Текст книги "Бенджамин Франклин. Биография"

Законодательное собрание ответило Джеймсу Франклину запретом на публикацию Courant. На секретном собрании в типографии было решено, что лучший способ обойти закон – печатать газету, но так, чтобы Джеймс не значился издателем. В понедельник 11 февраля 1723 года вверху на первой странице Courant появилась надпись: «Напечатано и реализовано Бенджамином Франклином».

Под руководством Бенджамина Courant стал осмотрительнее, чем под руководством его брата. Передовая статья в первом выпуске осуждала «отвратительные» и «злокозненные» публикации и вновь объявляла, что дальнейшие выпуски Courant будут «разработаны исключительно для развлечения и увеселения читателя», а также для того, чтобы «позабавить город самыми комичными и увеселительными случаями из жизни». Владельцем газеты, как утверждалось в передовой статье, будет греческий бог Янус, который может смотреть в двух направлениях одновременно{43}43
  New England Courant за 14 сентября 1722 года, 11 февраля 1723 года; Autobiography 33. Франклин сжимает хронологию, вспоминая, что его имя оказалось на заглавной полосе газеты сразу же после того, как брата выпустили из тюрьмы, а именно в июле 1723 года; по сути, это случилось после того, как Джеймс затеял еще один спор в январе 1723 года. Как это ни странно, его имя оставалось на главной странице газеты по меньшей мере до 1726 года, что было уже три года спустя после того, как он сбежал в Филадельфию. См. New England Courant за 25 июня 1726 года и «Автобиографию (Йель), прим. 70.


[Закрыть].

Однако только следующие несколько выпусков соответствовали этому заявлению. Большинство статей оказалось несколько устаревшими официальными отчетами, содержащими зарубежные новости или старые речи. Только одно сочинение безусловно написано Франклином – ироничное размышление над глупостью таких званий, как виконт или господин. (Его отвращение к наследственным аристократическим титулам станет темой, проходящей через всю его жизнь.) Спустя несколько недель Джеймс хоть и не официально, но фактически вернулся к управлению Courant. При этом он продолжал относиться к Бенджамину скорее как к подмастерью, чем как к брату и сотруднику газеты и писателю, что означало периодические побои. Такое обращение «слишком меня унижало», вспоминал Франклин, поэтому у него возникло желание двигаться вперед. Все сильнее становилось стремление юноши к независимости, которое помогло ему однажды создать характерный тип американского героя.

Беглец

Франклину удалось увильнуть, воспользовавшись уловкой, придуманной братом в личных интересах. Притворяясь, будто передает руководство Courant Бенджамину, Джеймс, чтобы сделать передачу управления законной, подписал бумагу об официальном прекращении обязательств своего подмастерья. Позже он заставил Бенджамина подписать новое соглашение, которое должно было оставаться в тайне. Несколько месяцев спустя Бенджамин решил бежать. Он сделал верный вывод, понимая, насколько неблагоразумным было бы обнародовать секретный договор.

Бенджамин Франклин оставил брата, чья газета со временем постепенно пришла в упадок. Ее репутация потускнела, и теперь ей отводится скромное место исторического примечания. Джеймс был обречен уйти в прошлое: причиной тому и острое перо его брата, и его собственный взрывной характер, «который слишком часто побуждал его награждать меня тумаками». И в самом деле, его значение в жизни Франклина отражено в резком замечании («Автобиография»), написанном Франклином, когда он выступал от лица колоний, противостоящих британскому правлению: «Я благодарен за его жесткое и тираничное обращение, ведь оно очень повлияло на меня, вызвав отвращение к деспотичной власти, оставшееся у меня на всю жизнь».

Джеймс заслуживает большего. Да, Франклин с его легкой руки узнал об «отвращении к деспотичной власти». Но дело не только в вышеупомянутых колотушках. Помимо этого Джеймс, храбро и мужественно бросивший вызов бостонской правящей элите, послужил для брата примером. Джеймс был первым большим борцом за независимую прессу в Америке, и именно он оказал самое значительное влияние на младшего брата в сфере журналистики.

Он также повлиял на его литературные склонности. Сайленс Дугуд, смоделированная по принципу Аддисона и Стила, могла возникнуть в голове у Бенджамина, но фактически своим незамысловатым просторечием и умением общаться с людьми различных сословий она больше напоминала Эбигейл Афтервит, Джека Далмена и других вымышленных персонажей, созданных Джеймсом для газеты Courant.

