Текст книги "Дома мы не нужны. Книга вторая. Союз нерушимый"

И вот они сидят в «Эксплорере»; рядом с автомобилем ждет, куда же дальше тронется спасательная (ага, так тут и ждали спасателей!) группа. Наконец Романов с недовольной физиономией махнул:

– Разворачивайтесь, майор – времени уже много, а командир велел сегодня пораньше вернуться. Два лагеря нашли – неплохой результат. Давай-ка вдоль стеночки поедем, – теперь его рука показывала вдаль – в идеально ровную гранитную стену.

Здесь стена была уже такой высоты, что из салона ее верха разглядеть было невозможно. Только выйдя из автомобиля, майор оценил:

– Не меньше ста метров, да еще идеально гладкая – тут даже альпинист со снаряжением не влезет – ни одной трещинки в граните.

– Ну, нам и не надо, – махнул рукой Романов туда, где их ждали товарищи, – а понадобится – влезем там, где эта горка начинается.

«Эксполрер» направился, медленно и неотвратимо, в сторону маньчжурского лагеря, а профессор Романов принялся объяснять последнюю неудачу:

– Это действительно бельгийцы, друзья мои. В Бельгии, если кто не знает, проживают в основном две большие этнические группы – фламандцы, их две трети населения, и говорят они на нидерландском языке, и валлоны…

– Которые говорят по-французски, – успела вставить Бэйла.

– Ну и по-французски тоже, – согласился Алексей Александрович, – но больше на своем – на валлонском. Так вот валлоны и фламандцы друг друга мягко говоря… недолюбливают.

– А ты влез со своим фламандским, – догадалась Таня-Тамара.

– Точно, – сокрушенно кивнул профессор, – да еще пригласил их к нам, в русский лагерь.

– А он? – опередила с вопросом Бэйлу никарагуанка.

– Спросил – зачем? Коммунизм строить? Или водку пить, как эти ребята.

– Ага, – догадалась израильтянка, – на китайцев этот бельгиец и показывал; это она притерпелась к запаху алкоголя – вон теперь почти и не ощущает, а до бельгийца наверное донесло, как до «русских», когда откопали винный погребок.

– А что ты там ему еще говорил? – она коснулась рукой плеча сидящего впереди Романова.

– А, – махнул тот в ответ, – сказал что надо объединяться, что нас тут очень мало – вон, в пяти километрах и в чаще, и вдоль кромки леса такие же лагеря, и есть ли там люди – вопрос!

– Зря ты, наверное, об этом сказал, – осудила израильтянка.

– Зря, – согласился профессор, – но ничего уже не поделаешь…

И тут оглушительно захохотал майор Цзы. Захохотал так, что, казалось, для этих звуков не хватало места в салоне, и они устремились наружу, так что скакавший рядом алабай отскочил подальше.

– Вы, – закончил он смеяться очень не скоро, – вы парни, уже русские!..

В маньчжурском лагере их ждали. Трактор, с навешенным сзади оборудованием, стоял уже на открытом месте, готовый в путь. Холодов показал на это самое оборудование:

– Вот это настоящая фреза, работает от вала отбора мощности, а не как Толькин культиватор (профессор переводил с русского), так что Борис может и зря сегодня плуг варит.

– А что, Борис может изготовить настоящий плуг? – удивилась Тагер, – там же что-то такое… изогнутое.

Она сделала волнообразное движение руками, и парни засмеялись. Холодов медленно, дожидаясь перевода, ответил:

– Это вот, – он очень похоже повторил художественный жест Бэйлы, – называется отвал; они у нас уже есть..

– А все остальное есть в Википедии, – добавил профессор, – чертеж плуга показали Левину, он сказал, что попробует.

– А эта ваша… фреза не оторвется, – теперь уже Таня-Тамара показывала пальцем на автомобильный прицеп, который был с горкой нагружен какими-то пакетами.

– Не оторвется, – успокоил девушку Юра Холодов, – мы прицеп прямо к трактору прикрепили, к навеске. Маловат конечно прицепчик, да другого не было. Ну что, можно ехать?

