Текст книги "Самбор"

Строчки из книги

Лакриум.

Там, где уже не видно берегов, где птицы летают редко и очень высоко, над водной гладью парят острова. Они тянутся лестницей в облака и прячутся в них, словно стеснительные барышни. Потоки ветра, между островами, мешаются от одной стороны к другой, и постоянно поднимают в воздух листву или опавшие лепестки крепких цветов. Попасть на острова Лакриума не просто, точно так же, как и покинуть.

Жители островов о многом не говорят и очень часто паникуют, когда чужаки задают вопросы. Ведь незнакомцев здесь встретить крайне сложно и зачастую их сразу же просят покинуть Лакриум. Острова постоянно путешествуют по морям, но никогда не подходят слишком близко к берегам и когда это все же происходит, на воду спускаются шлюпки с непрошеными гостями. Нельзя винить лакрийцев в отсутствии гостеприимства. Это лишь желание оставаться наедине с местом, которое они с улыбкой называют райским.

Всего островов четыре, и по отдельности каждый имеют собственную цель. На первых двух живет простой народ, который каждый деть придается разговорам с борющейся природой, которая порой устает парить над водной гладью и по кусочкам сыпется вниз. На третьем острове разбиты поля и живут там те, кто умеет справляться с хозяйством. На землях лакрийцам тяжело выращивать что-то, что нуждается в пресной воде. Здесь большинство животных умирали до убоя, кормя собой неустойчивую землю. Но со временем все пришло в норму, когда на островах появились первые облачные птицы, на которых можно было летать очень высоко и захватывать в плен грозовые облака. Их доили как коров, но напиток они давали намного ценнее молока. Так лакрийцы добывали воду в нужном количестве.

Если все же удастся поговорить с местными, то начинаешь чувствовать себя особенным. В тот момент пока они рассказывают тебе про цветы, сидя у суетливого куста, вам останется лишь завороженно наблюдать за их лицом. Ведь сложно представить себе того, кто еще может с таким трепетом и заботой говорить о природе и обо всем что ее касается. Параллельно вашу ладонь притянут к влажным листам и заставят почувствовать что-то, что, к сожалению, не доступно.

Найти общий язык с облачными птицами у вас не получится и придется лишь наблюдать за их красотой из-за спины наездника. Эти птицы горды и слишком ценят свою особенность. Их железные чешуйки игриво блестят на свету призывая к игре, но вовремя осознаешь, что они совсем не для того. Расхаживая по территории четвертого Острава, птицы наблюдают за всем строго и внимательно, словно именно они здесь главные жители.

Море, в котором точат камни и тонут чайки

Каэлин Рогнед

Прошлое.

Я не верила в то, что смогу подняться, но после слов Беррианы у меня появилась надежда. На протяжении нескольких лет я брела по земле в сторону Навь. Душ становилось все больше. Со временем мое тело словно окрепло и научилось справляться с тяжестью. Уши оглохли и крики мертвецов теперь не больше, чем писк надоедливых комаров. То и дело они бросались мне под ноги и мешали идти. Они тянули меня назад продолжая умолять, плакать и требовать возвращения к жизни. Если оглянуться, то позади не видно ничего кроме волны капризных и израненных душ. За годы их скопилось так много, что даже и не верится. Благо видеть под силу их только мне.

Невозможность видеть души святых было для меня проклятьем. Все светлые и выбранные богами души – как святость, которая будет поддерживать небесный свет, уходили мгновенно из мира живых под охраной в город Правь. Там они вращали солнце и взбивали облака, создавали морозный воздух и посылали знаки единожды подвергнутым опасности, как символ того, что в следующий раз может не повести. Души, существующие в Правь не герои или добряки, не те, кто выполнили какую-то задачу, а те, кто жили по совести и не причиняли вреда другим со злым умыслом. Их ум чист, а руки не испачканы кровью. Только такие души способны кормить светом солнце и позволять ему светить над миром людей. Над Явь.

У обрыва, возле входа в Навь я много молчала и думала. Тяжесть и боль научили меня сдержанности, равнодушию, немногословию. Я перестала задаваться вопросами и больше не блуждала в поисках ответов. Единственное, что вызывало во мне злость – это молчание верховных богов, которые перестали нашептывать мне свои мысли после того, как я поднялась с земли из-под гнета душ. В тот момент кости мои хрустели, как сухие ветви они торчали наружу из суставов, откуда сочилась кровь. Я была вымотана и подавлена. Мне было необходимо справиться и уверенность толкала вперед.

