Текст книги "Праздник покойной души"

Казалось, вот, наконец, выбралась из-под опеки, обрела свободу, а получила жизнь по расписанию. Чуть что не так, этот придурок меня вечером в комнате запирал. Я и торчала там наедине с учебниками, даже без мобильника. А деньги за проживание Влад сам на стол выложил. Я их не требовала. Сначала тошно было, занудный он жутко, а сейчас привыкла. Он вообще-то ничего… Мне как старший брат… Но дурак! Ждет, когда я честно и откровенно признаюсь матери, что обманула ее. Да пусть она до конца жизни мучается! Это ей за отца…

– А ты помнишь, где он учится?

– По-моему, в МАИ… Или в МАДИ.

– Будет замечательно, если ты скажешь, на каком курсе и как его фамилия.

– Зачем мне его фамилия? Влад и Влад. По фамилии к нему никто не обращался. Какой по счету курс, не знаю, но помню, что последний.

Я вздохнула – придется уточнять все сведения по месту работы Влада.

Наташка шлепнула ладонью по столу, намереваясь напомнить о своем присутствии. Только ладонь угодила в собственную порцию пирожного с подмоченной зеленым чаем репутацией. Но цель была достигнута. Маринка замолчала и передернулась от отвращения. Впрочем, не больше, чем я или сама Наташка.

Не меняя брезгливого выражения лица и осторожно стряхивая в тарелку бесформенную коричневую массу, подруга разразилась гневной тирадой, глядя при этом на вишенку, обособившуюся на краю:

– Не смей говорить о матери плохо! Профурсетка! Твой отец настолько задурил тебе голову, что ему не мешало бы в гробу перевернуться! Да-да!

Наташка перепачканной ладонью сделала в мою сторону жест, подразумевающий не что иное, как: «Вот такая я зараза! Несмотря на то что до смерти боюсь покойников». – А если Эдуард Вениаминович слышит меня и решит среди ночи высказать свои претензии, пусть вспомнит про свое пепельное состояние! По ветру развею!

Я пыталась успокоить подругу. И шикала на нее, и махала салфеткой, и дула, как на чашку с кипятком. Бесполезно! Если представить себе мухомор с чуть более крупными островками белых горошин, то этот окрас полностью соответствовал бы физиономии подруги. От Маринки помощи ждать не приходилось. На девушку столбняк напал… Зря мы вообще выбрали кафе для этих посиделок.

Испугались не только я и Маринка. Слишком поспешно покинули столик и соседи. Всевидящее Наташкино око отметило этот факт, а ее трубный глас: «А вы рассчитались?!» – заставил четверку молодых людей невольно притормозить и вразнобой ответить что-то непонятное.

– В таком случае, свободны!

Я с удовлетворением отметила, что гнев подруги пошел на убыль.

– Пойду приведу себя в порядок, – уже значительно тише заявила она. – На мой десерт не посягать! – Преданным взглядом я пообещала строго стоять на страже ошметков в ее тарелке. – Десерт закажу по пути. Может быть, даже и на вашу долю…

– Что это с ней? – ошалело поинтересовалась Маринка. – Что-то я плохо поняла, зачем ей среди ночи нужен мой покойный папа?

– Видишь ли, – собралась я с духом, – у нас сегодня День знаний. Голова Натальи Николаевны оказалось немного ими переполненной. Кое-что надо сбросить «в корзину». Как в компьютере. Кроме того, она росла с твоими родителями в одном дворе. Детские впечатления – самые сильные. Возможно, папа треснул ее лопаткой в песочнице или же проявил себя не джентльменом в период совместного обучения в школе, но она его терпеть не могла. И, ты уж меня извини, у нее идеальный нюх на… – я немного помялась, – словом, на нехороших людей. Раз уж сегодня у нас такой день, тебе тоже не мешает пополнить запас знаний. Но только в том случае, если я с первой попытки кое-что угадаю. Если нет, считай и дальше нас идиотками.

