Текст книги "Грибники"

– И не хочу, – поделился Влад. – Прикинь?

Вздохнув, Кристина поплелась за ним домой. Вообще-то она была согласна, зрелище допроса с пристрастием – так себе картина. Несмотря на то, что шапочка с электродами, которая якобы что-то стимулирует, явно была блефом. Джафар хорошо разбирался в человеческих страхах.

*

Пока Влад объяснял, как следует правильно приклеивать уголок, пока Кристина тренировалась на других бумагах; пока дрожащими руками прилаживала нужное, чтобы буквы совпадали до долей миллиметра – прошло два часа.

Влад в это время лежал на ее кровати, задрав ноги на спинку – спасибо, что хоть без обуви – и по порядку рассказывал свои сны с графом Гнедичем.

Когда он дошёл до видений Анфисы про северное зимовье, Кристина, к счастью, уже все склеила.

– Ты думаешь, это про Джафара было? – спросила она как можно более нейтральным тоном.

– Ну да; я узнал его морду, хотя он был лохматый и в бороде. А, ещё один сон был, не знаю про кого… там, короче, были мальчик и девочка. На дачах типа. Девочка постарше, а пацан мелкий совсем. Он ныл, хотел спасти котёнка, который сидел в клетке у какой-то тетки на участке. Девочка его отговаривала, типа тётка злая. Но он все равно полез через забор… открыл котёнка, тот утёк. А потом тётка эта как выскочит, да как начнёт орать проклятия! Аж меня пробрало… Ну что, получается?

– Почти…

Наконец Влада все устроило; они с Данкой отвели его спать в третий дом и выдали книжку на просушку.

– Ну, не приведи боги, мне опять этот ваш граф приснится! – сказал на прощанье зевающий Влад.

– Здесь может присниться и кое-что пострашнее, – мрачно заметила Данка, закрывая снаружи дверь.

*

Сдав грибы – теперь их принимал Костя – и оставив затем Данку дома, Кристина прошла дальше и в нерешительности остановилась перед калиткой Джафара.

– Я отвёл ее в камеру, – сказал он, подходя сзади. – Сбросил Олегу все ее признания. Завтра отвезу в райцентр. Надеюсь, эта Вавилонская дама полусвета там никого не совратит.

Кристина повернулась.

– А тебе я вот что скажу, – продолжил Джафар. Голос у него снова стал холодным, как вечная мерзлота. – Я прекрасно понимаю, что помимо меня в твоей жизни есть и другие люди. Твои родители и твоя подруга. И что они для тебя важнее, потому что их ты знаешь много лет, а меня всего два месяца. И я тебе, фактически, никто. И что ради них ты готова рисковать не только своей жизнью, но и чужой.

– Джафар…

– Подожди, – он остановил ее жестом. – Я ещё не все сказал. Я прекрасно понимаю, что, исходя из вышесказанного, мои просьбы можно игнорировать независимо от их содержания. И что будь я другим человеком, я бы, наверно, пережил твоё безразличие легче. Но у меня, так уж вышло, кукуха не на месте. И мне до сего дня очень хотелось верить, что ты меня слышишь… и помнишь обо мне… и об этом… это была моя любимая иллюзия, я за неё долго держался. О том, что я где-то тоже в приоритетах. Но все когда-нибудь кончается. И это заблуждение себя изжило… В связи с чем я хотел бы тебя попросить… понять меня последний раз. С этого дня мы с тобой увеличиваем дистанцию и общаемся только по делу. Это будет безопасней для тебя и куда спокойней мне.

Кристина набрала воздух и забыла выдохнуть. В его сбивчивой речи все явственней проступал грубый акцент, делающий ее абсолютно чужой.

– Да, – прошептала она наконец, окончательно деморализованная. – Прости…

– Вот и хорошо, – кивнул Джафар. – Ещё одна просьба. Завтра я улетаю… с утра. Это телефон с признаниями Алевтины, оригинал. Копия есть у меня и у ментов, а этот отнеси, пожалуйста, Эйзену.

Взяв телефон, Кристина только и могла, что кивнуть.

– Спокойной ночи, – сказал Джафар. Потом повернулся и ушёл, не оглядываясь.

