Текст книги "Праздник покойной души"

Сделав вид, что заминка произошла случайно, махнула рукой и сказала:

– Кыш! Разлетались тут! – Заметив, что именно эта фраза насторожила присутствующих – поторопилась, не подумала, что зимой мухи спят, спокойно пояснила: – Моль привиделась. Да так явственно… Словом, Эдик спешил к Людмиле с хорошими новостями – он догадался, где могла быть спрятана заначка с драгоценностями. Учитывая, что бывшая жена, как и дочь, вообще ничего о них не знала, подумал, что та, на радостях, наконец его простит. Ведь с какой-то точки зрения его можно будет рассматривать как добытчика. В результате они единой семьей поедут налаживать новую жизнь в Интерлакен. Не бобылем же ему, в конце концов, за границей жить. Представляю, как он удивился, дернув за ручку двери и выяснив, что она открыта. Не знал, что удивляется в последний раз в жизни. Удар молотком по голове уже не успел его удивить. Едва ли он почувствовал боль…

– Пусть земля ему будет пухом, – прослезилась Наташка. – Как жил честным приспособленцем, так и умер, не строя из себя работягу. Главное, он не убийца.

– Наталья, давай, если можно, не отвлекаться, – занервничал Листратов, поглядывая на часы.

– Ну ты, Виктор Васильевич, креме-ень! – огрызнулась подруга. – Для тебя что человек, что… моль.

На нее зашикали, и она обиженно замолчала.

– На убийство подонок пошел не случайно – боялся быть опознанным. Перед тем как скрыться, отключил свою самоделку. Некого было пугать. И два дня, вторник и среду, на месте преступления не появлялся. Опасался слежки. И у меня есть подозрение, что кое-кто в деревне его неосознанно заприметил до или после убийства. В четверг хоронили Эдика. Убийца там тоже присутствовал. И выбрал подходящий момент, чтобы вернуть из траурного зала в багажник нашей «Таврии» венок, который мы с Наташкой приобрели для Эдика. Но не сам лично. Скорее всего, подкупил местных работяг. Венок мы обнаружили после поминок и, скажу прямо, были не очень ему рады.

Убийца решил наведаться в дом к Милочке, как он полагал, пустующий, вечером после похорон Эдика. Все были заняты поминками и желанием скорее попасть после них домой. Зная, что Людмила в больнице, и, не зная, что Гриня временно поселился в ее доме как лицо, ответственное за кота, киллер даже не удосужился зайти за угол, чтобы убедиться в отсутствии в доме света. Временно утратил бдительность. Довольно смело он вошел в строящееся помещение. А это значит с легким шумом. Может, для начала окончательно решил убрать свой передатчик? Но тут, на свою голову, из жилой части дома с фонариком выскочил Гришка…

В этот вечер Влад тоже был в доме. Но убийцу, скорее всего, не застал. Явился прямо перед нами и вынужден был быстро ретироваться. Так быстро, что, закрывая дверь в новостройку, не заметил, как обронил брелок с ключами. Ну дальше вы знаете. В пятницу Влад крадет из больницы Людмилу, а из загородного дома – необходимые ей вещи и кота Фимку. Вместе с кошачьим кормом. И именно он предупреждает Наталью по мобильнику Лизоньки, чтобы мы немедленно прекратили все визиты в этот дом. Ведь время наших наездов он контролировать не мог. Они втроем – он, Людмила и Елизавета, возможно, уже заподозрили в ком-то убийцу, но доказать не могли. И пытались уберечь нас от опрометчивых поступков.

Собственно, наезды мы прекратили. Только в пятницу вечером последний разок заехали – ребята сняли адский громкоговоритель. Вот. Он у Лешика. И не смотри на меня, Виктор, как крокодил. А то убийца такой дурак, что работал не в перчатках. Сейчас дом со всех сторон заколочен. Так что никто туда не проберется. Для убийцы, кстати, это наверняка было очень неприятным сюрпризом. А в тот вечер, в пятницу, он для нас в последний раз свою страшилку врубил. В неурочное время, и на всякий случай, чтобы мы не покидали спектакль раньше времени – ну, знаете, есть определенная категория зрителей, еще до конца зрелищного мероприятия стремящаяся занять первые места в очереди за пальто… Словом, он нас немножко замуровал в доме. Подпер колами обе двери. Вот идиот. Я ему почти так и сказала по телефону, когда он справлялся о нашем самочувствии. Сейчас же не Средние века. Есть мобильники, а значит, и возможность вызвать помощь.

