Текст книги "Грибники"

– Действительно поэт, – негромко сказал сам себе Джафар, покосившись на спутницу. Казалось, ему было гораздо веселее наблюдать злую на весь мир Кристину, чем то, что происходило на сцене.

Действие между тем продолжалось. Вышел человек в черном плаще и капюшоне; капюшон полностью скрывал лицо.

– Заметь, – тихо сказал Джафар Кристине, – тебя играет Инесса. Узнала?

– Нет… Какой кошмар.

Кристину передернуло.

– Здесь все что-нибудь да значит, – шепотом продолжил Джафар. – И злодея, кстати, может играть именно злодей.

– Откуда ты знаешь? – прошептала в ответ Кристина.

– Предполагаю.

Тем временем актер, изображавший злоумышленника (неужели Артура?), дошел в своей биографии до кражи пилы. Дабы сократить количество реквизита и не вырезать из картона сарай, режиссер-постановщик прописал, что инструмент был украден прямо у коровы: наклонившись, злоумышленник позаимствовал его прямо из середины животного.

– Вот это продуктивность! – громко восхитился Мишка, сидевший в первом ряду. – Феликс, с кем вы корову вязали, что она пилу родила? Поди с гусеничным трактором?

Подождав, пока смех затих, и погрозив Мишке пальцем, Феликс Андреевич продолжил:

– …И тут же, похитив пилу, зову темному внемля,

Решил злоумышленник смерть принести в наши земли.

Злоумышленник, обрадованно и зловеще воздев руки, перешел к пилению картонной пилой большой картонно-лиственной трубы, поставленной возле «реки». Музыка становилась все напряженнее. И вот наконец, под самые мрачные аккорды труба упала, стукнув одну из «речных» девиц по голове.

– Б…ь! – снова пискнула девица. Слышно было очень хорошо, потому что на девице зачем-то висел микрофон.

Дальше девицы бросили «реку» на пол и начали держать трубу, пока сторн, а за ним еще два таких же «переходили» по ней, злоумышленник радовался, потрясая черными руками, а Феликс Андреевич невозмутимо продолжал читать.

– …В ту ночь роковую чудовища шли на охоту,

Сначала по лесу, потом на кичман по болоту,

И вот до поселка дошли, потянув свои жадные гифы…

На сцене вновь появилась девушка в пачке и со шприцом. Она изображала страх и пыталась отмахнуться шприцом от чудовищ. Они окружали ее. Потом один из сторнов увидел злодея, пляшущего от радости на краю сцены, сделал остальным рукой – мол, ребята, я щас – и двинулся к злодею. Когда злодей упал, а сторн над ним угрожающе навис и начал медленно вынимать из него широкую белую ленточку с надписью «жизнь», Феликс Андреевич дошел до кульминации:

– Но тут появился герой, что недремлющим глазом

Следил, чтобы к нам не проникла лесная зараза…

Герой, замотанный до глаз в черное и очень напоминающий ниндзю, выскочил на сцену и поклонился публике.

– У тебя хоть шприца нет, – позавидовала Кристина, обратившись к Джафару.

Ниндзя раскрутил над головой сложенные вдвое детские прыгалки, и от сторна полетели клочья бумажек. Остальные два чудовища ринулись было по трубе обратно, забыв о том, что речные «русалки», завороженные происходящим рядом с ними, трубу больше не держат. В результате труба покатилась, и бумажные сторны осыпались прямо в тряпку; можно сказать, утонули.

В итоге на сцене остались только герой, перепуганная девица в белой пачке и два трупа – злоумышленников и сторнов – лежащие рядом.

– Прекрасная дева к спасителю бросилась резво… – прочитал Феликс Андреевич, и дева в пачке действительно побежала, изображая, как будто делает это в замедленной съемке.

И тут «ниндзя», ловя девицу, впервые отвернулся от зрителей. Стало видно, что на его черном одеянии, во всю спину нарисован огромный белый человеческий череп в стиле «веселого Роджера».

Только перекрещивались под ним не две белые косточки, а весьма узнаваемые ложка и вилка.

Осознав, что это значит, и похолодев, Кристина покосилась на Джафара. Секунду тот сидел с совершенно окаменевшим лицом, затем произнес глухо:

– Шприца, говоришь, нет… Как видишь, у меня в этой истории совсем другое кредо.

