Текст книги "История человечества. Запад"

Филиппо Брунеллески революционизировал искусство, разработав принципы линейной перспективы, благодаря которым пространство, ограниченное живописным полотном или рельефом, могло иллюзорно растягиваться до больших размеров. «Эффект глубины» достигался использованием линий, сходящихся в воображаемой центральной точке. После открытия Брунеллески, которое тут не стали использовать Донателло, Мазаччо и Гиберти, живопись уже просто не могла оставаться плоскостной и двумерной. Но, увы, великий зодчий Брунеллески, который к тому же был инженером и математиком, не описал созданную им теорию линейной перспективы в трактатах. Подобный труд выпал на долю ученого и архитектора Леона Баттисты Альберти.

Альберти поднял идеи Брунеллески на уровень научной теории и написал трактаты по живописи, скульптуре и архитектуре, с которыми познакомился Леонардо. Именно Альберти высказал мысль о том, что кроме необходимого технического мастерства современный художник должен обладать также познаниями в геометрии, оптике и перспективе; он должен хорошо знать человеческое тело, потому что «движения тела отражают движения души». Больше всего Альберти занимало соотношение между математикой и искусством. Он говорил, что во Вселенной существуют определенные пропорции, которые выражают Божественный замысел. Поисками этих пропорций и занимался Леонардо долгие годы, полагая, что в математике содержится ключ ко всем знаниям.

Блестящий молодой человек, мастер живописи, по словам Вазари, «он был настолько приятным в общении, что привлекал к себе души людей». Вазари, однако, как и многие другие исследователи, не дает нам никаких подробностей о личной жизни Леонардо. Удивительно, что столь привлекательный молодой человек не был известен своими любовными победами. Да и вообще, мы располагаем мизерным числом точных дат и фактов, относящихся к периоду жизни да Винчи между двадцатью и тридцатью годами. Лишь один документ, датированный 8 апреля 1476 года (тогда Леонардо было около двадцати четырех лет) может что-то прояснить. Этот документ уже «затаскан» падкими на сенсации комментаторами.

Речь идет об анонимном письме, в котором Леонардо и еще трое молодых людей обвинялись в том, что они занимались любовью с семнадцатилетним Джакопо Сантарелли, служившим в мастерской моделью. Факт поистине скандальный! Но, чтобы разобраться, необходимо помнить, как документ попал в руки историков. Дело в том, что флорентийские правители в качестве средства поддержания своей власти установили рядом с палаццо Веккьо некий ящик, прозванный барабаном (тамбуро). В этот ящик каждый мог опустить анонимное обвинение, которое расследовалось в том случае, если находились свидетели описанного случая. В вышеназванный день, 8 апреля 1476 года, в тамбуро было обнаружено обвинение в адрес Леонардо. Дело было передано в суд, но обвинитель так никогда и не был найден, ни один свидетель не появился, и хотя дело попало в суд, в конечном итоге все это ни к чему не привело. Чем был вызван подобный донос? Возможно, сыграла роль зависть. Как же отнестись к этому факту? В наши дни существует тенденция игнорировать этот документ, да и вообще не поднимать вопрос о гомосексуальности Леонардо. Однако некоторые обстоятельства жизни, его замечания о любви, его отношение к женщинам не позволяют нам быть уверенными в беспочвенности обвинений. Вскоре после этого случая Леонардо покинул гостеприимный дом Верроккьо и открыл собственную мастерскую. Неизвестно, на какой улице она была и сколько времени просуществовала, но точно установлено, что Леонардо больше не работал у учителя, и к 1480 году уже сам выполнил несколько крупных заказов.

