Текст книги "Механист"

И все-таки механист испытывал беспокойство. Без всякой чертовщины – просто из-за спокойных, взвешенных реакций противника. Никаких нервов и паники, хотя для них изъятие Виком глаз Хозяина представляло собой серьезную неприятность. Пришли ведь не иначе только потому, что где-то напряглись их линии судеб после высвобождения кинжала.

А с виду обычные мужики. Рост средний, телосложение среднее, и оленьи кожухи с мешковатыми капюшонами ничем не выделяют их из местных. Лиц на расстоянии не разглядеть. На тот счет, что возможность столкнуться больше не представится, Вик не обольщался. Но лучше позже. Почему-то внутри крепко обосновалась убежденность, что даже керамическая пуля против них может оказаться бесполезной. Тем более на таком расстоянии. Кристаллы в контейнере, они, несомненно, аргумент существенный, но не сейчас – отсутствует настрой для драки и, главное, сила.

Можно было ждать, а можно было идти. Только ждать, следуя тактике Венди, не стоило. Эти провели бы на пепелище еще некоторое время – если проследить, возможно, Вик и разживется полезной на будущее информацией. К тому же – так безопаснее. Но промокшие ноги отчаянно мерзли, да и по телу начинали пробегать колючие волны озноба. Старьевщик прикинул, как по дуге выйти на дорогу, сполз с холма, кряхтя поднялся и поковылял в Саранпауль. Ситуация располагала к организованному отступлению.

И все-таки кто они? Внешне – вполне могут оказаться неприкаянными Моисея. Однако, судя по поведению и навыкам, – нет, ни при каких обстоятельствах. И это тем более не Ясавэй. Не его методы. Камлать под бубен или шептаться с травой и булыжниками – это да, а разметка трехмерной октаграммы не из арсенала шаманских умений. Братья и иже с ними, магистрат? Или чужие, такие, как Венедис?

Почему по жизни скорость прироста врагов всегда намного опережает аналогичный показатель по количеству друзей? Или это с одним только Виком так случается?

Прочавкав по остаткам дороги около часа, Старьевщик пришел к выводу: чтобы не повредиться рассудком от явной передозировки, не свалиться от изнеможения или просто неожиданно для себя не уснуть на ходу, надо что-то предпринять. Но из всех возможных вариантов взбадривания организма и поднятия боевого духа он смог выбрать только один – морально-идеологический.

Сильно после полудня в Саранпауль со стороны Каменного Пояса на заплетающихся ногах ввалился извалянный в грязи человек, не менее заплетающимся языком и осипшим голосом горланящий янычарские боевые гимны. В казарменной редакции – где правильные патриотические выражения колко заменены обсценными идиомами.

В человеке не без труда угадывался слуга той девки, что появилась неизвестно откуда около суток назад и наделала столько шума прошлым вечером.

В себя механист пришел, когда уже стемнело. Времени он не ощущал, зато почувствовал прохладную ладонь на своем лбу – это помогло ему очнуться. В горле першило, голова раскалывалась, и вообще, если что-нибудь во всем теле и не болело, то Вик этого выделить из общего ломотного состояния не мог. Вдобавок был жар. Старьевщик открыл глаза и встретил внимательный карий взгляд. Зажмурился – сейчас начнется. Вместо этого в рот ткнулась плошка с жидким, горячим и пряным. Пришлось глотать – не отвяжется. К тому же питье оказалось приятным на вкус. Вик выдавил из себя слова благодарности и снова впал в беспамятство.

Но теперь это был уже не абсолютный провал в небытие, но вполне нормальный горячечный бред. А в бреду, как известно, никакой талисман не способен препятствовать астральной проекции бродить дорогами тонких сфер. Если по-простому – не спасает от видений. Трактовать которые можно по-разному – на свое усмотрение. Или даже не обращать никакого внимания.

