Текст книги "Украина скаче. Том II"

46

Доблестная украинская армия несла потери ежечасно, ежедневно, ежемесячно. Генералы не спешили докладывать президенту о потерях, да он и не особенно интересовался: у него голова болела, как накормить, одеть, обуть тех, кто живы и могут держать в руках ржавый автомат. Благо, Коломойша выбрасывал по миллиону долларов в день на содержание «Правого сектора» и других наемников-головорезов, а так бы без него, без Коломойши, давно могла бы наступить катастрофа. Но Коломойша таким образом набирал вес и Вальцманенко это хорошо понимал, и все больше и больше нервничал. В очередной приезд могущественной Нудельман, он поплакался, но она не только успокоила, но и пристыдила его. Он успокоился, а о том, что его обвинили в трусости, забыл. Это привело к тому, что он перестал интересоваться судьбой тех, кто потерял руку, ногу или вовсе остался умирать в донецкой степи от ран, голода и отсутствия медицинской помощи, а за ним и генералы невольно стали следовать его примеру. Таким образом, сложилась порочная практика: кто перестал стрелять, кто не может этого делать в силу физической немощи, тот не наш, тот пусть думает, как выжить самостоятельно.

Такое положение дел ломало психику тех, кто лежал на земле и днем и ночью, кто медленно умирал на поле боя, теперь уже никому не нужный. И только…потому, что живых тушек крепко держала в своих когтях нацистская бандеровская философия: убей русского, он во всем виноват.

Ни министр обороны Полдурак, ни Верховный Главнокомандующий Вальцманенко и не подозревали, что бездушное, бесчеловечное отношение к солдатам приведет к тому, что возопят матери, а потом и сыновья начнут воспринимать войну с собственным народом, как чуму и под различными предлогами начнут избегать службы в армии.

Министр обороны хватался за голову, когда проводил смотр боевых отрядов, готовящихся к отправке на поле боя. В каждом взводе сиротливо стояли по одному, по два солдата, босые, в кальсонах и драных кепках козырьками назад. Большинство солдат просто держали палки в руках, а те, кто держал ствол от сломанной винтовки или автомата, высоко нес голову, щупая пальцами правой руки, застегнута ли ширинка на рваных кальсонах.

– Здравствуйте солдаты доблестных вооруженных сил неньки Украины! – громко произносил министр.

– Хотим есть, – хором отвечали хромые, без одного глаза, без одной руки солдаты.

– Сегодня вас покормим. Помните: по две порции кушать нельзя, помереть можно от переедания, – произнес министр.

– Хучь на сытый желудок, потому как голодным чижело помирать.

– Где же остальные ваши однокашники?

– Вона, на полях лежат. Хоронить некому. Большинство мертвы, но есть и живые, следовало бы их в гошпиталь отправить, может, кто бы и выжил.

Однажды от такой картины министру стало дурно, он едва устоял на ногах. Но он извлек мобильный телефон и нажал на волшебную кнопку:

– Господин президент, Вальцманенко! Дорогой! Надо пополнить ряды вооруженных сил! Надо накормить ребят хоть гнилой картошкой. Иначе погибоша. Парада победы в Севастополе не будет никогда, это вымысел моего предшественника Галатея, это он пиарился, а попросту бесстыдно лгал вам и всему народу. Нам этот парад не видать, как своих ушей. Слава Украине!

Министр все время повторял эти слова вслух, как священник молитву.

Надо ехать к Вальцманенко, он более профессиональный разведчик, чем американский шпион Наливайразливайченко, хотя стаж работы на американскую разведку одинаков.

В четыре часа дня Полдурак стоял по стойке смирно в приемной президента, ждал вызова. Он забыл все, что хотел сказать, кроме самого важного предложения: парада победы в Севастополе не будет. Но, и то хорошо, а то пришлось бы просто мычать.

Вальцманенко понял, что министр волнуется. Это было видно потому, как дрожат у генерала колени, как танцует нижняя губа, как дрожат пальцы на руках.

– Смирна! Не волноваться! Слава Украине!

– Слава! – рявкнул министр и подумал: «Не дрожать! Вспомнить, зачем я сюда пришел! Ать-два!»

