Текст книги "Грибники"

И все же он продолжал движение, а скоро Анфиса увидела и цель его путешествия: два больших деревянных сруба на опушке леса. Из трубы одного строения шел дым, а окна светились. В другом было темно, и печь не топилась.

Оценив картину одним быстрым взглядом, охотник выругался.

– Черт… Касси. Нельзя так, Касси.

Он пошел быстрее. Добравшись до холодного сруба, он обнаружил, что входная дверь полуоткрыта, и в прихожую намело снега.

– Касси! – хрипло бросил он в мертвую темноту. – Касси, где ты?

Отцепив лыжи и сбросив вещи, он вошел в полутемные сени, отворил дверь в комнату. Печь явно не топилась уже больше суток.

– Касси, – тихо сказал охотник, оглядываясь. – Нет…

Он зажег какой-то огарок, один из разбросанных на столе, подошел к окну и стал всматриваться в мерцающие окна противоположного дома. Видимо, оттуда заметили свет, потому что в окне заметались тени, и скоро сквозь мерцающую изморозь проявилось изможденное, почти звериное лицо. Увидев соседа со свечой, оно захохотало, обнажив черные обломки зубов и несколько раз стукнуло в стекло каким-то продолговатым предметом.

Охотник отпрянул.

Выронив огарок, он ударился спиной о стену, закрыл руками лицо и стал медленно сползать на пол, глухо воя себе в ладони – то ли от гнева, то ли от глубокой, невыносимой боли.

Затем, стоя коленями на деревянном полу, он вцеплялся ногтями в черные, отшлифованные доски ближайшей скамьи, оставляя на ней светлые борозды, обламывал ногти до крови, раздирал ими себе запястья и тихо выл, пока не потерял голос. Такого сильного отчаяния никогда не видели ни Влад, ни Анфиса.

Но вот прошло сколько-то времени, и человек успокоился. Видимо, просто устал. Кое-как поднявшись, он дрожащими руками набрал щепок, аккуратно развел огонь в печи и долго сидел, наблюдая его биение замершим, немигающим взглядом.

Левый глаз у него был как у Влада, правый – как у Анфисы.

На этом видение Анфисы закончилось. Зажав рукой рот, она выбежала в коридор, цепляясь за стены и громко крича.

– Помогите! Помогите, кто-нибудь!!!

Влад, как обитатель Анфисиной головы, помочь, увы, ей ничем не мог.

…Когда граф и румяная служанка уложили бледную и полуживую Анфису в кровать, она попыталась в нескольких словах изложить увиденное.

– Я видела человека… зима… кровь… смерть… у него было сильное горе, у него… я не знаю… там страшно…

Граф жестом подозвал служанку.

– Сходи на конюшню, – прошептал он. – Возьми…

Дальше Анфиса не расслышала, однако скоро служанка вернулась, действительно неся что-то в переднике.

– Вот, ваше сиятельство, – ласково обратилась она к все еще дрожащей от пережитого графине. – Поиграйте с ними…

Анфиса закрыла глаза, а когда открыла, увидела, что по расшитому шелком покрывалу ползут два серых щенка, коим на вид было едва ли больше недели. Граф оказался неплохим психологом, подумал Влад.

Анфиса гладила щенков, забавно тыкавшихся носиками в складки покрывала, и постепенно приходила в себя.

– Теперь госпожа их обратно суке-то не отдаст, – смеялась служанка.

– Главное, – мрачно сказал граф, – чтобы госпожа сама здорова оставалась. – И чадо свое во здравии доносила. А комнату ту закройте. Нечего госпоже всякую чертовщину смотреть.

*

Вскочив на постели, Влад вытер вспотевшее лицо и посмотрел на часы. Четыре утра. Еще можно было бы спать и спать, если б не эти проклятые сны.

Щенки его, как ветеринара, совсем не утешили, ибо слишком напоминали о работе. Кроме того, он все-таки не был беременной женщиной, которую можно успокоить, предъявив ей чьего-нибудь детеныша. К детенышам он был равнодушен.

А вот главные две вещи, напугавшие его во сне (ну и сгенерирует же такое мозг, чтоб ему сесть на жесткую диету) были следующие: как ветеринар, он подозревал, что природа того продолговатого предмета, которым сосед охотника постучал в стекло, была более криминальной, чем многое, что он видел до этого наяву. Хорошо, что это была его фантазия.