Я подозреваю, что и мама, и бабушка с детских лет твердили тебе: папа уехал в длительную командировку. Наследственная дворянская спесь и любовь к милой очаровательной девчушке, которой ты когда-то была, не позволяли сказать правду. Девчушка не должна была чувствовать себя ущербной и комплексовать по поводу того, что папа бросил семью в поисках лучшей жизни. Бабушку со стороны папы попросили придерживаться той же версии. На всякий случай. Хотя росла и развивалась ты с мамой и «бабкой», как сама ее обзываешь… По истечении какого-то времени папа обнаружил в себе непреодолимое желание вернуться к первой жене и дочери, поскольку выяснились два момента: один не очень приятный, второй – полностью заглушал негатив первого. Итак, оказалось, что в поисках лучшей доли он поторопился. У твоей мамы неожиданно зафонтанировал денежный источник, теперь уже и не знаю, какой именно. Нам она говорила о наследстве… Так или иначе, но она, засучив рукава, открыла свое дело – здесь тоже много непонятного, не будем на это отвлекаться… Ваша неполная семья обрела возможность жить, ни в чем не нуждаясь. Это открытие повлекло твоего отца в бывший родной дом, где он обнаружил очень похожее на себя чудо – взрослую дочь. С ней не надо было ходить в зоопарк, играть в игрушки, читать на ночь книжки, переживать за детские болезни и так далее… Готовый объект для отцовского обожания. Людмила Станиславовна, не в силах огорчить дочь правдой, шепнула бывшему супругу свою версию его долгого отсутствия. Он ее на свой манер приукрасил, обретя ореол мученика и низвергнув бывшую жену до положения спесивой самодурки. Скорее всего, твой отец тебя искренне полюбил. Это чувство оказалось взаимным, но каменным забором высотой выше человеческого роста и твоего понимания на пути воссоединения семьи стояла мать. Ты бы с удовольствием ушла жить к отцу, но мешала неустроенность его жизни. Скажи, пожалуйста, ты ездила с ним за границу к двоюродной сестре отца… не знаю как ее зовут.

– Ее зовут Элиза, – пробормотала Маринка, глядя на меня большими глазами, выражающими и негодование, и сомнение, и веру в мои слова.

– Вот это да! – Это возникло у меня невольно. Ясное дело – от Элизы до Лизы, а от последнего имени до профессии сиделки было рукой подать.

Марина поняла меня по-своему:

– Вообще-то она Лиза, Елизавета. Но ее муж привык называть ее либо Элиза (в торжественные моменты), либо Элизабет (когда был недоволен), либо Бетти (кроватный вариант).

– Она, случайно, не приезжала на похороны твоего папы?

Я даже слегка охрипла, вспоминая красивую даму индпошива, стоявшую в сторонке от основной массы участников прощальной церемонии.

– Нет. У ее мужа как раз момент кроватного варианта, и он называет ее Бетти. Опять занемог. Дядя с ней разговаривал по телефону.

– Ну да, наследники сбились в стаю и прилетели в ожидании счастливого конца наследодателя, – проявила я некоторую осведомленность. – Наверное, тетка к тебе очень хорошо относилась. Впрочем, как и к отцу.

– Она… немного странная. Но четыре раза делала нам вызов к себе в Интерлакен. Вы не представляете, какая там красота. Такой уютный чистый швейцарский городок, окруженный горами. Если подняться на подъемнике вверх на смотровую площадку, вид открывается просто сказочный. В том числе и на снежную шапку горы «Юнген фрау» – в переводе с немецкого «Молодая женщина». Отец просто мечтал поселиться в этом городке. Лизавета обещала пристроить меня в местную туристическую компанию, там нужны гиды со знанием русского языка.

– Прекрасная перспектива! – Я постаралась сказать это как можно убедительнее. – Только не очень понятно, на какие деньги рассчитывал твой отец, собираясь осесть в Швейцарии?

– Ну, конечно, средств у него не хватало. Занял бы. Мама не могла отказать, сознавая, что отец окончательно скроется с глаз долой. Он, наивный человек, не переставал надеяться уговорить маму на повторный брак, но с этим вышел облом. А знаете, что самое смешное? В Интерлакене все старались побыстрее выдать меня замуж. Лизавета нашла для меня местного жениха. И ее престарелый муженек сватал своего сына. Только сын сопротивлялся. Если бы я вышла замуж в Интерлакене, мамочка все равно бы прикатила. Из чувства любви к родной дочери. Только отец просил меня повременить с замужеством – надо закончить учебу. А на фига гиду в Швейцарии наш университет?