– А теперь по порядку. Что у вас там случилось, сколько террористов взято в плен? Скоро ли моя доблестная армия перейдет украинско-российскую границу и двинется в сторону Кремля? У меня в России фабрики, заводы, я всех россиян кормлю шоколадом. Шоколадные плитки – пальчики оближешь.

– У нас проблемы.

– Наш друг Бардак только что прислал бронежилеты и приборы ночного видения, я их уже послал в зону АТО.

– Это не…

– Отремонтирован один танк в Харькове, ты его получил? Как он стреляет, сколько танков сепаратистов подбито? Сколько, я тебя спрашиваю?

– Мы…

– Когда парад победы в Севастополе планируешь?

– Парада не…

– Молчать, когда я говорю, а то погоны сорву и рядовым в зону АТО отправлю.

Вальцманенко стукнул кулаком по столу, а потом поднес кулак к жирным губам и стал облизывать, чтобы унять боль. К счастью вошел Яйценюх. Он приблизился к Главнокомандующему вплотную.

– Шалом, Вальцманенко. Что ты так раскричался. Наш министр – это министр, он волнуется, он очень старается, а ты на него шумишь. От страха потерять должность, а может и свободу, он может лишиться последней капли ума, что тогда делать будешь? Давай, выслушаем его. Докладай, Полдурак.

Полдурак достал платок, вытер потный лоб и стал сморкаться. Жидкости в носовых пазухах оказалось так много, что процедуру ее выдувания пришлось удлинить во времени в несколько раз. Получилась целая омерзительная симфония со свистом и с переливами. Выдув, наконец, обе ноздри, министр выбросил платок в урну, задрал голову и по-военному стал докладывать.

– В плен мы взяли целую армию противника. Но и наша армия в плену. И еще кажись одна, и того уже три армии в плену. Некому держать автоматы в руках, некому надевать бронежилеты, каски и прочее обмундирование. Нет ложки, вилки, тарелки, нечего туда положить, солдаты едят человеческое мясо убиенных гражданских сепаратистов. Тайно, чтоб никто не знал, никто не видел. Предлагается срочно объявить мобилизацию от пятнадцати до девяноста лет. Инвалидам, если у них нет палки, выдать палки и по одному американскому пайку. Где американские пайки? Коломойша ими торгует по завышенной цене, а мои солдаты отходят голодной смертью.

– Что, так серьезно? – спросил Яйценюх. – А почему никто не знает об этом? Надеюсь, президент всегда и во всем в курсе, так, господин президент?

– Не сметь! – стукнул кулаком по столу Вальцманенко.

– Я ничего, я так, для пользы дела. Вообще надо, чтоб министр обороны докладывал и премьеру о положении дел на фронтах, – стал наступать Яйценюх. – Кто финансирует армию, президент? Ничего подобного. Давай Полдурак, рисуй картину и по возможности подробную. Мы подкорректируем бюджет, сократим расходы на социальные нужды и пополним кошелек для армии. Надо что-то с пенсиями делать, а то у нас больше пенсионеров, чем работающих, как в Греции. Что-то они долго живут. Надо им урезать пенсию, повысить цены на продукты питания и коммунальные услуги, сократить расходы на похороны, глядишь, стариков станет меньше. Это ужас, как они долго живут. Средняя продолжительность жизни 55 лет, как в Северной Корее.

Полдурак стал докладывать. Постепенно он перешел на уверенный, командирский голос и нарисовал реальную, но печальную картину. Яйценюх при этом все хватался за голову и охал, его примеру последовал и президент.

– Особую касту в армии составляют наемные войска – поляки, немцы, французы и особенно – прибалты. Они требуют зарплаты вовремя, их надо кормить по особому, ими же составленному меню, обеспечивать наркотиками, девочками, спиртным. От презервативов отказываются напрочь, а это значит, что наши щирые украинки заражаются от них не только триппером, но и сифилисом и всякими другими болезнями, – докладывал министр обороны.

– А они беременеют? – спросил президент.

– Некоторые да, сверкают пузом. Но тогда, господин президент, их в дело никто уже не берет. Пузатые они никому не нужны. Мало того, они требуют оплаты по беременности и родам, а у нас карманы пусты.

