Текст книги "Комиссар госбезопасности"

Глава 10. Предвоенные годы (продолжение)

Пакт Молотова – Риббентропа имел для Советского Союза ещё одно последствие – присоединение Западной Украины.

Вслед за оккупацией Польши немецкими войсками Советская армия заняла Галицию и Восточную Польшу. Галиция всегда была оплотом украинского националистического движения, которому оказывали поддержку такие лидеры, как Гитлер и Канарис в Германии, Бенеш в Чехословакии и федеральный канцлер Австрии Энгельберт Дольфус.

Столица Галиции – Львов – сделалась центром, куда стекались беженцы из Польши, спасавшиеся от немецких оккупационных войск. Польская разведка и контрразведка переправили во Львов всех своих наиболее важных заключенных – тех, кого подозревали в двойной игре во время немецко-польской конфронтации тридцатых годов.

О том, что творилось в Галиции, Судоплатов узнал лишь в октябре 1939 года, когда Красная Армия заняла Львов. Первый секретарь компартии Украины Хрущев и его нарком внутренних дел Серов выехали туда, чтобы проводить на месте кампанию советизации Западной Украины.

Эмму направили во Львов вместе с Журавлевым – начальником немецкого направления закордонной разведки. Павлу было тревожно: её подразделение занималось немецкими агентами и подпольными организациями украинских националистов, а во Львове атмосфера была разительно не похожа на положение дел в советской части Украины. Во Львове процветал западный капиталистический образ жизни: оптовая и розничная торговля находилась в руках частников, которых вскоре предстояло ликвидировать в ходе советизации. Огромным влиянием пользовалась украинская униатская церковь, местное население оказывало поддержку организации украинских националистов, возглавляемой людьми Бандеры. По данным чекистов, ОУН действовала весьма активно и располагала значительными силами. Кроме того, она обладала богатым опытом подпольной деятельности, которого, увы, не было у Серовской «команды».

Служба контрразведки украинских националистов сумела довольно быстро выследить их явочные квартиры во Львове. Метод был крайне прост: бандеровцы начинали слежку возле здания горотдела НКВД и сопровождали каждого, кто выходил оттуда в штатском и… в сапогах, что выдавало в нем военного – украинские чекисты, скрывая под пальто форму, забывали такой «пустяк», как обувь. Они, видимо, не учли, что на Западной Украине сапоги носили одни военные. Впрочем, откуда им было это знать, когда в советской части Украины подобную обувь носили все, поскольку другой просто нельзя было достать.

О провале явочных квартир доложили Центру, а Эмма перебралась в гостиницу «Центральная»: сначала под видом беженки из Варшавы, а затем выдавая себя за журналистку из газеты «Известия». Она широко использовала опыт работы с польскими беженцами в Белоруссии в прошлые годы. На польском говорила свободно, и вскоре ей удалось установить дружеские отношения с семьей польских евреев из Варшавы. Эмма помогла им выехать в Москву, где их встретили её «друзья», дали денег и помогли выехать к родственникам в США. При этом договорились, что отношения будут продолжаться, а это означало – в случае необходимости советская разведслужба сможет на них рассчитывать. Эмигранты не знали, что журналистка – оперативный работник, и согласились на дальнейшую связь.

Серов с Хрущевым игнорировали предупреждения Журавлева, считавшего, что по отношению к местным украинским лидерам и деятелям культуры следует проявлять максимум терпения. Многие из них были достаточно широко известны в Праге, Вене и Берлине. В результате был арестован Кост-Левицкий, являвшийся одно время главой бывшей независимой Украинской Народной Республики. Хрущев незамедлительно сообщил об этом Сталину, подчеркивая свои заслуги в деле нейтрализации потенциального премьера украинского правительства в изгнании. Кост-Левицкого этапировали из Львова в Москву, где поместили в тюрьму. К тому времени ему было уже за восемьдесят, и арест столь преклонных лет человека изрядно повредил государственному престижу в глазах украинской интеллигенции.

А ещё Пакт Молотова – Риббентропа положил конец планам украинских националистов по созданию независимой республики Карпатской Украины, активно поддерживаемым в 1938 году Англией и Францией. Эта идея была торпедирована Бенешем[79]79
  Бенеш Э. – чешский политический и государственный деятель. Президент Чехословакии с 1935 по 1948 год.


