Текст книги "50 знаменитых чудаков"

ЛАНЖЕРОН ЛУИ (ЛЮДОВИК)
АЛЕКСАНДР АНДРЕ ДЕ

В русском подданстве – Александр Федорович Ланжерон

(род. в 1763 г. – ум. в 1831 г.)

Если вы посетите Одессу, то кроме имен де Рибаса и Ришелье услышите еще одно, произносимое с не меньшим почтением – Ланжерон. Судьба этого человека поистине удивительна. За 50 лет военной службы во Франции и России он принял участие едва ли не в большем количестве сражений, чем кто-либо другой в свое время. Но не только за воинские подвиги ценили его. Бравый вояка Ланжерон любил женскую красоту и придворные интриги, блистал в салонах как прекрасный рассказчик и сам нередко становился героем забавных историй. Градоначальник Одессы и Новороссийский генерал-губернатор запомнился современникам как «храбрый генерал, добрый правдивый человек, но рассеянный, большой балагур» и, несмотря на высокий пост… «вовсе не администратор»!

Сорок лет верой и правдой служил Российскому престолу французский аристократ граф Луи Александр Андре де Ланжерон. В 1789 году он покинул родную Францию, дав клятву, что больше никогда в жизни не станет сторонником революции. Но, говорят, не только государственный переворот стал причиной бегства из страны молодого талантливого военного. Называют и другую – слишком острый язык. Подтрунивание над сильными мира сего мало кого доводило до добра…

Граф Луи Александр Андре де Ланжерон де Сэсси, маркиз де ля Косс, барон Куиньи родился в Париже 13 января 1763 года. Детство свое он провел в небольшом фамильном замке Ланжерон под присмотром любящей матери и периодически наезжающих дядюшек. От одного из них, графа Роже де Дама, кутилы и неисправимого весельчака, но одновременно отличавшегося редким бесстрашием, мальчик и унаследовал склонность к авантюрам. В юные годы за свои проделки и успех у местных крестьянок он получил говорящее прозвище Бесик.

В 16 лет Луи в чине младшего лейтенанта был зачислен в гвардейский пехотный полк, которым командовал граф де Дам. Аристократическое происхождение и принадлежность к королевской гвардии, прекрасные манеры и умение вести себя в высшем свете быстро открыли молодому шевалье путь ко двору Людовика XVI. Но лишь три года блистал Ланжерон в высшем свете – уже в 1782 году он отправился в Северную Америку в составе французского корпуса под командованием графа де Рошамбо, чтобы, участвуя в войне за независимость США на стороне восставших против Британской короны колоний, заслужить настоящую воинскую славу. Однако реальной помощи этот корпус не успел оказать: корабль почти сразу атаковала английская эскадра, и французы поспешили укрыться в устье реки Делавэр. Оттуда Луи направился в Бостон, где стояла эскадра под командованием маркиза Водреля, командированная для боевых действий в Южную Америку с войсками под началом Виомениля. Воевал он, по свидетельствам современников, самоотверженно и порой даже с излишним лихачеством. Сражения при Порто-Кабелло, Каракасе и Сан-Доминго принесли в его боевую «копилку» первую награду – орден Цинцината, который ему впоследствии запрещала носить русская императрица Екатерина II, ко всяким мятежам относившаяся с понятным опасением.

В 1783 году, после того как был подписан Версальский мир, Ланжерон вернулся домой победителем. Проявленные в боях лидерские качества позволили ему быстро продвинуться по карьерной лестнице. Сразу после заключения мира Луи был назначен капитаном драгунского полка принца Конде, а спустя некоторое время, во время службы в Медоке (1786) и Арманьяке (1788), стал сверхштатным полковником.

Скорее всего, молодого талантливого офицера ждала бы блестящая военная карьера и многие почести в родной стране, но такому развитию событий помешала Великая французская революция 1789 года. Поначалу Ланжерон, служивший тогда в военной охране Версаля, принял ее восторженно, с одобрением – он всегда был «за свободу». Однако увидев, какие бесчинства творятся ее именем, и сохранив преданность королевскому дому, Ланжерон стал активным участником антиреволюционного движения. В это время очень ярко проявился его литературный дар. Он работал как публицист и писатель-пародист, драматург, писал для французских газет и сочинил несколько пьес: «Масаниэлла», «Розамонда», «Мария Стюарт», «Притворное столкновение» (последняя пьеса, единственная комедия из этого списка, даже была поставлена в 1789 году). По приглашению известного тогда памфлетиста роялистского направления М. Палтье Ланжерон вошел в редакцию “Les Actes des Apôtres” – серии сатирико-политических брошюр, которые издавались на средства из собственной кассы короля Франции в качестве противовеса революционным листкам. В них в стихах, прозе и драматической форме высмеивались действия Учредительного собрания. Издание продержалось до октября 1791 года и было закрыто по желанию самого короля, но полковника Ланжерона в это время уже не было во Франции. Он оказался в списке лиц, не желательных для Республики.