– Наливайразливайченко докладывает, что твои генералы по-прежнему набивают карманы долларами. Это так? – спросил Яйценюх.

– Я такими сведениями не обладаю, – заявил министр.

– А надо бы, надо бы, – с раздражением сказал Яйценюх и чихнул. – У нас воруют все, кроме нас с президентом, – соврал Яйценюх, поскольку только вчера прикарманил полтора миллиона долларов.

– Я издам указ об образовании специального финансового ведомства при министерстве обороны, – сказал президент и взял перо в руки, будто перед ним лежал уже указ для подписи.

– Прошу вас, повремените, – попросил министр обороны. – Это будет новая кормушка. Стоит ли нам откармливать новых бездельников. Я подумаю о создании военного трибунала. Надо рубить головы.

– Будешь продавать Коломойше? – спросил Яйценюх.

Полдурак вздрогнул и немного побледнел. В этом, что-то было. Полдурак об этом не думал раньше, но теперь, когда премьер произнес эту сакраментальную фразу, она током ударила в мозг министру: а что, если в самом деле, а почему бы…

Но он тут же, пришел в себя и стал перетасовывать бумажки:

– Ну, вроде все.

– Тогда объявляется всеобщая мобилизация мужского населения. Вальцманенко, ты позвони Гройцману. Он все еще председатель Верховной Рады. Пусть собирает кворум.

47

Когда Трупчинов работал Председателем Верховной Рады последний день, он как никогда нервничал и переживал. Ему казалось, что земля вертится не в ту сторону, что москали, вооруженные до зубов, оккупировали все его дворцы, а по каменной дорожке, что ведет к его любому дворцу, стоят виселицы. Да еще веревки с петлями на столбах болтаются и как бы требуют его жирной шеи.

Уже сегодня вечером он должен был сдать дела новому председателю Верховной Рады Гройцману. Поэтому он старался, как никогда. Какое-то время спустя собралась Верховная Рада на внеочередное заседание. Это была пороховая бочка профашистского отребья, поэтому решение о смещении его, Трупчинова, с высоких постов Председателя и президента, висели над ним, как Дамоклов меч: одно движение и меч пронзит его до пяток. Но все прошло спокойно, будто речь шла о хворостинке, которую следует поднять с проезжей части и переместить в мусорное ведро. Ему хотелось заплакать от обиды, но слез не было, и укусить некому было за подбородок. А потом перешли к всеобщей мобилизации и кормление солдат сырой свеклой и какой-то американской щепой в пакетах. Все эти эпохальные решения были приняты спешно, единогласно в течение трех минут под бурные аплодисменты и криками – Слава Украине!

В десять вечера закон лег на стол президента и тут же был подписан. Вальцманенко настолько обрадовался, что поставил свою подпись не в том месте, где полагалось, но махнул рукой и пригубил очередной стакан коньяка.

У него в кабинете сидел Наливай-Разливай, американский шпион по утверждению злых языков, который теперь официально передавал все секреты американскому военному ведомству. Правда, передавать было нечего. Если только рыться в грязном белье президента и премьера, искать вшей в кудрях Вальцманенко и то безуспешно. Вальцманенко каждую неделю посещал парикмахерскую, где эту процедуру делали за него другие.

Закон о срочной мобилизации, принятый Верховной Радой и подписанный президентом, был разослан во все военкоматы страны, во все штабы дивизий и наделал много шуму. Западноевропейские швабы пришли в восторг: наконец президент Украины начал действовать. Пятисоттысячная армия Украины даст по хребту распоясавшейся России и покажет ей, где раки зимуют.

Повестки призывникам были разосланы немедленно, но призывники прятались, их родители повестки не брали в руки, а те, кому все-таки вручили, тут же, от них постарались избавиться – оприходовали на самокрутки, либо для разжигания костров на природе в отсутствии газетной бумаги. Каждый призывник и его родители читали между строк этой повестки: война на Востоке требует пушечного мяса, пополните его, отдайте свою жизнь за киевскую хунту, состоящую из негодяев.

