Текст книги "Грибники"

– Аарон? Да, дорогой. На какой там все стадии? Что? Документы получены? Осталось только подпись? Я его привезу. В ближайшие три дня. Да, на самолёте… А ты не мог бы мне скинуть… да, всю пачку… спасибо. Спасибо, Аарончик. Увидимся.

Пролистав полученный пакет документов, Эйзен задержал взгляд на одном, самом маленьком. Потом отложил телефон, прижался щекой к спинке дивана и долго смотрел в пустоту.

– Оставь меня, – попросил он тишину в комнате. – Для тебя теперь все закончилось. Документально.

Глава 24. Высокая комиссия

– Как думаешь, она будет вареную кукурузу?

– Обычно голуби не против, – пожал плечами Рэнни. Он сидел на скамейке возле Сашиного дома, перебирая струны гитары, и смотрел, как Крендель поедает газон, а Саша кормит желтоватую голубку.

В лице Саши Эстерхази Рэнни наконец-то нашёл наиболее благодарного слушателя своего весьма разнообразного репертуара.

– Было так, я любил и страдал,

Было так – я о ней лишь мечтал,

Я ее видел тайно во сне

Амазонкой на белом коне.

Что мне была вся мудрость скучных книг,

Когда к следам ее губами мог припасть я.

Что с вами было, королева грёз моих,

Что с вами стало, мое призрачное счастье…

– У! – сказала голубка.

– Назови ее Вирталь, – сказал Рэнни.

– Мне ее через три дня выпускать, – с сожалением сказал Саша.

– Так вот хоть три дня у неё будет имя…

…Ну а теперь хоть саван ей готовь,

Смеюсь сквозь слёзы я и плачу без причины,

Вам вечным холодом и льдом сковало кровь

От страха жить и от предчувствия кончины…*

Голубка сидела в той же плетёной из лозы клетке, в которой ее и отдали.

– Хорошие у них голуби, – сказал Саша, – ты заметил? Чистые чехи. Где только берут. Ладно, пусть будет Вирталь.

Вирталь замолчала и занялась насыпанной в фарфоровую мисочку кукурузой.

– Она тут отлично вызревает, – продолжал Саша. – Захоти я стать кукурузным магнатом, я б засадил тут все, как Хрущев.

– Если б Хрущев оказался в Эйзенвилле, – сказал Рэнни, – он бы перешёл на грибы.

Однообразные мелькают

Все с той же болью дни мои,

Как будто розы опадают

И умирают соловьи.

Но и она печальна тоже,

Мне приказавшая любовь,

И под ее атласной кожей

Бежит отравленная кровь…

И если я живу на свете,

То лишь из-за одной мечты:

Мы оба, как слепые дети,

Пойдем на горные хребты,

Туда, где бродят только козы,

В мир самых белых облаков…

Рэнни сделал паузу, набрал воздух.

Искать увянувшие розы…

– …И слушать мертвых соловьев**, – присоединился к песне более низкий голос. – Я тебя долго ждать буду, Орфей?

– Я не Орфей, – с сожалением сказал Рэнни, – откладывая гитару. – Проблема в том, что моя Эвридика ещё даже не рождалась. А уже умереть бы пора, а то я неприкаянный.

– Все меняется, – Джафар хлопнул его по плечу так, что Рэнни поморщился. – Собирайся, сладкий мой. Паспорт не забудь.

– А герцог с нами полетит?

– Куда ж он денется, – ухмыльнулся Джафар.

– Он в своём белом костюме и соломенной шляпе похож на крестного отца. Вы будете хорошо смотреться вместе, – засмеялся Саша, – уличный певец в фенечках и Раунбергер в золотых перстнях.

– И Джафар в военной форме, – хмыкнул Рэнни. – Саша, а ты с нами?

– Нет, – отвечал Саша. – У меня тут другие животные.

И, просунув палец сквозь прутья клетки, погладил Вирталь.

*

– Алексей Доронин, он же Эйзен Лимарран Раунбергер, некогда рядовой сотрудник одного из наших НИИ, умён, как Эйнштейн, и изворотлив, как змея. Это не мои слова, это слова Шнайдера.

Николай Петрович посмотрел на своего «воспитанника» прапорщика Виктора Сотникова с тем ленивым превосходством, которое всегда отличало номенклатурных работников от так называемых «простых смертных» не слишком высоко поднявшихся по государственной карьерной лестнице, но видевших себя в мечтах именно на одной из ее наиболее удобных ступенек.

