Текст книги "Украина скаче. Том II"

31

Революция достоинства, как ее именуют члены киевской хунты, в чем-то похожа на октябрьскую революцию 1917 года в России. Разница небольшая, но все же она в чем-то похожа одна на другую, как две капли воды. Мы частично остановимся на схожести переворотов в Петербурге и Киеве.

Ленин, рожденный от матери еврейки Бланк, получил 50 миллионов немецких марок, собрал кучку единомышленников, и в бронированном вагоне переехав границу, очутился в тогдашний столице России Петербурге, где совершил государственный переворот. Он привез из Германии 24 соратника еврейской национальности. Это были довольно сомнительные личности, но отличные революционеры единомышленники. После переворота все они поменяли свои фамилии, стали русскими и, недолго думая, начали переименовывать города, называя их своими именами.

Спустя сто лет, что-то подобное произошло на Украине, другой славянской стране. Как и в первом случае, кучка евреев во главе с Вальцманом, Бакаем, Фротманом, Этинзоном, Гройцманом, захватила власть в стране на американские деньги и, подобно русским, развязала войну с собственным народом на Юго-Востоке.

Так же, как и сто лет назад грубая ложь стала выдаваться за правду: все средства массовой информации кричати о том, что ополченцы убивают самих себя, что они сами стреляют в собственный народ, разрушают свои дома и делают все, чтобы дестабилизировать обстановку в стране.

Германия финансировала переворот в России, а Америка расщедрилась на пять миллиардов долларов, чтобы совершить переворот на Украине.

Хотя эта книга, довольно объемная, все равно не все удалось в ней отразить. Она призвана рассказать правду об этих событиях будущим поколениям, она бросает вызов мировым лжецам, слегка помешанным на лжи, на том, что не все получается так, как им хочется.

Симпатии автора романа на стороне ополченцев, а каратели изображаются, как каратели, хотя они активные участники братоубийственной войны, их ранят в боях, они, как и ополченцы, корчатся от невероятной боли на солнцепеке и умоляют о скорой смерти; они заслуживают сострадания, как люди. Но они недостойны того сострадания, что ополченцы. Почему? Да потому…по той простой причине, что каратели пришли на землю Донецка и Луганска убивать невинных людей, детей и матерей, а не дончане и луганчане организовали нашествие на Киев. Понимают ли это в Вашингтоне, Лондоне, Париже, Берлине? Понимают, но не признают. И бог с ними.

Хунта собрала все силы под Славянском с намерением взять этот город штурмом после активной артподготовки. Население спустилось в подвалы с детьми, стариками, больными и будущими матерями, которые рожали в этих не весьма надежных укрытиях.

Ополченцы, молчаливые, суровые, готовились к атаке, хорошо понимая, что от исхода боя зависит жизнь не только их самих, но и их жен, матерей и других близких. Даже в ночное время рыли окопы, расставляли орудия, укрепляли системы град, заправляли танки горючим, нагружали снаряды на грузовики.

Атака карателей началась в четвертом часу ночи артиллерийской канонадой. Ополченцы залегли в укрытиях и терпеливо ждали.

Каратели решили, что противник полностью разбит, а коли так, то можно передохнуть, попить холодного пива, доставленного из Америки в запечатанных жестяных банках, побаловаться водочкой и покурить гашиш или марихуану.

– Эй ты, Ноготь, возьми двух героев, и углубитесь на вражескую территорию на километр, – сказал командир карателей полковник Новинский. – Если услышите стрельбу, ложитесь, голову в песок. Потом ползите назад. Это будет значить, что сепаратисты, а вернее москали, не изничтожены. Пустим по ним систему Град. Если никто не подаст голоса, значит, все убиты. Город наш.

У ополченцев тоже была разведка. Разведчик Цветков, используя прибор ночного видения, определил пять человек карателей и сразу понял, что это разведка. Он тут же доложил в дивизию ополченцев. Генерал Елисеев дал команду не открывать огонь по разведывательному отряду, но готовиться к сражению.