Поняв, что откликнулись на повестки только ивано-франковские пастухи, да жалкое количество львовян, Вальцманенко три дня чесал за ухом, стучал кулаком по столу и даже по лбу, но ничего разгадать не мог и обратился в американское посольство в Киеве: помогите, дескать, родненькие, определить у чем же промблема, пачему граждане не хотят служить в армии, почему они отказываются убивать непокорных?

Долговязый Пейетт трижды стукнул себя по узко – низкому лбу и, услыхав, что там, в кумполе, что-то как бы загрохотало, сказал Вальцманенко:

– Согласно закону, призывник, если он не расписался на повестке, в демократических странах, имеет право не явиться в военкомат для транспортировки его к месту службы. Он может сказать: я не знаком с повесткой, мне ее, эту повестку, никто не вручал.

– Как, как? Повторите еще раз, господин посол, великий друг моей Украины, я, что-то никак не пойму, – проговорил Вальцманенко, складывая руки.

– Ты, как это по-русски? а, дундук. Ты дундук. Ты должен показать мужику повестку, дать ему ручку и сказать: распишись, любезный. Как только он расписался, ты повестку в карман и ждешь. Не явился призывник, ты его в суд. Суд приговорит к пожизненному сроку, и пусть сидит на радость другим и тебе как президенту.

– Ну, теперь понял, теперь понял, господин посол. И как это я раньше не догадался? А ведь напряженно думал. Даже лежа в кровати. Буквально сегодня утром. Уже буквально приблизился к разгадке, остался один шаг, нет – полшага, и тут подходит супруга и сообщает: Петя, вставай, кофе готов. Ах ты, Боже мой, Боже ты мой! Ну, спасибо, мильон раз спасибо.

– Яйценюх, и де ты, Яйценюх, Наливай-Разливай, куда вас черти носят? А не туда, Полдурак! И де ты, Полдурак? Срочно военный совет. Тебе пятнадцать минут на сборы. Чтоб все были на месте, чтоб пуговицы, кокарды сверкали, как, у кота яйца!

Военный совет проходил во Дворце наций, а точнее в православном храме, имевшем косвенное отношение к московскому патриархату, разгромленному бандеровцами с благословения бывшего сотрудника КГБ киевского патриарха Филарета. Этот Филарет в свои 86 лет издавал такой запах на всю Украину и на всю Европу, что все чихали и не могли остановиться. Но вся трагедь в том, что эта вонь, как-то незаметно подкрадывалась и действовала на мозги, и Филарет становился все более и более популярным. Мы вынуждены о нем еще вспомнить.

Генералы тут же собрались, и у них все блестело, а у некоторых лысины блестели ярче кокард и пуговиц. Верховный Главнокомандующий опаздывал. И не просто так. Целый отдел журналистов и просто писателей трудились 46 минут над докладом президента на военном совете. Доклад должен был вместиться на одной странице и занять не больше трех минут, поскольку, как утверждал сам Вальцманенко: краткость – сестра таланта.

Генералы встречали своего Верховного под духовой оркестр, аплодисментами, криками ура и «слава Украине!».

– Воины доблестных вооруженных сил, пановы офицеры, господа генералы! Слава Украине! Мобилизация на гране провала. Мы все в этом виноваты, не призывник, а мы виноваты. Повестки надо вручать под роспись призывника. Все, я кончил.

– Ура! Ураа! Ураа!

– Всем понятно?

– Ура! Урааааа!

– За работу, господа генералы и плутковники!

Генералы сразу поняли, в чем дело и промеж себя стали утверждать: ну и умный же наш Верховный, не то, что был Кравчук и Ющенко. Они никуда не годились, а вот Вальцманенко человек умный, он стратег и политик. Дай ему Бог здоровья.

– Говорят: много употребляет.

– Э, это ерунда. Можно подумать, что наш брат безгрешный.

Хоть доклад президента и не имел прямого отношения к военному совету, но начальники военкоматов поняли, в чем секрет успеха, и стали запускать эту уловку с росписью на повестке призыва в армию во всех военкоматах страны.