Однако это официальная версия изгнания Луи из страны. Существует и другая, своими корнями уходящая в то время, когда ему было только 19 лет. В том году у Марии Антуанетты наконец-то родился наследник. Франция ликовала, в Версале был дан великолепный бал. Юный шевалье Ланжерон, попавший на празднество случайно, был неотразим в лучшем камзоле – «праздник у моря с синим фейерверком» – ярко-зеленого с синим отливом, он, как всегда, шутил и любезничал с дамами. Празднество раздражало только одного – негодующего брата короля, графа Прованского, который до рождения у королевы сына был единственным наследником престола. Желчный человек недалекого ума всем и каждому на балу доказывал, что Мария Антуанетта родить не способна, а ребенка ей прислали… по почте из Вены, откуда она была родом. Лейтенант Луи тогда уже слыл в полку человеком, острым на язык. Не подвел его талант и тогда. Раздосадованный кислой физиономией графа, он с лету продекламировал собеседникам простенькое четверостишие:

 
О графе Прованском всяк думать привык:
«Отлично у парня подвешен язык!»
Подвесим и то, что расскажет о графском уме.
Весы улыбнутся и будут стоять на нуле.
 

Практически мгновенно удачная эпиграмма разлетелась по бальной зале. Ее со смехом повторяли и лакеи, и министры – сам король рассмеялся на удачную остроту. Но когда ее наконец-то услышал граф Прованский, то возненавидел беззаботного балагура Ланжерона, который и не представлял себе, на что был способен брат короля из мести. Молодого человека начали преследовать, и это не прекратилось даже после отъезда Луи из Франции.

Возможно, «невинная шутка» стала одной из причин бегства графа.

Вначале он попытался поступить на службу в австрийскую армию (как раз назревала война между Австрией и Турцией), но император Иосиф II отклонил его предложение. Только тогда Луи решился поехать в далекую, незнакомую Россию. Надо сказать, что предложение об этом поступило от его любимого дядюшки Роже, который к тому времени был адъютантом Григория Потемкина и захватывающе рассказывал о победах России над Турцией – было где разгуляться молодому амбициозному офицеру! Появление в Петербурге графа де Дам, а затем его племянника Ланжерона не прошло незамеченным. По крайней мере, в «Древней и современной истории России» Г. Кастельно сказано о появлении их на российской земле. Оба офицера, молодой и старый, упомянуты и в седьмой песни романа в стихах «Дон Жуан» лорда Байрона:

 
Когда бы нам (историк говорит)
Деянья русских описать досталось бы,
Тома б наполнить мог любой пиит —
И многое несказанным осталось бы!
А посему о русских он молчит
И воздает хвалы (смешно, казалось бы)
Десятку чужеземцев: Ланжерон,
Дамб, де Линь – вот русской славы звон!
 

Ланжерон прибыл в Россию в свите принца Нассауского в 1789 году. В мае 1790 года он принес клятву на верность Екатерине II. Сохранилась даже собственноручная записка императрицы Екатерины II, в которой она, одобряя принятие полковника Ланжерона в русскую службу, оценивала его как полноценного и яркого представителя французской аристократической культуры, столь значимой для русской культуры и в целом для русской государственности, для русского дворянского самосознания, ориентирующегося на европейские ценности. Тогда же, по протекции принца, Луи был принят на русскую службу в чине полковника в 1-й Сибирский гренадерский полк, находящийся в то время в составе армии Потемкина на Дунае, на очередной войне с Оттоманской Портой. Однако бить турков ему тогда не пришлось, он остался на время в Петербурге: принц Нассауский предложил ему сражаться в Швеции в составе флотилии из шести боевых кораблей, которой он руководил. Так полковник-гренадер стал командиром 2-й дивизии гребного флота и – отныне и до конца жизни – Ланжероном Александром Федоровичем. Именно в этом звании он принял участие в Выборгском морском сражении, начав вписывать новые страницы в свою военную биографию и в историю России. Победные бои 21 и 22 июня 1790 года при Биорке-Зунде, в которых Ланжерон принимал участие, способствовали разгрому армии короля Густава III, а сам офицер был награжден лично императрицей своим первым российским орденом – военным орденом Св. Георгия 4-й степени.