– Погоди, – остановил его профессор, – а жилище шамана закрыли?

– Нет, – поклонился рядом Мао, – без команды не стали.

– Ага, – довольно кивнул Романов, – ну пойдемте простимся… с дедушкой.

Он первым нырнул в чернеющее низкое отверстие в каменной стене; тут же изнутри донесся его встревоженный возглас, и Бэйла заскочила внутрь – винтовка сама собой оказалась в ее руках. Но стрелять было не кого (не в Алексея же Александровича?), и не во что.

Жилище старого шамана было пустым. Абсолютно. Ни мумии, ни шкур, на которой она лежала, ни сухих травяных букетов на стенах. Тагер провела по камню ладонью – даже пыли, которая прежде буквально лезла в горло, не было.

– Портал?! – зачарованно прошептал профессор.

– Если это портал, то как он работает? – задала резонный вопрос израильтянка, – тут даже каменного возвышения, на котором лежали шкуры, не осталось. Будешь нажимать на каждый камешек в стене? А главное… Хочешь ты вернуться в две тысячи пятнадцатый год? Прямо сейчас – бросить все, и попытаться вернуться?

Романов надолго замолчал, оглянувшись на входное отверстие, куда никто после Тагер не вошел – видно его заглушенный толщей камня возглас никто больше не услышал.

– Нет, – сказал он наконец твердо, – не хочу. Но все таки как греет душу, черт возьми, что такая возможность есть? – израильтянке показалось, что он ей задорно подмигнул, – а остальным мы не скажем, правда? Кроме Кудрявцева, конечно.

И израильтянка согласилась с ним.

Уже нагнувшись перед выходом, она сказала негромко, скорее для себя, чем для Романова:

– Выполнил все таки старик свое обещание – унес молоток из этого мира.

Глава 10. Комендант Ильин. Ум, честь и совесть эпохи

Валерий с нетерпением ждал, когда закончится сеанс массажа у Бори Левина. Не потому что сам собирался оккупировать гостеприимный тайский домик – очередь и без него была уже расписана на неделю вперед (сам он, кстати, в этой очереди числился в четвертом десятке, согласно алфавитного списка). Просто для сварщика экстра-класса, каким оказался начальник охраны, он приготовил сразу несколько объектов, без которых лагерь ну никак не мог обойтись.

Так что Левин, показавшийся в дверях домика, куда улыбчивая тайка (Ради или Нари – Ильин пока не разбирался) пригласила очередного пациента, сразу получил в руки несколько листов бумаги.

– Что это? – попытался отпихнуть их от себя Левин.

– Это, – с гордостью стал перелистывать перед его носом листки комендант, – это чертежи; мы с профессором вчера еле успели распечатать, пока электричество не отключили. Вот это, – его палец ткнул в верхний лист, – каркас бараков… ну общежитий, мужского и женского. Временных, конечно – будем думать, из чего капитальное жилье строить. А пока… – кто его знает, может в четверг опять ливанет?

– Ты хочешь сказать, – усмехнулся начальник охраны, – что поговорке «после дождичка в четверг» больше семидесяти тысяч лет?

Они дружно расхохотались.

– А это? – сварщик вытянул второй лист, – ага, понял – плуг какой-то.

– Не какой-то, а ПН-3—35 – плуг навесной, трехкорпусный. Сегодня Толик дернину изрежет, завтра с утра все вместе ее уберем, и можно пахать.

– Прям так уж и все? – усомнился Борис.

– Все! – подтвердил комендант, – это не я решил, это командир: «Первым, – сказал, – встану на грядку. И пока первое поле не будет чистым от травы, не уеду».

– Ну тогда с этого плуга и начнем, – сдался Левин, – только самый простейший вариант. Вот этих загогулин, – его палец ткнул в узел на чертеже, который был подписан: «регулировочный винт», – я не осилю. Так что пахать Анатолий будет на одной глубине.

– Я уже это обговорил, – успокоил его Ильин, – Толик навеской отрегулирует.

– Ну и замечательно, – оглянулся Борис, – только…

– Все уже готово, – опять засмеялся комендант, теперь уже один, – кресло стоит, Кузьмину чаем напоили, так что вперед…

– И с песней, как говорит командир.

