Текст книги "Грибники"

Кристина мягко засмеялась.

Он встал и двинулся к балкону, пожелав ей спокойной ночи.

Глава 16. Слом миров

Когда Кристина, преодолев ещё не совсем подсохшую тропинку, ведущую с горы, выбралась из колючих кустов на пустошь, внизу уже сидел Джафар. Перед ним на земле хаотично валялись аккуратно разрезанные куски деревянного шеста – следовательно, он находился здесь уже не первую минуту и даже успел потренироваться.

– Только не говори, что ждёшь меня со вчерашнего вечера! – радостно обратилась к нему девушка.

– Не скажу, – согласился Джафар, поворачиваясь к ней. – Ожидать от меня такой преданности было бы неразумно.

Кристина засмеялась. Она ещё находилась под впечатлением от беседы с Эйзеном, который влиял на мир положительно, делая его увлекательным и прекрасным. Это сказывалось даже во время дороги: скользкие лужи были наполнены дождем, чтобы порадовать Кристину; колючие кусты росли исключительно, чтобы увлечь и развлечь Кристину; даже заноза, которую она посадила в коленку, упав, тоже попадала в разряд удивительных жизненных чудес, призванных показать Кристине, насколько многообразна жизнь. И Джафара, сидящего на едва высохшей после ночного дождя огромной коряге и смотревшего на неё сквозь мокрую занавеску сильно отросших чёрных волос, она воспринимала как подарок мироздания самой себе.

– Ты был прав насчёт Эйзена, – сообщила она. – Он волшебный! Я с утра ещё не могла оторваться, смотрела на бабочек! Это абсолютное счастье. Будь у меня такие коллекции, мне в жизни больше ничего не было надо!

Она заметила, что настроение у механика уже с утра мрачноватое, однако, услышав про бабочек, он бегло улыбнулся.

– А в обществе принято считать, что женщинам нужна семья и все, – сказал он.

– Пусть общество отправит себе в задницу эти заблуждения! – заявила Кристина. – Оно меня никогда не понимало. Моя мама – человек пострадавший от патриархальной пропаганды. В ее молодости тоже было принято считать, что если девица не вышла замуж, то зря прожила жизнь. Она и вышла. Батя бухал двадцать лет. Разве наблюдать такое, а не бабочек – цель жизни? Для этого мы рождаемся на свет, Джафар?

Джафар пожал плечами. В ответах на такие вопросы он ориентировался плохо.

– Я хотел бы тебя попросить, – сказал он, – никому не рассказывать то, что ты узнала от Эйзена. Про предполагаемый принцип действия тридерисов и про мир за воротами. Потому что желающие присвоить и разрушить не дремлют, и если дать им слишком много информации, они присвоят и разрушат.

– А насчёт сторнов?

– Насчёт возникновения сторнов догадываются наши клиенты, и это как раз та информация, которая нас защищает. Никому не охота связываться с заразой, превращающей человека непонятно во что.

– Я буду старательно хранить вашу тайну! – пообещала Кристина. – А если я кому-нибудь расскажу, мне придётся умереть?

– Боюсь, если ты кому-нибудь расскажешь, сначала придётся умереть мне, – вздохнул Джафар.

Внезапно у Кристины в голове возникло очень реалистичное видение: Джафар в цинковом гробу, в изодранном чёрном костюме, руки сложены на груди, левый глаз выбит – она даже рассмотрела синеватую, размытую в толще мертвого лица границу гематомы – а суставы пальцев ободраны до кости.

– Ты не умрешь, – сказала она, содрогнувшись. – Ты не можешь умереть.

Джафар посмотрел на неё с непонятным выражением.

– Рад бы согласиться, – осторожно сказал он. – Пока что, если верить в закон подлости, я и впрямь не могу – меня здесь слишком многие не любят… Но не стоит о туманном будущем. Что ты наблюдала помимо бабочек?

