Текст книги "Самбор"

Не дожидаясь ответа, я поднимаюсь и шатаясь переступаю его ноги. Кажется, может произойти что-то наподобие обморока, но лишь из-за отсутствия сил просто идти.

– Санна, давай серьезно поговорим, – произносит Деллий, недовольно поднимаясь с земли. – Я тут с тобой говорил не для того, чтобы ты сама все решала.

– О, да ты мастер находить идеальные моменты для серьезных разговоров, – пытаюсь сконцентрировать взгляд, но картинка все равно плывет и петляет. – А если серьезно, то отвали-ка от меня. Мне твоей болтовни и в тот раз хватило. И не думай, что письмо что-то могло изменить. Я уже услышала душераздирающую историю, многое приняла к сведению и спокойно могу покинуть вашу чудную компанию.

– Я писал его, когда думал, что больше не увижу тебя, – говорит серьезно, пока ноги несут меня прочь. – Я шел на смерть, Санна, но в последние часы писал тебе это чертово письмо!

– Наверное, ты очень разочарован тем, что все-таки увидел меня, – продолжаю злиться и ускоряю шаг. – Оставь теперь в покое!

– Да прекрати ты уже, – зло рычит Деллий и хватает меня за локоть разворачивая к себе. – Я столько тебя не видел, и ты хочешь разрушить впечатления от этой встречи своими капризами? Кто дал тебе право так предвзято со мной общаться? Ты ведь даже не попыталась поговорить на равных. Только и делаешь, что обвиняешь да смеешься. Знаешь, мне надоело проявлять терпение и впредь ты будешь говорить со мной вплоть до самого конца, пока мы не обмусолим каждое слово…

В какой-то момент я перестаю его слышать и просто-напросто проваливаюсь в сон. Благо не пришлось чувствовать боль от падения, ведь скорее всего Деллий меня поймал. Если же нет, то значит я с чего-то вдруг перестала чувствовать боль. Возможно, мне завтра будет стыдно, но мысли резко пропали и перестали иметь значение. Сон поглотил меня полностью и заставил перестать соображать.

***

Я проснулась от резкой боли, которая ширнула иглой в висок и злобно растеклась до самого затылка. Нужно было уже привыкнуть к подобным вещам и заранее готовиться к утру после пьянок, но я каждый раз забываю об этих последствиях.

Ночью мне было так жарко, что хотелось облить себя ледяной водой и раздеться до гола, чтобы наконец стало легче. Не помню, чтобы осенью было так жарко в Урунге. Видимо многое поменялось. Сейчас несмотря на холода в Пуринте, Урунг купался в жарких лучах солнца и цвел, словно весной. Ранним утром уже пели и шуршали на подоконнике птицы, а со стороны города доносились голоса и шум от резвых повозок. Все это в группе просто разрывало мою голову и заставляло кривиться, сжимая пульсирующую голову.

Мне было смешно от того, что подобное уже случалось. Тогда в Элдоре я точно так же проснулась, со стыдом вспоминая проведенный впервые вечер с Деллием. Разница была лишь в том, что в этот раз у меня не возникло сожалений. Только желание забыть и никогда не вспоминать. Хотя после этих слов меня можно назвать лицемеркой, ведь проснувшись я первым делом осмотрела комнату в поисках чужого супруга. Какая глупость. Похоже, что я и правда ничуть не изменилась.

К несчастью, мне не удалось насладиться покоем в мягкой кровати и на пороге одной из комнат замка Урунга появилась ни свет ни заря, виновато улыбающаяся Энна Дуат. Перед тем как войти, она еле слышно постучала в деревянную дверь и несколько раз позвала меня по имени. Настойчивости ей не занимать, ведь даже мое молчание не остановило девушку, и она ввалилась в комнату держа в руках поднос со всяким барахлом.

– Не против, что я вошла? – бормочет, словно и не ждет ответа.

Я, кряхтя сажусь в кровати и хмуро наблюдаю за тем, как она аккуратно ставит на стол чайник и кружку с блюдцем. Следом появляется тарелка со свежим хлебом и мокрое полотенце, аккуратно сложенное в несколько раз. Все выглядит таким старательным и аккуратным, что становится не по себе.

