Текст книги "Феномены древней культуры востока Северной Азии"

Этот отрывок текста подтверждает, что именно казаки доходили до островов гиляцкой орды (основного густонаселённого района Амура), а не ульинские тунгусы, которые не стали бы «изымать» своего же тунгуса и к тому же «могли плавать по морю» только на оленях. Но о каких же островах или острове, за которым пала река в море, идёт речь? Им мог быть и остров Байдукова. Именно за ним расположено устье Амура, если двигаться по морю с Севера, но только не Сахалин – он расположен перед устьем.

Но есть ещё одна удивительная фраза в расспросных речах Колобова, о которую сломано много копий современных кабинетных исследователей: «А то де амурское устье они видели через кошку». Видели именно казаки (они), а не тунгусы (по Левкину). Но что значит – «через кошку»? Понятно, что речь идёт о какой-то амурской косе. И здесь фантазия учёных работала бурно. Предлагалась и Петровская коса, и мифические косы, образующиеся в устье во время отлива, и даже, вы не поверите, мыс Кошка в г. Николаевске-на-Амуре. Это кажется невероятным, но Б.П. Полевой на этом настаивал и даже ходил на этот мыс в РЭБ флота, будучи в городе в 1990 году, но устья Амура с него не увидел и был этим очень огорчён. Наверно интуиция учёного подсказывала ему, что кошка должна быть где-то здесь. Он и не подозревал, что находится в одном шаге от подтверждения своей догадки. Но чтобы его сделать, нужно, очевидно, быть местным жителем, знакомым с берегами лимана.

Дело в том, что такая «кошка» действительно есть в амурском лимане, и называется она мыс Вассэ (Астрохановский мыс). Отсюда открывается великолепный вид на амурское устье и видны ворота Амура в Татарский пролив – окончание обоих берегов реки (мыс Петах и мыс Пронге). Это и есть устье. Его видно и с самого мыса Вассэ, и из лодки, если находиться немного выше, что, по-видимому, и определило фразу Колобова: «А то устье видели через кошку». Если отступить в любую сторону на 300–400 метров от середины мыса, теряется из виду одна из сторон устья, что можно уточнить по карте лимана. Ни с какой другой позиции – перед устьем со стороны Сахалина или при входе в устье со стороны моря – слева или справа – его увидеть нельзя. Оно ничем не будет отличаться от залива. Таким образом, только войдя в реку, можно увидеть его, что казаки и сделали.

А островами, которые они проходили, были не только острова Чкалова и Байдукова, но и Большой и Малый, Оремиф, расположенный в центре устья. Но, скорее всего, главную роль в их повороте назад сыграл остров Воспри, расположенный несколько выше «кошки» – мыса Вассэ. Именно он стоит как «шлагбаум» посередине Амура, и обойти его стороной без опасности столкновения с аборигенами трудно. Здесь при повороте назад через кошку казаки и увидели устье Амура. Остров Воспри лежит против с. Красное, так что можно считать, что москвитинцы находились напротив его и на траверзе места будущего г. Николаевска-на-Амуре.

Есть и ещё одна несуразица в критике Г. Левкина. Он указал геодезическую формулу, по которой, учитывая шарообразность Земли, определяется видимость между двумя точками: D км.= 3, 85 х (HI +Н2), где D – расстояние в километрах между двумя точками, с одной из которых нужно увидеть другую; Н1 и Н2 – высоты точек в метрах над поверхностью моря. Высота коча с учётом роста человека равна 4 метрам. Подставляя эти значения в формулу, он получил 15,4 км. Как он это получил, ведь на самом деле получается 30,8 км.? Видимо, Левкин поделил результат ещё на два. Но зачем? Именно с расстояния 30,8 км. можно видеть Сахалин, так как оно между берегами островов – Сахалином и Байдукова составляет всего 25 километров. Каждый, кто бывал на о. Байдукова, в том числе и я, в хорошую погоду приходит на берег посмотреть на Сахалин и видят скалы его берега. Видели их, наверняка, и казаки И. Москвитина. Первооткрывателями Сахалина их за это, очевидно, трудно назвать, но Амур они уж точно открыли.