Был в его вопросе какой-то тщательно скрываемый интерес, но о его природе Кристине думать не хотелось.

– Я наблюдала смысл всего, – сказала она, присаживаясь рядом с ним на корягу. – Счастье. Покой. Правда, с утра у меня был лёгкий сушняк, и я некоторое время не могла уснуть обратно. Сидела и наблюдала музыкальную шкатулку, которую нашла у себя в комнате. Ее можно завести, и тогда в ней картонные дамы и кавалеры в очень красивых костюмах – из картонки же легко сделать очень красивый костюм – танцуют польку. Их лица до странности похожи на наши. Там есть ты, я, Эйзен, Рэнни и странная безликая фигура в капюшоне. Марина есть. Ты знал, что Рэнни – брат Аси? Когда я спросила Эйзена, что он тут делает, Эйзен сказал, что деньги зарабатывает. Но сказал это не очень уверенно. Мне кажется, он не вникает в причины, чувствует себя виноватым перед Рейнольдом за то, что случилось с его сестрой. Еще поэтому помогает ему.

Джафар помолчал, потом сказал:

– Рэнни иногда ночами ходит в лес, к железному мосту. И там играет музыку. Просто так.

– Ух ты! Хочет переделать тридерисы, чтобы они стали хорошими?

– Причину я не рискнул бы уточнять. Но это странная привычка.

Некоторое время они сидели молча, слушая стрекот кузнечиков в скудной траве на краю обрыва и шум воды далеко под ним.

– А ты веришь, что можно сделать мир лучше? Ну, хоть какую-то его часть? – спросила Кристина. На ее взгляд это был невероятно дурацкий вопрос, продиктованный ее эйфорическим состоянием, выразить которое по-другому она не могла.

– Если бы я в это не верил, я замёрз бы на Севере, в этом проклятом доме, когда у меня была такая возможность, – неожиданно ответил Джафар.

– Неужели, – тихо спросила Кристина, – ты и тогда думал об этом?

– Надо было думать об этом… чтобы не захотеть умереть. Потому что хотеть этого нельзя. Это желание стирает тебя и все, сделанное тобой. Умирать надо со смирением, но без желания.

– И ты всегда следовал этой заповеди?

– Конечно, нет. Я не всегда могу быть… таким сильным, каким мне хотелось бы себя представлять. Я лишь прах милостью богов на миг получивший душу.

Немного поколебавшись, Кристина сказала:

– Когда я спросила у Эйзена: «а что, Джафар правда потомок богов?», он ответил: «боюсь, как бы не предок». Почему?

Джафар коснулся левого глаза.

– Ложные воспоминания. В сознании по ночам всплывает, будто бы в долине за воротами прошла довольно большая часть моей жизни. Хотя этого никак не могло быть. И вот там, да, я бы мог стать предком не только богов… но и вообще всего человечества. Если объяснять это явление с бытовых позиций, то оно, конечно, просто следствие влияния спор тридерисов, или шуток леса, как и твоя зима, но… за воротами действительно немного другой климат.

– Ты ведь ходил туда, когда я ушла. Там прошлое Земли?

– Там обычное место. Никого нет, кроме деревьев, насекомых и каких-то руин. Впечатление такое, что руины застыли во времени, а деревья – нет.

– Эйзен говорит, тридерисы растут на сломе миров.

– Это, пожалуй, единственное объяснение как эндемичности тридерисов, так и всем прочим странностям этого места. Помнишь все эти истории про ворота в Шамбалу и тому подобное? Вот это тоже ворота, и мы не знаем куда. Эйзен считает, что оттуда в наш мир могла прийти жизнь как таковая. И то, что я там жил… может, и жил. Теперь я там не живу, потому что этот мир погиб. Правда, погиб непонятным образом, что-то сделав со своим временем… Так странно. Здесь, у нас, ты умираешь, а люди продолжаются. И только за воротами они закончились.

Поражённая внезапной идеей, Кристина вскочила. И не выдержала.