Свой рассказ я подкрепляла отчаянной жестикуляцией, но было такое впечатление, что Листратов все равно не понимал. Смотрел в упор на меня и сквозь меня. А еще буравил меня взглядом собственный муж. Довольно противное положение. Хотелось хоть на минуту провалиться куда-нибудь. Останавливало только то, что там, где я сейчас торчала, у соседей снизу был большой стол… На десерт я не потяну, на гарнир тоже. И вообще, зачем им нужна незваная гостья?

– Что-то у меня голова разболелась, – посетовала Наташка. – Не иначе как от тишины. Вить, ты что, онемел? Да не расстраивайся, сейчас притащу тебе мешок с этим дурацким устройством. Надо убийцу ловить, а не сидеть… столбом.

И тут я опять заговорила. Скороговоркой, не глотая слова. Лишь бы чем-то себя отвлечь и не ежиться в душе от этих крайне неприятных взглядов:

– Убийца – человек, работающий в штате Людмилы Станиславовны, имеющий машину и часто находящийся в разъездах, в связи с чем место его нахождения трудно контролировать. Он хорошо осведомлен об обстоятельствах личной жизни Милочки и о наследстве. Возможно, пользуется ее особым доверием. Если бы она была здесь… Но я даже не знаю, где ее искать. Думаю, что она особо никому не доверяет и держит связь только с дочерью. А та фиг скажет. В смысле… Ну вы поняли. Единственная зацепка, по моему мнению, – Лиза. Она была на похоронах с определенной целью – вычислить, кто убийца. И вычислила. Влад ждал ее в машине. После этого Людмила и исчезла из больницы. Лиза помогла ей освободиться от капельницы, а Влад наверняка вынес к машине на руках. Не зная мотивов преступления, парочка ее спасала… Лиза как-то пыталась прозвониться Наташке, но неудачно. Наверное, она время от времени наведывается в свое Орехово-Зуево. Цветы поливать… Или еще за чем-нибудь. И у меня есть план!

Я с опаской посмотрела на мужа. Используя правую руку в качестве опоры для подбородка, он мрачно изучал пол. Листратов же как смотрел на меня и сквозь меня, так и смотрел. Я осторожно отодвинулась, открыв его бессмысленному взору более достойное зрелище – угол навесного кухонного шкафа. Пусть на него таращится.

– Надо нам с Наташкой заехать на работу к Милочке и, не таясь, повыспрашивать у персонала, что это за тип, а потом…

– Этот тип – Кирилл, охранник Людмилы, – не своим голосом проговорила Наташка. – А я дура. И ты дура! – вдруг рявкнула она, кидая на меня взор, отнюдь не прелестный. – Не могла дать краткую характеристику убийцы заранее? Я бы сразу вспомнила. Это серебристый «Фольксваген»! В тот вечер, когда Милка ухрюкалась в честь своего дня рождения и не поехала домой, нас все время подслушивал этот Кирилл Мефодьевич… Нет, у него было другое отчество… Точно – другое… Вернее, у него совсем его не было. Просто Кирилл на «Фольксвагене». Как чувствовала, а? Уже на поминках Эдика не было у меня никакого желания с ним разговаривать! А потом эту же машину я заметила у кафе. Кирилл у помойки следил за появлением Маринки на встрече с нами. Ир, а помнишь, мы врезались в сугроб и какая-то машина, заметив нас, усвистала прочь? Точно этот тип за рулем сидел. Вовремя удрали, размазал бы по дороге – и точка на личной жизни!

Мы с Наташкой уже ни на кого не обращали внимания.

– А на похоронах? Ты видела эту машину на похоронах? – теребила я подругу за бронебойную жилетку.