– Ничего не понимаю… Говоришь, в Швейцарии женихов хватало. А с какой стати ты собралась выскочить за господина Миллера, нечаянно оказавшегося Тряпицыным?

Маринка посмотрела на меня с изумлением:

– Так говорила уже – он меня обманул. Говорил на английском с небольшим акцентом, как и положено немцу. Встречались мы раза два-три в месяц. Только последнее время каждую неделю. Он здесь бывал якобы наездами. И часто звонил. Почти каждый день. А самое главное, я в него влюбилась! Рассчитывала не огорчать отца, укатить с Миллером в Австрию, выйти за него замуж и обосноваться в Вене. А отцу на деньги Миллера приобрести маленький домик в Интерлакене. Этот городок действительно хорош для него, но мне было бы там скучновато. А самое главное – жениху, которого сватала мне Лизка, целых сорок пять лет! А сыночек ее престарелого мужа, которого тот упорно прочил мне в мужья, всего на три года его моложе. Кому такое старье нужно? Да и потом мне показалось… Впрочем, что об этом говорить!

– Бабушка знала, куда вы с отцом ездили отдыхать?

Маринка задумалась. Поэтому и с ответом помедлила:

– Этого даже мама не знала. Папа просил не говорить, боялся отрицательной реакции. Объяснял это тем, что они с Елизаветой одинаково ненавидели друг друга. Так что для мамы мы ездили просто в Швейцарию по приглашению папиных друзей-эмигрантов. А бабушка была уверена, что я отдыхаю на море в Крыму. Мама ее не разуверяла – знала нелюбовь бабушки к «дикому Западу».

– Надо же! Ну а возвращаясь к господину Тряпицыну: как он объяснил тебе свой мерзкий поступок?

– «Как-как»… Весьма практично. Какой трезвый кретин, а тем более кретинка, остановил бы ночью машину, для того чтобы подвезти голосующего на дороге мужика? Он и сам на это не надеялся. И мы бы его ни за что не подвезли, если бы он не заговорил на английском и не попросил подкинуть к отелю. На самом деле, господин Тряпицын возвращался с дачи своей девки, у которой сломалась машина. Шел дождь, и он достаточно накувыркался в грязи. А ему надо было торопиться в отель на рандеву к своим лифтам в ночную смену. Дальше все пошло-поехало… Обмен любезностями и номерами телефонов, рестораны, в которых расплачивалась я. «Миллера» то грабили, то он терял наличные рубли. Противно вспоминать. Тем более что я поставила точку. А сейчас, вообще, такая каша в голове. Вам не понять. Хочется скорее добраться домой и выспаться.

– Хорошо, сейчас вернется Наталья, и разбредемся. Кстати, что-то она задерживается… Но у меня еще несколько вопросов, которые я просто вынуждена тебе задать. Тебе приходилось видеть сиделку, которая ухаживала последнее время за твоей бабушкой?

– Всего один раз – на бабулиных похоронах. Но, честно говоря, я ее не запомнила. Много народа было. Я на дачу перестала ездить еще три или четыре года назад. Надо же, мать упорно называет дачу «загородным домом»! Достали меня обе: что мамочка, что бабуля. Не знаю, как сиделка с ней высидела? Наша графиня Антонина даже пыль протирать в своей комнате разрешала только под присмотром. И без конца жаловалась, что у нее лекарства воруют с раритетной, дышащей на ладан этажерки, принадлежавшей еще прабабуле.

Этим летом мы с отцом два месяца были в Интерлакене. Тетка собралась снять нам домик, чтобы не злить своего муженька. Он всё деньги считал и экономил. Мы на свои ездили, мамочка с барской руки отстегивала. Да только господин Винтер – Лизкин муженек резко воспротивился ее решению. Он предпочитал, чтобы мы все время торчали в его доме.