Черная-черная птица… обгорелые культи-крылья, клочья спекшихся перьев. Клюв, покрытый сажей, открывается в немой попытке выдавить звук. Пение? Хрип. Птица пытается расправить свои нелепые огарки, обуглившаяся кожа покрывается красноватыми трещинами, сочится розовым гноем. Прихрамывая, неуклюже разбегается, подпрыгивает – нелепо падает, подпрыгивает – когтистая черная лапа ломко подгибается, – падает, немощно поводит конечностями-уже-не-крыльями, ловя несуществующий ветер.

Мне страшно смотреть на нее. Мне страшно думать, что такое она есть на самом деле. Морфологически она с одинаковой вероятностью может оказаться и павлином, и курицей… голубем или ястребом. Может быть, вороном – достаточно велик клюв, измазанный слюной или какими-то другими птичьими внутренними выделениями. Просто умирающая птица.

Нет. Не просто и не умирающая – я какой-то частью своего вне-сознания уверен в обратном. Как абсолютно точно знаю и то, что она не павлин и не курица, не ястреб войны и не голубь мира. Не ворон – вестник смерти. Она – жизнь. Просто ее привыкли представлять по-другому. Яркой, чистой, первозданной. А все не так. Все не бывает так просто. Ничего не возникает из ничего. Жизнь – штука отвратительная в своей утверждающей живучести.

Эта агонизирующая, жалкая, но в очередной раз пытающаяся возродиться птица – мой мир. Мне плохо, мне муторно, меня ввергает в озноб бесстрастное и жестокое знание – до того мгновения, когда затянутся кровоточащие нарывы, когда оперение приобретет естественную огненную окраску, когда хрип превратится в крик победителя, – еще очень-очень много времени. Миллионы и миллиарды единиц измерения времени. Если что-нибудь не помешает.

Не о том ли сейчас пытается мне прокаркать или пропеть эта несчастная птица феникс?

– Вставай давай! – Следующий визит в реальность сопровождается грозным шипением и тряской за плечо.

Старьевщик застонал, хотя чувствовал себя не в пример лучше – по крайней мере, мог сносно анализировать действительность. Увиденное в бреду стремительно теряло яркость, воспринималось уже совсем блекло и не так убедительно.

– Не знаю, на какую гулянку ты позавчера попал, но у нас теперь проблемы! Поднимай задницу! – Венди добавила еще несколько совсем уж откровенных эпитетов и резко поднялась.

Позавчера? Отключка заняла не так уж много времени. Вик с удивлением отметил, что лежит в кровати, не на раскладушке, что он в совершенно обнаженном виде, а тряпки, отдаленно напоминающие его шмотки, только чистые, развешаны вокруг железных боков печи. Старьевщик, замотав щуплое тело в одеяло, торопливо потянулся за одеждой. Охнул – свое состояние как «сносное» он определил, сильно погорячившись.

– Хреново? – поинтересовалась Венедис. – Скажи спасибо Рокину – разъяснил, что у тебя не банальный передоз. А то бы сама придушила.

Она и аптекаря вызывала? Интересно-то как… должна ли радовать подобная забота? Однозначно радовало другое – Вик жив и все еще при своих интересах. Спутница слегка возбуждена? Напьемся – разберемся. Возможность осуществить первую часть программы представилась мгновенно – Венди протянула Старьевщику кружку:

– На, глотай энергетик. Хуже уже не станет.

Хуже не стало. Зато стал слышен возмущенный гул за пределами комнаты. Вик, чертыхаясь, мол, опять пропустил что-то важное, натянул штаны и свитер. Тем временем в дверь постучали. Настойчиво и уверенно – чуть слабее, чем было необходимо для ее выноса с хлипких петель.

– Иди открой. – Девушка присела возле печки, грея ладони и делая вид, что ничего не происходит. – И борзей до последнего.

Последнюю фразу она произнесла одними губами. Вик кивнул – а что остается делать? Чтобы проникнуться угрозой, скопившейся снаружи, приглушать талисман не требовалось. Но к опасности со временем привыкаешь, и, по большому счету, становится все равно, откуда она исходит, – Старьевщик аккуратно прислонил стрельбу к стене возле двери и потянул щеколду.