– Твоя тетрадка! Ну, которую Данка сфоткала. Она оттуда?

Джафар посмотрел на неё снизу вверх.

– Да. Кстати, тетрадку можно было просто попросить.

– И ты б ее одолжил?

– Не уверен, но это был бы, по крайней мере, предмет для обсуждения.

– Данка бы все равно не поняла, о чем это на самом деле. Я видела только два рассказа. Что там дальше?

Джафар посмотрел на неё и осуждающе покачал головой.

– Дальше, – сказал он, – там упоминается некий Джафар. Очень похожий на меня.

– И все это могло быть в доархейской эре по земному времени?

– Не знаю… тысячи миллионов лет – не тот отрезок, который может удержать человеческая память. Даже если я чей-то предок.

– Как здорово! Ты мог принести жизнь на эту планету!

– Я и один из героев этих историй. Нам достаточно было явиться на пустую Землю и на ней когда-нибудь умереть. Бактерии, жившие на нас, дали бы начало вашей эволюции.

– Это невероятно!

Кристина не могла усидеть на месте. Она ходила туда-сюда по мокрому такыру и генерировала идеи одну фантастичнее другой.

Джафар следил за ней, и взгляд его, обычно отстранённый, выражал грусть и тепло. Ему тоже хотелось бы так вот бегать, непрерывно выдавая безумные мысли. Но он – не Эйзен. Он не способен никого вдохновить или зажечь чье-то воображение. Разве что иногда понять.

– Ты какой-то грустный, – наконец-то заметила Кристина и остановилась. – Что тому виной?

– Новости. Ничего трагического, но неприятные.

– Ой! Что же?

Кристина снова села на корягу.

– Кто-то ночью вломился через окно в твою комнату. Не обнаружив там тебя, направился к дому три – Мишка в нем ночевал, говорит, собака напугала злоумышленника – бросилась и зарычала, когда он к двери подошёл. Вторжение к тебе в комнату случилось сразу после дождя, потому что окно он оставил открытым, но воды внутри мы не нашли.

– Ничего себе… Что он хотел?

– Не сказал. Мы даже не знаем, как он выглядел. Камер в посёлке мало, злоумышленник планировал свой маршрут по слепым зонам. Только одна его засекла.

– Значит, это тот, кого не знает Трина, – размышляла Кристина. – На своих она не рычит… И как он выглядел?

– Странная безликая фигура в капюшоне, – сказал Джафар. – Чёрная накидка. Человек серьезно подошёл к своей миссии. Поэтому, – Джафар поднялся с коряги, – я повторю свою просьбу: будь очень осторожна и поменьше рассказывай.

– А про бабочек?

– Про бабочек можно. Но не про всех. Если он показывал тебе тех, других…

– Про других он и сам просил не говорить… И, кстати. Ещё он просил передать тебе, чтобы ты зашёл. У него назревают какие-то проблемы в бизнесе, и он хочет с тобой их обсудить. Он допускает мысль, что они связаны с тем, что происходит у нас.

– Логично. Что ж, я зайду, – размышлял Джафар вслух. – И наверно, лучше это сделать сегодня, пока Сергеев здесь.

– Точно, – хмыкнула Кристина, – за ним мы как за каменной стеной! А уж как перспективны его люди!

Джафар посмотрел на неё с усталой укоризной.

– Да, – сказал он. – Но их профессиональным качествам, конечно, далеко до художественной ценности того спектакля, на который мы пойдём… когда там?.. послезавтра.

Кристина весело улыбнулась и ткнула его кулаком в плечо.

*

– Я предлагаю сначала зайти ко мне, – сказал Джафар, когда они приблизились к посёлку. – Возьмём инструменты, чтобы починить твоё окно.

– А решетку на него нельзя поставить?

