Текст книги "Дома мы не нужны. Книга вторая. Союз нерушимый"

– Ну точно как у нас, – непонятно чему теперь восхитился тракторист, – и что наши?

– Президент сказал, что свет через месяц будет во всех домах; вроде бы с материка кабель подведут.

Наступила тишина – все вопросительно, комендант даже бы сказал с легкой укоризной смотрели на командира.

– Что вы на меня уставились? – рассердился тот, – у нас материка нет, и я пока не президент…

– Вот именно, пока, – опять улыбнулся Никитин.

– А почему именно в четырнадцать ноль пять и почему четыре минуты, – дошло наконец до коменданта, который это знаменательное событие не успел зафиксировать на часах, – это ты, Зина, целых четыре минуты по секундомеру разговор слушала?

– Нет, – опять за другого (вернее другую) ответил командир, – это мы сегодня задержались, потому что пытались сжечь кокаиновую рощу. Ну как, рощу – там было-то всего семь деревцев; так мы их выкопали, разрубили на куски, сложили на тот самый алтарь и даже облили бензином.

– И? – сразу несколько голосов заставило его улыбнуться:

– И ничего – бензин сгорел, а ни один листочек даже не завял.

– А вы?

– А мы повторили попытку. И еще раз. Пока на четвертый раз – ровно в четырнадцать ноль пять ветки не вспыхнули. А через четыре минуты – ни огня. ни коки. Только две обгорелые палки остались.

– Ну вот, – довольно заключил Левин, – хоть какая-то польза от этого портала.

– Не только, – строго поглядел на него Кудрявцев, – теперь мы точно знаем, что в нашем мире – том, в двадцать первом веке – все нормально; никаких катаклизмов наше перемещение не вызвало; во вторых – мы также знаем (он покосился на профессора) что туда можно вернуться, или хотя бы наладить связь, хотя я не вижу в этом никакой необходимости.

Полковник помолчал и вдруг широко улыбнулся:

– Ну и наконец в третьих – шаман все-таки унес отсюда этот чертов молоток.

Все облегченно поддержали его смех – до тех пор пока Кудрявцев не задал главный вопрос, который все ждали:

– И что мы скажем об этом остальным?

– А может не надо? – жалобно попросил комендант, – это же сейчас все бросят работать – будут ждать, когда действительно МЧС появится!

– Мы же договаривались, надо быть честными с людьми, – отрезал командир, – так что сказать надо (его ладонь остановила попытавшихся вскочить со своих камней сразу несколько человек – и Анатолия, и Ильина, и даже доктора Брауна), но не сейчас! Зачем манить людей несбыточными ожиданиями. Вот пусть Алексей Александрович все изучает. И как только он скажет нам: «Нажмите на красную кнопку, и вы в двадцать первом веке»…

– Так может на это целая жизнь уйдет, может тысяча лет…

– Вот тогда и скажем, – отрезал полковник.

Все пораженно замолчали, и лишь через пару минут доктор Браун захохотал:

– Ай да полковник, ай да… как там, – он повернулся к Никитину и махнул рукой – что с тебя возьмешь, ты ведь по-английски не говоришь! – вы точно так же решали вопрос с африканским мальчишкой…

– И с итальянцами! – присоединилась к его смеху Гольдберг.

– А вот у меня с бельгийцами, точнее с валлонами, не получилось, – грустно заметил профессор Романов, когда все облегченно отсмеялись.

– Может, здесь тоже портал виноват, Алексей, – предположила Таня-Тамара, – мне вроде бы показалось, что тот парень в синей блузе уже готов был пригласить нас молочка попить, и вдруг…

– Точно! – согласился с жаром профессор, – так нам завтра опять надо туда!

– Съездишь, – остудил его немного полковник, – хотя я думаю, что здесь не только старый шаман виноват. Ну не хотят европейцы в России жить – и итальянский босс не пожелал, и шведка тоже рожу корчила.

– Ей ничего и корчить не надо, – со злостью бросила Егорова, – могла бы и оставаться у себя в Швеции.