В лицо дохнуло злостью и коллективным перегаром. Напротив проема топтался мужик с заплывшими свежими кровоподтеками под глазами и свернутым в сторону носом. Что бы ни делал Вик за последнюю пару дней, эта работа точно была не его. По обе стороны от мужика толпились не менее мрачные субъекты.

– Много их там? – не отрывая взгляда от пламени, поинтересовалась Венди.

Вик оценил хладнокровие девчонки и то, как она психологически верно перехватывает инициативу. Затем, игнорируя недобрые взгляды, глянул наружу – гостями, как селедкой, был плотно забит весь коридор. Положить гранату в самую гущу и собрать фарш со стен – кого не порвет, того затопчут? Вик пожалел, что не соорудил в лаборатории что-нибудь феерично-осколочное.

– Не. Человек сорок.

Ответил он с таким же показным равнодушием – работать на публику умел не хуже какой-нибудь статутной княгини. Жизнь сермяжная научила. Визитер от сказанного слегка опешил, и, пока пытался сформулировать дальнейшую линию поведения, Венди снова опередила:

– А хотят чего?

Игра начинала Вику извращенно нравиться. Настроение было поганое – под стать самочувствию. В конкретной ситуации, чтобы не задавили морально, а потом и на самом деле, необходимо было отчаянно наглеть.

– Не говорят, – буркнул Старьевщик.

– Эта сучка, – прошипел мужик, – мне второго дня сопатку своротила, а тут…

– Так вправь ему нос на место, и дело с концом, – лениво прервала на полуслове Веди.

Насчет «сучки» Вик был готов согласиться, тем более что причиной настоящего визита вроде бы оказался вовсе не он. Но доигрывать роль нужно было до конца, поскольку разбирательствами – где хозяйка, а где слуга – толпа обычно себя не обременяет. Или Вик просто немножко оправдывался перед самим собой. Потому что тон и смысл приказа-совета он уловил безошибочно.

Почти не замахиваясь, Старьевщик двинул раскрытой ладонью в злополучный нос. Хрящ с треском сложился внутрь, а не ожидавший подвоха мужик опрокинулся назад. Упасть не получилось – поддержали. Вик отступил назад и выхватил стрельбу, прикидывая – дробь в стволе или пуля. Никак не мог припомнить, но хорошо бы, если все же картечь. Зуб опять взныл от резонанса – механист к этому уже начинал привыкать. Народ угрожающе зароптал, но лезть на рожон пока поостерегся – все правильно, значит, делалось.

– Убью, – пообещал мужик, – из-под земли достану.

Старьевщик бровью не повел – таких обещаний наслушался за свою жизнь порядочно. Главное, что сейчас стрельба людишек охолаживает, а до будущего еще дожить надо.

– А если поговорить охота, – Венедис тактически своевременно оказалась рядом со Старьевщиком, – то ты говори, а не сходняки устраивай. Ты здесь кто – мулла, чтобы суды править?

Сходняки… надо же, какими мы словами разговаривать умеем… Вику такая Венди показалась чуть меньше по душе, чем в роли изысканной ханум. Душа, она, как известно, чаще тянется к прекрасному.

– А тут тебе и не каганаты, но, если надо, такой шариат устроим – мало не станет. – Мужик, кривясь, оттер рукавом кровавые сопли. – Предъявить найдем что.

Девушка вопросительно изогнула бровь:

– Да ну? Сломанный нос и отбитые яйца покажешь? Где, кстати, тот твой друг нетерпеливый? Болеет?

– Вопросы, что ты прежде задавала, предъявлю, – взвился мужик, – очевидцы есть! А после – как твой механист, да-да, признали люди, – жест в сторону Вика, – ночью в тайгу ходил, спросим! И чего потом от заимки, что в трех часах ходьбы отседа, одни головешки остались. Да пара мертвых. И послед – ой, какой нехороший послед на том месте теперь! Ответишь, ведьма?