Капитан Ноготь со своими бойцами углубился на территорию, занятую ополченцами, на два километра вглубь и ничего подозрительного не обнаружив, вернулся к своим. А там гулянка в полном разгаре. Некоторые каратели вступали в половую связь друг с другом, а часть из них в лежачем положении пела бандеровские песни. Кто-то приходил, снимал штаны и поливал лежащих. Это продолжалось до пяти утра.

В пять утра карателей попытались поднять по боевой тревоге, но это не получилось, как в нормальном воинском подразделении. Кто-то не реагировал на сигналы тревоги, кто-то едва стоял на ногах, но больше половины, особенно молодых солдат, кто не допущен был к накрытым столам, стояли в строю с поднятыми кверху подбородками.

– Слава Украине! – воскликнул генерал Сивун, тоже выкуривший папиросу с коноплей. – Город Славянск в наших руках. Москали, сепаратисты разбиты наголову. Наша разведка доносит: никто из них даже не крякнул, когда наши ребята пробрались вглубь территории. Лейтенант Мурло! резиновую дубинку в руки и по подвалам. Кто лежит задницей кверху, нещадно лупи. А то останутся ребята без наград, жалко их, понимаешь.

Все знали: лейтенант Мурло безжалостный человек и сигает он этой резиновой дубинкой прямо по морде. Боль страшная и шрамы остаются.

Не прошло и десяти минут, все полки стояли в строю. У кого автомат, у кого пулемет. Уже стало светать. Генерал Сивун дал приказ выступать в город. Каратели двинулись вперед, опустив стволы, словно отправились на прогулку.

Не доходя черты города, как гром среди ясного неба, послышались крики ура под град путь. Пули походили на струи дождя во время грозы, а каратели падали как подкошенные.

Прошло не так много времени и казалось, что стреляют уже со стороны тыла.

Первая волна бандеровцев была перебита полностью. Вторая уложена пулями, но среди тех, кто лежал на земле, было много живых, получивших ранения в различные части тела и нуждался в медицинской помощи. Третья волна вовремя остановилась и отступила назад.

Жуткую картину представляло собой поле брани. Здесь люди не только выли от нестерпимой боли и издавали последние вздохи, но и перерождались, стали мыслить иначе, задавать себе вопросы, зачем я так глупо и безответственно поступил, что я должен был искать на этой земле, куда девать те тысячи, которые получены за головы защитников своего края? И тут же возникала идея о помощи, о прощении. И эти слова тут же произносились: помогите, братцы, спасите и простите, оставьте нам жизнь, мы больше никогда не возьмем оружие в руки, чтобы вас убивать невинных.

Все вдруг протрезвели. И даже стыд стал заглушать боль.

В стане ополченцев тоже возник спор: что с ними, поверженными делать. Убитых надо хоронить. Это однозначно. Тело убитого начинает быстро разлагаться, оно становится опасно для окружающей среды, особенно в жару.

Одни предлагали выкопать канаву, сбросить туда мертвых и засыпать землей, другие настаивали на том, что надо связаться с карателями, предложить им похоронить своих, а в отношении раненых по возможности оказать медицинскую помощь, вызвать жен из Галичины, пусть их забирают по домам. Бандеровцев, которые вызывают подозрение, задержать, заключить в тюрьму, а потом, в будущем обменять на ополченцев.

Это решение было принято окончательно и стало претворяться в жизнь. Правда, произошла одна осечка: каратели отказались хоронить своих убитых. Пришлось хоронить ополченцам.

Ополченцы воспрянули духом, но недолго пришлось им пожинать плоды победы. Каратели стали палить по городу из крупнокалиберных пушек и пулеметов по жилым кварталам города.

Противостоять этим ударам ополченцы еще не могли: у них не хватало оружия такого типа.

Кроме этого численность карателей снова возросла за счет добровольцев из Америки, Канады, Франции, Германии и даже Австралии. Теперь численность карателей пополнилась убийцами профессионалами, воевавшими ранее в других странах.