И главное действующее лицо Анфисиного видения Влад, несмотря на его, лица, сосульчатую бороду, длинные волосы и царапины на лбу, в свете очага неплохо разглядел. И вот этот-то облик как раз неплохо соотносился с тем, что Влад видел наяву. Этого человека он явно встречал.

– Хоть к психиатру иди, честное слово, – пробормотал Влад. – Нельзя самому себе такие страшилки выдумывать, и так при виде них обсираться.

Глава 9. Шутки времени

– А часто на территорию базы заходят лисы, Еремей Данилович?

Вскрыв упаковку вакцины от бешенства, Кристина расставляла пузырьки. На базе было восемнадцать собак, и некоторую часть из них надлежало вакцинировать прямо сейчас.

Жара, изводившая всех последнюю неделю, превратилась в духоту, и прогноз обещал в конце дня грозу и ливень.

– Частенько, – ответил Еремей данилович. – Лиса, она ведь мыслит, как человек – чего ни дай, все ей мало. Молодняк иногда забегает, но у нас на то собаки есть. Трина, например, хоть сейчас щенная, обычно не только лис, но и волков гоняет.

Услышав, что ее упомянули, овчаркоподобная Трина подняла голову и приветливо помахала хвостом.

– Сегодня ночью может, – сказал Единоверыч, присматриваясь в сильно заметному шевелению в районе ее брюха. – Примешь, если что?

Это Кристина могла запросто. Собака – не корова.

– Будут какие затруднения – все препараты в холодильнике, дозы ты знаешь лучше меня.

– А где тут лечь спать? – Кристина оглядела домик, оборудованный под ветклинику, но никакого уютного угла не приметила.

– Я обычно сплю в третьем, – кивнул Единоверыч. – Там в первой комнате как раз есть, где не только собаку разместить, но и корову. Когда до тебя мужик работал – Орехов его фамилия, но мы его звали Орехов-Грецкий – он прямо там и жил. Со своим котом, – Единоверыч кивнул на большого полосатого кота, спавшего на подоконнике. – Потом Грецкий уехал, а кот остался.

– А сюда он без кота приехал?

– Почему? Кота с собой привез. На улице подобрал и сюда привез. Но кот с ним уезжать не захотел. Конечно, в городскую-то квартиру кто захочет.

– А где теперь Орехов?

– Черт его знает. У него незадача вышла – увлекся эффектом грибов. Три года работал здесь, а потом приходит ко мне и говорит: все, Еремей, не могу больше. В город вернусь, чтобы ваших грибов не видеть. Так и уехал. Приехал доходягой, а стал молодой, сильный. От алкоголизма вылечился. Только двинулся головой слегка. Грибы всегда такой эффект дают, если рядом с ними долго находиться. Но это если с разными. Один можно долго на себе носить.

– Носить? Так их применяют?

– Много будешь знать – скоро состаришься, – сказал Единоверыч не то сварливо, не то игриво, – А будешь много знать про грибы – наоборот, помолодеешь и сойдешь с ума.

– Значит, они опасны?

– Все в этой жизни опасно, – буркнул Единоверыч, почесав лысеющую макушку. – Готовь поднос и пошли собак колоть.

…Самые трудные в плане обслуживания собаки жили возле склада. Однако к вечеру справились и с ними, призвав поучаствовать в мероприятии складского резчика Юрку Мирного. Мирный был знаменит тем, что пропустил через свои руки тысячи грибов, обработал их и остался вполне адекватным. И теперь он был явно польщен вниманием Кристины.

После вакцинации, когда Единоверыч ушел, Юрка даже провел для нее экскурсию по цеху переработки висельников.

– Вот тут мы их режем, – сказал он ткнув пальцем в синей перчатке на огромный цинковый стол. Для каждого гриба должен быть ломтик своей толщины, чтобы строма не рвалась, и дыр не было. Брака, конечно, много бывает, но и его потом переработать можно. А вот тут, – он повел Кристину в большому аппарату, – ломтики отмываются от спор. Если гриб незрелый, споры не выйдут, или, выходя, поломают строму. Если перезрелый – надышишься… тоже ничего хорошего. Ну, водичка с них идет в эликсир, но от него, скорее, психологический эффект – люди привыкли что-то пить. А главное, – Юрка кивнул на полку, где были рядами уложены пластиковые упаковки с «сетками» – отмытыми ломтика грибной стромы, – это наши кулончики! Сколько грибу недель, на столько твое биологическое время якобы назад отматывается. Обычно это две недели. Потом клиент берет следующий ломтик, и тот тоже действует две недели. И так далее.

– Даже если это ломтики одного гриба?

