Текст книги "Самбор"

Отражение черных кошек в прозрачном зеркале

Пуринт.

Санна У-Танг.

Мне требовалось время, чтобы привести мысли в порядок.

В голове брат все еще стаял на грани между добром и злом. Даже слова дяди о вранье и сокрытии правды, не смогли бесповоротно меня отвернуть от Говена. Было сложно поверить, что Серийя пала из-за Адрика, что все остальные страны на континенте точно также пали от рук тирана. Как и говорил отец, его сын превратился в палача, который делает все для своего комфорта и выгоды. Как же так получилось? И почему мне не удавалось заметить зло, процветающее рядом? Мы ведь были так близки. Неужели это тоже оказалось враньем ради достижения чего-то, что имело для брата большую ценность?

Стоя на улице, я наблюдала как пурга заносит окрестности снегом. Погода волновалась и злилась, призывала вернуться в тепло, но мне хотелось ощущать холод. Он притуплял эмоции, и я безразлично шаталась на ветру в меховой накидке. Словно опьяненная правдой, не хотела говорить, и как в тумане плыла в своей голове. Мне даже не казалось правильным делать выводы. Я просто думала и пыталась собрать воедино все части, чтобы наконец увидеть полную картину. Какой бы она ни была. И я чертовски устала.

– Ты кого-то ждешь? – слышу, как позади открывается и закрывается входная дверь. Каэлин идет ко мне растапливая под собой сугробы.

Ее ноги топили снег превращая землю в кашу. Она одета легко, но явно не дрожит от мороза и сильного ветра. В ней так много магии, что сложно не ощутить. Что-то подобное я чувствовала от брата. Кажется она истинное оружие богов. То самое, которое идеально выполняет свои задания и беспрекословно слушается. Мне противно от этого. Подобная сила не стоит всего того, что так жестоко проносилось мимо и никогда не имело возможности задержаться хотя бы на мгновение. Все то, от чего я так долго бежала и чего боялась, соединилось в одной Каэлин и взросло в виде огромного дерева, макушки которого не видно за облаками. Она была центром всего, что заставляло меня раньше страдать и неустанно скрываться, убегать.

Каэлин Рогнед. Наши с ней жизни не пересекались, кроме того короткого мгновения в детстве, который я не помню. Странно осознавать, что она тоже мой далекий, хоть и не кровный, но все же родственник. Все это время мы с Говеном почти никак не обсуждали Каэлин и ее жизнь. Она казалась очень скрытной и воспоминаний из прошлого о ней крайне мало. Только лишь те, которые никак не характеризовали девушку. Но возможно, что и это очередная уловка брата. Возможно, он просто не говорил мне всего того, что видел.

– Нет, – отвечаю сухо.

– Тогда почему стоишь здесь? – девушка становится рядом, обдавая меня жаром. Щеки мгновенно краснеют от тепла.

– Хотела все обдумать, – потираю горячую кожу ледяными пальцами.

Девушка молча смотрит в ту же сторону что и я.

Ее мотивы и суть мне не ясна. Я не знаю, что она за существо. Однако в ней есть то, чего никогда не было во мне. Абсолютные дисциплина и решимость. Она строгая и жестокая, заставляет своего хозяина быть уверенным в действиях и поступках. Она очень верная. О Каэлин можно много чего сказать, но кажется будто это никак не характеризует ее глубокую суть. Никаких личных качеств, несмотря на то как она поступает и говорит, ничего того, что могло бы хоть как-то скрасить пустой белоснежный холст. Любое утверждение может раствориться в воздухе за секунду. Словно на девушке не один десяток масок.

– Ты бросила его, – произносит она улыбаясь.

Я хмурюсь и смотрю на Каэлин, которая так злорадно ухмыляется. Становится тошно от самой себя. Ее волосы колышутся от сильно ветра и легко бьются концами о ровные плечи. У нее действительно суровые черты лица и хмурый взгляд, поэтому любая улыбка кажется злой.

– О чем ты говоришь? С чего взяла, что захочу говорить с тобой по душам? – злилась я, кутая шею в воротник.

– Я об этом и не думала, – пожимает равнодушно плечами. – Мы с Самбором путешествуем вместе уже много лет. Он не изменяет себе и продолжает ненавидеть меня за все. За мои мысли, принципы и цели. За то, что я продолжаю служить богам. Я знаю о тебе больше, чем думаешь. Я знаю о тебе все. Мы с ним вместе больше двадцати лет и сколько бы он ни старался, я знаю все что знает он. Но это не значит, что я воспользуюсь этим. Просто хочу, чтобы ты понимала, как обстоят дела.