– О, – уважительно сказал Витя. Шнайдер считался одним из третейских судей, принципиально пребывавших вне системы и выбиравшихся в спорах самого высокого ранга как наименее незаинтересованное и наиболее компетентное лицо. Подпись господина Шнайдера уважали больше, чем закон Всемирного тяготения.

– Так что вы должны быть в тонусе, – сказал Николай Петрович.

– Зачем он имя сменил? – спросил Витя.

– Чтобы унаследовать угодья жены, которая шесть лет назад пропала в лесу, – с отвращением сказал Николай Петрович. По его мнению, мужчина, наследующий за женой, был так себе мужчина. – По завещанию Доронин должен был присоединить к своей фамилии фамилию ее деда. А имя – это имя его посёлка. Эйзен – железо. Металл. Железный век у них, ггггг. Даже с интернетом плохо. Комиссия будет проверять документы в первоисточниках – по заготовке сырья и его реализации. Твоя задача предъявить Эйзену вот эти документы, – шеф передал папку, – где собраны причины, по которым он не может быть собственником этих гектаров. Там ещё и уголовное дело было…

– А если он… ну, если не получится? – осторожно попытался прапорщик Витя все предусмотреть.

– Должно получиться! У тебя – должно! – громыхнул шеф. – Если не получится – ты знаешь, что делать. Земля должна освободиться. У нас уже все готово. С отчетностью у них наверняка все в порядке, там этот… Альберт Поршаков, он так ее ведёт, что не пробьёшься. Но это и хорошо. Мы его себе возьмём. Наша задача – доступ… сам знаешь, куда. Там можно такое найти…

Министр однозначно дал понять – хорошо бы там посмотреть насчёт технологий. По слухам, окно в другой мир открывало и другое окно возможностей.

– Какое? – тупо спросил Витя.

– Не твоего скудного ума это дело, понял? – Николай Петрович наклонился через стол. – Твоё, б…ь, дело – очистить место. Дальше будут работать наши ученые.

– А у нас ученых-то…

– Найдём. Этих ещё осталось. Физики и прочее.

– А эти… ну, поселенцы? Их куда?

– Их не трогай. Закончат контракты, уедут. Новых пока не брать. Если что лишнее увидят – ты знаешь, у нас есть сведения обо всех, припугнуть можно. Будут молчать. Что ещё? В лес не ходи, заблудишься. Там какие-то звери у них злые. В тоннель не суйся. Хотя если сумеешь договориться с Раунбергером, можешь посмотреть… но Раунбергер туда никого обычно не пускает. Да, и ещё. У него там три мента, но это фигня. А вот его охранник, Джафар, ты его узнаешь… при нем ничего не предпринимай.

– А убрать его можно?

– Он тебя сам уберёт, б…ь! И не заметишь как. Он двигается как этот… как ниндзя, б…ь. Как пантера в е… ных джунглях.

– Так мы побольше народу возьмём… ну, троих-четверых он положит, а остальные то?

– Положит он, допустим, десяток, не меньше. А если ты возьмёшь больше, комиссия из тёток напряжется. Она не нашего ведомства, а нам со смежниками проблемы не нужны. Чем меньше народу в курсе, тем лучше. – Николай Петрович вздохнул и хмыкнул, внезапно погрузившись в воспоминания. – Прикинь, он как-то меня охранял, когда я ещё в посольстве работал. Секретная поездка была, куда – не важно… Один из ближневосточных регионов. Суть в том, что местное бандитье решило нас – меня и посла – в заложники взять… и вот мы выходим такие, значит, у базы, из автобуса, и тут эти из грузовика с автоматами… окружили нас… человек пятнадцать их было. А у нас только водитель и два охранника. Этих, конечно, быстро разоружили, покидали лицом в грунт. Я кирпичей выдал тогда – на Летний дворец хватит… а может, и на Зимний, б…ь. А у этого Джафара оружия не было, только банка от минералки, он ее пил. Обыскали его… он им что-то сказал на своём, серьезно так… они ещё заржали, как сейчас помню. А потом смотрю: один, как раз напротив меня солдат ещё ржёт стоит… а из-под челюсти кровь идёт… н-да. А Джафар этот уже с его пушкой. И очередь по ногам. Другой дернулся было… и сразу во лбу дыра. Остальные руки подняли. Главнюка Джафар сам под конвоем на базу отвёл. Служба безопасности потом его вербовала, но он в штат не пошёл. Так и остался наемником.

