли мы умолять их принять во внимание, если не как друзей, то хотя бы как законодателей, то, что защита – это истинный долг правительства перед людьми». Если принципы, призывающие к миру, мешают им действовать, сказал он, стоит отойти в сторону. Затем обвинил «выдающихся и богатых людей» из среды бизнесменов, которые отказывались что-либо предпринимать из-за своей «завистливости и неприязни» к Ассамблее.

Итак, кто же спасет колонию? Именно в этот момент появился на свет великий обобщающий лозунг для американского среднего класса. «Мы, средний класс людей, – писал Франклин с гордостью, используя эти слова в своем памфлете дважды. – Торговцы, лавочники и фермеры этой провинции и города!»

Затем он начал создавать образ, который с такими огромными усилиями поддерживал в последующие годы. «В настоящий момент мы словно отдельные волокна, ждущие, чтобы из них спряли нить, у нас нет силы, потому что нет единения, – заявлял он. – Но союз сделает нас сильными».

Особенно стоит отметить его популистское требование отмены классового разделения. Милиция будет организована по географическому принципу, а не по социальным слоям. «Это, – по его мнению, – должно помешать людям разделять друг друга на категории в зависимости от звания в жизни, класса или чина. Это изобретение предназначено для того, чтобы соединить большое и малое воедино… Не должно быть разделения из-за обстоятельств, всем следует быть честными друг с другом». В следующем радикально демократическом порыве Франклин предложил, чтобы каждая из новосозданных милицейских бригад сама выбирала своих констеблей, без непосредственного вмешательства губернатора или верховной власти.

Франклин закончил предложением разработать план по созданию милиции в случае, если его доводы будут восприняты положительно. Так и случилось. «Памфлет возымел неожиданный и удивительный эффект», – писал он позже. Таким образом, неделю спустя он опубликовал в своей газете статью с примечаниями, в которой представил план создания милиции, содержащий характерные для него детальные описания организационных аспектов, тренировок и правил. И хотя Франклин никогда не являлся ярым и успешным оратором, он согласился выступить в корабельной мастерской перед толпой, состоявшей из представителей среднего класса. Два дня спустя прошло еще одно собрание, на нем Франклин выступал перед более высокопоставленной публикой. Присутствовали «джентльмены, купцы и другие», эта встреча проходила в Нью-Холле, который был выстроен для Уайтфилда{149}149
  Autobiography 121–123; «Правда без прикрас», 17 ноября 1747 года; «Формирование ассоциаций», 24 ноября 1747 года; документы № 3, 187, с историческими примечаниями. См. главу 4 для того, чтобы изучить, было Уильяму шестнадцать лет или, возможно, немного больше.


[Закрыть].

Вскоре около десяти тысяч человек по всей колонии добровольно поступили на военную службу и организовали более сотни полков. Местный полк Франклина в Филадельфии выбрал его полковником, но он отклонил предложение занять этот пост, сказав, что «не считает свою кандидатуру подходящей». Вместо этого он служил «простым солдатом» и регулярно патрулировал батареи, которые сам помог выстроить вдоль берегов реки Делавэр. Еще одно развлечение он нашел в составлении списка отличий и девизов для разных полков.

Чтобы укомплектовать Милицейскую ассоциацию пушками и боевой техникой, Франклин организовал лотерею, которая собрала три тысячи фунтов. Огнестрельное оружие предстояло покупать в Нью-Йорке, и Франклин привел делегацию, чтобы убедить губернатора Джорджа Клинтона одобрить акт купли-продажи.

Поначалу он категорически отказал нам; но за ужином со своим советником, на котором имелось упоительное вино с острова Мадера, таковым был в то время обычай в их краях, он существенно смягчился и сказал, что одолжит нам шесть единиц. Еще несколько бокалов – и он увеличил их число до десяти; а в конечном счете добродушно огласил цифру восемнадцать. Это были отличные пушки, восемнадцать орудий с повозками, которые мы вскоре перевезли и установили в своей батарее.

Франклин не вполне осознавал, насколько радикальным было создание частной ассоциации, перенявшей у правительства право формировать и контролировать военные силы. Его устав по духу и формулировкам едва различимо предвещал Декларацию, которая появилась тремя десятилетиями позже. «Таким образом, принимая во внимание, что нынешнее правительство у власти не защитило нас, – писал он, – настоящим документом для взаимной обороны и безопасности, а также для безопасности наших жен, детей и владений мы… самостоятельно формируем ассоциацию».