– Могла просто попросить служанок, – откидываю одеяло и шатаясь поднимаюсь с кровати. – Я же не важность какая-нибудь, чтобы за мной ухаживала сама принцесса.

Энна на удивление тепло улыбается и протягивает мне полотенце, после чего садится за стол, кладя ладони на колени. Вид у нее легкий и безмятежный, наполненный ожиданием чего-то хорошего. Девушка тоже повзрослела и казалась слегка незнакомой. Больше нет этой детской припухлости, влажного взгляда и быстро меняющихся эмоций. Она стала женщиной. Взрослой, серьезной и строгой, которая позволяет себе лишь слегка улыбаться из вежливости.

– Если тебе кажется, что все дело в ухаживании, то ты абсолютная тупица, Санна, – неожиданно выдает Энна наблюдая за тем, как я протираю лицо.

– Ничего себе, – тихо хохочу, садясь напротив девушки. – Кто тебя так обидел, что ты такая резвая стала? У Деллия научилась? Понимаю. Дурной пример заразителен.

Не стесняясь, я наливаю себе чай при девушке и начинаю есть, жадно поедая еще теплый, особый и ароматный хлеб. Мне этого не хватало и сейчас так приятно вспомнить, как мы завтракали подобным каждый день в любое время года.

– Что ты, – девушка весело махнула на меня рукой и прикрыла яркую улыбку, – Деллий, конечно, частенько хамит и высказывается резко, но у меня совсем другой учитель. И не один. Тебя и брата сложно обогнать в хамстве, которым вы просто переполнены. У вас есть характерная черта на двоих, когда вы убегаете куда-то, пряча опухшие глазки и думаете, что так выглядите более выгодно. Такая глупость, Санна. Не находишь?

– Ты куда дела Энну? – хохочу и давлюсь большим куском хлеба.

– Только не говори, что забыла сколько прошло лет с нашей последней встречи, – девушка лениво покачивает ногой закинув ее на свою вторую. – Вчера я была очень уставшая и совершенно растерялась, увидя тебя в городе. Наверное, мне нужно было поступить как Деллий, только еще более сурово. Поймать тебя за шкирку и заставить поговорить. Видишь? Я все еще осталась доброй. Дождалась утра и пришла сама захватив завтрак. Разве не так похоже на меня?

– Хватит! – бью ладошкой по столу от чего лицо Энны становится суровым. – Не знаю, как долго ты готовилась чтобы выдать всю эту пафосную и решительную ерунду, но мы с тобой не первый день знакомы. Несмотря на долгое отсутствие, я все еще помню тебя маленькой девочкой, которая росла на моих глазах. Покровительство моего брата или титул не дают тебе права так разговаривать!

– Как приятно видеть, что ты все еще питает свои божественные замашки, – наигранно соединяет брови девушка. – Наверное неприятно осознавать, что ты заложник своего рода и предназначения.

У меня спирает дыхание, и еда застревает в горле.

Я ошиблась? Сказала лишнего? Почему чувствую себя глупо перед этой строгой и решительной женщиной, которая так давит на меня, словно обиженна и зла. Это и правда Энна, но совсем другая и не такая невинная, которой казалась раньше.

– Говоришь так, словно не являешься такой же, – запиваю вставший в горле комок чаем. – Если пришла меня отчитать или в чем-то обвинить, то проваливай. Не думай, что я здесь какой-то плешивый гость из захолустья. Это мой дом.

– Дом? – искренне удивление накрыло лицо Энны и испарило улыбку. – Ты о месте, где мы сейчас так любезно с тобой беседуем? Ох, Санна, не городи ерунды. Всем теперь известно, где наш истинный дом и кем он был обозначен. Теперь каждая детина в городе знает, что вернувшаяся Санна У-Танг сподвигла короля на возвращения в обители. При чем не только болотный народ, но и всех божеств. Браво. Как можно тягаться с подобным влиянием.