– А к Раунбергеру, выходит, пошёл, – ухмыльнулся Витя.

– Раунбергер его на суде отмазывал. Там темная история была, когда экспедицию на северной базе забыли. Но этот выжил… Раунбергер тогда как раз Шнайдера и привлёк… Джафар в итоге в «Солнечном» остался. Летчиком или техником, не знаю. Короче, его не трогай. Мы его нейтрализуем по-другому, – Николай Петрович ухмыльнулся. – Твоя задача – декларация намерений. Покажи им, что они там лишние. Вот так. Свободен.

*

– Давай Виртусь… лети к Дулсан…

Саша подбросил бежевую голубку в воздух. Изобразив «бой» крыльями, она сделала разведочный круг над посёлком, а затем, безошибочно выбрав направление, полетела прочь.

– Остались мы с тобой одни, Крендель, – вздохнул Саша. – Голубятню тут завести, что ли.

Сунув Кренделю ещё одну, разрезанную вдоль морковку, Саша пошёл к Альберту.

В ратуше было тихо; все бумаги разложены по папкам, персонал в комнатах по большей части открывал окна и курил, разговаривая вполголоса; Данка сидела на подоконнике и высматривала что-то в небе.

– На чем они вообще будут-то? – спросила она у Саши.

– На довольно толстом грузовом вертолете. Валерка привезет. Одних. Вторых – не знаю.

– А наш самолёт зачем улетел тогда?

– А наш самолёт – тоже не знаю зачем. Джафар передо мной не отчитывается.

На самом деле Саша догадывался, зачем и куда полетел Джафар. Ему нужен был всего один человек, которого Саша видел всего один раз, и не при самых благоприятных обстоятельствах. Самое независимое лицо из известных Саше лиц, а возможно, и во всей стране.

*

Делегацию из восьми представительных дам и одной ассистентки встречали Борис Юрьевич и Регина.

А прапорщик Сотников Виктор Степанович и его команда прибыли на отдельном вертолете, и были встречены лично Раунбергером.

Оба борта сели с разницей в десять минут, поэтому к ратуше делегация двинулась уже в полном составе.

По ходу их следования образовался коридор из любопытных поселян. Большинство из них впервые видели самого Раунбергера, а наиболее инициативные и давшие себе труд поинтересоваться его биографией, удивлялись его несхожести с единственным фото имеющимся на исторических складских стендах – ещё черно-белым, где молодой сотрудник Алексей Доронин – интеллигентный очкарик в свитере раннего постсоветского образца – делает доклад на каком-то ученом совете, где сидят размытые временем именитые старцы, большинство из которых до настоящего момента не дожили.

Теперь он был одет в простые чёрные брюки и белую рубашку, что, в сочетании с сопровождаемой им делегацией из пяти военных, навевало мысли о каких-то старых фильмах, где приговорённых узников именно в таком виде вели на расстрел. Правда, держался Эйзен не как узник. Вид у него был, скорее, богемный, а более всего с обликом очкарика из НИИ не вязался шестикаратный бриллиант на безымянном пальце (окружающие считывали его наличие как социальный месседж: «вот поэтому я могу позволить себе не носить деловой костюм»). Эйзен и Борис Юрьевич лично замыкали шествие, негромко переговариваясь и иногда посматривая на небо. Борис Юрьевич, напротив, был вынужден облачиться в серую офисную двойку, что, учитывая сравнительно прохладную погоду, оказалось кстати – при порывах ветра Эйзен мёрз, а вот его управляющий чувствовал себя прекрасно.

– Как у вас тут все эргономично! – восхищалась глава комиссии, Татьяна Аркадьевна. – А канализация?

– Канализация проложена подо всем посёлком, выходит в систему септиков, где обеззараживается и сливается в закрытые отстойники, – объяснял техник Вова, бывший алкоголик, которого родственники отослали на базу в принудительном порядке, и который жил на ней безвыездно. – Оттуда – на поля. Питаемся мы своими сельхозкультурами.

– Потрясающе! – восхитилась помощник главы комиссии. – Ты видишь, Светочка?