*

– Теперь ты, гад, никуда не денешься! – кровожадно сказала Кристина, проходя в подсобное помещение, служившее у артистов гримерной, и заставая там искомое – Чекаву. В руке она держала ту самую бутафорскую шишку, которая отлетела от коровьего крупа в проход возле сцены и лежала там до конца представления, всеми забытая. Кристина ее и подобрала.

Скорее всего, эту шишку делали не для сегодняшнего спектакля, а несколько раньше. Например, она могла остаться от празднования Нового Года. Какая-нибудь история для детей о том, как ее украли у белочки. Или белочка у кого-то украла. А может быть стукнула ею непутевого зайчика. Шишка была лёгкая, полая, из пенопласта, но изобиловала ужасно колючими блёстками. Блестками возмездия. Подходящее оружие для того, кто хочет отомстить, но не хочет в кутузку за нанесение тяжких телесных повреждений. Кроме того, у шишки в основании была глубокая, ухватистая дырка, ведущая в ее полое нутро.

Дима огляделся и, больше никого не увидев, осмелел.

– Тебе понравилось? – сделал он вид, что не понял, зачем к нему пришли. – А Инесса сказала, что ни за что не станет тебя играть. Пришлось клясться, что я никогда…

Кристина размахнулась и стукнула его шишкой по голове. Потом еще раз. От следующего удара у Димы получилось закрыться руками, зато он получил сполна по плечам и по спине. Кристина с наслаждением лупила бывшего возлюбленного реквизитом, пока не устала. Шишка к тому времени смялась и начала рассыпаться, устилая все вокруг золотыми и коричневыми блёстками.

Чекава не убегал. Видимо, ему, как личности нарциссического склада, льстило любое внимание, в какой бы форме оно не проявлялось. Когда шишка окончательно пришла в негодность, Кристина бросила ее остатками в Диму и рявкнула:

– Ты меня спросить мог?!!

– Ну, – прошептал немного деморализованный Дима, – тебя не было… когда я приходил спрашивать.

Видимо, ему и в голову не могла прийти мысль о том, что кто-то будет не рад самому факту произнесения его имени со сцены.

– Ублюдок, – выдохнула она, вытирая вспотевшее лицо.

Дима быстро сориентировался, схватил со столика пачку бумажных салфеток и протянул ей. Аккуратно утеревшись теперь уже салфеткой, Кристина смяла ее и бросила в сценариста.

– Ты спросил только Инессу, готова ли она играть меня. А меня и Джафара ты не спросил, хотим ли мы быть представленными на сцене в таком виде.

– Слушай, Крис, ну я не знал, что вас это вообще может обидеть… может, мне ещё у сторнов надо было спросить?

– Дурак ты, – сказала Кристина. – Можно было просто предупредить. И уж тем более не посвящать это мне при всем народе, не рассказав, о чем речь.

– Слушай, Крис, – снова взбодрился мерцающий блестками Чекава, – прости… я правда немного увлёкся… но согласись, эффект был потрясающий!

– Сейчас будет ещё более потрясающий эффект, – мрачно заверила его Кристина. – Джафар, твой выход.

В гримерку скользнул Джафар. Уже один его вид – бледный, с внимательным, воспалённым взглядом маньяка – настраивал на откровенность. Дима понял, что с ним не шутят, и отъехал на своём вертящемся стуле до самой стены, стукнулся об нее и обрушил на себя с полок часть скопившегося там барахла – бумажные цветы на ветках, вазы из папье-маше, куски органзы и хлопья ватного снега.

– Спасибо за представление, – сказал Джафар, глядя сверху вниз на усыпанного мусором сценариста. – Мы все получили большое удовольствие.

Побледнев, Дима сглотнул комок в горле и выдал слабым голосом:

– П-пожалуйста…

Джафар наклонился к нему и сощурился.

– Костюмчик героя делали по твоему дизайну?

– Н-нет… он… я… я костюмами не занимался. Я не знаю, правда. Не помню уже.

Джафар сбросил с руки один браслет, нажал какую-то кнопку, и тот распустился цепью до самого паркета.

– Никого сюда не впускай, – кивнул он Кристине. – Устроим вечер воспоминаний.

Кристина с готовностью закрыла дверь и подперла ее ручку стулом.