Подавляющему числу военкомов на местах пришлось хвататься за голову, все они, как один, выглядели сиротливо и жалко. Боязнь потерять работу, лишиться дополнительной к пенсии зарплаты, тяжелым грузом давило на их плечи. Кто-то подал замечательную идею мысленно превратить всех новобранцев в скот на двух ногах, оторванных от цивилизации, и это дало бы возможность отлавливать их, как яйценюхов, выпущенных из клетки.

Для этого нужна была большая подготовительная работа. Скажем на село была спущена цифра 1500 двуногих яйценюхов, которых предстояло отловить, посадить в микроавтобусы, запереть и доставить в военкомат. В военкомате уже заседала врачебная комиссия, которая тут же давала заключение: годен! без всякого предварительного медицинского осмотра. Далее формировался списочный состав, распределение по взводам. Каждый взвод получал своего командира. Каждый командир говорил своим солдатам: вам повезло, ребята. Все вы отправляетесь на море охранять дачные участки Коломойши, Ахметова и Вальцманенко, нашего президента. Там обалденная кормежка, молоденькие девочки, клубничка, кафе и всякие блага. На хронт? Да что вы? Кто вам такое мог сказать? Это провокация москалей. Не верьте!

Но, так как никто не верил в эту аферу, и взводы, батареи, воинские части не наполнялись в количественном исчислении, то военкомы решили запустить операцию под кодовым названием «отлов».

В каждом селе отловом занимались ответственный работник по призыву, уполномоченный участковый, депутат сельского совета, иногда и председатель и один представитель военкомата.

Пустые микроавтобусы стояли возле сельского совета в ожидании наполнения, а непрошеные гости, пытались войти в дома испуганных до смерти граждан.

– Прячься, – сказала Марина мужу, который сидел за завтраком. – Идут. Заберут тебя насильно, отправят на фронт, и я тебя больше никогда не увижу.

– Куда прятаться, поздно уже.

– Под кровать, живо.

Миша полез под кровать, очутился в паутине, пыли в палец толщиной и притих, как испуганная мышка. Марина стянула покрывало до самого пола и выбежала на улицу. Гости стояли у порога.

– Ваш муж подлежит призыву в армию. Вызовите его, пожалуйста. Пущай подпишет эту бунажку.

– Его нет дома, – сказала супруга. – Какую еще бунажку?

– Повестку. А ежели его нету дома, то распишитесь вы.

– Я? Ни за что в жизни. Я никада никаких бунажек не подписывала. Даже в загсе не подписала. Кума за меня поставила подпись. Шо вы, шоб я? Ну-ка брысь отселева, оглоеды проклятые.

– А где сын Тарас?

– Уехал в Чехию на заработки.

– Как же так? Мы перекрыли границу с Чехией до окончания анти…анти…манти операции, – сказал участковый. Он у вас лежит под кроватью.

– Заходите, пожалуйста, – сказала Марина, моргая участковому.

Участковый зашел в коридор и остановился.

– Бутылку срочно.

– Вот она!

– Гляди, шоб завтра вас дома не было. Никого. Пойняла? Мы завтра снова придем.

– Ой, спасибочко. Вы знаете, что у меня трое детишек мал мала меньше. Как их оставить?

– Да цыц ты, знаю я все.

Великие люди села ушли, за домом разделили на троих и пошли к следующему дому.

Простым людям пришлось прятаться, а вот сыновья богатых и членов хунты разъезжали по Киеву на Мерседесах, чаще на красный свет и их никто не брал в армию защищать родину. В народе пустили слушок, что сын Трупчинова получил повестку, но уже на следующий день военком был освобожден от должности. В назидание другим.

48

Простому человеку война не приносит радости. Отцы и особенно матери, что остались в Галичине, каждый день ждали весточки от своих сыновей, отправленных на Донбасс воевать, Бог знает за чьи интересы. При помощи мобильной связи, этого чуда современной техники, теоретически можно было созвониться в любое время. Расстояние не играло роли.

Аня Микуляк из Ивано-Франковщины названивала сыну ежедневно, а иногда и ночью. Но никто не отзывался. Однажды в три ночи Дмитро отозвался. Все кимарили в землянке, а он не спал. По многим причинам. Уже третий день ни каши, ни колбасы, даже ливерной не подвозили, чай кончился, а буханку хлеба привозили раз в три дня, и то ей можно было разбить голову. К тому же Дмитро был ранен осколком в ногу. Осколок никто не вытащил, рана ныла, беспокоила.