[Закрыть], который согласился со Сталиным в том, что Карпатская Украина, включавшая также часть территории, принадлежавшей Чехословакии, будет целиком передана Советскому Союзу.

Коновалец, единственный украинский лидер, имевший доступ к Гитлеру с Герингом, был, как известно, ликвидирован, другие же националистические лидеры на Украине не имели столь высоких связей с немцами – в основном это были оперативники из Абвера или гестапо, и британские или французские власти не придавали таким сколько-нибудь серьезного значения. В этой связи заявления Хрущева о том, что он якобы сорвал западные планы создания украинского временного правительства в изгнании, арестовав Кост-Левицкого, попросту не соответствовали действительности. И когда Судоплатову приказали дать оценку, насколько важно содержание Кост-Левицкого в Москве, Павел в своем докладе Берии, который затем был послан Молотову, подчеркнул, что это ни с какой точки зрения это не оправдано. Напротив, следует предоставить Галиции специальный статус, чтобы нейтрализовать широко распространенную антисоветскую пропаганду, и необходимо немедленно освободить Кост-Левицкого. А ещё извиниться, отослав обратно живым и невредимым, дав возможность жить во Львове с максимальным комфортом. Это следовало сделать при условии, что освобожденный, в свою очередь, поддержит идею направить в Москву и Киев влиятельную и представительную делегацию из западных областей для переговоров о специальном статусе для Галиции в составе советской республики Украина. Тем самым будет оказано должное уважение местным традициям.

Молотов согласился, Кост-Левицкий был освобожден и выехал обратно во Львов в отдельном спецвагоне. Это предложение было первой открытой конфронтацией Судоплатова с Хрущевым и Серовым.

Согласно секретному протоколу между Молотовым и Риббентропом СССР не должен был препятствовать немецким гражданам и лицам немецкой национальности, проживавшим на территориях, входящих в сферу советских интересов, переселяться по их желанию в Германию или на территории, входившие в их сферу притязаний. Разведка решила воспользоваться этими условиями.

В Черновцы направили группу капитана Адамовича. В ней был Рудольф Абель. Город находился на границе Галиции с польской территорией, в то время уже оккупированной немцами. Группе предстояло наладить контакты с агентами, завербованными из числа этнических немцев, поляков и украинцев. Они должны были обосноваться в этих местах как беженцы от коммунистического режима, ищущие защиты на контролируемых немцами территориях.

Адамович выехал из Москвы в Черновцы, захватив с собой фотографии сотрудников разведки, действовавших под прикрытием дипломатических служб в Польше и Германии, для последующих встреч с этнической агентурой и обучения её Абелем основам радиосвязи. Однако после встречи с Серовым и договоренности с тем по ряду технических вопросов он неожиданно исчез.

Не найдя его, Серов изругал Абеля и доложил об исчезновении Адамовича Хрущеву. Абель хотя и являлся опытным сотрудником, не догадывался о бюрократических интригах и полагал, что если он сообщил о двухдневном отсутствии старшего группы начальнику Украинского НКВД, то ему незачем об этом дополнительно информировать Судоплатова. Последнего незамедлительно вызвал Берия и приказал доложить, как идут дела у Адамовича. Когда Павел не смог сообщить ничего нового, кроме информации недельной давности, нарком впал в ярость.

В это время зазвонил телефон правительственной связи, на проводе был Хрущев.

Он начал возмущенно попрекать Берию, что к нему на Украину засылают некомпетентных людей и изменников, вмешивающихся в деятельность республиканского НКВД. По его словам, местные кадры в состоянии провести сами всю необходимую работу.

– Этот ваш Адамович – негодяй! – прокричал Хрущев. – Он, по нашим данным, сбежал к немцам!

Линия спецсвязи давала возможность слышать его слова в кабинете, и Берии явно не хотелось в присутствии постороннего отвечать в той же грубой манере.

– Никита Сергеевич, – по возможности мягко сказал он, – у меня сейчас майор Судоплатов, заместитель начальника разведки. За операцию Адамовича отвечает лично он. На все вопросы вы сейчас получите разъяснения.

Взяв трубку, Павел начал объяснять, что Адамович компетентный работник и хорошо знает Польшу.