– Можно, но тогда всем троим придётся ставить решетки. Потому что злоумышленник может попытаться пройти через комнаты твоих подруг. Я бы порекомендовал на время поселить у вас Трину. В плане сочетания детекции и защиты от непрофессионалов ничего лучше собаки ещё не придумано.

– Прекрасная идея!!! – обрадовалась Кристина.

Всю жизнь она больше любила кошек, чем собак, но именно с этой собакой у неё сложились прекрасные отношения. Забрать Трину, да ещё вместе с приплодом – это ли не мечта? Кристина знала, что в присутствии животных и люди становятся лучше. Более добрыми и открытыми. Тем более ей теперь не надо будет никуда тащиться, чтобы потискать щенков.

В резиденции Джафара, а точнее, в мастерской, от двери вело два прохода. Разделялись они условным стеллажом, сваренным из металлических рам, толщина которого, за счёт наполнявшего его содержимого, была около двух метров.

Левый проход был короче и вёл прямо к комнате хозяина, а правый был длиннее, но вёл в тупик.

Туда-то и заглянула Кристина, пока Джафар собирал все, что ему может понадобиться.

В нише самой задней стены светилось что-то зелёное, и подойдя ближе, Кристина увидела большой аквариум. В нем было все: освещение, фильтры, растения. Присмотревшись, Кристина насчитала семь видов растений и девять видов улиток.

Другой разумной жизни в аквариуме не наблюдалось. Так же, как и, если верить Джафару, за воротами.

*

Пока Джафар занимался окном пострадавшей комнаты снаружи, Кристина провела инвентаризацию внутри и выяснила, что из ее вещей не пропало ровным счетом ничего. Да она и не волновалась особенно – брать у неё в жилище было нечего. Несколько единиц одежды, висящих в шкафу, альбом с карандашами на столе, зарядник от мобильного. Все украшения, которые носила Кристина, были на Кристине. Документы взломщика тоже не интересовали.

– Скорее всего его интересовала ты сама, – сказала Марина, когда девушки после починки окна втроём сидели на кухне и обедали. – Что-то, что ты знаешь.

– Что я могу знать?

– Подумай.

– Лучше расскажи, как тебе герцог, – хищно блеснув глазами, потребовала Дана. – Правда толстый и лысый?

– Не.

Кристина засмеялась.

– А какой?

– Молодой и волосатый.

– Серьезно?

– Ну. Блондин.

Покопавшись в телефоне, Кристина предъявила сделанные украдкой фотографии Эйзена Раунбергера.

Дана аж присвистнула.

– Неудивительно, что ты осталась там ночевать! – воскликнула она. – Я бы тоже осталась.

– Я в другой комнате спала.

– А он в своей не предлагал?

Кристина вздохнула. Ох уж все эти тонкости межличностного общения, которые невозможно объяснить прямолинейной Данке!

– Сказал, могу зайти, если захочу. Просто из вежливости сказал. И вроде даже испытал некоторое облегчение, когда понял, что не зайду.

Марина захихикала.

– А что так? – нахмурилась Данка. – У него кто-то есть?

– У него есть прошлое, – сказала Кристина и поведала про Асю.

– Она и есть та самая Августина, на которую тут все записано, – догадалась Данка. – А вступить в наследство Эйзен не может из-за условий завещания.

– Ну да.

– Хитро. Теперь понятно, почему он регент. Или герцог. На самом деле все принадлежит мертвой королеве.

– Если она на самом деле мертвая, – зачарованным голосом сказала Марина.

– А что есть сомнения? – спросила Дана.

Марина пожала плечами.

– Ну… Она могла превратиться в сторна.

Глава 17. Разговор

– Ну наконец-то, Кристик! – мать на экране улыбалась. – Ты не звонила нам два дня! Мы уже волноваться начали, не случилось ли что. Как ты?

– Привет, мам! – бодро начала Кристина, пытаясь установить мобильный телефон на столе, подложив под него хлебную горбушку. – Я – нормально, тут очень интересные места. Ну, где погулять. Работы много, но мы успеваем и на пляже загорать, и купаемся, и в лес ходим. В столовке кормят хорошо, но мы с девчонками обычно сами готовим. Как вы там? Как папа?