Никто не успел возразить ей – мол, до Швеции мы еще не добрались, потому что разгневанную повариху остановил тихий голос Светы Кузьминой:

– А давайте.., – все повернулись к ней, – давайте наше… государство назовем Союзом.

– Каким еще Союзом? – взъярился вдруг Никитин, – Россия – и точка! А кому не нравится – скатертью дорога.

– Но для нас-то это будет Россия, – улыбнулась девушка так, что тракторист умолк и опять шлепнулся на камень, – вот вы, Валерий Николаевич, в первый раз когда женились, на Ирине Павловне?

– Да, – махнул рукой Ильин, – еще Союз был.

– А вы, Алексей Александрович, – повернулась она теперь к профессору, – институт где заканчивали?

– В Ленинграде, – с улыбкой вспомнил ту, первую молодость Романов, – тоже в Союзе.

– Вот видите, – победно улыбнулась Кузьмина, – для всех будет просто Союз, а для нас – наша Родина, где все мы родились, выросли и… были счастливы.

– Тогда да, – кивнул Анатолий, – тогда согласен.

– Вот и проголосовали, – за всех подвел черту Кудрявцев, – так что едешь завтра, Алексей Александрович, к своим валлонам, пригласишь их в наш Союз… нерушимый.

А ты, Света, – повернулся он к гордой девушке, – докладывай по третьему вопросу.

– Какому? – удивилась та.

– Самому что ни на есть толерантному, – командир с легкой усмешкой посмотрел на Егорову и та взвилась со своего камня:

– Александр Николаевич, я очень тебя прошу, не говори при мне этого слова! Тут такая красота вокруг, вода кристальная, а я сейчас на все это блевать буду! Пожалуйста!

– Хорошо, Зинаида! – под взмахом ладони полковника Зина плюхнулась обратно на каменное сидение, хотя и не так жестко, как Никитин, – перейдем к сути вопроса. Светлана утверждает, что может вылечить наших… не совсем нетрадиционных товарищей.

– Гомосексуализм не лечится, – теперь со своего сидения встал доктор Браун, – конечно, при помощи гормональных препаратов можно как-то подавить зависимость, но… Но во-первых у нас нет этих самых препаратов, а во-вторых – вряд ли они согласятся на это. Вот тебе бы, Анатолий, на самом деле предложили, ну… по-израильски – под самый корешок?

– А я только начал думать, что ты нормальный парень, доктор, – печально возразил ему тракторист.

Впрочем, печаль эта – решил Валерий – была наигранной; он явно был готов что-нибудь отчебучить. Но опять его остановил тихий голос Кузьминой:

– Я ведь совсем другое предлагаю – потихоньку погладить их внутри, распутать заросли в голове. Они ведь сами в себе запутались.

– Это называется ментальное воздействие, – кивнул головой британец, – я допускаю, что вы им владеете. А вы дадите гарантию, что они после ваших сеансов не начнут пускать слюни и титьку искать? У вас есть опыт в таких делах?

Девушка беспомощно оглянулась на командира – конечно такого опыта у нее не было, она и дар-то в себе обнаружила только пару дней назад. Что-то пытался сказать в ее защиту вскочивший на ноги начальник охраны, но командир подвел итог раньше:

– Вопрос снимается – до тех пор, пока каждый из нас, каждый из двенадцати, не скажет: «Согласен!». Так что давайте закрывать заседание нашего… круглого стола.

– Совсем как у короля Артура с его рыцарями, – весело воскликнул Анатолий, и доктор Браун посмотрел на него с еще большим уважением.

– Так у нас же нет круглого стола.

– А это что? – палец тракториста показал на столб воды, которая исторгалась из каменных недр настолько ровно вертикально вверх, что действительно напоминал собой круглый стол на одной ножке.

– А он… не пересохнет со временем? – задал наконец комендант вопрос, который мучил его еще с обеда.