Глава № 6
Одиссея письменного головы

Летом 1643 года В.Д. Поярков в сопровождении 130 промышленных людей и казаков отправился в поход из Якутска. Инструкция воеводы П.П. Головина предписывала ему поставить острог на реке Зее, привести аборигенов под высокую государеву руку, а затем идти на реку Шилку (Амур) для прииска серебряной руды, в которой очень нуждалось государство. При найденном месторождении серебра поставить острог и из этих мест «до перемены не выходить».

В 1643–1644 годах отряд поднялся по рекам Лене, Алдану, Учуру и Гоному, перевалив Становой хребет, зимовал на Зее. Серебряной руды он не нашёл, и в связи с враждебным отношением иноземцев закрепиться здесь не удалось. В этот период Поярков потерял 50 человек в боях и от голода, безрассудно отправившись налегке с частью отряда на Зею, оставив продуктовые припасы за 200 км. до хребта. В отряде отмечались случаи людоедства. Так трагически начался этот поход.

Стремясь реабилитироваться за понесенные потери и в связи с невозможностью выполнения предписания воеводы Якутска, Поярков изменил цель похода и направил отряд проведать путь к Охотскому морю. В отряде у него был участник похода И.Ю. Москвитина – Семён Чистой, знавший путь с устья Амура к реке Улье и от неё – обратно до Якутска. Спустившись вниз по Зее, Поярков вышел на Амур и сплыл к его низовью, где в 1644–1645 годах зимовал в нивхской земле. Весной 1645 года он вышел в Охотское море и к концу лета достиг Ульи, где вновь зимовал, но предварительно отправил в Якутск с несколькими казаками путевые документы. По свидетельству одного из участников этой команды, они утопили документы в одной из горных речек.

Таким образом, все рассказы участников экспедиции и самого руководителя являются послесловием к их походу, которое иногда даёт повод к двоякому толкованию этой длительной, трагической, но выдающейся экспедиции. Сильная воля Пояркова довела этот поход до логического завершения, исходя из сложившихся обстоятельств. Остаётся лишь удивляться, что она не исчезла бесследно.

Как считал археолог А.Р. Артемьев, благодаря существованию письменных источников, известны названия практически всех острогов и зимовий, созданных на путях проникновения русских на Дальний Восток. Сложнее обстоит дело с хронологией их возведения и особенно неважно – с географической локализацией этих памятников. Решающее слово, по его мнению, здесь остаётся за археологией.

Но определить местоположение зимовки отряда В.Д. Пояркова в низовье Амура археологическими методами невозможно. Пребывание казаков на берегу реки в течение одной зимы не оставило следов, тем более, что в предполагаемом месте зимовки в течение многих лет производилась большая хозяйственная деятельность. Здесь располагалось русское село Большемихайловское, которое к настоящему времени тоже исчезло.

Остаётся только один метод познания – логическое рассуждение, сопоставление фактов из различных источников, учёт военно-стратегической и экономической выгоды выбора места зимовки. На этой основе можно создать более или менее достоверное доказательство описательного характера.

Известно, что отряд Пояркова зимовал в земле гиляков в 1644–1645 годах. Весной поярковцы приделали к своим дощаникам дополнительные борта и пошли в море. О своей зимовке на Амуре Поярков сообщал следующее: «А на усть Амура реки зимовали и божиею милостью и государским счастьем гиляцких амонатов поймал трё человек: Сельдюгу, да Килему, да Котюгу Доскины. А в расспросе ему, Василию, сказали: Сельдюга – 2 улуса. Мингальском – 100 человек, Гогудинском – 150 человек. Килема, у него Оночинского улусу, в нём – 200 человек. А Котюга Доскины сказал: у отца, Доскины, 5 улусов Калгуйские, в них 250 человек, да подле них иные улусы живут, чагодальцы, мужик Чеготот Сенбурак, а у него 4 улуса, а людей в них 300 человек. Кульца улус, а в нём князец Муготтел, а у него 40 человек, да того же улусу у Рыгана 30 человек, да Тактинского улусу князец Узиму, у него 100 человек. А с них, аманатов, взял 12 сороков соболей и шесть шуб собольих, и тех аманатов с собой в Якутский острог привёз».