Надо заметить, слава шутника и острослова и в России приклеилась к Ланжерону практически сразу же. Сохранилось множество полуанекдотических историй и высказываний, приписываемых графу. Так, уезжая из Санкт-Петербурга, он попал в лужу перед гостиницей на Большой Морской улице, где жил, и воскликнул: «Действительно эта столица построена на болоте! Ведь мне приходится вместо рук умывать ноги». Во время войны со Швецией он с успехом командовал канонерскими лодками, а потом рассказывал Екатерине II о военных действиях: «Шведы вели шквальный огонь! И я подумал, что превратности судьбы сейчас и превратят меня в предмет совершенно неодушевленный, хоть и в чине капитана». – «Пока этого не произошло, я жалую вам чин майора», – рассмеялась императрица.

После окончания русско-шведской войны Луи незамедлительно отправился на Дунай. Во время осады принадлежащего Турции Измаила он, вместе со своим другом, еще одним знаменитым французом – одесситом Ришелье, служил под началом Потемкина. При взятии считавшейся неприступной крепости граф прекрасно проявил себя и был ранен. По словам Суворова, он «оказал отличную неустрашимость в атаке неприятеля», за что и получил золотую шпагу с надписью «За храбрость». А всю Россию очень скоро облетела фраза графа об украинских степях. Когда он проезжал бескрайними просторами, то встретил в корчме княгиню Голицыну и, поддерживая светскую беседу, сообщил ей: «Пейзажи вокруг прекрасные! Но вот из удобств тут только водка».

В мае 1791 года Ланжерон прибыл в распоряжение командующего русскими войсками в Молдавии князя Репнина и принял участие в нескольких сражениях, особо отличившись под Мачином, за что удостоился всемилостивейшего рескрипта. И сразу же по окончании этой войны граф на три года уехал из России на Рейн, чтобы принять участие в борьбе коалиции против республиканской Франции, дрался с революционными войсками под Гризуэлем, в Нидерландах. Волонтером при войсках французских эмигрантов он совершает поход в Лотарингию и Шампань, где служил в «армии Принца» – в монархической армии принца Конде. Сражение шло за сражением – при Вердене, Тионвилле, Мобеже, Ландресси, Линнуа, Тюркуане, Турне, Флерюсе, Розендале, под Валансьеном, Дюнкихерном, Дюнельдорфом… Лишь после поражения коалиции Ланжерон возвратился в Петербург, и то ненадолго – по поручению императрицы, желающей оценить силы новой Франции, он с Ришелье уезжает в Нидерланды, военным наблюдателем к принцу Саксонии, командиру австрийской армии в Северной Франции и Нидерландах (1793–1794), чтобы держать Екатерину II в курсе действий армии. Лишь после этой миссии в жизни графа наступил относительно спокойный 10-летний период без войн.

Надо сказать, что Ланжерон вел дневники во время всех военных кампаний, в которых ему довелось участвовать. Они представляют не только историческую ценность, но и являются оригинальным литературным произведением, ярко отражающим характер Александра Федоровича. Дневники эти пестрят множеством деталей и анекдотов, они сохранили для истории яркую, живую, а иногда и весьма субъективную оценку событий. Так, портретная галерея русских генералов и министров, идея создания которой послужила толчком к началу работы над дневниками, является прежде всего собранием пороков и недостатков современников Ланжерона. Дневник полон убийственных острот и едких анекдотов. Александр Федорович, постоянно подчеркивая приверженность исторической правде, с удовольствием излагает дискредитирующие полководцев факты и, кажется, радуется любой возможности настроить читателя против каждого из них. При этом стиль повествования довольно сдержанный: Ланжерон, пожалуй как нигде более, проявил свое аккуратное, «точечное» острословие в соединении с притворным удивлением по поводу «внезапно обнаруженной» некомпетентности коллег. Так, он пишет в одном из дневников: «Четвертая колонна, совершив марш в полверсты, оказалась в пределах досягаемости неприятеля, который, однако, не был обнаружен (абсолютно неправдоподобно, но все же совершеннейшая правда). В конце концов генерал Кутузов лично приказал полковнику Новгородского гарнизона Манаткину продвигаться вперед побыстрее, поскольку генералу Милорадовичу такая идея в голову не пришла…»