Когда Вальцману доложили о маленьком Славянском котле, он стал кричать:

– Не было такого котла, вашу мать! – и повесил трубку. Но тут же позвонил Бардаку и, рыдая, стал просить о помощи, поскольку революция гидности (достоинства) может погибнуть; и белозубый африканец дал команду руководителям других стран собрать побольше головорезов и отправить на Донбасс.

Когда армия карателей практически полностью разрушила Славянск, руководство ополченцев приняло решение отступить, не ввязываться в бой, дабы сохранить жизнь бойцам. Это было разумное и стратегически правильное решение.

Средства массовой информации нэньки круглые сутки трубили о выдающейся победе над сепаратистами, над армией России. Около ста тысяч убито, более пятьсот тысяч ранено, сопротивление сломлено, Донбасс и Луганск, в ближайшие же дни, будут освобождены от российских агрессоров, а нэньке Украине надо готовиться к освобождению Крыма.

Эту туфту, но не столь восторженно, подхватили и зарубежные средства массовой информации, что тут-же дошло до Бардака. Он вызвал Нудельман и трижды поцеловал ее в лоб.

– После взятия Крыма ты будешь награждена…премией в размере ста долларов и получишь звания лучшего стратега Америки в юбке. Ты молодец, Нудельманн. Евреи, как и африканцы, – мудрый народ, работящий народ. Если бы я не женился на девушке из родственного мне племени Токамбо Мотомбо, я бы женился на тебе, Виктория.

– Я счастлива, Бардак. Давай по этому случаю посетим сауну. Улетим, на какой-нибудь остров, окруженный морем, и там предадимся страсти. У меня муж уже ни на что негож: он толстый и классически ленивый.

– Я не могу никуда отлучиться. ФБР следит за мной очень тщательно и даже нахально. В нужник не могу сходить без их ведома. Давай после президентских выборов.

– Тогда я пойду, – как бы обиженно сказала Нудельман, а сама подумала: а зачем ты мне тогда будешь нужен, чернозадый.

32

Тяжелый исход борьбы за Славянск, за несостоявшееся освобождение города от карателей, показали, что в стане ополченцев, способных содержать боеспособную армию, не все так хорошо, как должно было бы быть у семимиллионного народа, решившего противостоять киевской хунте.

Толпы ничем не занятого населения, те, кто не воевал, кто отсиживался в подвалах, а так же женщины и дети покидали города и уезжали в Россию. И только часть жителей оставалась. Многие мужи Донбасса трудились в шахтах, значительная часть расположилась в подвалах в ожидании, что будет дальше. И «освободители», а точнее каратели, пришли. Вооруженные до зубов галичане сразу стали спускаться в подвалы, даже в ночное время.

– Всем встать и выходить на улицу! – обычно поступала команда головорезов Швонди и Дискалюка.

– Дети спят, вы что, не видите? – отвечала Аня, супруга Ахрименко, здорового тридцатилетнего мужика, ютившегося у нее под бочком. Он услышал тревожный голос супруги, почувствовал недоброе, и спустил ноги на холодный пол.

– Не так громко, ребята, – произнес он неуверенно.

– Шо? Зробить ему санобработку по первой категории.

Бандер тут же подошел и стукнул его по голове прикладом. Кровь брызнула на супругу и на ребенка, а Иван Ахрименко повалился на старый матрас, на котором он дотоле спал.

Уразумев такую дисциплину, все, кто находился в подвале, приняли стоячее положение, руки по швам, за исключением женщин, держащих маленьких детей на руках, которые так же проснулись и пищали.

– Супруга Ахрименко, тащи своего амбала на горбу, он еще не все получил. Во дворе его ждет столб, на котором он будет повешен.

Аня стиснула зубы, чувствуя, что она виновата, и молча, взяла мужа под руку, а в другой руке держала трехлетнего сына Володю.

– Идем, будь терпелив и мужествен. Это очень важно.