Разрыв Бенджамина с братом принес удачу его карьере. Вырасти в Бостоне было везением, но свободомыслящему деисту, не посещавшему Гарвард, тесный городок не смог бы дать многое. «Я уже выставил себя в неблагоприятном свете перед правящей партией, – писал он позже, – и велика была вероятность того, что если я останусь, вскоре у меня начнутся неприятности». Его насмешки над религией привели к тому, что в него стали тыкать пальцем «хорошие люди, ужасавшиеся моему безбожию и атеизму». В общем и целом, самое время оставить и брата, и Бостон{44}44
  Autobiography 34–35.


[Закрыть].

Среди первых поселенцев Америки существовала традиция: когда в населенном пункте становилось слишком много ограничений, люди быстро перебирались на незаселенную местность. Но Франклин относился к другому виду американских бунтарей. Дикая местность не манила его. Напротив, его влекли к себе новые торговые центры, Нью-Йорк и Филадельфия. Там имелись шансы добиться успеха, так, чтобы человек был обязан только самому себе. Джон Уинтроп мог вести за собой группу пуритан, держа путь на дикие неизведанные земли; Франклин, напротив, относился к новому поколению, совершавшему путешествие по торговым улицам.

Побоявшись, как бы брат не попытался задержать его, Франклин позаботился, чтобы друг тайно оплатил ему проезд на сторожевом судне до Нью-Йорка. Чтобы осуществить задуманное, он сочинил легенду, будто бы некоему молодому человеку нужно улизнуть, так как он «ввязался в интрижку с девушкой легкого поведения» (или, как сформулировал Франклин в более раннем наброске, «осчастливил публичную девку ребенком»). Продав некоторые книги, чтобы оплатить проезд, семнадцатилетний Франклин отправился в плавание при попутном ветре вечером в среду, 25 сентября 1723 года. В следующий понедельник в New England Courant было опубликовано краткое и немного грустное объявление: «Джеймс Франклин, печатник на Квин-стрит, ищет способного парня на место подмастерья»{45}45
  Клод Анн Лопес, редактор документов Франклина в Йеле, обнаружила клочок бумаги, на котором Франклин в 1783 году набросал некоторые даты и места, определявшие маршрут его передвижений шестьдесят лет назад. В издании «Автобиографии» под редакцией Нортона Д. А. Лео Лимей и П. М. Золл указали, что единственным судном, отправившимся из Бостона в Нью Йорк в ту неделю, было сторожевое судно за 25 сентября. Отредактированный Франклином абзац со словосочетанием «публичная девка» отмечен в печатном издании. Объявление Джеймса Франклина о найме появилось в New England Courant 30 сентября 1723 года.


[Закрыть].

Глава 3. Подмастерье
Филадельфия и Лондон, 1723–1726

Типография Кеймера

Молодым подмастерьем Франклин прочитал книгу, прославляющую вегетарианство. Он решил соблюдать эту диету, но не столько из соображений морали и здорового питания, сколько из-за финансового положения: такой рацион позволял ему откладывать для покупки книг половину суммы, которую брат выделял на еду. В то время как сотрудники разбредались, чтобы где-нибудь от души поесть, Франклин довольствовался пресными лепешками и горстью изюма. Он использовал обеденное время для обучения, «в котором делал еще бóльшие успехи благодаря удивительной ясности ума и обостренному восприятию, которые бывают при умеренности в еде и питье»{46}46
  Книга «Путь к здоровью» (The Way to Health) была написана Томасом Трионом (1634–1703) и впервые опубликована в 1683 году; Autobiography 29.


[Закрыть].

По сути, Франклин был очень рассудительным юношей. Он мыслил настолько рационально, что мог обосновать все что угодно. По пути из Бостона в Нью-Йорк, когда из-за штиля судно остановилось у Блок-Айленда, моряки поймали и приготовили треску. Поначалу Франклин отказывался от еды, но передумал, когда запах, доносившийся со сковородки, стал откровенно заманчивым. Позже с шутливой задумчивостью он опишет этот случай так:

Насколько я помню, какое-то время мои принципы и желания сражались на равных, однако только до того момента, пока не разделали рыбин. Тогда я увидел внутри их желудков более мелких рыбешек. «Так, – подумал я, – если вы едите друг друга, то я не вижу причин, почему мы не можем есть вас». Стало быть, я плотно поужинал треской и с тех пор продолжаю питаться подобно другим людям, лишь изредка возвращаясь к овощной диете.