– Нет, – успокоил его профессор Романов, – в ближайшее время точно не пересохнет. Дело в том, друзья, что мы сегодня убедились (Таня-Тамара и Бэйла кивнули, подтверждая правоту его слов), что весь этот миоцен перенесен сюда единым куском; так что под нами он – на двенадцать с половиной километров, вниз по реке – почти двадцать; вверх – пять километров, а туда, – его рука махнула в сторону реки, на землю динозавров, – почти два с половиной. Так что не беспокойся, Валерий Николаевич, источник не пересохнет.

– Вот об этом мы и скажем всем, – добавил командир.

– Зачем? – повернулся к нему Алексей Александрович.

– Ну ведь нас будут спрашивать сейчас, о чем мы это совещались здесь почти полтора часа?

– Полтора часа? – ужаснулась Егорова, – давайте закрывать эту нашу тайную вечерю, а то вечерять действительно нечем будет, – она первая направилась к велосипедам, сложенным в аккуратную шеренгу.

– И что мы ответим? – спросил все таки профессор, вскакивая с камня.

– Правду, Алексей Александрович, только правду. Ответим, что выбирали место под будущий город.

– И?..

– И выбрали!, – полковник Кудрявцев тоже встал и топнул ногой по земле, – вот тут будет центр нашего города.

– А я даже знаю, как он будет называться, – подумал Валерий, усаживаясь на жесткое седло велосипеда.

Глава 11. Профессор Романов. Волшебная сила русского мата

Лагерь встретил участников совета на удивление спокойно; даже девочки – Маша и Даша, которые прежде уже рыскали бы вдоль ограждения в поисках своих собачек, до сих пор носящихся по широкой пойме вместе с алабаем, не встретили их. Нет, ни командир, ни профессор и никто другой не встревожились, пересекая черту «транспортных» ворот – где-то впереди слышался гул голосов, не возбужденный и встревоженный; скорее радостный и… предвкушающий. Вперед вырвалась Зина Егорова, всучившая свою механическую двухколесную «лошадку» коменданту. И неудивительно – шум доносился со стороны столовой, за последние дни разросшейся втрое.

Алексей Александрович поспешил следом, определив свой велосипед на место. А в столовой под открытым небом действительно собрались все; Боря Левин тут же умчался проверять посты – не решился ли кто нарушить устав караульной службы, пока начальник охраны отсутствует. Впрочем, профессор был уверен – после дезертирства Иванова вряд ли кто позволит себе подобное.

Событие, собравшее в столовой всех – даже неугомонных детей – еще неделю назад было заурядным, вряд ли способным привлечь массовое внимание. А ведь еще Владимир Ильич предупреждал почти век назад, что является для нас важнейшим из всех искусств. На широком борту троллейбуса, выполнявшего сейчас роль склада продуктов, кто-то в отсутствие коменданта и главного электрика установил огромную телевизионную панель – ту самую, что некогда украшала собой школьный класс в африканской деревушке.

Повесить телевизор было не трудно; только что смотреть? Учебные фильмы для пятого класса на английском языке? С эти вопросом Романов и сунулся к двум Сергеям – именно они сейчас с гордостью осматривали большой экран, который буквально несколько минут назад закрепили на металлических стойках троллейбусного салона. Его тут же переадресовали к «новой русской» – абхазке Зине Арчелия. К ней, негромко беседующей с Машей Котовой, как понял Алексей Александрович, на предмет компьютерной обработки тех самых графиков, число которых неудержимо росло, профессор подошел с некоторой робостью. А как же – настоящий член-корреспондент академии, к тому же стоящий у истоков советской вычислительной техники. Эту фамилию Романов не раз слышал раньше, но знаком с академиком не был.

Котова тут же представила их, к удивлению и гордости Алексея Александровича представив его так:

– А это профессор Романов Алексей Александрович, он у нас заместитель командира по науке. Так что, Зинаида Ивановна (ага, не только Никитин этим балуется!), скорее всего вас в его команду и определят. Ну, вы беседуйте, а я пошла место занимать – сейчас сеанс начинается.

– А что, – задал первый вопрос новой подчиненной профессор, – у нас теперь и фильмотека есть?