Спокойное течение жизни было нарушено Моравской кампанией 1805 года. Ланжерон снова стал действующим полководцем, оставив гражданскую жену Ангелу Ерьяновскую (Анжели Джержановскую) и двоих малолетних детей – Диану, которая умерла в 1816 году, и Теодора Андре (Федора), впоследствии получившего дворянство и ставшего личным советником императора и сенатором. Вообще, Александр Федорович всегда пользовался успехом у дам и был трижды женат: в 1784 году он женился на Мари-Диане Маньяр де ля Вопалье, в 1804 году на Анастасии Трубецкой, вдове майора Кашинцева, ив 1819 году на Луизе Бруммер – но от этих браков наследников не осталось.

Во время Моравской кампании генерал командовал второй колонной русской армии Буксховдена, и после ноября 1805 года она перешла под командование Кутузова. Под Аустерлицем Ланжерон вначале сражается в центре левого фланга русской армии, а затем пытается задержать продвижение французских войск вместе с бригадой Каменского. Действия полководца описаны Л. Толстым в романе «Война и мир». Раздраженный поведением Буксховдена, который опирается на инструкции Генерального штаба, не обращая внимания на конкретные обстоятельства, и который говорит ему: «Вам везде чудятся враги, мой друг!», – Александр Федорович резко отвечает: «А вы, Ваше Высочество, не в состоянии нигде разглядеть никакого врага!» Император Александр I считал, что именно гибель колонны генерала Ланжерона в сражении при Аустерлице предопределила во многом сокрушительную победу Наполеона над войсками союзников и полководец в этой трагической для России битве вел себя умно и достойно.

Однако мнение императора не спасло Ланжерона от первой немилости: после поражения Буксховден резко раскритиковал его в своем рапорте Кутузову… Александр Федорович в результате подал оставшийся неудовлетворенным рапорт об отставке и уехал в Одессу помогать ее градоначальнику, герцогу Ришелье. Вернули Ланжерона в действующую армию лишь в 1807 году в связи с русско-турецкой войной. Он был отправлен в Дунайскую армию, где получил корпус. Три долгих года Александр Федорович находился в центре военных действий: под Измаилом, в районе Бухареста, у Силистрии… Особенно же отличился он при взятии Рущука (сентябрь 1810 г.), за что был произведен в генералы от инфантерии. За время всей этой кампании «в воздаяние отличного мужества и храбрости» Ланжерон получил также Георгиевский крест 3-й степени, орден Св. Владимира 2-й степени (в 1811 г. за сражение под тем же Рущуком – Св. Владимира 1-й степени), орден Св. Александра Невского. С начала 1811 года он замещал заболевшего главнокомандующего Молдавской армией генерала H. М. Каменского, а с прибытием в армию Кутузова стал его ближайшим помощником.

В Отечественную войну 1812 года Ланжерон продолжая служить в Молдавской армии, командуя отдельным корпусом. Затем в составе Северной армии у Бернадотта участвовал в битве под Лейпцигом. После взятия Ле Бурже в 1814 году граф вернулся на новую родину, в Россию.

После окончания антинаполеоновских войн, в ноябре 1815 года, генерал от инфантерии Александр Федорович Ланжерон был назначен херсонским военным губернатором и одесским градоначальником, управляющим гражданской частью в губерниях Херсонской, Таврической и Екатеринославской, а в 1822 году – генерал-губернатором Новороссии и главноначальствующим над бугскими и черноморскими казаками. Граф сменил на должности старинного друга – Ришелье – и занимал этот пост вплоть до мая 1823 года.

Император не прогадал в этом своем назначении, хотя и поставил на административную работу военного: Ланжерон содействовал развитию края, благоустройству Одессы, которую он искренне полюбил, – и люди боготворили его.

До наших дней сохранилась триумфальная арка, ведшая на дачу графа, именуемая одесситами аркой Ланжерона и открывающая ныне дорогу на пляж его имени. Это память о человеке, который сделал для процветания города все, что было в его силах, а потому оставшийся почитаемым для всех последующих поколений одесситов.

А его дом, который называли в народе Ланжероновским дворцом, со знаменитыми пушками у входа, дал название Ланжероновской улице и долгое время служил одной из одесских достопримечательностей, не говоря уже о тех десятках забавных легенд и анекдотических историй, связанных с жизнью в нем Александра Федоровича, которые так любили рассказывать одесситы.