Ответит. Ловко у нее это получилось. Вику в свое время вдоволь пришлось пообщаться с ханскими расследователями. До оскомины на зубах и колик в печенках. Боль копилась ласками заплечных мастеров, а изжогу вызывали задушевные беседы с участливыми дознавателями. Тогда он постиг на собственной шкуре простую вещь: когда знаешь, о чем тебя спросят в следующее мгновение, – ты победитель. А неожиданно предъявляемые расследователем один за одним сбивающие с толку факты ввергнут тебя в состояние загнанной жертвы.

Все-таки попал кому-то на глаза, кто его знает, и поход в тайгу не остался без внимания. Худо дело.

По плохому сценарию их бы вытащили из гостиницы через полчаса, избитых и окровавленных, на какое-нибудь штатное лобное место, обратились к поселковой администрации за правдой, бросили в лицо обвинения, готовить ответы на которые уже не осталось бы времени, и скоро повесили на специально отведенной березе. Или сожгли бы или утопили в Сосьве – какая тут практикуется высшая мера социальной защиты, Старьевщику узнавать не хотелось.

Но это по плохому сценарию. А сейчас Венди знала, что так возмущает общественность Саранпауля, и пребывала в вооруженно-предупрежденном состоянии. Следующие слова девушки Вика тоже не удивили.

– Отвечу. Но не тебе – судьям. А со слугой своим сама разберусь!

Очень живо Старьевщику представился унылый ветер, вяло раскачивающий безвольное тело, поскрипывающий сук, перетянутый махрастой грубой веревкой, и обязательно босые ноги висельника. Кто-то рассказывал однажды – мускулы умерщвленного сокращаются таким образом, что обувь соскальзывает сама собой. Вдобавок к этому расслабляется сфинктер и опорожняется мочевой пузырь. Неприглядное зрелище. Имелись все основания полагать – предварительную клизму для последующей эстетики в неотесанных приграничных землях ставить не принято. И исполнять последние желания здесь тоже не в обычае.

Поднакачав себя таким образом, механист еще раз – понимал, что так надо, – подыграл своей попутчице. Он скользнул назад, в сторону, развернулся, держа теперь на прицеле и вход, и Венди, просипел, словно потомственный урка:

– Чужое вешаете.

– Расслабься. – Венедис успокаивающее вытянула ладонь. – Сказала же – разберемся. И если нужно, – она обратилась к толпящимся в дверях, – мы ему мозги ковырнем. Специалисты найдутся?

Мужик хоть и понял, что его только что обошли, как ребенка, но протестовать не мог. Придраться формально было не к чему. Он рыкнул, что направится сейчас в Совет, сговорится, когда слушание назначат, а за возмутителями спокойствия пока присмотрят, во избежание.

Венди хмыкнула и жизнерадостно послала его «да хоть в жопу». Имела право веселиться – ей удалось выиграть время. Зато, когда дверь захлопнулась, девушка нервно и требовательно уставилась на Вика:

– И какого черта ты там делал, Инженер?

Раскрываться полностью было все-таки рано, но как-то пролить свет на причину своих похождений стоило. Однажды давно, в чужой еще жизни, начисто стертой двумя годами войны одного против всех и исправительным годом рудника, Вик с Палычем ломали головы над феноменом машинальных предчувствий. Трудности вызывала отнюдь не детекция сопутствующих явлению всплесков, а построение алгоритма для выбора ключевого события из цепи неявных случайностей. Банальная интуиция представляла собой нечто другое, более масштабное и худо-бедно математическое. А тут энергетические привязки действовали много тоньше, и Палыч пребывал в уверенности: сумей человек рассчитать влияние будущего на сиюминутные порывы – он стал бы хозяином мироздания.

Похоже, мечте учителя теперь суждено стать легендой – Дрей Палыч был, наверное, последним гением электромагнетизма. Вик в этой области лишь подражатель, копировщик чужих схем.

Но незнание внутренних принципов не обязывало пренебрегать внешними проявлениями – Старьевщик, в пример опытным видокам, доверял немотивированным импульсивным поступкам. И это его, как правило, не подводило.

– Хотел забрать, – Вик начал копаться во внутренностях рюкзака, – эту штуку. Вдруг пригодится.