– На похорона-а-ах? Не-а. Машины не видела, а мужики там были: Эдик, потом… Нет, наверное, Эдика нельзя брать в счет как мужика… Но с Милкиной работы их хватало, только никого конкретно, кроме этого охранника, не помню.

– Мужик обязательно должен быть с машиной, он же потом к Милке домой на ней поехал.

– Ну хватит, хватит… – неожиданно миролюбиво сказал Листратов, поднимаясь. – Я поеду. Надо связаться с ребятами из области – обещал. Кстати, в обмен на то, чтобы не таскали вас зря на допросы. И не надо никаких ваших планов. Убийцу сами задержим. Только его еще надо в этом уличить.

– Так это просто! – с воодушевлением завопила я. – Говорю же, мы с Наташкой приезжаем к Милке на работу, вешаем лапшу на уши, что убийца вычислен и объявлен в розыск через Интерпол. Он иностранный родственник Людмилы. Мотивы еще не ясны, на днях Людмила выйдет на работу, а главное, вернется в свой загородный дом. Скажем, что сегодня снимем с него всю фанеру, сделаем уборку, проветрим… Нет, сначала проветрим, потом сделаем уборку… А вы устроите там засаду. Только нужна специальная экипировка – шлемы, например.

– Дим, ты свою жену можешь увлечь чем-нибудь интересным?

Димка молча пожал плечами.

– Своди ее куда-нибудь на экскурсию. В морг, что ли… Я не знаю. Ира, я с тобой драгоценное время теряю. Вникни, наконец, в мои слова – спасибо тебе. Спасибо вам всем вместе с Аленкой. Дальше работают профессионалы. Я понятно говорю?

Завороженные интонацией Листратова, мы послушно кивнули.

– Ну и слава те господи! Наталья, Лешка свой мешок с доказательствами пусть побережет. Потом ребята оформят как надо.

Уже поздно вечером позвонил из больницы Григорий.

– Не напрягайся больше, дружок, – уныло сказала я ему, совершенно не таясь от Димки, просидевшего целый вечер на кухне. – Ты вспомнил, что видел серебристый «Фольксваген» в неположенном ему месте.

– Ну да. Помните тот день, после вьюги?

– Помню, конечно.

– А вечер помните? Хотя зачем вам его помнить? В общем, ночью меня вызвали на завод – авария там была. Обещали машину прислать, я навстречу вышел. Смотрю, а из ворот Людмилы Станиславовны вылетают Влад с Елизаветой. Поздороваться хотел, но уж очень быстро они убежали в проулок. И меня не заметили У них там машина стояла. Дошел до следующего проулка, смотрю, там этот «Фольксваген». На таком Людмилу Станиславовну домой привозят. Но мне даже в голову не пришло, что это та же машина и есть. А тут как раз Витек подъехал. А с ним в машине муж Людмилы Станиславовны был. Он его на повороте от шоссейки подхватил… Что-то у вас голос грустный?

– Спасибо тебе, Гриша. Выздоравливай…

Радоваться было нечему. У Алены, ранее имевшей собственное, но более поверхностное представление о том, что случилось в доме Людмилы, после моего рассказа поднялась температура. Сразу после ухода Листратова она незаметно исчезла, улеглась в постель, и в девять вечера бесстрастный термометр оценил ее болезненное состояние в тридцать восемь и восемь! И никаких проявлений гриппа или простуды, на которые можно эту температуру списать. Мне уже было ни до Димкиных упреков, ни до Натальиных обид. Точно приклеенная, сидела я рядом с дочерью, обуреваемая самыми мрачными мыслями о своей непутевости и несостоятельности как матери и жены. Впрочем, про жену – это лишнее.

К утру Аленкиной температуры как не бывало, а я, уснувшая у нее в ногах, с трудом собралась с силами. На этом мне бы и успокоиться. Но успев убедить себя, что мать из меня, пожалуй, тоже ничего, я время от времени возвращалась к вопросу, который так и не успела выяснить у Маринки. Димка, со всей очевидностью, забегал среди ночи пожалеть нас обеих. Иначе кто же мог накрыть меня одеялом?

Навестив Наталью, еле отбилась от собачьих приветствий и застала подругу в лучшем состоянии здоровья, чем вчера, но в худшем настроении. Похоже, она всерьез на меня обиделась. В ход пошли знакомые обвинения в том, что, зная приметы убийцы, я раньше ими с ней не поделилась.