*

Наутро посёлок неистово обменивался новостями: мол, убийцу поймали, это ведьма Алевтина, она окручивала несчастных мужиков, собрав из них целую банду, а кого именно – тайна следствия, хотя всем известно, что в полицию забрали Чекаву, Мишку Пасхалова с фермы и молодого врача Гошу Каменеева из поликлиники; со всех взяли подписку и отпустили, а Алевтину, подальше от народного суда, отправили в райцентр. А ещё она хотела припахать Рейнольда Клемански, но на него где сядешь, там и слезешь.

Вспоминая вчерашний день, Кристина осознала две вещи: они поймали преступника; Джафар ее послал ко всем чертям, потому что она легкомысленная идиотка, и ею очень легко манипулировать.

Утро и без этого было пасмурным, но от такого и вовсе померкло; выйдя к завтраку, она ещё и Влада увидела.

– Дерьмовое утро, – сказала она вместо приветствия.

– Нормальное, – возразил Влад, уплетая творожники, приготовленные раненой Мариной (на неё Кристина теперь тоже боялась смотреть). – Мне наконец-то перестала сниться ваша книжная нечисть. Нормальные вещи теперь снятся. Я так от них отвык!

– Нормальные – это какие? – с подозрением спросила Данка.

– Лес, – с довольным видом ответил Влад. – Сторны. Мы с ними бухали и играли в шахматы. Одного прямо так и звали – Гроссмейстер…

Данка развеселилась.

– А второго – Дебютант?

– Не, второй был такая пьянь, что имени своего не помнил… Кстати, книжку я с собой не возьму. Не хочу, чтоб меня из-за неё шлепнули по дороге.

– Угу, – буркнула Кристина. Ей тоже не хотелось тащить с собой фолиант, и она задумалась, а не подарить ли его герцогу.

Проводив Влада и выдав ему с собой еды, девушки стали собираться на работу, по ходу обсуждая Алевтину с заглянувшими узнать как дела Еленой и Рэнни.

– Она мне сразу не понравилась, – сказала Елена. – Я поэтому с вами не общалась, думала, вы такие же.

– Она все время втирала мне за оккультизм и политику, – поделился опытом Рэнни. – И постоянно меня трогала. А с ее когтями это выглядело очень пугающе. Один раз она поцарапала мне шею, второй раз… не скажу что… я еле спасся тогда.

*

Кристина дошла до своей работы только затем, чтобы погладить кошку Таську и отпроситься. Работать сегодня она все равно не смогла бы.

«Это была моя любимая иллюзия, я за неё долго держался».

Я не знала. Я не знала, что так важна для тебя, и что моя беспечность или мои обязательства перед другими причиняют тебе боль. Или вру, знала. А может, ты просто ревнивый, Джафар? Или ты правда так боишься чужой смерти? Когда Алевтина говорила про твоё прошлое, ты выглядел способным разрушить мир. А впрочем, ладно. Нам обоим так действительно будет спокойнее.

Временно утешив себя этой мыслью, Кристина стала собираться в горы. Надо выполнить его просьбу, даже если вся эта история будет неприятна несчастному обгорелому Эйзену.

*

В этот раз на крыльце белого домика прислуги не наблюдалось. В кресле садовника наблюдался растекшийся Эйзен, одетый в светло-зеленый атласный халат с бабочками.

– Привет, – сказала Кристина, выходя из кустов, обрамляющих тропинку и останавливаясь. – Мы поймали убийцу.

Эйзен открыл глаза, согнулся и встал, придерживая полы халата.

– Извини, – сказал он, – что я в таком виде. Никак не могу отмыться от копоти, до сих пор пахну, как шашлык. Кажется, ты не очень рада тому обстоятельству, что вы кого-то поймали.

Только теперь, на ярком свету Кристина заметила, что волосы с одной стороны у него обгорели, а на тыльной стороне руки, придерживающей халат, видны три волдыря – ожога второй степени.

– Я принесла запись допроса убийцы, – продолжила свою миссию Кристина. – Там есть и про того, кто тебя поджег… я этого человека не знаю. Хотя может, она его оговорила, с нее станется.

– Она?

