Текст книги "Самбор"

Каменный лес и море песка

Пуринт.

Санна У-Танг.

Я не была расстроена уходом Каэлин, но все остальные казались подавленными. Кажется, ничего и не изменилось, лишь воздух стал более чистым и свежим. Никакого чувства потери во мне не было. Только мысли о том, что теперь придется готовить ужин самой.

– У нее своя жизнь, отдельная от нашей. Вы ведь тоже это почувствовали, – размышляла я, измельчая в ступке сухую траву. – Она не старалась стать к нам ближе и ничем не интересовалась. Для чего ей здесь оставаться?

– О чем ты говоришь? – Трогот все это время сидел рядом и хмуро сортировал травы из общего мешка. – Нельзя быть такой равнодушной, девочка.

– Равнодушной? – ухмыльнулась я и взглянула на Самбора, который курил в углу комнаты с закрытыми глазами. – В глубине души мы все рады, что Каэлин ушла. Вам просто стыдно это признать.

– Думай, о чем говоришь! – раздраженно воскликнул старик и бросил на стол мешок. – Хотя бы сейчас, когда стоит лишь взглянуть на людей, которые жили все это время с ней под одной крышей и увидеть, насколько они расстроены!

– Да что с вами? – хмурюсь и откладываю ступку. – Вы с ней то и дело, что спорили да ругались. С каких пор вы стали ее жалеть?

Старик встает из-за стола и поднимает свою трость.

– С тех пор как встретил тебя, Санна, – злился он и пытался быстро уйти. – Мне казалось, что ты как никто другой понимаешь те чувства Каэлин, с которыми она сейчас где-то далеко. Вспомни, как именно я относился к тебе все это время и как ведешь себя ты. Разве не видишь, что вы в одной и той же ситуации? Ты такая же, как и она, но совсем этого не понимаешь.

Он хотел смягчить и сравнить мой уход из Урунга с уходом Каэлин из Пуринта. Но это совсем разные вещи. Я оставила свою семью и дом, в котором прожила много лет. Каэлин же покинула место, в котором прожила всего полгода. Она никого из нас не знала по-настоящему и не любила, не разговаривала, не пыталась быть полезной, только когда просили. Мы с ней совсем не похожи. Ни капли.

Вся работа снова перешла в мои руки, чему я была рада. Трогот долгое время молча проводил время в одиночестве, но со временем оттаял и обрел прежнюю бодрость. Жизнь вернулась в свою колею и начала казаться в действительности спокойной и приятной. Дядя все так же болтал со мной по вечерам или гулял вдоль еще не позеленевших полей. Конечно, я заметила, что он изменился, но не придала этому большого значения. Мы с ним тоже далеки друг от друга и лезть ему в душу не хотелось. Для меня он был горой, которая самостоятельно существует на просторах земли и не нуждается в ком-то еще.

Мне пришлось снова одной пасти овец и выгуливать лошадей. До посева было еще много времени, но уже сейчас мы вспахали поля и достали инвентарь из холодных погребов. Волонь почувствовал первые ароматы весны от чего много бегал и играл с конями. Те в свою очередь шарахались от него, как от…

– Что за черт? – бормочу, смотря на прыгающие камни и дрожащие ветви деревьев, которые еле покрылись почками.

Все вокруг затряслось и на минуту солнце медленно погасло от чего волонь зло зарычал и ринулся меня защищать от невидимой угрозы. Вдалеке заморгали вспышки, освещая потемневшее небо. Кажется, будто начали падать звезды и взрываться, соприкасаясь с землей. Вибрация качала дома и деревья, на ногах было тяжело удержаться. Странное ощущение разлилось по всему телу и заставило слегка задрожать. Было страшно. Действительно страшно. Через минуту все стало прежним и снова засветило солнце.

– Что это? – бормочу самой себе всматриваясь в горизонт, где за холмами находился Урунг.

В первые секунды, я сразу же подумала про войну. Но что за оружие могло потушить солнце? От чего потемнело небо и содрогнулась земля настолько сильно, что безопасней было осесть на нее? Невзирая на то, что все стало как было, внутри меня родилось сильное беспокойство.