– Мама! Мама! Это я, Дмитрий. Ты меня слышишь? – шептал он в трубку, но этого было недостаточно: голос сына едва различала мать на том конце.

Он вышел из землянки и под яркими звездами, примостился к стенке и говорил громче.

– Мне плохо. Третий день не кушал, да еще ранило в ногу, осколок остался, но воевать заставляют. Я не хочу жить, приезжай, забери меня из этого пекла. Мы не с москалями воюем, а своих убиваем, граждан Украины. Они на нас злятся, говорят, мы эту войну затеяли…

Тут раздался грохот, голос сына пропал, а мать Аня Микиляк уронила трубку, поливая ее слезами. Все ждала повторного звонка, но этого звонка не было, ни в течение этого дня, ни в последующие, а к концу недели ей прислали гроб с телом Димы.

Весь квартал города Ивано-Франковска провожал парня на кладбище замороженного, упакованного в мешок черного цвета. Дима был известный парень в округе, пользовался популярностью среди девушек, рвался на фронт, как только на Юго-востоке начались военные действия, и мать провожала его, напутствуя: ты там не жалей москалей, это они войну затеяли и заслуживают отмщения. Я за тебя буду Богу молиться, шоб он тебя берег, а ты сносил головы нашим врагам.

А теперь настроение матери начало меняться. Да и других матерей и отцов тоже: гробы с телами ребят приходили во все кварталы города, как Ивано-Франковска, так и Львова – цитадели бандеровщины. Родители не меняли своих взглядов относительно русских, их сердца не могли смириться с гибелью своих чад, и это способствовало еще большему патриотизму, оно было выше любви к своему кумиру Бандере и современным героям Музычко и Ярушу.

Второй сын Иванко, ему недавно исполнилось семнадцать, тоже рвался в бой, но мать сказала: только через мой труп.

Матери постепенно стали объединяться, они хорошо помнили свое участие в бессмысленных выступлениях против Януковича осенью прошлого года и, особенно в феврале 14-го. Теперь опыт пригодился. Где-то в подспудном сознании зародилось неприятие такой простой дешевой отправки на восточный фронт молодых ребят в качестве пушечного мяса.

Таких матерей набралось более пятисот, и они решили с плакатами выйти в город, пройтись по улицам и остановиться у военкомата, откуда был отправлен на фронт, недавно похороненный Дима. Откуда-то появилось телевидение, и эта запись была продемонстрирована по российскому спутнику на всю Европу.

Вальцманенко это нисколько не встревожило, он знал, что бандеровцы его лучшие друзья и нет ни одного народа, который бы испытывал такую лютую ненависть к своим братьям, как галичане. Он наоборот обрадовался, что женщины запада проявили активность.

Он тут же позвонил Бардаку за океан и ждал три часа, пока друг не окончит процедуры и не возьмет трубку. Наконец, счастье улыбнулось.

– Пан Вальцманенко, агент 006, я тебя слушаю, – произнес Бардак, зевая.

– Господин великий Бардак! Докладаю! Компания по новой мобилизации украинских богатырей идет успешно и уже завершается. Стало в строй полтора миллиона человек, надеюсь, России теперь дадим прикурить. Но, представляете: женщины активизировались. Даже демонстрации устраивают: почему, дескать, не призываете в ряды вооруженных сил молодежь с возраста 16 лет и старше 80. Почему не призываете женщин? Мы тоже хотим отомстить террористам-москалям. Моя душа наполнилась радостью. Я даже не спал всю эту ночь. И все же, господин великий Бардак, окончательно победить москалей мы сможем только с помощью Америки. Возьмите нас под свое крылышко, сделайте нас союзником США, чтоб москали не могли на нас кидать бомбы или сбивать чужие самолеты. Нам еще Крым надо отвоевать. Как только вы нас присоедините к себе, наши доблестные войска тут же пойдут на Крым. Там уже отстроена ваша вилла. Флот мы выгоним и запустим американский. Господин великий Бардак! Вы меня слышите, господин великий Бардак! Это я, Вальцманенко, ваш агент 006 с 2001 года.