– Есть, Алексей Александрович, – улыбнулась Арчелия (Романов пока не решался даже про себя называть академика Зиной), – точнее она уже была здесь. Я немного поколдовала в школьных материалах и отыскала собрание шедевров мирового кино.

– Так они наверное все на английском языке? – Алексей Александрович сейчас беспокоился о своих товарищах, о детях, которые сидели на скамьях, уставившись на черный пока экран, – здесь большинство по-английски не говорит.

– Почти все, – кивнула Зина, – но есть такие шедевры, которые даже англичане переводить не стали.

Она хотела показать на телевизор, но профессор и сам резко повернулся к нему – огромный экран осветился и поперек него словно молния прочертила название: «Чапаев».

– Ого! – это конечно же был тракторист, – уважаю. Особенно одно место, я вам его потом покажу.

Детишки попытались что-то восторженно закричать, но быстро умолкли – то ли сами, то ли взрослые пресекли; Романов не заметил – он вдруг окунулся в мир гражданской войны, показанный глазами победителей. Окунулся так, словно видел фильм впервые. Да и остальные смотрели, затаив дыхание; профессор чувствовал это, точнее со-чувствовал, сопереживал вместе со всеми. Даже с теми, кто русского языка не знал (пока), ведь в низу картинки бежали буквы английского перевода.

Единственный раз картину прервали громкий возглас, на который никто не шикнул. В тот самый момент, когда Василий Иванович задал свой ставший классическим вопрос: «Где должен быть командир?» и взял в руку картофелину, Никитин вскочил со скамьи, и победно оборачиваясь со своего первого ряда к остальным зрителям, закричал:

– Вот! Вот этот момент! Запомните его. Завтра наш командир так же с картошкой наголо…

Общий хохот не дал немногим, не знакомым с творением братьев Васильевых, узнать, что командир должен быть впереди, на лихом коне… Впрочем сам командир («Наш, – с теплотой подумал Алексей Александрович, – полковник Кудрявцев») вполголоса пообещал завтра это подтвердить…

Ужин был, как всегда, великолепен. Может не таким веселым; после трагической концовки фильма у многих девушек профессор видел покрасневшие глаза.

Но именно они, а точнее инициативная группа девушек, потребовала после ужина проведения очередного собрания. Командир не возражал. Более того, он оживился – значит (понял профессор) ему тоже есть что сказать.

Застрельщицей выступила – кто бы сомневался – Ира Ильина. Она встала под ярко светившей лампой, уперла руки в бока и обвела взглядом передний ряд, остановив его почему-то на Романове:

– А скажите, мужики, вы здоровых детей иметь хотите? Вообще детей?

Профессор хотел возмутиться, переадресовать вопрос хотя бы тому же Валере Ильину, но получил в бок от заподозрившей что-то Тани-Тамары неслабый тычок локтем и благоразумно промолчал. Ответил полковник, сидевший за столом лицом к остальным. Рядом что-то строчила авторучкой Маша Котова.

– Конечно хотим, – в его голосе была изрядная доля удивления, даже возмущения, – что за глупый вопрос?

– А тогда, товарищ командир, – девушка медленно повернулась к нему, – обеспечьте нас предметами гигиены. За горячую воду спасибо, конечно. Но здесь больше трех десятков молодых девчат, а будет наверное еще больше. Мы скоро начнем у Люды Николаевой вату воровать.

– Так чего вы от меня хотите? – немного растерянно спросил командир.

– Прокладки они хотят, – Анатолия такой натиск женской половины лагеря похоже совсем не смутил, – с крылышками.

– Вот именно, – подтвердила Ирина, – она опять повернулась к зрителям и участникам дискуссии, явно пытаясь найти своим глазам очередную жертву, – и не только. Список мы к утру подготовим. Вместо того, чтобы искать какие-то тандыры и казаны…

– Ага, – понял Романов, – «жертва» теперь Юра Холодов; пусть только попробует открыть рот.