– Эти приметы – для Листратова, – пояснила я с расстановкой. – Нам с тобой они ни к чему. Зачем приметы, если мы видели убийцу в лицо и знаем, кто он? Положа руку на сердце, я назвала не все отличительные особенности убийцы, которые мы выяснили. Но Листратов их быстренько додумает. А нам надо выполнить свою миссию до конца. Он ведь не захотел принять наш план.

Оглушительный Наташкин чих чуть не сдул меня с места. Денька, внимательно следившая за ходом нашего разговора, не одобрила эту выходку хозяйки. Вскочила и пару раз на нее серьезно гавкнула. В дверях мамочкиной спальни показался взъерошенный Лешик и, забыв спросонья поздороваться, спросил:

– Ну и что вы тут разгавкались? Сами не можете дверь открыть?

Спросить «зачем?» мы не успели. Лешик уже распахнул входную дверь, обалдело посмотрел в пустой коридор и, не закрывая ее, так же обалдело спросил у нас:

– К нам никто не приходил?

Не мучить же парня, я и ответила:

– Приходил. Это я приходил.

– Здравствуйте, – приветствовал меня Лешик.

Я милостиво поздравила его с «добрым утром».

– Спокойной ночи, – ехидно пожелала сыну Наташка. Он кивнул и послушно отправился досыпать.

– Надо же, как чутко стал спать! И не гавкни! А о каких дополнительных приметах ты говорила?

В Наташкином вопросе сквозило непонимание, и я слегка удивилась. Вчера вечером, когда мы с ней препирались по поводу присутствия убийцы на похоронах, мне показалось, что Наташка все поняла и просто мне подыгрывала. Щадя ее самолюбие, постаралась как можно мягче объяснить:

– Круглому дураку понятно, что убийца был прекрасно осведомлен о тайнике в доме Дашковской. Определим круг людей, от которых он мог получить эти сведения: Антонина Генриховна никому ничего добровольно не сказала бы. Кроме дочери. Да и той не успела сказать в связи со скоропостижной смертью. И только убийца мог поинтересоваться, где именно запрятаны ценности. Понимаешь, к чему это я…

Наталья напряженно кивнула, лицо у нее почему-то было испуганное. Наверное, не до конца поняла то, что я сказала.

– Между прочим, вчера я особо подчеркивала, что убийца был знаком с тайной Келлеров. Листратов сразу задумался. Не ду… Впрочем, это естественно, что дураку делать в прокуратуре.

– Их везде хватает, – бесцветным голосом прошелестела подруга.

Я незаметно покосилась на нее – не обиделась ли? И продолжила:

– Ну вот, прежде чем искать тайник, необходимо знать, что ценности вообще имеют место быть! А где источник этой информации?

Впрочем, спрашивать это у Наташки не стоило…

– Иностранную ветвь Келлеров я исключаю. Бэтти с ее любовником – тоже. Все они, разумеется, знали о наличии сокровищ, но не знали, где они спрятаны. Делиться тем, что знают, не собирались. Остается…

– Эдик! – с шумом выдохнула Наташка и перекрестилась. – Царствие ему небесное… По дури! Или ради того, чтобы вызвать чувство зависти… И он, покойник, мог поделиться сведениями…

– На! – Я протянула ей пару грецких орешков, с неделю болтавшихся в кармане. – Заряди мозги… А я пойду уговорю Димку прокатиться к Людмиле домой. Ключи от нового замка у нас есть. Даже не вынимала их из сумки. Вот не хотел Листратов принять наш план! Взяли бы убийцу на месте преступления вместе с драгоценностями. С поличным, так сказать. Он, как и Эдик, знает, где они хранятся. Надо его опередить. А то, как стемнеет, заявится, хапнет золото-бриллианты, перепрячет и… сменит фамильный тайник хозяев…

– Я тоже поеду, – засуетилась подруга. – Температуры у меня нет, может, на счастье, от этой поездки появится. В понедельник врача на дом вызову. Оденусь сейчас потеплее, а то окончательно простыну. В вашем русском «джипе», как в кибитке кочевой. Удивляюсь, почему Ленуську не сдувает?

