Текст книги "Самбор"

Горея внимательно рассматривает мою ладонь и пытается выдавить занозу ногтем, но та лишь сильнее проваливается в кожу. Как бы она ни старалась, злосчастная щепка все равно не желала хотя бы немного вылезти наружу. Это сводило меня с ума, но не так сильно, как то, что, психанув девушка прижалась к моей ладони губами.

Я резко втянул в себя воздух, не сумев сохранить спокойствие. Второй рукой вцепился в свою ногу, понимая, что странное тепло от чьих-то губ вперемешку с болью, ужасно туманило разум. А когда горячий язык Гореи показался из-под розовых губ, я и вовсе чуть не лишился здорового сердца, которое резко упало в самый низ живота.

– Что ты… – бормочу, еле-еле шевеля опухшим языком.

Молниеносно девушка хватается зубами за край занозы и выдергивает ее из ладони. Все ее тело вздрагивает и Горея еще долго отплевывалась от чего-то, чего уже давно не было ни у нее во рту, ни поблизости.

– Какая гадость, – бормочет продолжая плеваться. Достает из маленького кармашка платок и натирает им влажный язык, от чего на секунду мне становится смешно. – Я явно переоцениваю твою важность, когда творю подобное…

– Врать у тебя получается хуже, чем доставать занозы, – говорю серьезно, рассматривая ладонь, на которой осталась лишь красная точка и слюни. – Теперь понимаю, почему ты так давно не можешь избавиться от своей занозы.

– Чего? – изгибает бровь Горея и подпирает одной рукой голову. – Такое дурачье как ты, не имеет права даже думать о подобном. Или ты серьезно решил, что я хоть немного рада, что могу узнать твою наглую морду в толпе прохожих?

– Хватит трепаться, – вздыхаю и резко разворачиваю колени девушки к себе, закидывая их на свои. – У меня нет на это сил.

Хлоп. Огненная боль растекается сначала только по щеке, а потом и по всему лицу. Это не первая для меня пощечина от Гореи, поэтому на этот раз она снова не вызывает во мне злобу.

– Проваливай, Лесьяр, – бормочет девушка, потирая покрасневшую ладонь. – Я достала занозу, а теперь иди куда шел и не трепи мне нервы в очередной раз.

– Да замолчи ты уже, – шепчу и обнимаю девушку за талию, которая становится каменной от моих прикосновений.

Конечно, мне приятно, что обычно ее хватает всего на одну пощечину. Это из раза в раз доказывает, что, между нами, что-то есть. И пусть это всего-то небольшое забытье, в которое мы позволяем себе окунуться раз в несколько месяцев, но это того стоит. Мне правда очень нравится находить ее где-то и каждый раз завоевывать, хоть в глубине души и понимаю, что она никогда не будет моей.

– Лесьяр, меня будет искать муж, – бормочет девушка, когда я крепче ее обнимаю и касаюсь губами порозовевшей щеки.

– Я понимаю, – шепчу в ответ, осторожно расчесывая темные волосы, что так непозволительно прикрывают ее почти прозрачную шею. – Не говори сейчас о нем.

Мне хотелось ее целовать, но большую часть времени понимал, что это делает хуже не только мне, но и ей. И это вовсе не говорит об ответственности или верности к старику, за которого ее выдали в шестнадцать лет. Речь о чувствах, что никак не потухают несмотря на предательски неприятную и ревностную реальность.

У меня всегда было мало времени. Всегда не хватало мгновения, чтобы предложить ей уехать вместе со мной. Это мгновение тонуло в заносчивой правильности и нежелании бросать отца и мать, которые поступили с ней невероятно несправедливо. И это злило меня раньше почти каждый день. Сейчас же я довел себя до того, что злость лишь вырывалась пушечным ядром каждый раз, когда я просто видел ее в одиночестве. Ведь если она одна, то значит сбегает. Хоть и не на долго.

Касаюсь губами ее губ и чувствую юную дрожь, что предательски выдает волнение леди Гореи. Охваченная желанием, она касается моего лица тонкими пальцами и проводит линию по распахнутым губам и подбородку. Каждый ее палец трепещет, но глаза наполнены спокойствием и радостью, словно ребенок получил желаемое.

– Пой лиса, лисица…

Я слегка напрягаюсь и смотрю на молчаливые уста Гореи. Она ничего не говорила, но я точно слышал чей-то мелодичный голос, что словно звал пропетой песней.

Отодвигаюсь, от резко испугавшейся девушки, и смотрю по сторонам, пытаясь снова услышать незнакомый голос. И я его слышу. Песня скачет по улице громко и четко, рикошетя от окон и столбов сонного города.

– Лисьяр, – осторожно шепчет девушка, беря меня за руку. Ее напугало мое поведение.

– Все хорошо, – бормочу, снова возвращая взгляд на нее. – Ты слышишь, как кто-то поет?

Горея отрицательно машет головой и сильнее сжимает мою ладонь.

