Текст книги "Механист"
Автор книги: Вадим Вознесенский
Жанр: Боевая фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Ищейка-Безлицый ускоряется до смазанности движений, ищейка-вождь резко уходит вправо, Убийца Богдан разворачивается на месте, резко меняя направление, приседает, пропуская над головой удар Безлицего, кувыркается в ноги вождю. Вождь бьет на астральном уровне – заметно, как клубится маревом воздух вокруг Убийцы и потрескивают искрами металлические пряжки. Сильная вещь – «печка», область с интенсивным сверхвысокочастотным фоном. Секунда, и мягкие ткани Богдана должны отслоиться от костей. Вместо этого Убийца, как мячик, отпрыгивает в сторону, а колено вождя, смачно треснув, неправильно выпячивается наружу. Удар настолько молниеносен, что заметен только его результат.
Богдан отскакивает точно под атаку Безлицего – пасс ладонью и едва уловимая трель рассекаемого пространства. Прозрачные струны, которые в тысячу раз тоньше волоса, – идеальный скальпель, если научиться управлять такими нестабильными структурами, как вакуум и хаос. Гоньба умеет творить с реальностью самые невероятные фокусы. Как уворачивается Богдан – непонятно. Ведь известно, что ему не дано Видеть структуру вещества. Просто он почему-то оказывается именно в том месте, где струны не натянуты. И бьет, не брезгуя, в кровавую кашу лица противника. Вот только там и так ничего уже нет – ни глаз, ни переносицы. Безлицего просто сносит с ног, как от удара кувалдой. Впрочем, ему все равно – встает и разводит в стороны ладони.
Вождь тем временем кулаком вправляет свое колено, мгновение придерживает пальцами, восстанавливая функцию сустава и копирует жест Безлицего. Убийца очень неудачно оказывается меж двух ищеек. Они упираются ладонями в воздух, как уличные мимы в эфемерную преграду, и синхронно, медленно, с усилием закрывают невидимые створки.
Вся эта куча движений, ударов и манипуляций проносится перед глазами слишком быстро – в три-четыре секунды. За это время механист таки успевает достать со дна рюкзака контейнер и потрошит фольгу. Стонет Венедис. Видящим особенно трудно. Ищейки спотыкаются на своем давящем жесте. Ломают конструкцию заклинания. У Вика текут слезы от боли в разрываемом амулетом зубе. Резонирует жутко. Только Убийца продолжает прыжок навстречу Безлицему вдоль пока отведенного ему Гоньбой узкого коридора. Мозги у Богдана, что ли, из другого теста?
Зато накопители гнева, которых боятся породившие их боги, тянутся на внешних уровнях бытия к своим жертвам и заодно ко всем непричастным. Вещи бывают настолько опасны, насколько опасными мы их себе представляем. А когда таковыми считают их сами боги… или герои, что суть одно и то же… И Старьевщик от всей души помогает – загоняет в гильзу затвора вместо пули хрустальный глаз Хозяина Тайги, видевший бесчинства этих героев-богов.
Пара шагов, чтобы в упор. Щелчок механизма и тонкое пение пьезоэлемента. Искра на свече. Воспламенение. Взрыв. Стрельба плюет хрустальными брызгами. Они въедаются в кожу, как кислота, рвут защитные оболочки, метастазами поглощают информационную плоть астрального тела – истинного тела ищейки-вождя.
Но убить бога не так-то просто. Они ведь не умирают – они канут в небытие. Призвать из которого обратно невероятно трудно. Так же трудно, как и отправить туда. Обычно для этого нужны сотни лет и адептов, а Виктор один и практикует ускоренные программы. Вождь, борясь со спазмами, идет на механиста. Ему плохо, и еще хуже оттого, что под ногами Старьевщика в ворохе станиоли, в зловонных тряпках и мерзостно липкой смоле лежит второй глаз, дожидающийся Безлицего. Но не сейчас – ищейкой-Безлицым пока занимается Богдан.