Вот и всё, что известно от Пояркова. Но эта информация даёт возможность примерного определения географического положения его зимовки. В названиях улусов можно узнать некоторые и сейчас сохранившиеся посёлки нивхов. Калгуйские – это посёлок Кальма, расположенный напротив устья Амгуни на правом берегу Амура; Тактинский – это п. Тахта, находящихся ниже Кальмы. Указание на чагодальцев (негидальцев) подчёркивает заинтересованность устья Амгуни, где они проживали. Это подтверждает и имя Рыган – производное от «рыгу», – так нивхи называли амгуньских негидальцев. Отсюда становится понятным место повествуемых событий на Амуре – район устья Амгуни и п. Тахта.

Локализацию Мингальского улуса помог определить счастливый случай – знакомство с путевым журналом плавания на лодке сверху по Амуру в 1854 г. уже известного исследователя Г.М. Пермикина. Он писал: «В этот день встретил семь гиляцких деревень, Мангаль, Денгдала, Ахта, Дырми, Аур, Чильви и Тыр». Родство слов «Мингальский» и «Мангаль» очевидно, тем более что речь идёт об одном и том же районе (Тыр, как известно, расположен тоже практически против устья Амгуни). Название этого поселения вполне могло сохраниться до 1854 г., ведь сохранились же Кальма и Тахта до настоящего времени, тем более что этот улус был по своему знаменит. Он, очевидно, был назван по имени нивхского князя Мингалчи, который проживал здесь и был уважаем другими князьями в округе. Но его убил Хабаров, о чём будет сказано в следующей главе.

Локализацию деревни Мангаль относительно деревни Тыр, оказалось, можно рассчитать в километрах. Как пишет далее Пермикин, на следующий день от деревни Тыр он дошёл до деревни Тальве, которая в числе пройденных за день названа им последней, за деревней Тахта. Наиболее вероятно, с погрешностью в 3–5 км., что она располагалась на месте современного селения Новотроицкое, т. к. ниже Тахты нет удобных мест для поселения, кроме него. Расстояние между Тыром и Новотроицким равняется 30 км. Именно такое расстояние прошёл на лодке Пермикин за этот день. Кстати, оно соответствует данным исследователя Н.Е. Спижевого, моделировавшего плавание Пояркова по Амуру на лодке. Скорость течения Амура на участке Тыр-Новотроицкое равняется 2,7 км. в час. Скорость течения Амура на участке Сусанино (Мангаль) – Тыр большая и равняется 3,5 км. в час. Отсюда следует, что за предыдущий день от деревни Мангаль до Тыра он прошёл большее расстояние – примерно 40 км. Таким образом, Мангаль, а значит и Мингальский улус располагались выше по течению Амура на расстоянии 40 км. от п. Тыр.

На карте это расстояние накладывается на место, расположенное выше Сусанино на 13–14 км. Это и есть вероятное расположение Мингальского улуса. Названия других деревень XIX века не сохранились, но, судя по описанным семи, этот район Амура был довольно густо населён, вероятно, и в XVII веке тоже.