Наташка вихрем носилась по комнате, удивляя даже собаку.

– Ну ты не очень торопись, – притормозила я ее. – Димка еще с часок мне нотации читать будет. Впрочем, это время можно совместить с завтраком… Я тебе позвоню.

Муж спокойно спал, растянувшись по диагонали кровати. Свободные места были заняты кошками. При моем появлении они только лениво приоткрыли и снова зажмурили глазищи. Все правильно: «Свято место пусто не бывает». Эта картина привела к выводу, что в час мы, пожалуй, не уложимся. А будить Димку не хотелось. Выспится как следует и подобреет. На этой правильной мысли я с грохотом уронила на пол жестяную коробку из-под печенья, в которой хранилась всякая лабуда – старые и новые пуговицы, кольца для штор, неиспользованный бисер… Одним словом, гремучая смесь. Зря я надеялась, что там лежат маленькие ножницы. Наверное, они в корзиночке с нитками для вышивания.

Я замерла на месте, наивно полагая, что в результате этой предосторожности Димка не проснется. Но он рывком сел на кровати, пытаясь понять, что случилось. Одеяло слетело, кошки тоже, а я, глядя на полуобнаженного мужа, подумала: «Какое счастье, что он у меня не стриптизер!» – И пожелала ему доброго утра.

– Спасибо, что разбудила.

Мне показалось, Димка сказал это от души. И не ошиблась.

– Такая мура снилась! Представляешь, пришла повестка с вызовом на целину, картошку окучивать. Я думаю, если за получение ее не расписывался, могу считать, что не получал?

– Никто из нас не расписывался. Можешь не ехать.

– А что у нас взорвалось?

– Спи спокойно. Это мое терпение не ко времени лопнуло.

Не обращая внимания на недоуменный взгляд мужа, я, приложив палец к губам, призвала его к тишине и на цыпочках вышла из комнаты, нисколько не сомневаясь, что минут через несколько Димка будет на кухне.

Так оно и вышло. Муж появился с торжественным сообщением, что не будет за меня поднимать разбросанное мною по комнате безобразие. Странно, что на этом его выступление завершилось. Хотя что тут странного – человек торопился в места общего пользования.

На завтрак я сделала любимые Димкой блинчики, чем вызвала прилив безмерной благодарности. Он не стал с утра наставлять меня на путь истинный, ошибочно надеясь, что я уже сама свернула на него с кривой дорожки. Так и не пойму, почему он считает процесс приготовления блинчиков очень трудоемким и каждый раз искренне уговаривает меня не мучиться их приготовлением. А что там такого невыносимого? Раз, два, разболтал миксером и готово. Самый легкий вариант после яичницы. За исключением процесса выпекания… Но мне и в голову не приходит разубеждать мужа в обратном.

Только когда Димка замедлил темп поедания блинчиков, отодвинул от себя сметану и лениво придвинул блюдце с медом, я ошарашила его своей просьбой. Он еще не успел подавиться откусанным блином, как в двери нарисовалась Наташка с вопросом: «Ну скоро вы там?!» – и уверенно прошла на кухню.

Первый раз за все время я подумала, что зря наши с Наташкой квартирные двери запираются только на ночь… Ведь можно считать, что мирный этап подготовки Димки закончен, а к военному – я еще не была готова.

– Блинчики вредны для желудка, – заявила подруга, хватая с тарелки румяный кружочек и шлепая на него сметану. Жертвуя собой, решила доказать на практике свое высказывание. Одного блина для этого явно было маловато. Поэтому Наташка, пододвинув табуретку к столу, уверенно принялась уничтожать вредный продукт.

Димке сразу похужело. Только, боюсь, не от блинчиков. И он начал массированное наступление «на остатки нашего разума». Я так поняла – одного на двоих. И не стала вмешиваться. Общение с двумя сковородками больше радовало.