– Папа уже почти здоров, – заявила Арина радостно, но с некоторым привычным уже сомнением. Данным о здоровье мужа, даже собственным, она не доверяла до сих пор. – Возможно, в следующие выходные поедет на дачу. Мы хотим поставить навес для дров. Девочки за тобой заходили, я сказала, ты работаешь.

– А, хорошо. Привет им.

Арина набрала воздух и приступила к серьезной части разговора.

– Мы на остатки денег папе инструмент купили и Лешку в лагерь отправили. Специальный, чтобы он социализировался. Говорят, их программа творит чудеса. Правда, хорошо бы он там не одну смену, а три провел, но это уж если ты сможешь нам немного докинуть. А не сможешь, так и не надо…

– Ну… – Кристина задумалась. – Посмотрим. Может, еще в лес схожу.

– Нет-нет, – мама протестующе подняла руку, – я не настаиваю, просто если уж возможность будет… Может, даже новую стиральную машину купим. Дачу обошьём… Посмотрим… А то я уже устала руками стирать, – она покрутила руками перед камерой, – вон, все шелушатся и трескаются… Таня звонила. Спрашивала, как ты. Ольга-то ее замуж выходит, ты знаешь?

– За Андрея?

– Нет, с Андреем она рассталась. Там какой-то новый появился. У него свой бизнес вроде как.

– А. Ну, хорошо.

– Тут тебе Лешка письмо написал. Где оно… А, вот. «Здравствуй, Кристина. Тут у подъезда три раза какой-то мужик тебя искал. Говорит, ты у него работала».

– Владислав?

– Не знаю. Лешке он не представлялся.

– Спроси, какое у него ко мне дело, хорошо?

– Хорошо. Я смотрю, ты загорела… А, еще Митька тебя спрашивал. Помнишь Митьку?

– Да.

– Я ему сказала, что ты уехала деньги зарабатывать. Он все – с кем, да куда. Говорит, хочет возобновить отношения. Он теперь зарабатывает хорошо, велел передать, что прямо богат несметно… Только по-моему все это чушь, как всегда, – в голосе Арины появилась печальная ирония. – Я ему говорю, что ты у нас теперь больше зарабатываешь, но он, мне кажется, не способен это услышать и переварить. Гонор мешает.

Кристина хмыкнула. От этого гонора она бежала два года назад, не оглядываясь.

Побеседовав еще полчаса, почти до конца сеанса, Кристина положила телефон и задумалась о стиральной машине и грибах тридерисах. Главное, думала она, чтобы Регина сняла мораторий. Тогда можно будет аккуратно сходить на то же место, где они собрали так много в прошлый раз. Только надо будет купить себе специальный костюм, как у Алевтины, благо, деньги на это теперь у нее были.

*

Радуясь, что во время сеанса связи все разбежались по домам, Рейнольд осторожно сбежал в сквер и следующие блаженные полчаса импровизировал на гитаре, воображая себя в глубокой древности, среди римских патрициев и рабов.

Когда картинка сложилась окончательно, один из патрициев в начале аллеи действительно показался.

– Приветствую тебя, о почтенный! – произнес Рэнни, надеясь, что тот пройдет мимо.

– Привет, но ты мне льстишь, – ответил патриций. – Я пришел напомнить о нашем уговоре.

Рэнни напряг память.

– А! – воскликнул он. – Да. Принес ли ты… э… священный сосуд?

– Несомненно, – кивнул почтенный, вытаскивая из кармана пустой пузырек из-под валерьянки и отдавая его Рэнни.

Отковырнув крышечку, Рэнни некоторое время смотрел внутрь, а потом решительно взял у патриция один браслет, раскрыл его и лезвием надрезал запястье. Подождав, пока капля крови достигнет дна пузырька, он закрыл его и вернул его вместе с браслетом.