Из повествования Пояркова видно, что он перечислил улусы в строгой последовательности сверху вниз: Мингальский, Калгуйские, Тактинский. Логика подсказывает, что находясь рядом с ближним улусом, он назван первым по счёту. Если бы Поярков находился ближе кТактинскому улусу, перечисление было бы обратным. В районе Тахты нет удобных мест для устройства зимовья. Да и держать под контролем устье Амгуни, находясь ниже его, очень трудно. А вот на участке Мингальский улус – Тыр таких мест два: это и сам Тыр, и мыс Поворотный, расположенный несколько выше по Амуру от этого улуса, где находилось село Большемихайловское. Предпочтение следует всё же отдать мысу Поворотному как наиболее вероятному месту зимовки. Это связано с рядом обстоятельств, косвенно указывающих на его приоритет. Во-первых, перечисление улусов всё же сделано от Мингальского; во-вторых, зимуя в Тыре, Поярков не мог не узнать, а затем не отметить в своём рассказе о Тырских памятниках, а он этого не сделал; в-третьих, в марте Хабаров ходил походом на Мингальский улус, что описано в жалобе казаков на Хабарова. Это говорит о том, что Хабаров мог прийти в этот улус из Тыра, преодолев 40 км. по льду реки в марте, и это вполне можно было бы назвать походом. Находись этот улус рядом с Тыром, в поход на него не сходишь. В тексте жалобы фигурирует и название «Мингальское зимовье». Это не улус. Зимовьё могло быть поставлено только казаками. Вероятно, оно находилось рядом с Мингальским улусом, потому и названо Мингальским. Но, как сказано в этой же жалобе на Хабарова, он в Мингальском зимовье пиво варил и вино курил. Сам он его не мог его поставить, так как соорудил своё зимовье напротив казацкого бунтарского острога и оно не могло называться Мингальским, т. к. названия улусам или зимовьям казаки давали по именам местных князьков. Значит, оно могло быть только Поярковским, т. к. других казаков до этого времени здесь не было.

А пьянствовали казаки в Мингальском зимовье Пояркова после неудавшегося штурма этого улуса, которое к этому времени ещё, очевидно, сохранилось, ведь прошло всего 9 лет со времени его постройки.

Хабаров использовал его, вероятно, как базу для нападения на Мингальский улус. Имеет значение и указание японца Мамио Ринзо о том, что, по словам местных жителей, в районе Тыра разбойничали казаки. Но это были казаки Хабарова, именно они наделали много шума, а не поярковцы. Сам мыс Поворотный представляет собой высокий берег, выступающий в Амур, который делает здесь крутой поворот. На нём растёт строительный лес, рядом расположено озеро Хилка с впадающей в него горной речкой.

Путешествующий по Амуру художник Е.Е. Мейер в 1857 году в своих письмах с Амура отметил, что недалеко от Михайловского (мыс Поворотный) гиляки строят свои лодки, т. к. здесь имеется крупный и годный лес. Выявлено здесь и месторождение угля. На мысе художник нашёл какую-то старую прямоугольную яму, в которой успела вырасти большая и уже старая лиственница. Возможно, эта яма – след пребывания на мысе русских. Во всяком случае, лучшего места для зимовки, чем на мысе Поворотный, казакам-поярковцам было не найти. Здесь они, по всей вероятности, и поставили своё зимовье.

Глава № 7
Косогирский острог

Локализация казацкого острога, поставленного в гиляцкой земле бунтовщиками из отряда Е. Хабарова, до сего времени представляет проблему. В том, что он здесь существовал, сомнений больше нет, хотя совсем недавно и это оспаривалось д.и.н. Б.П. Полевым. Но в каком месте он был построен, имел название или не имел, – в этом мнения расходятся. Вопрос о факте постройки острога в гиляцкой земле полностью снимается указанием казаков в челобитной (жалобе) на поведение Е. Хабарова на Амуре в 160-1653 годах. Вот отрывок из этого документа: «И как мы холопи твои государевы, доплыли до Гиляцкой земли и божией милостью и государским счастьем из девяти гиляцких родов в Гиляцкой земле девять добрых гиляцких князцев поймали и в аманаты посадили и середи Гиляцкой земли острог поставили тебе, государю, з башнями и тарасы зарубили и хрящём насыпали для ради иноземного приступу…».