– Он враг! – взвился секретарь ЦК. – Перебежал к немцам! Немедленно найти или выкрасть! И еще, майор – я сломаю твою карьеру, если будешь продолжать упорствовать, покрывая таких бандитов, как Кост-Левицкий и Адамович! – Хрущев в сердцах бросил трубку.

Реакция Берии, который тоже всё слышал, была сдержанно-официальной.

– Через два дня, – отчеканил он, – Адамович должен быть найден – живой или мертвый. Если жив, следует тут же доставить в Москву. В случае невыполнения указания члена Политбюро вы будете нести всю ответственность за последствия с учетом ваших прошлых связей с врагами народа в бывшем руководстве разведорганов.

Судоплатов вышел из кабинета с тяжелым чувством. Через десять минут его телефон начал трезвонить не переставая. Контрразведка, погранвойска, начальники райотделов украинского и белорусского НКВД – все требовали фотографии Адамовича. По личному указанию Берии начался всесоюзный розыск.

Прошло два дня, но на след Адамовича напасть так и не удалось. Судоплатов понимал, что ему грозят крупные неприятности. В последний момент, однако, он решил позвонить проживавшей в Москве жене пропавшего. По сведениям, которыми располагал Павел, в её поведении за последние дни не отмечалось ничего подозрительного.

Позвонив, как бы между прочим осведомился, когда она в последний раз разговаривала с супругом? Та, поблагодарив за звонок, сообщила, что муж два последних дня находится дома с сотрясением головного мозга и врачи из поликлиники НКВД запретили ему вставать с постели в течение нескольких дней.

Павел положил трубку, осмысливая услышанное. Потом набрал номер генерала Новикова – начальника ведомственной медслужбы. Тот подтвердил, что всё так и есть на самом деле.

«Да, чудны дела твои Господи», – с облегчением подумал Судоплатов и отправился к наркому с сообщением, что Адамович находится в Москве.

– Под арестом? – спросил Берия.

– Нет, – ответил тот и принялся объяснять ситуацию. В кабинете они были одни.

Берия грубо оборвал майора, употребляя слова, которых тот никак не ожидал от члена Политбюро. Разъяренный, он описывал круги по своему огромному кабинету, выкрикивая ругательства в адрес Судоплатова с Адамовичем, называя их болванами и безответственными молокососами, компрометирующими НКВД в глазах партийного руководства.

– Почему молчите? – уставился на Павла, неожиданно прервав свою тираду.

– У меня страшная головная боль.

– Тогда немедленно, сейчас же отправляйтесь домой.

Прежде чем уйти, Судоплатов заполнил ордер на арест Адамовича и зашел в кабинет к Меркулову, который должен был его подписать. Когда же объяснил, в чём дело, тот рассмеялся и порвал бумагу. Головная боль стала совсем невыносимой, и офицер медслужбы отвез Павла домой.

На следующее утро позвонил секретарь Берии и сообщил, что нарком приказал оставаться дома три дня и лечиться, добавив, что Лаврентий Павлович посылает ему лимоны, полученные из Грузии.

Расследование показало, что Адамович, напившись в ресторане на вокзале в Черновцах, в туалетной комнате ввязался в драку и получил сильный удар по голове, вызвавший сотрясение мозга. В этом состоянии он сумел сесть на московский поезд, забыв проинформировать Абеля о своем отъезде. В ходе драки фотографии, которые ему нужны были для ознакомления агентов, оказались потерянными. Позднее их обнаружили на вокзале сотрудники украинского НКВД, полагавшие, что драку специально затеяли агенты Абвера, пытаясь похитить Адамовича. Дело закончилось тем, что Адамовича уволили из НКВД и назначили заместителем министра иностранных дел Узбекистана.

К несчастью, конфликт Судоплатова с Серовым и Хрущевым на этом не закончился. Украинский нарком НКВД был замешан в любовной истории с известной польской певицей Бандровской-Турской. В Москве он объявил, что лично завербовал оперную диву. Все были в восторге – ведь она пользовалась европейской славой и часто перед войной гастролировала в Москве и других европейских столицах. Эйфория, однако, скоро прошла: с согласия Серова агент выехала в Румынию, где наотрез отказалась встретиться с советским резидентом в Бухаресте – советником полпредства. Хрущев с Берией получили тогда письмо от сотрудников украинского НКВД, обвинявших их наркома в том, что тот заводит шашни под видом выполнения служебных обязанностей. Серова срочно вызвали в Москву.

