Текст книги "Грибники"

Кристина и Эйзен шли за ними, а замыкал шествие Джафар, более обычного молчаливый и подозрительный. Когда перешли через гребень холма, он догнал передних и тихо сообщил:

– Такое чувство, что за нами следят. Вы никого по дороге не зацепили?

Кристина точно знала, что никого, а Рэнни задумался.

– Вроде, когда я выходил… У Андрея в комнате точно не спали. Там кто-то мебель двинул один раз. Я слышал стук.

– Он был один или с кем-то? – спросил Джафар.

– В том-то и дело, что не один… но мы не знаем, кто у него. Я как-то не спрашивал, Славик тоже.

– Будем надеяться, что они там и остались, – сказал Эйзен.

– Но за нами кто-то шёл, – напомнил Джафар. – Я видел движение за кустами… Ладно, здесь ему спрятаться негде, может, оторвёмся.

От вершины до самого подножия действительно расстилалась лысая каменистая равнина.

– Спускаемся, – сказал Саша, – ориентируемся на дорогу. По ней потом надо будет пройти пару километров.

Путь вниз закономерно оказался значительно легче, чем в гору, и в посёлок делегаты попали еще до полудня.

*

«Роковая женщина» Дулсан, проживающая в большом доме, окружённом цветущими угодьями, оказалась маленькой, улыбчивой и шустрой. По фигуре было видно, что срок у нее приличный.

– Это Кристина, – представил Саша, – сестра моей жены.

– Это хорошо, – сказала Дулсан. – Семья должна быть большой. Дети есть у тебя, Кристина?

– Пока нет, – чинно ответила Кристина, – но скоро будут.

– Это хорошо, – сказала Дулсан. – В семье должно быть много детей. Но не очень много. А то драться будут.

И засмеялась.

– У нас… у меня есть подарки для тебя, Дулсан, – сказала Кристина.

– Это хорошо, – сказала Дулсан. – Подарки – это добро, а люди должны быть добрыми.

Пока Эйзен церемонно вручал ларцы, а Рэнни лихорадочно искал, кому бы отдать барана, Джафар внимательно вглядывался в горный склон, с которого они только что спустились, однако ничего подозрительного на нем не показывалось.

Больше всего Дулсан понравился кулон из разноцветного стекла, изображающий цветы и фрукты.

– Что может этот амулет? – спросила она, пока мужья и две дочери Дулсан накрывали на стол.

– Он приносит большой урожай, – сказала Кристина первое, что пришло в голову. – И просто красивый.

– Это хорошо, – сказала Дулсан. – Амулет должен отвечать солнцу.

Видимо, имелись в виду блеск и прозрачность.

– Что умеет твой самый старый муж? – спросила Дулсан, кивнув на Эйзена.

Кристине никогда не могло бы прийти в голову, что Эйзена, с его повадками юного принца, можно было бы посчитать старым. Но после слов Дулсан она заметила, что он действительно старше их всех: кожа на его филигранно вылепленном лице была тоньше, на лбу, между бровей и возле глаз просматривались неглубокие, но уже довольно давно возникшие морщины, а волосы, равномерно пепельные по всей длине, на висках и надо лбом слишком сильно отсвечивали платиной.

– Он учёный, – сказала Кристина. – Доктор и… биолог.

– Он может вылечить вот это? – спросила Дулсан и подозвала одного из детей. – Показывай, – велела она.

Мальчик покорно задрал рубашку. На боку у него был огромный, но уже вполне созревший гнойник.

– Ремнём натер, – гордо сообщил ребёнок.

– Сначала укусил кто-то, потом только натер, – вполголоса сказал Эйзен, оценив характер воспаления. – Или укололся.

Кристина сняла рюкзак и выдала герцогу аптечку.

– Справишься? – спросила она тихо.

– Полагаю, да, – ответил Эйзен, придвигая себе деревянный чурбан и поудобнее устанавливая перед ним ребёнка. – Хорошо, что это не дерматит, например. Их этиология с первого взгляда не всегда понятна.

Оценив по этому замечанию, что уровень врачебного опыта герцога все же не совсем равен нулю, Кристина вернулась к Дулсан.