– Мог бы просто плюнуть, – укорил его патриций.

– Никогда! – оскорбился Рэнни. – Я же поэт.

*

Когда Джафар вышел к дому Эйзена, время стояло глубоко послеобеденное, и солнце опускалось за гребень гор.

На этот раз Эйзен встречал гостя сам – сидел в плетеном кресле у входа, рассматривая почти довязанного Марией Семеновной зеленого крокодила с розовой пастью.

– Здравия и благоденствия, – воскликнул он, увидев Джафара, – о величайший из великих воинов мира! Как я рад, что ты снизошел до нас, сирых.

Поднявшись, он быстро обнялся с гостем и вернулся к столику.

– Географически, – отвечал Джафар, осматриваясь, – снизойти как раз мог бы ты… но не стал.

С тех пор, как он был здесь последний раз, стол переставили, а плющ на шпалере переместился на стену дома. И в цементных кадках стало больше оранжевых и бежевых роз. Эйзен говорил, что такие розы любила Ася.

На столике стояла бутылка минеральной воды и два стакана.

– Я снисходил целых два раза, – напомнил Эйзен, – наполняя сначала дальний стакан, потом ближний.

– Вот и снизошел бы третий, – выдал Джафар автоматически. Его тренированный мозг привычно считывал пути штурма дома и пути отхода из него.

– Ну да, – кивнул Эйзен, – замирая со своим стаканом. – Бог, говорят, троицу любит… а нас – не очень… Пойдем в дом, – сказал он. – Я тебя накормлю и выдам документы по подготовке к ревизии. Передашь их Регине. Комиссия приедет через две недели. Я так понимаю, с военными.

– А они зачем?

– Кто-то стукнул, что у нас тут неблагополучно. Вот главные потребители нашего товара и обеспокоились, не готовится ли тут переворот. Они, как ты знаешь, беспокоятся только о таких вещах. Другое их, в силу примитивности их мышления, не заботит.

– Было бы странно ожидать иного от особей, готовых добровольно превращаться в грибы, – заметил Джафар.

– Угу, – мрачно подтвердил Эйзен. – Кристина мне рассказала, что там у вас происходит, а ты дополнишь то, чего я не понял.

Покорно поднявшись, Джафар направился следом за герцогом в сумрак отделанной мрамором прихожей, снимая с плеча небольшой матерчатый рюкзак с чем-то цилиндрическим внутри и думая, куда бы его пристроить.

*

– Признаюсь, я несказанно рад, что хотя бы Кристина смогла уговорить тебя на этот визит…

– Ты позвал, я пришёл, – сказал Джафар, определив рюкзак на пол у дивана. – Причем здесь Кристина?

– Я звал и раньше.

– Раньше серьёзных поводов не было.

Герцог проигнорировал эту унылую попытку оправдания и продолжил о том, что ему было на данный момент интересно.

– Приятная девица, кстати. Одобряю.

– Что одобряешь? – подозрительно спросил Джафар. Он забрал свой стакан со стола и теперь смотрел, как в пузыриках воды отражаются зеленые мотивы обоев, серые мотивы стола и оранжевые – свежей розы, наполовину торчащей из хрусталя.

– Твой выбор.

– Я никого не выбирал, Эйзен.

– Ну, значит, она сама выбрала… Я вот последние полгода постепенно подыскиваю себе новую спутницу. Езжу на конференции, знакомлюсь. И, как видишь, до сих пор один. Подумал, она бы мне подошла. Но когда увидел, как она говорит о тебе, с глубокой грустью понял, что хор мне, как говорится, пел.

– Присмотрись, может ещё и подойдёт, – буркнул Джафар, опустошая стакан до половины.

– Не в моих правилах вмешиваться в чужие отношения. Наоборот. Я уже хотел было рассказать ей, как ты в одиночку выпил пятьсот бочек рома, потом голыми руками завалил пятьсот быков и в ту же ночь удовлетворил пятьсот красоток, но понял, что эти молодецкие ценности ей глубоко безразличны.