– Вот теперь мне понятно, почему тебя так испугало мое намерение рассказать матери правду о твоей самодеятельности в эпоху относительной самостоятельности. Несмотря на нелюбовь к сорокалетним старикам, ты все же решила сбежать в Швейцарию и попросить там семейного убежища. И не далее как во время студенческих каникул. Мать могла этому воспрепятствовать, закрыв перед твоим носом кошелек.

– Вы дали слово ничего ей не рассказывать!!!

– Да мы при всем желании не можем этого сделать – она исчезла в неизвестном направлении. И потом, мне кажется, что, хорошо осмыслив наш сегодняшний разговор, ты не захочешь быть марионеткой в чужих руках. Мамины понадежнее будут. – Лицо девицы скривилось, пришлось добавить: – Я на тебя не давлю, сама разберешься. А пока следующий вопрос: ты знаешь, что в четверг вечером на вашей даче и почти на том же месте неустановленной личностью предпринята попытка убить Совкина Григория Михайловича? К счастью, он остался жив.

– Гришку? – удивленно спросила Маринка, и кислое выражение лица мгновенно сменилось на весьма наивное. – Зачем? – последовал не менее наивный вопрос.

– Судя по твоему обвинению в адрес матери, она, прикончив отца, не должна была успокоиться на достигнутом. Через пару дней тюкнула по голове и Гришку, сбежав для этой цели из больницы. Наверное, ей не очень понравилось, как он ухаживал за вашим котом. Кота она, очевидно, просто придушила, поскольку он оказался не кошкой. Во всяком случае, это милое домашнее животное исчезло из закрытого помещения, и мы не устаем его оплакивать, как кота Ефима Шифрина.

– Что? – окончательно перестав соображать, спросила Маринка.

– А ничего, – ответила за меня Наташка, возвращаясь на свое место. – Отмылась и ладно. С директором встретилась, поговорили по душам. Вашим, разумеется. Моя-то чистая и шелковистая. Где мой заказ? Слопали?! Ох, кажется, я забыла его сделать.

– Не надо, – попросила я. – Посмотри на часы. Мы же торопимся, да и Марине нужно ехать. У меня к тебе, ребенок, последний вопрос, – обратилась я к девице, – кому ты передала свои ключи от дачи? Ну такие, с брелком в виде монетки…

Маринка, собравшаяся было встать, плюхнулась на место. Глаза забегали по сторонам, и я сразу поняла, что сейчас она соврет.

– Никому. Мои ключи… у меня дома. Висят на вешалке. Без всякой монетки. Они мне вообще-то не нужны. Поэтому и не таскаю с собой. Да и кому ключи могли понадобиться? Влад на дачу не ездит, ждет, пока я маме правду поведаю. – Маринка оттараторила это буквально скороговоркой. – Извините, но мне нужно бежать. И не забудьте! Вы обещали… Обещания надо держать. Это я усвоила с детства. Да, забыла предупредить – мне придется переехать в общежитие к девчонкам. Уже почти разрешили. В квартире одной жутко. Если понадоблюсь, звоните на мобильный.

Она торопливо одевалась, не обращая внимания на удивление, вызываемое поспешностью сборов. При этом даже не удосужилась ни разу взглянуть на часы. «Значит, сбегает», – решила я и посоветовала ей не пропадать, звонить хотя бы один раз в день, независимо от того, есть новости или нет.

– Ты правильно решила выполнить просьбу мамы о переселении в общежитие. При случае передавай ей привет и успокой насчет нас – в ее загородный дом мы соваться больше не будем.

Крючки на шубке Маринка застегивала уже медленно – обдумывала мое заявление, поэтому и с ответом несколько задержалась.

– Ну-у-у, если вдруг мы случайно встретимся или она мне позвонит… Наверное, вы сами с ней увидитесь раньше.

– Ни в коем случае, только после вас, – заявила Наталья. – Думаю, у тебя это получится быстрее. Пока мы в круглых дурах сидим, как раз успеешь.

Маринка криво улыбнулась и быстро вылетела из кафе, так и не застегнув последний крючок.