Но, очевидно, буря над океаном помешала дальнейшему общению, имеющему огромное значение для истории Украины.

А протесты на западе Украины набирали силу. В этих протестах стали принимать участие не только матери, но и отцы, пока и они не понадобились в качестве пушечного мяса.

Руководство отдельных военкоматов пошло на хитрость: подгонялись автобусы, грузовые машины, крытые брезентом, микроавтобусы, призывников запихивали почти насильно, а матери брались за руки и преграждали дорогу. Ругань, мат, крики, слезы. Если это не помогало, матери ложились на асфальт. И если водители не сумели пойти на хитрость, свернуть в переулок и обойти протестующих, то акция срывалась. Военкомы уходили, садились в свои кресла, обхватывали голову руками и плакали, словно только что потеряли дивизию в бою с неприятелем.

Но напрасно военкомы так переживали. Раз Вальцманенко доложил великому Бардаку, что компания по привлечению новых военнослужащих для антитеррористической операции прошла успешно, значит, она так и считалась – успешной. А то, что отдельные несознательные призывники умудрились не встать в число передовых и миновать призыв, ничего страшного, они будут призваны в следующий призыв, который уже начал разрабатываться. В этой кампании предусмотрено привлекать и женщин для борьбы с терроризмом, а также увеличить призывной возраст до ста лет. Эти люди пойдут с палочками в руках, как немецкие бюргеры перед падением Берлина.

Пока кампания по новому призыву в доблестные вооруженные силы не срабатывала, а звонки с фронта иногда повторялись, и это было гораздо лучше гроба с телом сына, матери продавали все, что могли до последней кофты, пользуясь летней жарой, и уезжали на далекий Юго-восток забирать свое чадо.

– Мама, приезжай, забери меня отсюда. Я в плену. Говорят, что я – пацан и одного не отпустят: заблужусь. Приезжай, забери. Я больше никогда не поеду на хронт. Номер телефона у тебя есть. Позвонишь. Адрес давать не имею права.

Это звонил Миша или по-украински Михайло.

Мама Юся, львовянка, собралась в путь, напутствуемая другими матерями.

– Ты, Юсенька, обязательно отыщи мово Яцека и ежели он жив, здоров, прихвати его с собой, вместе с твоим сыном. Тышшу рублей, то бишь гривен заплачу, в самый раз дорога окупится. Только не забудь – Яцек Лавривский, бригада самого Яруша. Так и передай: Лавривские требуют сына домой. Хошь, пятьсот сейчас дам.

Юся деньги не взяла: боялась, что не найдет мальчика, как тогда в глаза смотреть соседям, что живут в конце улицы имени Бандеры.

Юся поехала в Донецк, позвонила сыну. Трубку взял чужой дядя, спросил, кто звонит и чего надо. Он был приветлив и сразу сказал, когда она назвала фамилию сына, чтоб приехала в Славянск и еще раз позвонила по этому телефону. Если никто не ответит, чтоб не переживала: в Славянске сейчас идут тяжелые бои, вполне возможно, что он и ее сын Михайло будет сидеть в подвале и не услышит звонка.

– А как же?

– Мама, делай то, что говорит дядя, – сказал сын и телефон отключился.

В Славянске Юся появилась только на следующий день, канонада стихла, она продолжалась почти всю ночь, город был практически полностью разрушен. Ей ответил тот же голос. Вскоре она обнимала и целовала сына.

– Кто вы? – спросила она наставника своего сына.

– Сепаратист Дубовой.

– Не может быть!

– Да, мама, этот дядя действительно сепаратист, но такой хороший, не то, что наш командир, который нас сюда послал.

– Ну, Михайло, будешь еще воевать со своими братьями?

– Никогда в жизни. И всем скажу во Львове: не верьте бандитам. В Донецке хорошие люди и они воюют за свою землю. Это наши послали сюда танки, системы Град и всякую муть, чтоб убивать ни в чем неповинных людей.

– Доброго вам пути, берегите сына. Негоже, чтобы такие юноши умирали.