– Что-нибудь такое расскажешь – убью, – уже более живо пообещал Джафар, допивая и возвращая стакан на стол. – Особенно про красоток. Она меня и так уже непонятно кем считает.

– А, так все-таки! – обрадовался Эйзен, добившись признания.

– Все-таки, – кивнул Джафар, не особо даже огорчившись.

– Ну, тогда не смею.

– Такая тема существует, – продолжил Джафар. – Но я не хочу ее развивать. Надеюсь, что само пройдет.

– Проходит обычно другое, – сказал Эйзен, погружаясь в воспоминания. – Такое – нет. Я уже достаточно жил на свете, чтобы это понимать.

Джафар помолчал, располагаясь в зелёном мягком кресле. Уронил руки на подлокотники, возвел глаза к потолку и некоторое время рассматривал лепнину вокруг люстры.

– Знаешь, у нас в полку, – начал он тихо, – служил один парень с посттравматическим расстройством: некоторое время был в плену. Где-то у курдов, что ли… Точно не скажу, мы старались его не спрашивать. Хороший человек и друг. Дома его ждали жена и двое близняшек. Он нам фото показывал. Любил их очень. Но как-то раз он ушел в отпуск… и пропал. Командование стало искать – а он под следствием. Опоил семью снотворным а потом всех троих порешил ножом в сердце. Сказал, что ему так спокойнее. Ни за кого переживать не надо. И вид у него при этом такой был… просветленный.

Эйзен нахмурился.

– Но ты же так не сделаешь, Яша, – сказал он так, словно знал про Джафара нечто такое, во что тот сам не верил.

Джафар продолжал говорить с потолком.

– Ни я, ни ты не знаем, что я могу сделать, а что нет. Лучше ей от меня держаться подальше.

– Слушай, ну это не может столько продолжаться…

Джафар поднял руку.

– Вот ты не снисходишь до нас, – сказал он с болью, – а у меня внизу, в гаражах, аквариум стоит. Там автономная система – свет, фильтры, подача воды, обогрев. Я умру, а этот аквариум еще лет десять простоит в гомеостазе. Так там растения есть… и улитки, девять видов. Но рыбы не плавают. Я не могу завести себе рыб, понимаешь? Я буду думать о них. Меня будет тревожить, что я их не покормил, хотя там и кормушка автоматическая. Рыбы – это уже что-то такое, что может запомнить тебя… и узнавать. И это не даст мне покоя, Эйзен.

– Понимаю.

Герцог тоже допил, поднялся с кресла, подошел к Джафару, дотронулся пальцем до поджившей ссадины на лбу.

– А это тебя кто?

– Не трогай мою голову; я и так ее уже почти потерял… В поселке есть сумасшедшая девица, зовут Схен. Вызвала меня на бой. Настучала в лицо.

– А ты?

– Сломал ей руку.

И Джафар в подробностях пересказал историю с вызовом.

Эйзен витиевато выругался.

– Кто ещё ведёт себя странно? – спросил он.

Пока Джафар излагал события последних недель и свою точку зрения на них, Эйзен сидел, подперев кулаком подбородок, и думал.

– Итак, – сказал он, когда Джафар закончил доклад, – что мы имеем? Партнеры, через которых реализуется наша продукция, решают якобы повысить страховой и прочие статусы нашего проекта до предприятия стратегического значения. Если мы не согласимся, нам придётся реализовывать продукцию через других, но других нет, и мы соглашаемся, потому что им и вроде бы нам это выгодно. Таким образом найден повод прислать комиссию, курируемую военными ведомствами. Военные ведомства почему-то не могут найти нужный кворум и планируют прислать нам с чиновниками частных наемников, якобы для их, чиновников, безопасности, потому что чиновники не прошли инструктаж по безопасности и не имеют допуска в опасный лес. Далее. Ваше начальство ещё официально не поставлено мной в известность о планируемом мероприятии, но на базе уже начинаются диверсии. Некто хочет напустить на базу сторнов и убивает полицейского, который об этом догадался. Присылают следователя. Тупого. Или который негласно поддерживает саботаж. Некто все же напускает на базу сторнов. Погибает главный приёмщик сырья. К следователю присылают двух стажёров, которые все же находят улику, но в таком месте, что убийство и диверсию можно списать на погибшего. Что они и делают.