– Ну ты псих… – Глаза девушки восхищенно сверкнули, когда механист протянул ей свою находку. – Там же аномалия! Послед… мягко сказано. Я думаю – откуда у тебя такое истощение, а ночью накаты извне… нетипичные для местных условий. И поклажа фонит – могла догадаться. На всю голову ты, механист, болезный.

– Так что – не надо было? – уточнил Вик, легко удерживая случайно подобранный на пепелище нож за кончик лезвия.

Рюкзак фонить мог еще и из-за кристаллов – имело смысл в спокойной обстановке зарядить импровизированный контейнер-конденсатор. А «нетипичные накаты» вполне объясняли бредовые птичьи видения. И с истощением все сходилось.

– Давай уже! – Венедис достала из рукава платок и выхватила нож у механиста. – Все равно не знаешь, что с ним делать. Все отпечатки, наверное, затер.

Наблюдая, как девушка по-ребячески радуется, изучая лезвие на свету, Вик пожал плечами – если Венди имеет в виду потожировой след, то ничего там и так не осталось после пожара. А энергетически… что нож – затычка. Выкладывать про кристаллы, однако, еще не время, пусть побудут пока козыри – до полного понимания места Старьевщика в расстановке сил и средств.

– Но я бы тебя, – добавила Венедис, – пожалуй, расцеловала. Не будь ты такой индюк.

Механист немного помолчал, определяя цену информации, и поделился:

– Там еще люди были.

Девушка спокойно завернула артефакт в платок, перевязала тонкой бечевкой, неслышно пошептала над узелками и только после этого распорядилась:

– Рассказывай.

И Вик рассказал, предусмотрительно вымарывая из истории фрагменты, касающиеся хрустальных медвежьих глаз.

– Правильно, что стрелять не стал, – одобрила Венди. – Даже если бы одного зацепил, со вторым бы не справился.

– Кто они?

– Преследователи. Гоньба.

– А конкретнее?

– Конкретнее, механист, – девушка выглядела предельно сосредоточенной, – узнаешь, когда время будет…

Вик пожал плечами – лишь бы поздно не стало.

– …а сейчас надо из другой передряги выпутываться.

– Уходим?

– А то!

Будь Старьевщик один, он прорывался бы шумно. С пальбой и кровью. Вдвоем так сложнее. Впрочем, этот вариант легко можно было придержать на потом, к тому же у Венедис имелись свои мысли на этот счет.

Они тщательно упаковали вещи, будто не планировали возвращаться. И на самом деле не собирались. Выходя, Венедис напомнила Вику нацепить окуляры. Надо так надо, хотя смысла в этом Старьевщик уже не видел. И ничему не удивляться. У конторки скучал все тот же неизменный малый.

– Продлевать будете?

– Не думаю, – отмахнулась Венди.

– А за мебеля в гостиной кто платить станет?

Девушка отвернулась, обозначая конец беседы, Вик выразительно поправил перевязь стрельбы. Похоже, пока он таскался по тайге, спутница тоже погуляла на славу – вот и счет за посуду требуют. Управляющий вытащил себя из-за стойки и все-таки двинулся следом. Вик хотел было проверить патрон в казеннике, но Венедис успокаивающе похлопала его по плечу.

Во дворе постоялого места их снова окликнули. Четверо решительного вида местных.

– Куда? Не велено!

– Что не велено?

– Уходить не велено! – разъяснил самый крупный из добровольных охранников.

– Мы и не уходим еще.

Управляющий подошел к Крупному и шепнул пару слов на ухо.

– Че ж с вещами?

– Так возвращаться не думаем!

Крупный, набычившись, преградил дорогу. Венедис остановилась вплотную, посмотрела снизу вверх. Была она на добрых две головы ниже и выглядела как уверенная в себе, обнаглевшая белка. Вик остался в стороне: решила сама разруливать – пусть разруливает. К тому же имелась возможность контролировать всех противников сразу.