Судоплатову довелось быть в кабинете Берии в момент, когда нарком предложил Серову объяснить свои действия и ответить на выдвинутые обвинения. В ответ тот заявил, что на роман с оперной певицей он получил разрешение от самого Хрущева и это было вызвано оперативными требованиями. Берия разрешил наркому позвонить из своего кабинета Хрущеву, но последний, едва услышав, откуда Серов говорит, тут же разразился матами.

– Ты, сукин сын, кричал он в трубку, – захотел втянуть меня в свои б… делишки, чтобы отмазаться? Передай трубку товарищу Берии!

Судоплатову было хорошо слышно, как Хрущев обратился к тому со словами.

– Лаврентий Павлович! Делайте всё, что хотите с этим засранцем, только что выпорхнувшим из военной академии. У него нет никакого опыта в серьёзных делах. Если сочтёте возможным, оставляйте на прежней работе. Нет – накажите по первое число. Только не впутывайте меня в это дело и в ваши игры с украинскими эмигрантами.

После такого заявления нарком стал ругать виновного почем зря – грозясь уволить из органов с позором, называя мелким бабником, всячески оскорбляя и унижая. Павлу было крайне неловко находиться в кабинете во время столь гневной тирады.

Затем неожиданно Берия предложил Серову обсудить с Судоплатовым, как выпутаться из неприятной истории. В результате пришли к выводу, что украинскому наркому не следует делать попыток связаться с Бандровска-Турской ни под каким видом. Её отъезд в Румынию являлся весьма прискорбным фактом, поскольку выступления певицы во Львове или Москве могли бы произвести благоприятное впечатление на общественное мнение в Польше и Западной Европе.

На данный момент важно было продемонстрировать, что ситуация в Галиции нормальная и обстановка вполне здоровая. В этом плане бегство певицы в Румынию явилось ударом по репутации Хрущева, не перестававшего утверждать, что Москве нечего беспокоиться, поскольку советизация Западной Украины проходит успешно, о чём свидетельствует, дескать, и та поддержка, которую оказывают этому процессу видные деятели украинской и польской культуры.

После своего назначения заместителем начальника разведслужбы в марте 1939 года Судоплатов напомнил Берии о судьбе старого чекиста Зубова, всё ещё находившегося в тюрьме за невыполнение приказа о финансировании переворота в Югославии.

– Этот человек, – сказал он наркому, – преданный и опытный офицер разведки.

Нарком, знавший осуждённого на протяжении семнадцати лет, сделал вид, что ничего не слышал, хотя именно этот человек сыграл значительную роль в том, что Берия сумел добраться до вершин власти.

В начале 20-х годов Зубов возглавлял отделение разведки, следившее за тайными связями грузинских меньшевиков и их агентуры в Турции. Основываясь на Зубовской информации, Берия доложил Дзержинскому с Лениным о готовившемся восстании и об успешном подавлении его в самом зародыше. Этот доклад обсуждался на пленуме ЦК партии и фактически послужил основанием для назначения Берии на должность начальника ГПУ Закавказья. Зубов оставался в дружеских отношениях с Лаврентием Павловичем и его заместителем Кобуловым. Приезжая в Москву из Грузии, оба нередко останавливались на квартире Зубова.

Осенью 39-го, после захвата Польши немцами в руки чекистов попали полковник Сосновский, бывший руководитель польской спецслужбы в Берлине, и князь Радзивилл – богатый польский аристократ, имевший немалый политический вес. Оба были помещены на Лубянку для активной разработки в качестве агентов. Ради спасения Зубова Судоплатов предложил Берии использовать того в оперативной разработке, поместив в одну камеру с Сосновским.

– Он отлично знает польский и немецкий, а к тому же отличный психолог и вербовщик, – так Павел обосновал свою просьбу.

– Ну что же, попробуйте, – пожевал губами нарком.

Зубова перевели из Лефортова, где его безжалостно избивали по приказу того же Кобулова, но на самооговор ветеран не шел. Павел знал о недозволенных методах следствия, был против, но, как и другие, молчал. Они поощрялись высшим руководством, а добавлять подозрений к тем, которые уже имелись на него, не желал.