Томас Пенн, хозяин колонии, понимал, какие последствия могут иметь действия Франклина. «Эта ассоциация основана на неуважительном отношении к правительству, – писал он секретарю советника губернатора, – эта кампания немногим отличается от государственной измены». В последующем письме он назвал Франклина «в некотором роде народным трибуном» и посетовал: «Он опасен, и я был бы очень рад [если бы] он жил в любой другой стране, так как, на мой взгляд, это весьма подозрительный человек».

К лету 1748 года угроза войны миновала, а Милицейская ассоциация Франклина была расформирована. Он не предпринимал попыток воспользоваться новыми полномочиями и популярностью. Однако вынесенные уроки остались с ним. Он осознавал, что колонистам, возможно, придется заботиться о себе самостоятельно, а не полагаться на британских губернаторов, что могущественная элита не заслуживает оправданий и что «мы, люди, принадлежащие среднему классу» рабочих и торговцев, на новой земле должны стать движущей силой, достойной уважения. Это также укрепило его в личной убежденности, что люди, а однажды, возможно, и колонии, могли бы достичь большего, объединись они в одно целое, вместо того чтобы оставаться отдельными ниточками льна{150}150
  Autobiography. 123; Ричард Питерс к Томасу Пенну, 29 ноября 1747 года, документы № 3, с. 214; Пенн к Питерсу, 30 марта, 9 июня 1748 года, документы № 3, 186; «Необходимость самозащиты» (The Necessity of Self Defense), «Пенсильванская газета», 29 декабря 1747 года (в Lib. of Am., но не в бумагах Йеля); Brands 179–188; Wright 77–81; Hawke 75–80.


[Закрыть].

Отставка

Типография Франклина к этому времени стала успешной, вертикально интегрированной группой компаний. Он был владельцем печатного станка, издательства, газеты, серии альманахов и частично контролировал почтовую систему. Напечатанные им книги имели успех и были весьма различными: от Библий и Псалтырей до романа Сэмюэла Ричардсона «Памела» (1744), истории, в которой Франклина, наверное, прельстило сочетание колоритности и морализаторства («Памела» стала первым романом, опубликованным в Америке). Он также учредил сеть прибыльных товариществ и франшизы от Ньюпорта и Нью-Йорка до Чарльстона и Антигуа. Деньги плыли рекой, большую часть он инвестировал, причем довольно мудро, в недвижимость на территории Филадельфии. «Жизненный опыт позволил мне, – вспоминает он, – сделать одно верное наблюдение: после того, как вы заработали свои первые сто фунтов, намного легче заработать вторые».

Однако Франклин не ставил себе цели накопить денег. Несмотря на корыстолюбивые настроения и высказывания Бедного Ричарда и репутацию крайне экономного человека, заработанную со временем, его душа не стала душой жадного капиталиста. Он писал матери: «Я бы предпочел, чтобы обо мне сказали: “Он жил с пользой для других”, а не “Он умер богатым”».

Таким образом, в 1748 году, в возрасте сорока двух лет (теперь понятно – в самой середине своей жзни), он ушел в отставку и передал издательское дело старшему рабочему Дэвиду Холлу. Тщательно продуманная партнерская сделка, которую заключил Франклин, по меркам большинства людей принесла ему целое состояние: она гарантировала половину типографской прибыли в продолжение последующих восемнадцати лет, что в среднем составляло ежегодную сумму в шестьсот пятьдесят франков. В те времена, когда обычный клерк зарабатывал около двадцати пяти фунтов в год, этого было достаточно, чтобы обеспечить себе более чем комфортное существование. Он не видел причин продолжать делать привычную работу и зарабатывать еще больше. Теперь, как Франклин написал Кедуолладеру Колдену, он будет «проводить свободное время за чтением, научными занятиями, ставить эксперименты и вольно общаться с чистосердечными и почтенными людьми, которые удостоили меня своей дружбой»{151}151
  Wright 52; Van Doren 122; Autobiography 120, 92; «Статьи о соглашении с Дэвидом Холлом», 1 января 1748 года; Brands 188, 380; Clark 62; БФ к Авии Франклин, 12 апреля 1750 года; БФ к Кедуолладеру Колдену, 29 сентября 1748 года; «Альманах Бедного Ричарда», 1744.
  В год ухода в отставку Франклин написал и опубликовал очерк под названием «Советы молодому торговцу», подписанный Пожилым Торговцем. В нем отражались многие утверждения из записей Бедного Ричарда и из «Автобиографии»: «Путь к богатству, если вы желаете найти его, настолько же прост, как и дорога на рынок. Она зависит в основном от двух слов – Трудолюбие и Бережливость; то есть не тратьте ни времени, ни денег, а старайтесь извлечь максимум и в одном и в другом». Документы № 3, 304.