И снова Ильин любовался, как споро и красиво работает сварщик, за которыми не успевали двое помощников. Любовался недолго – у него было забот не меньше, чем вчера. А тут еще Егорова поймала:

– Ты, Валерий Николаевич, для своих коптилен мяса наготовил, а свежее-то кончается. Мужики вернутся, а первого-то и не получат.

– Ну не только мужики, – подумал Ильин, – там еще и никарагуанка, и Оксана с Бэйлой – кстати наши штатные охотницы, так что им и карты в руки, но…

Но вслух он этого говорить не стал, потому что знал ответ Зинаиды Сергеевны: «Ты комендант, ты и обеспечь!»

Поэтому он покорно пообещал:

– Вот закончит Борис с плугом, так сразу и смотаемся, – он махнул в сторону поймы, где несмотря на тарахтенье трактора нескончаемыми волнами сменяли друг друга стада животных.

Пока главная повариха соображала, как скоро наступит это «закончит», Валера сбежал – сначала к трактористу, потом в подвал, где его верные помощники во главе с итальянцем Валентино оборудовали новый склад; что-то подсказывало коменданту, что он понадобится уже сегодня. Там пришлось и самому засучить рукава – показать, как правильно пользоваться электроинструментом. Здесь его нашли сразу два гонца – Света Кузьмина сообщила, что плуг готов, а арабская помощница Зинаиды пригласила на обед; тоже кстати на русском языке.

Комендант побрел в столовую, будто случайно спрятавшись за спинами двух Сергеев, но спины эти были не так широки, как хотелось бы, и пришлось Валерию Николаевичу получить еще одну порцию упреков – вместе с обедом, конечно. И первое, и второе было, как всегда, восхитительно вкусным, так что он позволил себе потянуть время – послушать беседу поварихи с Анатолием Никитиным.

– Не было в халате у Ольги семян капусты, – жаловалась трактористу Зинаида, – я бы вам такой борщ приготовила – настоящий украинский, с поджарочкой…

– Ага, – облизал ложку Анатолий, – ты еще скажи со шкварками.

– А почему нет? – повариха пожала плечами и метнула неодобрительный взгляд на коменданта, – еще одну свинью подстрелим и шкварки будут.

– Кстати, – влез в разговор доцент Игнатов, – ту свинью, что в первый день махайрод загрыз, наука называет кубанохоерусом..

– Кубанским кем? – захохотал Никитин, и вокруг невольно заулыбались все – настолько заразительным было его веселье – даже те, кто русского языка совсем не знает («Пока не знает», – уточнил про себя Валерий).

А Анатолий, отсмеявшись, попытался успокоить Егорову:

– Не переживай, Сергеевна, – вон белорусы борщ вообще без капусты варят.

– Это как? – не поверила повариха.

– А вон у Верочки спроси, – тракторист подмигнул белоруске, уже освоившейся в лагере, и утоптал в поле, без перекура и законных ста грамм (это он сам сообщил всем со скорбной миной на лице).

Ильин решил не рисковать добрым отношением к нему Зинаиды; к тому же он вспомнил о поручении командира насчет ручья. Поэтому дал сварщику отдохнуть – пригласил его на прогулку; к тому же он обещал полковнику Кудрявцеву, что без охраны в пойму не пойдет. Левин был не против, только попросил подождать немного – показал незаметно на Кузьмину, которая допивала чай.

– Ага, – подмигнул ему комендант, – без нее не шагу?

Парень в ответ только пожал плечами.

И вот они идут втроем вдоль ограды, которую уже успели соорудить недалеко от русла ручейка.

– Сто двадцать метров, – объяснил Ильин, останавливаясь у крайнего столба, где тоже стоял часовой с автоматом – сегодня это был Ершов, – а вдоль стены леса пятьсот метров отгородим; разобьем на поля шириной двадцать пять метров. Шире не надо – тяжело на длинных грядках спину гнуть. Так и посадим, и посеем, через поле.

– А зачем такая чересполосица, – удивились Борис со Светланой.