Приняв облик самой умной, но самой нелюбимой учительницы в школе, Наташка пыталась донести до Дмитрия Николаевича те рациональные мысли, которые я сама излагала ей с раннего утра. Получалось довольно толково, но Димке мешал образ нелюбимой учительницы. Сломил сопротивление мужа только один довод: глотая слезы, Наташка заявила, что никогда не бросала меня в страшные моменты моей с ним жизни. А вот теперь поняла, что ей самой помогать некому. Подругу детства готовится обворовать какой-то подонок, уже полстраны угробил и руки от радости потирает, а некоторые сидят и ищут любые отговорки, лишь бы только не утереть подонку нос. Родная жена в первый раз честно рассказала некоторым о своем намерении, а они, некоторые, вместо того чтобы оправдать ее доверие…

Этого оказалось достаточно. Димка вскочил, табуретка с грохотом – тоже. С опозданием в секунду я пролила блинное тесто мимо сковороды на пол: половник дрогнул вместе с рукой. Недоумевающая от неожиданно переполнившегося рога изобилия Плюшка мигом сорвалась с места и понеслась разбрызгивать несостоявшиеся блинчики куда попало.

В первую очередь попало на других кошариков. Могу сказать только одно – самой меньшей неприятностью во всей этой истории была дымовая завеса от сгоревшего у меня на второй сковородке блина…

– Вот, Дима, надо было сразу, по-хорошему, протягивать руки помощи, – сетовала Наташка, старательно вытирая со стен капли теста. – Видишь, что получилось? И кто теперь может мне возразить, что блинчики есть вредно?

Перед отъездом мне удалось связаться с Маринкой и выяснить у нее тот самый последний вопрос, который меня так интересовал. Она даже развеселилась, когда я заявила, что по этому же поводу к ней за последнее время обращались два человека, один из которых – отец. Определенно, девушка стала верить в мое ясновидение.

– Бабуля сказала, что никакого секрета нет. Деньгами нам дубовый Дашек помогает, – пояснила Маринка. – А кто это или что это, не знаю. Лично я уверена, что она так шутила, имея в виду какую-нибудь нечистую силу. Как кикимора болотная или леший. Именно это я уже говорю третьему человеку. Только все просили больше ни с кем не делиться, а вы не просите.

– А мне это и не надо, – ответила я, недовольная тем, что вовремя не обратила внимание на ключевое слово раньше, когда его произнесла Маринка.

Влезть в «Яндекс» было минутным делом – никто из нас не знал, кто такой этот Дашек. Но с получением расшифровки все приуныли. Умный компьютер выдал информацию, требующую размышления: Дашеком являлся выходец из Золотой Орды, являющийся родоначальником дворянской фамилии князей Дашковых и просто дворян Дашковых – без титула. Первые носили свою фамилию с ударением на первом слоге, вторые – на втором. Кажется, где-то мы с этим встречались…

– «Зимняя вишня», блин! – заорала Наташка. – Многосерийный фильм «Зимняя вишня»! Там тоже бедный Виталий Соломин маялся со своей фамилией Дашков, отпочковавшейся от бедных родственников. Впрочем, он был не богаче…

– Точно! – обрадовалась я. Но и те и другие были исторически знатными ветками и имели общие геральдические данные на гербах – центральный щиток с крестом над полумесяцем и звездой. Эмблема перехода обладателей гербов из ислама в христианство. Родоначальник – исламист Дашек в какой-то период с 1505 по 1533 год рванул из Золотой Орды к Великому князю Василию Ивановичу. У него и окрестился – стал Даниилом. В процессе развития истории каждая из ветвей рода росла и развивалась по-своему. Остается непонятным, почему Дашек был дубовым и каким образом, уснув вечным сном много веков назад, ухитрился снабжать семью Дашковских деньгами… Телекинез из шестнадцатого века?

– Вы теряете время на абсурдные выводы, вместо того чтобы определить значение имени Дашек, – спокойно заметил мой умный муж и отодвинул меня вместе с креслом в сторону. Наташка иронически фыркнула.

– Ну вот что мы получаем… А получаем по заслугам – прежде чем, сломя голову, нестись искать зарытые сокровища, надо хорошо изучить вопрос.