Отсюда он извлек ироничный и, возможно, даже несколько циничный урок, который был сведен к следующему утверждению: «Чрезвычайно удобно быть рассудительным, ведь это дает возможность найти или выдумать объяснение любому поступку»{47}47
  Autobiography 49.


[Закрыть].

Рациональность Франклина сделала его образцом человека эпохи Просвещения, века разума, расцветшего в Европе и Америке в XVIII веке. Его мало интересовал религиозный жар эпохи, в которую он был рожден, так же как и возвышенные настроения романтизма, зародившегося ближе к концу его жизни. Подобно Вольтеру, он мог подтрунивать над усилиями – как своими, так и человечества в целом, – совершенными в те моменты, когда люди перестают руководствоваться разумом. Повторяющаяся тема в его автобиографии, так же как и в рассказах и альманахе, – это удивительная способность человека логически обосновывать свои поступки.

В возрасте семнадцати лет Франклин отличался удивительным сложением: мускулистый юноша с широкой грудью и открытым честным лицом, ростом почти в шесть футов (метр восемьдесят сантиметров). У него был талант ладить с кем угодно, будь то задиристые лавочники или состоятельные коммерсанты, грамотеи или жулики. Он отличался удивительным обаянием, словно притягивал к себе людей, желающих ему помочь. Он никогда не был робким, всегда стремился заводить новых друзей и покровителей, зная, как правильно применять обаяние.

Так, к примеру, во время побега он познакомился с единственным печатником Нью-Йорка, Уильямом Брэдфордом. Тот публиковал передовые статьи того же направления, что и Джеймс Франклин, – против «угнетателей и тиранов». У Брэдфорда не было работы для Франклина, но он предложил юному беглецу держать путь в Филадельфию и попробовать устроиться на работу к его сыну Эндрю Брэдфорду, который руководил семейной типографией и выпускал еженедельную газету.

Спустя десять дней после отплытия из Бостона судно Франклина причалило к пристани, примыкающей к одной из главных улиц Филадельфии под названием Маркет-стрит. Его сбережения составляли всего лишь один доллар и около шиллинга медными монетами. Последнее он отдал за проезд. Перевозчики попытались отказаться от платы, ведь Франклин помогал им грести, но тот настоял. Позже он отдал две из трех купленных им пышных булочек женщине с ребенком, встреченным на пути. В будущем он напишет: «Человек иногда более щедр, когда у него мало денег, чем когда много; может быть, чтобы не подумали, будто их нет совсем»{48}48
  Autobiography 38.


[Закрыть].

С первых минут пребывания в Филадельфии Франклин всерьез озаботился своим внешним видом. Американские индивидуалисты иногда хвастаются способностью не беспокоиться о мнении со стороны. Франклин же, как правило, напротив, пекся о своей репутации, стараясь всегда держаться достойно, при этом прислушиваясь к окружающим, – потому-то и стал первым бесспорным экспертом по международным отношениям в стране. Спустя некоторое время он напишет следующее: «Я старался быть не только по-настоящему трудолюбивым и бережливым, но и избегать любого внешнего проявления противоположных черт характера» (акценты расставлены им самим). По словам критика Джонатана Ярдли, «это был самодостаточный и своенравный человек, двигавшийся по заранее просчитанному жизненному маршруту к четко намеченным целям». Особенно точно это характеризовало Франклина в ранние годы, в бытность молодым коммерсантом{49}49
  Autobiography 79; Джонатан Ярдли, рецензия на работу Эдмунда Моргана «Бенджамин Франклин» (Morgan Franklin) в Washington Post Book World за 15 сентября 2002 года, 2.


[Закрыть].

Филадельфия с ее двумя тысячами жителей была вторым по размеру городом после Бостона. В свое время Уильям Пенн нарисовал ее в своем воображении как «зеленый провинциальный городок» с хорошо продуманным расположением широких улиц, вдоль которых возвышаются кирпичные дома. Помимо первых квакеров[22]22
  Квакеры – представители квакерства, последователи одного из пуританских течений, придерживающиеся принципов гуманизма и ненасилия. Прим. ред.


[Закрыть], поселившихся там за пятьдесят лет до описанных событий, место, названное «городом братской любви», привлекло к себе шумных и предприимчивых немцев, шотландцев и ирландцев. Они-то и превратили его в оживленный торговый центр со множеством магазинов и таверн. Хотя экономика быстро развивалась, улицы оставались грязными, царило категорическое бездорожье. Атмосфера, созданная квакерами и более поздними иммигрантами, импонировала Франклину. Эти люди зачастую были старательными, скромными, дружелюбными и терпимыми, особенно по сравнению с пуританами Бостона.