Полемика по этому вопросу шла на страницах газеты «Рыбак Хабаровского края», краеведческих конференциях между Б.Полевым, его соратником А. Артемьевым и мной, самозвано представляющим плеяду серьёзных исследователей XVII и XIX веков. Наши противники отстаивали позицию, что Косогорский располагался в районе устья Уссури на мысе Кырма или в районе устья Сунгари – притоков Амура. Я же, как патриот своей малой родины, очень хотел, чтобы он располагался в низовье Амура в нивхской земле. Теперь, когда их нет обоих, приходится самому себе доказывать и оппонировать. Правда в 2010 г. появился ещё один «свежий» взгляд Н.Е. Спижевого, представляющий абсурдный вариант интерпретации старых текстов казаков-первопоходцев, но о нём позже.

Определить правильное название этого острога не так уж сложно, но уточнить его локализацию не так уж сложно, но уточнить его локализацию именно в местности, которую теперь занимает посёлок Тыр, т. е. напротив устья Амгуни, очень сложно. В первоисточниках нет прямых указаний на это, но есть множество косвенных фактов и логических заключений этому.

Начнём с несуразиц, которые держали в плену практически всех исследователей этого вопроса. Считалось, что Косогорский улус и Косогирский острог – это тождественные понятия, или острог обязательно должен был находиться в одноимённом улусе. Например, Б. Полевой в одной из своих последних газетных статей утверждал, что Косогорский улус был поставлен казаками… Как можно поставить улус? Ставить можно острог, а улус это поселение, причём аборигенов. А.А. Артемьев в своей монографии «Буддийские храмы XV века в низовье Амура» сделал резюме по этому вопросу, как ему показалось, пролив свет на него. Он заключил: «Люди отряда О. Степанова (Кузнеца)… провели зиму 1655–1656 годов в Косогирском зимовье, которое, по-видимому, было возведено в Косогорском улусе, находившемся ниже устья р. Сунгари. Зимой 1656 года О. Степанов вынужден был сходить в поход в низовье Амура… Очень возможно, что именно тогда русские люди впервые столкнулись стырскими памятниками».

Получается, что Степанов зимой с отрядом на лыжах или на нартах совершил переход от устья Сунгари до низовья Амура. Теоретически это возможно, но на этот поход ушло бы 3–4 месяца, и это было бы очень рискованное предприятие. Да и в пути как бы они занимались сбором ясака? А указание казаков на то, что на утёсе якобы копано и они нашли колокол и памятные плиты, противоречит зимнему времени, когда такие находки сделать нельзя. Эти измышления Артемьева следует отнести к фантастическим, что говорит о его полном непонимании вопроса. Но самым разрушительным для его фантазии является факт, что, как отмечено в ясачной книге за 1656 год, опубликованной ещё в в 1958 году Б.О. Долгих, сбор ясака в гиляцкой земле Степанов провёл с 22 сентября по 18 декабря с 17 нивхских улусов. Понятно, что сентябрь – это не зима, и, чтобы начать сбор ясака в это время, необходимо прибыть в низовье Амура ещё в августе, так что ни о каком зимнем походе в низовье речи идти не может.

Между прочим, такие несуразицы у историков не редкость. Например, все они как один отмечают зимовку какого-либо отряда, указывая два года, например, 1655–1656 г.г. На самом деле её следует отмечать только одним годом. На данном примере это 1656 год, т. к. новый год до 1700 года начинался с 1 сентября, а зима, естественно, с декабря. Этот недостаток приводит к хронологической путанице. Другой пример: отмечая длину казацкого коча или расстояние на местности, историки исходят из того, что одна сажень равняется 1,76 метра – так называемая маховая сажень. Отсюда ошибочное определение длины коча – вместо 14 метров почти 17 метров

Итак, теперь понятно, что улус и острог – это не одно и тоже. Они могли иметь даже похожие названия, но находились в разных местах на Амуре. Если несуразицы можно расценить как чистосердечное заблуждение от незнания, то о фальсификациях такого не скажешь. Но и они имеют место быть на самом высоком учёном уровне. Так, Б. Полевой в то же статье написал, что Степанов сделал отписку воеводе с Амура 22 июля 1655 года о Ф. Пущине, который хотел идти из Косогирского зимовья на море. А всего через 4 дня, как подчёркивал он, 26 июля Степановым была сделана запись о том, что в Маканьском улусе на р. Сунгари у князя Чекуная удалось получить 20 соболей. Этим создано ложное впечатление, что Косогирский острог находился недалеко от Сунгари. Но истина в том, что отписку эту Степанов написал 22 июля, но не 1655 года, а в 1656 году, поднявшись до этой реки на судах по Амуру с гиляцкой орды, где зимовал и собирал ясак. А к этому времени, но в 1656 г., он действительно уже находился в районе устья Сунгари, но отписку писал, повествуя о событиях и 1656 года, и прошлого 1655 года.