– У нее что, внутри таймер сработал? Эк ее подхватило и понесло! Между прочим, после вопроса о ключах.

– Поэтому-то я и задала его напоследок, – задумчиво проронила я. – Надо было раньше с ней встретиться. У девушки раздвоение сознания. Определенно она находится или находилась под чьим-то влиянием. И на эту встречу явилась не только по собственному желанию. Кстати, на чем она приехала?

– На частнике. Я видела, как она расплачивалась. Но за ней наблюдала не только я. Какой-то мужик на серебристом «Фольксвагене» прикатил позже нас и так старательно маскировался на противоположной стороне, что въехал в помойку. Ну не совсем, конечно, но стоял прямо за мусорными контейнерами. Недалеко от меня. Когда он оглянулся, я сразу нырнула в подъезд.

– С машиной! – ахнула я.

– Увы, она там не помещалась. Я ее за угол дома загнала. Можешь быть спокойна – мужик ни меня, ни «Ставриду» не видел. Кажется, ему тоже не о чем беспокоиться, блин! Я его тоже не успела рассмотреть. А самое интересное – за ним еще кое-кто наблюдал. Точно сказать не берусь, сама понимаешь, от всего этого в зобу дыханье сперло, но мне показалось, что это баба. Машина «Пежо», темно-серая, металлик, стекла тонированные. Сестра-близнец той, что мы видели у крематория.

– Я так и думала! А почему ты решила, что за рулем именно баба?

– Да откуда ж я знаю? Такие вопросы задаешь! Ну показалось мне… Там в салоне что-то белое серебрилось. Редкий мужик белую шубу натянет. И не сбивай меня с мысли. Вышла наша Нэнси, оглянулась по сторонам, перешла на сторону кафе и остановилась. Ты как раз выбрала самое подходящее время для разборки с двумя скандалистками. Девица постояла в сторонке, посмотрела и только хотела уйти, как ваш треугольник распался. Только после этого она решилась подойти к тебе. Точно тебе говорю – боялась слежки. А после того как она встретилась с тобой, машины, одна за другой, разъехались. Я, естественно, припозднилась… Теперь рассказывай, что я пропустила…

Еще с полчаса мы мусолили новости, единодушно сойдясь в одном – о-о-о, как все запутано! Милочка скрыла, что является владелицей стриптиз-бара. Новость изрядно поколебала наше мнение о ней. В принципе сокрытие этого факта можно понять – не богоугодное дело. С другой стороны, скромность и щепетильность Милка должна была проявлять в тот момент, когда принимала решение о его приобретении. И как убедительно врала – попала в стриптиз-бар случайно…

Было над чем задуматься. Да еще это слово «бар»… Постоянно об него спотыкаюсь. После незабываемого путешествия на речной барже, именуемой сухогруз «Окский», речная терминология намертво укрепилась в сознании. А в соответствии с ней бар – не что иное, как прибрежная морская отмель, образованная наносами. И расположена как-то странно – поперек течения… С трудом усвоив это определение, я запомнила его на всю оставшуюся сознательную жизнь. Господи! Сколько же в моей голове разного мусора!

– Забыла спросить, – подруга сделала последний глоток чая, с сожалением посмотрела на чайник, в котором осталась добрая половина напитка, и уставилась на меня: – С чего ты решила, что Маринка общалась с матерью после ее исчезновения?

– Здра-а-авствуйте! Ты же сама меня поддержала в этом вопросе. Думала – догадалась.

– Я тебя всегда и во всем поддерживаю. С налета. Соображаю уже потом. Поэтому в неприятностях как рыба в воде. А свыклась!

– Ну хорошо. Неужели ты могла поверить, что Людмила, будучи хоть и не совсем здоровой, но вполне живой, бросит свое ненаглядное чадо на произвол судьбы? Тем более сейчас. Да и Маринка мало хамила – с натугой. Не заметила, как слово «мать» плавно трансформировалось в «маму»?

С ужасом отметив на часах начало третьего, я не стала обсуждать с Наташкой детали предстоящего похода в стриптиз-бар. О каком стриптизе может идти речь, когда муж передними колесами машины почти у Московской кольцевой!