– Мне противно, – кривлюсь и хочу уйти.

– Ты бросила его, – повторяет снова. – Бросила Говена. Оставила одного.

– Что ты несешь? – хочу схватить ее за воротник, но девушка выставляет передо мной косу, лезвие которой воспламеняется. Лицо Каэлин мгновенно освещается и становится ясным.

– Такова природа отступников? – бормочет, рассматривая мое лицо безумными глазами. – Та каша в головах, которую вы называете свободой, помогла хоть кому-нибудь в вашей жизни? Ты спасла хоть одного близкого? А скольких потеряла? Эти числа похожи друг на друга?

Я быстро дышу и смотрю на нее сурово. Мне одновременно стыдно и хочется ввязаться в драку.

– Ты ничего не знаешь о наших отношениях с Говеном! – рычу ей прямо в лицо. – Ты не знаешь, насколько все это сложно!

– Повторяю, – зловеще улыбается. – Я знаю о тебе все и не только от Самбора великого. Твое прошлое так противно похоже на мое, но я хотя бы что-то делала все это время. Столько лет мы путешествуем с Самбором, ненавидя друг друга, и ни единого раза не подумали о том, чтобы расстаться. Есть обязательства, которые не касаются богов или людей. Эти обязанности касаются лишь близких для тебя, и ты позволила себе их нарушить. Лишь поэтому сейчас ты страдаешь! Я прошла долгий путь со свои врагом бок о бок, а ты не смогла остаться рядом с родным братом…

– У тебя тоже есть брат! – рычу, роняя взгляд от стыда.

– И он умер, – произносит сурово, что заставляет меня сжать болезненно челюсть.

– Почему? Почему ты до сих пор рядом с Самбором, если так отчаянно его ненавидишь? Какие у тебя перед ним обязанности? – еле сдерживаю очередные слезы.

– Может быть лучше покопаться в себе? Может показаться странным, но очень многие знают о тебе больше, чем ты сама.

В свете огня глаза Каэлин блестят металлом и чего-то требуют. Они смотрят в самую глубь и словно лезвие режут душу. Я совсем ее не понимаю, но она однозначно чего-то хочет. На что-то намекает.

– Ты любишь его, – доходит до меня, и я изумленно смотрю в ее лицо. – Как такое возможно?

Девушка опускает косу и отступает. Лицо ее становится равнодушным. Мои слова что-то в ней всколыхнули, но не то, чего я ожидала.

– У тебя еще есть время, – говорит громко и угрожающе. – Немного, но есть. Вот тебе мой совет: подумай о брате. Вспомни все то, что между вами было и найди ответы на его поведение. Включи наконец голову и пойми. Каждое его действие – это из-за тебя, – Каэлин прячет косу в ладони. – Самбор захочет остаться до весны. Вы будете много говорить и узнавать друг о друге. Если к тому моменту ты ничего не поймешь, то после будешь сожалеть и вина сожрет тебя. Не совершай моих ошибок. И не питай ложной любви к тем, кто не участвовал в твоей жизни до сегодняшнего дня.

***

Все случилось, как и сказала Каэлин. Они остались у нас до весны, и я неустанно думала о ее словах. Что могла упускать из виду? Что прячется от меня за стеной обиды на брата? Она сказала, что я на грани совершения ошибок, которые похожи на ее. Но что именно она имела в виду?

Трогот был очень рад большой компании в доме и неустанно болтал с Самбором обо всем, что видел в жизни. Старика перестал пугать его необычный вид и темные глаза. Все, потому что от дяди странным образом веяло чем-то чистым и бесконечно правильным. Каэлин же была его абсолютной противоположность. Девушка часто что-то ломала или роняла, не позволяла никому притрагиваться к ней и неохотно общалась со всеми, кроме Трогота. С ним у нее были особы отношения.

Каждый раз заставая старика и девушку за разговорами, я прислушивалась и ловила нотки доброты в голосе Трогота. Ему было интересно учить ее и заставлять заниматься делами по дому. Девушка становилась мягче радом с ним и постепенно перестала спорить. Со мной же она продолжала вести себя холодно. За ужином мы все сидели за одним столом и каждый вечер я чувствовала себя счастливой, лишая мыслей о брате. Тогда это становилось неважным и ненужным.