Если прочитать эту запись, то обнаружится, что часть текста Б. Полевой просто опустил: «и сплыл он, Фёдор Пущин, на низ в Гиляцкую землю со мною, Онофрейком, и служилыми людьми вместе… Река пошла, и тот Фёдор Пущин хотел идти из Косогирского зимовья на море, не ведаю куда…и тот Фёдор Пущин из Косогирского острогу пошёл вверх по великой реке Амур… Да послал я, Онофрийко с усть Шингалу (Сунгари) реки государеву ясачную соболиную казну сбору прошлого 163 (1655 г.) и нонешнего, 164 (1656 г.) с даурских, и дючерских, и гиляцких людей к государю к Москве…».

Понятно, что с гиляцких людей ясак можно взять, только находясь в их земле, имея острог, аманатскую избу и занимаясь поимкой аборигенов. Ту же ошибку сделал и известный этнограф Б.О. Долгих. В своем важнейшем труде «Этнический состав и расселение народов Амура в XVII веке по русским источникам» он указывал, что Степанов собирал ясак с гиляков с 22 сентября по 18 декабря 1655 года. Нет, это был уже 2656 год, ведь новый год начинался с 1 сентября. В нём он перечислил 17 улусов, которые заплатили ясак казакам. Многие из них узнаваемы и сейчас – Тебах (мыс), Дуки (Амгунь), Маго (современный посёлок), Кальма (ниже Тыра), Вайда (ниже Сахаровки), Пронге (лиман), Лангр (о. Байдукова), Тахта (современный посёлок), Мангаль (вышеТыра), Мео (п. Подгорное – напротив Николаевска на Амуре), Коль. Последняя запись О. Степанова сформулирована так: «С Коулинского улусу от Ламского волоку (с морского побережья) с рубежу з гиляцких мужиков». Этим улусом был посёлок Коль, что располагался на берегу Охотского моря недалеко от современного посёлка Власьево.

Б. Полевой, указывая именно на этот документ, посчитал, что раз в нём не указан Косогорский улус, значит, его и не было в гиляцкой земле. И его действительно не было, но улуса, а не острога, что он всегда путал. Острог, безусловно, был, и назывался он словом похожим на на название Косогорского улуса – Косогирский. Острог этот стоял вне улусов, что естественно, и перечислению в ряде названий их не подлежал. Из этих перечисленных улусов можно исключить все места, где он не мог располагаться. Его не могло быть и на мысе Поворотном, так как рядом находилась деревня Мангаль, и на неё Хабаров ходил походом. Он не мог быть ни в Кальме, ни в Маго, ни в Тахте, ни в Пронге, ни в Коль, ни на мысе Тебах, ни на Сахалине (в улусе Чангин). Не могло его быть и в улусах, которые опознать не удалось – Ныкки, Хесь, Танги, Кунгуданков, Дебогонский. А вотТырского улуса нет в этом списке.

Может быть, в это время его и не существовало: нивхи мистически побаивались соседства китайских памятников и, возможно, не селились здесь. Исходя из этих соображений, вероятность расположения острога именно в Тыре очень высока. Но поставлен он был не на самом утёсе, а на месте современного посёлка, но ближе к берегу на обрыве (илл. № 210, 4). Здесь казаки и познакомились с Тырскими памятниками. Это географическое расположение острога соответствует и заявлению казаков в своей челобитной, что среди гиляцкой земли острог поставили. Тыр соответствует именно такому положению. Это же место отмечено и Мамио Ринзо, указывавшего, что сюда приходили русские разбойники и хотели отнять эти земли, что тоже немаловажно для уточнения его локализации. Наконец, близость п. Маго (40 км.), откуда нивхи принесли сведения казакам о японцах, что выяснил Б. Полевой.