Какие сюжеты занимали в то время Леонардо? Как свидетельствует Вазари, у Леонардо была привычка бродить по улицам в поисках красивых или уродливых лиц, причем уродства, по его мнению, не следовало избегать. Задолго до знаменитого философа Баумгартена, который полагал, что «безобразное» является не менее значительной категорией эстетики, чем «прекрасное», Леонардо рассматривал уродство как оборотную сторону красоты. Он был «настолько счастлив, когда замечал какое-нибудь забавное лицо, все равно, бородатое или в ореоле волос, что начинал преследовать человека, столь привлекшего его внимание, и мог заниматься этим весь день, стараясь составить о нем ясное представление, а когда возвращался домой, то рисовал голову так хорошо, как будто человек этот сидел перед ним». Да Винчи хранил свои впечатления не только в памяти, он носил с собой книжечку для эскизов, которую советовал иметь при себе и другим художникам, о чем написал в своем большом «Трактате о живописи»: «Ты сможешь частенько поразвлечь себя, когда выходишь отдохнуть и прогуляться на свежем воздухе, если будешь наблюдать и делать зарисовки людей, они разговаривают, или спорят друг с другом, или смеются, или бросаются друг на друга с кулаками… все это ты запечатлишь быстрыми штрихами в маленьком карманном альбомчике, который всегда будешь носить с собой. И пусть в нем будет слегка подцвеченная бумага, чтобы ты не смог стереть нарисованного, а всякий раз должен был перевернуть страничку. Такие зарисовки нельзя ни в коем случае стирать, их надобно сохранять с крайним прилежанием, потому что существует столько форм и действий, что память неспособна их удержать. Поэтому тебе следует хранить эти наброски: они примеры для тебя и твои учителя». Этот отрывок может очень хорошо объяснить, почему сохранилось около 7 тысяч заметок и рисунков, которые он очень редко выбрасывал, но не более дюжины потемневших, плохо сохранившихся картин.

28 декабря 1479 года Леонардо, должно быть, прогуливался по Флоренции со своим альбомчиком. Ему тогда было двадцать восемь лет без нескольких месяцев. За год до этого произошло кровавое, но не слишком удачное покушение на Медичи, предпринятое членами семейства Пацци, и вот теперь один из заговорщиков, который в свое время бежал в Турцию, был возвращен во Флоренцию и повешен на одном из общественных зданий. Леонардо видел тело, видел сочетание страсти, презрения и ненависти на мертвом лице и сделал набросок. На том же самом листе он пометил: «Маленькая шляпа рыжевато-коричневого цвета, костюм из черного атласа, отороченная черным куртка, голубой камзол, отороченный черным, и белые бархатные нашивки. Бернардо ди Бандино Барончелли. Черные чулки».

О чем свидетельствуют столь бесстрастные слова Леонардо? Неужели об ужасающем равнодушии – разве не мог он, хотя бы одной короткой фразой, выразить свое отвращение, сострадание или любую другую эмоцию? Или же в Леонардо жил прежде всего художник, который в этот момент действовал единственно возможным для истинного творца образом, делая заметки для картины или детального рисунка, который надеялся создать, вложив в него все чувства, но не стремясь сделать это с помощью слов? Никто не может с точностью сказать, как было на самом деле. Следует обратить внимание на слова самого Леонардо: «Живопись представляет чувству с большей истинностью и достоверностью творения природы, чем слова или буквы, но буквы представляют слова с большей истинностью, чем живопись. Мы же скажем, что более достойна удивления та наука, которая представляет творения природы, чем та, которая представляет творения творца, то есть творения людей, каковыми являются слова; такова поэзия и подобное, что проходит через человеческий язык».

В 1481 году, когда Леонардо было двадцать девять лет, он пережил довольно чувствительный удар по самолюбию. Папа Сикст IV, вне всякого сомнения предварительно посоветовавшись с Медичи, пригласил лучших тосканских художников для работы в Ватикане. Среди приглашенных были Боттичелли, Гирландайо, Синьорелли, Перуджино, Пинтурико и Козимо Росселли – казалось бы, все «звезды живописи», но не было Леонардо. В чем была причина такого пренебрежения? Возможно, семейству Медичи была не по нраву неконъюнктурность Леонардо да Винчи – ведь он, в отличие от других художников, не принимал участия в политической жизни Флоренции и, возможно, не питал к ней никакого интереса. А это считалось большой ошибкой в городе, управляемом семейством богатых флорентийских коммерсантов – Медичи, которым было суждено в XVI–XVIII веках стать великими герцогами Тосканскими.