Эйзен поднял бровь.

– Моя соседка, Алевтина Шатрова.

Кристина говорила, словно проталкивая слова сквозь толщу воды. Эйзен подошел ближе, посмотрел ей в глаза.

– Ты совсем расстроена, – сказал он. – Пойдем в дом; я сегодня всех отпустил, один сижу. Мария Семеновна поехала отвозить внучке крокодила. Тебе нравятся крокодилы?

– Смотря в чьем обличье, – ответила Кристина, вступая в сумрак прихожей и переходя оттуда в гостиную.

– Мне вот только в виде портфелей, – признался Эйзен. – Садись.

И сам сел на ручку дивана. Присев на край кресла, Кристина пересказала герцогу все свои вчерашние приключения.

Было чуть за полдень; лучи солнца, просеянные сквозь оплетающую окна листву, наискось падали на ковер гостиной. В стекло билась синяя тяжелая муха.

По ходу повествования герцог задавал вопросы, точность и выверенность которых абсолютно не вязалась с его обычным дружелюбным и расслабленным видом. Представился Рэнни со скальпелем, попадающим точно в нервные узлы.

– …Ну а вечером твой друг, Джафар аль Кемнеби, сказал мне, что теперь будет со мной общаться только формально и никак больше, потому что тратить свои бесценные эмоции на такую непослушную девочку ему больше не хочется. И, наверное, он прав. Он мне три раза говорил, чтоб в лес не ходила.

Эйзен пожал плечами.

– Он максималист, Джафар. Ему кажется, что услышать о чужом опыте – это все равно, что пережить его. Но есть граница между личностью человека и личностью окружающих. Он не всегда ее видит. Иногда он считает, что ты – это он.

– Серьезно?

– Абсолютно.

Эйзен поднялся, вынул из буфета бутылку вина и налил им обоим по бокалу.

– Давай за него, – сказал он. – Чтобы он был счастлив. Когда-нибудь.

*

Кристина дрожащей рукой протянула свой бокал и звякнула об Эйзеновский. Ей хотелось Джафара то ли побить, то ли оправдать в собственных глазах, но она понимала, что герцог справляется с этим куда лучше.

Пили стоя.

– Ну… А как ты после пожара? – спросила Кристина, по неким мелким признакам поняв, что ее собеседник тоже до сих пор переживает случившееся с ним. Герцог вздохнул и определил бокал на журнальный столик.

– Ну как… никак не отмоюсь… боюсь огня, нуждаюсь в собеседнике.

Он улыбнулся и чуть согнул руки в локтях, ладонями вверх, словно предлагая что-то; Кристина истолковала это по-своему. Отставив свой бокал тоже, она шагнула вперед, обняла герцога и поцеловала в шею. Ответные объятия были так бесстыдно нежны, что Кристина отбросила любые возможные сомнения и продолжила его целовать. Она слишком натерпелась за эти дни, чтобы иметь силы подумать, насколько ей это сдалось.

…Правда, если бы Эйзен упомянул какие-либо обстоятельства или допустил любой занудный комментарий, Кристина бы смогла оставить его и переключится. Но герцог – в отличие от предыдущих Кристининых парней, коих было примерно два – уже прекрасно знал цену спонтанности. Поэтому он только тихо, на выдохе, простонал:

– О, как это прекрасно…

И повёл плечами, сбрасывая халат.

…В дальнейшем – что выглядело занятно – герцог, как и положено герцогу, просто лежал на диване и в превосходной степени – если его хватало на слова, а так-то в основном междометиями – одобрял все, что бы Кристина ни делала. Возможно, он не был так совершенен физически, как Джафар, но родство двух несовершенных сближает, поняла Кристина, куда сильнее, чем стремление обладать совершенством. Эйзен тоже проникся этим тезисом в полной мере и даже исполнился сочувствия когда, придя в относительное сознание и потянувшись за салфетками, поинтересовался:

– Ты, наверно, устала?

– Ну… нет. Ты вдохновляешь.

– Тогда пойдем уже в спальню, а то в гостиной неприлично как-то.

Кристина, которая за все это время сняла с себя разве что куртку в прихожей, смутилась.