Чекава временно утратил дар речи. Его начало колотить, а цвет лица медленно приобретал зелёный оттенок.

– Итак, – сказал Джафар. Голос его тоже стал глухим и странным, – ты сейчас расскажешь все. Иначе сторны, представленные в твоём спектакле, тоже получат возможность высказать тебе свои претензии.

– Я правда не знаю… девчонки придумывали. Маринка шила, а они делали… я вообще не по этой части, Джафар Рэймисович. Из меня художник, как… а что в них плохого-то? В костюмах? Это же типа комедия… ну, преступник получает по заслугам и все такое…

– Это пошлость, – объяснил Джафар. – Ничего смешного в этих событиях не было. Во всяком случае, для их участников. Но твоя постановка была бы хоть сколько-нибудь уместна, будь мы уверены в том, что Артур – преступник и действительно получил по заслугам. Тогда воплощение истории в искусстве сошло бы за осмысление ее той частью человечества, которую… которая мало что способна осмыслить. Но преступник – совсем другой человек.

– Не я, – быстро сказал Дима. – Со спектаклем вообще была идея Батона. Ну, Костика.

– Не ты, – согласился Джафар. – Ты для этого слишком труслив. С Батоном мы уже говорили. Он нужен Борису Юрьевичу таким, какой он есть, и черт бы ним. Итак, вспоминаем дальше. Девочки. Кто именно?

– Ну, Марина… Инесса… Татьяна и Галя из поликлиники… Данка пару раз заходила… Лена иногда… ну, Алевтина ещё, но она ничего не делала…

– Просто валялась с тобой на сеновале, – не выдержала Кристина. Она знала, что пожалеет о том, что сказала, но правда есть правда.

Чекава покраснел так, что во всей гримерке не хватило бы белил, чтобы это скрыть.

Джафар обернулся и удивлённо посмотрел на Кристину.

– Алевтина? С ним?

Кристина подняла брови и кивнула.

– Я тоже ох… удивилась.

– Это не запрещено, – пробурчал Дима, отчасти успокоенный литературной речью обоих дознавателей. – Можно подумать, вы тут все девственники. К тому же, это не я начал, а она. Она боялась убийцы и решила спросить меня, как идёт расследование… а я довольно много об этом знал, потому что помогал Сергею Сергеевичу, и он меня посвящал в такие подробности, которых не знал никто.

– Это в какие? – тут же отреагировал Джафар.

– Не могу сказать. Тайна следствия.

– А ты сейчас у меня на исповеди, – ласково сказал Джафар, расправляя цепочку с ножами и надевая Диме на шею. – Так что начинай чистосердечно каяться. Чьи ещё кандидатуры на роль убийцы вы обсуждали с Сергеевым?

– Ну, – Чекава, опять побледнев, покрылся испариной, – разные… Еремея обсуждали… зеков обсуждали… Джафар Рэймисович, вас обсуждали, потому что вы…

– Потому что я что? – прошипел Джафар, перекрещивая колючую цепочку у него на шее.

– Ай… Потому что вы, Джафар Рэймисович, в армии служили, – прохрипел Дима. – Там ещё какое-то дело о диверсии было, вы диверсанта раскрыли… но оно типа секретное было и не в нашей стране, но в нашей армии. А в нашей стране вы были свидетелем по уголовному делу по убийству, но Сергей Сергеевич сказал, что вы там никого не убили, хотя следовало бы… ай! Сейчас вы, между прочим, поступаете незаконно.

– Ничего подобного, – промурлыкал Джафар. – Я тут много на что имею право в рамках обеспечения безопасности. А рамки подтвердит свидетель.

– Подтвердит, – кивнула Кристина. – Этот гад, скажу я, хотел меня изнасиловать. Предварительно обозначив свои намерения перед полным залом народу.

– Ладно-ладно… я молчу… все равно, пока вы мне не отпилили голову, я не смогу ничего доказать, а когда отпилите…

– Мне, Дмитрий Владимирович, ваша голова без надобности, – сказал Джафар, погладив Диму по упомянутой голове и сняв с неё кусок ваты с блёстками. – У меня даже камина нет, чтобы его ею… я бы даже не сказал, украсить… скорее, осквернить. А вот Кристина, насколько я понял, с удовольствием бы лишила вас возможности оставить потомство… у неё есть… как эта штука называется?