В период раннего средневековья Медичи имели лишь небольшие земельные участки в долине Муджелло близ Флоренции, но в XII–XIII веках несколько их представителей перебрались во Флоренцию, а уже к 1300 году Медичи входили в местное правительство и гильдию менял. В XIV веке во Флоренции было множество Медичи: в 1373 году один из представителей рода сокрушался по поводу того, что в результате эпидемии чумы в семье осталось всего лишь 0 (!) взрослых мужчин. Неудивительно, что между представителями этого семейства существовали заметные имущественные различия: одни преуспевали и выдвигались в городе на первые роли, другие были простыми лавочниками и ремесленниками. Однако даже наиболее состоятельные Медичи хотя иной раз и вступали в брак с представителями социальной и экономической элиты, ни по богатству, ни по статусу долгое время не поднимались до уровня известных банковских и торговых домов, таких как Барди или Перуцци. Среди Медичи были даже бандиты: пятерых членов рода приговорили к смертной казни за разнообразные преступления – от грабежей до убийств. Это создавало всему семейству плохую репутацию, которая, разумеется, не улучшалась от того, что его представители часто затевали тяжбы друг с другом.

Такая репутация и отсутствие единства не позволяли семейству Медичи в XIV веке играть значительную роль в управлении Флоренцией. Недоверие к роду косвенно повлияло на возвышение той его ветви, которая получила впоследствии европейскую известность: поскольку над Медичи тяготели подозрения в политической неблагонадежности, им было запрещено занимать государственные должности. Если не удается добиться славы, нужно добиться хотя бы богатства – так рассудили Медичи и обратили всю свою энергию на предпринимательство. Семейство, наряду с производством шелка и тканей, занялось банковскими операциями и вскоре имело филиалы банков по всей Европе. Такое богатство открывало определенные перспективы в политике. Тем более что в результате неудачной военной кампании против Лукки в 1433 году и учреждения кадастра (особого управления по сбору налогов – прототипа современной налоговой инспекции) – меры необходимой, но вызвавшей недовольство среди горожан – правящая до того верхушка была отстранена от управления городом, а семья Альбицци, ранее возглавлявшая городское правительство, была вообще изгнана из Флоренции. Перспективы для Медичи открывались самые радужные.

Политическая карьера семейства началась с Козимо ди Бичи, который пришел к власти мирным путем, и с этого времени история города шестьдесят лет (1434–1494 гг.) была связана с семьей Медичи. К этому моменту Медичи принадлежали участки земли недалеко от Флоренции, дома и виллы, денежная рента, солидные паи в различных банковских конторах и торговых предприятиях. Козимо же приумножил доставшееся ему по наследству богатство, особенно благодаря торговле. У него были две банковские конторы в Риме, по одной в Венеции, Неаполе, Пизе, Милане, Женеве, Лионе, Авиньоне, Брюгге, Лондоне, два завода по выпуску шерстяных и шелковых тканей. Он торговал всем – и особенно деньгами, давая их в долг князьям и королям. К 1451 году его капитал составил 725000 флоринов – огромная сумма, о которой иные короли могли только мечтать.

После смерти Козимо главой рода стал Пьеро, который до 1469 года являлся фактическим правителем Флоренции и, несмотря на тяжелейшую подагру, проявил неожиданную энергию в борьбе с попытками лишить семейство политического веса. Его старший сын Лоренцо, прозванный Великолепным, не только сохранил за семьей ведущие позиции в городе, но и упрочил их. Однако политическое влияние Медичи устраивало не всех, поэтому в 1478 году созрел «заговор Пацци». Недовольные правлением Медичи хотели убить наиболее влиятельных представителей рода – Лоренцо и его младшего брата Джулиано. Но пал от руки заговорщиков только младший брат. Как раз одного из виновных и зарисовал Леонардо висящим на стене дома.

Леонардо жил во времена правления Лоренцо Великолепного, который был организатором и активным участником литературной жизни города. Поэтические произведения Лоренцо – стихотворения, оды, стансы, лауды – отражают настоящий литературный талант. Рожденный для власти, он чувствовал себя свободно в окружении аристократии. При его дворе чередовались приемы, празднества, увеселения, и это был воистину королевский двор. Женитьба Лоренцо связала Медичи с одной из древнейших римских аристократических фамилий – Орсини, а брак его сына породнил с самим папой. Кардинальский чин, пожалованный его младшему сыну Джованни в 1498 году, когда мальчику было лишь четырнадцать лет, знаменует собой вершину, на которую взошло это купеческое семейство.