В первое же утро после прибытия, передохнув и приодевшись, Франклин нанес визит в типографию Эндрю Брэдфорда. Там он обнаружил не только молодого печатника, но и его отца Уильяма, добравшегося сюда из Нью-Йорка верхом на лошади. У Эндрю не нашлось работы для беглеца, поэтому Уильям отвел его к другому печатнику, Сэмюэлу Кеймеру. Франклину следовало быть благодарным своему невероятному таланту очаровывать и привлекать покровителей. Сыграл свою роль и особый сплав содействия и конкуренции, часто встречающийся среди американских торговцев.

Кеймер оказался растрепанным чудаком, собиравшим всяческое оборудование для печати. Он задал Франклину несколько вопросов и вручил ему верстатку, чтобы тот продемонстрировал свои навыки, а после пообещал нанять на работу, как только ее станет больше. Не зная, что Уильям – отец его конкурента, Кеймер не задумываясь рассказал о своих планах прибрать к рукам большую часть дела Эндрю Брэдфорда. Франклин стоял молча, восхищаясь хитростью старшего Брэдфорда. Позже Франклин вспоминал, как после ухода Брэдфорда Кеймер «ужасно удивился, когда я сказал ему, кем был этот старик».

Даже после этого неблагоприятного представления Франклин смог получить работу у Кеймера. В то же время он поселился в доме у младшего Брэдфорда. Когда Кеймер в конце концов настоял, чтобы он нашел жилье на нейтральной территории, Бенджамин по счастливой случайности смог снять комнату у Джона Рида, отца девушки, которую так позабавил его внешний вид в день, когда он выбрался на берег. «Благодаря тому, что моя казна и одежда к этому времени были приведены в порядок, я показался мисс Рид намного значительней, чем в тот день, когда она случайно увидела меня, поедающего булку посреди улицы», – отметил он{50}50
  Autobiography 41.


[Закрыть].

Кеймера Франклин считал чудаком, но ему нравилось проводить с ним время. Их объединяла любовь к философской полемике. Франклин довел сократический метод до такого совершенства, что мог выигрывать споры, не противореча оппоненту. Он задавал Кеймеру вопросы, с виду невинные и не касающиеся темы напрямую, но при этом выявлял его логические ошибки. Кеймер, склонный поддерживать эклектичные религиозные убеждения, был так впечатлен, что предложил вместе учредить новое вероисповедание. Кеймер отвечал бы за изобретение догматов, таких как запрет на укорачивание бороды, а Франклин – за их обоснование. Франклин согласился с одним условием: что вегетарианство станет частью вероучения. Эксперимент закончился спустя три месяца, когда Кеймер, бывший настоящим обжорой, поддался искушению и однажды вечером в одиночку съел целого жареного поросенка.

Личное обаяние Франклина привлекало к нему не только покровителей, но и друзей. Славящийся острым умом, обезоруживающим остроумием и обаятельной улыбкой, он стал известным лицом в узком кругу городских предпринимателей. В этот круг входили три молодых клерка – Чарльз Осборн, Джозеф Уотсон и Джеймс Ральф. Ральф, самый литературно образованный в группе, был поэтом, уверенным как в своем таланте, так и в необходимости стать, потакая своим желаниям, великим художником. Критически настроенный Осборн завидовал Ральфу и неизменно умалял его достижения. Во время долгих прогулок у реки четверо друзей читали друг другу свои работы. Однажды Ральф принес на встречу стихотворение, заранее понимая, что Осборн наверняка его раскритикует. Поэтому он попросил Франклина прочитать текст, объявив себя его автором. Осборн, попавшись на крючок, забросал его похвалами. Франклин получил урок о человеческой природе, сослуживший ему хорошую службу (за несколькими исключениями) впоследствии: люди более склонны восхищаться вами, если не завидуют вам{51}51
  Autobiography 52.


[Закрыть].