– А что умеет твой муж, у которого серые глаза? – спросила Дулсан, указав на Рэнни, который наконец-то избавился от барана и теперь стоял, не зная, куда себя применить.

– Он музыкант, – сказала Кристина.

Дулсан захлопала в ладоши.

– Это хорошо! Пусть он покажет своё умение!

Инструментом, который вручили Рэнни, оказалась вполне современная гитара, причём довольно приличного качества. Пока он настраивал ее, Дулсан продолжила интересоваться:

– А что умеет твой муж, у которого чёрные волосы?

– Он – воин, – сказала Кристина, даже боясь предположить, какое испытание назначит ему Дулсан.

– Это хорошо, – сказала Дулсан. – У меня тоже есть воин. Мы можем устроить соревнование, пока готовят обед.

Она кликнула одного из стоящих без дела мужей – высокого и статного, лицом сильно похожего на монгола – и что-то ему сказала.

– Сейчас Мэргэн принесёт ножи, – пояснила она, обратившись к Кристине.

– Ножи? – удивилась Кристина. – Но… что они будут делать ножами? Надеюсь, не резать друг друга? У меня не так много мужей, как у тебя, и хотелось бы их сохранить для лучшей доли.

С трудом нагнувшись, Дулсан подняла валявшийся недалеко от костровища уголёк, дошла до стены ближайшего сарая и нарисовала на ней круг.

– Они станут кидать ножи, – сказала она. – Это хорошо и красиво.

Мэргэн в скором времени действительно принёс ножи – цельнометаллические, обоюдоострые, с кольцами на ручках. Пачку из четырех штук.

– Сколько шагов будем кидать? – спросил он.

Поскольку Джафар только молча пожал плечами, Кристина посмотрела на Дулсан и сказала:

– Двадцать.

Мэргэн кивнул. Взяв пачку, он пробормотал какую-то молитву, растёр пальцы, походил кругами, попрыгал, потом пару раз наклонился и выпрямился. Затем, отмерив от стены с кругом ровно двадцать шагов, он развернулся и быстро, один за другим, выстроил на стене ножи в вертикальную линию, перечеркивающую круг.

Дулсан захлопала и многословно похвалила Мэргэна.

– Теперь пусть твой кидает, – сказала она.

Джафар кивнул. Неспешно подойдя к деревянной стене-мишени, он аккуратно вытащил торчащие клинки, потрогал лезвия, потрогал круг, растер угольную пыль между пальцами. Потом встал на помеченное Мэргэном место.

…Первый нож воткнулся в круг сбоку, вертикально но немного под углом.

– Мэргэн точнее кидал, – обрадовалась Дулсан.

«А она азартная», – решила Кристина.

На столе тем временем заканчивалось место для еды, однако есть ещё никого не пригласили. Кристина помнила, что в желании порисоваться перед дамами Джафар едва ли сильно проигрывал прочим представителям своего пола, и с интересом ждала, чем кончится дело.

Второй нож вошёл горизонтально, под прямым углом к первому, в верхнюю часть круга.

Остальные два через пару секунд в том же месте дополнили рисунок четырехлепесткового «клевера».

В следующий момент Джафар хлопнул в ладоши, и все четыре ножа вывалились из стены вместе с вырезанной ими деревянной четырехугольной пирамидкой.

Дулсан прыгала, визжала и хлопала в ладоши, как девчонка. Кристина тоже улыбалась – радостно и удивленно, пытаясь изо всех сил представить себе что живет в этой степи давно и видит такие чудеса каждый день. Это было очень похоже на счастье. Сходив к мишени, Джафар подобрал метательные орудия и, вернувшись, с поклоном отдал их Мэргэну.

А пирамидку протянул Кристине.

Дулсан тем временем трещала, не умолкая – о том, какие прекрасные люди вокруг, что все должны быть родными и верить в своих детей, что баран, которого привели, прекрасен…

И тут Рэнни, наконец, закончил мучить колки и запел.

Кристина не знала, насколько уместен среди этих многочисленных степных построек переводной вариант старинной ирландской баллады, но Дулсан, кажется, была в полном восторге и теперь вытирала слезы. Даже Мэргэн расстрогался.