Ассистентка Светочка, густо накрашенная девица в сетчатой блузке с большим декольте, кивала и тревожно оглядывалась. Было понятно, что ищет она отнюдь не прапорщика Сотникова, который шёл чуть за ней и непрерывно смотрел на ее ноги под минни-юбкой. Возможно, что его привлекали даже не сами ноги, а то, как она умудряется ходить ими на пятнадцатисантиметровых шпильках.

– Непохоже на рейдерский захват, – сказал Борис Юрьевич Эйзену. – Военных мало.

– Это разведка, – заключил Эйзен. – А заодно и предупреждение. Сейчас все принято делать поэтапно, чужими руками и отворотив лицо как можно дальше от содеянного. Есть, конечно, риск свернуть себе шею, но на то, чтобы его осознать, мало у кого из этих особей хватает дальновидности.

Борис Юрьевич, не приветствовавший такие речи в адрес высокой власти, крякнул и промолчал.

Помимо поселян – и это слегка нервировало военных – по дороге к ратуше время от времени попадались буряты. Некоторые из них были чём-то заняты, но в основном же просто выглядывали из-за каждого дерева и с любопытством глазели на прибывших, обсуждая что-то на своём языке.

Явился даже самый бесполезный муж Дулсан – Санчир, странный монгол, которого держали только за внешнюю красоту и ценную в их краях генетическую чужеродность. Санчир никогда ничего не делал, никаких распоряжений не выполнял, а тут вдруг почему-то явился. Видимо, из любопытства.

– А где вы достали этот сорт буддлеи? – продолжала восхищаться Татьяна Аркадьевна изобилием садовых растений в местах общественного отдыха. Регина объяснила. Сад был предметом гордости ее семьи, он регулярно пропалывался и поливался.

Пока комиссия размещалась в помещениях ратуши с целью просмотра документации, военные стояли снаружи.

– С понтом охраняют, – насмешливо сказал Весло, которого привлекли к мероприятию, как делегата от вольнопоселенцев. Комиссия могла попросить предъявить и их, поэтому Эйзен решил заранее добавить одного во встречающую делегацию.

– С понтом да, – сказала Кристина.

– У автоматчиков полные магазины, – продолжал нагнетать Весло. – А у штатского – волына под пиджаком.

– Меня больше его портфель пугает, – сказала Кристина.

– Прапор – мудло, – продолжал поселенец. – Я таких знаю.

– А что Егерь не пришёл? – спросила Кристина.

– Егерь сказал, тут гнильё пойдёт, чуйка у него.

– А у тебя?

– А мне-то что? – пожал плечами Весло.

– Логично, – согласилась Кристина.

*

Предполагалась проверка, а потом – застолье для комиссии, однако ближе к обеду, когда проверяющие заполнили все свои формуляры и готовились пройти в холл ратуши, где для них накрыли столы, военные пробудились.

– Я должен посмотреть ведомость поверки ворот, – сказал человек в штатском. Согласно удостоверению его звали Петров Пётр Петрович.

– Татьяна Аркадьевна же смотрела, – напомнил Альберт.

– Давайте уже после обеда, Пётр Петрович, – сказала Татьяна Аркадьевна, косясь на стол, содержимое которого наглядно свидетельствовало о том, что повара местной столовой неплохо освоили ресторанное меню.

– Алкоголь им ставить? – тихо спросил шеф-повар у Эйзена.

– Да черт его знает… Дамам поставь, им потом заключение писать. А вот армейским я б снотворного подлил… Но ладно, им коньяка.

Погрузившись в светское общение, Эйзен совершенно очаровал дам. Дамы становились все веселее, Светочка смеялась все громче, томно глядя на герцога, а прапорщик Виктор и Пётр Петрович, наоборот, все более мрачнели, и шепотом запрещали рядовым пить более двух стопок.

Эйзен тоже не пил. Поднося бокал к губам, он четко простреливал взглядом по всем, как он называл их мысленно «нездоровым зонам» пиршественного зала, чтобы успеть вовремя среагировать, если что-то изменится.

Наконец, обед завершился.

Эйзен встал и, немного развязно (больше для виду) произнёс:

– Уважаемая комиссия! Сейчас мы с вами отправимся в самое, я не побоюсь этого слова странное, пугающее и мистическое место нашей долины – ко входу в тоннель, куда так неистово желают попасть господа, сидящие вон за тем столом.