– Энна, что происходит? – хмурюсь и громко ставлю кружку на блюдечко. – На что ты злишься? На мой уход? На то что вернулась? Ты вошла сюда с улыбкой, но сейчас окатила меня шквалом неприятных слов и искреннего презрения.

Девушка тяжело вздыхает и расслабляется. Она наконец опускает голову и расслабляет спину, склоняя горделивые плечи к груди. Все ее тело обмякает, позволяя не только Энне, но и мне почувствовать себя немного лучше. Сейчас на ней не те летние платья, не легкие ленты и открытая обувь, а ровный наряд, расшитый металлической нитью, сапоги на толстом каблуке, а волосы собраны в крепкую и строгую прическу. Такое ощущение, что она драгоценный камень, который загнали в железную оправу и повесили на шею как украшение.

– Многое изменилось, – произносит тихо, смотря на меня. – Многое, но не Говен. Если честно, то я больше злюсь на него, а не на тебя. Он ведь так меня никогда и не слушал. Было легче, когда понимаешь, что ты не один единственный и никому не дано переубедить его, но когда я увидела тебя и его вчера… Во мне что-то так болезненно взвыло. Потом он рассказал о вашем разговоре, и я поняла, что ты уговорила его покинуть земли людей. Я не думаю, что это плохо, но как я уже сказала, Говен никогда и никого не слушал. Никого кроме тебя. В очередной раз.

Я понимала, что на смену детским обидам и капризам, в Энне родились серьезные взрослые переживания. Она так долго жила с братом бок о бок и терпела мое первенство, что в какой-то момент не выдержала. Ее однозначно можно и нужно понять, чувства эти мне отчасти знакомы.

– Наши с ним отношения хуже, чем кажется, – грустно смеюсь, рассматривая свое отражение в чае. – Он слушает меня только потому, что это заложено в нас еще далекими предками. Мы с ним как единый организм, который все понимает и слепо верит. Мы расстались не потому, что вес вранья стал неподъемным, а потому что пришло время. Понятие семьи для нас исчезло незаметно и безвозвратно, хотя особой грусти это не вызвало. К тебе Говен относится иначе лишь потому, что понятия не имеет кто ты такая. Боги и оружия не одно и тоже, что божественный народ. Ты порождение бога, как что-то, что спасает от одиночества и дарит покой. Мы же с братьями, прямые родственники. Мы, как и оружия связанны и являемся единым целым. Я это все к тому, что, находясь рядом с тобой Говен в очередной раз совершает преступление, но ощущает себя свободным.

В молчании открывается смысл мною сказанных слов. Он такой простой и мучительно правдивый, что хочется треснуть себя по голове чем-нибудь и закончить все это.

– Деллий ведь тоже…

– Разговора о нем с тобой у нас не будет, – обрываю девушку, чтобы не услышать лишнего. – Это слишком затянулось и лишь приносит еще больших проблем.

Энна понимающе кивает и отщипывает от хлеба кусочек, который аккуратно кладет в рот. Ей было точно так же неловко, как и мне.

– Я совсем на тебя не злюсь, – произносит она улыбаясь. – Сложно передать словами радость, которая вызвана твоим возвращением. Для меня это конец переживаний и долгожданный финал происходящего. Просто я, как и многие устала от потока некончающихся событий.

– Я много злилась, – тоже улыбаюсь, продолжая смотреть на отражение. – Но потом тоже просто устала. Мне врали многие и сил не хватит обижаться на каждого. Есть вещи намного важнее.

– Верно, – кивает Энна и поворачивает голову к открытому окну. – Те, кто не захотят покинуть землю, что с ними будет?

– Они обретут короткий век и человеческое обличие, начнут новую жизнь в обществе обычных людей, – пожимаю безразлично плечами. – Будут помнить о прошлом и передавать его потомкам в сказках и песнях, в рисунках, которые вскоре превратятся в небылицы. Мы станем для них далекими фантазиями и выдумками, к которым лишь в тягостные мгновения будут взывать. Божественный народ, который решил остаться на земле, создаст огромное количество историй, в которые сложно поверить. Они напишут много книг и постоят храмы, сочинят новые молитвы или все же вспомнят истинные.