Скоро вернулся Эйзен и слегка поднял обществу настроение, предъявив посыпанного антибиотиком и заклеенного пластырем ребенка, которому уже не терпелось убежать, чтобы посмотреть в стене свежую квадратную выбоину и потыкать в нее пальцем раньше, чем набегут другие дети и сделают то же самое.

…

– Что увело вас так далеко от дома? – спросила наконец Дулсан, когда гости покончили с первыми блюдами – бульоном с бараниной, домашним сыром и гарниром из нута.

Тут полагалось отвечать прямо.

– Мы хотим, чтобы через десять дней твои мужья и родственники пришли к нам в долину, Дулсан, – сказала Кристина. – К нам приходят опасные люди. Твои соплеменники должны своим присутствием показать им, что это ваша земля, а не их. Эти люди должны увидеть, что нас много. Чтобы у них не возникло злых мыслей.

– Это хорошо, – подумав, сказала Дулсан. – Ты умная женщина. Я пришлю всех своих мужей, своих дядек и еще мужей и дядек моих сестер. Нужно ли им будет воевать?

– Надеюсь, нет, – тихо сказал Эйзен. – Но оружие хорошо бы взять.

– Они возьмут маленькое оружие, – кивнула Дулсан. – А еще я дам тебе голубя. За день до прихода тех людей ты выпустишь его, и он прилетит обратно. Так я узнаю, что эти люди придут… Но ты тоже исполнишь одну мою просьбу, – сказала она, лукаво глянув на Кристину.

– Какую?

Дулсан улыбнулась.

– Одного мужа оставь мне до завтра, – попросила она.

Кристина, чуть не поперхнувшись бараниной, с трудом сохранила лицо. Почему-то ей представилось, как она оставляет Джафара.

– А… какого именно? – спросила она замирающим голосом.

– Белого, – кивнула Дулсан. – Которого зовут Эйзен. Он очень хороший.

Кристина задумалась. С одной стороны Эйзен – это ладно. Это можно пережить. Но хорошо бы спросить у самого Эйзена. Хотя здесь это не принято.

Осторожно скосив глаза, она поймала герцогский взгляд и увидела, как он немного прикрыл веки, поднял указательный палец и указал на свой рюкзак – мол, я разберусь, у меня все с собой. Что именно, правда, с собой, и как это поможет разобраться, уточнить возможности не было.

Тем не менее Кристина с облегчением вздохнула.

– Конечно, – кивнула она, – Эйзен будет рад остаться.

В конце концов, это была его великая стратегическая идея.

Глава 21. Сон без сновидений

Наевшись, Кристина начала подумывать о доме. Где можно поспать. Кроме того, напиток тарасун подло проник в ее голову и сделал руки и ноги очень тяжёлыми. Рэнни, Саша и Эйзен между тем налегали на архи, который был куда крепче. И только Джафар пил исключительно чай.

Сделав над собой усилие, Кристина дождалась, когда Дулсан отвлечется на детей и прислушалась к разговору своих спутников:

– Рэнни, – спрашивал Эйзен, состояние которого приближалось к эйфорическому, – а какая песня, на твой взгляд, полностью отражает меня, как личность и содержит в себе наибольшее количество аспектов моего состояния?

Как он такие сложные фразы выговаривает в пьяном виде? – недоумевала Кристина.

– «The Unforgiven», – ни секунды не размышляя ответил Рэнни и наиграл вступление.

Выяснилось, что оба мужа даже знают песню целиком. Но самое удивительное случилось дальше – пели они всё-таки втроём, интуитивно разложив исполнение на три голоса. И третьей – так получилось – была одна из дочерей Дулсан.

What I’ve felt, what I’ve known

Never shined through in what I’ve shown

Never be, never see

Won’t see what might have been…*

Выглядело это настолько психоделически, что Кристина обеспокоилась, не подмешали ли ей чего в тарасун помимо алкоголя.

– Через час уходим, – сказал подошедший Джафар. – Не годится возвращаться в полной темноте. По посёлку ещё ладно бы, а вот в горах…

– Хорошо, – кивнула Кристина. – Скажи, ты тоже видишь, что эти придурки поют втроём?

– И очень даже неплохо поют. Были б тут клавиши, я бы им сам подыграл.

– С чем связано это странное явление, не знаешь? – продолжала пытать Кристина единственного трезвого мужа.