Афганец благоразумно промолчал. А командир рассердился. Говорил он спокойно, но профессор-то нутром чуял, когда под тяжелые фразы полковника лучше не подставлять голову. И Ильина тоже почуяла, потому что на глазах уменьшилась ростом и наверное готова была шмыгнуть на место, но не решилась прервать начальника даже движением.

– Я вам не волшебник! – медленно, с расстановкой бросил в сидящую толпу Кудрявцев, – все, что в моих силах, я сделаю. Теперь людей и эти ваши… прокладки ищут две группы. Хотите четыре, десять групп? Этого не будет. Вокруг до сих пор враждебная территория. Если завтра погибнет хоть один из наших товарищей, сможете вы спокойно смотреть кино? Я не смогу. Думайте, как выйти из ситуации – вон пусть Валера Ильин свои склады растрясет. Или, – он усмехнулся уже совсем не так напряженно, – вы с ним не справитесь?

В Ирину словно снова вставили стержень. Уже другим, не требовательным, но предельно деловым голосом она сказала:

– Вообще-то меня делегировали другое сказать, Александр Николаевич. Это уж я свой крик души не сдержала. А мы с девчатами тут посоветовались, пока вы свое совещание устраивали (она усмехнулась – явно пришла в себя) и решили – нечего выходные устраивать, пока жизнь не наладили. Отдохнем потом.

– Вот-вот, – поддержал ее из задних рядов Никитин, – пусть Мария Сергеевна записывает и переработку, и работу в выходные дни. Отгуляем потом по полной.

– А тебе не положено, – с серьезным лицом сообщил ему командир.

– Почему это? – собрался обидеться тракторист.

– Так ты же и так уже на пенсии!

Собрание ответило ему общим хохотом, и лишь то обстоятельство, что Валерий Ильин сидел рядом, позволило Алексею Александровичу расслышать его слова:

– Ну хоть одну несчастную пилораму мог бы наколдовать, Александр Николаевич. А то город строить – исполняйте, а где доски брать? Вручную эти метровые кряжи пилить.

Профессор был согласен с ним. А командир – нет. Оказывается он тоже услышал негромкий шепот коменданта и теперь, дождавшись, когда тот же Никитин последним закончит смеяться, жестом поднял Валерия.

– Ну что ты пристал со своей рамой, Валерий Николаевич, – уже устало спросил он, – а если не будет ее совсем? Что, так и опустишь руки? Советоваться надо с народом почаще. Вон Виталик Дубов сколько лет на такой пилораме отработал, ты с ним говорил?

Комендант пожал плечами – мол, о чем говорить, если даже самого предмета обсуждения нет?

– Виталик, вставай, – скомандовал командир, – рассказывай всем, что такое пилорама, из чего она состоит и с чем ее кушают?

– Я на самой простейшей работал, – из задних рядов прогудел Дубов, – на отечественной ленточке. А состоит она… Ну, корпус, на который бревно укладывают; пильный узел с лентой; движок электрический с длинным кабелем – это чтобы узел по направляющим рельсам толкать. Ну и все, пожалуй. Ах, да! – спохватился он, – еще руки рабочие, чтобы росли откуда надо.

– Вот видишь, Валерий Николаевич, – командир махнул рукой на участок, где когда-то качалась громада электровоза, ныне хозяйственным комендантом разобранная и прибранная в укромное место, – рельсы у тебя есть, ленты пильные тоже. Осталось узел найти и движок. Да вон – забирай хоть от «Хаммера». Там и роликов хватает – сообразите, как ленту натянуть. А не сообразите… будете руками пилить. А город будет – у чистого источника будет. Ты, Валерий Николаевич, организуй завтра посменно экскурсию туда. Договорились?

Комендант машинально кивнул; видно было, что его мысли сейчас далеко – точнее около рельсов, или двигателя громадного «Хаммера».

– Ну ничего, – подумал профессор, отправляясь спать, – Маша ему завтра напомнит – она-то точно все записала…

Утром командиру пришлось выдержать еще одну «битву» – теперь с Марио Грассо. Молодой итальянец никак не мог понять, почему Кудрявцев не берет его сегодня с собой. Грассо записали сегодня в команду профессора, и отчаянные взгляды, которые парень бросал на Александра Николаевича, не помогли.