Ненадежный покровитель

Самым судьбоносным покровителем, отнесшимся к Франклину по-дружески, был губернатор Пенсильвании сэр Уильям Кейт. Он действовал из самых лучших побуждений, но оказался безответственным и несдержанным человеком, сующим нос в чужие дела. Они встретились благодаря страстному письму, написанному Франклином своему зятю. Там он объяснял, почему так счастлив оказаться в Филадельфии и почему у него нет ни малейшего желания возвращаться в Бостон или давать знать родителям о своем местонахождении. Родственник показал это письмо губернатору Кейту, удивленному тем, что столь красноречивый текст написан столь молодым человеком. Губернатор понимал, что оба печатника в его провинции никуда не годятся, и решил найти Франклина и поощрить его начинания.

Когда Кейт, одетый в свой пышный наряд, шествовал по улице, направляясь к типографии Кеймера, растрепанный владелец выбежал навстречу, чтобы поприветствовать его. К его большому удивлению, Кейт пожелал встретиться с Франклином, тут же осыпал юношу похвалами и пригласил пообедать вместе в таверне. Кеймер, как позже заметил Франклин, «пялился на меня, вытаращив глаза»{52}52
  Autobiography 42. Позже Франклин вежливо изменил фразу в своей автобиографии на «пораженный, он уставился на меня». «Автобиография» под редакцией Лимея и Золла дает полноценное представление о первоначальной рукописи и всех ее переработках. Губернаторы, которых посылали в Пенсильванию, иногда назывались вице-губернаторами.


[Закрыть].

За бокалом хорошей мадеры губернатор предложил помочь Фраклину открыть свое дело. Кейт обещал использовать свое влияние для того, чтобы учредить официальный бизнес в провинции. Обещал он также написать письмо отцу юноши, призывая его оказать финансовую поддержку сыну. Далее Кейт пригласил Франклина на ужин, где продолжал нахваливать и поощрять его. Таким образом, с восторженным письмом от Кейта в руках и мечтами о семейном примирении, за которым должны были последовать слава и богатство, Франклин снова был готов предстать перед своей семьей. Он ступил на борт судна, державшего путь в Бостон, в апреле 1724-го.

С тех пор как он убежал, прошло уже семь месяцев, а его родители даже не знали, жив ли он, поэтому были взволнованы его возвращением и тепло встретили сына. Франклин, однако, еще не усвоил урок о том, какие ловушки расставляет гордыня и возбужденная зависть. Неторопливой походкой он прогулялся до типографии своего брата Джеймса, с гордостью выставляя напоказ «элегантный новый костюм», модные часы и пятифунтовые серебряные монеты, выпирающие из карманов. Джеймс осмотрел его с головы до ног, развернулся на каблуках и без единого слова вернулся к работе.

Франклин не смог удержаться, чтобы не щегольнуть своим новым положением. Пока Джеймс кипятился, он потчевал молодых подмастерьев рассказами о счастливой жизни в Филадельфии. Разложил серебряные монеты на столе, чтобы все восхищались, и дал денег на выпивку. Позже Джеймс сказал матери, что никогда не сможет ни забыть, ни простить этого оскорбления. «В этом, однако, он ошибался», – вспоминал Франклин.

Давний враг их семьи Коттон Мэзер оказался восприимчивее и занял более назидательную позицию. Он пригласил молодого Франклина к себе, побеседовал с ним в своей роскошной библиотеке и довел до его сведения, что прощает ему колкости, которые появились с его легкой руки в Courant. Выходя на улицу, они проходили по длинному коридору, и вдруг Мэзер воскликнул: «Пригнитесь! Пригнитесь!» Не поняв предупреждения, Франклин ударился головой о перекладину, низко нависшую над проходом. По своему обыкновению, Мэзер разразился назидательной речью: «Пускай это станет предостережением, чтобы вы помнили: не нужно всегда держать голову так высоко. Следуя своей дорогой в этом мире, – пригнитесь, молодой человек, пригнитесь, и вы избежите множества тяжелых ударов». Как будет позже вспоминать Франклин в диалоге с сыном Мэзера, «этот совет отпечатался в моей памяти и нередко приносил мне пользу. Я часто думаю о нем, когда вижу, как бывает унижено достоинство людей, слишком высоко держащих голову, и сколько неприятностей их ожидает». Хотя урок Мэзера и внес полезное разнообразие в ход эффектного посещения типографии брата, Франклин забыл включить его в автобиографию{53}53
  Франклин дважды рассказывал эту историю сыну Мэзера: БФ к Сэмюэлу Мэзеру, 7 июля 1773-го и 12 мая 1784 года.


[Закрыть].