Механист встречает своего уже трижды недоубитого противника прикладом. Вождю и так нехорошо. Отчетливо проступают трупные пятна на руках и ногах – никто ведь не останавливал процессы разложения, никакая сила воли. В местах ударов плоть не выравнивается, тело уже не заботится о своей эластичности, и ребристый отпечаток приклада на груди выглядит как клеймо. Глаза, о, да – зрачки не меняют свой размер, один сужен, другой расширен и по-кошачьи сдавлен в щель. Посмотреть на ищейку в проекции – клокот энергий, перемежение потоков, сбои, выбросы, поглощения. Весь присущий ситуации набор. Но вождь идет, и попасть к нему в руки – стать таким же. Медленно окоченевающим и стремительно предающимся хаосу одновременно.
Вик остервенело лупит, оставляя вмятины и белеющие костями бескровные переломы. Роняет неповоротливое тело на землю и ударами мешает подняться, подбирает чей-то клинок, рубит, наотмашь и не встречая сопротивления, почти с ужасом замахивается и всякий раз молится, чтобы уж этот удар оказался последним. Убивать богов еще и страшно. И только потом, через его личную тысячу лет, утомленный, словно все эти десять веков провел у наковальни, механист стоит над неподвижным телом и бездумно пялится только на этот… говенный… синий… бесстыдно торчащий… член. Ищейка-вождь не бьется в конвульсиях, ведь конвульсии – реакция еще не умершего тела. Ищейка-вождь уходит в небытие, и об этом свидетельствует вопль ищейки-Безлицего. Полный тоски и ненависти, словно ищейки связаны не только общим делом. И даже не просто дружбой.
Этот вопль возвращает механиста внутрь темного промерзшего капонира.
Убийца был все еще занят Безлицым и проделывал с ним примерно то, что недавно Вик с вождем. Методично уничтожал. Безлицый не был поражен кристаллической пылью из стрельбы, но его сильно сковывал валяющийся в грязи второй глаз. Безлицый все еще был силен и мог не только защищаться – иногда Убийца отлетал в сторону и матерился, массируя ушибы и восстанавливая дыхание. Но Вик отчего-то был уверен – Богдан добьет ищейку без вспомогательных хрустальных выстрелов. Так и выходило – медленно и неотвратимо, вероятно, похожим образом он привык справляться с пуленепробиваемыми Драконами. Зазубрина за зазубриной. В руках Убийцы сверкал меч – тоже подобранный среди трупов, два или три раза клинок ломался, и Богдан находил новый. Примерно через час, когда разрезы на теле ищейки перестали затягиваться, Убийца закончил – его удары отхватывали не плоть, а энергию, которой у Безлицего было безобразно много.
Несколько раньше пришла в себя Венедис:
– Да убери, убери Это!
Вик не сразу понял, что речь о втором кристалле, нашел его в кровавой грязи, кое-как восстановил изоляцию и закинул контейнер куда подальше – теперь ему глаз Хозяина казался бесполезным.
Убийца почти так же брезгливо отбросил меч:
– Курить есть у кого?.. Толкните Килима – у него что-то было. Вроде.
– Разве ты его не освободил? – удивился Старьевщик.
Охотник валялся без сознания, так и прибинтованный к копью.
– А зачем? – отмахнулся Богдан. – Вырубил только, когда начал с катушек сползать…
Разумно – Килим должен был попасть под воздействие ищеек вместе с остальными вогулами. И то, что не развязал, – правильно. Одним мертвецом стало бы больше. Оказывается, Убийце небезразлична чья-то судьба? Вику захотелось об этом спросить, но он вовремя заткнулся – Богдан бы ответил, что поленился ковыряться с узлами, только и всего. Чего ж зря сотрясать инфосферу – пустые вопросы и пустые ответы лишь засоряют энергетический фон.