Дальше все шло в безумном темпе. И если бы не Наташкина помощь, я второпях и относительном беспамятстве от волнения наверняка бы истратила кучу денег не по целевому назначению. В универсаме подруга трижды вышвыривала из моей тележки совершенно не нужные мне, на ее взгляд, продукты. Часть из них не соответствовала ее изысканному вкусу. Димкин и мой вкус, как испорченные, были не в счет. Но кое-что мне удалось отстоять.

На обратном пути к дому выработали единую версию причины завтрашнего похода в больницу к Григорию. Не особо затрудняясь, решили сказать Димке, что Совкин не кто иной, как сотрудник моей фирмы, на которого нечаянно свалилась с крыши сосулька. Ей же все равно, куда падать. Димка хорошо знает последствия производственной травмы для руководства предприятия. Сопоставимо с двумя сосульками, одновременно упавшими на одну и ту же начальственную голову. Моя задача – достигнуть договоренности с пострадавшим об изменении места получения травмы, допустим, по дороге на работу. Ну свалилась, негодница, прямо с крыши соседней фирмы, в тридцати шагах от родной проходной. А свидетелей нет. Уже не докажешь.

Я и не подозревала, что так соскучилась по мужу. Хотя самой первой реакцией была реакция отторжения. Тот, кто целовался с ежиком, меня поймет. Димка на свободе оброс колючей щетиной, и я с несвойственным мне громким визгом мигом от него отскочила, мимоходом подумав, можно ли считать полученные физиономией повреждения бытовой травмой?

Дальнейший обмен радостью по поводу недельной разлуки проходил на безопасном расстоянии в два метра. Димка упорно старался его сократить, поэтому радовались мы в процессе постоянной беготни по всей квартире. В перерыве я успела тепло поздороваться со свекровью и Анатолием Андреевичем, с размаху не глядя присевшему на кухне прямо на противень с яблочной шарлоткой. Приготовленная Аленкой загодя и накрытая салфеткой шарлотка спокойно полеживала на табуретке в ожидании освобождения достойного для нее места за столом. Виновата, конечно, я. Плохо воспитала дочь – не приучила ее убирать за собой все по стадиям приготовления: продукты, использованную посуду, готовое произведение. Что и явилось причиной травматизма шарлотки. Дочь, в отличие от меня, предпочитает осуществлять уборку по окончании процесса производства изысков, поэтому на кухонном и обеденном столе даже таракану разгуляться негде. Они и перевелись. К соседям ниже этажом.

Пока Славка с Аленкой отлепляли гостя от шарлотки, Димка успел вставить пару замечаний:

– Дом, милый дом! В нем, как всегда, сплошной Содом! Только зря продукты переводите. Толик, тебе тоже не мешало бы смотреть, куда садишься.

– Все идет по плану, – вмешался сын. – Пирог надлежало утрамбовать, чтобы влез в одно блюдо. Анатолий Андреевич в один присест уложился.

Свекровь, изрядно перепуганная, ожила:

– Подумаешь, какое дело! Сама видела, как квашеную капусту в чанах солят – шляются по ней в резиновых сапогах.

– Еще не хватало, чтобы по ней на задницах прыгали! – опять возмутился Димка.

Большой разницы я не заметила, дав себе слово никогда в жизни не покупать готовый товар и этой же весной высадить на даче рассаду капусты. И чтобы прервать неприятный разговор, загнала мужа в ванную. Через полчаса он вышел человеком. Следом за ним туда, благоухая ванилью, отправился Анатолий Андреевич…

За столом гость, жалуясь на многочисленные недуги, в одиночку «уговорил» почти полную поллитровую бутылку самогонки собственного производства и розлива (под пробку) и проявил недюжинный аппетит.

Аленка, от удивления забывавшая про еду, лишилась очередного бифштекса – Славка не дремал, гулял по ее тарелке, выборочным путем перетаскивая к себе лакомые кусочки. Бабуля взывала к его совести и время от времени шлепала по рукам. Но, похоже, совесть у него дремала.