– Увидите, – загадочно улыбнулся комендант.

Теперь они шли по пойме вдоль ручья, не очень широкого тут и потому незаметного за редкими кустами с десятка шагов. Валерий замолчал, стараясь не запутаться – он усердно считал шаги. От столба, где они оставили Ершова, до родника, который им открылся за нагромождением камней, он насчитал почти шестьсот шагов.

– Четыреста метров, – сообщил он вслух, запрыгивая на ближайший камень, и замер в восхищении. Родник представлял собой настоящий фонтан, бивший из земли вертикально вверх, так что перед изумленными путешественниками предстал идеальной формы водяной зонтик метровой высоты.

У Валеры даже заныли зубы – настолько чистой и холодной должна была быть эта вода.

– И вкусной, – подтвердила Света, первая подставившая ладони под эту животворную струю.

Борис тут же присоединился к ней, а комендант сначала огляделся, и не зря. Прямо к ним, а точнее к источнику (догадался Валерий) двигалась семейство… носорогов, назвал бы их Ильин, если бы не длинная шерсть, свисавшая с боков этих животных. Три зверя – один крупный и два помельче («Детеныши, – подумал он, – у них и мясо понежнее. Сами пришли!») были еще достаточно далеко, но парень забеспокоился. Если такая гора мяса и костей возьмет разбег, остановит ли ее автоматная пуля. Поэтому он и поспешил нарушить тихий разговор у родника (говорил Боря, а девушка негромко смеялась).

– Борис, – позвал он, – поди-ка сюда, консультация нужна. А ты Света не спеши, еще водички попей, – попытался остановить Валерий девушку, опасаясь, что та выступит против убийства животных, особенно детенышей.

Впрочем детеныши эти были размером… ну не меньше туркменских коней, и Кузьмина, впрыгнувшая на один камень с Левиным, побледнела при виде несущихся на них носорогов, передний из которых, самый крупный, на ходу начал опускать свой ужасный рог. И против выстрелов, которые вдруг раздались рядом с ней, она не успела возразить, только вздрогнула четыре раза – именно столько патронов хватило начальнику охраны, чтобы полные жизни и свирепой ярости животные превратились в горы уже неживого мяса.

– Как заказывали, Зинаида Сергеевна, – обрадовался комендант, и тут же спохватился – уже вслух, – так вот про какой анекдот говорил командир! Как мы эти туши до лагеря дотащим?

– Да.., – протянул Левин, первым направляясь к добыче, – я тут еще одну задачку вспомнил – про волка, козу и капусту; знаете такую?

– Знаю, – кивнул комендант, останавливаясь у самой мелкой, а значит самой нежной (в кулинарном отношении, конечно) туши, – за помощью нас без оружия не пошлешь (только тут он пожалел, что на троих взяли один АКМ), сам тоже не уйдешь – эти твари и от носорогов и от нас только косточки оставят.

Ильин показал на стаю каких-то серых хищников, наблюдавших за ними пока в отдалении; и откуда они взялись – только что ведь ни одного не было!

– Да, – вытащил он из кармана мобильник, – вот и пожалеешь, что здесь связи нет. Сейчас бы раз…

Его палец ткнул в первую фамилию, что была занесена в память телефона. Первой там числилась «Альбина. Бух.» – бухгалтер, что вела дела его небольшой фирмы; до своего бухгалтера она так и не доросла. И мобильник вдруг… отозвался гудками. Валерий машинально ткнул в кнопку громкой связи, и все трое замерли, услышав недовольный женский голос:

– Я слушаю вас, Валерий Николаевич…

Голос сменился протяжными гудками и теперь уже другой, гораздо более приятный сообщил, что связь прервалась, и абонент находится вне зоны действия сети.

– Ее все змеей подколодной называли, – растерянно сообщил комендант, – зато опыта у нее…

Но Борис со Светланой не слушали его – они судорожно щелкали по кнопкам собственных гаджетов: вчера вечером, когда разобрали богатое итальянское приданое, первым делом расхватали зарядники. Увы фраза бухгалтера Алевтины была единственным напоминанием о прошлой жизни.