Иван с трудом передвигал ноги. Поплелся к ступенькам, шатаясь.

– Давайте москали, поднимайтесь наверх. Долго мы вас терпели, а теперь, матка боска, пришел вам конец.

Наверху, на площади было много мужчин, оцепленных бандеровцами.

– У кого паспорт с собой, стать на ту сторону.

Таких нашлось с десятка не больше. Остальные уже получали кулаком в зубы.

– Кому помогал, кого кормил, кому воду подносил, с кем связь держал, падло?

Особенно любил допрашивать пленных депутат Верховной Рады Ляшка-Букашка. Поскольку он сам был невысокого роста, тщедушным, он предпочитал допрашивать крупных мужчин в присутствии своих головорезов, которых он финансировал на наворованные деньги.

– Сымай штаны, куртку, головной убор, все сымай, шоб попа сверкала.

Допрашиваемый вынужден был подчиняться. Ляшка-Букашка подходил ближе, брал за волосы и задавал вопросы:

– И де ты находишься?

– В Донецкой народной республике, – отвечал Игорь Гуськов в возрасте лет пятидесяти.

– Кака тебе народна республика? Ваня, дай ему битой по ребрам. Пять ударов.

Гуськов получил пять ударов по хребту и опустил голову.

– И де ты находишься? – снова задавал вопрос Ляшка-Букашка.

Гуськов молчал.

– И де ты находишься? А то получишь десять ударов битой по хребту. А я возьму, да отрежу тебе пальцы на руках. Говори, падло! А, ты не знаешь. Тогда повторяй за мной: слава Украине!

– Слава Украине.

– Слава Степану Бандере!

– Слава Бандере.

– Смерть москалям!

– Смерть бандеровцам!

– Повесить на площади, – приказал Ляшка – Букашка своим бандитам.

Гуськова поволокли на площадь. Там другие бандиты сортировали людей. Матерей, чьи сыновья с оружием в руках защищали свой край от бандеровцев, в одну сторону, оставшихся жен с малышами на руках – в другую сторону, а стариков уже лупили битами и заставляли произносить нацистские лозунги как можно громче.

Здесь так же орудовала банда Правого сектора во главе с Ярушем. Яруш не давал никаких команд, не произносил речей, он предпочитал статус наблюдателя. Если жертве отрубили пальцы на ногах, его глаза светлели, наполняясь радостью и благодарностью истязателю.

Все матери стояли лицом к тыльной стороне здания и молча, слушали приказ о том, что они народным судом приговариваются к смерти за то, что родили и воспитали таких сыновей, которые взяли в руки оружие против нэньки Украины, в которой родились и выросли. Несколько автоматчиков тут же взяли на прицел, нажали на курки и матери в молчании падали на землю, как снопы. Их расстреливали первыми в назидание остальным.

На очереди были жены бойцов с малышами на руках. Их не истязали, их обязали исполнять роль проституток, так как головорезы уже третий месяц не имели контакта с женским полом.

Два амбала из команды Яруша и один из банды Ляшки-Букашки, отбирали малышей и, держа за ножки, отрубали им головы, а трупы складывали в мусорный бак. Были матери, которые держались, но большинство не отпускали детей.

– Убивайте вместе!

Пять женщин погибли вместе со своими чадами.

Все оставшиеся в живых взяли в руки лопаты, кирки и кайла и вышли на каторжные работы по уборке улиц, на которых валялись кирпичи, куски металла и искореженные каменные плиты от бомбардировок. На Славянск было выпущено около ста тысяч снарядов.

– Ишшо одна казнь, – закричал один из бандитов. – Подождите, сюда ведут народ, весь народ Славянска. Пусть все видят.