– Возможно с тем, что рядом место слома миров, – ответил Джафар. – И с тем, что сейчас это не совсем они.

В этом месте кавалера, напугавшего даму, обычно следовало бы стукнуть по руке сложенным веером, но Кристина только и смогла, что икнуть.

– Мне тоже нужен чай, – сказала она решительно. – Пора трезветь.

*

Охрипнув от задушевных разговоров, с очередной пиалой чая в руках Кристина отправилась медитировать на цветочные клумбы. Однако и там насладиться одиночеством не вышло.

– Крис?

Джафар, незаметно возникнув, стоял рядом и тоже смотрел на цветы.

– М? – ответила Кристина лениво и довольно благодушно.

– Пока вы предавались пороку, я размышлял о вчерашнем эпизоде на спектакле и пришел к не очень хорошим выводам, – поделился Джафар тем, что его, видимо, беспокоило последние несколько часов. – Мое личное досье – оно, кстати, есть в архиве у Альберта – видели только он сам, герцог и Эстерхази. Даже Рэнни не знает всего. Никто из знающих не проговорился бы. Конечно, Слендер мог запросить и потом сказать Чекаве, но допрос Чекавы показал, что он тоже не в курсе, иначе это хоть как-нибудь да проявилось бы. Другим своим подручным Слендер ничего не сказал, потому что тогда…

– Тогда Зинаида не рискнула бы с тобой уединяться, хочешь сказать ты, – кивнула вредная Кристина. Ей не нравилось, что ее отвлекли от цветов.

– Именно это я и хотел сказать, – кивнул Джафар. – Далее. Мог знать Артур, потому что у него иногда бывал краткий доступ к архиву.

Кристина задохнулась, вспомнив, у кого ещё был краткий доступ к архиву. Ну как краткий… Несколько дней. Надо было поговорить с Данкой. Она могла полюбопытствовать. Тем более, что ее на тот момент все ещё интересовал Джафар. Но – возразила себе Кристина – тогда бы она им с Мариной рассказала, она, несмотря на всю свою суровость, любит посплетничать и совершенно не умеет молчать о таких вещах…

– И, – тем временем продолжал Джафар, – если Артур не диверсант, то за каким чертом его вынесло ночью на улицу? И почему он не убежал? Сторны не так быстры, чтобы охотиться на открытом месте. Им нужна короткая дистанция. Возможно, он видел диверсанта. И возможно, что этот диверсант…

– Где-то рядом, – кивнула Кристина, разворачиваясь к нему. – Я поняла. Яша, ты немножко параноик, тебе не кажется? И если ты собираешься из всех подозреваемых выбивать показания привычными тебе методами – то есть, пытать и склонять к интимным связям – то очень скоро о твоём прошлом узнаёт довольно большое количество народу.

Джафар вздохнул, на секунду закрыл глаза и перевёл взгляд на клумбу.

– Я просто хочу защитить нас. И цель этого разговора состояла не в том, чтобы получать от тебя упреки, а в том, чтобы ты помогла мне прийти к правильным выводам. Возможно, я параноик. Учитывая мой анамнез, это неудивительно. Я пытаюсь оглядываться на это и обсуждать свои подозрения с другими… более нормальными людьми. Но, – он снова вздохнул, – выходит плохо. Ладно, прости. Больше не буду.

Он отвернулся и отошёл. Кристина поняла, что слишком резко оттолкнула его – почему он так на это отреагировал? – и хотела окликнуть, чтобы попросить прощения, но… ключ.

«Ты ведь не скажешь ему про ключ».

А если ключ кто-то взял, пока он висел у Данки… кто-то, кто… в лучшем случае подслушал…

Кристина снова оглянулась на покинувшего ее собеседника. Теперь оный демонстративно стоял к ней спиной, наблюдая за ближайшими горными склонами. Правда, за то время, что она на него смотрела, уже пару раз поднёс руку к лицу и потёр глаза.

Странно, еще раз отметила Кристина. Раньше у него было куда больше выдержки. Видимо, все когда-нибудь кончается. Иссякает.

С сожалением оставив цветы, Кристина подошла к нему и тронула за локоть.