– А ты сам-то не устал… а, вижу, что нет…

– Ну что ты! Я еще не настолько постарел и разочаровался в жизни, – заметил Эйзен.

– Ты только жука не забудь снять, – встревожилась она, указав на герцогский пирсинг.

– Это непременно, – пообещал он. – Уже больше года не снимал… Слушай, а многоножку ты разглядела? – Эйзен ткнул себя в бедро, обвитое изысканной татуировкой. – Правда, классная?

– Отличная многоножка, – согласилась Кристина. – А ты не боишься, что какая-нибудь из твоих женщин может быть инсектофобом?

– Не может, я же всегда спрашиваю. Кроме того, – Эйзен запахнул халат и сел, – многоножку на время сеанса можно закрасить помадой, и это тоже будет интересное ощущение.

Кристина хмыкнула. Она и не думала, что на свете существуют люди – особенно мужчины – с которыми может быть так легко.

*

Еще часа полтора Кристина провела в белом доме. Голос Эйзена, его истории, его темный, полный теплоты взгляд, его руки и все остальное – всего остального герцога – можно было заносить в список самых исцеляющих воздействий за последние лет десять ее малоинтересной жизни. Самое прекрасное состояло в том, что она понимала – она за это ничего не должна, и он ничего не ждет. Во всех своих проявлениях он был искренним. Настоящим.

– Тебя еще от меня тошнить не начало? – спросил он, когда часы на стене пробили три.

– М-м… не-а. – Кристина перевернулась с бока на спину и посмотрела на циферблат. – А тебя тут время нормально идет?

– Мне кажется, чуть медленнее, чем на остальной планете, – ответил Эйзен.

Он тоже лежал на спине, с закрытыми глазами, сложив руки на груди и согнув одну ногу в колене. Несмотря на некоторую неспортивность тела, картина с него вышла бы отличная.

– Вы тут все немного напоминаете языческих богов, – сказала Кристина.

– Однажды, – тут же нашелся Эйзен, – когда Джафар еще жил здесь, лес наслал очередную волну тревоги… это когда ты себя не контролируешь и начинаешь либо на всех кидаться, либо подозревать… и вот, чтобы не подраться с ним, мы придумали, что мы – это не мы. Что он – Амон Ра и немножко Анубис, я – Осирис. Исиды у нас, к сожалению, на тот момент уже не было, но все прочее как-то отлично укладывалось в мифы.

– Тогда Алевтина, получается, Сет. Она пыталась тебя убить, правда, не своими руками…

– Или не она. Я когда послушаю запись, узнаю точнее.

– Эйзен.

– М?

– Я пойду? Меня там, наверное, уже потеряли. Спасибо за все. Ты мне как будто приснился.

– Не за что. Мне тоже стало значительно легче.

Он сел и пригладил рукой совершенно спутавшиеся волосы.

– Я тебя немного провожу, – сказал он. – Не хочу так быстро расставаться с чудом, которое всё-таки произошло, пусть и по касательной.

*

…Когда взгляду Кристины открылось подножие горы – пустошь у ворот, то первое, что она там увидела, был сидящий на коряге Джафар. Он явно ждал ее.

Как возмездие, подумала она. Никуда от него не спрячешься. Она была уверена, что не успеет перестроиться на общение с ним, и он может что-то сказать… или сделать…

Ну и ладно, подумала Кристина, ощутив злость. Дистанция, так дистанция. С такого расстояния тебе будет труднее портить мне жизнь.

Заметив ее, он встал.

– Привет.

– Привет, – осторожно ответила Кристина. – Что-то случилось?

– Нет, – Джафар отвел взгляд. – Просто ты долго.

– За пять минут насладиться интимным общением с герцогом не получилось, – злобно сказала Кристина. – Это заняло два часа. Как, в общем, и должно было.

Джафар дернулся и сглотнул. Потом секунду поизучав песок у себя под ногами, чуть сдавленно произнес:

– Что ж… возможно, после всех наших приключений это было лучшее, что ты могла сделать.

Кристина молчала.

Он тоже молчал, потом спросил, уже обычным голосом:

– Он… не утомителен?

– Куда менее, чем ты.

– Со мной ты не спала.