Чудом спасшаяся Галина Пышняк рассказывает: «Центр города. Площадь Ленина. Наш Горисполком – это единственная площадь, куда можно согнать всех людей. На площади собрали женщин, потому что мужиков больше нет. Женщины, девочки, старики. И это называется показательная казнь. Взяли ребенка трех лет мальчика маленького в трусиках, в футболке, как Иисуса, распяли на доске объявлений. Вогнали гвозди в ладошки ручек и ножек. Один прибивал, двое держали. И это все на маминых глазах. Маму держали, чтоб она видела. И мама смотрела, как ребенок истекает кровью. Крики. Визг. И еще надрезы сделали, чтоб ребенок мучился. Мать потеряла сознание. Люди в ужасе замерли. А потом, после того как полтора часа ребенок мучился и умер, взяли маму, привязали к танку и провели три круга по площади. А круг площади – километр. У меня две расстрельные статьи. Я за себя не боюсь, – продолжала рассказ Галина Пышняк. – Мне жалко детей. Если бы не дети, я бы взяла сама оружие и пошла в ополчение. Это не украинская армия, это не освободители, это твари. Они, когда вошли в город, там ни одного ополченца не было. Они стреляли по городу. Мародерством занимались. У нас рассказывали бабушки: фашисты так не делали. Это группа СС «Галичина». Они местные. Они над местными издевались. Жен насиловали и детей убивали. И все это восстановили их правнуки. Возродились обратно».

33

Спустя два или три дня после того, как бойцы сопротивления оставили Славянск, президент Вальцманенко собрался посетить выжженную дотла землю, но его удерживал страх. А вдруг провалится в какую-нибудь яму, наполненную пеплом, а ему тут же надо доложить Бардаку, что с сепаратизмом покончено, – как же он будет выглядеть весь в саже? Что делать, где министр обороны? Подать Полдурака, такую его мать!

– Я у ваших ног, ваш бродь и сиятельство, Слава Украине! – запричитал министр.

– Ты вот что, реши, как быть? Я не знаю, как быть, я пока осваиваю стратегию. Стратегия в военном искусстве – это все. А там, кажись, земля выжжена дотла, одна пыль осталась. Испачкаться можно и провалиться можно…в яму. А я золы боюсь.

– Верховный не должен бояться.

– Я не то, что боюсь, просто мне Бардаку надо доложить: с Россией покончено. Пусть Бардак присылает Байдена, вернее, сына для добывания сланцевого газа.

– Если…того провалимся, я возьму запасной комплект солдатского оммундирования.

– Ты с ума сошел! Мне генеральскую форму, чтоб пуговицы сверкали как у кота, чтоб звезды сияли на всю Вамерику. Это же будет трансляция, автоматизация, вариация, сигнализация и прочая мордификация, понимаешь, Полный дурак?

– Ладно, шеф, выделю. Новенькую с иголочки. Только я не полный дурак, как вы изволили выразиться, а Полдурак.

– Разработанный мною план осуществляется без задержек. Умерщвленные россияне, они этого заслужили, не смогут препятствовать добывать сланцевый газ, на который возлагает большие надежды сам Бардак, отец всех угнетенных, всех обладателей темной кожи, покровитель белых, любимец дам, которые, конечно же, когда белые сами себя уничтожат, займут их место. Часть русских, называемых беженцами, пришлось приютить в казармах на западе Украины, так как они сами этого захотели. А на западе Украины всегда будет действовать политика сокращения русскоязычного населения путем психологической травли, тюрем, голодом и даже ночными убийствами и, конечно же, запретом балакать на руськой мове, враждебной галичанскому диалекту, который в будущем станет основой настоящего украинского языка.

– Вы правильно сказали. Теперь едем. Только как, на тачке, или самолетом?

– Самолета я боюсь, он может упасть, загореться. Давай тачку с запасными колесами. И чтоб там были подушки, чтоб подремать можно было по дороге. Знай: во время полудремотного состояния рождаются всякие гениальные мысли в голове.

Только машина вышла на трассу и еще не набрала скорость, как впереди показался бывший министр обороны Киваль. Он кивал не только головой, но и руками.

– Ладно, возьмем этого старого дурака с собой, он опытный вояка. Притормози.

Машина юзом прошла метров тридцать. Киваль прибежал, запыхавшись.