– Что это было? – растерянно спросила Светлана.

– Что бы это не было, пока никому ни слова, – жестко заявил начальник охраны.

– А?..

– А товарищу полковнику доложим – пусть он решает, кому говорить, и что делать. А пока прячьте мобильники – вон подмога спешит.

И действительно, от лагеря бежали двое – Ершов и Лариса Ильина, бежали легко и стремительно, как только позволяла им обретенная молодость, и комендант решил: «Я из этого мира ни ногой!»

А дальше, как и вчера, и позавчера, все завертелось; его понесло по волнам забот и переживаний. Сначала пригнали верблюдов, глядевших на поверженных гигантов, да и на весь окружающий мир, кроме может быть доцента Игнатова, с флегматичным презрением. Оно однако не помешало им утащить в два рейса (одного зверя, большого, вдвоем, а меньших порознь) носорогов прямо к лагерю. Ильин конечно сразу помчался к Егоровой – похвалиться. Но Зинаида поглядела на него с такой печалью во взоре, что комендант сразу ретировался, пообещав себе обязательно дознаться, кто же так расстроил девушку.

Практически сразу появился караван – с той стороны, куда утром внедорожники увезли полковника Кудрявцева с командой. Самого командира пока не было, зато он прислал пополнение – сразу восемь человек, к радости коменданта, говорящих на русском языке. «Новые русские» (абхазцы в том числе) ринулись сначала в душ, а потом, не дожидаясь жаркого из дичи, потребовали транспорт – переезжать в русский лагерь. Ильин и рад был им помочь, он, может, больше них стремился отправить трактор с прицепом, но… Прицеп был, а трактор – сегодня и завтра был занят, не ночью же посылать Анатолия в рейс.

– Именно ночью, – подтвердил Георгий, глава абхазской семьи, – у меня там четыре улика. Надо дождаться, пока пчелы прилетят, приготовить к перевозке…

– Ага, – потащил его Валерий, – пойдем пока место для пасеки подбирать. Сразу и огородим. Мед я люблю.

– Мед все любят, – заявил абхазец, – только не каждый может поесть настоящий. У меня настоящий. А здесь (он показал на пойму, тянущуюся на многие километры вверх и вниз по течению реки) скоро все зацветет. Какой самый лучший мед знаешь?

– Ну.., – неопределенно протянул Валерий, – наверное липовый.

– Нет, – отрезал Георгий, – самый лучший взяток на разнотравье. Миллион цветков такой букет создадут, что и ребенку полезно, и девушке подарить можно, и самому потом с девушкой…

Он хитро подмигнул коменданту и резко повернулся вслед за ним – к «воротам» подъезжал еще один трактор. За рулем улыбался майор китайской армии, а из «Эксплорера» вылез с недовольным и немного растерянным лицом профессор. Его тут же утащила обедать Таня-Тамара; остальные, включая китайцев, которых стало больше на двух офисных парней и одну девушку с испуганными глазами, последовали за ними.

– Во дела, – усмехнулся Ильин, – вот так у них полтора миллиарда народу и получилось.

Китайцам тоже понадобились душевые кабинки; ближе к ночи так же актуальны станут общежития, каркас которых уже вырисовывался в натуре благодаря слаженному тандему Левина со Светой Кузьминой, а ведь еще надо варить… Так и крутился комендант, лишь изредка вспоминая и о грустном лице Егоровой, растерянности профессора Романова и своем незаконченном звонке «домой».

Китайский трактор с большим прицепом уехал в сопровождении «Амарока», которому достался новый, маленький.

– Хватит тебе и такого, – заявил Георгию Ильин, – четыре улика даже на багажнике можно увезти. Так что трактор не держите, может он еще один рейс успеет сделать. Комендант конечно не забыл, что сегодня суббота, короткая смена, объявленная командиром, но если никто не возмущается, да и Александра Николаевича пока нет…

Ага, вот кажется и он едет. Рядом с трактором, успевшим отъехать метров на триста от лагеря, остановился джип. Видно было, что из кабин никто не вышел – значит Кудрявцев одобрил решение коменданта, потому что караван отправился дальше, в «Абхазию», а «Вранглер» совсем скоро остановился перед новым забором – тем самым, что стремительно рос в пойме.