– Санна, – встречает в дверях меня серьезный Самбор.

– Что происходит? Только что на улице потухло солнце и потом опять засветило. Вдалеке что-то происходит. В той стороне, где Урунг, – хмурюсь, указывая пальцем на улицу. – Такое раньше бывало?

– Послушай, – начинает свой рассказ дядя и тянет меня к лавке. – Тебе сейчас нельзя туда.

Я хмурюсь и вырываю руку из его ладоней. От чего-то во мне родилась сильная злость на Самбора и в какой-то момент он напомнил мне Говена. Он тоже что-то скрывал, хотя я была уверенна, что он очень искренен. Мне было сложно разочаровываться снова.

– Почему это? Если тебе есть что сказать, то говори. Если же нет, то я сама отправлюсь туда и посмотрю. Не держи меня за дуру. Мы не в тех отношениях, чтобы ты мог меня сдерживать.

Самбор вздыхает и собирается с мыслями сложив вместе ладони. Сейчас у меня совсем не было терпения и ответ я ждала лишь из уважения к дяде и его прошлому. Будь на его месте кто-то другой, я схватила бы его за грудки и хорошенечко встряхнула.

– Началась война, – произносит медленно. – Война между богами. Очередная. Последняя сделал землю такой, какую ты сейчас видишь. Все что окружает нас сейчас – это возрожденные города и их жители. Только боги могут дать жизнь тому, что умерло и то не все. Раньше мир был иным, совсем не похожим на данный.

В дом заходит перепуганный старик и хочет что-то сказать, но замолкает, когда видит, что мы о чем-то серьезно говорим. Он медленно снимает соломенную шляпу с головы и оседает на табурет у входа.

– Продолжай, – требую нервно. – Говори, черт тебя дери! Почему ты так медлишь!

– Говен повел за собой многотысячную армию, чтобы призвать богов к ответу и свергнуть нынешнюю власть в Правь, – продолжает суетливо. – Для этого потребовалось много времени и сил. Все, что мешало и тормозило процесс должно было отойти от битвы. Поэтому после твоего путешествия в Праустейн, все страны изолировались на годы от мира людей еще сильней. Выросли стены, Санна. Когда ты была в Урунге, многие знали о происходящем и должны были молчать до самого конца. Включая меня. Он все это время готовился к войне не с людьми, не с соседними странами и уж точно не с тобой. Говен У-Танг долгие годы собирал соратников для того, чтобы…

– Подарить мне свободу… – шепчу, переставая слушать дядю.

В ушах свирепо ревет оглушительный писк.

Вот те самые ответы, на вопросы, о которых говорила Каэлин. Вот что я должна была понять. Говен на протяжении всей своей жизни преследовал лишь одну цель. Не вернуться в рабство к богам, а отменить его. Вот почему он молчал.

– Он не искал тебя и не просил остаться лишь по одной причине, – быстро говорил Самбор. – Потому что хотел, чтобы ты не попала в обитель вместе со всеми. Сейчас там начнется многолетняя бойня. Все чего хотел Говен это отгородить тебя от этой бойни. Эта война была предсказана в день твоего рождения, в тот миг, когда маленький Говен У-Танг увидел младенца в тесной колыбельной и подумал о том, что она слишком для нее мала. Ты этот младенец.

– Я бросила его… – бормочу ошарашено.

Подрываюсь с места и быстро бегу на улицу. Там волонь зло рычит в сторону, где моргали вспышки. Его шерсть стоит дыбом, а слюни текут так сильно, словно он не ел несколько недель. Он рвался в сторону Урунга так сильно, что, увидев меня подскочил и опустился на передние лапы. Только в такой позе наездники могли забраться на свирепое и гордое животное.