Как и следовало ожидать, находясь с Сосновским в одной камере, Зубов содействовал его вербовке. Он убедил полковника, что сотрудничество с немецкой или польской спецслужбами не сулит тому никакой перспективы на будущее, поэтому имеет прямой смысл работать на русскую разведку. В результате тот дал соответствующую подписку.

В 30-х годах Сосновский, будучи в Берлине польским резидентом, весьма эффективно руководил агентурной сетью. Выступая под видом польского аристократа, содержал конюшню и устраивал званые обеды, своих агентов, привлекательных и молодых дам, как правило, внедрял в штаб-квартиру нацистской партии и секретариат министерства иностранных дел. Однако гестапо удалось засветить большую часть его сети, а самого полковника арестовать за шпионаж.

Следователям на Лубянке он показал, что разоблаченных агентов казнили в тюрьме Плетцензее прямо у него на глазах. Поляки обменяли Сосновского на руководителя немецкой общины в Польше, обвиненного в шпионаже в пользу Германии. В 1937 году военный суд в Варшаве осудил Сосновского за растрату выделенных на агентуру средств, и он отбывал срок в Восточной Польше. Двумя годами позже части Красной Армии освободили заключенных из тюрем, что же касается Сосновского, то его «переселили» в тюрьму НКВД.

От нового агента советская разведка получила информацию, что двое из его агентов все ещё продолжали действовать. Кроме того, он подал идею использовать связи князя Радзивилла, сделав того посредником между советским руководством и Герингом, одним из заместителей Гитлера.

После того как Зубов сумел оценить потенциальные возможности Сосновского для разведки и помог завербовать его, Судоплатов предложил использовать ветерана в качестве сокамерника князя Радзивилла. Берия согласился, Зубова перевели в камеру князя, вместе они находились месяц. Последствия были те же, что и с Сосновским.

К тому времени условия содержания Зубова изменились, ему позволяли обедать и ужинать в кабинете Павла, причем еду заказывали в ведомственном ресторане. Всё ещё находясь под стражей, он в сопровождении конвоира ходил в поликлинику НКВД на медицинские процедуры, а впоследствии был освобожден и продолжил службу у Судоплатова начальником одного из отделений.

Радзивиллом же занялся лично Берия. Он сумел убедить князя, что тот должен выступить в роли посредника между советским правительством и Герингом для выяснения деликатных вопросов во взаимоотношениях обеих стран.

НКВД держало князя в поле зрения, начиная с середины 30-х годов, и знало, что он принимал Геринга в своем поместье под Вильнюсом, где сподвижник фюрера любил охотиться. Об освобождении Радзивилла ходатайствовали перед советским правительством представители знатных аристократических родов Великобритании вместе с Италией и Швецией. Вскоре их просьбу удовлетворили, и Павел организовал отъезд агента влияния[80]80
  Агент влияния – особо ценный негласный сотрудник, работающий по стратегическим направлениям.


[Закрыть] из Москвы в Берлин. Оттуда вскоре стали поступать сведения из резидентуры: Радзивилл начал появляться на дипломатических приемах в обществе Геринга. Судоплатову приказали разработать варианты выхода с ним на связь. Осуществлять её решили по открытым каналам, поскольку князь являлся заметной в обществе фигурой и мог свободно посещать советское посольство, не вызывая подозрений. Его, в частности, могла интересовать судьба фамильной собственности, оказавшейся на оккупированной территории.

Радзивилла дважды принимал советский резидент в Берлине Амаяк Кобулов, докладывавший об этих встречах Центру. Однако никаких инструкций по оперативному использованию князя в контактах с немцами ему не давали. До поры до времени к агенту решили не обращаться. Следовало проявлять максимум терпения и ждать, пока Радзивилл поедет в Швейцарию или Швецию, где будет вне немецкого контроля, и только там войти с ним в контакт.

С ноября 40-го закордонная разведка НКВД сообщала руководству страны об угрозе войны. Иностранный отдел завел литерное дело под оперативным названием «Затея», куда стекались наиболее важные сообщения по этому направлению.

В папке находились весьма тревожные документы, беспокоившие советское руководство, поскольку они ставили под сомнение искренность предложений по разделу мира между Германией, Советским Союзом, Италией и Японией, сделанных Гитлером Молотову осенью этого года в Берлине. Материалы из литерного дела регулярно докладывались Сталину с Молотовым, а они пользовались информацией как для сотрудничества с Германией, так и для противодействия ей.