Флоренция считалась республикой, однако фактически ею управлял круг аристократов и интеллектуалов, группировавшихся вокруг двора Медичи, а главным инструментом власти был банк Медичи, через который протекало все богатство города, основанное на мануфактурном производстве, торговле шелком и шерстью, ювелирном деле и изготовлении предметов роскоши.

Леонардо да Винчи, который не смог или не захотел искать покровительства Медичи (а они славились как меценаты, ценители прекрасного), не мог отделаться от чувства, что во Флоренции у него нет будущего. К тому же ему мешала репутация, которую он приобрел еще в ранней молодости и которая с годами только укреплялась: блестящий и многосторонний, но медлительный и неблагонадежный, склонный оставлять работу недоделанной. Со своей стороны, Леонардо не чувствовал себя раскованно и при дворе Медичи. Герцоги были гуманистами-неоплатониками и питали глубокий интерес к классической древности. То же можно было сказать и о Леонардо, но в ином смысле – художника привлекало искусство античности, прежде всего скульптура. При дворе же Медичи забавлялись тем, что вели себя, как древние римляне, часто облачались в тоги и обращались друг к другу на изысканной латыни. А Леонардо, напротив, не очень любил латынь и считал увлечения придворных комичными. Как бы то ни было, но правители Флоренции мало что сделали для Леонардо.

Да Винчи обратил свои взоры на север Италии и начал искать покровительства у могущественного Лодовико Сфорца. В 1482 году он уехал в Милан и начал новую жизнь вдали от Тосканы. Эти двадцать лет, проведенные в Милане, были наиболее плодотворными для Леонардо, за это время он получил признание и уважение – именно то, чего был лишен во Флоренции.

Для того чтобы получить покровительство Сфорца, необходимо было доказать свои способности. Леонардо подошел к решению этой проблемы оригинально. Чтобы расположить к себе Сфорца, он написал ему письмо, в котором довольно подробно описал свои таланты как военного эксперта, а об искусстве упомянул лишь вскользь. Вскоре после написания письма Леонардо отправился в Милан на музыкальное состязание. Вот как об этом пишет Вазари: «Когда умер миланский герцог Галеаццо и в тот же сан был возведен Лодовико Сфорца, Леонардо был с большим почетом отправлен к герцогу для игры на лире, звук которой очень нравился этому герцогу, и Леонардо взял с собой этот инструмент, собственноручно им изготовленный большей частью из серебра в форме лошадиного черепа, – вещь странную и невиданную – чтобы придать ей полногласие большой трубы и более мощную звучность, почему он и победил всех музыкантов, съехавшихся туда для игры на лире. К тому же он был лучшим импровизатором стихов своего времени. Внимая же столь удивительным рассуждениям Леонардо, герцог настолько влюбился в его таланты, что даже трудно было этому поверить». Некоторые исследователи полагают, что инструмент, который взял с собой Леонардо (его рисунки сохранились), был сделан из конского черепа и оправлен серебром, поскольку столь странная причуда была как раз в духе Леонардо – безобразное его привлекало. Однако форма инструмента отвечала не только его эстетическим воззрениям – полость черепа давала хороший резонанс и усиливала звук. Среди других инструментов, сделанных по рисункам Леонардо, можно вспомнить колесный барабан, который, когда его толкали, отбивал ритм; автоматические молоток и колокольчик, издававший в определенные моменты чистый звук; органную виолу с упругим смычком. В его бумагах также сохранился фрагмент нотной записи, представляющий собой часть канона.