Всю свою жизнь я искала ответы и спорила с братом. А он… Каждое его действие касалось лишь меня. Он никогда и ничего не делал во благо себя самого и позволял себе пользоваться лишь тем, что само прибивается к берегу. Говен шаг за шагом делал мою жизнь лучше и старался научить летать. Каждый раз, когда мы вставали и начинали идти, брат думал о том, что он может сделать для меня, а не для народа Болотной горы. Это я шла, а он лишь плелся рядом и одобрительно кивал, словно разрешал все разбалованному ребенку. В какой-то момент и по какой-то причине, я решила, что он строит стены и решает за меня, но это было не так. Говен посветил мне всю свою жизнь, не замечая всех остальных.

– Санна, постой! – кричал мне вслед Самбор, но я уже не хотела ничего слушать.

Быстро запрыгиваю на волоня и тот сразу же срывается с места и несется через все поле. Никогда еще он не бежал, настолько быстро разрывая землю острыми когтями и рыча на протяжении всего пути.

Как я могла быть такой дурой и подумать, что Говен может сделать что-то плохое? В какой момент я решила, что перестану ему верить и брошу? Что так сильно меня ослепило и я перестала видеть его безмерную любовь? У меня словно все это время была пелена перед глазами. Ширма, за которой не было возможности увидеть реальность и найти в себе силы на понимание. Кажется, он ждал меня. Несмотря на все свои задумки, Говен надеялся, что я вернусь. В этом не было сомнений. Если бы он слышал мои мысли, то однозначно улыбнулся.

Земля была еще твердой и лапы волоня цеплялись за нее надежно проваливаясь. Не скользя и не спотыкаясь, он цеплялся за нее очень крепко.

Правда – это такая смешная штука. Она либо удерживает тебя на месте, либо несется со всей дурью. В том или ином случае уже становится неумолимо поздно. Я не хотела больше думать. Не хотела копаться и искать ответы, лишь боясь разочароваться еще больше. В каждом из нас сидел тот, кто хотел жить как хочется, не думая о других, о близких или незнакомых людях. В то же самое время иногда внутри просыпается желание помогать. Желанием быть необходимым и бесконечно верным. Я знала лишь одного человека, который следовал этим желанием и оказался самым правильным. Это была Каэлин Рогнед.

Я так надеялась преодолеть расстояние от Пуринта до Урунга как можно быстрее, но, между нами, как минимум неделя пути на спокойном волоне. В прошлый раз я умчалась прочь так быстро, что и не заметила, как сменяются пейзажи, как под ногами меняется земля, а воздух становится то горячей, то холодней.

Когда меня начала остужать соленая вода, я поняла, что нахожусь уже очень близко.

На берег моря было выброшено много рыбы и водорослей. Голодные чайки зло ковыряли подтухшую плоть. Природа здесь тоже находилась в замешательстве и пыталась восстановиться. Упавшие деревья старались достать корнями до почвы, в которой копались испуганные черви и жуки. Владения Урунга были совсем близко и из далека город уже виднелся другим. Огромным и растекшимся словно каша по столу. Высокая стена восстала перед теми, кто планировать попасть внутрь, а поверх виднеющихся башен нависал еле уловимый взглядом купол. В свете солнца он переливался и плешивел, иногда разбавляя зелеными пятнами прозрачность.

Урунг пытался себя защитить.

Я соскочила с волоня, когда перед нами предстали закрытые ворота. Они были такими высокими, что отбрасывали тень на несколько десятков метров. На сторожевых башнях лениво спали качающиеся сороки. Ветер их словно убаюкивал и заставлял шататься из стороны в сторону.

– Есть кто-нибудь на башне? – кричу громко и горло режет сухой воздух. – Эй!

Рядом поднимается столб пыли и в нем зарождается силуэт дяди. На нем излюбленный плащ, который прячет лицо и тело от палящего солнца. Он прятался от света.

– Они уже ушли, – говорит, не снимая с головы капюшон. – Внутрь можно попасть только с помощью магии. Эта возможность есть только у тебя в обличии болотного жителя. Такова была воля Говена.

Сейчас у меня не было желания выяснять отношения и донимать его вопросами. После услышанного, мои цели и мысли очень сильно изменились и взглядом я искала лишь брата, который обязан был быть далеко в замке, на своем троне.