– Эмаскулятор.

Стоя вне поля зрения Чекавы, Кристина взяла со стола ножницы и металлическую ручку, а потом постучала ими друг об друга.

Дима дернулся.

– Тихо, – рявкнул Джафар. – Не верти башкой, а то и она отвалится. Что ещё говорили обо мне и о возможном убийце?

– Ничего… правда, ничего, – Дима дрожал и, теперь это было хорошо видно, плакал. – Джафар, пожалуйста… отпустите, я ничего не знаю… я расскажу про других, все, что слышал, это ведь можно…

Джафар аккуратно снял с него цепь и свернул обратно в браслет.

– Рассказывай. Мы продолжаем расследование, а ты, как ты хвастался, много знаешь. Вот и выкладывай. Считай это признанием одного из твоих многочисленных талантов.

___

* Щипцы для кастрации крупного и мелкого рогатого скота.

Глава 20. Одолжение

– Не получился из меня добрый следователь, – сокрушалась Кристина, когда часа через полтора они с Джафаром шли по аллее. – Но ты его зря так напугал. Даже жалко стало. Мне кажется, его легко было просто на слабо разговорить, без угроз. Он даже увлёкся под конец, когда рассказывал… и захотел тебе угодить.

– Мне его тоже жалко, – сказал Джафар. – Хотя жалеть там нечего. Он же полное ничтожество. Но почему-то умеет писать стихи.

– Потому что за них аплодируют.

– Неужели все, что ему нужно?

– Думаю, да. Он типа кванта. Существует, пока на него смотрят.

– Рэнни тоже пишет стихи, – размышлял вслух Джафар. – Но он… он личность, пусть и укуренная. У него есть принципы… Знаешь, я вот по молодости думал, они у всех есть. Пока не женился.

– Ничего себе! – удивилась Кристина так, что даже остановилась. – Ты был женат?

– Почти два года, – кивнул Джафар и жестом попросил ее идти дальше. – Меня отец женил, как только я переехал в Каир. На самой красивой девушке нашего района. Поначалу я, конечно, был рад этому обстоятельству. Приятно, когда у тебя есть жена, которая во всем слушается. Но недолго. Потом я понял, что я тоже… жертва патриархальной парадигмы. Эти женщины со стертой личностью, которых так жалеют ваши феминистки, они… они коварны и живут манипуляциями. Шерити, например, не могла просто так попросить у меня денег. Это было нельзя. Она постоянно сочиняла истории о том, как с ней случилась беда, как она терпела до последнего, а потом все же решилась… Она даже не ждала, что я ей поверю! Просто так было положено. Я долго пытался понять, какая она на самом деле. Потом увидел: маленькая озлобленная девочка, которая стоит в луже и кидается грязью. И с тех пор, что бы она ни говорила, я видел в ней только эту девочку. Конечно, она в таком виде она перестала меня привлекать. Трудно было даже находиться с ней в одной комнате. И она начала придумывать способы выманить у меня любовь и деньги.

– А как это? Я никогда не плела интриг.

– Я в общем-то, тоже. Но Шерити умела. У них это умение по наследству передаётся, от матери к дочери. Последний эпизод нашей совместной жизни был кровавым. Ей захотелось золотые серьги, сирийские. И вот она подговорила свою подругу, жену одного консула… я бы сказал, даму полусвета… чтобы та меня начала соблазнять. План был такой: у дамы начинает получаться, тут входит Шерити, и я из чувства вины выплачиваю обманутой супруге материальную компенсацию за моральный ущерб, а она покупает себе желаемое. Подруга за мной начала ухаживать. А я очень честный был тогда и порядочный, и хотя не спал с Шерити, но и ни с кем другим тоже не пытался. Мне тогда стал противен весь род человеческий. Этого Шерити не учла… Нет, очень порядочный, не удивляйся… я даже до свадьбы был девственником. Честно. Ну что ты смеёшься?

Кристина действительно впервые за вечер начала смеяться. Истерически. До слез.

– Прости… но ты только что напугал человека до огромных кирпичей и вывернул его мозг наизнанку… мне трудно представить… зная тебя сейчас… ахахаха…

– Прекрати, – обиделся Джафар. – Вот перестану рассказывать.