– И каждый день хвалю себя за это.

Джафар усмехнулся; затем слазил рукой в карман рубашки, вытащил большой ключ, подбросил его на ладони и поймал.

– Я хотел… показать тебе мир за воротами.

Теперь поперхнулась Кристина. Такого поворота она не ожидала.

– Неужели он настолько безопасен, – сказала она осторожно, – что ты решился?

– Он куда более безопасен, – кивнул Джафар, – чем наш. Ну что?

– Ну… конечно, я давно мечтаю его увидеть.

Джафар еще раз улыбнулся и кивком позвал за собой.

Идя рядом с ним, Кристина украдкой косилась на его лицо и вдруг поняла такое, от чего глаза обожгли слезы.

Джафар научился прощать. И он пришел сказать ей это. И это его прозрение было таким сильным, что сейчас он мог, как Рэнни, простить ей что угодно, потому что ему от этого было хорошо, и он не считал нужным это скрывать. И все, что у него было ценного – все, что он считал для себя ценным – это был тот мир за воротами. Странный мир, откуда он, возможно был родом; если не физически, то духовно.

Анубис.

Глава 23. Мир за воротами

Когда земля, растревоженная тяжёлым механизмом, задрожала, а двери со скрежетом медленно разошлись под шлейфом налетающей сверху песчаной пыли, из тоннеля понесло сыростью и многократно разбитым эхом.

– Здесь странная акустика, – сказал Джафар. – Любые звуки нашего мира отражаются от плоскости разделения, как от железной стены.

Когда проход между створами оказался достаточным для одного человека, Джафар вошёл. Кристина, чуть помедлив, проскользнула за ним.

Пол в тоннеле был песчаный и сухой, а шагах в десяти от входа по песку была проведена тонкая, не особенно прямая черта. За ней, метров через сто, тоннель заканчивался тусклым дневным светом.

– Сейчас мы одновременно подойдём к этой линии, – Джафар ткнул пальцем вниз, – и считаем до трёх. После чего одновременно ее переступаем.

– А если так не сделать? – спросила Кристина.

– Появляется шанс – примерно один из трёх – исчезнуть.

Они подошли к линии досчитали, переступили. Для большей синхронности Джафар придержал Кристину за локоть, резонно опасаясь, что она может проявить ненужную инициативу и переступить, например, на счёт «два».

– А теперь что? – спросила она, убедившись, что не исчезла. Однако ощущения были такие, словно она прошла сквозь некий экран, на краткий миг разложивший ее на атомы и пересобравший обратно. В голове всплыло слово «санпропускник».

– А теперь дальше. Это недалеко.

Тоннель выходил в бесконечные луга. На этой стороне от него начиналась дорога, посыпанная мелким зеленоватым гравием и обсаженная по краям высокими деревьями со светло-охристой корой, похожей на кору пробковых деревьев. Вдалеке, километрах в двух, сквозь дымку виднелись высокие постройки неведомого города.

– По моим наблюдениям, в мире, породившем наши грибы, экспонируется примерно пять разных вариантов дней. Или одного и того же дня, – говорил Джафар, пока они шли. Его довольно низкий голос неожиданно забавно сочетался с тоном и ролью экскурсовода; раньше Кристина встречала в этой профессии либо женщин, либо худосочных мальчиков со слабым тенорком. – Календарное расстояние между этими днями я не знаю, потому что они очень друг на друга похожи. Только начинаются по-разному. Есть отличия и в погоде. Сейчас тут пасмурно, и это лучше, чем жара или дождь. Если переночевать здесь, завтра начнется тот же самый день. А вот если выйти и войти обратно, день может быть другим. По какому принципу этот мир подбирает их для экспозиции, непонятно.

– Здесь живут только растения и насекомые? – Кристина вертела головой, надеясь увидеть бабочек.

– Увы. Даже птиц нет. Все теплокровные животные исчезли.

– А город?

– В нем тоже только насекомые. Но он и не разрушается от времени. В нем каждый день… один и тот же день. Один из пяти последних дней этого мира. После того, как люди и высокоразвитые животные из него исчезли. По улицам разбросаны бумаги, вещи абсолютно свежего вида и некоторые работающие механизмы. Возможно, какие-то из них лежат здесь сотни миллионов земных лет и не портятся.