Вспоминаю, что внутри меня живет возможность попасть в город и лишь ждет своего мгновения. Ее подарил дядя, когда мы впервые встретились. Даже это было сделано для дела, о котором я должна была догадаться намного раньше. Все с самого начала знали о происходящем и дарили мне ключи, которыми удается воспользоваться только сейчас.

Тело мое зеленеет и волосы испуганно вздрагивают, меняя цвет. Кожу мгновенно обдает жаром. Свет буквально обжигает и щиплет ее. Испуганно я хватаюсь за шею и лицо.

– Тебе нужно прикрыть кожу, – произносит Самбор, протягивая темную ткань. – Эта боль не прекратится, пока ты находишься под таким ярким солнцем. Ему приказано выслеживать род У-Тангов. Особенно, когда мы в истинном обличии. Воронвэ многие годы искал потомков У-Тангов и ты одна из них в своем болотном обличии. Свет всегда тебя искал, но не мог обнаружить в человеческом виде.

– Поэтому он всегда носил его, – бормочу, забирая плащ из рук дяди. – Говен всегда был в плаще и почти не выходил на улицу в солнечные дни. Хоть он и выглядел как человек, но был истинным болотным жителем, для которого не важен цвет кожи.

Ворота с грохотом отворились от одного моего прикосновения и впустили нас в город, который замер и больше напоминал кладбище. С верхушки ворот посыпались земля и пыль.

Я с замиранием сердца ждала, когда смогу попасть в город, но сейчас не смогла даже пошевелиться. Меня сковал ужас и радость, которые боролись не на жизнь, а на смерть. Кажется, будто сбылось самое страшное и исправить это никак нельзя было.

– Санна, нам нужно войти внутрь, чтобы ворота снова закрылись, – торопливо произносит Самбор и быстро входит внутрь, оставляя меня позади. – Это очень важно. Никто не должен попасть в Урунг кроме нас.

Я дрожащими ногами сделала меньше десятка шагов и остановилась ощущая, как сзади закрываются ворота. Горячий воздух толкнул меня в спину и успокоительно коснулся щеки. Воцарилась тишина. Даже волонь не рычал, а тихо принюхиваясь осматривал забытую местность.

Перед нами стояла многотысячная армия. Огромная и разношерстная. В каждой колонне отличные друг от друга народы, в разных одеждах и разных размеров. Все так не похожи друг на друга. Между колонн, строгим строем, в немом рыке замерли медведи и волони. Все они, окаменевшие и холодные, стояли неподвижно, греясь под ярким солнцем. Город очень вырос и сейчас замок Урунга был далеко от главных ворот. Каждая улица и площадь под завязку заполнены солдатами, которые неподвижно держат в руках оружие и не позволяют себе дышать.

– Ты сказал, что они ушли, – шепчу, рассматривая солдат, которые стоят смирно, держа в руках незнакомое оружие.

– Они и не здесь, – говорит дядя, спокойно осматриваясь. Смотрит наверх, прикрываясь рукой от солнца. – Это все что от них осталось. Их души сейчас очень далеко, в обители главного бога. В Правь. Чтобы попасть в его обитель, нужно заплатить цену. На долгие годы ты становишься камнем, который может рассыпаться, если к нему прикоснуться. Так Воронвэ создал для себя возможность того, что его враги будут повержены из вне. Лишь поэтому Урунг так прочно защищен и может пустить в город лишь избранных. Только тех, кому позволил это создатель защиты. Твой брат.

– Почему они все здесь? – иду, не спеша рассматривая каждую статую. Рядом медленно и осторожно плетется волонь. – Есть причина, по которой они все собрались именно в этом месте.

Я спрятала руки подальше, чтобы случайно не коснуться никого и не оборвать невинную жизнь. Во мне было так много мыслей и вопросов, которые разрывали на части. Как им удалось скрыть от меня? Все те, кто со мной знаком и кому я близка, молчали до самого конца и ни единого раза не оплошали. Никто из них не осмелился сообщить мне о грядущей войне.