[Закрыть].

До этого времени Франклин с гордостью называл себя представителем рабочего класса, обыкновенным торговцем, лишенным аристократических замашек и даже пренебрегшим ими. Таким же образом он с гордостью охарактеризовал себя уже в конце 1760-х, когда возросла его враждебность к британской власти (а его надежды на покровительство людей, занимающих высокие посты, разбились). Именно так он изобразил себя в автобиографии, которую начал писать в 1771 году. Такую же роль он играл, став революционным повстанцем, дипломатическим представителем в меховой шапке, ярым врагом знаков личного достоинства, передающихся по наследству, и подобных привилегий.

Однако в течение примерно десяти лет после отставки он временами воображал себя утонченным джентльменом. В своем разрушающем каноны труде «Радикализм американской революции» историк Гордон Вуд назвал его «одним из самых аристократических отцов-основателей». Это суждение, возможно, слишком решительно или несколько расширяет рамки понятия «аристократический», так как даже в годы, последовавшие за уходом в отставку, Франклин воздерживался от большинства элитарных претензий и оставался старомодным во взглядах. Но отставка и вправду возвестила период в его жизни, когда у него появилось стремление быть если не частью знати, то по меньшей мере, как утверждает Вуд, «джентльменом-философом и государственным деятелем» с оттенком «просвещенного аристократизма»{152}152
  Гордон С. Вуд, «Радикализм американской революции» (The Radicalism of the American Revolution. New York: Random House, 1991, 77, 85–56, 199). Я склонен противоречить утверждению Вуда в тех случаях, когда он изображает Франклина как человека с аристократическими наклонностями, чей образ представителя среднего класса в основном формировался после того, как не нашли воплощения его социальные амбиции. Доказательств большей причастности Франклина к среднему классу, чем думает Вуд, я надеюсь, в этой книге достаточно. Даже в период, последовавший сразу вслед за его уходом в отставку, который, по словам Вуда, был эпохой «аристократических» пристрастий, направленность деятельности Франклина оставалась популистской, а в общественных делах проявлялось умение работать с людьми из разных слоев. Тем не менее суждение Вуда интересно и дает пищу для множества версий других историков. Точку зрения Вуда о том, что аристократические симпатии Франклина проявились главным образом в период с 1748 и до конца 1760-х (плюс когда он выступал с защитой на конституционном собрании, которую государственные служащие осуществляют бесплатно), можно рассматривать всерьез, понимая, что бóльшую часть своей жизни Франклин, по его собственному утверждению, отождествлял себя со «средним классом людей». Вуд также использует более широкое понятие аристократии, чем другие; он включает в него не только титулованное дворянство и наследственные классы, но и зажиточных мещан, которые вели себя как джентльмены. Утверждение Вуда напоминает нам, на мой взгляд, что одной из целей Франклина, начиная с момента создания легендарной библиотеки, было помочь представителям среднего класса перенять ряд качеств у просвещенной аристократии (также следует заметить, что классическое определение аристократии очерчивало систему правил на основании наилучших качеств, а не наследственной классовой системы социальной иерархии и титулов на основании дат рождения, то есть то, что этот термин стал означать в Англии к эпохе Франклина).


[Закрыть].

Неоднозначное заигрывание Франклина со своим новым социальным статусом запечатлел на холсте Роберт Феке, популярный художник-самоучка из Бостона, прибывший в Филадельфию в то время. Он написал самый ранний известный нам портрет Франклина (теперь полотно находится в Художественном музее Фогга, Гарвард), изобразив его как джентльмена: в бархатном пальто, рубашке со сборками и парике. Тем не менее, по сравнению с другими моделями Феке, позировавшими ему в тот год, Франклин одет достаточно просто, без показного хвастовства. «Он изображен в крайне простой и непритязательной манере, – отметил историк Вейн Крейвен, эксперт по колониальной портретной живописи. – Простота Франклина неслучайна: и художник-портретист, и его модель пришли к выводу, что это самый подходящий способ изобразить члена колониального торгового общества, которое было успешно, но не слишком состоятельно».