– Да. Из одного гриба можно нарезать от пяти до пятнадцати приличных сеток. И лучше пользоваться кусками одного гриба, пока они не кончатся, и только потом переходить к другому – черный висельник любит верность. Сетка обычно запаивается в пластик и вешается на шею. Конечно, для вип-клиентов мы делаем красивые композиции с пергаментами, травами, амулетами и прочей эзотерикой – якобы экологичный вариант – но действует оно ровно так же. Те же пару недель.

– Это сколько же нужно денег, чтобы омолодить себя, например, на год! – воскликнула Кристина.

– На год ладно, – сказал Юрка. – Некоторые берут два и три. Больше трех не рекомендуется. На три омолаживаешься, почти пять носишь. Муторное дело.

– Почему не рекомендуется?

– Для здоровья вредно. Гриб начинает подчинять человека себе, ну и… есть много историй про наших клиентов-олигархов, которые увлеклись грибами. Это как наркотик. Дело либо в дурке заканчивалось, либо…

– Либо что?

– Они сбегали и пропадали, эти люди. Ну, считалось, что их похитили или убили. Многие покончили с собой, вроде как от жизненных неурядиц. Но мы-то знаем, что это грибы.

Юрка смотрел на нее большими зелеными глазами, словно ожидая, что она до чего-то догадается. Но Кристина не догадывалась. Костлявое и широкое Юркино лицо походило на череп с оттопыренными ушами. Такая внешность, в сочетании с пухловатой нижней губой в полумраке цеха придавала ему сходство с очарованным, но все же голодным упырем.

– А кто такие сторны? – спросила Кристина. – Они ведь тоже как-то связаны?

– О! – Юрка поднял костлявый палец. – Сторны – плесень ходячая. Они разные бывают. Вертикальные. Горизонтальные. Круглые даже. Мы здесь думаем, что это типа разумная грибница, которая ходит и ищет себе пожрать. Когда на них смотришь, они всегда стоят. Но когда не видишь – передвигаются. Я однажды ночью гулял в Дальнем лесу, в клетке, так меня три штуки окружили… мерцали так злобно. Но железа они боятся. Герцог считает, что когда сторн находит себе живую добычу, он ослепляет ее и растворяет… и потом на этом месте вырастает тридерис сегмани.

Несмотря на жару, Кристина поежилась. Рассказ Юрки был полон холодной жути.

– Ты смелый…

Юрка самодовольно засмеялся.

– Просто я на складе работаю. Меня гриб уже никогда не отпустит… Условно мы зовем их грибами. А может, они и не грибы вовсе.

Последние два предложения Юрка произнес почти неслышно.

…Когда Кристина вышла обратно, на банальную, привычную жару, все только что услышанное померкло и перестало пугать, как перестает пугать вчерашняя сказка.

*

– Эй! Постой! Как тебя… Косенкова!

Поужинав и обсудив новое с подругами, Кристина направлялась по аллее к месту внезапно выпавшего ей ночного дежурства, когда ее окликнул незнакомый женский голос.

– Что? – обернулась она.

Быстро, почти бегом, ее догоняла Инна. Лучи заката, просеянные сквозь листву шелковиц, придавали ей вид какого-то пятнистого зверя.

– Привет, – настороженно сказала она, приблизившись. – Ты Димку не видела?

– Сегодня – ни разу, – честно сказала Кристина.

Да и где бы она могла его видеть. С утра они с Единоверычем вакцинировали местных собак, в обед был сеанс связи с родителями – Арина показывала ей по видео отца с замотанной после операции головой и посылала воздушные поцелуи; отец махал рукой – улыбаться он пока не мог. Свищ ему вычистили, но из больницы пока не выписывали. Если судить по картинке, палата оказалась комфортабельней, чем их квартира. Разглядывая интерьеры, Кристина даже спросила себя, не испытывает ли она сейчас то самое, про что говорят: «почувствовала вкус денег»?

Правда, эти деньги достались не ей, но ведь и она, фактически, отрабатывает свой заказ, а не зарабатывает на безбедное существование.

– Жалеешь, небось? – продолжала Инна. – Я смотрю, вы с ним спелись.

Кристина осторожно пожала плечами.

– Не особенно, – открестилась она от пережитого. – Чекава, конечно, прикольный, но слишком непостоянен. Меня это не устраивает.

Инна подобралась.

– Тогда перестань ему отвечать, слышишь? – прошипела она.

– На что? – опешила Кристина.

– На его ухаживания!