Резко в городе потухли все огни. В каждом доме, на каждой улице стало ужасно темно и лишь луна мало освещала дорогу и крыши. Вдалеке послышались голоса людей. Все, не понимая происходящего, выходили из домов и заново зажигали фонари.

– Пой лиса, лисица. Тебе во снах погоня снится, в минуты отдыха дрожит трусливо каждая ресница… – снова слышу чей-то голос и понимаю, что он доносится из леса, что лежал прямо за несколькими улицами от нас.

– Песня, она ведь такая громкая и…

– Я ничего не слышу, – бормочет Горея, прижимая мою руку к груди. – Совсем ничего.

Меня охватили старые воспоминания о прогулках в этом лесу. Я вспомнил, что случилось со мной тогда на горе и подумал о том, что сегодня меня кто-то призвал вернуться. Та женщина, что помогла мне спуститься с горы и указала путь к дому, говорила, что рано или поздно я вернусь. Но я почти не думал о случившемся все последние годы. Просто забыл об этом, как о мимолетном сне.

– Поднимайся, – помогаю встать девушке и поправляю ее растрепанные волосы. – Все в порядке. Будь рядом и не говори ничего. Ладно?

Девушка молча кивает, и я тяну ее за собой в сторону дома. Благо все еще везде было достаточно темно, чтобы кто-то нас заметил. Спустя пару минут мы были уже возле высокого здания, что выделялось из общего ряда каменным балконом и железными кованными перилами. Здесь стояла гробовая тишина.

– Иди домой и ничего не бойся. Слышишь? – говорю девушке искоса посматривая по сторонами. – Просто выпей какого-нибудь настоя и…

– Пой лиса, лисица… – я замолкаю и ощущаю, как песня начинает рождать во мне леденящий ужас, когда она стала еще громче звенеть в ушах. Словно поющий ее приближался. – Помни, что не птица. Смех детиный стихнет, матери не спится…

– Лисьяр, – Горея берет мое лицо в свои ладони. – Что случилось? Куда ты собрался?

– Просто иди домой, – рычу на девушку и разворачиваю ее лицом к дому. – Если что-то случится, уходи ко мне домой и найди там маму.

– Лисьяр… – чуть ли не плачет она от страха.

– Я сказал иди! – кричу зло, но вовремя замолкаю, когда в одном из окон загорается свет от свечи.

Мне приходится быстро спрятаться, но не удается увидеть, как девушка входит внутрь дома. В ушах звенели одни и те же слова, разрывая голову. Даже закрыв уши, не стало легче.

Я поднялся с земли и пошел на голос, что манил меня в лес, зазывая и играя. Страха больше не было и шаг мой был уверенным. Ребенком, я с ужасом вспоминал каждую ночь женщину, что казалась злее самой смерти. Но сейчас был даже рад, что что-то происходит. В жизни подобной моей никогда не было ничего интересного. Поэтому такие моменты очень ценны.

Пробираясь сквозь лес, я ориентировался лишь на голос и скоро глаза привыкли к лунному свету, что позволял видеть хоть что-то под ногами. Рядом не было зверей и посторонних звуков, все казалось неживым или застывшим, совсем не издающим звуки. Как будто сама природа замолчала, давая насладиться звонкой песней, которая становилась все ласковее и тише, освобождая из яростной хватки уши и голову.

В какой-то момент я почувствовал ностальгию и осознал, что забрел очень глубоко, откуда не видно фонарей на воротах, которые уже скорее всего заново зажгли. Не слышно лая суетливых собак. Вокруг был лишь холодный лес, что постоянно хотел погладить меня по спине или плечам раскидистыми ветвями.

– Пой лиса, лисица… – услышал я наконец-то пение вживую, а не у себя в голове.

Слова сопровождались игрой на струнном инструменте и уже казались уставшими.

Совсем недалеко от места, где я остановился, мне удалось рассмотреть луч лунного света, что освещал неровную полянку без деревьев и кустов. На земле сидел знакомый силуэт женщины, а рядом лежали молчаливые гусли, что глухо упали с ее колен.

– Ты пела песню? – спрашиваю, смело пробираясь к поляне.

Никто мне не ответил, но подойдя ближе, я увидел рядом с женщиной могильный камень, что покрыт мхом и слегка сыпался от старости. Надпись было разобрать сложно, ведь она вся заросла и света было крайне мало.

Я осторожно подошел ближе и присел рядом с мрачной женщиной, которая словно боялась спугнуть. Возможно, она помнит меня и помнит, как я был напуган ею в прошлый раз. Почему-то я с самого начала подумал, что это именно она.

– Теперь не боишься? – спрашивает женщина, снимая с черной головы капюшон. Тело ее было колышущимся от ветра и неровным, словно она дымок от смолистого костра.

– Я уже вырос, – говорю без тени насмешки. – А вот вы все так же мрачны, словно не живая. Но я рад, что мне выпала возможность поблагодарить вас.