– Прости за резкость, – сказала она. – Я сама нервничаю. Просто мне кажется…

«Что ты должен ещё кое-что относящееся к делу от меня услышать, но это не моя тайна, и рассказать ее тебе я не могу. Но я сама ее знаю, и мне страшно».

– Что?

Джафар не повернулся к ней, однако голову в ее сторону наклонил.

– Что этот диверсант может быть очень близко. И он… подготовленный человек. Который умеет отводить людям глаза. Мы смотрим на него и не видим. Очень трудно поверить в существование такого человека. И я пока не поверила.

Теперь Джафар повернулся к ней целиком.

– Я и сам не очень верю, – сказал он. – Может быть ты права, и все эти рассуждения – чушь, а проблема в том, что просто кто-то не умеет вовремя заткнуться, – сказал он, покосившись на Эстерхази, все ещё сидящего за столом и увлечённо поглощающего сладости.

– Пойду собираться, – сказала Кристина.

Джафар кивнул. Взгляд у него все ещё был обиженный, но уже готовый к контакту и даже немного ироничный.

*

– Боюсь я Эйзена одного тут оставлять, – сказал Рэнни, пока Кристина церемонно прощалась с Дулсан. Чистка организма чаем еще не до конца подействовала, Кристина была весела и пьяна, а Дулсан, по причине своей глубокой беременности – трезва и уже сильно утомлена праздником.

Правда, по ее словам все происходящее было «хорошо»: хорошо пировали, хорошо соревновались, хорошо старикам понравились (тех было человек восемь, и Кристина так и не выучила, кто из них кому кем приходится), хорошо цветы посмотрели, хорошо фрукты поели, с собой набрали – тоже хорошо.

Со свойственным пьяным зацикленностью на идее Кристина несколько раз попросила, чтобы Эйзена, когда надобность в нем отпадёт, непременно проводили до посёлка хотя бы два физически крепких гражданина. Сам Эйзен, впавший в какое-то запредельно эйфорическое состояние, в этот момент объяснял самому старшему поколению семьи – матери и тетке Дулсан – как следует что-то смешивать в котелке для получения мази от ревматизма. Старшая дочь, Алтана, стояла рядом с букетом каких-то трав и восторженно слушала.

– Он способен грузить их до утра, – сказал Рэнни, с сожалением отдавая Абармиду гитару и укладывая в рюкзак пакетик орехов, презентованный ему Янжимой – той самой девушкой, которая лучше всех пела «Металлику». – Как бы голос не сорвал.

– Да ну, – махнул рукой Саша. – Не сорвёт. Он однажды на конференции умудрился три с половиной часа вещать на английском, а потом ещё час – на русском. И был как новенький. Я б так не смог.

…Джафар же всю обратную дорогу молчал и держался в стороне от группы, то сканируя окружающий пейзаж, то отрешаясь от него до такой степени, что начинал спотыкаться.

Пару раз приближался к Кристине и шёл вместе с ней, но первым не заговаривал, и было непонятно, чего в его молчании больше – собственной обиды или чувства вины.

«И это всего три мужа», – думала Кристина. – «А если таких придурков восемь?».

*

Прощаясь с Сашей возле его дома, Джафар только молча кивнул.

– Не нравишься ты мне, – сказал Рэнни, когда они подошли к ангарам. – Устал?

– Не физически, – кивнул Джафар. – Скорее от постоянной концентрации внимания.

Что до остальных, то как раз-таки физически устала вся компания. В начале обратной дороги они ещё пытались обсуждать прошедший день и даже шутили в адрес внезапной популярности герцога у местного населения, предлагая выдать ему сертификат на «право первой ночи» в каждом «тосхоне», но на подступах к посёлку предпочли беречь дыхание и просто шли, мечтая дойти до дома и упасть.

Как только Рэнни распрощался, Джафар замер под деревом возле своей калитки и посмотрел на Кристину.

– Спасибо тебе, – сказал он деревянным голосом. – Ты прекрасно справилась со своей миссией. Честное слово, я восхищён… У меня будет последняя просьба на сегодня… сейчас, пожалуйста, иди домой. И обещай мне ничего не предпринимать в эту ночь и на следующий день. Я хочу быть за тебя спокоен.

– Яша, а я за тебя могу быть спокойна? – в свою очередь обеспокоилась Кристина. – Ты уверен, что с тобой все в порядке? Ты как-то странно выглядишь.