Такое расположение острога удобно и с военно-стратегической точки зрения: хороший обзор Амура, верхнего и нижнего его течения, контроль над устьем Амгуни, экономическая выгода – сбор ясака ещё и с амгуньских негидальцев. Не зря на Амгуни чуть позже – в 1681 году – казаки поставили ещё два острога – Усть-Нимеланский и Усть-Делинский. Тыр был у казаков точкой отчёта времени пути до моря – «два днища». Именно он, а ничто другое. Все эти свидетельства подтверждают, что острог был в Тыре Других косвенных, а тем более прямых доказательств не существует, как нет и ни одного противоречащего этому факта.

Б. Полевой, стремясь осчастливить хабаровчан, сделал городу своеобразный подарок, заявив в газетной статье, что теперь, наконец, найдено подлинное место расположения Косогорского острога – это мыс Кырма в устье Уссури. Видит Бог, что он был не прав, ведь сюда из посёлка Коль с берега Охотского моря, а тем более с Сахалина в 1656 году в декабре, как указано в ясачных книгах, ни один нивх не доставил бы ясак казакам.

Но когда же был поставлен острог в Тыре? Первого августа 1652 года казаки под руководством К. Иванова и С. Полякова ушли на судах с устья Зеи в количестве 132 человек от Хабарова служить своими головами. Ушли они в рыбное место, где можно было прокормиться – в низовье Амура. И посреди гиляцкой земли острог построили. Они и башни поставили, и террасы зарубили, и засыпали их землёй и камнем. Это была не простенькая, а полноценная, современная деревянная крепость, способная противостоять пушечному бою – первая на Амуре. Может быть, художники когда-нибудь отобразят вид этой крепости на основании её описания и уточнённой локализации. В современном п. Тыр она находилась, вероятно, на месте поселкового универмага.

Известно, что Хабаров вскоре погнался за беглецами-бунтовщиками и 30 сентября уже 1653 года с преданными ему казаками настиг их. Острог к этому времени уже был построен, а Хабаров поставил к 6 октября напротив острога своё зимовье. Таким образом, острог был поставлен, видимо, в начале сентября 1653 года, если учесть время плавания от Зеи до Тыра – около месяца. Обстрел острога Хабаров начал 9 октября. Пальбу из пушек вёл сам О. Степанов. Стрельба велась, как писали казаки, по аманатскому двору и острогу. А это значит, что ядра били в стену, с внутренней стороны которой была пристроена аманатская изба. Башни и избы казаков не были обстреляны. Таким образом, Хабаров стремился уничтожить только аманатов, чтобы помешать казакам-беглецам собирать ясак. Пальба шла с обеда до вечера, но никто не был убит. Казаки не стали сопротивляться и сдались, понимая позорность такого столкновения. Но позже они были наказаны Хабаровым и многие от побоев батогами поумирали.

Когда страсти немного улеглись, Хабаров 7 декабря велел сломать и сжечь острог, как писали опальные казаки, кузнецам на уголье и на дрова. Означают ли эти слова, что была сожжена вся крепость с избами и башнями, ведь в них содержались более ста тридцати человек?

Конечно нет. Иначе где бы они находились, ведь не в зимовье самого обидчика Хабарова? По-видимому, была сожжена только стена, которая тоже называлась острогом. Остались и избы, и аманатский двор, где содержались знатный князь Мингалча и другие аманаты. Но зачем это сделал Хабаров? Для того, чтобы уйти из острога со своими преданными людьми в поход на гиляцкий улус князя Мингалчи за соболями. А опальных казаков, которые оставались в остроге, оставил без крепостной стены на тот случай, если бы они вздумали за ней оказать сопротивление по его возвращении. Это было предусмотрительно, т. к. он оставлял в остроге пушки, а в поход шёл, по-видимому, налегке. И хотя оставалась охрана, риск всё же был. Уходя из земли гиляков на судах вверх по Амуру 19 мая 1653 года, он захватил с собой оставшихся аманатов и, как отметили казаки, зажёг своё зимовье, но не избы и башни острога.