– Знаешь, – задумчиво сказала Венди вроде как бы Старьевщику, но глядя в глаза Крупному, – у одного молодца теперь яйца – во! – Она продемонстрировала ладонями объем с собачью голову. – Только он этому совсем не рад. Болят и мешают ходить. Тоже вот так вот стоял сначала. Позавчера.

Парень дорогу не уступил, но инстинктивно чуть оттопырил зад и заерзал коленями. С воображением у него было все в порядке. Девушка оценила его телодвижения и усмехнулась:

– Нас арестовали? Процессуально? С чьей санкции?

Старьевщик сомневался, что оппоненту Венди понятны эти так похожие на заклинания слова. Он и сам уловил их значение скорее из контекста и тона сказанного.

– Мы сейчас будем просто прогуливаться, а вы на нас беспричинно нападете? – сменила она угол давления. – Что дальше? Если не подчинимся, забьете до смерти? А закон? Ну, меня, обычную женщину, убьете, а моего слугу – ни за что не сможете…

– Это почему? – не понял Крупный.

Вику такое неожиданное утверждение показалось хоть и спорным, но заманчивым. Действительно – почему?

– Потому, – отмахнулась девушка, – и это будет очень, очень плохо. Для всех. Впрочем, – она коснулась ладонью плеча парня, – если вы последуете за нами – мы ведь никуда не денемся?

Крупный неуверенно кивнул – вроде бы логично. Вик в очередной раз оценил, как лихо его спутница пытается манипулировать чужим сознанием. Все-таки без магии карих глаз такие приемы были бы не столь эффективны. Наверное. Парень сдвинулся в сторону, Венедис торжественно прошествовала мимо.

– Не хватайся ты все время за свою стрельбу, – шепнула девушка Вику, – только людей нервируешь.

Старьевщик отметил, что действительно теребит приклад, и попытался расслабиться. Нервы, ничего удивительного – оборачиваться не хотелось, но за девушкой и механистом шли четверо охранников, малый из «Гостиного угла» и вдобавок присоединившиеся к процессии несколько прохожих. Участи случайных зрителей с некоторых пор Вик не завидовал.

Жизнь – забавная штука. История таежного поселка не шибко богата событиями – можно считать Происшествием неудачную торговую сделку оленеводов или драку двух наведавшихся в увольнение рудничных гоблинов. Значимым явлением признают что-нибудь уж вовсе никчемное с посторонней точки зрения. А по-настоящему стоящий внимания факт забудут. Открестятся, вымарают из краеведческих летописей. Неудобный.

Вспомнит кто-нибудь о случае с ведьмой в «Гостином углу»? Так, отрывочно. Вроде бы напилась и стала цепляться к мужикам. Или наоборот. Что-то выспрашивала – но это все бабские штучки, внимание на себя, поди, хотела обратить. Затем ни с чего вдруг переклинило ее – стала на людей бросаться. Кто их поймет, баб, – с этим не хочу, там не буду. Ну, по рогам она там наваляла кому-то очень капитально. Дык ведь в драбадан все упитые были – может, и сами повредились. Оно как случается – упал, очнулся, гипс.

А суть самих вопросов разве что хозяйский швагер припомнит – он в «Углу» навроде управляющего. Только оно ему надо, всякие пьяные бредни запоминать да записывать? Интересовалась что-то насчет – как в последнее время от выпивки людишки косеть стали, буйство там или муторность после возлияний чаще замечается, похмелье, опять же, как сограждане переносят, не аномально ли. Пустопорожние вопросы, одним словом, – похмелье, оно всегда с трудом воспринимается. Еще бы швагер хозяйский рассказал, что дралась потом девка очень аккуратно. Все уворачивалсь больше и совсем по-матерински буянов на пол раскладывала. Поначалу. Только такие подробности управляющий и сам из памяти выбросил, потому как девка – ведьма и сучка. Чужая. А мужики – они свои и некоторые даже весьма уважаемые.