– Дим, – вмешалась я, роняя на пол тапочки, но все равно восседая на кресле, как на троне, – а если их найдут сотрудники оперативно-следственной бригады, это может считаться обнаружением клада? Милка-то о нем, вместе с дочерью, понятия не имеет. Значит, они и положенные в этом случае проценты не получат?

– Еще чего! – возмутилась Наташка.

Мы тихо, но яростно спорили по теме, до тех пор пока сосредоточенный и не обращающий на перепалку никакого внимания муж с торжеством в голосе не заявил:

– Вот оно! Распечатывать не буду, запоминайте. У слова Дашек несколько значений: «наводнение», «переходящий через край» – имеется в виду человек чванливый, зазнайка…

– О! Теперь уж точно я не сомневаюсь в происхождении Антонины от Дашека! – обрадовалась Наташка, но покосившийся на нее Димка заставил ее умолкнуть и поджать губы.

– Ну тут еще написано, что у алтайцев это слово обозначало «мошонка». Не думаю, что это значение нам пригодится… А вот здесь кое-что интересное. Прозвище Дашек и фамилия Дашковых может восходить к словам «пробитый», «проколотый», «дыра», «отверстие», «щель»…

– Дубовое отверстие, дыра в дубе!

Меня буквально сорвало с места. Как всегда в минуту сильного душевного волнения, я не очень соображала, что делала. Именно поэтому принялась носиться из одной комнаты в другую, поражая присутствующих своими активными действиями, имитирующими быстрые сборы в поездку. Димка попеременно выхватывал из моих рук то свои брюки, то Аленкину дубленку, то Славкин тапок. Да много чего он выхватывал… Пока я не обиделась.

– У Лукоморья дуб зеленый, понимаете? – раздраженно пискнула я.

– Златая цепь на дубе том, – с пониманием отозвался только один человек – дочь, которую я разбудила. – Похоже, именно с этой цепи ты и сорвалась, – потягиваясь на пороге двери в большую комнату, предположила она. – Новый фильм ужаса, «Кошмар на улице дубов» называется…

– Алена, ты сегодня, пожалуй отлежись, – тоном, не допускающим возражений, заявил Димка. – У нас тут кое-какие дела наметились. Мы с мамой скоро вернемся.

– Коробка конфет с ликером, два граната за вредность, и езжайте, куда хотите. Торг не уместен.

… В Милочкину деревню мы ехали в приподнятом настроении. Светило солнце, пели… Нет. Птицы не пели. Пару раз каркнули вороны. И то со стороны мусорных контейнеров, числящихся на балансе нашего дома, мы тогда еще только садились в машину. Но все равно было чему радоваться. Я же говорю: светило солнце, небо радовало голубой чистотой, а главное – я рядом с мужем чувствовала полную уверенность. В его силах. Уже по дороге, любуясь голубоглазым солнечным морозным днем, я спокойненько и поведала, каким боком к нашей истории прилепился зеленый дуб у Лукоморья.

– Это просто для того, чтобы пробудить ваше воображение. Ну еще пословица есть такая: «В огороде бузина, а в Киеве – дядька». Да. Хотя не-ет… Пословица к другому случаю. Который наоборот… А я про то, что у Лукоморья дуб зеленый, а у Милки во дворе, с северной стороны дома, тоже дуб растет. Только у дуба могут быть такие кряжистые ветки. Они даже над крышей торчат. Я в окно видела. Помнишь, мы с Аленкой на второй день после первой ночевки лазили на второй этаж?

– Это когда ты чуть в окно не вывалилась вместе с утеплителем? Вот бы повисла на дубе том…

– И ты помнишь! – обрадовалась я. – Дубовый Дашек именно где-то там… Дупло!

– Надо быть либо очень безалаберным, либо излишне самонадеянным человеком, чтобы прятать что-либо ценное на открытом месте, – заметил мой умный муж.

«Ну да, конечно, – подумала я. – Следовало положить ценности в шкаф под белье, никто бы и не догадался». Наташка в собственных рассуждениях о самом лучшем месте захоронки меня обошла, предположив, что лучший вариант – вообще выставить сундук с драгоценностями на всеобщее обозрение. Есть широко распространенное мнение, что самое надежное – маскировать ценности на видном месте.