Джафар кивнул.

– Не в обычной кондиции, но выживу. Дело в том, что начинается приступ моего любимого психоза, – объяснил он.

Кристина вопросительно подняла брови.

– Во время него я имел обыкновение выбрасываться с балкона в пропасть, – раздраженно пояснил Джафар. – Чем сильно огорчал Эйзена. Поэтому я хотел бы ещё раз попросить тебя, пока я буду не в себе, не предпринимать ничего рискованного. Сделать с этим состоянием я ничего не могу. Если в этот период хоть что-то случится, мои реакции будут непредсказуемы.

Вопреки сказанному Джафар не проявлял ничего, кроме легкого раздражения. Но когда он, пошевелившись, случайно коснулся сетки забора и слишком быстро отдёрнул руку, словно обжегся, Кристина испугалась.

– Да, – кивнул Джафар, заметив ее реакцию. – Не могу ни к чему холодному прикасаться. Воспринимается как ожог. А уж резкие звуки или свет – это физически больно. Поэтому сейчас я лягу спать и отключу звонок. Так все же: ты обещаешь никуда не выходить?

Кристина вспомнила, как однажды переутомилась, бегая из школы в поликлинику, потом в магазин, потом на почту, потом опять в поликлинику… а потом так же дергалась и не спала до рассвета.

– Слушай, а ты сейчас вообще сможешь уснуть? – спросила она.

– Не уверен, но рано или поздно это произойдёт.

Кристина протянула ему руку.

– Ну-ка пойдём.

– Что ты хочешь сделать?

– Вколю тебе успокоительного. Проверяла на себе – работает безотказно. Исцеляющий сон без сновидений.

Лишь только Джафар поднялся, его скрутил приступ дрожи, дыхание участилось, а пульс подскочил так, что показалось, что кровь взорвет его изнутри.

– Можешь понаблюдать, – пробормотал он. – Интересный опыт.

– Блин, Яша… – прошептала Кристина. – Это что… паническая атака?

– И это только первая, – тем же занудным тоном прокомментировал Джафар, пытаясь одновременно выровнять дыхание. – Напоминаю, что я просил тебя уйти пять минут назад, но ты предпочла остаться и оценить степень моей невменяемости во всей ее глубине.

– Учись принимать от людей помощь, чудовище, – пробормотала Кристина решительно проталкивая его в калитку.

В комнате, где все было белым и безликим, Кристина поняла, что с пациентом будет непросто. Погружаясь в свой внутренний ад, он стремительно терял способность соображать.

– Раздевайся, – скомандовала она.

– Совсем?

– Нет, ну в чем ты спишь… куртку снимай и штаны… остальное оставь.

– А.

Пока она набирала шприцы, ему с огромной скоростью становилось все хуже.

Теперь самый опасный человек в посёлке лежал на кровати с бессмысленным взглядом, и его колотило так, что Кристина боялась, что кровать сломается.

Кое-как расправив пациента – теперь он дергался вообще от любых прикосновений – и уложив на кушетку спиной вверх, она сделала два укола, надеясь, что гипертрофированные ощущения от них не подбросят Джафара до потолка. И ещё она боялась, что он накричит на неё. Или набросится. Но Яша, видимо, на последних остатках воли, держался.

– Все, – заявила она, вытаскивая последний шприц и протирая красную точку.

Некая древняя, но очень сильная часть ее личности восхитилась золотистым цветом и упругостью его кожи. Кристина велела этой части заткнуться, однако впечатления далеко не убирала, чтобы потом вспомнить и пережить. В конце концов когда ещё случится колоть внутримышечно самого Джафара.

– Что сейчас будет? – спросил он, стуча зубами от озноба. Перевернувшись на бок и скомкав перед собой одеяло, он некоторое время смотрел на Кристину так, что она не узнавала себя в его взгляде. Это было жуткое ощущение – когда человек вроде бы смотрит на тебя, но видит нечто совсем другое.

– Ты утратишь мысли и эмоции, – ответила она, не будучи уверена в том, что он способен услышать ее ответ.

– Действует, – сообщил он вдруг. – Образы пропадают… думать все труднее.

– Вот и хорошо.