– Ты пойми, Алексей Александрович, – объяснил командир профессору, попытавшемуся встать на сторону Марио, – неизвестно куда идем. А если приказ какой исполнить надо срочный – а он по-русски пока всего несколько слов. Вот и переведи ему – пусть учит, старается. Сдаст экзамен по русскому, возьму в свою команду.

Итальянец после этих слов немного повеселел, зато загрустил сам переводчик. До самого бельгийского, точнее валлонского лагеря шел один беспрерывный урок. А поскольку с памятью у Грассо, как и у всех вокруг, проблем не было, профессор немного воспрянул духом – такими темпами итальянец совсем скоро вернется к своему новому боссу.

– А может в этом основная причина? – поразился внезапно пришедшей мысли Алексей Александрович, – может командир уже не может выносить этого восторженного щенячьего взгляда, его покорной предупредительности, его… Хотя я сам, – признался себе Романов, – от такого телохранителя не отказался бы.

Он с удовольствием оглядел мощную, классически пропорциональную фигуру итальянца, сидящего рядом по правую сторону от него на сидении второго ряда. Слева сидела Таня-Тамара. Сегодня поисковая группа состояла из пяти человек: еще двое сидели впереди – Холодов за рулем, и главная ударная сила – снайпер Бэйла Тагер. А главной их задачей сегодня было – привести в Союз валлонов.

– Ну, если останется время, можно соседний лагерь посмотреть, – добавил полковник, провожая группу, – только прошу, Алексей Александрович, осторожнее. И Малыш где-то бегает.

– Свадьба у него, товарищ полковник, – засмеялся рядом Никитин, – дело серьезное. А ты, профессор, часам к трем возвращайся, посмотришь, как товарищ командир впереди на лихом коне… Постой, – он сам себя остановил, – у нас же лошади есть. Я же помню еще мальчишкой – у нас все картошку лошадью под плуг сажали. Побежал Ашира искать…

– Ну-ну, – вслед ему весело пожелал полковник, – попробуй заставить туркмена запрячь в плуг чистокровного скакуна.

– А зачем тогда они нужны? – удивился утром профессор.

– Зачем? – переспросил Кудрявцев, задумавшись ненадолго, – я думаю, через несколько лет вот этих лошадок, – он ласково похлопал по черному капоту «Эксплорера» – придется менять на настоящих; вот там – в дозорах и поисках ахалтекинцам цены не будет. Да и красивые они, согласен. А красота, как доказано…

– Спасет мир! – закончил Романов и сел в открытую дверь внедорожника.

И вот теперь красота окружающего мира замерла в тревожном ожидании. Уже два раза прогудел «Эксплорер», но никто из бельгийского лагеря так и не появился. И только тогда, когда профессор в сопровождении Тани-Тамары (они оба сегодня были вооружены АКМ) и Тагер с винтовкой Драгунова ступили под сень реликтового леса, который заканчивался метрах в сорока от лагеря валлонов, из за крайней стены показалась человеческая фигурка.

Сегодня это была женщина. Молодая девушка (как и все тут) была одета в длинную узкую полосатую юбку и темный фартук. Длинный платок, или косынка – профессор в этом не разбирался, перекрещивался на высокой груди. В руках валлонка нервно тискала широкополую шляпку. Она подошла к «русским» медленно, с явной опаской, хотя первые слова говорили о том, что их тут ждали. Ну, или не совсем их.

– Наши не с вами? – с надеждой спросила она, оглядев поочередно всех троих.

– Наши – это кто? – так же по-французски спросил в ответ профессор.

Девушка сразу не ответила; по вопросу Романова она поняла, что эти самые «наши» с «Эксплорером» не прибыли.

Она махнула рукой, приглашая в лагерь, и пошла впереди прибывших с визитом. Молодая, статная, несмотря на невеликий рост, сейчас – со спины – она выглядел женщиной глубоко преклонных лет, какой, скорее всего и была совсем недавно. Ее словно придавила к земле какая-то беда. А в комнате – вернее в части ее, свободной с одной стороны от стены, их ждали еще пятеро валлонов – три девушки и два мальчика лет семи-восьми.