– Разве это правильно? Мы ведь обрекаем их.

– Это не так, – делаю наконец глоток чая. – Мы даем всем долгожданный выбор, так называемую свободу и прекращаем распоряжаться чужими жизнями. При этом освобождаясь сами. Все станет намного проще, когда мы оставим землю и поселимся в Правь. Для того она и была создана. Люди продолжат молиться, а боги слушать и ниспускать дары, но не безмерную помощь. Грешники попадут в ад, а святые в рай. Нам же больше нечего здесь делать и стоит навсегда покинуть Явь.

***

Я весело перепрыгивала ступеньки, поднимаясь в тронный зал и здоровалась с каждым встречным. Сегодняшний день казался теплым и ясным, наполненным странным ощущением ностальгии и забытого случайно детства. Впервые за долгое время я расслабилась и почувствовала, что ничего не должна сделать важного. Одно дело, когда ты сам позволяешь себе отдохнуть, а другое, когда весь мир в тебе больше не нуждается. Еда горячая, чай тоже, столы накрыты и валятся от бесполезной еды, а вокруг носятся те, кто сами решат свои бесконечные проблемы.

– Всем привет! – воскликнула я, ворвавшись как ураган в зал и найдя там весело болтающих Энну, Говена и Адрика.

Я не смогла понять еще с самого начала, что двоюродный брат наконец рассказал принцессе о своей настоящей личности, потому что была слишком измотана. С самых первых минут его звали по имени Адрик и это никого не смущало. Сейчас все невероятно очевидно. Особенно, когда сама Энна мне все рассказала.

– Где ты была? – спрашивает Адрик наблюдая за тем, как я сажусь рядом с ним и братом. – Мне не разрешали пить, пока ты не придешь! Совесть свою у людей оставила?

Я смеюсь и беру мягкую булочку из общей тарелки, в разрезе которой торчал кусок сливочного масла и вяленное мясо.

– Еще хоть слово о жизни Санны с людьми, и я нашлю на тебя проклятье, – сдержано произносит Энна, передавая мне горячий чайник с другого конца стола. – У каждой шутки есть придел. Ты либо включаешь мозг, либо я выключаю тебя.

Говен копается в своей тарелке и улыбается от слов принцессы, которая ухаживает и за его пустой кружкой. Он свежий и выспавшийся, наполнен странным приятным цветом кожи, который слегка поблескивает в свете лучей солнца. Они с Энной хорошо смотрелись вместе и казались единым целым, знающими друг друга настолько хорошо, что понимание приходило и без звонких слов.

– А что такого? – одновременно недовольно и весело воскликнул Адрик, наливая себе в стакан долгожданное вино. – Может быть я таким образом провоцирую ее на рассказы. Хочешь сказать тебе не интересно узнать, как Санна жила все это время и с кем, уважаемая принцесса Энна?

Я молча наблюдала и слушала их спор, обмениваясь с Говеном понимающим взглядом. Мы с ним не были такими активными и любопытными, поэтому зачастую сами ничего не рассказывали. Это рождало в нашей семье подобные моменты, когда Энна и Адрик бьются каждый за свою правду, чинясь воспитанием и совместным прошлым.

– Нормально, что Энна так реагирует на твои неуместные вопросы, – хохочу, запивая хлеб горячим чаем. – Но и любопытство мне понятно.

– Вот видишь! – громко взрывается двоюродный брат, подкидывая в воздух орех и ловя его ртом.

Девушка, сохраняя лицо и невозмутимость поднимает со стола нож для масла и швыряет его в Адрика, который не успевает уклониться и получает ручкой ножа по лбу.

Мы все дружно хохочем, над тем, как мужчина потирает ушибленное место и принимаемся за еду. В воздухе кружится свежесть, принесенная ветром с балкона, и мягко щекочет нос. Кажется, повеяло холодами.

За столом я сначала долго наблюдала за всеми и впитывала в себя изменившиеся вещи. Но вскоре взгляд устремился далеко за границы балкона и повис в воздухе, наблюдая за горизонтом.