– Ладно, – всхлипнула Кристина. – Напугал. Прекращаю.

– В общем, я от этой дамы позорно бегал. Однажды она затерла меня в какую-то темную комнату и предприняла такие действия, что я понял – хана моей репутации. Повинуясь последней искре здравого смысла, оставшейся в моем помраченном сознании, я оторвал эту даму от… ну, в общем, от себя, схватил за плечи, развернул и оттолкнул подальше. Мне показалось, траектория была идеальной. Но заканчивалась она дверью. И все бы хорошо, дама даже тормознула вовремя, но дверь открывалась вовнутрь… А в это время Шерити, верная своему гениальному плану, толкнула эту дверь, чтобы застать нас за непотребством и устроить сцену. Подруге прилетело в бровь острым углом. Дальше сцена: дама сидит на полу, рыдает, вся в крови, и орет на мою жену, что это ты, тварь, все придумала, чтобы разбить мне лицо, теперь не расплатишься, и твой муж тоже… тут до меня, идиота, последний раз дошло, во что я втянут. Шерити на мне виснет, ждёт, когда я… ну, по закону я ее за обман побить должен был, а потом она рассчитывала на бурное примирение, страсть и, опять же, деньги… Только вот я никого бить не стал. Развёлся. Деньги и дом ей оставил. Ушёл в наёмники, там лётное училище закончил, потом ещё высшее техническое получил.

– А драться ты где научился?

– Смешно, но в детстве. В Москве. У китайца. Лет в восемь начал, потому что в школе… социализация не задалась. По расовому признаку.

Кристина вздохнула и покосилась на своего спутника, ставшего уже почти невидимым в темноте.

– А я вот в браке не состояла, – сказала она. – И рассказать особо нечего. В парня одного влюбилась, стали встречаться, а он мне говорит: ты, небось, замуж хочешь… я говорю: какой замуж, мне девятнадцать только… нет, говорит, все вы замуж хотите, я знаю. И начал мне мозги промывать, чтобы типа не хотела. Что, мол, замуж хотеть нехорошо – мещанство, попытка использовать людей и другая низость. Через год я устала, послала его. Он вернулся, помирились… и снова промывка на полную мощность. Меня уже трясло от мысли о браке, так что он своего добился. Но и от него самого меня тоже трясло. И в некий момент я придумала гениальный план: после очередного секса – а секс вышел не очень – говорю: ну что, это дело у тебя так себе, так хоть женился бы. Он охренел, конечно, и начал мямлить, как сегодня Димочка с цепью на шее: мол, я не готов, человек рождён для одиночества… но в итоге бежал в страхе. Я была свободна! Ну что ты смеёшься?

Джафар прижался плечом к дереву и посекундно вытирал глаза.

– Прости… тяжелый день сегодня… ещё ты. Мы словно соревнуемся в идиотизме личных биографий.

– Так у меня ещё не всё, – вдохновилась Кристина. – Моему следующему парню не нравилось, когда я проявляю инициативу. Он говорил, мол, девушка должна быть скромной, парня никуда не приглашать, не превосходить его ни в чем и в постели бревном лежать… не дышать даже. И если я шумела, он меня передразнивал. Ничего смешного, Яша! Это выглядело бредово… Я быстро сбежала… Ну а потом… потом я встретила Димочку!

Финал истории добил Джафара окончательно, и он сел на скамейку.

– Все, – сказал он, – завязываем с мемуарами. Я так до дома не дойду.

Кристина села рядом. Некоторое время они молчали, слушая ночных кузнечиков и далекую музыку в клубе. Там сейчас происходили танцы, оставаться на которые у Кристины не было ни сил, ни желания. К тому же она не могла оставить Джафара. Ей казалось, что тот, кто сегодня нанёс удар, намеренно сделал его точным и болезненным, имеющим целью разрушить даже очень прочную волю. Сила и осведомленность невидимого врага пугала даже ее, а что уж говорить о хрупкой, недавно собранной из кусков психике бывшего военного? Если бы Джафар был простым, как Костик, или приспособленцем, как Чекава, она была бы за него спокойна. Но он был сложным, как старый, неоднократно разрушенный и восстановленный дом. В его душе ей виделись чёрные провалы, закрытые наспех, прогнившие стропила, подпирающие хрупкие конструкции, живые, бледные цветы, ещё недостаточно окрепшие для того, чтобы смотреть на собственные корни и осознать, что они растут на костях.