Килима распутали и попытались привести в чувство. Но он соображал все еще плохо, поэтому его оставили в покое. Венедис сказала: пусть поспит, и убаюкала легким прикосновением безымянного пальца ко лбу. Не добившись курева от живых, Богдан прошелся среди трупов, потроша рюкзаки и карманы. Ага! Вернулся с кисетом и заскорузлой деревянной трубкой. Набил, рассыпая табак, чашу и, презрев гигиену, сунул мундштук в зубы. Затянулся и прокашлялся:
– Лет сто не курил. И людей… не убивал. Бля.
Вик присвистнул – некоторые курят, только когда напьются. У каждого свои тараканы. Однако дымить-то Убийца за столько времени подразучился. А умерщвлять – нет. Поэтому и не зовут его Курильщиком.
– Они не люди. Никогда не видела – вот так. Никто не видел.
Венедис стояла и смотрела на ищеек. Не зрением – в материальном мире те выглядели как обычные трупы, подвергшиеся бессмысленному, жестокому надругательству.
– Люди – вон. – Богдан показал на тела вогулов. – Если бы сразу убил вас, они бы жили. Двое к двадцати – как ставка?
В какой-то момент Вику показалось, что раскодированный Убийца сейчас приговорит и их. Для того чтобы прервать шлейф мертвецов, тянущийся за девчонкой и механистом. Старьевщик даже успел пожалеть, что зашвырнул куда-то в темноту второй кристалл-глаз. Пуля из него, конечно, как из дерьма, и ищеек, на которых была настроена матрица, уже нет. Но маленькая крупинка хрусталя теперь – артефакт, и его влияние на реальность просчитать невероятно трудно. Может, и помог бы от такой непонятной сущности, как Убийца.
Ситуацию разболтала Венди, снова начав про свои ветки-листики:
– В правильном мире вогулы бы все перешли без проблем. Смерть в бою почти всегда необременительна…
Если не считать бременем подгруженность сознания Гоньбой в момент этого самого перехода. На взгляд механиста.
– Брось, – замотала головой девушка, – с Гоньбой даже легче. Как на волне.
– На праве подельников?
– Какие они подельники? Разве ты ничего не понял?
Что должен был понять механист? Ну, например, почему шаман не сопротивлялся и никак не влиял на течение боя.
Поддерживал контакт с ищейками? Может быть, даже вызывал?
Как же можно быть таким кретином, наоборот, шаман их сдерживал. Писаный Камень – Место Силы. В этом проблема таких локаций – они как маяки. Вогулы у Камня только защищали свой мир – противостояли и одновременно пытались откупиться. Заодно уж решили добыть и механиста – одним выстрелом, чего делать не рекомендуется. Надо было его сразу шлепнуть. Тогда у вогулов все как бы срослось, а у Венди, наверное, нет. И ищейки оказались бы сыты. А мир – в той же заднице, что и сейчас. Но вогулы-то – в этом мире. Так что срослось бы у них только временно.
У всех свои интересы. Выглядело складно, но оставался вопрос про неправильную тучу и явный плагиат с лавиной. Девушка грустно рассмеялась:
– Да у тебя, механист, мания величия! Вызвать бурю дано не всякому, а поторопить уже созревшую – под силу даже школяру. Вот отсрочить – на порядок труднее. И расшевелить снег на скате можно не только усилием воли. Мне ли тебе объяснять. Думаешь, один такой сообразительный?
Со слов Венедис выходило, что вогулы по-своему правы.
И Гоньба с точки зрения поддержания равновесия и всяких кармических конституций уместна. Ну не положено, чтобы существо из одного побега Мирового Древа активно участвовало в судьбе соседнего, ведь у каждой ветви свое направление роста. И только им, садовникам, дано право править его крону на предмет ампутации подсохшей ботвы и селекции всякой дикой поросли.