…Поравнявшись с первым из зданий, Кристина поразилась его устройству. Обычный каменный дом, но камень выглядел непривычно, а архитектура содержала много кругов, полукругов и выложенных плиткой ниш.

– Похоже на внутренний дизайн сторна, – сказала Кристина, сама ужаснувшись возникшей у нее ассоциации. – Только материал другой.

Некоторые строения были целыми; некоторые содержали дыры в стенах, в самых неожиданных местах. У иных было не совсем понятно, как держится крыша, с которой свисают фрагменты стен – на, условно говоря, Земле они бы давно упали.

Подобрав одну из валяющихся на мостовой бумаг, Кристина с удивлением поняла, что понимает, о чем там написано; это был перечень каких-то научных докладов, датированный незнакомым летоисчислением.

– Они на нашем языке писали? – спросила она.

– Нет. Если ты вынесешь отсюда этот лист и уедешь с ним подальше, он превратится в нечитаемое, – ответил Джафар.

– А отсюда этот лист исчезнет?

– Исчезнет. Но назавтра возникнет вновь. То же и с бабочками. Само по себе отсюда многое попало в наш мир, но прижились почему-то только споры грибов.

– Грибы, – задумалась Кристина. – Смотри. Допустим, эти люди, которые здесь жили, могли изобрести какое-то оружие, управляющее временем. А грибы, согласно курсу экологии, очень хорошо накапливают токсины и всякую дрянь. Может, они и временные токсины накопили… хронотоксины… которые остались от применения этого оружия. Потом они выросли у нас и теперь сами в себе поворачивают время вспять, если находятся рядом с живым организмом. Threaderis – буквально… нитевик. Но его нить тянется из будущего в прошлое. Попадая в наш мир они меняют свои свойства со сплошных на дискретные и активируются только от живых.

– Логично, – кивнул Джафар. – Скорее всего, это было именно оружие, потому что люди – всюду люди. Человек – это звучит агрессивно, как сказал бы наш наблюдательный друг Эйзен. Оружие остановило время, вырвав этот мир из вселенского временного дрейфа и заставив его столкнуться с нашим миром. Это все равно как остановить одну из машин в потоке, на скоростной трассе. Возможно, у Земли есть еще несколько точек соприкосновения с этим миром… А теперь я должен показать тебе… думаю, это было какое-то учебное заведение.

Миновав еще два квартала, они вышли к комплексу из восьми похожих зданий, окруженных забором. С одной стороны комплекса располагалась дорога и большой парк, а с другой – нечто похожее на переплетение железнодорожных путей.

– Вот здесь, – сказала Джафар, – жили студенты. В общежитии, совмещенном с залами для мероприятий. Все как у нас.

По лестнице, усыпанной каменной крошкой и бумагами, они поднялись на третий этаж.

– Тут пяти и десятиричная система исчисления, – пояснил Джафар, заметив, что девушка удивлённо рассматривает отметки на дверях. – Цифры почему-то не меняются… вот в этой комнате, три-десять-десять-пять-два, – он указал на нечитаемые закорючки, – жил один из героев того повествования, которое Дана откопировала.

– Лурин?

– Да. Он учился на астрофизика.

Кристина подняла с пола тонкую тетрадку, в которой ручкой было нарисовано чудовище, окруженное звездами. Пастью, состоящей из концентрических кругов, чудовище пыталось пожрать космический корабль. Под чудовищем было написано: «Нузгундр».

Судя по стилю рисунка, Лурин был очень милым человеком.

…Из общежития они направились в самый большой корпус, где нашли просторное помещение, отделенное от коридора лишь маленькой белой дверью. Войдя туда, Кристина увидела неясного назначения приборы, переплетение разного цвета и толщины проводов, разбросанные батарейки.

– А это вроде как комната того Джафара с индексом «ноль», который упоминается в хрониках, – сказал Джафар с индексом «один». – Он был у них чем-то вроде технического персонала. Иногда, если верить записям, строил физиков первого курса в ряды и даже чинил им тестовые стенды. Точнее, их заставлял чинить.