Она погладила его по плечу, обтянутому серой футболкой, ещё пахнущей дымом костра.

– Спи.

Убедившись, что он отключился, она начала было собирать препараты обратно в аптечку, но не закончила, поняв, что прямо сейчас нужно сесть на пол и немного поплакать.

– Люди, – пожаловалась она в безликие жалюзи окна. – Всегда ненавидела людей… Что они сделали с тобой, Джафар аль Кемнеби.

*

Дома никто не заподозрил, что она посетила земли по ту сторону хребта. Данка наработалась до головной боли, а Марина ела булочку с корицей и непрерывно ныла:

– Юрка теперь считает, что я слишком худая… ни попы, говорит, не стало, ни пузика. Шваброй, говорит, станешь.

– Так он сюда с Инкой приехал, а она и есть изначально швабра, – пыталась Данка утешить подругу, как могла. – О, Крис, привет… Скажи, Маринка ещё значительно жирнее тебя? Не говоря уж обо мне.

– Значительно, – кивнула Кристина, вылезая охотничьего из комбинезона. – Как свинья прямо… привет, собака…

– Мы ее кормили уже. И этих оглоедов тоже.

– Отлично. А то я не в силах. Сейчас помоюсь и спать.

– За грибом завтра идёшь?

– Слушай, не знаю… как себя чувствовать буду. А ты?

«Вообще-то мне Джафар запретил. Но он продрыхнет ещё в лучшем случае сутки».

– Алевтина хочет с тобой. Ну, как в прошлый раз. И Рэнни может быть.

– И я хочу, – решительно заявила Марина.

– Завтра решим, – буркнула Кристина и, схватив с полки полотенце, удалилась в душ.

*

Проснулась она на рассвете от стука в окно.

Проснулась и подскочила на кровати, вспомнив про диверсанта, однако стук был деликатный и очень настойчивый. Диверсант так стучать не будет.

Подумав, что наверно Алевтина пришла разбудить ее, чтобы пойти за грибами, или Рэнни, Кристина оделась и вышла на воздух.

Возле крыльца стоял Эйзен с огромным мешком, явно местного материала.

– Ты не могла бы это спрятать? – тихо спросил он. – Я потом заберу. Сил нет тащить уже.

Голос у него был, как у алкоголика с многолетним стажем – хриплый и словно бы надорванный. Кристина приподняла мешок; в мешке что-то перекатилось и булькнуло.

– Образцы местного алкоголя и еды, – сообщил герцог, пока она запихивала мешок в чулан под домом.

Затем, приложив палец к губам, он поманил ее за собой прочь со двора.

– Я пришел доложить, что со мной все в порядке, – сказал он, когда они немного отошли от возможных глаз и ушей. – Извини. У Яшки звонок отключен… Пришлось будить тебя. Есть кое-какая информация, но о ней – только на пустоши.

Поеживаясь от холода, и мысленно ругаясь на ломоту во всем теле, оставшуюся от вчерашней прогулки, Кристина поплелась за ним на пустошь, стараясь не наступать на слишком росистую траву. Только сейчас она рассмотрела, что герцог имеет вид трубочиста – нечесаный, перемазанный копотью и очень сильно пахнущий дымом.

Когда они подошли к воротам, герцог нашел подходящую корягу, сел на нее сам и изящным жестом пригласил сесть Кристину.

– Первые чертовы полночи, – начал он, – я составлял местным старейшинам растирку от ревматизма. Очень хорошо работает, говорят они. Сначала это была мать Дулсан, потом тетка. Только на самом деле это не тетка, а прабабка. И ей уже больше ста лет.

– Ого.

– Вот именно.

Подумав немного, герцог продолжил.

– После этого я попросился спать, и меня отвели в гостевой дом – тот самый сарай, куда кидались ножи. Некоторое время я изучал это место. Набрал, между прочим, очень интересных, – он снял рюкзак и поставил на землю, – клопов…

Вытащив несколько прозрачных коробочек, он предъявил их Кристине. Там действительно сидели упитанные клопы, хотя в рассветном сумраке было трудно понять, чем именно они так заинтересовали Эйзена.