Даже Драконы, или как их там, в Мертвой звезде, корабле-улье – не кара и не воздаяние, а вполне закономерный процесс смены биоценоза в отдельно взятом пространстве. Во многих, кстати, мирах – благополучно произошедший. Рептилии, млекопитающие, насекомые – схема отработана, подвинься, венец эволюции. Венок к твоему надгробию.
Ибо не встречается в Природе ни Добра, ни Зла, бывают лишь разные обстоятельства и точки зрения. Плюс – Безграничное и отдельно вселенское равнодушие. Зато все, в кого ни ткни, – чистенькие.
Богдан кивнул – все правильно:
– Знаешь, кем оказался для Драконов тот, кто убил матку? Считай, уничтоживший весь их род?
– Любить сильнее его точно стали.
– И ненавидеть тоже. Кем был – тем и остался. Недоразумением. Драконы – очень разумные твари. Их режешь, а они поют в мозги, что ничего изменить уже нельзя.
Вот только людям от этого не легче…
Венедис выругалась. Яростно, видно – тема царапала ее за живое.
– Мы не Драконы! Гибель одного мира никак не скажется на Безграничном. И это правда. Но! Тогда и спасение мира не окажет на него никакого влияния. Кто может запретить мне пытаться? Скажи, – девушка посмотрела в глаза Убийце, – ты ведь сожалеешь об убитых сегодня?
Богдан не отвел взгляд:
– Нет.
Девушка опешила – ожидала другого ответа.
– Но ты говорил…
Убийца поднялся. Покрутил в руке все еще дымящуюся трубку и бросил ее в костер. Развернулся спиной к огню, словно хотел что-то рассмотреть в темноте. Помолчал таким молчанием, какое не стоило прерывать – в ожидании Истории.
– Однажды… давно, далеко отсюда на юге, я со своим отрядом перешел пустыню, чтобы уничтожить очередного Принца. Дракон устроил свое логово в одной из гигантских древних пирамид. Кто их построил еще на заре человечества и зачем – неизвестно, было время, их использовали как гробницы, но видоки, пришедшие со мной, говорили, что в коридорах удивительным образом резонируют мысли. Их же, Драконов, притягивает ко всяким неоднозначным местам – этот вон, Последний, искал способ полететь к звездам, а тот, в пирамиде, – докричаться. Мы их так и находили…
А вокруг пирамид простирался город. Огромный, что по тем, что по нынешним временам. Варвары, пришедшие с севера, недоумевали – как можно прокормить этакую уйму народа, собравшегося в одном месте? Оказалось – можно. На берегах протекающей через город реки были устроены фермы – ежегодные половодья обогащали землю питательным илом, а погодные условия позволяли получать несколько урожаев в год. В пустыне поддерживались в исправном состоянии пятивековой давности ветряные станции, от них по хорошо экранированным, чтобы не нарушать информационные потоки, кабелям электричество подавалось к орошающим поля насосам. В городе расцветали ремесла и алхимия, мистика и геометрия.
Отряд пробрался в город не по реке, а со стороны пустыни, ночью, под сложным мороком, напущенном ведунами, – незамеченный. Варвары устроили резню в прилегающем к пирамидам храме, ворвались в логово, убили Дракона и ушли через барханы к морю. За ними, конечно, снарядили погоню, но настичь отряд удалось только на берегу, и то – в горном ущелье трехтысячное войско преследователей задержал один-единственный человек. Но с пулеметом.
Если кто-нибудь знает, что это такое.
Варвары успели погрузиться на корабли, а раненый пулеметчик затерялся среди скал. Вроде бы тело видели на камнях под обрывом, пока его не забрали волны. Но даже если он тогда и не погиб, остаться в живых в тех бесплодных землях было невозможно…
– Но я выжил. Прошло чуть больше года, и я снова оказался в том городе. Ветряки уже не работали, земля вдоль реки растрескалась, город вымер. Я не мог поверить, но за какие-то четырнадцать месяцев один из самых процветающих известных мне городов полностью поглотила пустыня. Все – мастерские, лаборатории, храмы. Как от нейтронной бомбы: вспышка – и ни-ко-го. Или, может быть, год назад мы видели только мираж…
Богдан опять помолчал, он как будто сожалел, что выбросил трубку.