Здесь было как минимум четыре народа, с двумя из которых я была плохо знакома. В их колоннах стояли сильные и высокие мужи в меховых шубах и сапогах. Рядом медведи. Должно быть это войско из Праустейна, где в подобных вещах люди бродили по городу. В их руках закаменевшие копья и молоты не казались острыми и не внушали страх. Так же здесь были те, кто прятались в длинные плащи и толстую броню. Рядом с ними тоже стояли большие медведи, лениво ковыряя носами землю. Эти отличались от тех, что я видела в Праустейне самостоятельностью и отсутствием седла. Должно быть они были отдельными солдатами, которых не седлали и не сдерживали. Это войско Весхуадана. Бога земли.

– Потому что Урунг является петлей обители бога Паэлиаса. Только отсюда можно попасть на небеса и после вернуться. Во всех остальных местах ты оставляешь свое тело в Явь и поднимаешься на просторы Правь навсегда. Это тоже не многим доступно. Ведь Правь это место для чистых и невинных душ, в отличие от Навь. Здесь же, как и во многих других обителях есть возможность подняться в верховную палату не рискуя остаться там навсегда. Если, конечно, ты не падешь в бою. Когда война закончиться и народы смогут вернуться на землю, в данную петлю, не все фигуры оживут. Многие так и останутся стоять. Их тела не расплавит солнце, не унесет ветер и не размоет дождь. Они останутся такими навсегда, и жители Урунга будут блуждать по этим улицам, то и дело натыкаясь на них. Они будут чтить их память.

Последнее дядя произносит с улыбкой.

– Да что с тобой? – зло воскликнула я и развернула к себе впередиидущего Самбора. – Откуда в тебе столько покоя и равнодушия? Ты столько времени молчал и, кажется, гордишься этим! Все могло случиться иначе, если бы ты позволил мне вмешаться.

Дядя берет мою руку и убирает ее со своего плеча. Кажется, он уже очень далек от мыслей о семье и кровных узах. Его цели намного больше и сложнее сохранения жизни потомков. Сейчас он совсем не кажется далеким и добродушным родственником.

– Я ждал этого много лет, Санна, – улыбается, еще шире обнажая зубы. – Все, что ты видишь – это те, в сердцах которых сейчас пылает огонь. Они свободны, сильны и добились своей цели. Все, кого ты видишь, это те, кто пришли сюда добровольно. Это все те, кого объединил Говен для битвы за свободу и оставление людей в покое. Для него это может и битва за тебя, но для всех остальных это нечто большее. Свободные и беззаботные столетия после нашей смерти. Для наших детей и внуков.

– Ты врешь, – я улыбаюсь, осознавая, что это все очередной лепет, в котором нет правды. – Даже если твоя цель и была в этом, то она далеко не одна и не на первом месте. Это ведь все из-за Журри. Я права?

Дядя всматривается в мое лицо и тихо вздыхает. У него больше нет причин бояться и переживать, ведь все и так сложилось так, как хотел он.

– Не важна причина, главное лишь итог…

– Вовсе нет, – осматриваю всех вокруг. – Для тебя важна лишь месть, которая никогда не станет зримой. Ты же и Говену ничего не сказал. Просто пользовался им, пока позволяли.

– Осторожно, Санна, – шепчет зловеще дядя, подходя очень близко. – Война только началась и как я уже сказал, не все смогут вернуться.

Отталкиваю от себя мужчину.

– Вернутся не все, – зло повторяю и понимаю, что позиция Самбора настолько же неидеальная, как и Каэлин. – И в этой войне нет ничего хорошего, даже несмотря на то, что она затеяна ради меня и кровавой свободы.

– Мы все за что-то боремся и не всегда видим за счет чего достигаем побед, – дядя пожимает плечами.

Только сейчас я подумала о том, что брат в тех же рядах что и эти люди. Холод пробежал по всему телу и сковал язык. Сердце так сильно забилось, что картинка вокруг поплыла и я чуть не упала. Дядя придержал меня за локоть.