Итак, таланты Леонардо были представлены Лодовико Сфорца «во всей красе» – победитель музыкального турнира, живописец и мастер военного дела. И все это, как и другие таланты, было объединено в одном человеке – Леонардо да Винчи. Для эпохи Возрождения вообще был характерен «энциклопедизм» знаний и разносторонняя направленность талантов ее лучших представителей. Нет ничего удивительного и в интересе мастеров «изящных искусств» к военному делу – человек, способный нарисовать и отлить бронзовую статую, с тем же успехом мог отлить и пушку. Создание фортификационных сооружений было немаловажной отраслью архитектуры, поэтому вместо дворцов и часовен архитектор мог взяться за строительство башен и бастионов. И Джот-то, и Микеланджело рисовали планы оборонительных сооружений Флоренции. Известно, что и Леонардо в своем бесконечном стремлении к получению новых знаний изучал написанный в то время трактат Роберто Вальтурио «О военном деле». Идеи Леонардо черпал из разных источников, переосмысливая и во многом дополняя чужие проекты. Придуманные им «закрытые колесницы, безопасные и неприступные» в примитивном виде появились еще в древнеримскую эпоху. Это были колесные конструкции, несшие тяжелые деревянные щиты и предназначавшиеся для взятия городских стен. Их назначением было прикрывать воинов, которые действовали тараном. Леонардо значительно развил идею, превратив колесницу в прикрытую панцирем вооруженную повозку, говоря современным языком, – в танк, укомплектованный пушкой и управляемый изнутри восемью воинами, для чего ими использовались рычаги и приводы. Сомнительно, чтобы человеческие мускулы могли передвигать столь тяжелую машину на значительные расстояния, особенно по неровной и скользкой местности. Но, похоже, как и во многих других своих изобретениях, Леонардо был увлечен скорее самой идеей, нежели ее воплощением. Создав эскиз «танка», он немедленно взялся за разработку других идей, оставив на потом решение вопроса о движущей силе машины.

Из книг он почерпнул также идею колесницы, снабженной косами, и усовершенствовал ее, создав механизм, вращающий лезвия горизонтально. Известен рисунок Леонардо, на котором изображена такая колесница в действии, но при этом сам изобретатель сделал пометку, что подобные машины принесут больший вред тем, кто их использует, нежели тем, против кого они направлены. Среди его артиллерийских орудий необычного типа следует назвать пушку с тридцатью шестью стволами, собранными в три яруса, по двенадцать в каждом – пока один ярус стреляет, другой охлаждается, а третий заряжается. В этой идее не было ничего невыполнимого – многоствольная пушка стала предшественницей автоматического ружья и соответствующей ракетной установки. Леонардо сделал также эскиз корпуса снаряда, который взрывается при ударе, рассеивая вокруг куски металла. Человек, который воплотил в жизнь эту идею, жил в конце XVIII столетия, был британским офицером и носил имя, ставшее знаменитым, – Генри Шрапнель.

В своем письме Лодовико Сфорца Леонардо писал: «У меня есть планы мостов, очень легких и прочных, весьма пригодных к переносу… Я нашел способы, как разрушить любую крепость или какое-либо другое укрепление, если, конечно, оно не построено на скале… У меня есть также чертежи для изготовления пушек, очень удобных и легких в транспортировке, с помощью которых можно разбрасывать маленькие камни наподобие града… Я знаю, как добраться в определенное место через пещеры по секретным путям безо всякого шума, даже если для этого придется проходить узкими траншеями или под рекой… Я могу делать закрытые колесницы, безопасные и неприступные, которые со своей артиллерией врываются во вражеский строй, и ни один человек не сможет им противостоять… Я могу создать такую пушку, мортиру или другое артиллерийское орудие, что оно будет выгодно отличаться от тех, которые обычно используются… Я могу создать катапульту, баллисту или другую машину удивительной силы». Леонардо знал, что политическое положение Сфорца было довольно неустойчивым, поскольку герцог узурпировал власть в Милане. И это давало надежду на то, что он будет рад принять создателя оружия. Однако оказалось, что герцог вовсе не заинтересовался военными изобретениями Леонардо. Сфорца был хитрым и осторожным правителем, предпочитающим войне интригу. Но его заинтересовал другой проект да Винчи – создание конной статуи. Эта идея вынашивалась герцогом давно, но после предложения Леонардо она превратилась в осуществимый проект. Статуя должна была символизировать собой могущество Милана и самого Лодовико Сфорца.

Милан славился тогда как сказочно богатый город. Одним из источников его процветания был текстиль, оружейные мастерские – другим. Так что, предлагая свои услуги в качестве мастера военного дела, Леонардо мог быть полезным Милану. Плодородная равнина Ломбардии кормила этот город с населением сто тысяч жителей и самым блистательным в Италии герцогским двором. Сфорца тратил огромные суммы на покупку драгоценных камней, устройство пышных зрелищ, содержание целой армии слуг, конюхов и поваров, здесь же пел великолепный хор фламандских певцов. Нравственная же атмосфера двора охарактеризована придворным историком Корио: «Отцы продавали здесь своих дочерей, братья – сестер, мужья – жен».