– После меня всегда остается пустыня. В одном месте попытка возродить техногенную культуру закончилась травлей видоков. В другом – закон, предписывающий проверять в магистратуре уровень ментальных помех в радиоэлектронных устройствах, перерос в охоту на механистов. Даже у Драконов, чужих, – и то получалось лучше.
Убийца развернулся, и разрази Старьевщика гром, если в глазах этого сомнительного героя не блестела влага.
– Мне не жалко тех немногих, про которых ты спрашивала, девочка. Они капля в море. Я просто не хочу больше ни в чем участвовать. Умываю руки.
Вик искоса глянул на Венедис – если она все еще собирается заполучить Богдана в помощники, то сейчас – самое время. Сейчас, как никогда, Убийца готов слушать – он раскрылся. Сам же Старьевщик под прозаическим поводом, что пора бы отлить, ушел искать выброшенный кристалл. На всякий случай – Вик теперь знал, кто виноват в смерти Учителя. И тысяч других механистов.
Пусть будет.
А Венди направилась к Убийце. Приблизилась вплотную и опустилась на колени. Что ж, история Богдана была грустной и величественной – как раз для женских ушей. Кажись, поплыла дамочка не слабее рассказчика.
– Их всех еще можно попробовать спасти. Прошу тебя.
Богдан присел на корточки:
– Кого – всех?
– Убитых сегодня. И раньше.
– Миллионы. Миллиарды?
– Всех.
– И как?
– Отпустить.
Убийца провел ладонью по волосам:
– И для этого снова надо убивать? Твоего правильного Дракона? Ты ведь даже не знаешь, где его искать…
– Есть места, в которых можно получать ответы.
Горькая ухмылка.
– У воронки от мегатонного взрыва? Возле обшарпанного парогенератора?
Девушка улыбнулась. Вику, уже вернувшемуся с найденным контейнером, показалось – призывно.
– Не обязательно там. Здесь. Тут умирали почти что боги. Такие жертвы истончат мембрану реальности даже в очень инертном мире.
В капонире с продавленной крышей никогда не построят храма. Но, возможно, какой-нибудь отшельник набредет на странное место и останется в нем надолго. Кем он станет – целителем или порчельником, – зависит от иронии вероятностей. Слишком много здесь будет всего намешано – и любви, и ненависти.
– Чем я могу тебе помочь? Отгонять демонов?
Венедис достала из сумки несколько пузырьков, Вик узнал их – гинкго билоба, замешанное на разной гадости, и всякий неперевариваемый венегрет от Сергея Рокина. Кому и как девушка собирается задавать вопросы, если, со слов алхимика, часть компонентов зелья проветривают память, а другие – почти что яды?
– Богдан, ты будешь спрашивать.
– А мне уж показалось – придется глотать эту парфюмерию, – улыбнулся Убийца.
Зная, из чего это сделано, Старьевщик бы тоже отказался.
– Это для меня. – Венди расставила склянки в определенном порядке и начала инструктировать Вика: – Возьмешь мою руку и будешь выливать содержимое в рот после каждых ста двадцати ударов пульса. Ну, плюс-минус десять. После вот этого состава пульс замедлится раз в десять, заметишь. Тогда – после двенадцати. Только ничего не перепутай. Пожалуйста. В конце удары прекратятся совсем – могут быть судороги. Это нормально. Если через час я не вернусь – можешь попробовать реанимацию. Дыхание рот в рот и непрямой массаж сердца. Иногда помогает.
Насчет реанимации Вик не прочь был бы предложить потренироваться, но Венедис выглядела слишком серьезной.