Смотрю на замок, который спокойно спал в лучах жгучего солнца и кривлюсь. Сейчас оно мне противно и все, что освещалось светом – это презрительные насмешки. Оно играет со мной и запугивает, даже сейчас, когда заплачена такая высокая цена. Как жестоко. Кажется, что верховные боги играю не по правилам.

Я запрыгнула на волоня и решила преодолеть расстояние до замка верхом. Может быть сейчас я увижу прежнего Говена, который случайно или специально остался здесь один? Понимаю, это лишь мечты, которым не суждено сбыться. Я надеялась на то, чего уже не произойдет. Но это казалось таким спасительным и желанным, будто вот-вот произойдет в реальном мире. Я пришла сюда слишком поздно и могла только блуждать мимо всех тех, кто одновременно занял одно место. Мое место. Оно всегда было моим. С рождения. Место рядом с братом.

Достигнув замка, я оставила волоня у высокой лестницы и медленно начала подниматься, поглаживая гладкие перила. Веяло воспоминаниями. Все как будто осталось прежним и вместе с тем изменилось до неузнаваемости.

Внутри было пусто и холодно. По полу бегали живые воробьи, сметая рассыпанное зерно и упавшие виноградины. Воздух здесь был свежим и пронизывающим до костей. Поднимаясь по очередным лестницам, я то и дело сталкивалась на них с застывшими солдатами, которые о чем-то до этого болтали и жестикулировали. Все они не были напуганы или напряжены. Наоборот, большинство смеялись или расслабленно смотрели в пол. Вся их жизнь застыла и подарила мне возможность рассмотреть каждого. Это был неуловимый и одновременно бесконечно медленный миг, в котором я могла узнавать ближе родных мне людей. Солдат, которые сразили наповал верностью не только к своему королю, но и ко мне.

Дойдя до дверей в тронный зал, я застыла, рассматривая узоры и железные ручки. Они так же, как и главные ворота ждали моего прикосновения, но я медлила, словно тоже застыла как камень. Во мне слишком много от людей и лишь поэтому, так часто боялась, отступала и совершала плохие поступки. Каждый из божеств идет к своей цели и аргументирует ее. Мои же поступки – это обычные зерна, как говорила Каэлин. Зависть, жадность, корысть и подлость. Все это было во мне, как и в обычных людях. Поэтому меня оправдания не касались. Я во многом была виновна. Хоть и бесконечно молчу об этом. Это к тому, что, стоя у дверей тронного зала во мне смеялся страх и заставлял сжаться в крошку.

Сейчас если посмотреть на все происходящее и вспомнить прошлое, то становится странно. Когда мы покинули с Говеном Бронду много лет назад, я была рада обретенной свободе и чувствовала легкость в груди. Хоть вокруг и роились проблемы. Всю их тяжесть и осознанность взвалил на себя брат. Он все это время отбирал у меня возможность или желание заразиться теми же целями, что были у него. Он боялся, а не пытался меня обидеть. Он был рад, когда я наконец покинула его и перестала находиться рядом.

Когда двери открылись, мне в лицо обрушился ледяной воздух и заставил прикрыть глаза. Кожу защипал мелкий песок.

– Он не мог взять тебя с собой, – произнес дядя, ровняясь со мной на пороге в зал. – Даже если бы ты пришла сюда до момента их ухода.

Я делаю шаг и суетливо выискиваю лицо Говена из множеств застывших. Вижу, как он сидит на троне, устало подперев голову рукой. Такой знакомый и совсем не изменившийся.

Под ногами дрожала земля. В голове словно иглы метались мысли и слова, которые звучали когда-то на яву. Пока я преодолевала расстояние между нами, память преподносила мне правду, которая раньше лишь была поводом усомниться, отступить. Я столько всего вспомнила и осознала, что хотелось закричать. Наши походы и плаванье, теплые и мимолетные разговоры. Брат так часто сдерживал желание все рассказать и облегчить свою совесть. Он врал много и часто, пытался казаться кем-то другим, отталкивал, специально ранил меня и одновременно поддерживал. И лишь в глубине терпеливо сидел и молчал Говен, который никуда не исчез, а лишь посадил себя по замок.