Некоторое время Кристина тупо моргала и не могла понять, как можно избрать в личной жизни настолько насильственную стратегию и надеяться на какое-то там счастье, но потом решила, что счастье складских девиц – совсем не ее дело.

– Давай так, – перехватила она инициативу. – Я не стану с ним флиртовать, а ты будешь за своим этим… шибко подвижным имуществом лучше следить, ок?

Инну нимало не смутило, что Чекаву назвали «имуществом». Нервно подцепив длинные волосы пятерней, она заправила их назад, а потом сцепила руки перед собой.

– Ок, – сказала она. – Сразу отправляй его ко мне, если что.

Кристина кивнула.

Осознав, что соперница не претендует на ее собственность и даже готова перейти в разряд приятельниц, Инна спросила более расслабленно:

– Слышь, а че, твоя подруга и правда связалась с черномазым?

– С кем? – не сразу поняла Кристина.

– Ну, с арабом этим, – хихикнула Инна. – Они тут вместе после нашего спектакля шли, так она его прям непрерывно тискала, даже в штаны к нему лезла. Прямо при людях. Вообще без комплексов.

На долю секунды Кристина представила, как вынимает правую руку из кармана толстовки и отвешивает Инне эдакую «сутенерскую пощечину», и та улетает в кусты. А Кристина не сдерживается и рявкает на нее. Самая приличная из просившихся фраз звучала как «заткни свой помойный рот». А дальше представилось, как через час эта малохольная, с синяком в половину лица, жалуется подругам: мол, я пришла сказать Кристинке, чтобы она отстала от Димочки, а эта дура мне сразу по морде, по морде! И все подруги ужасаются и понимают, насколько Димочка ценный кадр.

Мысленный ролик вышел настолько тошнотворным, что Кристина спартанским усилием воли оставила в кармане дернувшуюся было руку и со светским холодком ответила:

– Насколько мне известно, это его не особенно впечатлило.

– Да ну! Почему? – искренне удивилась Инна, не заметив никаких нюансов. – Говорят, они такие горячие парни…

Удержав вторую руку, Кристина вспомнила, что горячим парнем она видела «араба» только раз. В ту короткую секунду, когда он хотел разорвать Егеря в клочья.

Полыхнуло тогда так, что две трети алкоголя в ее крови выжгло.

– Без понятия, – пожала она плечами. – Я в чужую личную жизнь не лезу. – И добавила еще более вежливо: – В отличие от некоторых.

– Да ладно тебе, – махнула рукой Инна. Отсутствие угрозы ее собственному счастью добавило ей благодушия.

Только ведь Дима, козел, все равно будет за мной волочиться, подумала Кристина, удаляясь с места неприятной ей встречи. С Егерем его, что ли, познакомить? Так они его белым и пушистым скормят и скажут, что так и было. А жаль.

*

…В сумерках отперев дом три, постелив себе постель, перетащив на ближнюю тумбу все, что могло бы понадобиться – воду, кипятильник, биксы, препараты, перчатки, шприцы, пеленки и салфетки – переведя Трину и определив ее на подстилку возле кровати, прикрутив ночник и даже попив чаю, Кристина легла и, глотая слезы, спросила у собаки:

– Почему люди – такие гады? Не знаешь?

Трина стукнула хвостом об пол.

– Ты не согласна, – вздохнула Кристина. – Твое счастье, что ты собака. Я тоже хочу быть собакой. Но хренушки мне.

Где-то вдалеке прогремел первый раскат грома. Трина заскулила.

*

Поговорив с Кристиной и поставив себе за беседу «отлично» Инесса пребывала в сильной радости. Это была радость победы.

То ли эта тормозная блондинка испугалась, то ли Чекава действительно не особенно к ней пылал, а говорил ей комплименты только для того, чтобы проверить чувства Инессы, то ли ее чувства действительно не были такими сильными, но сдалась она легко и быстро. Так, как надо.

Развернувшись на каблуках, Инесса, абсолютно довольная миром, устремилась в сторону столовой, где наверняка ещё не закончилось время ужина. После правильно выполненной миссии хорошо бы подкрепиться.

Девушка забыла, что грунтовая дорога – не танцпол.

Шаге на четвертом босоножка неровно приземлилась на камень, стопа подвернулась внутрь, и Инесса потеряла равновесие. Уже в воздухе она обнаружила, что летит лицом на угол деревянной скамейки.

*

Удивительно, как умеет замедляться время, когда человек точно знает, что по прошествии какой-нибудь доли секунды он налетит глазом на деревянный угол, возможно даже сломает скуловую кость, опухнет лицом и перестанет нравиться своему возлюбленному.