Валерий Николаевич поспешил к Кудрявцеву: уж тут-то не должно быть никаких странностей. Увы, командир тоже был задумчив. Он (вместе с Оксаной – а куда полковник без нее?) выслушал коменданта о неожиданном звонке в далекое будущее, кивнул головой, посмотрел в сторону, где за камнями скрывался родник и неожиданно спросил:

– А сколько у тебя на складе велосипедов хранится, Валерий Николаевич?

– Это которых, израильских? – немного опешил Ильин.

– Их самых.

– Двенадцать, – Валерий тоже не жаловался в последнее время на память, а уж касательно того, что хранилось на складах лагеря…

– Вот и отлично, – улыбнулся наконец командир, – готовь их к прогулке; доедем мы до твоего родника?

– Доедем, – утвердительно кивнул Ильин, – а сколько готовить?

– Вот все двенадцать и готовь. Сам-то умеешь на велике ездить?

– А как же, – немного обиделся комендант, – а остальные для кого?

– Нас тут трое, – начал перечислять полковник, – Бэйлу с Левиным…

– И Светой Кузьминой, – поспешил добавить Валерий.

– Ее обязательно, – кивнул командир, – профессора с доктором Брауном, Таню-Тамару с Зиной Егоровой, если она конечно с велосипедом на «ты», Холодова, Машу Котову ну и Толю Никитина, куда же без него?

Кудрявцев ткнул пальцем в сетчатый забор, с другой стороны которого как раз подходил тракторист.

– А что сразу опять Толик Никитин? – он начал вроде обиженно, но победная улыбка тут же наползла на губы, – я ведь все, закончил. Может отметим, товарищ полковник?

– Обязательно отметим, – согласился Кудрявцев настолько серьезно, что и Никитин и Ильин с подозрением уставились в его лицо, – вот завтра вспашешь, посадим картошку и налью. И сам с тобой выпью.

– Сколько? – даже не поверил тракторист.

– А вот сколько выпьешь, столько и налью, – лукаво улыбнулся командир; еще более хитро усмехнулась израильтянка. Никитин почему-то улыбаться не стал…

Зинаида Егорова ездить на велосипеде умела с детства.

– Значит, и сейчас не упадет, – решил комендант и отправился собирать других велосипедистов, тем более, что командиру с Оксаной пришлось сесть за обеденный стол.

– Никаких велосипедов, пока не попробуете жарехи из носорога, – заявила Зина, и Валера побежал быстрее – ему тоже захотелось попробовать сегодняшнюю добычу. Оглянувшись, он успел заметить, как Егорова поставила перед полковником целую сковороду со скворчащим мясом и склонилась рядом, шепча ему что-то на ухо…

Велосипедный пелетон сопровождали сразу три собаки; алабай – понятно; а как смогли убежать от своих малолетних хозяек Белка со Стрелкой? Как всегда первым отреагировал Никитин.

– Ай, молодец Малыш! – воскликнул он, круча педали быстрее и вырываясь вперед вслед за четвероногими друзьями человека, – сразу двух подружек завел. Так что девчонки, ждите к восьмому марта подарки – щенков неизвестной породы.

– Как восьмого марта? – перевела дыхание рядом с ним Оксана, первая из девчат остановившая велосипед у большого камня, – тут же всего два месяца осталось.

– А им и хватит, – подмигнул тракторист, – собакам, да и волкам тоже для этого дела как раз два месяца нужно; даже меньше – пятьдесят шесть дней.

Никитин обернулся, словно надеясь увидеть доцента Игнатова, признанного авторитета в таких вопросах, но вместо одного ученого увидел другого – врача, англичанина. Его губы скривила недовольная ухмылка; Валерий его понял и поддержал – он и сам был бы рад видеть рядом кого-нибудь другого. Да почти любого из старожилов русского лагеря, а не британца. Однако это было решением командира, и Валерий Николаевич, пожав плечами, стал наблюдать за странными действиями Оксаны Гольдберг.