Франклин не захотел в связи с отставкой становиться просто праздным джентльменом, у которого уйма свободного времени. Он оставил типографское дело потому, что очень хотел сосредоточить растущие амбиции на других занятиях, которые его манили: поначалу это была наука, затем политика, позже дипломатия и искусство управления государством. Как сказал в том же году Бедный Ричард в своем альманахе, «потерянное время уже никогда не вернуть»{153}153
  Вейн Крейвен, «Британские и американские портреты Бенджамина Франклина» (The British and American Portraits of Benjamin Franklin); Лимей, «Переоценка» (Reappraising), 249; Чарльз Селлерс, «Бенджамин Франклин в портретной живописи» (Benjamin Franklin in Portraiture. New Haven: Yale University Press, 1962); «Альманах Бедного Ричарда», 1748.


[Закрыть].

Глава 6. Ученый и изобретатель
Филадельфия, 1744–1751

Печи, грозы и катетеры

Даже когда Франклин был совсем молод, разумная любознательность и трепет перед законами вселенной, присущий эпохе Просвещения, влекли его к науке. Во время путешествия домой из Англии в возрасте двадцати лет он изучал дельфинов и высчитывал текущее местонахождение, анализируя лунные затмения, а в Филадельфии использовал свою газету, альманах, Хунту и Философское общество, чтобы обсуждать явления природы. Научные интересы, включая исследование Гольфстрима, метеорологию, геомагнетизм и искусственное охлаждение, сопутствовали ему всю жизнь.

Увлечение Франклина науками пришлось на 1740-е и достигло пика в последующие годы, после того как в 1748-м он отошел от дел. Он не получил ни академического образования, ни хорошей подготовки по основам математики, которые требовались, чтобы стать серьезным теоретиком. Из-за его стремления к так называемым научным развлечениям некоторые люди с пренебрежением называли его всего лишь «самоделкиным». Но при жизни он прославился как признанный ученый, а недавние теоретические исследования восстановили его место в научном пантеоне. Как утверждает гарвардский профессор Дадли Гершбах, «его работы по вопросам электричества были признаны направляющими научную революцию, как написанные Ньютоном в предшествующее столетие или Уотсоном и Криком – в нынешнее»{154}154
  Дадли Хершбах, «Научные развлечения доктора Франклина» (Dr. Franklin’s Scientific Amusements), в Harvard Magazine (ноябрь 1995 года), 36, и «Бюллетень Американской академии искусства и наук» Bulletin of the American Academy of Arts and Sciences (октябрь, 1994), 23. Хершбах, профессор в Гарварде, получил Нобелевскую премию за достижения в химии в 1958 году.
  Самые важные академические исследования деятельности Франклина в науке были выполнены выдающимся историком науки Гарвардского университета Бернардом Коэном. Они включают в себя труды «Наука Бенджамина Франклина» (Benjamin Franklin’s Science. Cambridge: Harvard University Press, 1990); «Наука и отцы-основатели» (Science and the Founding Fathers. New York: Norton, 1995) и «Франклин и Ньютон» (Franklin and Newton. Philadelphia: American Philosophical Society, 1956). Также могут быть полезны работы Чарльза Тенфорда «Бен Франклин успокаивает волны» (Ben Franklin Stilled the Waves. Durham, N.C.: Duke University Press, 1989); «Изобретательный доктор Франклин» под редакцией Натана Гудмена (The Ingenious Dr. Franklin. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1931), это собрание научных писем и эссе Франклина; Дж. Л. Хеилброн, «Франклин как просвещенный естествоиспытатель» (Franklin as an Enlightened Natural Philosopher) и Хаинца Отто Сибума «Счетовод природы» («The Bookkeeper of Nature») в работе Лимея «Переоценка» (Reappraising).


[Закрыть].

В научных изысканиях Франклином руководили главным образом чистая любознательность и трепет перед открытиями. И в самом деле, озорное любопытство и явное удовольствие он испытывал и от электрических разрядов, на которых можно готовить индейку, и от времяпрепровождения в Ассамблее в качестве клерка, когда занимался составлением сложных «магических квадратов», где ряды, столбцы и диагонали цифр складывались в одну и ту же сумму.

В отличие от других случаев, на этот раз им не двигали материальные цели; он отказался патентовать свои знаменитые изобретения и с удовольствием бесплатно поделился находками. Помимо прочего, им руководил не один только практицизм. Франклин признал, что магические квадраты «невозможно применять с пользой», но зато его изначальный интерес к электричеству был вызван скорее увлеченностью, нежели стремлением к практическому результату.