– Кажется, – сказал вдруг Джафар, – я догадываюсь, кто убийца. Но у меня нет доказательств.

– Мне скажешь?

– А если я не прав? Ты не сможешь нормально общаться с этим человеком, а если он что-то заподозрит, он тебя убьёт.

– Хорошо. Тогда скажи, зачем он влезал ко мне в окно?

– Ему нужна была книжка графа Гнедича. Вы с подругами обсуждали ее после приезда сюда?

– Конечно! И вам троим ещё в самом начале сказали.

– А мы тогда не знали, что об этом надо молчать… Во всяком случае Сашка точно не молчал. Он обожает всякую мистику, и всем о ней рассказывает. Я думаю, половина посёлка точно в курсе.

– Да мы и сами рассказывали… много кому. Все смеялись.

– А кто не смеялся?

– Схен. Ну, у них вообще принято к таким вещам серьезно относиться. Ленка ржала, Алевтина улыбалась. Даже Мишка хихикал, и Единоверыч тоже. Славик с Андреем ещё прикалывались, а Рэнни… ты ведь не хочешь сказать, что это Рэнни?

– Нет. Рейнольд ровно тот, за кого себя выдаёт. Слушай! – Джафар резко повернулся к ней. – Граф что говорил? Что вы работаете на него пять лет, так?

– Так.

– Но работа на него – это ведь не грибы собирать… грибников у нас достаточно. У вас троих какая-то особая миссия. Вы должны что-то понять… осмыслить… открыть. На месте слома миров или чем там герцог полагает это место.

– Главное, чтобы не умереть во славу чего-нибудь, – резонно заметила Кристина. – А то обидно будет.

– Мне – особенно, – сказал Джафар.

Они сидели в ста метрах от его калитки и держались за руки. Джафар видел, что Кристина руки не убирает, значит, ей это нравилось. Потому что если бы нет, то в таком настроении она бы их точно убрала. Ему это тоже нравилось, он бы так вечно сидел, если б не ночной холод.

Однако если он сейчас пригласит ее к себе, а она откажется, ему будет больно. А она откажется, он это чувствовал. Просто потому, что сейчас в ее голове слишком много неприятных воспоминаний, связанных с личным, и где гарантия, что Джафар не станет очередным разочарованием? Гарантии нет. Ее не дал бы и сам Джафар. Вывод: гораздо проще иметь дело с теми, кто тебе безразличен.

– Проводить тебя до дома? – спросил он наконец.

– Да… – Кристина выглядела растерянной. – А ты точно не заходил ко мне перед спектаклем?

– Заходил, но тебя не было.

– Я спала в полях. Возле пустоши. Я думала, ты вернёшься не сегодня.

– Я не мог вернуться не сегодня.

Продолжая удерживать ее руки, он встал. Она тоже.

– Ну… пойдём? – неуверенно сказала она.

– Непременно, – Джафар наклонился и поцеловал ее пальцы.

Кристина вздрогнула.

– Вот Яша… Несмотря все эти дикие вещи, которые ты рассказываешь… у тебя такие хорошие манеры. И такая хорошая речь. Откуда?

– Повезло с воспитателями. Моя мать и учитель Лианг. Меня выращивали для общества культурных людей. Но мать умерла, отец был рабом обстоятельств…

– А китаец Лианг?

– А обучение у Лианга закончилось с моим отъездом в Каир. Потом я искал его… но он уехал в Китай и не оставил координат.

– Все мы из кого-то состоим, – заметила Кристина в пустоту. – Физически – из своих предков. Идейно – из своего времени… Твоего отца правда зовут Рэймисс?

– Правда. Герцог не посвятил тебя в секреты моего полного имени?

– Надо было спросить?

– Если интересно. Меня в паспорте зовут Джафар эль Амон ибн Рэймисс ибн Табит ат Кемнеби дель Ингра. Это все от отца, у нас приняты очень длинные имена. Разве что «Кемнеби» я получил от учителя. А фамилия вообще имеет итальянское происхождение.

– Это все что-то значит?