– Да что ты делаешь? – возмущался старик на кухне. – Кто так режет? Сколько можно говорить, бестолковая! Тебя в детстве не учили резать нормально?

Смотрю на Каэлин и понимаю, что она проваливается в воспоминания, которые бледными пятнами отражаются на лице. Ей они неприятны. Что-то болезненное мелькает в девичьих глазах. Трогот тоже замечает ее настроение и улыбаясь забирает нож. Удивительно, что только его слова влияли на девушку, словно он был единственным, кого она считала верным и достойным. Достойным уважения.

– Смотри как надо, – Трогот начинает медленно резать.

Мы никогда не сможем стать ближе к ней. Рано или поздно расстанемся. Она чувствует себя чужой и этого не забрать. Никто и ничто не способен ее переубедить. Кажется, что даже Самбор отчаялся, иногда игнорируя присутствие Каэлин рядом. Она часто тренировалась и уходила в поле, чтобы никто не видел. Но что я, что Самбор наблюдали за ней ежедневно и тяжело вздыхали. У меня было чувство, словно разочарование в лицах других Каэлин привыкла видеть всю жизнь, и сложно понять, что именно могло бы ей помочь. У каждого из нас есть заветное желание, которое преобразовано в обиду на кого-то рядом. Будь то родители, друзья или незнакомцы проходящие равнодушно мимо.

***

Самбор У-Танг.

– Когда ты ей скажешь? – спрашивает девушка, обнажая косу, которая уже стала продолжением ее руки, а не просто оружием.

Я тихо вздыхаю и касаюсь замерзшей земли, которая наконец сбросила с себя снега. Скоро почва начнет прогреваться. Вылезет трава и на деревьях появятся почки. Наступит весна. Этого времени я боялся и одновременно ждал с замиранием сердца. Каждый раз думая о теплом времени года, мне неустанно приходилось тормозить поток беспорядочных мыслей и страха. Это был страх неизвестности и возможных ошибок. Страх конца всему.

– Еще рано, – говорю, спокойно рассматривая грязь на пальцах. – Почему тебя это вообще волнует? Ты и без того ведешь себя странно. Всю зиму просидела с нами и ни единого раза не уходила. Так надоедливо постоянно молчишь где-то рядом и не даешь нам покоя. Ты хоть сама понимаешь, насколько не к месту здесь? Неужели ты предала свои цели?

– Не смей так говорить! – рычит на меня Каэлин. – В отличие от тебя я честна хотя бы перед самой собой. И если в очередной раз хочешь меня задеть, то запомни раз и на всегда, что нет таких слов.

Мы разговаривали на заднем дворе дома Трогота Гертлера. Последнее время я старался ее избегать и каждый раз игнорировал присутствие в доме. Мне было совсем не жаль Каэлин. Даже в те секунды, когда ее вопросы тонули в тишине, потому что никто не горел желанием с ней говорить. Конечно, ведь рядом не оказывалось старика, который странным образом относился к девушке чуть ли не лучше, чем к нам с Санной. Это не было слепое одобрение. Трогот уделял ей много внимания не как к тому, кто нравится, а как к кому-то кто нуждается в помощи и поддержке. Он учил ее, кормил и поил даже с учетом того, что она в этом не нуждается. Иногда мне казалось, что старик кроме нее никого больше не видит. Удивительно.

– Честно? – ухмыляюсь, поднимая взгляд. – Ты самое ужасное существо, которое мне доводилось встречать, Каэлин. Что ты знаешь о честности других людей? Как ты можешь говорить о честности, когда казнишь тех, кто признает свою вину?

– У всего есть цена… – ухмыляется так весело, будто рассказала шутку.

– Дрянь… Жизнь – это не цена! – говорю слишком громко. – Мы с тобой не на базаре, чтобы покупать или продавать людей. Что за избирательность такая? Почему ты не трогаешь тех, кто молит о смерти? Они не достойны твоей благосклонности? Твой мерзостный характер просто этого не учел?

– Они ни в чем не виноваты! – Каэлин зло разрезает пространство, между нами, ладонью.

– Они виноваты в том, что хотят отказаться от жизни! – слетает с губ раньше, чем я обдумал.