Израильтянка села на траву рядом с серым гладким камнем удлиненной формы – таким, что на нем не только сидеть было удобно, но и полежать, наверное – если бы не твердость камня.

– Бэйла, помнишь такие камни на набережной Тель-Авива, на смотровой площадке? – тихо спросила она подошедшую соотечественницу, поглаживая нагретый солнцем монолит, – я любила сидеть там, особенно когда штормило.

Совсем недолгую идиллию воспоминаний нарушил Никитин, с показным кряхтением опустившийся на соседний камень, укладываясь так, как и представил себе совсем недавно комендант.

– Я собрал вас здесь друзья, чтобы.., – начал командир.

– Чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие, – подхватил Никитин, усаживаясь на камне, и осекся, уставившись виновато на полковника, – а чего, это не я – это Гоголь сказал, Николай Васильевич.

Кудрявцев на такое нарушение субординации ничуть не рассердился, напротив – кивнул согласно:

– Совершенно верно, Анатолий. И известие это состоит в том, что теперь я не буду принимать решения…

– Эй, эй! Командир! – не выдержал Левин, – никаких добровольных отставок, никаких самоотводов…

Он не успел поделиться до конца своим беспокойством, поскольку Кудрявцев посмотрел на него с легким недоумением и закончил фразу:

– Я имел в виду – не буду принимать решений в одиночку; самых важных решений, конечно. Ответственности я не боюсь, но не могу же я знать все. Я ведь обыкновенный офицер Российской армии.

– Не совсем обыкновенный, – пробурчал тот же Левин.

– Так что здесь собрались самые проверенные, самые надежные товарищи, – продолжил командир, не отвлекаясь теперь на сержанта, – так сказать ум, честь и совесть нашей эпохи. Новой эпохи.

Наступившую паузу, когда каждый наверное (а Ильин точно) примерял к себе это звание, прервал Анатолий:

– Насчет ума спорить не буду, но вот насчет чести и совести немного сомневаюсь, – он остановился у камня, оккупированного доктором Брауном, – точнее сильно сомневаюсь. Этот господин мне совсем не нравится, каким бы хорошим доктором он не был.

– Молодец, Анатолий, – к общему удивлению похвалил тракториста командир, – Честно. Но несправедливо.

Дождавшись, когда все взгляды остановятся на нем, полковник кивнул британцу:

– Расскажи, Энтони, как ты попал в Африку.

– Хорошо, – встал с камня доктор так, что его глаза уставились прямо в лицо Анатолию, – расскажу. Я работал в Лондоне с очень высокопоставленными пациентами. Раньше такую должность, как и у меня, называли придворным лекарем.

– Ого, – не удержался Анатолий, который, как и Валерий Николаевич, настолько привык к синхронному переводу Оксаны, что автоматически делал паузы для нее, – и королеву видел?

– Один раз даже беседовал… тет-а-тет, – Браун ненадолго замолчал, – Среди пациенток была одна… внучатая племянница Ее Величества. Звали ее Элизабэт. Так вот, я и моя Лиззи… полюбили друг друга. Она была готова забыть о своем происхождении…

– Ага, – опять не удержался тракторист, – из дворца в хижину.

Англичанин посмотрел на него со снисходительным удивлением (какая хижина, показал бы я тебе свой особняк в Лондоне!) и продолжил:

– Но она была уже помолвлена, на государственном, можно сказать, уровне. За принца датской короны.

– А его случаем не Гамлетом звали? – теперь британец посмотрел на Анатолия с искренним удивлением, даже с некоторой долей уважения – как, этот русский тракторист читал лорда Байрона?

– Нет, – сказал он, качая головой не очень уверенно, – хотя кто их, коронованных особ знает? Может у него десятым или пятнадцатым именем так и записано.

– Так я и попал к королеве. А Ее Величество просила.., очень просила поставить интересы Британии выше собственных.

– И ты? – Никитин продолжал диалог.

– И я уехал в Африку.

– Уважаю, – протянул ему руку тракторист, – уважаю, но не одобряю. Я бы эту королеву-мать вместе с ее семейством послал бы…

– Зря ты так говоришь, Анатолий, – осадила парня Егорова, – может для него королева все равно… что для наших в войну: «За Родину! За Сталина!»