*

В столовой сегодня кормили не только жителей посёлка, но и бурятов. Те заполнили примерно треть зала, веселились и пытались запоминать названия блюд.

Кристина с подругами села у северного окна, хотя окна, выходящие на вход в ратушу, располагались на юге. От неё ничего не зависело, но она не хотела пропустить возвращение самолета.

Сегодня, когда решалась судьба посёлка, девушки были не в силах готовить дома,

– Да вернётся твой Джафар, – утешала ее Марина.

– Я не знаю, когда он должен был вернуться, – нервно шипела Кристина. – Не знаю их плана. Может, все уже пропало, и эти сейчас просто захватят управление посёлком и отправят нас всех по домам.

– Не отправят, – успокоила ее Данка. – Альберт говорит, что это незаконно. Во всяком случае, бизнес должен уцелеть. Проблемы были только с правом собственности.

– А твой отец об этом что говорит?

– Ну, я особо не спрашивала… Вроде, Раунбергер управлял всей этой шарагой по доверенности, доверенность истекла, в наследование он так и не вступил, потому что официально Августина не считается мертвой. Даже если он сейчас начал это оформлять, то вряд ли успел. А завещания Августины мы не видели, может, там какие-то условия…

– А если они в браке официально не состояли?

– Да брось ты! Тогда бы вообще не было смысла дёргаться. Интересно другое – откуда все эти угодья взялись у Августины?

Девушки задумались, перебирая версии.

– О, – сказала Марина, сидящая ближе всех к окну, – самолет! Слышите!

– Наш? – уточнила Кристина, которой с ее места было не видно.

– Во всяком случае, – сказала Данка, высовываясь в окно, – это «Ан-2», так что вряд ли чужой.

Теперь самолет стало слышно. Он делал круг, заходя на посадку.

– Как-то он медленно, – сказала Кристина.

– А на его полосе этих… гостей понаставлено, – догадалась Данка. – И ему придётся садиться с минимальным пробегом, вот он и тормозит уже в воздухе.

– Гады, – сказала Кристина. – Там было достаточно места, но им надо было влезть именно на полосу.

– Не парься, – махнула рукой Данка, – это же Джафар… он и на такыр посадит в случае чего.

– На такыре набросано, – буркнула Кристина.

Ей было очень неспокойно.

Мозг сам по себе пытался ответить на вопрос, а почему, собственно, набросано на такыре. Почему на пустоши сухо и ничего не растёт, а валяются только мертвые коряги, смываемые весенними дождями со склонов на такыр и затем в пропасть.

Внезапно она вскочила.

– Я пойду туда, – сказала она подругам.

– А мы точно там нужны? – выразила сомнение Данка.

– Я не могу здесь сидеть… если хотите, берите телефоны и за мной.

– Так ты ничего и не поела! – крикнула ей вслед Марина, но Кристина ее уже не слышала.

*

Самолет действительно сел на пустоши. Джафар в военной летной форме и человек, прилетевший с ним, стоя у крыла, наблюдали, как приближается самая странная часть комиссии – прапорщик Сотников, особист Петров и пять человек охраны с автоматами. Следом шла любопытствующая толпа из той части гражданских проверяющих, которая не осталась за столом, а также некоторые жители поселка.

Татьяна Аркадьевна держала документы поверки, а Борис Юрьевич нес пачку формуляров.

– Ворота следует открыть, – скомандовал Виктор.

– Вы уверены? – спросил Эйзен.

Петр Петрович развернулся к нему.

– Эйзен, ваше мнение сейчас не имеет особого смысла. Насколько мы знаем, вы не можете стать собственником этого участка земли. И возможно, скоро эта площадь будет принадлежать не вам, а государству, получив статус объекта стратегического значения.

– Возможно, – кивнул Эйзен. – Но пока что это частная территория.

– И кому же она, позвольте спросить, принадлежит? – спросил Петр Петрович язвительным тоном. – Вашей пропавшей без вести жене?

– Моя жена, Августина Клемански, неделю назад признана погибшей, – сообщил Эйзен. – Согласно генетической экспертизе ее останков.

– Но вы пока все равно не владелец.

– Я – нет, – с печалью в голосе сказал Эйзен. – По завещанию этот участок переходит к ее младшему брату, Рейнольду Клемански.

Петр Петрович нахмурился.

– Он уже зарегистрирован в этом качестве?