– Да… – Джафар хотел было объяснить дальше, но передумал. – Идём. В следующие дни будь очень осторожна и не убирай из дома собаку. И ещё… насчёт миссии. Если ты не против миссий, то завтра за тобой зайдёт Саша. Дождись его и тихо уходи. Ты пропадёшь на целый день, и никто не должен будет знать, куда именно. Еремей, если что, подтвердит, что ты была на работе. Оденься для похода в горы.

«Вообще-то я хотела в лес по грибы… С завтрашнего дня Регина снимает мораторий на походы в лес. Там, небось, висельников выросло… Ну ладно».

– Неожиданно. Нет, я не против миссий. А куда мы пойдём? – шепотом спросила Кристина, потому что они уже подошли к ее калитке.

– Мы пойдём в гости к Дулсан, – так же тихо ответил Джафар. – Я потом объясню, зачем.

– Опа… ничего себе!

– Но об этом – никому!

– Хорошо. Спокойной ночи… Яша.

– Спокойной ночи, Крис.

*

– Красота, красота… мы везём с собой скота… крупного рогатого – жениха богатого, – напевала Кристина любимую импровизацию Единоверыча, насыпая Трине корм в железную миску. Щенки в количестве трёх выползли с подстилки и, виляя хвостиками, увлечённо грызли ближайший тапочек, пуская слюни и повизгивая.

Пока подруги досматривали сны, Кристина оделась. Теперь у неё появился комбинезон, берцы и небольшой походный рюкзак, снабжённый всем необходимым для внезапной ночевки в полевых условиях: зажигалкой, веревкой, фонариком, сухим спиртом, пауэрбанком, кружкой, ножом и даже надувной подушечкой. Плюс аптечка: резиновые перчатки, шприцы, адреналин, новокаин, димедрол, два скальпеля, бинты и антисептики.

Осторожно, чтобы никого не разбудить, Кристина отперла дверь и вышла, поёживаясь от сырого рассветного воздуха.

Саши, правда, не было. Вместо него боком к ней стоял кто-то значительно тоньше, в камуфляже и с натянутым на голову капюшоном. По едва уловимым особенностям пластики и длинному белом хвосту, свисающему из капюшона, Кристина поняла, кто это.

– Ваша светлость, неужели! – воскликнула она радостным шепотом.

Герцог обернулся и прижал палец к губам. В его мягком взгляде плескались азарт и веселье. Ах да, вспомнила Кристина, миссия у них.

Через пару минут к ним присоединился Рэнни.

– Главное, чтобы нас Алька не заметила, – говорил он словно бы сам себе, влезая в лямки рюкзака. – Вчера мне прохода не давала, все ей про политику говорить… и пристает еще, зараза… А в морде столько силикона, что мне все время кажется, что она чем-то болеет… ну, личинки овода там где под кожей или другое какое насекомое… у меня скоро от них инсектофобия начнется… Опаньки, Эйзен! Давно не виделись. А где Саша?

– Саша нас дома ждёт, – ответил Эйзен. – Встать в такую рань ему оказалось не по силам. Зайдём за Джафаром и сами к нему явимся.

*

Саша действительно поминутно зевал, прикрывая рот рукой.

– Итак, – сказал он, – слушайте – уааау – инструктаж. У товарищей бурятов этой долины – жёсткий матриархат, поэтому разговаривать будет Кристина. Вы – три ее мужа, показатели ее высокого статуса. Если вас будет меньше, Дулсан не станет с ней разговаривать, поэтому – уааау – будьте добры, не сбегайте и не умирайте в пути. И ведите себя прилично, как положено вьючному скоту – очи долу, руки по швам. Четвёртым, – Саша огляделся, – будет баран, его вы приведёте в поря… – уааау – в подарок… он племенной, тонкорунный. У них в стаде таких нет пока, так что подарок ценный. Уаааау.

– Мы поняли, – сказал Джафар. – Уаааау.

– Теперь протокол. Сначала Кристина здоровается. Потом старший муж – кто из вас старший? – вручает хозяйке те два ларца, которые я положил Рэнни в рюкзак.

– Ну, вроде я старший, – сказал герцог.

– Отлично. Значит ты – уааау – блин, да что ж такое – вручаешь ларцы. Лично Дулсан.

– А потом, – сказал Рэнни, – тот, кто больше всего похож на барана, вручает барана?