И да, потом уже, через пару дней, завсегдатаи взаправду на тяжеловесный бодун принялись грешить. Мол, вроде и не пили практически, а утром – словно всю ночь мозги в самогоне отмокали. Так случается иногда – вода, которой продукт до нужной кондиции растворяют, не поверишь, огромное значение для конечного результата имеет. Мягкость-жесткость, минерализация и еще катионы какие-то. Так Рокин говорил, алхимик. Наверное – сглазила воду чья-нибудь женушка, и все дела. Спирт не сглазишь – формула для влияния трудна.

Еще со слугой девкиным дело нечисто было. Нехороший был слуга. И как прислуга, видимо, дрянь, но это ведьмины геморрои, и вообще – как человек. Кто чуйку имел, говорили – пустой, сплошь маревом закутан, и душа, если окунуться, смердит тошнотворно. Да и обычные люди с ним рядом неприятствие ощущали. Потом прояснилось все. Мерзость, оказалось, к ночи упоминания недостойная – ведьмовские забогоны.

Таким вот образом покалякали досужие с неделю, и выветрилось. К тому времени иная тема завертелась – ханские комиссары налетели из Югры, на руднике чуть не война, караван просрали, разбой, хутора попалили, жуть. Это да, это событие для анналов.

Своенравная особа – История.

Никого не заботит, что связи между событиями не всегда бывают очевидны, не наблюдаются рисунками биополей, осязаемыми мерцаниями не оставляют последствий. Так иногда случается, когда замешана отнюдь не бытового уровня энергетика. Или механистика. Да и вообще, научившись Чувствовать, люди зачастую теряют способность Думать.

И не бывает случайных вопросов. Первичны факты, явления, феномены. Как феномен искаженной чувствительности выпившего человека. Говорят – небеса оберегают пьяниц. Глупость, конечно. Просто при определенной кондиции пьяный может пребывать в уникальном промежуточном состоянии – на границе астрала и тела. И это дает ему возможность бессознательно реагировать на самые тонкие изменения в характере внешнего информационного пространства. Хочешь анализировать, изучать, прогнозировать обстановку в конкретной местности – узнай, как там люди пьют.

Одним словом, вопросы – лишь производные знаний.

– Слушай, а почему меня невозможно убить? – прошептал Вик через несколько минут молчаливого шествия.

Кортеж за спиной уже не так раздражал.

– Кто тебе такое сказал? – взмахнула ресницами Венедис.

– Кхм… вроде как ты…

Старьевщик поперхнулся, хотя, как было приказано, продолжал не удивляться. В глазах у девушки плясали озорные чертики.

– Во-первых, – прошептала она в самое ухо, покоряя обоняние чем-то дурманяще-свежим, – говорила я не тебе. Во-вторых, не «невозможно», а «не смогут».

– Ну и отчего «не смогут»?

– Не захотят – ты им на фиг не нужен!

Венди засмеялась в голос – звонко, радостно, обескураживая. Вик не стал гадать, из-за чего это делается – или ей действительно весело, или чтобы уколоть спутника, или для должного воздействия на поселковых сопровождающих. Скорее для всего сразу, и механист тоже расхохотался – пускай местные нервничают, спутница недоумевает, глядишь, и собственный настрой поднимется. В голову настойчиво лезло, что в защиту такого Вендинова смеха, только непринужденного и открытого, умереть можно. Гормоны, паскуды.

Шли они уже знакомым Вику маршрутом.

– Надо заказ забрать – потом не успеем, – пояснила девушка, когда путники остановились под вывеской с изображением сколопендры.

– Хороший у вас подбор ароматов, – после приветствия похвалил Рокин, ладонью погоняв перед носом воздух, – совершенно ненавязчивый эффект, феромоны едва заметны.

Алхимик расплылся в улыбке, от простоватого говора не осталось и следа.

– Спасибо. – Венедис довольно зажмурилась. – Так приятно встретить знающего человека. Увы, но мы сейчас очень торопимся. Смогли ли бы вы, эфенди Рокин, подобрать все запрошенные компоненты?

– Такая изысканная и образованная ханум может называть меня просто по имени – Сергей.

Предложенное алхимиком имя было, конечно, не первым – смысловым и тайным, – а так называемым промежуточным, но все равно обозначение его являло собой знак немалого уважения. Это только у таких, как Вик, с именами напряженка, все больше клички.