Они вышли из комнаты Джафара-0 и двинулись дальше по коридору, мимо пустых аудиторий с узнаваемыми и незнакомыми учебными пособиями.

В последней, на центральной стене – явном почетном месте – висел плакат. Человек, от него стрелочка к непонятному туману и цифрам, потом снова к человеку. И так через несколько временных отрезков.

– Что это значит? – спросила Кристина.

– Это может значить, – тихо сказал Джафар, – что в мире, откуда пришли тридерисы, людей учили разным дисциплинам не только для того, чтобы они приносили пользу обществу в течение своей жизни. Их учили, чтобы они правильно умерли. Или это действие их оружия, испортившего нам грибы. Или телепортация… у тебя нет идей?

– Или это превращение человека в аномала и обратно.

Джафар впервые за визит поморщился от перегруза метафизики.

– Я всё-таки из последних сил надеюсь, – сказал он неприятным тоном, – что аномалов придумал автор тетрадки. И эту идею о том, что их собрала Тамара, и что они населяют умирающий мир. Это похоже на студенческие поверья. Потому что мой примитивный разум не может переварить все это под видом реальности, пусть и ушедшей.

Но Кристину уже несло.

– А эта Тамара из мифов не могла собрать тридерисы и встроить в их генетический код контейнер для этой их… хронобомбы? – говорила она быстро, боясь потерять мысль. – Или хронообразцов? Как предупреждение нам, например? Поэтому каждый гриб крутит время назад, а за определенный период – пять лет – модифицирует человеку геном, чтобы в дальнейшем использовать его в своём жизненном цикле? Получается сторн, падкий на человеческую психику, которая нужна ему как маркер пригодной пищи. Той, на которой только и могут вырасти их плодовые тела. С обратным временем внутри.

– Будем считать, что так, – улыбнулся Джафар, смирившись. – Других сведений у нас все равно нет, остается фантазировать.

– Может, это именно та работа, которую хотел от меня граф Гнедич, – продолжала размышлять Кристина. – Чтобы я поняла, что за особенность древняя цивилизация вложила в грибы, после чего они стали исцелять людей. И теперь сведения об этих грибах можно занести в его шизовую книжку. А это на самом деле была не наша цивилизация, а обломки чужой, прибившийся к нашим границам…

– И мир за ними принял нас, но он мертв, – дополнил Джафар. – Он похож на гнилой пень, поросший опятами. Мы нанюхались спор и путешествуем по снам мертвеца… Знаешь, я сегодня отвозил Алевтину, двух ее конвоиров и Влада. Он сначала не хотел с ней лететь, но альтернатива в виде двух часов пешком и потом еще автобуса не понравилась ему куда сильнее. А Алевтина, надо сказать, растеряла весь свой вчерашний кураж и представляла из себя довольно жалкое зрелище. Кто-то дал ей платок на голову… Я смотрел, как они грузились, и думал о том, как же странно это: человек – сложная система, которой дано столько возможностей для созидания и радости. И он тратит столько сил, чтобы в один момент все разрушить… А потом выглядеть несчастным и невинным существом. Хотя нет, она и в таком виде была неприятной.

Кристина поежилась.

– Сколько осуждения! А вот сам ты на войне ты что делал?

– Сидел на базе и иногда отражал налеты вражеской авиации. У нас была ПВО, но довольно кривая, поэтому предпочитали людей. Ну а потом я испортил себе зрение, и меня с почётом выгнали из наемников.

– А сейчас ты хорошо видишь?

– Прекрасно. Но иногда – другое. Возможно мы все сейчас наблюдаем всего лишь ложные воспоминания моего левого глаза.

Кристина улыбнулась. Лирическое настроение не миновало и ее.

– Я не портила себе зрение, но чем дольше я здесь нахожусь, тем ближе мне этот мир.

…Когда они спустились вниз, Кристина, глядя на осколки давно несуществующего города, испытала настолько глубокое чувство утраты, что села у подножия колонны и дальше идти не смогла.

Джафар остановился.

– У меня первый раз тоже так было, – признался он. – А Эйзен так просто не мог уйти.