– Что-то у меня сегодня какая-то ненасытность, – бормотала дочь, отправляясь за очередной порцией.

– Не в коня корм! – заметил сын. – Ты нас всех объела… Извините, но я вас покину. Уже забрезжил свет в конце тоннеля. Учение называется. – Он взглянул на часы: – О-о-о, давно уже пора тянуться к свету. Бабуля, долго не задерживайся. Я ночую у тебя. – И удрал, прихватив с собой телефонную трубку.

Алена, продолжая удивляться, напряженно ждала проявления у гостя кучи болезненных симптомов, о которых он говорил. Дождалась только одного – лицо Анатолия Андреевича исказила истинная печать страдания, когда он, побултыхав остатки «зеленого змия» в бутылке, тяжело вздохнул и с укоризной заметил:

– Эх, Николаич, зря ты разрешил открыть только один пузырь. Почти кончилось мое лекарство-то. Теперь боли замучают.

– Тебе, Анатолий Андреевич, нельзя. Все твои болячки исключительно от твоего лекарства, – наставительно заметил мой умный муж, не отрываясь от еды. – Пора переходить на минералку.

Аленка наконец-таки расслабилась:

– Дядя Толя, да вы постоянно под наркозом! А как только его действие заканчивается, начинаются боли. Наркоз сокращает жизнь. Запасы вашей «Анатольевки» переживут вас ненадолго, быстро пойдут в расход на семейной распродаже с уценкой, чтобы оплатить расходы на погребение. Я имею в виду – ваше. – Она осторожно, но настойчиво отняла у мученика остатки самогонки и поставила на пол, рядом с собой.

Анатолий Андреевич вздрогнул, недоверчиво улыбнулся и икнул. А дочь однотонно, как пономарь, вещала дальше:

– Вечной памяти не будет, поскольку постоянная клиентура найдет другой источник самогоноварения. И в лучшем случае, ругнут вас как мастера, не во время сгоревшего на работе. В худшем – вскоре составят вам компанию на небесах. И будете вы вечно слушать лекции о вреде алкоголя. Без перерыва на еду и сон…

– Кстати, про сон, – удачно вклинилась я, – вам, Анатолий Андреевич, с дороги надо как следует выспаться, да и Дима…

– А давайте споем! – радостно предложил больной, широко раскинув руки в стороны. – Вот только… – он обернулся по сторонам, – сыграть не на чем… Ну ничего, я на расческе!

Он ловко выхватил ее из кармана Димкиной рубашки. Следом потерявшая бдительность Аленка лишилась шоколадной конфеты, которую легкомысленно болтала за фантик. Сама конфета точным броском угодила в раковину мойки на грязные тарелки, а фантик был торжественно водружен на зубья расчески.

– Николаич, а ну-ка, угадай мелодию!..

Полчаса мы своими силами боролись с талантом самородка-мученика. Потом появились «поклонники» – Наталья с Денькой, которых тайком призвала на помощь Аленка. Я облегченно перевела дух. Забрезжила надежда избавления от творчества народного артиста.

– В чем дело?! – строгим голосом участкового уполномоченного спросила Наташка, для большего эффекта сдвинув брови к переносице и уперев одну руку с собачьим поводком в бок. Другая была занята каталогом цветочных растений. К ее ногам жалась испуганная собака. Мне показалось, что Денька была готова облобызать заезжего солиста, а если надо, то и подвыть ему.

Анатолий Андреевич приветственно улыбнулся вновь прибывшим, подмигнул боксерихе и вдруг с размаху шлепнул рукой по бежевому шелковому заду Наташки. Пижама у нее такая – бежевая.

– Садись, подруга, споем!.. «Сп-поемте, друзья, ведь зав…»

Звук соприкосновения каталога цветочных растений с темечком народного артиста был похож на выстрел. Даже уши заложило. Солист свалился с табуретки налево, Денька в полуобморочном состоянии – направо. Из холла донесся слаженный кошачий вой. Неведомым способом вырвавшийся на свободу из закрытой Аленой спальни хор кошариков вел свою собственную партию. Денька тоненько взвизгнула и сделала попытку сорваться с поводка и выскочить в окно с тринадцатого этажа…

Орали все! Кроме Деньки, Аленки и гостя. Денька – понятно почему, была занята приготовлениями к полету. Алена понеслась устранять кошачью угрозу, а гость просто валялся на полу. Сам по себе. И на его не очень артистичном лице было написано глубокое удивление.