Импульс был внутри настолько сильным, что заставил меня резко подняться и пихнуть грязь, которая кривыми каплями усеяла сапоги и брюки девушки.

Она отходит от меня, словно от дикого зверя. Тихо и осторожно. Впервые вижу в ее взгляде непонимание и разочарование. Улыбка потухает на юном лице так же быстро, как ко мне приходит осознание сказанного. Каэлин всем своим видом показывает озадаченность, которая так странно на меня влияет.

Это стыд? Что за чувство во мне резко вспыхнуло и сожрало мысли? Меня это злило. Никогда я не позволял ей вызывать в себе чувства, которые могут пошатнуть решимость и заставить задуматься. Сейчас же даже тело слегка задрожало, словно предало меня.

– Почему? Почему ты так смотришь? – ухмыляюсь, сдерживая хоть немного дрожь. – Словно я тебя чем-то огорчил! Ты ведь кусок ходячего камня и постоянно смотришь на происходящее с холодом, без жалости. В таком случае, чем отличаются мои жестокие слова о правде, от тех преступлений, которые ты совершает уже много лет? Почему я должен чувствовать себя так паршиво?

Последнее я почти шептал себе под нос.

– Вот он ты – настоящий, – тихо бормочет Каэлин, роняя разочарованный взгляд в пол. – Эгоист. У хаоса есть своя цена и она сейчас передо мной. Ты даже в своих убеждениях нашел брешь, которую озвучил. Ты точно так же, как и все боги лезешь в людские жизни, хочешь решать за них, но пытаешься казаться совсем другим. Долгое время, я пыталась вытащить из тебя эти зерна и вот они как на ладони. Лежат и поблескивают суровой жестокостью твоих потаенных мыслей. Ты ничем не лучше презираемых тобой богов.

– Это лишь яд, – хмурюсь, быстро дыша. Подхожу к Каэлин и смотрю на нее сверху, осознавая, что она совсем не боится. – Он выйдет. Через время. Уж поверь.

– Но оставит след, – выплевывает девушка мне прямо в лицо и оставляет одного в холоде и пустоте.

Это пустота, которая осталась от Каэлин. Мне хотелось, чтобы этот разговор продолжился, и именно я должен был быть тем, кто уйдет, оставив ее клевать носом. Но сейчас остался я. Остался, потому что совершил ошибку. Не сумел сдержаться и дал плохим мыслям волю. Мне давно понятно, что внутри теплится жестокость. Видимо, не одному мне.

Трогот Гёртлер

Я нашел девочку на заднем дворе в обществе тишины и пары овец. Она равнодушно смотрела, как животные едят молодую травку, которая совсем недавно вылезла на поверхность. Рядом свернувшись, клубком лежала Молли. Сегодня она необычайно грустная и не встречает меня у двери.

Еще щенком я принес ее домой, спасая тем самым нас обоих от одиночества. Молли была обычной маленькой собачкой с лысым брюшком и кисточками на треугольных ушах. Сколько бы ни было тяжелых времен, она всегда возвращалась и царапала входную дверь круглыми лапками. Во многом мы были с ней похожи. В глазах собаки мелькала грусть каждую зиму, и она постоянно кого-то ждала у окна, ковыряя носом узкий подоконник. Мне всегда приходится жалеть таких как она и не только зверей, но и людей.

– Не хочешь выпить чаю? – говорю, стараясь не напугать Каэлин. Сажусь рядом. – Еще свежий. Совсем недавно заварил.

– Меня уже тошнит от чая, – бормочет, не отводя взгляда от овец.

Я кладу рядом трость и складываю сухие руки на груди.

На улице еще прохладно и солнце еле-еле прогрело землю. Весна – это пора посева и вывода скота на поля. Скоро наша жизнь станет еще более насыщенной и, возможно, мне удастся порадовать хотя бы немного вечно грустную Каэлин. Я думаю, теплые фрукты и прогулки к озеру, берега которого уже оттаяли и тихо шатались, отходя от холодов, поднимут ей настроение. Я научу девочку правильно собирать травы и спасаться от жары, искать грибы в лесах, до которых еще нужно будет дойти.