– Поблагодарить? – еле улыбается женщина и смотрит мне в глаза, слегка наклонив голову. Она рассматривала меня, словно собственное дитя. – Не стоит. Во мне больше тени, чем света и ты поймешь это, когда начнут умирать твои близкие люди… Я буду забирать их у тебя, не желая причинить боль.

– Мама! – слышу со стороны детский голосок, что как капель эхом растворялся медленно в воздухе.

Из-за кустов выбегает маленький мальчик и падает к мрачной женщине в хрупкие объятия. У него тоже черные волосы и каменные глаза, лицо словно мертвое и очень голодное. Ребенок внимательно смотрит на меня и ревниво прижимается к матери, пряча глаза без бликов в темном плаще.

– Это ваш сын? – произношу осторожно, и чтобы не глазеть перевожу взгляд на могильный камень. – А это кто-то из ваших родственников?

Женщина медленно и осторожно гладит ребенка по голове и напевает знакомую мелодию. Мы просидели молча пару минут, и я наслаждался их обществом. Мне до безумия нравилось рассматривать их лица и слышать приглушенное дыхание, ощущать холод, что источали их тела. Мрак и ужас, что не давал мне спать по ночам в детстве сейчас совсем не трогал. Я не нашел ничего ужасного ни в ребенке, ни в его матери.

Снова со стороны послышался шелест и хруст. На поляну упал приглушенный свет и дал рассмотреть всех намного четче. Я увидел, что тела обоих полупрозрачные и дрожащие, наполненные скользящей по стенкам водой. Они словно сосуды, что умею бродить по земле и разговаривать.

Свет исходил от мужчины, который осторожно вышел из-за деревьев и первым делом обратил внимание на меня. Его взгляд теплый, но пронзительный. Не такой как у ребенка и женщины. В длинных светлых одеяниях пряталось широкое тело, тоже наполненное волнующейся водой. Волосы у мужчины черные, но спадающие до самых пят, что удивительно. Они были шелковистыми и блестящими в лунном свете, будто сами сейчас начнут говорить или петь.

– Папа! – закричал ребенок и быстро встал, чтобы обнять строго отца.

Конечно, я быстро понял, что они семья. Но никто до сих пор не захотел поговорить откровенно и познакомиться, рассказать кто они и зачем пели такую грустную песню. И наконец, почему я слышал ее и пришел, последовав за мелодией?

– Вы духи? – говорю с нескрываемым любопытством и смотрю на всех троих.

Женщина поднимается с земли и отдает гусли мужчине, который осторожно берет их широкой ладонью. Маленький мальчик у их ног кажется крошечным и безнадежно слабым, но веселым. Все они трое и правда создают образ семьи, что существует на опушках старого и мрачного леса.

– Конечно мы духи, – недоверчиво смотрит на меня мальчик и тычет пальцами в родителей. – Это мой папа, Дух Жизни. А это моя мама, Дух Смерти. А ты почему спрашиваешь? Боишься нас?

Я ошарашено смотрю на женщину и мужчину. Мне и правда хотелось задать огромное количество вопросов, но… Прекрасно понимаю, что близок наконец. Скоро я снова вернусь в прежнюю жизнь, а эти трое вновь исчезнут, оставив после себя лишь тень воспоминаний. Со временем я перестану их помнить и перестану верить в чудо. Реальный мир заставит меня углубиться в простую и обыденную жизнь.

– Так не позволь ему это сделать, – произносит женщина, словно прочитав мои мысли. – Ты очень милый ребенок и сердце твое полно любви к себе. Не дай ей затеряться и делай так, как считаешь нужным. Не взрасти в себе грехи, коими полны эти и другие земли, не корми сердце злостью, обидой. Живи счастливо и цени каждый миг…

– Почему я вижу вас? – неожиданно для самого себя перебиваю Духа Смерти. – Есть причина, по которой я сейчас здесь?

Дух Жизни опускается перед могильным камнем на одно колено и касается серой поверхности, но пальцы его не могут счистить грязь.

– В тебе таится зло, – говорит строго мужчина и смотрит с надеждой на понимание. – И кормишь ты его давно. Оно рано или поздно перерастет в грех. Не позволь этому случиться. Не просто так тебя спас Дух Смерти. Поэтому и видишь нас. Будь благодарным и чистым, чтобы попасть в Правь и наблюдать за потомками.

После этих слов все трое развернулись и ушли, оставив меня одного возле могильного камня.

В глубине души я понимал, о каком зле идет речь, но должен был все хорошо обдумать. Если и существуют тайные знаки, то это были точно они и мне стоит прислушаться, осознать себя и свою собственную жизнь.

Когда было пора уже уходить домой, когда солнце взашло и осветило поляну, я достал из-за пояса нож и счистил мох с могильного камня.

Есть ли ответы в это бездушном куске прошлого? Он и правда казался очень старым. На чистом камне вырисовывались буквы. Надпись на языке первых людей была прочитана мной очень криво. Но четко можно прочитать имя, что изящно и размашисто красовалось на половине камня.

– Верея У-Танг…