– Да, – кивнул Эйзен, – и это, насколько мне известно, может подтвердить его поверенный, господин Аарон Шнайдер.

Взоры всех присутствующих обратились к самолету, возле которого стояли Джафар и гость с портфелем.

Аарон Шнайдер, известный в определенных кругах под кличкой «Ретроградный Меркурий», чем-то неуловимо походил на акулу. Узкое, невыразительное лицо в круглых очках, невысокий рост, узкие плечи, бледные, почти всегда сжатые губы и взгляд, вызывающий у собеседника ощущение, что вокруг него сужает круги невидимый хищник. Очень умный и очень внимательный взгляд.

– Здравствуйте, – кивнул Шнайдер. – Подтверждаю, документы со всеми необходимыми атрибутами и личной подписью Клемански находятся у меня. Вот уже два дня как он является собственником этих земель, и эта собственность неотчуждаема.

– На ней вообще-то находится объект стратегического значения! – рявкнул, не выдержав, Петр Петрович. – Вот у меня документы!

Шнайдер взял бумаги пробежал их взглядом.

– Сожалею, – сказал он все тем же ровным, немного трескучим голосом, – но документы недооформлены. Нет заключения комиссии по осмотру собственно объекта.

– Так мы и пришли предварительно осмотреть объект! – сказал прапорщик.

– Тогда покажите мне, пожалуйста, документы, подтверждающие ваши полномочия как председателя именно этой комиссии. И ваши компетенции, кстати, тоже.

– У меня есть приказ лично министра обороны – осмотреть объект, – нашелся прапорщик.

Шнайдер ознакомился с приказом.

– Приказ в данной форме подразумевает, что осмотреть объект на частной территории вы можете только с согласия собственника частной территории, – сказал он. – В крайнем случае – его доверенного лица.

– А где он? – рявкнул прапорщик. – Где Клемански?

– В данный момент он, как видите, отсутствует. Так что спрашивать разрешения вам придется у меня. Желательно в письменной форме. И ответ на ваше заявление я вправе дать только через три дня.

Петр Петрович тихо выругался. Даже если Шнайдер блефовал, бодаться с ним при всем честном народе было вариантом заведомо проигрышным. Хорошо бы надавить на самого Клемански, но его не было. Хозяин предусмотрительно слился.

Оставался Эйзен. Повернувшись к нему, прапорщик уже совсем открыл было рот, но в этот момент из толпы вышла блондинистая девица в джинсах и футболке с котенком.

– Этот стратегический объект, – сказала она срывающимся голосом, – на который вы так хотите попасть, возможно, вас уничтожит. Он не любит людей с оружием. Это мир карантина, дезориентирующий или убивающий каждого, кто переступает его границы с военными целями, а не с цветами. Возможно, содержимое тоннеля когда-то было уничтожено людьми, которые придумали абсолютное оружие и направили его друг на друга. Никто не выжил. Оружия там больше нет. Объект помнит о человеческой агрессии и намерен защищаться.

– Мы обязаны слушать эту… кхм… пигалицу? – оборвал ее прапорщик. – У объектов нет разума.

– Да, товарищ прапорщик, – подал голос Джафар, доселе молчавший. – И я приказываю вам ее слушать, как старший по званию. У объектов, может, разума нет, но они подчиняются некоторым законам, которые мы не знаем, а не субъектам, этого разума лишенным.

Виктор взглянул на погоны лейтенанта и автоматически сказал:

– Слушаюсь.

Он уже был дезориентирован.

– А товарищу Петрову, – сказал Джафар, – я могу только посоветовать прислушаться. Ну… или попробовать самому войти, дабы убедиться, что это просто пещера, которая сводит людей с ума, стратегического значения она имеет не больше, чем яды или психотропные препараты. Ключ у меня.

Пётр Петрович входить пока не захотел. Отступив на шаг, он кивнул рядовым.

Они переглянулись.

Джафар крутил ключ на пальце и ждал.

– Приказываю осмотреть объект, – выдавил из себя Сотников. – Если… товарищ лейтенант нам позволит.

Джафар пожал плечами и пошел открывать ворота.

– Надеюсь, – тихо сказал Эйзен, следуя за ним, – хоть кто-то из них умеет считать до трех.

 
_________________________________________________
* – В. Высоцкий. «Романс».
** – Н. Гумилев. «Однообразные мелькают…»