Однажды Лодовико Сфорца сказал, что папа – его капеллан, император Священной Римской империи – его генерал, а французский король – мальчик на побегушках. Несмотря на всю свою непомерную тщеславную суету, замок герцога представлял собой символ мощи: огромный и мрачный, он был центром миланской жизни. В нем хранились сокровища, призванные услаждать ум и глаза.

«Витрувианский человек» Леонардо да Винчи

Сфорца развлекали музыканты из Германии и Италии, сюда стекались маги и ученые всех мастей. Здесь жил самый знаменитый в Италии астролог – Амброджо да Росате, к которому за составлением гороскопа обращался лично папа Иннокентий VIII. Возможно, к его услугам прибегал и Леонардо, ведь в его заметках встречаются упоминания о расходах «на предсказание будущего». Да и сам он, поскольку изучил астрологию, мог составлять предсказания. Однако да Винчи приехал в Милан не из интереса к гороскопам и не в поиске праздных развлечений. Он рассчитывал на интерес Сфорца к искусству, ведь тот приглашал к своему двору художников и архитекторов. Но Лодовико, увы, относился к искусству как к символу своего высокого положения и не знал, как использовать знания и умение мастеров, к тому же платил он им до смешного мало.

Первое задание, которое Сфорца поручил Леонардо, касалось конной статуи. Да Винчи, полностью оправдывая свою репутацию «медлительного художника», работал над ней с перерывами шестнадцать лет. К чести миланского герцога надо заметить, что за столь долгий срок он не потерял интереса к этому монументу, который должен был стать олицетворением власти семьи Сфорца в Милане, поскольку было решено воздвигнуть конную статую Франческо Сфорца – основателя династии. Мы можем понять, насколько важное и ответственное поручение было дано художнику – ведь речь шла не просто об искусстве, но о государственной идеологии. Однако серьезность поручения не отразилась сколько-нибудь серьезно на гонораре – герцог платил художнику либо очень мало, либо вовсе не платил. Поэтому сбережения Леонардо таяли, как снег на весеннем солнце, и необходимо было искать другие заказы. Эта необходимость сблизила Леонардо с другим художником – Амброджо да Предисом.

Тем не менее, Леонардо продолжал питать иллюзии относительно Сфорца: он засыпал герцога идеями, от которых тот отмахивался, как от назойливых мух. Так в 1484—148 годах, после того как чума унесла жизни почти пятидесяти тысяч жизней миланцев, Леонардо предложил свой рецепт борьбы с этой страшной болезнью. Дело в том, что чума периодически выкашивала население Европы в течение всей эпохи Возрождения, и во многом именно эта «Божья кара» дала мощный толчок развитию медицины: каждый врач мечтал найти лекарство от этой болезни или способ ее предотвратить. Леонардо полагал, что основная причина болезни – перенаселение и антисанитарные условия, ведь в городах в то время царили грязь и смрад, мусор выбрасывался прямо на улицу, а к ним присоединялось и содержимое ночных горшков. Зловонный воздух и кучи отбросов, при этом солнечный свет едва проникал в узкие улочки… Такой Милан – не дворцы и храмы, а обычные дома – выглядел весьма непривлекательно. Леонардо предложил кардинальное решение проблемы – построить новый город, который будет состоять из десяти районов, по тридцать тысяч жителей в каждом, в каждом районе – своя канализация. Согласно его проекту, улицы должны были быть широкими (ширина самых узких из них должна была равняться средней высоте лошади). Эти новаторские предложения не вызвали никаких серьезных перемен в эпоху Возрождения, но несколько столетий спустя Государственный совет Лондона признал предложенные Леонардо пропорции идеальными и отдал приказ следовать им при разбивке новых улиц. Да Винчи также предложил систему двухуровневых городских дорог: верхний уровень – для пешеходов, нижний – для движения экипажей. Лестницы, соединяющие оба уровня, предполагалось делать винтовыми, с площадками для отдыха. К сожалению, такие улицы так никогда и нигде не появились.