– Да. Барана вручаешь ты. Но не самой Дулсан! Ты вручаешь барана тому из ее мужей или родственников, который… уаааау… больше всего похож на пастуха.

– А если там будет несколько похожих? Как я разберусь?

– Спроси словами. Это не возбраняется.

– А Джафар что вручает?

– Ничего. Он будет у нас – уааапф – муж для войны, ему зазорно прикасаться к дарам.

– Я их оскверню? – поинтересовался Джафар.

– Или они тебя… Не знаю. Дальше вступает Кристина. Она дарит Дулсан маленькую коробочку. Там какая-то – уааау – из муранского стекла, у них такой точно нет. Потом они вас кормят. Жрать все!!! Даже курдючный жир. Знаете, как есть курдючный жир? Его нельзя жевать. Начнёшь жевать – не проглотишь. Поэтому кладём на руку – до локтя – и заглатываем во всю длину.

– А мы не умрем? – тихо спросила Кристина. И на всякий случай добавила: – Уааау.

– Хватит меня передразнивать, дипломаты-дебилы! – возмутился Эстерхази. – Я до трёх часов собирал вам эти ваши дары!

– Не нам, а Дулсан, – поправил Рэнни.

– Прости, – сказал герцог, хоть и не зевал. – А дальше?

– По ситуации. Когда Дулсан спросит, что увело вас так далеко от дома… излагаете – Кристина изложит – нашу просьбу. Объясните это, мол… ну, вы знаете, как объяснить.

Кристина вчиталась в протянутый ей листочек с вариантами вопросов и ответов. Как это сделать? Как изобразить высокостатусную даму-матриарха, у которой три мужа и примерно сто гектаров угодий? Потом, три мужа – на сто гектаров мало. Тем более они ещё в двух мирах, эти гектары.

– А долго туда идти? – спросила она жалобно.

– Часа два… Ах, да, чуть не забыл! Гайтаны!

Покопавшись в ящике с барахлом, Эстерхази достал оттуда четыре чёрных шнурка с филигранно выполненными латунными черепами.

– Голову пантеры носит жена… головы птиц носят мужики.

– Как-то все грустно, – сказал Рэнни, надевая свой шнурок. – Она же нас сожрет.

– Надеюсь, – добавил Джафар, – череп пантеры не трофейный.

– Боится, – весело прокомментировал герцог, надевая свое украшение, – одно из его имён – «Кемнеби», означает «пантера».

– Я ещё за всех вас и выйти-то не успела, – возмутилась Кристина, – а вы меня уже демонизировали! Теперь мне хочется череп змеи.

– Жаль, Чекава не пошёл в нашу прекрасную семью четвёртым мужем, – сказал Джафар, чтобы путём злословия деликатно уйти от темы. – Выдали бы ему череп крысы.

Кристина благосклонно хмыкнула.

Саша последний раз зевнул и тоже начал собираться.

– Я понял, нельзя вас одних отпускать, – сказал он. – Напортачите ещё. А мне потом с этим жить.

– Или умереть, – добавил Джафар, глядя в землю. Он чувствовал некоторую вину за свои неподобающие мысли, но скрывать их полагал зазорным. Кроме того, если ситуация предполагает наличие в их кругу неизвестного предателя, перспектива героической гибели, даже обозначенная вскользь, могла несколько развеять у окружающих подозрения относительно его друга.

*

Дорога сначала отлого поднималась вверх, затем спускалась в ямы, проезжаемые только при очень сухой погоде, а далее превращалась в плотный каменистый косогор, заросший колючими кустарниками и удивительно красивыми травянистыми растениями засушливых зон. Кристина поминутно останавливалась, чтобы рассмотреть очередной неизвестный вид, а Эйзен рассказывал, как этот вид называется.

Иногда попадались пугливые мелкие грызуны или расписные птички, неприятным голосом предупреждающие окрестности об их появлении.

Эйзен знал названия и грызунов, и птичек, и бабочек. Вместе с латынью.

Саша, как полагается ведущему (он обещал представиться Дулсан, как муж сестры, потому что уже однажды засветил информацию о том, что жена у него другая), шёл впереди, весело болтая с Рейнольдом и с, как ни странно, довольно послушным бараном, идущим на привязи, как воспитанная собака на прогулке в парке.