Неделя пути, и ты уже в Пуринте. Вернусь ли я? Стоит ли? Трогот наверняка ждет меня и волнуется, но кажется это уже придушенные мысли. Если я собираюсь уйти, то сообщать об этом старику возможно и не нужно. Хотя на протяжении стольких лет я берегла его покой и столько всего сделала для деревни, для лежащих рядом поселений. Храмы, возведенные мной, собирают в себе людей и учат их молитвам, но лишь тем, что придуманы ими самими.

Трогот Гёртлер. Седой старикашка, который еле стоит на ногах и часто днями не встает с пастели. Таким я помню его в последние дни. Конечно, он не заслуживал одиночества и переживаний под конец непростой жизни. Но у него теперь много людей, которые ценят его и оберегают, хотят находиться рядом. Мы с ним стали близки, и я не смогу когда-то забыть те чувства, которые он во мне родил. Нужность, уважение к старшим и малым, верность начатому делу и такая ненужная, но очень важна слабость. Он научил меня быть хрупкой, ранимой и задумчивой. Выходит, что старик заслужил моего прощания. Думаю, он не сильно расстроится.

После еды мы долго просидели в зале, попивая вино и болтая о всяких беззаботных вещах. Адрик, как всегда, говорил больше всех и постоянно стучал стаканом по столу, от чего я так смеялась, что хваталась за живот. Энна и Говен казались совсем другими. Брат позволил себе любить и быть любимым, казаться слабым и оберегать чью-то сокрытую наивность. Теперь он не просил ни от кого силы и принятия решений, не хмурился и не читал нотации. Он лишь устало смотрел на бледную ладонь Энны в своей и совсем нас не слушал. Брат плыл в своих далеких и наконец безмятежных мыслях.

– Вы вчера поговорили с Деллием? – слова Говена громко промчались по комнате и утонули в молчании.

Я нервно потираю шею и роняю голову на деревянный стол.

Сложно. Чем быстрее я от этого бегу, тем скорее оно догоняет. Выходит и правда так будет всегда. До того самого момента, когда мы нормально не поговорим.

– Не уверена, что этот разговор к чему-то привел, – вздыхаю, ощущая щекой неровность стола. – Честно говоря я уже привыкла откладывать наши с ним разговоры в долгий ящик. Как-то это все сложно и никогда не кончалось чем-то успешным.

– Все отношения, которые у тебя были, являлись легкими и мимолетными, – пожимает плечами расслабленный Говен, положив голову на плечо строгой Энны. Это выглядело странно, ведь брат большой и широкий, а принцесса маленькая и низкая. – Может быть эти будут чем-то более настоящим и продолжительным?

– Продолжительным? – смеюсь и в очередной раз вздыхаю. – Мы будем жить вечно и думать об этом я могу сколько угодно. Наверное, поэтому тяну время. Мне некуда торопиться. У нас впереди целая вечность.

Все молчат и переглядываются, словно не понимают, о чем я. Это кажется странным и пугающим, особенно когда речь идет о Деллии.

– Выходит он все же тебе не сказал, – грустно смеется Адрик и поджимает влажные губы. – Хотя это и не удивительно. Мы сами узнали только сегодня утром.

Смотрю поочередно на всех и понимаю, что каждый прячет взгляд. Говен устало, Энна сдержанно, а Адрик раздраженно поглядывая на колыхающееся вино в стакане.

– Не сказал о чем? – хмурюсь и поднимаю голову, отрывая щеку от стола. – Что-то случилось?

– Я не просто так спросила у тебя о тех, кто захочет остаться, – произносит тихо Энна, продолжая не смотреть на меня. – Деллий отказался отправиться в обитель сразу же, как только для придворных, жителей города и послов объявили приказ. Мы не в тех отношениях с ним, чтобы просить о изменении решении. Наша помолвка была необходимой, чтобы у короля Элдора была золотая монета взамен на войско и доверие. Наш брак был расторгнут сразу после возвращения. Когда мы встретились с тобой у костра, это были наши первые минуты нахождения в Урунге после расторжения брака.

Голова начинает побаливать и пульсировать. Брови не могли расслабиться и хмурились словно вот-вот сбегут с лица.