А может быть даже получит сотрясение мозга или выбьет себе глаз.

Все эти варианты не один раз пронеслись в мозгу летящей. Она пыталась выбросить руки вперед, но мозг уже все посчитал и знал, что за оставшееся время она успеет разве что согнуть их в локтях. Следовательно, столкновение неотвратимо.

И тут вмешался третий фактор. Раньше, чем текущий момент Инессиной жизни превратился в следующий, она ощутила мягкий, короткий толчок в плечо.

Траектория полета поменялась.

Теперь девушка, громко вопя, летела в сторону от лавки, на мягкий газон, где и приземлилась.

И вот ее щека, так ни обо что и не ударившись, лежала на мягкой, хоть и немного колючей траве.

– Боже, – простонала Инна. Из-за адреналина было совсем не больно, только голова кружилась.

Толкнувший ее человек подошел сзади и протянул руку.

– Вставайте.

Опираясь на руку, Инна встала. Коленки были зелёные, футболка тоже испачкалась. Но она помнила, что могло быть и хуже.

– Ой… хорошо, что вы здесь были… спасибо, – Инна с трудом повернула голову – перед глазами все плыло – чтобы рассмотреть неравнодушного гражданина.

– Ой, здравствуйте, Джафар…

– И вам того же. Не вертитесь, дайте вас осмотреть… Поднимите руки.

Инна подняла.

– Блин, плечо ушибла, – поморщилась она.

– Заживёт, – осмотрев ее, Джафар отступил на шаг. – Разбить лицо было бы неприятнее.

Она обратила к нему это самое неразбитое лицо.

– Как вы смогли? Я вас вообще не видела! – она восторженно улыбнулась. Она знала, что мужчинам это нравится.

Джафар вежливо улыбнулся в ответ, но смотрел в сторону.

– Быть замеченным не всегда полезно, – сообщил он. – Я предпочитаю больше замечать сам.

– Ну и реакция! – снова восхитилась Инна. – Джафар, если б не вы… спасибо большое!

– Не за что.

Он пожал плечами, отвернулся и уже сделал было несколько шагов прочь, но потом остановился, полуобернувшись.

– И кстати, я не араб, – бросил он через плечо. – А египтянин.

– Ой, блин, – Инна всплеснула руками, – простите… то есть… я не знала, что вы здесь.

Джафар некоторое время молчал, потом сказал абсолютно официальным тоном:

– Инна, если хотите выжить в Эйзенвилле и сохранить лицо – во всех смыслах – думайте, прежде чем что-то сделать или сказать. Я не всегда оказываюсь достаточно близко для того, чтобы вовремя убрать трупы.

Отвернувшись, он пошел прочь. – И уж точно не всегда этого хочу, – закончил он непрошенную мысль, уже ни к кому особо не обращаясь.

*

Ночью у собаки действительно начались роды. Трина справилась без стимуляции, хотя было видно, что уже и с трудом.

– Вот докормишь этих, – пообещала ей Кристина, – стерилизуем тебя. Будешь худая и активная еще много лет.

Следующие часа два девушка принимала, осматривала и вытирала щенков, а когда все они благополучно родились и уснули, сама уже спать не смогла. От радости, что все завершилось удачно, и немного от тоски, что до утра ей будет не с кем эту радость разделить.

Выйдя из комнаты, Кристина приняла душ и, прогулявшись до конца коридора, отодвинула занавеску, чтобы еще раз глянуть на темный лес, где водились загадочные сторны.

Там и обомлела.

За окном расстилался все тот же пейзаж – широкий луг, овраг, лес и дорога.

Только все это было зимним. По холодной снежной равнине, освещенной луной, замершей и абсолютно безжизненной, ветер гнал поземку. Черные безлистные деревья закрывали горизонт, и только тонкая цепочка волчьих следов шла вдоль дороги, из леса к поселку.

Некстати вспомнилось, что металлической ограды у дома три, в отличие от прочих типовых домов, нет и никогда не было.

Задернув занавеску, Кристина отскочила от окна и бросилась обратно в комнату. Собаки – старая и семь новых – беспробудно спали, сопя и поскуливая во сне.

За окном комнаты было нормальное, обычное лето, вид на темный коровник и далекую ратушу, в которой как обычно горело окно охранника.

Бред какой, подумала Кристина. Почудилось.

Видимо, поход на грибную фабрику даром не прошел. Интересно, а Юрка Мирный, он что, каждую ночь так?