– Ой, спасибо, уважили, иначе пришлось бы вызывать «скорую». Я так переживаю, так переживаю, ужасть!

– Все? – спросил Верховный.

– А Хвощ? Он же начальник Генерального штаба, как без него?

– Поехали, – приказал Верховный. – Как вы не понимаете, ведь все мы едем в зону риска, где нас ждет та, с косой и с одним кривым глазом, но этот кривой глаз – самый опасный глаз. А вдруг мы того, погибнем все, кто будет руководить страной, скажите? Нэнька Украина снова попадет в лапы северного медведя. Пусть остается Хвощ. Ежели мы все погибнем, пущай он руководит страной. Ну, как, мудро я выразился?

– Гивноально, – сказал министр Полдурак.

– Гениально, балда, – поправил генерал Киваль.

– Ну, обшибся, ну и что ж!? Зато парад победы в Севастополе обещаю на сто процентов. А опосля…у…у…у Моське, на Красной площади. Сука буду.

Вальцманенко, радуясь в душе этой фразе, захлопал в ладоши и расщедрился на лошадиный хохот. Его поддержал генерал Киваль и даже водитель Висячая Сосиска.

– Надо переодеться в форму военного.

– Только в генеральскую, никак иначе, Верховный, – тут же произнес Полдурак. – Эй, генерал Сосиська, доставай форму!

– Не могу, я держусь за руль.

– Ладно, сам достану красавчику нашему, – сказал министр обороны и воскликнул, – Слава Украине!

Вальцманенко поднесли миниатюрное зеркало для осмотра своей физиономии. Верховный, как глянул на себя в военной форме, сразу не узнал себя.

– Генерал Киваль! Кто ето есть? А то они не узнают себя. Доложи.

– Слава Украине, – произнес генерал Киваль, прикладывая руку к головному убору.

– Вот это другое дело! Так что, Верховный, не сумлевайтесь, это вы Вальцманенко, бузосмен, да еще президент, кому назначено судьбой, доставить всю Украину в Евросоюз прямо завтра же. К тому же это гроза всех москалей, ядовитая змея всех сепаратистов, террористов, коммунистов и всяких прочих истов, которые на нашей земле без разрешения расположились.

– Приготовиться к высадке…прямо на передовой.

– Да, да? Ой, не стоит, тут столько генералов, это цвет нашей армии, я как Верховный Главнокомандующий не могу рисковать…, остановитесь за двадцать километров от линии фронта.

– Я тоже так считаю, – произнес министр обороны. – Лучше подготовиться к параду в Севастополе. Ну-ка водитель, покажь дорогу!

– Если не приближаться к линии фронта, то нам в обратную сторону. Тридцать километров пути и там штаб армии.

– Я одобряю.

Тридцать километров преодолели за тридцать минут и очутились в превосходном месте – это оказался генеральский лагерь, где все было как на загнивающем западе, как в американской армии; около ста проституток обслуживали старых и молодых генералов, для коих было отведено десять палаток, где они сейчас тоже готовились к бою, любовному, разумеется.

Дежурный генерал Хвост доложил:

– Никого нет, все на передовой с генералом Ноготочком впереди, но если Верховный прикажет, Ноготочек может развернуть войска для принятия Парада победы Верховным Главнокомандующим.

– Пока генерал Ноготочек разворачивает войска, берет в плен сепаратистов, я предлагаю пивка, посетить наших красивых девочек, они сейчас натираются благовониями. Отдохнем по законам военного времени, – предложил министр обороны. – Генерал Киваль, посетите палатки, определите, насколько готовы к бою тет-а-тет наши амазонки.

Все шло как по маслу. Министр обороны знал: нечего пока показывать Верховному, пущай подождет маненько. И Верховный был согласен, но тут произошел маленький казус. Президент стал искать портсигар и никак не мог нащупать в карманах брюк и военной куртке. Тогда он полез в рюкзак, а там зазвенели медали. Для кого эти медали? Для доблестных солдат, конечно. Зачем он сюда приехал? Награждать доблестных солдат, на чьих руках смерть женщин, детей и стариков. Он как бы проснулся, хотел стукнуть кулаком по столу и произнести: не позволю, но стола не было. Он стукнул по колену, и грозно произнес: стоп!