Исключения. Они были всегда и везде, со всеми из нас. Для кого-то это выбор в прощении или обиде, для кого-то в еде или месте жизни. Исключения позволяют дать шанс не только другим, но и самому себе. Почувствовать что-то новое.

– Вот как, – устало поднимаюсь из-за стола и осматриваю всех с небольшой улыбкой. – Каждый из нас сделал выбор. Его вот такой. Примем его и пожелаем удачи.

– Санна… – обеспокоенно Энна схватила меня за руку, когда я собралась уйти. – У тебя он тоже есть. Всегда был.

Боюсь, что все выглядит немного иначе, дорогая.

Всю ночь до самого утра в замке горел свет, а в садах качались фонарные крючки, раскачивая стеклянные колбы с огнем. Все казалось таким спокойным и приятным, а я как дура бродила по одним и тем же местам, думая о глупых вещах.

Меня ведь никто не осудит, если я восприму это как то, что меня снова бросили в одиночестве? Сколько бы раз нас не разводила судьба, Деллий все равно следует по направлению от меня. Он всегда говорит прямолинейно и соблазнительно, не боится оказаться слишком близко, но в такие моменты стремительно отдаляется. Есть ли у этого причина или это цена откровенности и правды? Деллий единственный, кто так сильно меня добивался и всегда горел желанием поговорить, но эти его уходы…

Его уходы?

– Черт подери, – бормочу, громко выдыхая. – Что мне теперь делать?

***

Я постучалась в дверь, словно чужой человек и долго ждала, когда на пороге появится старик. Его лицо было сонным, а улыбка такой желанной, что я засомневалась в своем поступке. Но лишь на мгновение.

В Пуринте теперь тоже много солнца. Но воздух намного холоднее, чем в Урунге. Почти все жители уже с раннего утра в поле на грядках или пасут скотину. Я здоровалась с каждым, кто замечал нас с волонем и пыталась скрыть пылающее от неоправданного стыда лицо. Мне не за что стыдится, но все подобные мысли заставляли страдать. Все эти люди не мои дети, не мои слуги и даже не друзья. Я многим помогла, но лишь из возможности и желания. Обрастать якорями, я не желала. Это лишь их слепая вера в меня и мои силы. Совершать ошибки своих предков, я не намерена.

– Здравствуй, старик, – грустно улыбаюсь. – Думал больше меня не увидишь?

Трогот прищуривается и зло бьет меня тростью по колену. Я смеюсь и перехватываю поводья радостного волоня, который так искренне реагировал на старика. Его морда словно улыбалась, а вой заставил содрогнуться всю округу и дать ей понять, что мы вернулись.

В городе шумели повозки и громко разговаривали приезжие люди. Несмотря на приближение середины весны, не на всех деревьях качались листья и стойко держались набухшие почки. Мне приятно было видеть все именно таким и вспоминать первые дни моего прихода. Все, кажется, знали о том, что я не обычная девушка, и начали пририсовывать мне крылья святой. Люди здоровались со мной почтительно и не позволяли себе спросить о чем-то личном. Это расстраивало. Я хотела казаться им другой. Я хотела быть частью единого организма, но не его сердцем. Мне отчаянно хотелось быть одной из них.

– Выходит ты решила уйти, – качает головой Трогот и смотрит под ноги, где тростью ковырял прибитую дождем землю. – Что-то случилось?

– Вовсе нет, – поджимаю губы надеясь, что прощание пройдет быстрее. – Просто так будет правильно. Будь моя воля, я осталась бы и тут, и там, но… У меня нет подобной воли. Трогот, так правда будет лучше…

– Для кого? – ухмыляется старик, присаживаясь на низкий порог дома.

– Для многих, – тоже сажусь. – Мы с тобой очень разные в плане жизни и ее понимании. Я не могу как вы продолжать жить, словно имею право ходить по этой земле. Меня здесь больше ничего не держит и близкие люди последуют следом. Здесь у меня больше никого нет. У нас с тобой было много времени, чтобы хорошо узнать друг друга и насладиться хорошими днями.