– Пускай бы он тогда и спрашивал, – кивнул Убийца на Вика.
Девушка разложила на земле одеяло и улеглась на спину. Механист опустился рядом на колени и взял в ладонь ее запястье.
– Вы оба можете вопрошать. Просто, – Венди посмотрела на Богдана, – мне кажется, из вас двоих только ты понимаешь, что такое «молиться».
После этого она выпила первый пузырек, сморщилась.
– Э! – позвал Убийца. – А че спрашивать-то?
– Тебе виднее… – Голос Венди приобрел тягуче-мечтательную интонацию. – …Помнишь, мы говорили о твоей цене… и о близких сердцу богах…
Язык уже еле ворочался, глаза закатились. Вик к тому времени уже досчитал до двадцати.
Минут пятнадцать не происходило ничего.
Вик, за неимением других авторитетов, поминал Палыча. Вспоминалось как-то легко – без грусти, сожаления и даже без ненависти к его убийцам. Только хорошее. Но без ответной реакции – ну какой из Дрея бог?
Килим посапывал, свернувшись калачиком, но у него сон стал нервный, он что-то быстро шептал на вогульском и то и дело шумно ворочался. Короче – отвлекал.
Богдан, наоборот, сидел неподвижно, смотрел в одну точку, но ни молящимся, ни камлающим не выглядел – сидел и раздумывал о чем-то своем, убийственном.
Казалось, что так безрезультатно и продлится весь отведенный на процедуру час.
А потом Убийца выдохнул, ни к кому не обращаясь:
– Хорошо…
И поднялся с решительным видом, навис над Венедис, вытащил из-за пазухи нож. Вик предусмотрительно напрягся.
– Приди адская, земная и небесная… Владычица широких дорог и перекрестков… Дарующая разум и ввергающая в безумие… Убивающая и дающая жизнь… Смерть и мать… Древняя и вечно молодая…
Богдан задрал рукав и полоснул себя по венам – глубоко, наискосок, как это делают те, кто решил отречься от жизни. Густая темная кровь сразу залила ладонь и тягучими каплями начала срываться вниз. Убийца отстраненно посмотрел, словно это не его рука и не его жизнь вытекает из сосудов, сложил пальцы пригоршней – она наполнилась кровью почти мгновенно, – брызнул в стороны по широкой дуге.
– Приди, Геката, под сучий вой и возрадуйся – льется кровь!
Где-то в тайге и вроде бы недалеко от капонира один за другим начали подтявкивать волки. Вику стало жутковато.
Венедис открыла глаза.
Ничего в ней не изменилось – та же статутная княгиня, те же карие глаза и выбившиеся на лоб пряди волос. Может быть – чуть заострились черты лица. Как будто стала на десять-пятнадцать лет старше. Или это пламя костра и мрак перебрасываются тенями?
Но Убийца разглядел в этой игре тьмы и света что-то свое. Попятился. Зацепился за мертвого полубога-ищейку, потерял равновесие, кувыркнулся назад и остался лежать на спине, опираясь локтями. Девушка приблизилась и протянула руку – вставай.
Ладони Богдана были испачканы кровью и грязью – Венди не побрезговала.
Нежно провела тонкими пальцами по его вискам – Убийца не отстранился.
– Бедный Цербер… Я… совсем забыла тебя…
Все-таки это была не Венедис. Движения, жесты, слова – они ей не принадлежали. Эту женщину, Гекату, знал только Убийца.
– Не называй меня собачьей кличкой.
Женщина опустила голову:
– Прости… я уже не помню твоего настоящего имени.
Богдан вымученно усмехнулся:
– Боги забывают собственные имена, что говорить про имена своих возлюбленных?
– Ты все еще…
– Нет, – не дал договорить Убийца. – Нет. Не думаю. Любить тебя слишком больно. Я просто хочу покоя.