Они встретили вошедших (если только можно так сказать про ступивших в помещении, где не было двери) негромкими быстрыми вопросами.

Алексей Александрович валлонского не знал, но, в совершенстве владея близкородственными немецким и французским, понял, что «Эрик с другими парнями не приехал, а приехали опять вчерашние русские. И лучше бы они все перебрались вчера к ним, тогда бы сейчас не нужно было озираться с испугом на каждый шорох…»

– Почему с испугом? – вклинился со своим французским Романов.

Эмма – так звали встретившую их валлонку – движением руки остановила общий гвалт, послала куда-то другую девушку (Элизу) и принялась рассказывать:

– Мы весь вечер спорили, убеждали Эрика – это наш старшина – согласиться на переезд к русским.

– А он?

– А он согласился. Только сказал, что бедным родственником в богатый дом не пойдет и нас не пустит. Что три коровы, из которых только две доятся (третья глубоко стельная, уже запущена. «Куда запущена? – не понял Алексей Александрович»)…

В этот момент Элиза как раз принесла кувшин с молоком и какие-то то ли ватрушки, то ли… в общем что-то из теста и очень вкусное. Романов даже собрался послать за остальными бойцами, но время! Он только сейчас понял командира, понял, как это – ощущать, как стремительно заканчивается в песочных часах песок.

Поэтому он, откусывая большой кусок от валлонской ватрушки, кивнул Эмме: «Продолжай».

Запивая холодным (где только хранят?) и безумно вкусным цельным молоком сдобу, профессор, а от него Бэйла с Таней-Тамарой узнали, что рано утром Эрик вместе с остальными тремя парнями-валлонами ушли в свой поиск, вдоль опушки леса. А часа через два из чащи выскочил и напугал детей, а потом и прибежавших девушек какой-то дикарь – совершенно голый (ну почти голый – залилась неярким румянцем Эмма), только большая кость в носу, и еще одна деталь одежды, про которую при детях говорить не следует, хотя они сами все видели. Дикарь так же беззвучно исчез, а валлонки с детьми теперь держатся вместе.

Алексей Александрович только теперь отметил, что на столе рядом с каждой девушкой лежит по большому ножу (вот тебе и командир спецгруппы спасателей!). Он вдруг подумал, что в спину ему сейчас с осуждением смотрит израильтянка – ведь это благодаря его неосторожным словам ушли из лагеря молодые валлоны. Кончики ушей у него предательски заалели, но он все таки повернулся назад – не время сейчас рефлексиям предаваться.

Тагер смотрела на него не с осуждением, а с вопросом в глазах: «Что делать будем?».

И профессор понял – дисциплинированная израильтянка поможет советом, исполнит любой, не противоречащий здравому смыслу приказ, но решать придется ему. И он решил:

– Бэйла и Таня-Тамара, остаетесь здесь, охранять лагерь.

– Нет! – сразу возразила никарагуанка.

– Да! – Романов попытался придать голосу ту же твердость и непоколебимость, что демонстрировал в подобных случаях полковник Румянцев, – и тут же кивнул Тане-Тамаре на недопитый кувшин с молоком, – пойдем угостим ребят, да и нашим гостеприимным хозяевам гостинцев принесешь.

Он имел в виду тот внушительный запас копченого мяса, который по распоряжению командира теперь всегда был в автомобилях поисковых групп.

– Это на случай, если у кого-то вдруг аппетит зверский пробудится, – пошутил тогда Никитин, и тут же прикусил язык под тяжелым взглядом полковника – сам догадался, в каком случае может экстренно понадобиться запас продовольствия.

– Лучше мы новых друзей угостим, – подумал профессор, щедро вываливая половину ароматной копченой бизонятины в руки Эммы, которая пошла вместе с никарагуанкой проводить парней в поиск.