Кроме создания разнообразных проектов и работы над статуей Леонардо занимался устройством дворцовых развлечений. В те времена и этот род деятельности входил в компетенцию художника. Такая ситуация сохранялась вплоть до XVIII века. В отличие от многих других занятий, это доставляло Леонардо истинное удовольствие, ведь, устраивая торжества, можно было воплотить свои самые смелые фантазии. Его стали почитать как «мастера диковин». Так, в 1490 году, когда Лодовико женил двадцатилетнего Джана Галеаццо на Изабелле Арагонской (внучке неаполитанского короля), Леонардо подготовил фантастическое представление. В одном из залов дворца он сконструировал огромную гору с расселиной, прикрытой занавесом. Когда занавес открывался, становилось видно небо с двенадцатью знаками Зодиака и планетами, каждая из которых была представлена в образе древнеримского божества, имя которого носила. Под музыку появлялись три Грации и семь Добродетелей, которые восхваляли невесту. Вазари пишет, что, когда в Милан прибыл французский король, «в связи с этим попросили Леонардо сделать какую-нибудь диковинную вещь, он сделал льва, который мог пройти несколько шагов, а затем у него разверзалась грудь и он оказывался весь полон лилий (символов королей Франции)».

Леонардо также выступал при дворе как лютнист и певец, декламатор сатир, баллад и «пророчеств», которые он сочинял сам. Многие из «пророчеств» Леонардо на самом деле были загадками, а их название содержало отгадку. «Появится множество общин, члены которых спрячутся со своими детьми в мрачных пещерах и там смогут пропитать себя и свои семьи в течение долгих месяцев, обходясь без света, искусственного или природного…» Это довольно мрачное пророчество Леонардо видится в новом свете, если знать его название – «Муравейники».

Но значительная часть пророчеств – это не просто загадки, но и свидетельства дара предсказателя. Например, следующее: «На земле всегда будут происходить опустошительные войны… И смерть нередко будет уделом всех борющихся сторон. С беспредельной злобой эти дикари уничтожат множество деревьев в лесах планеты, а затем обратят свою ярость на все, что еще найдется живого вокруг, неся ему боль и разрушение, страдание и смерть. Ни на земле, ни под землей, ни под водой не останется ничего нетронутого и неповрежденного. Ветер разнесет по всему миру лишенную растительности землю и присыплет ею останки существ, наполнявших когда-то жизнью разные страны». Что ж, эта антиутопическая картина может стать реальностью, если человечество станет применять ядерное оружие – тогда, действительно, не останется ничего нетронутого…

Некоторые из «пророчеств» Леонардо, без сомнения, никогда не были произнесены вслух. Например, те, в которых он критиковал церковь и власть: «Великое множество людей начнут торговать публично и беспрепятственно очень дорогими вещами, без разрешения на то хозяина этих вещей. Вещами, которые никогда им не принадлежали и над которыми они никогда не имели власти. И человеческое правосудие не будет препятствовать этому». Название этого пророчества – «О торговле раем».

Кипящая и бурлящая, веселая и распутная жизнь двора не захватила Леонардо, которого одолевала меланхолия. Он писал, обращаясь к самому себе: «О Леонардо, почему так много страданий?» Осознавая пустоту «прожигателей жизни», мыслитель замечал: «Речная вода, которую ты осязаешь рукой, является последней, которая уже утекает, и первой, которая только примчалась; то же происходит и с мгновениями времени».

Не только праздники занимали силы и мысли да Винчи, он продолжал свои научные занятия. Леонардо изучал затмения солнца и заметил, что для того, чтобы наблюдать солнце без ущерба для зрения, следует смотреть на него через булавочные проколы в листе бумаги. Он работал в библиотеке, трудился над собственными заметками. Именно на годы жизни в Милане приходятся его первые пространные записи, которые, наравне с живописью, составляют наследие гения. Леонардо начал излагать на бумаге все, что его интересовало, причем в произвольном порядке, что, конечно, не облегчает исследователям анализа рукописей. Такие записи он вел до конца жизни, причудливо переплетая свои мысли с чужими, делая выписки из книг. Сам да Винчи полагал, что ему удастся со временем «привести в порядок» все записи, о чем свидетельствует одна из них, от 1508 года: «Эта книга станет справочником. Она сложилась из множества страниц, которые я в нее вписал, надеясь впоследствии привести все в порядок… Верю, что, прежде чем закончу ее, я должен буду приводить ее в порядок множество раз, и поэтому, о Читатель, не проклинай меня за то, что интересующих меня предметов слишком много, а память не в состоянии удержать их все…»