Геката подняла взгляд, посмотрела в глаза, покачала головой:
– Тебе не обмануть… свое назначение.
Вдруг показалось, что Богдан схватит женщину за горло.
– В чем оно? Я ведь уже давно и все, что мог, сделал!
Разве богиню можно испугать яростью простого исполнителя ее воли?
– Наверное, нет – не все.
– Что еще? Единственное, что у меня получается, – это убивать. Снова? Кого, Многоликая? Их? – Богдан пнул лежащее под ногами тело ищейки-вождя.
– Сыновей Ветра?.. – Геката наклонилась и плавным движением закрыла глаза мертвецу.
Обычно веки уже окоченевшему трупу опустить невозможно. Но у этого они сомкнулись так легко, словно он сам их зажмурил.
– …Эол будет грустить. Не знаю.
– Тогда, может быть, этого неудавшегося космонавта – Последнего таракана?
– Несчастное создание… даже я не знала бы, что делать с его Смертью.
– Тогда что?
– Твой мир мне не подвластен. Еще с тех пор. Может быть, ты единственный, кто может здесь что-то решать. Слушай себя… сокровенное или, наоборот, безосновательное.
Убийца запрокинул голову, такое ощущение – сейчас завоет в унисон волкам, только не на Луну. Сглотнул, нервно дернув кадыком.
– Видишь – там?
Вик, например, мог не смотреть – эта звезда в последнее время и так слишком часто мозолила глаза. Ничего удивительного, что сейчас сквозь небольшой пролом в кровле просвечивала именно она.
Находящаяся в теле Венедис женщина тоже не посмотрела – умела видеть, не вертя головой.
– Она не упала…
– Все так же – на геостационарной орбите.
Гостья закатила глаза, будто впадая в транс. Сделала несколько круговых движений головой.
– Вертится… кружится… как удавка вокруг шеи. Давит. Нечем дышать. Порви ее!
Богдан не отрывал взгляд с точки на небе.
– Я убивал людей, драконов, богов – я не умею убивать звезды.
Геката не ответила, поэтому он продолжил:
– Если бы это было возможно, я сбил бы ее еще тогда, до спуска челнока.
Женщина опять промолчала.
– Появись у меня возможность попасть внутрь…
– Ты сам владеешь отгадками. Спроси своих людей, Церб… – Она запнулась. – Твои люди знают те ответы, которые забыл ты сам.
– Это не мои люди, Многоликая. Мои люди, мои друзья умирают так же, как и враги. Поэтому я отказался и от тех и…
– Спроси их! – прервала Геката. – Спроси у того, кто носит мой знак! Узнай о его желаниях. Ответы – рядом, но люди всегда тревожат богов. Ничего не меняется.
– Не меняется! – ощерился Убийца. – И боги, как раньше, говорят ни о чем!
Женщина смягчилась и стала больше похожа на настоящую Венди, ту – с ямочками на щеках.
– Боги… они ведь просто боги… отражения людских мыслей… Ты ведь никогда не требовал многого от богов, да? Бог… дан?
– Ну, слава, хм, богу…
– Нам надо прощаться, мой Ключник, ты совсем истечешь.
Убийца посмотрел на запястья – кровь теперь не хлестала, как раньше, а вытекала понемногу ритмичными толчками. Судя по масляно блестящей луже, в которой стояли и Богдан и Геката, крови в организме Убийцы оставалось самую малость. Бледной синевой кожи мужчина уже соперничал с трупами ищеек.
– Только так я могу видеть тебя – у непреодолимой границы забвения. Ничего со мной не случится. Когда напор совсем ослабнет, раны затянет и все восстановится. Твои подарки, Смерть, бесценны и тягостны.
– И все-таки, Богдан, возвращение к жизни займет некоторое время. Здесь, на морозе. Много времени и боли. Не шути лишний раз с моими дарами. – Геката взяла запястье Убийцы и накрыла его своей ладонью. – Пожалей тогда эту девочку, ведь пока она в вызванной ею самой коме, я могу видеть тебя. Плоть – это глина, мягкая и податливая, но душу не стоит выпускать из нее надолго.