Когда мое тело погрузилось в лаву и обглоданные жаром косточки коснулись дна, открылись ворота в Навь. Только так можно попасть в мир мертвых. Стать подобным ему. Все это время, мне был неважен внешний вид, но увидеть себя такой было интересно. Это что-то, что редко можно увидеть в мире людей, и подобные моменты были ценны для понимания и увеличения своих знаний.

Меня ждали. Два бога, которые уже много лет томятся в Навь, выглядят так же величественно, как и те, что правят в Правь. Все они не удивлены и не злы, совсем ничего не выражают. Их легкие одежды качаются от жара огня и кажутся прозрачными на фоне бесконечного пекла Навь.

– Я пришла как ты и говорила, – произношу, смотря во впалые глаза богини пустынь и истины. – Но мне больше не нужна помощь. Я справилась сама. Мне больше не тяжело.

– В этом и был смысл, – говорит Берриана и делает несколько шагов мне на встречу. – Я лишь дала надежду, которая вела тебя. Пусть ты и выбрала путь противоположный тому, которому я учила твою мать, но ты добилась цели. Ты достойна того, кем стала, Каэлин.

Вытаскиваю из ладони горящую косу и облачаюсь в огонь, который кажется ярче самого солнца. Мой взгляд спокоен и полуприкрыт. Я достаточно пережила, чтобы перестать бояться и уважать даже самих богов. Особенно тех, кто был враждебно настроен к моим покровителям.

– Отныне вы будете принимать души в Навь снова, – говорю повелительно, еле держа глаза открытыми. – Теперь души не будут избирательно приниматься вами. Больше никто не будет скитаться по земле после смерти по вашей вине или жалости. С этого момента душа не сможет войти в Навь только если будет наказана за серьезное преступление. И никто не посмеет кого-то не впустить. Как это было во времена служения моей матери! Навь для всех!

– Да как ты смеешь! – воскликнул какой-то старикашка позади Беррианы. – Мы боги и повинуемся только людям!

– Молчать! – произношу строго, угрожая ему лезвием косы, которое лишилось ржавчины и теперь остро блестело. – Если то, что ты говоришь – правда, то будешь служить им и в мире мертвых! Все вы будете успокаивать их души и следить за тем, чтобы ни одна не покинула Навь. Это ясно?

– Каэлин, – успокаивающе начинает Берриана. – Так нельзя. Я указала тебе путь лишь для того, чтобы ты окрепла. Мы не можем принимать в Навь абсолютно всех…

– Ты надеялась, что я окрепну и буду тащить на себе этот груз вечно? Как мама? – зло улыбаюсь, обнажая зубы. – Так вот какова твоя добрая воля? Я повторяю. Отныне все умершие будут отправляться в Навь! Все до единой! В мир мертвых! Имейте совесть и прекратите делить людей на достойных и нет!

***

Прошлое.

Самбор У-Танг.

Ежедневно, я погружаюсь в сон. Только так могу блуждать в мыслях и жизнях потомков, от которых слишком многое зависит. Они постоянно совершают ошибки, ругаются и отдаляются, но неизменно держат курс к своей цели. Все, кроме одной блуждающей в темноте души. И кажется, что блуждать – это и есть ее цель. Эта душа избита, изорвана в клочья и заново сшита железными нитями. От нее веет огромной силой, стойкостью, ужасом и жестокостью в адрес всего живого. Она ненасытна и неукротима. Она само зло.

Я открываю глаза и вижу перед собой восходящее солнце. Природа шепчет о приближающейся осени и холодах, о долгих месяцах сложных перемен и бесконечных смертях. Она абсолютно неумолима и свирепствует, когда в ее дела вмешиваются. Мы все едины с ней, но при этом никогда не слушаемся. Делаем лишь то, что позволяют хозяева. Ее детей мы отобрали и присвоили себе. Природе дано наблюдать за тем, как пользуются явлениями обычные люди из крови и плоти. Хотя потомки их уже потеряли человечность.

Война идет уже много лет и каждый раз сама земля останавливает бойню обрушивая на поле боя ураганы и огонь. Она пытается стряхнуть с себя войска и вонзить в них их собственные мечи, топоры и камни. Ничего разумного и нужного в этой войне уже нет, но она продолжает идти, раз в год забирая жизни сотен божественных жителей. Кажется, что конец должен был настать, когда Каэлин лишила мою мать жизни, но этого не случилось. Месть обрушила на отца безумие, которое теперь и стояло во главе войска. Болотный народ устал, а брондсы тонули в отчаянии. Но это ничего не меняло.