Она ничего не сказала, лишь кивнула в знак благодарности и посмотрела ему в глаза с неподдельной тревогой и надеждой. Алексей Александрович кивнул ей в ответ, постаравшись теперь придать взгляду максимум уверенности в благополучном исходе операции. Удалось ему это, или нет – профессор не понял, потому что валлонка сразу повернулась и ушла, с тяжелым грузом в руках. Романов проводил ее взглядом, остановив свой взгляд на пакетах, что она несла. Обычных желтых пакетах с логотипом сетевых магазинов фирмы «Дикси», которые в прошлой жизни можно было купить в любом количестве, рубля по три за штуку.

– А ведь скоро и такие пакеты кончатся – изорвутся и сотрутся; тогда придется что-то придумывать – какую-то промышленность развивать…

Его мысль прервали чувствительным тычком в бок – это теперь никарагуанка прощалась так с ним.

– Попробуй не вернуться! – пригрозила она маленьким кулачком на испанском, и тут же повисла у него на шее, не стесняясь никого и ничего. А Алексей Александрович даже не ощутил (ну почти не ощутил) удара приклада ее АКМ по собственному бедру. В конце концов, что такое какой-то удар по сравнению с поцелуем знойной латиноамериканки…

«Эксплорер» остановился на стыке двух открытых пространств. Первое, по которому и ехала спасательная группа из трех парней, была ограничена кромкой леса и идеально ровным скальным срезом, который рос на глазах и к моменту, когда реликтовый лес наконец закончился, отметив пятикилометровую отметку от валлонского лагеря, его высоту уже вряд ли кто смог бы определить безошибочно.

– Не меньше трехсот метров, – решил для себя профессор. Вслух же он обратился к товарищам, – вот здесь, парни, и находится один из углов квадрата двадцать пять на двадцать пять километров. В одном углу оказались сомалийцы, в другом «Таиланд», в том, – он махнул рукой вдоль открывшейся им широкой (километра два с половиной, не меньше), заросшей травой равнины – пока неизвестно кто, но думаю совсем скоро узнаем.

– А в этом, – Холодов отпустил руль и показал на дымок, вьющийся за деревьями метрах в сорока-пятидесяти от опушки леса, – наверное живут те самые дикари с костями в носах.

Действительно, никакой цивилизации, как ни вглядывался в открытое окно внедорожника Алексей Александрович, он не видел. Да, были какие-то развалившиеся сараюшки вперемежку с кривыми темными сучьями и стволами деревьев, откровенно диссонирующих со светлым хвойным лесом миоцена. Лишь посреди лагеря стояло одно целое дерево, такое же корявое и темное, без листьев, словно мертвое. Так что в его ветвях было хорошо видно сохранившуюся хижину, достаточно большую, чтобы в ней могла проживать целая семья (или племя), тех же самых дикарей.

– Вот туда мы сейчас и пойдем, – решил он, хотя все внутри его протестовало… кричало: «Не ходи!». Романов тут же рассердился на себя, – ну и сидел бы в лагере, то есть в поле – продолжал бы «перетрахивать» сейчас стерню и ждал обеда.

– Оставим кого-то в машине? – спросил он Холодова немного возбужденным голосом?

– Нет, – медленно покачал головой сержант-афганец, – нас и так всего трое. Вот вместе и пойдем, с автоматами на все стороны света. Лес светлый – незаметно подобраться не смогут. Переведи Марио, чтобы поставил на стрельбу очередями… Да не сейчас, – рассердился он на молодого итальянца, – а когда выйдем из автомобиля.

Правильным треугольником, во главе с Юрой Холодовым, они ступили под сень высоченных секвой, и профессор вдруг успокоился – настолько надежным было плечо, да и вся фигура Марио, прикрывавшего его правый бок. А тот вдруг зашмыгал носом, принюхиваясь. Алексей Александрович тоже учуял запах горелого мяса, приправленного очевидно какими-то острыми приправами. Запах гари все таки преобладал.

– Нет, что ли никого, чтобы перевернуть, – успел подумать он, натыкаясь на остановившегося внезапно Холодова.