Чтобы не привлекать лишнего внимания, машину мы поставили во двор к Совкиным. Вера Семеновна уже успела съездить к Грише в больницу и в хорошем настроении возилась по дому, довершая вместе с Анютой перестановку. Основная работа по перетягиванию мебели с места на место была завершена, грубая мужская сила не требовалась, а не грубой у них самих хватало. Во всяком случае, от нашей помощи Вера отказалась.

Мы бодро вышли из дома, вооружив Димку лопатой. Забыв что-то, Наташка метнулась назад и догнала нас почти у дома Людмилы.

– И зачем двум женщинам такие хоромы? – не удержался от язвительного замечания муж.

Легче было согласиться с ним, нежели возражать, но соглашаться тоже не хотелось:

– Нам-то какое дело?

– Обходить далеко, – рассудительно пояснил муж. – Дорожки давно не чищены. Впрочем, пройти можно. Все силы бросим на подход к дубу.

Сам великан стоял в беседке. Снега там было меньше, но вот проход к ней действительно был проблематичен. В снежной целине можно было зарыться по уши. Мой энтузиазм резко пошел на убыль. А Димкин – наоборот. Он так лихо начал махать своей снегоуборочной лопатой, что мы с Наташкой только диву давались.

По мере продвижения к дубу муж постепенно раздевался.

– Стриптиз на природе, – пошутила Наташка, но я даже не улыбнулась. Димке было жарко, нам – холодно.

– Надо было взять ключ от дома, – в минуту передышки заметил муж. – Пошли бы и погрелись.

Я внутренне сжалась. Ключи от дома в сумке, а сумка отдыхает на туалетном столике в нашей спальне.

– Запросто! – обрадовалась Наташка, вытянув из кармана ключ. – Как чувствовала, за ним к Совкиным вернулась! Димочка, а тебе скучно не будет?

Муж только многозначительно вздохнул, всем своим видом показывая несуразность вопроса…

Заколоченные окна погрузили дом в сумеречную, неприятную темноту. Сразу пришлось включить свет. После нашего последнего визита вроде бы ничего не изменилось. Кроме одного: теперь даже при включенном свете почему-то казалось, что мы в доме-музее.

– Такое впечатление, что мы отрезаны от остального мира, – пробормотала я. Почему-то было страшновато говорить в полный голос. – Все правильно, в доме обязательно должна проживать хоть какая-то живая душа. Иначе он становится неодушевленным.

– Зря ты про нашу отрезанность болтаешь, – проворчала подруга. – И так довольно неуютно. Надо включить свет в остальных комнатах. Иначе я лучше на мороз пойду. Все равно завтра на больничный. Уже и Полинку разозлила. Ничего, одна поработает… Смотри-ка, сколько пыли в комнате Антонины Генриховны. Больше, чем везде. Или это оттого, что я люстру на все шесть ламп включила?

Наташка медленно ходила по комнате Милочкиной матери, удивляясь тому, что Милка не выкинула то, что прямо-таки просилось на выброс – сухие букеты, например.

– Говорят, до года ничего выбрасывать нельзя, – тихо проронила я, почти физически чувствуя запах тления и страдая от того, что не могу как можно быстрее унести ноги из этой комнаты: перепугаю подругу до смерти.

– Ну хорошо, – надрывалась та, застряв у старой этажерки, стоявшей рядом с кроватью покойной. – Могу примириться с тем, что это касается обстановки и вещей, но зачем нужно держать никому не нужные и наверняка почти просроченные лекарства. Блин! До чего тяжелая шкатуленция, прямо стационарный сундук с годовым запасом тушенки…

– Дай-ка сюда!

В момент забыв о всяких мерещившихся мне запахах, я подлетела к подруге и попыталась выхватить у нее старую резную шкатулку, по площади равную подаренной мне Димкой Энциклопедии огородника: тридцать пять-сорок сантиметров в длину, двадцать в ширину, да и высота ее была никак не меньше тридцати пяти сантиметров. Она была доверху набита лекарствами в различного вида упаковках, включая коробочки с ампулами для инъекций. От моих попыток сдвинуть с места шкатулку крышка, сверкнув остатками облупившегося лака, с громким хлопком вернулась на место.