Однако он всегда помнил о том, что его целью было сделать науку полезной. Поэтому жена Бедного Ричарда пыталась убедиться, что он со всеми своими старыми «дребезжащими штуковинами» наконец сделал нечто полезное. В общем, Франклин приступил к научным поискам, подогреваемый исключительно разумным любопытством, а затем искал практическое применение результатам.

Исследования Франклина, в результате которых было выяснено, что темные ткани лучше поглощают тепло в сравнении со светлыми, стали ярким примером такого подхода. Во время этих экспериментов (основываясь на теориях Исаака Ньютона и Роберта Бойля, он начал проводить их в 1730-х с коллегой из Хунты Джозефом Брейнтналлом) лоскуты ткани различных цветов раскладывали на снегу. Экспериментаторы определяли, насколько солнце нагревает каждый лоскут, измеряя количество растаявшего под ним снега. Позже, описывая результаты, Франклин обратился к более практичным соображениям, в частности о том, что «черная ткань не очень подходит для носки при жарком солнечном климате», а стены навеса для сушки фруктов должны красить в черный цвет. Озвучивая эти выводы, он сказал знаменитую фразу: «Какой смысл в философствованиях, которые не приносят никакой пользы»?{155}155
  «Магические квадраты», БФ к Питеру Коллинсону, 1750; БФ к ПС, 20 сентября 1761 года; Cohen 159–171; Brands 630. Коэн датирует тепловые эксперименты Франклина и Брейнтнолла промежутком с 1729 по 1737 годы, основываясь на письмах и записях Хунты, а также соотносит эти теории с теориями Ньютона и Бойля, отчеты о которых читал Франклин.


[Закрыть]

Намного более значительный пример применения Франклином научных теорий на практике – изобретенная им в начале 1740-х открытая печь, которую можно было встраивать в камины, чтобы обеспечить максимальный обогрев, уменьшив количество дыма и топлива. Применив свои познания в конвекции и теплопередаче, Франклин предложил искусно сделанную (и, должно быть, слишком сложную) конструкцию.

Печь сконструирована таким образом, что дым от пламени вместе с теплом поднимался вверх, достигал там железной пластины, затем с помощью теплоотдачи спускался вниз по каналу, который проводился под стеной печи, и в итоге устремлялся вверх и выходил через дымоход. В процессе пламя нагревало внутреннюю металлическую камеру, которая проводила свежий прохладный воздух из подвала наверх. Там температура повышалась, после чего камера пропускала этот воздух наружу через вентиляционную решетку в комнате. Такова была концепция.

В 1744 году хороший знакомый Франклина и член Хунты, занимавшийся изготовлением металла для новой печи, также привлек двух своих братьев и нескольких друзей к продаже печей по всему северо-востоку. Рекламный проспект, написанный Франклином, изобиловал научными данными. В нем детально пояснялось, как теплый воздух расширяется, чтобы занять больше места, чем холодный, как он становится легче, как выделяется тепло, а дым уходит только вместе с воздухом. Затем Франклин включил хвалебный отзыв о новом дизайне и расхвалил изобретение, утверждая, что оно минимизирует холодные сквозняки и дым, таким образом снижая вероятность простуды с высокой температурой и кашлем. В соответствии с его рекламными высказываниями эта конструкция также должна была способствовать экономному расходу топлива.

Новые пенсильванские камины, как он называл их, были изначально довольно популярны. Стоили они пять фунтов, а газеты во всех колониях были заполнены хвалебными отзывами. «Нужно было назвать ее, из справедливости, равно как и из благодарности, печью мистера Франклина, – заявлял автор одного из писем в Boston Evening Post. – Я полагаю, любой, кто прочувствовал, насколько удобно и выгодно ее применение, разделит мое мнение, что автор этого замечательного изобретения достоин памятника в свою честь».

Губернатор Пенсильвании, бывший в числе энтузиастов, предложил Франклину запатентовать изобретение, что могло принести ему немалую прибыль. «Но я отклонил это предложение, – написал Франклин в автобиографии. – Поскольку мы пользуемся преимуществами, которые дают нам изобретения других людей, следует радоваться возможности послужить людям своими изобретениями и делать это радостно и безвозмездно». Это было великодушное и искреннее мнение.