Хотя полученные разведданные разоблачали намерения Гитлера напасть на Советский Союз, однако многие сообщения противоречили друг другу. В них отсутствовали оценки немецкого военного потенциала – танковых соединений и авиации, расположенных на советских границах и способных прорвать линию обороны частей Красной Армии. Никто в службе госбезопасности серьёзно не изучал реальное соотношение сил на советско-германской границе.

Помимо этого была упущена качественная оценка немецкой тактики «блицкрига». По немецким военно-стратегическим играм военная разведка и НКВД знали, что длительная война потребует дополнительных экономических ресурсов, и полагали – если война всё же начнется, то немцы прежде всего попытаются захватить Украину и богатые сырьевыми ресурсами районы для пополнения продовольственных запасов. Это была большая ошибка – спецслужбы не смогли правильно информировать Генштаб, что цель немецкой армии в Польше и Франции заключалась не в захвате земель, а в том, чтобы сломить и уничтожить боевую мощь противника.

Как только Сталин узнал, что немецким Генштабом проводятся учения по оперативно-стратегическому и материально-техническому снабжению на случай затяжной войны, он немедленно отдал приказ ознакомить немецкого военного атташе в Москве с индустриально-военной мощью Сибири. В апреле 1941 года тому разрешили поездку по новым военным заводам, выпускавшим танки новейших конструкций и самолеты. Через свою же резидентуру в Берлине военная разведка и НКВД распространяли слухи в германских министерствах авиации и экономики, что война с Советским Союзом обернётся трагедией для гитлеровского руководства, особенно если война окажется длительной и будет вестись на два фронта.

В январе 41-го года Молотов и посол Германии в Москве Шулленбург подписали секретный протокол об урегулировании территориальных вопросов в Литве. Германия отказывалась от своих интересов в некоторых её областях – в обмен на семь с половиной миллионов американских долларов золотом. В то время Судоплатов не знал о существовании этого протокола. Его лишь кратко уведомили, что удалось достичь соглашения с немцами по территориальным вопросам в Прибалтике и об экономическом сотрудничестве на перспективу.

Сведения о дате начала войны Германии с Советским Союзом, поступавшие на Лубянку и в Генштаб, были самыми противоречивыми. Из Великобритании и США приходили сообщения от надежных источников, что вопрос о нападении немцев на СССР зависит от тайной договоренности с британским правительством, поскольку вести войну на два фронта было бы чересчур опасным делом. От советского полпреда в Вашингтоне Уманского и резидента в Нью-Йорке Овакимяна поступали донесения, что сотрудник британской разведки Монтгомери, работавший на Уильяма Стивенсона из Британского координационного центра безопасности в Эмпайр-Стейт билдинг, сумел подбросить «утку» в немецкое посольство в Вашингтоне. Дезинформация была отменной: если Гитлер вздумает напасть на Англию, то русские начнут войну против Германии.

Анализируя поступавшую из самых надежных источников информацию, Судоплатов всё больше убеждался (и около половины сообщений это подтверждали!) – война неизбежна. Но материалы также показывали, что столкновение с Советским Союзом зависело от того, урегулирует ли Германия свои отношения с Англией. Например, тот же Филби сообщал, что британский кабинет министров разрабатывает планы нагнетания напряженности и военных конфликтов между Германией и СССР с тем, чтобы спровоцировать Германию. Папка с этими материалами день ото дня становилась всё более пухлой. В Иностранный отдел поступали всё новые данные о том, как британская сторона нагнетает страх среди немецких высших руководителей в связи с подготовкой Советов к войне. Поступали и материалы об усилившихся контактах зондажного характера британских представителей с германскими в поисках мирного разрешения европейского военного конфликта.

Между тем, по словам Берии, Сталин с Молотовым решили, по крайней мере, оттянуть военный конфликт и постараться улучшить положение, применив план, от которого отказались два года назад. Он предусматривал свержение югославского правительства, подписавшего договор о сотрудничестве с Гитлером. В результате в марте 41-го военная разведка и НКВД через свои загранрезидентуры активно поддержали заговор против прогерманского правительства в Белграде. Тем самым советское руководство надеялось укрепить стратегические позиции СССР на Балканах. Новое антигерманское правительство, по его мнению, могло бы затянуть итальянскую и германскую операции в Греции.