Несмотря на все происходящее, я считал каждого их них своими детьми. Запутанными, хмурыми, порой злыми детьми. Возможно, что таким образом боги пожалели меня и послали в мой старенький домик Санну, а за ней и всех остальных. Они не похожи на людей и постоянно говорят о странных вещах. Постоянно кажутся слишком сложными и не по годам взрослыми, ранимыми, вспыльчивыми и полными необъяснимой драмы. Я боялся, что они уйдут и снова оставят одного. Во мне и Молли больше нет сил оставаться в одиночестве.

– Если хочешь что-то спросить – говори. Не сиди молча, словно труп, – произносит девушка тихо, но внятно.

Я хохочу от довольно странного сравнения.

– Что бы я не спросил ты всегда молчишь, – пожимаю уставшими плечами. – Со временем понял, что это не имеет смысла.

– Мне нравится, когда задают вопросы, – продолжает смотреть в одну точку. – Сама для себя я так не умею. У меня в голове редко когда возникают вопросы и это немного злит. Так что можешь спрашивать, но не факт, что я отвечу.

– Может быть ты все же хочешь что-то спросить? – пытаюсь поймать ее суровый взгляд.

Девушка переводит взгляд на Молли и медленно моргает. О чем-то думает. Она совсем как ребенок. Молодое лицо, детская озадаченность и незнание того, что можно спросить, чтобы ответ не причинил вреда.

Наблюдая за Каэлин в доме, я ловил себя на мысли, что ей приятно возиться на кухне с едой и готовить. Во многом ее действия отличались от действий простых людей, но кажется так девушка делала много раз. Видимо, воспитана и выращена она иначе, в сложных и скорее всего одиноких условиях. Ей не нравится, когда учат, но руки горят желанием попробовать и тянутся к посуде, к неизвестным продуктам. Мое одиночество подружились с ее и нашли общие темы. С Санной все иначе.

У меня было три ребенка и все они так сильно были похожи на Самбора, Санну и Каэлин. Спокойный и рассудительный Тиль. Веселая и заводная Гасья. Нелюдимая и застенчивая Каная. Все они точно так же отличались друг от друга и мало дружили. В этом было что-то по-своему приятное, но как оказалось отчужденность от семьи не может быть правильным решением. Моя любимая Каная покинула нас первой. С последним вздохом она произнесла имя матери и навсегда выдохнула болезненный воздух. Дочь не умела просить помощи и предпочла умереть. Всех остальных сгребла в кучу и забрала лихорадка, которая после еще долго бродила по улицам и домам Пуринта. От отчаянья я не сумел никому помочь, от чего заперся от мира на долгие годы.

– Что спросить, когда не знаю что? – Каэлин заставляет меня вернуться в реальный мир.

Поднимаю на нее печальный взгляд и понимаю, что воспоминания о семье расторгали меня. Теперь в ее крошечном лице отражаются все мои годы, все те дни и часы, в которых я топил себя в непроглядной вине. Наши лица сейчас так похожи. Может быть, в этом есть малая доля ответов?

– Ну, а ты попробуй, – хрипло бормочу.

Я терпеливо жду и наблюдаю за тем, как девушка скачет глазами по всему вокруг. Медленно, обдумывая что-то каждый раз. Она лишь на несколько секунд останавливаться на разных местах и бегом уходит к другому. Кажется, это ее озадачило.

– Почему ваша собака не убегает? – выдает, уверенно задрав подбородок.

Я выгибаю брови и хохочу, пиная случайно трость. Девочка была так горда, за то, что задала этот вопрос, что я совсем не понял, насколько он глупый и очевидный. Внутри стало тепло настолько, что я расслабился и долго не мог замолчать.

– Ну, не все собаки хотят жить с людьми, – говорю, выжимая остатки хохота. – Некоторые убегают. Другие, наоборот, выходят из лесов и не хотят больше быть одинокими. К тому же все зависит от местности, в которой они живут. Им не всегда просто добывать еду на ровне с большими зверями. Кажется, что собаки совсем разучились жить отдельно, а те, кто продолжает бродить, просто еще не нашли пристанища по душе.

– Хотите сказать, что они сами выбирают свой путь? Просто берут и делаю что хотят? – девочка искренне хмурится.

Я задумываюсь. Даже мои дети не задавали подобных вопросов, и я сам никогда не интересовался. Кажется, попросить ее задать вопрос было хорошей идеей. Она удивительным образом простой вопрос вывернула во что-то настолько сложное и далекое, что потребуется много времени на обдумывание.