Исчерпывающее исследование, проведенное одним ученым, показывает, что конструкция Франклина, в конечном счете, оказалась менее практичной и популярной, чем он надеялся. Только при условии очень высоких температур в дымоходе и нижних каналах конвекция оказывалась достаточной, чтобы удерживать дым за пределами комнаты. Это затрудняло начало работы. Продажи сокращались, производство остановилось уже через два десятка лет, а большинство моделей модифицировали уже их владельцы, ликвидируя черный канал и камеру. Всю оставшуюся жизнь Франклин улучшал свои конструкции дымохода и камина. Но то, что сегодня повсеместно известно под названием «печь Франклина», – намного более простое устройство по сравнению с первоначальным замыслом{156}156
  «Отчет о новоизобретенных пенсильванских каминах», 1744, документы № 2, 419–446 (с историческими примечаниями в бумажном издании); Autobiography 128; Лимей, «Переоценка» (Reappraising), 201–203; письмо в Boston Evening Post, 8 сентября 1746 года, первые заново открытые и записанные в Internet Doc Лимея за 1746 год; Brands 167; Сэмюэл Эдгертон-младший, «Печь Франклина» (The Franklin Stove), в Cohen 199–211. Эдгертон, искусствовед в Пенсильванском университете, показывает, что печь была не настолько практична или популярна, как предполагают другие историки.


[Закрыть].

Франклин также соединил науку и практику, придумав первый мочевой катетер, использованный в Америке. Он стал видоизмененной версией европейского изобретения. Его брат Джон из Бостона страдал от мочевых камней и писал Франклину о своем желании достать гибкую трубку, которая помогла бы ему с мочеиспусканием. Франклин придумал конструкцию, но, вместо того чтобы просто описать ее, отправился к серебряных дел мастеру в Филадельфии и проследил за ее изготовлением. Трубка была достаточно тонкой, чтобы гнуться. Франклин добавил проволоку, которая вставлялась внутрь для придания жесткости на момент ввода. Позже, когда трубка достигала точки, в которой предстояло ее согнуть, можно было убирать проволоку. Помимо прочего, в его катетере имелся винтовой элемент, позволяющий вводить устройство с помощью поворотного движения. Франклин сделал катетер разборным, чтобы облегчить момент извлечения. «Для правильного пользования любыми новыми инструментами требуется опыт, и в связи с этим, возможно, придется сделать некоторые усовершенствования», – сказал Франклин брату.

Франклина также продолжало интересовать исследование природных явлений. Среди самых примечательных – его открытие штормов большого Восточного побережья, известных как норд-ост. Эти ветры дуют с северо-востока, по сути, продвигаясь в противоположном направлении от ветров, которые проделывают путь по побережью с юга. Вечером 21 октября 1743 года Франклин с нетерпением ожидал момента лунного затмения, которое должно было, по его сведениям, произойти в половине девятого. Однако суровый шторм разразился над Филадельфией, и небо затянуло тучами. На протяжении последующих нескольких недель он читал отчеты о том, какой ущерб шторм причинил территориям от Виргинии до Бостона. «Но что удивило меня, – позже сказал он своему другу Джареду Элиоту, – так это то, что в Бостонской газете я обнаружил сведения о наблюдениях за этим затмением». Франклин написал брату в Бостон. Тот подтвердил, что шторм разразился только часом позже после окончания затмения. Дальнейшее расследование, проведенное относительно временных рамок этого и других штормов вверх и вниз по побережью, привело к «весьма своеобразному заключению», как сказал Франклин Элиоту: «Хотя ветер и держит курс от северо-востока к юго-западу, тем не менее шторм движется с юго-запада на северо-восток». Далее он правильно предположил, что поднимающийся вверх воздух, нагретый на юге, создает систему низкого давления, которая обуславливала происхождение сильных северных ветров. Более чем через сто пятьдесят лет великий ученый Уильям Моррис Дэвис объявит: «С этого момента появилась наука прогнозирования погоды»{157}157
  БФ к Джону Франклину, 8 декабря 1752 года; «Происхождение северо-восточных штормов», БФ к Джареду Элиоту, 13 февраля 1750 года; БФ к Джареду Элиоту, 16 июля 1747 года; БФ к Александру Смоллу, 12 мая 1760 года; Джон Кокс, «Наблюдатели штормов» (The Storm Watchers. New York: Wiley, 2002), 5–7.


[Закрыть].

В вышеописанный период внимание Франклина привлекали и десятки других научных феноменов. К примеру, в переписке с его другом Кедуолладером Колденом шла речь о кометах, циркуляции крови, потоотделении, инерции и вращении Земли. Но именно ловкий трюк 1743 года дал ему то, что, вне всяких сомнений, может считаться его самым значительным научным достижением.