– Он заставил тебя? – спрашивает неожиданно взволнованно. – Твой брат так повлиял на тебя?

– Да, но это у нас взаимно. Я жалею лишь об одном, что не во всем тебя слушала и понимала. Ты был прав на счет Каэлин и моих чувств, насчет Самбора, который рисковал жизнью каждый день. Ты намного умнее меня и поэтому сумеешь понять.

Старик качает головой и неожиданно улыбается. Это улыбка одобрения вперемешку со смирением. Ему и правда стало легче, от всех этих неловких объяснений.

– Я оставлю тебе волоня, но скоро он слегка изменится, – хохочу, представляя Горика в виде обычной собаки. – Станет не больше Молли. Позаботься о нем. Ладно?

Старик качает головой и гладит по носу сутулого волоня, который разделяет его переживания и грусть. Они оба будут заботиться друг о друге и вскоре встретится со мной. Хоть и не будут этого знать.

– Мое время подошло к концу, – продолжаю серьезно. – Я должна была умереть уже давно и думаю, что это достойная плата за долголетие. Я ведь уйду от сюда невероятной лгуньей. Только дурак поверит в то, что здесь не останется близких мне людей…

***

Многие в городе готовились к уходу и что-то бурно обсуждали с тем, кто решил остаться. Дети больше не носились весело по улицам, а тревожно наблюдали за активными сборами куда-то куда им было невиданно. Многие солдаты покидали город вместе с семьями или в одиночку, кто-то до последнего продолжал болтать с близкими людьми, которые скоро исчезнут. Солдаты из других стран тоже разделились. Кто-то уходил, кто-то оставался, томясь в ожидании. Все без слов понимали происходящее, надеясь на то, что это наше последнее приключение.

Все это время я бродила по городу и что-то искала. Растворяясь в прохожих, мне отчаянно хотелось кого-то узнать из множества лиц. В груди пылало ожидание. Чего? Сама не знаю. Просто хотелось бесконечно бродить и прислушиваться, надеяться, что кто-то схватит за руку или догонит. Но этого не случилось. Тревожность росла, а вместе с ней и мое беспамятство. Я просто-напросто не могла вспомнить чего так нервно ожидала, бродя влажным взглядом по городу. Кажется, что в какой-то момент волнение и нервозность закрыли меня в клетке, призвали просто идти туда, куда и все.

В день, который был последним для всех нас, я долго рассматривала собранный город и плачущий от расставания народ. Несмотря на активные разговоры Говена, Энны и Адрика, я все никак не могла найти себе место и часто застывала на месте, уставившись в одну точку. Время неслось как ошпаренное и губительно душило тревогой. Я чувствовала, как опаздываю и не могла понять в какую сторону нужно сорваться. Приняв решение покинуть землю, не думала, что обросла тяжестью настолько сильно, что тело буквально сковало судорогой. Я была в туманном отчаянии, которое сводило с ума своей мутностью и непониманием. Мне нужна была помощь, но как об этом сказать не имею понятия.

– Мы поднимемся в обитель из замка, а все остальные по своей воле, – командовал брат, помогая горничным с тяжелыми корзинами, которые вытаскивали во двор к тем, кто планировал остаться. – Достаточно лишь искренне пожелать, и твоя душа поднимется в подготовленную обитель! Не воспринимайте эти слова как пустяк и отнеситесь к возможности обдуманно.

Слова брата были мной услышаны, но сама я будто не хотела это понимать. Мысли продолжали роиться над чем-то упущенном и не прибывшем за мной.

Много людей туда-сюда ходили по тронному залу и что-то бесконечно обсуждали, над чем-то постоянно смеялись. Я же только сильнее раздражалась, наблюдая за всем с балкона и жадно глотала в панике свежий воздух. Голова совсем распухла, а тело каменело с каждой минутой все больше. Я приближалась к краю обрыва.

– Я ведь должна быть счастлива, да? – спрашиваю тихо саму себя, хмуро смотря на тонущий в ярком закате горизонт. – Мы наконец окажемся там, где очень много времени будем делать что захотим и когда захотим. От нас больше не будет ничего зависеть и просто удастся наконец-то отдохнуть…

В груди что-то вздрогнуло, и я схватилась за каменные перила.