Далее. Самое удивительное. В начале сезона к нам нанимаются три девицы, которых, как они вскользь упомянули в самом начале, привела некая книга о необычных явлениях, которая странным образом остаётся в памяти… у каждого, кто ее читал, так? Как там автора звали?

– Так, – подтвердил Джафар. – Звали его как одного из наших рейдеров прошлых лет. Гнедич. Может, просто совпадение, хотя фамилия редкая. По поводу памяти – она осталась только у Кристины, видимо, как у хозяйки фолианта. Остальные тогда сказали, что помнят только куски.

– Наш рейдер и девицы могли быть знакомы?

– Если и да, то девицы слишком хорошо играли неосведомленность. Все трое. А одна даже подставлялась очень глупым образом, и только случайно попала в поле моего внимания. И все это, вместе взятое, послужило основой для дальнейшего доверия.

– Допустим, ты не ошибся… Как и я. Я хочу в это верить. Далее. За одной из девиц начинает ухаживать один из рейдеров, но странным образом – то да, то нет, то за ней, то не за ней. Возможно он-то и подозревает, что она осведомлена больше, чем хочет показать… или он вообще ни при чем. Или рейдер скорбен рассудком. А кто знал про книжку Гнедича?

– Я, Альберт и Саша.

– Ты кому рассказывал?

– Тебе. А вот Сашка мог растрепать кому угодно. Но из администрации. Или…

– Или семье? Нет, семья у него никак не связана с нашими партнерами. Выходит…

– Выходит, кто-то из нас пятерых – крыса. Или некто подслушал разговор Сашки или Альберта. Хотя Альберт наверняка забыл про книгу. Если она вообще что-то значит в этом деле.

Мария Семеновна внесла ужин. Ели молча, пытаясь обдумать имеющуюся информацию и протянуть от каждого факта нити логики и вероятностей.

– Все равно, – сказал Эйзен, отодвигая пустую тарелку, – мы знаем слишком мало, чтобы делать выводы. Нужно совещание. Всех пятерых представителей администрации.

Джафар давно уже расправился со своей порцией и теперь лениво изучал лепнину на потолке.

– Согласен, – кивнул Джафар. – К вопросу об информации. Я принес тебе кое-что.

Наклонившись, он расстегнул молнию на рюкзаке и вытащил небольшого размера белый термос.

– Это что? – спросил Эйзен, отстраняясь. Видимо, из-за возникшего внезапно очень нехорошего предчувствия.

Джафар поставил термос на стол.

– Здесь два образца для анализа ДНК, – сказал он, не отводя взгляда от зеленых глаз Эйзена. – Того сторна, которого я убил, и нашего друга Рейнольда Клемански. Мы ведь только так говорим, что Ася умерла. А на самом деле она до сих пор числится пропавшей без вести. Возможно…

– Нет…

Быстро поднявшись из кресла, герцог вскинул ладонь, словно хотел защититься от возможного знания, и вышел на балкон, захлопнув за собой стеклянную дверь. Некоторое время он стоял там и смотрел на темнеющий внизу лес, приложив к губам сильно сжатый кулак, словно пытаясь заставить самого себя замолчать.

Отвернувшись, Джафар вытянулся на диване и определил голову на мягкий подлокотник. Всегда лучше знать, думал он, чем не знать. И он был уверен, что рано или поздно Эйзен с ним согласится.