Богиня сняла ладонь с руки Убийцы. Вик со своего места не видел, но полагал, что на запястье не осталось и шрамов.
– А теперь, – Геката обратилась к механисту, – поддержи это тело, ибо я покидаю его.
Богдан взялся было помочь, но богиня покачала головой – сам на ногах еле стоишь.
Волки взвыли, казалось, прямо на заваленной снегом крыше.
Реанимировать девушку не пришлось – Геката ушла аккуратно и вежливо, придержав створки сознания.
Механист, повинуясь извечной привычке лечить все хвори одним лекарством, сунул в руки Венедис фляжку со спиртом. И княгиня, не поперхнувшись, приложилась к ней от души. Потом, когда успокоилась дрожь в плечах, спросила:
– Та, которая была, – кто она?
– Так эта… Геката, – отчитался Старьевщик.
Венди только что не хлопнула себя по лбу – ну конечно!
– Она же везде, Вик! Как я могла не заметить! Вот! – Девушка полезла в рюкзак и снова вытащила колоду.
Четыре карты уже имели конкретно потертый вид.
– Конечно-конечно, – попытался успокоить механист, но Венедис не реагировала.
Алкоголь действовал на удивление быстро.
«Выбор» – обнаженные мужчина и женщина на широкой дороге.
– Геката – богиня дорог и перекрестков…
«Колесо Фортуны» – замочная скважина внутри круга со спицами.
– Атрибут Гекаты – ключи от всех дверей…
«Смерть» – рыцарь-косарь.
– Лезвие косы, серп, месяц, Луна – планета Гекаты…
«Дурак» – путник, подгоняемый собакой.
– Стигийские псы – верная стая Гекаты…
Ну, при желании можно насобирать ассоциаций.
– Что, что она сказала? – Девушку мелко трясло. Нервы и переутомление.
Старьевщик снова приложил к губам Венедис емкость с согревающим.
– Она сказала, – Убийца дождался, когда девушка оторвется от фляги, и забрал ее себе, – что нам поможет человек, помеченный ее знаком.
Венди понимающе перевела взгляд с одного мужчины на другого. Косела она стремительно.
– Спи. – Богдан по-отечески погладил русые волосы. – Завтра во всем обязательно разберемся.
– Я не знаю, о чем говорила твоя Геката, – предупредил Вик, когда девушка засопела, свернувшись в клубок.
Убийца поболтал флягой, определяя остаток на слух:
– Ни фига это не полезно при кровопотере, так? Но красного вина у тебя все равно же нет?
Он выдохнул совсем по-простецки и одним махом осушил сосуд – Вик даже сглотнул.
– Можно было бы вырезать чью-нибудь печень. Тебя это шокирует, да?
Механист неуверенно согласился. Черт его знает, на самом деле. Проблема каннибализма – этическая. Если другого выхода нет, какая разница, что жрать, в конце-то концов? Но, конечно, некоторое омерзение присутствует.
– И она не моя.
– Что? – не сразу понял Старьевщик.
– Разговор, который ты слышал, – Богдан выдержал паузу, чтобы механист все-таки поравнялся с ходом его мысли, – ты уже забыл. Честно говоря, я сам не все помню. Общение с богами – сложная штука. Не всегда различаешь – что сказал, а что подумал…
Язык Убийцы заплетался.
– …но если я услышу от тебя хоть одну цитату… даже намек… только откроешь рот – и тебя сразу не станет… Кроме того момента – насчет твоих знаний. Подумай – Многоликая излагает мутно, но всегда по существу. А я – спать.
Вик остался один возле затухающего костра. Встал, подбросил заготовленных вогулами дров.
Чего тут думать-то?
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.