Кристина прислонилась головой к колонне и долго смотрела на остатки цивилизации, вытирая глаза. За короткий визит этот мир пленил ее, занял некую часть ее прошлого и разрушился, оставив после себя болезненную пустоту.

Джафар в своей обычной позе – ссутулившись и спрятав руки в карманы – стоял рядом и думал сразу о стольких вещах, что его скоро замутило от напряжения.

…Бабочка – серо-коричневая, с голубыми точками – прилетела и опустилась на каменную ступеньку.

– Она сюда тоже всегда садится, – сказал Джафар. – Забыв о том, что прилетала вчера.

…Когда они вернулись и заперли ворота, на часах оказалось ровно четыре часа дня.

– Мы ушли, было без пяти, – шепотом сказала Кристина. – Что, прошло всего пять минут?

– Удивилась?

– Это личный вопрос, – взъелась Кристина. – Ты вообще-то обещал дистанцию.

– Но ты ее все равно соблюдать не будешь, – обреченно упрекнул ее Джафар. – И, что касается личного… о твоей личной жизни я уже знаю больше, чем хотелось бы.

– А ничего, что и я о твоей тоже? И ты мог бы меня оттолкнуть, как вчера, – напомнила Кристина. – Я из-за этого не спала до двух ночи.

– А я – до половины третьего, – ответил Джафар, глядя в песок. – Поэтому не надо мне предлагать нерациональных решений. Я все равно не смогу их воплотить.

…Когда подошли к посёлку, Джафар, остановился.

– Крис.

– Ну?

– Эйзен при тебе прослушивал запись?

– Фрагментами, пока я рассказывала. Его интересовало, как ты понимаешь, кто тот, четвёртый, который его чуть не убил. А там про него почти нет. Павел какой-то там, подсобник в больнице. Он его не знает. Я его не знаю. В лесу Алевтина называла его «верным ей человеком», но это тоже мог быть кураж или оговор, а у тебя в записи она просто говорит, что попросила Пашу, потому что у него убеждения против грибов, и он решил спасти от вас мир. Где вы нашли этого двинутого, я не знаю.

– Вопрос к Регине. Я этого Пашу Кузнецова, с его убеждениями против грибов, тоже не знаю. Может, видел пару раз случайно. Про него менты пока велели молчать, он ведь так и не вернулся на базу. Думают, как бы не спугнуть.

– Может, он вообще сбежал.

– Это меня и беспокоит. Могут быть конфликты с местным населением. Хотя местное население уже в курсе, Саша обещал их просветить…

– Ну и успокойся, пожалуйста. Ты не можешь предотвратить все.

Джафар в принципе был согласен, однако успокоиться не получалось.

– Скажи, Эйзен… он… просто я его не видел с того вечера… он сильно пострадал?

– Ну как… – Кристина задумалась, вызывая в памяти облик Эйзена. – На руке волдыри, лицо с одной стороны чуть… ну, там покраснение такое, почти незаметно… говорит, у него теперь неприятные чувства к тому костру, который можно развести в саду, в мангале, и он его не разводит. У меня теперь тоже немного неприятные чувства к ножам, – Кристина показала глубокую царапину на ладони, – но у нас-то все закончилось победой, поэтому мне легче. У него шансов спастись было меньше, и он… он до сих пор мысленно там, в ловушке.

Джафар кивнул.

– Ясно… спасибо. Ну, я пойду…

– Яша…

– Ну?

– Что с тобой делать? Правда, я не знаю.

Джафар кивнул, то ли соглашаясь, то ли сожалея.

– Я тоже. Тяжелый наркоз был очень кстати, спасибо.

*

Эйзен сидел на диване, поджав под себя ноги и смотрел в пустоту. На нем был все тот же зелёный атласный халат, хотя становилось уже ощутимо холодно.

Он прослушал запись. Всю. Это было бы похоже на кино, если бы он не осознавал, что живет прямо внутри фильма. Запутавшись в анализе причин и следствий ещё несколько лет назад, Эйзен давно перестал рефлексировать на тему «как я здесь оказался» и просто решал проблемы по мере их возникновения. Вот и сейчас.

Получив уведомление о начале сеанса связи, взял мобильник и ткнул в последний из набранных номеров.