– Стоп! – сказал министр обороны.

– Стоп! – произнесли генералы и все джипы остановились.

– Я-то должен награждать победителей. Давайте отправимся в Славянск, – сказал президент и снова стукнул кулаком по коленке.

– В Славянск, – произнес Полдурак, – прикладывая руку к козырьку. – Разворачивай!

Президент, сопровождаемый свитой генералов, отправился в осиротевший Славянск.

Бойцы ополчения только вчера оставили этот город. Приблизительно шесть процентов населения Славянска остались в живых, чтобы встретить представителей новой профашистской, проамериканской власти.

Среди тех, кто не покинул город вместе с ополченцами, были и предатели, фашистские прихвостни. Остальные никуда не уехали по той причине, что некуда было уезжать. Матери бойцов-освободителей, которые были расстреляны, часть горожан, заподозренных в неблагонадежности, была повешена на центральной площади, головки детишек и их трупы сброшены в мешки для последующего предъявления олигарху Коломойше, чтобы получить за каждую голову десять тысяч долларов.

Славянск выглядел безлюдным. По городским улицам расхаживали и даже напевали нацистские песенки военные из Правого сектора и бойцы радикальной партии Ляшки-Букашки. Сам Ляшка-Букашка не переставал проводить допросы. Сейчас он допрашивал старуху, которая плохо слышала и практически ничего не видела, и слышала его только тогда, когда он кричал ей в ухо.

Президент без головного убора, в военной форме расхаживал по площади, полный чувства достоинства, величия и гордости за себя как президента, за своих доблестных воинов и за то, что выполняется приказ Байдена: Донецкая земля должна быть освобождена от русских. Пустынные улицы радовали его, разрушенные дома вселяли надежду на признание его, как великого полководца современности.

– А почему так много людей на улицах? – спросил Верховный. – Я полагал: всех должны ликвидировать.

– Господин президент, с вашим появлением все вышли на улицы. От радости, от восторга, чтобы приветствовать вас, как главу государства. А на самом деле в живых осталось всего лишь пять процентов. Ваше указание выполняется с точностью до 99 и 9 десятых процента. Уничтожаются даже дети. И сейчас Ляшка-Букашка допрашивает стариков и старух, кто выпекал пирожки для террористов, а потом их вешают на площади, – докладывал министр обороны.

– Наградить Ляшку орденом…

Надо признать, трупы расстрелянных матерей и тех, кто удостоился почетной смерти от рук фашистов – виселицы, были убраны, а трупы закопаны в общей могиле.

Вальцманенко не видел зверств доблестного войска, его холуи не решились продемонстрировать ему свои художества, а ведь он мог обрадоваться, похвалить их, поскольку он сам ущербный человек.

А пока он готовился произнести речь. Но перед кем? Гражданского населения катастрофически мало, всего три десятка человек. Неужели такая у него доблестная армия – всех перестреляла?

Новоявленный мэр Славянска, тюремный сторож из Львова Гнусик, все время, как кот за кошкой во время половой охоты, следовал за Вальцманенко и все спрашивал: не желаете ли минеральной водички, ваше святейшество, пан президент?

– Послушай, Гнусик, собери народ на митинг. В том числе и военных.

– И Ляшку-Букашку, пане президентуля?

– И букашку – всех, – величественно произнес Вальцманенко, потряхивая мешком с медалями.

Гнусик побежал по полуразваленным домам, где не работал лифт, не было электрического света, не работали туалеты. Чихая и постреливая, он прыгал с этажа на этаж и собрал двадцать пять человек, особенно тех, кто ждал бандеровцев. Здесь были в основном плечистые парни, которым не нравилась освободительная армия.