На секунду стало тихо. Димка нагнулся протянуть низвергнутому артисту руку помощи, да так в этой позе и застрял – не знал, куда эту руку приложить. Гость лежал на боку в позе эмбриона. И в этой просто сказочной тишине задушевно прозвучала мелодия «Гренады». Только слова были Наташкиными:

– Он упал возле ног гостевого стола, и закрылись уста на недельку…

Я просто не могла не поддержать:

– Ты, сосед дорогой, на двухдневный постой, но сегодня – последний день «в стельку»!

Анатолий Андреевич песню не подхватил.

– Эк меня шандарахнуло-о-о, – обеспокоенно протянул он. – За последний месяц третий раз так шибает. Ноги совсем не держат. Верите, стал и слова песен забывать. Вот вы поете, а я слов-то и не знаю… Да-а-а… Пожалуй, Николаич, твоя правда. Лечиться мне надо.

Надежды на спокойную ночь после благотворного влияния цветочных растений, собранных в каталог, не оправдались. В два часа ночи Анатолий Андреевич запел. Не так громко, как в деревне. И ладно бы разнообразил репертуар. Нет! Он зациклился на «Гренаде». Как только доходил до слов «Он упал…» сразу терялся:

– Упал… Нет, упал между ног… Против ног… – Долго перебирал возможные варианты, меряя шагами комнату, потом возвращался к первому куплету и так до пяти утра.

Ровно в девять часов Димон, я и Аленка, не выспавшиеся и полностью разбитые, выползли на кухню, чтобы поспорить о том, кто из нас самый несчастный. Истину выяснить не удалось – не успели. В проеме арки с пустой бутылкой из-под своего вчерашнего зелья вырос довольный жизнью народный артист.

– О! – восхитилась Аленка и слегка охрипшим голосом пропела: – Ночью прыгал и скакал, нам всем спать не давал, а сегодня, как ни в чем, похмеляется!

Димка, пробормотав что-то про дурные примеры, распространяемые вирусоносителями, зевнул и заявил гостю, чтобы он готовился на выезд. С обследованием до понедельника лучше не затягивать. Болезнь не дремлет. Несмотря на воскресный день. Час на сборы, завтрак – и «по коням!».

Радость скорого избавления от болезненного самородка смешалась с чувством жалости к мужу. Ради спокойствия семьи он жертвовал собой. Устроив Анатолия Андреевича в больницу, наверняка проторчит в своем отделении до вечера. Но радость была такой огромной, что затопила жалость полностью. Этому послужило еще и эгоистическое чувство удовлетворения. От того, что теперь мне не придется оправдываться перед Димкой за поездку в больницу к Григорию.

Забыв про бессонную ночь, я вихрем носилась по квартире, собирая вещи Анатолия Андреевича, успевшего ночью под мотив «Гренады» растащить их по разным углам в поисках своего «лекарства». Не дремавший разум бедняги отказывался верить в отсутствие запасных вариантов из собственного самогонного погребка, самолично запакованных в дорогу. Ему и невдомек было, что они не прошли таможенный контроль при выезде. Этим же вечером счастливая женушка заправила самогонным шедевром китайскую лампу и та, признательная за чистое горючее, затмила по своей яркости трехрожковую люстру. Так же добросовестно она работала и в последующие вечера. Тати наездом в деревню срезали и украли электрический провод, протяженностью в два километра.

В половине двенадцатого мы с Натальей приехали в больницу. Большой холл, предназначенный для посещений больных, способных ходить, дразнил пустыми рядами кресел у стен и чистотой светло-серого плиточного пола. Это мы хорошо разглядели с улицы через большие окна. Час свиданий еще не настал. Вместе с нами старательно таращились на пустое помещение еще с десяток посетителей.