– В принципе, – продолжал он, – я подозревал, что через какое-то время кто-нибудь из местных красавиц пожелает составить мне компанию. Во всяком случае, они говорили об этом, а я делал вид, что не слышу. Но вышло все иначе. Видимо, так и не договорившись со своей родней, делегация задержалась. И проснулся я от того, что мой сарай, извините, горит. Причем снаружи и по всему периметру.

– Ничего себе! – воскликнула Кристина. – Какой ужас…

Эйзен нервно рассмеялся.

– Было жарко, бревна трещали от огня, и дым сочился сквозь щели, – продолжал он. – Я обмотал лицо платком, но помогло не очень. Начал задыхаться. А потом вспомнил, что я не один. Что первым делом спасает человек из эпицентра пожара? Конечно, самое ценное. И я решил спасти, – он указал на коробочки, – с таким трудом добытых клопов. Собрав всех, я подошел к двери и отодвинул задвижку.

– И что? – спросила Кристина.

– И ничего, – ответил Эйзен. – Дверь снаружи была закрыта… видимо, подперта доской.

Эйзен вздохнул, закашлялся и тихо продолжил.

– Знаешь, я тогда понял, что скоро умру. Для меня это, в общем, не самый плохой выход. Я представил, что наверняка встречусь с Асей… и много всего смогу ей рассказать. Клопы может быть тоже отправятся со мной в мое посмертие – во всяком случае, я так хотел! – и там, конечно, неизвестно в каком виде предстанут перед нами, но, проведя с ними почти что ночь, я должен буду узнать их по грустным лицам…

Кристина фыркнула.

– Почему грустным?

– Я обещал им, что они послужат науке. Но обманул. Случился форс-мажор, и клопы до науки не доехали. Вместе со мной, но кто я, в сущности, такой…

– Эйзен! Что ты несешь? – сказала Кристина, сильно напуганная рассказом и разозлившаяся на лирическое отступление.

– Клопов, – честно ответил герцог. – Раньше еще нес алкоголь и еду, но теперь у меня только они и остались.

– Как ты спасся?

– Не торопи. Я желаю чувствовать твое внимание.. ну, как рассказчик. Итак… Пока неизвестный нам поджигатель крался в темноте и воровал топливные канистры с автостоянки, предприимчивые соплеменники Дулсан, как я предполагаю, все-таки договорились, кого они вышлют к герцогу, может, даже подготовились… Ну, это я себе решил польстить, потому что потом уже не разглядел. Незадолго до их прихода меня посетил поджигатель. Зато буряты сообразили, что доску, подпирающую дверь, хорошо бы убрать. Вынули меня из сарая, подняли крик и начали этот сарай тушить. Довольно быстро, надо сказать, потушили. В порядке извинения выдали мне паек и двух провожатых. Кто поджег, так и не нашли.

– Ни хрена себе!

Кристина аж вскочила с коряги.

– Но тогда Джафар был прав, и за нами кто-то следил!

– В том-то и дело, Крис, – грустно сказал герцог. – И этот кто-то возможно уже здесь, в поселке. Поэтому мы с тобой пойдем по домам не ранее, чем через полчаса, когда станет совсем светло.

Кристина молчала. Эйзен собрал коробочки с клопами обратно в рюкзак и сказал со смехом:

– Хотя с другой стороны… если б меня не подожгли, не знаю, что б я делал в том изысканном обществе, которое мне, возможно, грозило.

– А то ты не знаешь, – развеселилась Кристина.

– Знал когда-то. И, если рассуждать с позиций рациональности, мне бы следовало этими знаниями воспользоваться.

– Это рационально для них, не для тебя, – поделилась соображениями Кристина. – Для тебя это могло бы обернуться… Ну, несколько странной ситуацией. В будущем. Я имею в виду родственников и все такое.

Герцог посмотрел в песок и чуть приподнял бровь.

– Если б мне было столько же лет, сколько тебе, я б тоже испугался странной ситуации. Возможно даже уповая на некое светлое будущее, куда лучше не соваться с сомнительным прошлым. Но мне, Крис, сорок один. И я уже вряд ли с кем-то смогу сойтись. И скорее всего… скорее всего я здесь и останусь до конца жизни, когда бы он ни наступил – через десять дней или через двадцать лет. Поэтому… тут есть хотя бы повод задуматься. И я когда шел обратно, я об этом думал. Даже больше, чем о клопах.