Зато военных было человек сто. Получилось довольно большое количество митингующих. Тележурналисты хунты засняли так, что невольно зрители поверили: десятки тысяч горожан встречали всенародно избранного президента, великого сына украинского народа, Вальцманенко.

Окруженный многотысячной толпой, Вальцманенко начал речь.

– Дорогие воины украинской армии, дорогие защитники великого народа, народа представляющего стержень европейской цивилизации, дорогие воины Галичины, непобедимые бандеровцы – гордость всех украинцев, с Днем рождения! Потому что операция в Славянске, операция в Дружковке, операция на Донбассе – это рождение настоящей украинской армии и вместе с тем новой украинской нации, – сказал он. – То, что происходит сейчас – это бои за украинскую независимость. Таким образом, закаляется нация. Она приобретает самого мощного, самого непобедимого и самого верного друга, что живет далеко за океаном и правит всем миром. Под крылом этого друга Украина сможет плевать в рожу северному соседу, который отобрал у нас Крым и душит нас своим газом. Плевать я хотел на этот газ, у нас будет свой, сланцевый газ. А поганых москалей мы уничтожим…до десятого колена. Ура! Я поздравляю себя и Украину, поздравляю с Днем рождения, вторым Днем рождения после украинской независимости!

Раздались бурные аплодисменты.

– А шо? Шо вы мовчите? – вмешался Ляшка-Букашка. – Треба кричать ура. Ура, ура, ура-а-а-а!

Вальцманенко трижды поклонился толпе.

– Я надеюсь, что в самое ближайшее время будут продолжены «эффективные действия украинской армии». Но и мой мирный план будет осуществляться. Нет никаких сомнений, что мирный план будет имплементирован. Он нашел поддержку во всем мире, он поддержан в Славянске, Дружковке, Константиновке и Артемовске. Будет он поддержан и в Донецке, и в Луганске, потому что это план президента новой формации, за который я надеюсь получить Нобелевскую премию мира. Заверяю вас, что скоро вы получите элестричество, воду, газ, уголь, хлеб по кусочку и по щепотке соли. Соли вдоволь и надежду на лучшее будущее. Берите в руки оружие и на Донецк. Я уже приказал заводам и фабрикам приступить и немедленно к созданию оружия нового поколения. Чтобы один раз нажать на курок и все террористы погибли или подняли руки кверху. А теперь позвольте наградить доблестных воинов нашей народной армии.

Речь президента всем понравилась, но все-же толпа начала вздыхать: никто не мог понять новое слово «имплементирован». Даже Ляшка-Букашка его не понял и шепотом задавал себе вопрос: шо воно таке? Може цэ Вамерика собирается прийти на помощь? Али может Потина пымают и в мешок посадят? Тады я начну задавать ему вопросы: и де ты находишься, падло?

Ляшка-Букашка надеялся на награду железным крестом, но президент упорно не называл его фамилию. Ему казалось, что он потерял слух. Пришлось доставать спичку, наматывать туалетную бумагу и чистить ушные раковины: грязи полно, но чтоб называли его фамилию, не слышит.

Наконец, когда Вальцманенко произнес последнюю фамилию из списка для награждения железным крестом, Ляшка-Букашка потерял всякую надежду и стал потихоньку пробираться от центра к выходу, намереваясь найти старуху, чтоб окончить допрос. Сколько внуков у нее родилось и все ли ушли в освободительную армию Донецкой республики?

В это время президент Вальцманенко произнес страшные слова, от которых Ляшка-Букашка сильно увлажнил кальсоны.

– Депутат Верховной Рады руководитель Радикальной партии Ляшка-Букашка! Вы награждаетесь орденом доблестного бандеровца Шухевича, первого помочника Степана Бандеры. Только вчера своим указом я учредил этот орден, вы первым удостаиваетесь этой чести. Слава Украине!

– Слава Украине! Слава Украине! Хай живе, хай живе Вальцманенко, маршал всех родов войск, – выкрикивал Ляшка-Букашка.