– Все умеют думать. Неверное, – выдаю небрежно от незнания что ответить.

Мы долго сидели молча и мне совсем не было неловко. Я плыл где-то очень далеко. Там размышлял о том, кто такие собаки и для чего они нужды. Молли всегда была другом, который молчаливо выслушает и всегда будет рада твоему приходу. Сколько бы она ни получала от меня тростью, все равно приходила, виновато опуская невинный взгляд в пол. Мы всегда были в равных условиях и жили, радуясь одним и тем же свершениям. Жаль, что раньше я не замечал такой простой вещи. Молли радовалась не свершениям, а моей улыбке, моим облегченным вздохам.

– Она умерла, – неожиданно произносит Каэлин и я поворачиваю голову к собаке. – Она уже дано болела и часто мучилась от боли. Последнее время, когда Молли махала радостно хвостом, то испытывала ужасную боль. Она делала это осознанно и не издала ни звука, когда я избавила ее от страданий. Кажется, она была даже благодарна.

У меня пересохло в горле от волнения. Понимаю, что тело Молли не двигается, а грудь не расширяется от дыхания. Кажется, она и была в отчаянье, раз пришла к Каэлин и не захотела сбежать от смерти. У нее больше не было сил терпеть боль. Она героически вела себя все последние дни и наконец позволила себе выдохнуть.

Смотрю на девушку, которая буровит взглядом мертвое животное. По ее бледным щекам текут слезы. Зрелище довольно пугающее. Будто сейчас небеса обрушатся на землю и раздавят всех нас как мух. Кажется, что для девушки слезы это непозволительна роскошь. Больше всего на свете в тот момент мне хотелось оживить Молли ради Каэлин. Ради того, чтобы она не чувствовала вину и снова порадовала меня равнодушным и спокойным лицом. Впервые я очень хотел увидеть именно это. Прежнюю Каэлин.

– В этом нет твоей вины, – произношу, тихо вставая и поднимая с земли трость. – Чтобы ты не сказала и как бы сильно не хотела взвалить на себя вес этой потери, я все равно так не думаю. Каэлин больше, чем выполнение приказов или как вы там это называете.

Оставлю ее слезы в тайне.

Я взял один конец трости двумя руками, а другой протянул девушке, которая испуганно перевела на него взгляд. В тот момент, когда Каэлин протянула руку и схватилась за трость, между нами вырос мост. Он был хрупким и качающимся, но мы оба держали его на весу. Мне было приятно видеть, как лицо девушки снова становится безразличным, а слезы высыхают с шипением и не оставляют следа. Мы шли так до самого дома. Тихо, молча и необычайно уверенно.

Мне не было грустно или тоскливо. Молли много лет провела со мной и заслуживает покой после всех тех мгновений тяжелой и временами голодной жизни. Ведь для нее это было самым главным. Что-нибудь съесть и насладиться этой жизнью в компании доброго хозяина.

Мы похоронили Молли вместе с Санной и Самбором. Мужчина хмурился с тех самых пор, когда увидел крошечное безжизненное тельце. Это ведь просто собака. Она прожила долгую и насыщенную жизнь и имела право умереть. Почему именно так он отреагировал на смерть Молли я не мог понять. Но вскоре, к несчастью, понял.

***

– Да сколько можно! – кричал Самбор выйдя из себя.

Мы сидели с Каэлин на кухне и готовили ужин, тихо разговаривая о далеких землях, по которым путешествовала девушка. Она редко со мной делилась чем-то, но после ухода Молли словно захотела выговориться. Я видел облегчение на ее лице и ту расслабленность, которая оказалась для девочки спасительной.

– Ты чего кричишь? – хмурюсь, не понимая, о чем речь.

В сторонке стояла хмурая Санна и молча наблюдала. Она словно не хотела этого всего, но не могла ничего предотвратить.

– Ты даже здесь не смогла удержаться? – мужчина быстро преодолел расстояние от входной двери к кухонному столу и навис над Каэлин. – Сколько еще ты будешь творить подобное и считать себя правильной? Тебе не кажется, что ты тоже достаточно давно остаешься безнаказанной?

Перевожу взгляд с Самбора на девочку и никак не могу понять причину их вражды и того разговора, который сейчас родился из ниоткуда. Мне захотелось защитить Каэлин, но она медленно поднялась из-за стола и направилась к выходу. Мужчина зло направился за ней.