– Если вы боитесь опоздать на судебный разбор, то не беспокойтесь. В нашем медвежьем углу оленей привыкли запрягать не спеша. Слушание надумают провести в лучшем случае завтра.

– Вот как… И все-таки нам не хотелось бы задерживаться. Что касается заказа, Сергей… хм… а как вас по отцу?

– По отцу здесь не принято, – деланно отмахнулся Рокин, – захолустье. Да и не с нашими заслугами…

– Не умаляйте своих достоинств, эфенди Сергей…

Старьевщик, отвернувшись, продолжительно зевнул. Подобные вокруг-окольные разговоры всегда нагоняли на механиста неконтролируемую скуку. Хотя он и понимал, что это – одна из методик изучения собеседника.

– Так вот про заказ. – Рокин все-таки спустился на землю. – Клянусь Зеленым Небом, с заявкой вашего спутника все получилось много проще – почти заурядные порох и наркотики. А вместо некоторых ваших ингредиентов я могу предложить только субъективные аналоги. Если бы я мог хотя бы предположить, каких результатов вы собираетесь добиться…

– Пустое, Сергей, так, почва для экспериментов, разминка для ума.

Рокин хохотнул и погрозил пальцем:

– Ах, не подшучивайте над старым обманщиком, милейшая ханум. Такие необычные сочетания. Плоды гинкго билоба, кстати, чрезвычайно редкий для наших широт продукт, микшированные с льняным маслом, навели меня на мысль о ноотропном назначении одного из ваших рецептов. Если бы не наличие ртутьорганических эфиров. Соединение категорически противопоказано для перорального применения.

– Ноотропного назначения?

– Воздействие на клетки мозга, – похоже, незнание Венди ходового термина слегка удивило Рокина, – в качестве сопутствующего химического стимулятора при, например, дефрагментации памяти. Впрочем, присутствие гомологов ртути делает мою гипотезу нежизнеспособной. Остальные ваши рецептуры еще более экзотичны. А ведь не исключено, что все они по отдельности – лишь составляющие одного непостижимого комплекса. Просто информация, что действие запрошенных вами исходников предполагает некий обобщающий эффект, сама по себе повод для серии интереснейших опытов.

Рокин, погрузившись в свои алхимические мечты, выглядел довольным и разве что не облизывался, как кот перед сметаной.

– Погодите, Сергей, – Венди сделалась совершенно серьезной, – мы это уже обсуждали. Полагаю, предложенная мной компенсация в виде векселя Югра-банка и рецепта капель вод Леты окажется приемлемым аргументом. Уничтожьте все записи, кроме, возможно, самих капель, и примите их. Все просто – количество прямо пропорционально глубине воздействия. Средство безотказное, никаких противопоказаний, точечная амнезия, против которой бессильны любые возможные эти ваши ноотропы. В последующем сможете использовать при лечении посттравматических нарушений психики. А вас применение средства полностью избавит от рисков.

– Рисков?

– Те, кто придет после меня, могут посчитать, что крупицы доставшегося знания – неуместны. Это опасно для вас, я не шучу. К тому же, поверьте, результат трансмутации собранного комплекса вам был бы малоинтересен.

Алхимик кивнул:

– Да, и вексель Югра-банка выглядит убедительным доводом.

– Вот именно… Вчера речь шла еще и об астролябии.

– Увы, астролябии у меня действительно не нашлось. Как и думал. Разве что армиллярная сфера – еще со времен ученичества.

Рокин продемонстрировал сложное устройство, похожее на глобус из подвижных перекрещивающихся обручей, угломерных алиад и сложной системы оптических визиров. Вик оценил – достойный прибор, только, в отличие от незатейливой астролябии, требующий более глубоких познаний в оптике и геометрии.

– Встроенный эквиториум для расчетов, – расхваливал алхимик, – для поверхностной навигации – самое то.

А если дополнить агрегат хронографом, компасом, системой гироскопов и еще несколькими хитрыми авторскими разработками – инструмент уникальный, подумал Старьевщик.