Письмо губернатора Кейта и его предложение удивили Джозайю Франклина. После раздумий, которые продлились несколько дней, он решил, что было бы неблагоразумно спонсировать мятежного беглеца, которому едва исполнилось восемнадцать лет. Он, конечно, гордился сыном, понимая, кто именно покровительствует ему. Он гордился также умением Бенджамина очаровывать людей и быть предприимчивым. Но при этом Джозайя знал, что Бенджамин – всего-навсего дерзкий юноша.

Не видя шансов на примирение между двумя братьями, Джозайя благословил Франклина на возвращение в Филадельфию, увещевая его «проявлять уважение к людям… и избегать сочинения пасквилей и клеветы, к чему, как он считал, я был слишком склонен». Если он сможет «проявить предприимчивость и благоразумную бережливость» и накопить денег на открытие собственной типографии к возрасту двадцати одного года, Джозайя обещал финансово помочь с остальными затратами.

Старинный друг Франклина Джон Коллинс, очарованный его рассказами, решил также оставить Бостон. Но когда он оказался в Филадельфии, между двумя подростками произошла ссора. Коллинс, теоретически более способный, чем Франклин, но менее дисциплинированный, очень скоро пристрастился к спиртному. Он занимал у Франклина деньги, и тот начинал злиться. Однажды, когда они с друзьями катались на лодке в Делавэре, Коллинс отказался грести, когда наступила его очередь. Никто из гулявших не хотел заострять на этом внимание, кроме Франклина, который сцепился с другом, ухватил его за промежность и выбросил за борт. Каждый раз, когда Коллинс подплывал к лодке, Франклин и его товарищи отплывали на несколько футов дальше, настаивая, чтобы тот пообещал занять место на веслах. Из-за гордыни и желания противоречить Коллинс так и не согласился, и в конце концов его приняли на борт. После этого случая они с Франклином редко общались. Для Коллинса все закончилось отъездом на Барбадос. При этом он так и не вернул сумму, которую задолжал.

В течение нескольких месяцев Франклину преподнесли уроки четыре человека – Джеймс Ральф, Джеймс Франклин, Коттон Мэзер и Джон Коллинс. Это были уроки о соперничестве и обидах, гордыне и скромности. На протяжении жизни у него изредка появлялись враги (например семья Пеннов), а также ревностные соперники (например Джон Адамс). Но это случалось с ним реже, чем с большинством людей, особенно с теми, кто добился не меньшего, чем он. Разгадка его умения заслуживать больше уважения, нежели недовольства (как минимум когда он был ответственен за порядок) лежала в умении высмеивать самого себя, простой манере держаться и способности миролюбиво вести разговор{54}54
  Autobiography 104.


[Закрыть].

Отказ Джозайи Франклина спонсировать типографское предприятие сына не охладил энтузиазма губернатора Кейта. «Раз он не хочет помочь вам устроиться, я сделаю это сам, – торжественно пообещал он. – Я решительно настроен обзавестись хорошим печатником». Он попросил Франклина предоставить ему список необходимого оборудования (тот подсчитал, что общая стоимость составит около ста фунтов), а затем предложил Франклину отправиться на корабле в Лондон, чтобы лично выбрать шрифты и установить деловые контакты. Кейт обещал предоставить аккредитивы для оплаты как оборудования, так и путешествия{55}55
  Autobiography 48.


[Закрыть].

Даже безрассудно смелый Франклин был взволнован. На протяжении нескольких месяцев до отъезда он неоднократно ужинал у губернатора. Каждый раз, когда он обращался к нему по поводу аккредитивов, выяснялось, что они еще не подготовлены. Но Франклин не видел причин для волнения.

В это время Франклин ухаживал за Деборой Рид, дочерью своей домовладелицы. Он был сильно увлечен, но при этом к вопросу о женитьбе подходил практически. Дебора была, в общем, обыкновенной девушкой. Но она могла обеспечить ему комфорт и домашний уют. Помимо физической силы, красоты и обаяния Франклин мог предложить многое взамен. Из забрызганного грязью беглеца, которого Дебора впервые увидела слоняющимся по Маркет-стрит, он превратился в многообещающего предпринимателя, в человека, завоевавшего благосклонность губернатора и популярность среди ровесников. Отец Деборы умер незадолго до этого, и мать столкнулась с финансовыми трудностями. Она всерьез думала о перспективе удачного брака для дочери, тем не менее настороженно отнеслась к идее выйти замуж за ухажера, который собирался в Лондон. Она настояла на том, что со свадьбой можно подождать до его возвращения.