– Ты слышишь меня! – кричит он и хватает ее за волосы от чего мое старое сердце чуть не остановилось. – Я не позволю тебе больше оставаться здесь!

Самбор тянет голову девушки назад, и та еле устояла на ногах рыча от злости. Мужчина отпускает волосы и загораживает собой выход. Он очень зол и, кажется, держится из последних сил, чтобы не ударить Каэлин. Между ними тьма и глубокая пропасть, которая вот-вот сожрет и нас с Санной.

– Самбор! – кричу хрипло и пытаюсь резко встать, но неосторожно на пол падает трость. – Не трогай ее. Слышишь?

Наблюдаю за тем, как Каэлин молча смотрит в злое лицо мужчины и ни капли не кажется расстроенной. Сложилось впечатление, словно она знала, что что-то подобное произойдет и лишь ждала.

– Уходи, – произносит Самбор и швыряет в нее черный плащ. – Пока у тебя есть такая возможность! Ты чертовски меня достала. Ты и твои гнусные поступки. Тебе стало скучно? Для чего ты так поступила с никчемной собакой, которая даже не может думать, как мы!

– Каэлин, – говорю, держась за грудь, в которой растекалась боль. – Скажи ему, то, что сказала мне, иначе скажу я.

– Нет, – строго обрывает меня девушка, выбрасывая руку назад, приказывая молчать. – Молчи старик! Пусть он выскажется. Кто-кто, а он уже точно не нуждается в моих оправданиях и лишь ждет возможности из раза в раз обвинить.

– Ты, черт подери, убийца! – тычет зло пальцем Самбор в лицо девочки. – И что бы ты ни сказала – это никогда не станет оправданием. Ни для кого. Слышишь? Пусть и дал обещание, но я правда надеялся, что здесь ты хоть немного изменишься. Но ты все так же остаешься вездесущей дрянью. Уходи!

На секунду я очень разозлился на мужчину, но после задумался о том, как сильно наши с ним фразы разные. Мы ведь оба знаем Каэлин, но совсем с разных сторон. Могло ли быть равновесие в жизни этой девочки, если бы все ее стороны были известны каждому, и никто не судил по одному поступку. У меня не возникло желания тогда поругать Каэлин или разозлиться. И это вовсе не из-за слез. Это из-за той стороны, которую, кажется, лишь я один знал в Каэлин.

– Вот как, – бормочет девочка и поднимает плащ с пола у своих ног. – Надеюсь эти слова искренние. Иначе ты продолжишь быть тупицей.

– Пошла вон! – нечеловеческий рык вырывается из рта мужчины.

Самбор замахивается на девочку, но у той в руках неожиданно появляется странная огненная коса, которой уже Каэлин угрожает ему. Мужчина останавливается и быстро дышит пытаясь успокоиться.

Огненный свет расплывается по всему дому и дарит вещам зловещую тень. Мне совсем не страшно, скорее наоборот. Такое странное ощущение. Каэлин смогла закончить этот конфликт взмахом странного оружия без единой капли крови. И после того, как с ней так гадко поступили, схватили за волосы и унизительно швырнули плащ в лицо, она продолжает смотреть на происходящее хладнокровно. Если не считать рыка.

– Каэлин, – говорю, спокойно массируя ноющую грудь. – Вернись к готовке, пожалуйста.

Мой голос терялся от хрипа и сложно было устоять на ногах.

Девочка послушалась лишь когда увидела, как я болезненно опустился на стул и продолжил держаться за грудь. Мое сердце старо и уже слишком давно требует покоя. Подобные стычки для меня почти смертельны и словно понимая это девочка исполнила мою волю. Кажется, что она видела во мне вторую Молли.

Мне хотелось поговорить с Самбором, но он разозленный выскочил из дома и исчез на долгое время. Мы дождались его лишь к рассвету и тогда дружно ушли спать. Все кроме Каэлин, которая сидела у моей кровати, пока я не проснулся. То ли это была благодарность, то ли как в случае с Молли жест доброй воли, но… Той ночь я не умер и днем проснулся, наоборот, бодрым и полным сил, что нельзя было сказать о усталой и молчаливой девочке Каэлин.

– Больше не подвергайте себя опасности, – бормотала она хрипло качаясь вперед-назад. – Спасать кому-то жизнь, для меня непомерно тяжело. Давно я не делала так много исключений.