К концу своего губернаторства в Одессе он стал чрезвычайно рассеянным. Рассказывают, как во время приезда Александра I в Одессу граф уступил ему свой дворец.

И когда он оставил императора в своем кабинете, то по рассеянности запер за собой дверь – и Александр долго не мог выйти оттуда, пока не разыскали графа с ключом. Хотя в одной из полуанекдотических историй, повествующих о встречах Ланжерона с Пушкиным, граф говорит, что намеренно запер Александра, – чтобы тот почитал его предложение об отмене «Табели о рангах». Однако и в этих байках отмечается рассеянность графа. Например, как-то оставив Пушкина со своей супругой беседовать в кабинете, он вышел по делу, а когда вернулся, отчетливо сказал слуге: «Что же вы, Тихон Иванович, сколько раз я вам говорил: не пускать в мой кабинет посторонних!»…

Об этой черте характера Ланжерона говорит еще одна историческая байка. Как-то в двенадцать часов ночи граф спросил у князя Гагарина: «А вы отчего не едете домой, князь? Вас уж, верно, дома заждались!» На это удивленный князь Гагарин ответил: «По-моему, вы считаете, что я у вас в гостях? Но, граф, это вы у меня дома! Вы приехали ко мне в пять, а уже двенадцать!» Граф осмотрелся и был вынужден признать, что… сидит в гостиной князя Гагарина!

Еще один факт говорит о близком знакомстве Ланжерона с Пушкиным. Знаменитый историк Н. Эйдельман проанализировал мемуары Александра Федоровича и «Исторические записки» Пушкина и наглядно доказал, что в своих записках поэт использовал записи Ланжерона, с которыми познакомился в 1821 году. Да и сам Пушкин позже вспоминал: «Я видел письма его [императора Александра I] Ланжерону… Ланжерон был тогда недоволен и сказал мне: “Вот как он мне писал; он обращался со мною как со своим другом, все мне поверял – зато и я был ему предан. Но теперь, право, я готов развязать мой собственный шарф”»…

Одесситы полюбили своего градоначальника за тонкую, убийственную, но такую естественную иронию. Его литературный дар ценили даже признанные литераторы и, когда граф бывал в Петербурге, всегда предлагали сотрудничество в журналах. Да Ланжерон и так был постоянным автором парижского сатирического издания «Акты апостолов».

Заканчивая наш рассказ о графе Ланжероне, приведем несколько шуток и случаев, связанных с его именем.

В Петербурге жил его троюродный брат Мишель Андре-Ланжерон-Антоновский (его предки из рода Ланжеронов служили в Украине еще в XVI веке). Он был майором в отставке и издавал журналы – сперва «Вечернюю зарю», а потом «Беседующего гражданина». Журнал этот был настолько неудачен, что Александр Федорович называл его не иначе как «Бредящий гражданин».

Графа можно считать автором современного анекдота про загоревший тещин язык. Это он, став генерал-губернатором Новороссии и градоначальником Одессы, но часто бывая в Петербурге, как-то сказал на балу слишком разговорчивой даме: «По-моему, вы недавно приехали с юга, из Одессы. У вас такой загорелый язык!» Тогда же он высмеял и некоего кавалера, который в танце невпопад и часто опускался перед дамой на колено: «Он становится перед ней на колени, чтобы увереннее способствовать ее падению!» Впрочем, встречались и куда более пикантные остроты… А иногда его шутки были и не к месту, но, что поделать, любимцу-графу прощали все. Так, однажды утешая овдовевшую жену одесского плац-майора, известного бабника и гуляки, он сказал ей: «Утешьтесь. Теперь, по крайней мере, вы точно будете знать, где он проводит все ночи». Комментарии излишни.

Последние три года жизни Ланжерон провел в разъездах между Парижем, Петербургом и Одессой, занимаясь работой над обширными мемуарами. А относительно смерти своей Ланжерон оказался провидцем. Он всю жизнь опасался холеры и всегда писал: «Когда я умру от холеры…» Так и вышло. Граф-француз, великий полководец, прекрасный градоначальник умер 4 июля 1831 года в Санкт-Петербурге, заразившись во время одной из одесских эпидемий. Но захоронено его тело в католической церкви Одессы – как Луи Александр Андре де Ланжерон, в русском подданстве Александр Федорович, и завещал.