А доктор Браун, пожимая широкую ладонь Никитина, продолжил, взглянув на повариху с благодарностью и каким-то не понятым комендантом, но явно очень теплым чувством:

– Но это еще не все! – свободной рукой он вытянул из под футболки защитного цвета медальон на длинной цепочке, как-то очень ловко снял его и протянул Никитину, – смотри – это моя Лиззи.

Русский тракторист отпустил руку британца и осторожно принял драгоценный для того талисман. Он открыл покрытую эмалью зеленого цвета крышечку и замер, пораженный. А затем… захохотал во всю мощь легких, забывших. что такое табак:

– Ай да доктор, ай да сукин сын! Это же надо, от одной королевы прямо к другой – на кухню. Будешь всегда в тепле и с лучшим куском… носорога, или мастодонта!

Все так же смеясь он передал медальон стоящей рядом Бэйле, та Оксане, и дальше по кругу; когда портрет добрался наконец до рук Ильина, тот понял, почему все с предвкушающей улыбкой поворачиваются к Егоровой. А совсем скоро Валерий и сам с нескрываемым удовольствием смотрел, как Зинаида с удивлением разглядывает собственный портрет – в ее нынешнем, двадцатилетнем, возрасте.

Но общего смеха, как ожидал комендант, или иных проявлений человеческой глупости комендант не дождался. Очень вовремя командир – теперь уже настоящим командирским голосом вернул всех на грешную землю – туда, где он предложил товарищам разделить с ним ответственность за будущее цивилизации (о, как!).

– Итак, начнем, товарищи, – все, кроме него как по команде сели на камни, – вопрос первый. Сегодня в четырнадцать ноль пять на четыре минуты открылся какой-то – профессор Романов назвал его временно-пространственным – портал. Действовал он ровно четыре минуты. Пожалуйста, Алексей Александрович, доложи.

Только сейчас пораженный комендант и большинство собравшихся здесь узнали, что мощи старого шамана вместе со всем его имуществом (очень скудные – успел отметить Валерий) исчезли из этого мира.

– А не мог кто-то – те же китайцы – спрятать мумию, и подмести в хижине? – самым быстрым и любопытным опять оказался тракторист.

– Не мог, – ответил за профессора Кудрявцев, – потому что в это же самое время восстановилась связь и Валера Ильин дозвонился до своего бухгалтера.

– Да ну, – опять загорелся Никитин, поворачиваясь уже к коменданту, – и что он сказал? Как там дома? Что-то про Сирию успел спросить?

– Не он, а она, – буркнул виновато Валерий Николаевич, – и поговорить не успел – связь почти сразу прервалась.

– Мы слышали, – переглянулся со Светланой Левин, – это действительно был звонок с того… ну с нашего бывшего света. Я еще подумал – а вдруг у кого-то в лагере зазвонит телефон – вот переполох поднимется.

– А он и позвонил, – огорошил начальника охраны, а заодно и большинство товарищей полковник, – расскажи, Зинаида.

Егорова встала со своего камня, откашлялась, и как на уроке четко доложила:

– Позвонил у меня телефон. Вот как вы начали стрелять в носорогов и все бросились поглядеть на это, он и позвонил. Так что никто не слышал, как я с дочкой разговаривала.

– Разговаривала! – ахнули сразу обе израильтянки бросаясь к ней.

– Ну не сама, – остудила их порыв повариха, – та Зинаида, что дома осталась и разговаривала, а я только слушала, не решилась в разговор вмешаться.

– А че говорили-то? – сунулся было любопытный тракторист, и тут же виновато плюхнулся на свой камень, так что тот вроде даже задрожал.

– Обо всем сразу, как эту у нас, женщин бывает… Да, вот дочка рассказала, что только что в новостях передали – в Украине «правосеки» опоры электрические подорвали.

– Так им и надо, – буркнул Никитин.

– Так линия-то электрическая в Крым вела. Так что крымчане теперь только на электрогенераторах и держатся – не больше двух часов в день включают.