Генерал-майор Мильштейн, заместитель начальника военной разведки, был послан в Белград для оказания помощи в военном свержении прогерманского правительства. Со стороны НКВД в этой акции участвовал Алахвердов. К этому моменту с помощью МИДа в Москве удалось завербовать югославского посла в Советском Союзе Гавриловича. Его совместно разрабатывали Федотов, начальник контрразведки, и Судоплатов. У обоих, однако, сложилось впечатление, что он вел двойную игру, так как каждую неделю связывался с представителями Великобритании в Москве.

Через неделю после переворота СССР подписал пакт о взаимопомощи с новым правительством в Белграде. Реакция Гитлера на этот переворот была быстрой и эффективной. Шестого апреля, через день после подписания пакта, он вторгся в Югославию, и уже через две недели её армия оказалась разбитой. Более того, Болгария, через которую прошли немецкие войска, хотя была в зоне советских интересов, поддержала немцев.

Во время всех этих событий, 18 апреля 1941 года Судоплатов подписал специальную директиву, в которой всем советским резидентурам в Европе предписывалось всемерно активизировать работу агентурной сети и линий связи, приведя их в соответствие с условиями военного времени. Аналогичное указание по своей линии направила и военная разведка. Планировалось также послать в Швейцарию группу опытных оперативников. Им надлежало быть связными надежных источников с использованием своего прикрытия в нейтральной Швейцарии. С этой страной не существовало прямой связи, и агенты НКВД должны были ехать поездом через Германию, с пересадкой в Берлине. В этой связи решили усилить резидентуры в Германии и Польше. Некоторых сотрудников направили в Берлин, перебросив из Италии и Франции.

К тому времени Бельгия была уже оккупирована. Советская разведка не всегда успевала за столь стремительным развитием событий; своим немецким агентам не всегда удавалось оперативно доставлять радиооборудование, батареи, запасные части, и, хуже того, они не были достаточно подготовлены ни с точки зрения основ разведработы, ни в плане владения искусством радиосвязи.

Постепенно стало больше уделяться внимания политическим беженцам, прибывавшим в Москву из стран, оккупированных немцами. До своего бегства в Великобританию Бенеш приказал сформировать чешский легион, направленный в Польшу под командованием молодого подполковника Свободы. После предварительных контактов с советской резидентурой в Варшаве Свобода перешел со своей частью в Западную Украину. Фактически после разоружения его легиона, получив статус неофициального посланника, он жил на явочной квартире и на даче Судоплатова в пригороде Москвы, находясь в резерве. В мае с подполковником начали обсуждаться план формирования чешских частей на территории СССР – в целях заброски их в немецкий тыл для ведения партизанских операций в Чехословакии.

Между тем Сталин и Молотов распорядились о передислокации крупных армейских соединении из Сибири к границам с Германией. Они прибывали на защиту западных рубежей в течение апреля, мая и начала июня. В мае, после приезда из Китая в Москву Эйтингона и Каридад Меркадер, Судоплатов подписал директиву о подготовке русских и других национальных эмигрантских групп в Европе для участия в разведывательных операциях в условиях войны.

А спустя несколько дней за успешную операцию по ликвидации Троцкого его с Эйтингоном и Каридад наградили в Кремле орденами Боевого Красного Знамени. По такому случаю на даче Судоплатовых было устроено небольшое застолье, во время которого Эмма сообщила, что её переводят на преподавательскую работу в Высшую школу НКВД. Для Павла это была вторая приятная новость. Хотелось, чтобы в столь тревожное время, она оставалась дома.

 
Una mattina mi son svegliato,
o bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!
Una mattina mi son svegliato
ed ho trovato l’invasor!
 

– пели в два голоса под гитару Каридад с Эйтингоном, на душе было празднично и тревожно.

В ночь с 21 на 22 июня, завершив оперативные дела, Павел, как обычно, работал у себя в отделе с документами. В три часа зазвонил телефон – Меркулов требовал явиться к нему в кабинет. Там уже были собраны начальники всех ведущих управлений и отделов. Замнаркома официально объявил, началась война – германские войска перешли советскую границу.