– Санна, – брат кладет свою ладонь поверх моей. – Скоро ты избавишься от плохих мыслей. Нам сейчас всем страшно и…

– Это не страх, – обрываю брата и вижу, как к нам подходит Энна в строгом кожаном костюме.

– Что случилось? – обеспокоено спрашивает принцесса и гладит меня по спине. – Внизу уже все расчислили, большинство остающихся покинули двор. Солдаты толпами ожидают командиров, чтобы отправиться в Элдор. Некоторые остаются, чтобы помочь жителям в первые дни после нашего ухода…

Мы втроем стоим там, где мечтали оказаться. На краю конца всего плохого и неожиданного. Всего немного времени осталось до того момента, как все ненужные и тянущие нас люди вниз останутся в прошлом. Слова Энны тонут в беззвучии, а рука ее кажется настолько тяжелой, что я еще немного и упаду.

– Санна, – хмуро произносит Говен, заставляя посмотреть на себя. – Что с тобой? У тебя красные пятна по всему лицу и шее. Ты вся дрожишь…

– Разве это не очевидно? – кричит издалека улыбчивый Адрик и весело поднимается по нескольким ступеням на балкон. – Она все это время наслаждалась тем, что за ней бегают и где-то находят, а сейчас сама не в состоянии сдвинуться с места. Это ведь он всегда приходил к тебе. Поэтому ты в очередной раз ждала.

– Я когда-нибудь тебя точно скручу веревкой и привяжу к столбу, – рычит Энна, поглаживая меня по спине успокаивающе. – Если бы она этого хотела, то давно бы нашла этого дурака. А нагнетать не нужно. Уверенна, что все происходит так, как Санна этого хочет и вообще…

– Замолчите! – прикрикнул Говен на обоих.

От ужаса я открываю рот и устремляю взгляд вниз, где стройным рядом из горда собирались выдвигаться остатки армии Праустейна и Элдора. Колонны тянулись от самых дворовых ворот замка, поперек всего города и заканчивались прямо на выходе из города. Они спешили домой зная, что станут обычными людьми. Каждый из них понимал происходящее и ровным строем продолжал свой ход. Какие глупые. Все до одного…

– Деллий! – кричу во все горло, наклоняясь вниз, но мужчина даже головы не поднял. Он с товарищами стоят прямо под балконом, но игнорировал мой голос. – Какой же ты идиот!

Срываюсь с места и несусь прочь с балкона, а затем и из зала, понимая, что некоторые комнаты уже начали обрастать воздушными облаками и прозрачностью. Мне стало ужасно страшно, но сжав кулаки я быстро переступала сразу несколько ступеней. Под ногами проваливался пол и казался мягким, как густая каша или вязкий песок. Замок растворялся в воздухе, потихоньку отделяясь от земного пласта, и это было невозможно остановить. В очередной раз думаю о том, что, принимая решения надеюсь на кого-то еще.

– Как же глупо, Санна! – броню саму себя, перепрыгивая через распадающиеся на части перила. – Как глупо!

Вокруг все смиренно сидели или стояли в ожидании, пока я бежала вниз, словно ветер, преодолевая этаж за этажом. Никто не боялся или вовсе не смотрел на происходящее. В самом низу меня ждала пропасть из облаков и осколков прозрачной лестницы. Замок отделялся и стремительно исчезал, превращаясь в прозрачный хрусталь.

– Деллий! – кричу, разрывая горло и боль охватывает до самого живота. – Остановись!

Вижу, как мужчина медленно оборачивается и хмуро смотрит на меня, теряясь в растущих облаках. Его волосы липнут к вспотевшему лбу, а брови выгнуты так зло и ненавистно, что хочется разрыдаться. Не таким я представляла лицо того, ради кого решусь на подобную глупость.

– Просто поднимайся. Слышишь? Или пожелай отправиться с нами, – кричу, рассматривая кучкующуюся дымку, которая сожрала уже почти половину замка. – Поднимайся вместе с нами, черт тебя подери!