Таким образом, жилые помещения всё же сохранились. Они могли послужить в 1656 году базой для восстановления острога вновь прибывшей командой нового руководителя амурского войска – О. Степанова. Место было выгодным, насиженным, где аборигены уже имели опыт платы ясака. Сюда и вернулся О. Степанов и собрал самый богатый ясак – 95,5 сороков соболей, по данным А. Артемьева.

Упомянутый этнограф Б. Долгих опубликовал также ясачную книгу О. Степанова и за 1655 год, где перечислены 48 улусов Сунгари и Уссури, откуда поступал ясак, но Косогорского улуса в них нет. Однако упомянут Маканьский улус, в котором, как выяснил Б. Полевой, проживал дючер-нанаец князец Чекунай. Он же упомянут и в жалобе казаков, где указано, что он уехал в Косогорский улус. Вот этот отрывок из жалобы (челобитной) на Хабарова: «И во 160-м году (1652) как мы, холопи твои государевы поплыли из Кукорева улусу на низ и пловучи дючерскою землёю и проплыв Шингал (Сунгари) реку августа в 9 день ходили мы холопи твои государевы, на улус Чиндарея князца, да на свата ево Чекуная князца дючерского… поймали тут, в улусе, Князеву жену, тово князя Чендарея жёнку, а Чекунаеву сестру. И после тово, государь, зимою в марте месяце приезжали было те князцы дючерские в Гиляцкую землю к тебе, государь, с полным ясаком… а те князцы в Дючерской земле, в Косогорном улусе…»

Ещё раз он упомянут, когда в 1658 году казаки, не доплыв до устья Сунгари, захватили языков в Косогорском улусе. Последние сообщили им, что против казаков движется маньчжурское войско. Итак, в разных источниках дважды упомянут Косогорский (Косогорнов) улус, значит, он действительно существовал. Но это был именно улус – поселение аборигенов, а не казацкий острог, что очевидно. Получается, что где-то около устья Сунгари располагался Косогорский улус, а в земле нивхов находился казацкий Косогирский острог. Фантастическое совпадение названий, хотя и с небольшой, но устойчивой разницей: в улусе буква «О», а в остроге буква «И». В последующих публикациях различных авторов эти названия прописывались в различных вариантах и даже с заменой «О» на «И» и наоборот. Но всё же необходимо придерживаться изначального написания этих названий, чтобы попытаться понять этимологию этих слов.

Итак, каково происхождение названия Косогорский? Карта расселения племён и народов Сибири в XVII веке пестрит названиями тунгусских родов с корнем «гир»: киндагиры, нанагиры, шилягиры и др. Но учёные создали её в XX веке. А в XVII веке при самоназвании представителями рода в результате невнятности произношения или вольного русского просторечья «гир», возможно, был замещён на «гор». И хотя мне всё же посчастливилось на карте выявить одно название рода с корнем «гор» – почегоры, общего впечатления не меняет. Во всяком случае, корень «гор» отнюдь не был связан с понятием горы или гора. Если бы это было так, все гиры превратились бы в горы, т. к. местность, где располагались их улусы, были везде гористой. Да и в эти времена русские называли горы «камень», а в некоторых случаях, по-видимому, «гиры».

Удалось выяснить, что в древних языках литовцев, индийцев, иранцев именно так назывались горы. Вероятно, и в русском это слово использовалось, ведь эти языки принадлежат одной индоевропейской группе. А «косо», как указывалось, скорее всего, имеет предметное происхождение от названия украшения из белого редкого нефрита в виде диска – косо, которое в XVII веке носили ульчские женщины на верхней одежде. Напомню, что белый нефрит ещё в неолите высоко ценился и из Сибири попадал в Европу, что отметил Н.С. Новгородом Не мог он не попадать и на Амур с кочевыми родами.