Останавливаюсь возле ступеней к трону и рассматриваю застывшего брата. Сидя на полу и положив голову ему на колени, застыла Энна. Она жадно сжимала край его плаща, а в другой руке держала мерцающий камень. Камень памяти Бирель У-Танг. Память божественного оружия. Тот самый, с которого все и началось. Всем своим видом девушка демонстрировала верность и надежность. Несмотря ни на что она до самого последнего момента оставалась рядом с ним и не давала пропасть. Говену она была нужна, чтобы не потерять себя и сохранить любовь в глубине души. Энна даже решилась отправиться вместе с ним, когда я все это время злилась и жалела себя.

– Почему? – бормочу, с жадностью рассматривая каменное лицо брата под капюшоном. – Почему он не мог меня взять с собой?

Неспеша Самбор поднимается по ступеням к трону и присаживается возле принцессы. Он водит пальцем перед ее лицом, рисуя узоры. Дядя задумчив и строг, высматривает что-то в лице окаменевшей девушки. Кажется, что раньше они никогда не встречались и странный интерес в лице дяди блестел словно звезды. В какой-то момент я даже испугалась. Мне ведь ничего до сих пор не известно о его целях и желаниях. Что если сейчас он коснется Говена и все закончится?

– Потому что ты одна из немногих. Поднявшись в верховную палату, твоя душа осталась бы там навсегда, а тело не превратилось бы в один из памятников. Не понимаешь почему?

– Разве я не такие как они все? Не такая как Энна и Адрик? – не отвожу взгляда от лица Говена. – Что со мной не так?

Не решаюсь сделать и шаг ближе к брату и Энне. Я слишком сильно боялась коснуться их. Больше, чем к остальным. Даже дышать рядом боялась.

– Нет, ты не такая как они, – дядя переводит взгляд на камень в руках принцессы. – Обретая истинное обличие ты становишься самым обычным жителем горы, который один из немногих, кто не имеет магии в тугих жилах. В тебе нет магии, нет выдающийся силы, ума или смелости. Ты ближе к людям, чем к божественному народу. Для них ты герой. Для людей ты больше, чем человек, но и не божество. Лишь поэтому тебя всегда так тянуло к земле. В тебе так много от людей. Мысли, страхи, переживания и желания. Никто из нас никогда не думал о себе. Говену безразлична его внешность, то, как на него смотрят и что считают. В нем всегда было лишь желание помочь тебе. Ты же увлечена собой и желаешь о многом. Ты почти человек. А люди, попадая в Навь или Правь остаются там навсегда. Это и есть смерть. Говен заботился о тебе больше, чем об остальных, потому что ты человек. А он бог.

В памяти вспыхивают слова брата. Им так много лет, они прозвучали, когда мы еще жили в Бронде и не знали о параллельном мире. Слова о том, что он мечтает о спокойной жизни для меня, в которой нет места войнам и решениям, которые принимает за меня кто-то другой. Тогда мы еще не знали о богах и их воли, о наших предках и камнях памяти, о божественных оружиях. В то время мы были такими земными и Говена постоянно тянуло на приключения, на бунт и свободу. Я же была солдатом и часто рисковала своей жизнь ради мирных людей. То было время, когда именно Говен с тревогой ждал меня дома, после тяжелой работы на фронте. Как все изменилось. Сейчас жду его я. И жду не просто так, а с поля боя. Как же это случилось? Он ведь был совсем глупым и беззаботным мальчишкой.

Я ведь не забыла его, верно? Я помню Говена из Бронды? Говена, который не мог справиться со своей вредной сестрой. Говена, которого постоянно обижала и отталкивала, упрекая в слабости. Того самого мальчика, который работал в торговой лавке, учился магии и мастерил амулеты каждую ночь, пытался быть сильнее, но отчаянно этого не желал. Я была единственной, кто видела, как Говен боролся до самого конца, как он старался сохранить в себе мечты и собственные желания, но… Он ведь был таким воздушным и… веселым.

Я все вспомнила. Все теплые моменты из нашей беззаботной жизни в Бронде, что тогда казалась невыносимой. Мы убежали из страны, которую не ценили, из дома, в котором всегда было тепло и светло, где нас каждый день ждала мама. И этого действительно хотел Говен, тот он, который никогда и никем не был поддержан или остановлен. Из-за чего все это и случилось.

В голове всплывает улыбка брата. Та самая, которая потухла в момент, когда мы поднялись на злосчастную гору. Мы ведь были так молоды и добры к себе. А в кого превратились сейчас?

– Правильно ли я поступила? – произношу, протягивая руку к брату. – Могла ли я чем-то помочь или ответ на эти вопросы опять придут ко мне после? У меня ведь была уже одна попытка. И я проигнорировала ее. Тогда Каэлин призвала меня обдумать происходящее и в конце концов перестать гнуть свою линию. Она хотела, чтобы я посмотрела на ситуацию под другим углом. Она взывала к моим воспоминаниям и тайно умоляла не совершать ошибку. Что было бы, если бы я пришла раньше?

– Каэлин глупа и могла все разрушить своими мерзкими словами, – строго отвечает дядя.

– Это не так, – хмурюсь и издалека касаюсь лица Говена. – Она во многом и часто была права. Мы не имеем права винить кого-то только потому, что не считаем это неправильным для себя. Находя выход в чем-то, мы ставим в тупик других. Так я поступала с Говеном. Служила в армии и требовала от него невозможного. Каждое наше действие или выбор влияет на чужие судьбы. Ты должен понимать это, дядя, если гордишься сейчас поступком племянника.

Нас поглощает тишина.

Каждому нужно многое обдумать и понять, даже то, что вызывает отторжение в голове. Мои земные проблемы Говен видел, но не понимал. Только поэтому старался делать вид, что сожалеет обо всем произошедшем. Ему было тяжело понять мои чувства и стремления, он был выше всего этого и не мог ценить чувств простого человека. Мои чувства. Он все это время относился с добротой лишь ко мне.

Со стороны подул ветер и в зал ворвались легкие шторы, которые словно призывали меня обратить внимание на балкон. Там стояли двое. Они обнимали друг друга за плечи и любопытно тыкали пальцами в горизонт. Со спины я подумала, что это обычные солдаты, но подойдя ближе узнала лица обоих.

– Адрик и Деллий, – бормочу, грустно улыбаясь. – Они подружились. Даже не верится, что ты нашел с кем разделить свои мысли.

Рассматриваю лицо брата и понимаю, что он в последний момент говорил о чем-то приятном. На нем нет снаряжения, на поясе пустуют ножны. Таким я его не помню. Большую часть времени брат скучал и бродил одиноко по замку, не желая с кем-то общаться. Единственный, кто его волновал – это Говен. Но они зачастую лишь ругались на повышенных тонах или вообще игнорировали друг друга. Кажется, Адрику нужен был друг.

Смотрю на спокойное лицо Деллия и в груди что-то сжимается до хруста. Он совсем не изменился и сохранил хитрый вид, даже тогда, когда знал, что на пути к войне. Их отделяло всего мгновение, от секунды, когда тело покрылось коркой и душа поднялась в небеса. Мне о многом хотелось бы ему рассказать, во многом признаться. Закричать о тех, чувствах, которые хранила, словно хрусталь, не позволяя никому приблизиться.

Все те, к кому я сейчас пришла, ждали меня, но надеялись, что не появлюсь. Они желали для меня счастья и хранили молчание до последнего.

– Каэлин, – произносит дядя, оказавшись рядом и медленно осторожно вытянул из ладони Деллия вчетверо сложенный кусочек бумаги, который остался прежним и не покрылся камнем. – Кажется, это для тебя.

– Каэлин? – хмурюсь, смотря на Самбора. – Ты назвал меня Каэлин?

Лицо его мрачнеет.

– Оговорился, – бормочет тихо.