Много лет прошло с момента, когда мы виделись последний раз. Каэлин показалась мне разрушительной, матерью хаоса и проблем, которые девушка считает неизменно правильными. Меня оттолкнули ее желания и мысли, те цели, которые преследуются в голове повелительницы ветра. Преемницы Санны Рогнед. И пусть боги посчитали ее мысли спасительными, но я никогда не приму этого. Когда она замахнулась на Бирель У-Танг, на ее лице родилась зловещая улыбка. Это стало для меня концом. С того момента я перестал сомневаться на счет девушки и окончательно обозначил ее для себя монстром.

Блуждая по мыслям и воспоминаниям Каэлин, я постоянно натыкался на стены и пропасти, огонь, который зло пожирал мою магию. Она недоступна и сокрыта от глаз. В ней бушует ненависть, жестокость. Такой помню девушку, которая в совершенстве владеет косой правосудия. Подарком богов и проклятием для людей. Каэлин долгие годы путешествует по разным частям света и вершит правосудие, которое считает верным и правильным. Она одна из немногих, кто не отказалась от своего предназначения и следует правилам, заложенным верховным богом в наследство. Таким образом, девушка чтит память о матери, которая с горечью бы посмотрела на все происходящее. Только к таким мыслям я пришел, когда пытался понять ее.

Приходилось слишком часто упускать Каэлин из виду и ловить исчезающий след, а тот проходил сквозь пальцы. Она словно умела превращаться в невидимку, пряталась. Ощущая малейшее преследование божественное оружие исчезало и заставляло сходить с ума. Ведь секунду назад она была прямо перед носом, но, моргнув, исчезла, оставляя после себя лишь прохладу. Каэлин всех избегала. Будто не желала контакта с остальными божествами и не слишком сильно сближалась с людьми. Но однажды, я все же нашел ее. И это произошло совершенно случайно.

В тот момент время замедлило свой ход. В небесах что-то презрительно блеснуло и наградило меня лунным светом, в котором я казался беззащитным. Моя магия стала вязкой и нерешительной. Что-то очень сильно старалось сделать меня слабым перед ветром. Чье-то могущественное влияние сжимало и сдавливало, словно намеревалось раздавить. У Каэлин был очень сильный покровитель, который защищал ее и был готов броситься в атаку.

– Каэлин, – произношу тихо, чтобы не спугнуть девушку в очередной раз. – Здравствуй.

Прошло много лет и я перестал так свирепо и эмоционально себя вести. Сейчас во мне много покоя и рассудительности, кричать и злиться попросту позорно. В прошлом встречи с Каэлин вызывали во мне бурю злости и раздражения, я пытался ее не замечать и быть равнодушным. Сейчас же почувствовал облегчение, когда наткнулся на нее. У меня словно гора с плеч упала.

Мы нашли друг друга на окраине леса, где начиналось широкое поле. Девушка стояла ко мне спиной и всматривалась в черный горизонт. В руках блестит коса и немного покачивается. Ее короткие волосы медленно колыхались и будто нашептывали что-то на ухо. Каэлин пряталась в длинном плаще и долго не поворачивалась. Я в это время гадал, как именно звучит голос девушки сейчас. Спустя года.

– Здравствуй? – произносит тихо глубоким равнодушным голосом. – Так ты решил начать разговор с убийцей матери?

Кажется, все, что она делает нацелено на разрушение и боль. Но Каэлин совсем меня не знает и считает, что подобные вещи способны разразить во мне ураган. Не хотелось верить, что все те ужасные вещи, которые существуют в ее голове – правда. Поэтому слова о матери показались мне детскими и необдуманными. Жаль, что я не понял с самого начала какая на самом деле Каэлин.

– Чем ты занималась все это время? – спрашиваю, снимая капюшон с головы. Делаю, несколько шагов девушке навстречу.

Она медленно поворачивается и перехватывает косу другой рукой, ставя ее концом на землю. Острое лезвие отражает в себе темный лес. В глазах Каэлин темнота и пустота, словно они сухие и каменные. Мы всего в нескольких метрах друг от друга, и я ощущаю холод, который исходит от девушки. Ее мысли пусты, но очень тяжелые. Они толстыми веревками окутывают воздух и заставляют чувствовать себя плененным. От этого хочется сжаться и отступить.

Она очень изменилась. Перестала поддаваться порывам злости и ненависти, перестала выражать неприязнь и эмоции в целом. Когда смотрит прямо в глаза, начинает казаться, что вся моя жизнь ничтожна и неинтересна. Я становлюсь чем-то блеклым и испаряющимся. Она высасывает из внешнего мира блеск и жизнь, притягивает к себе все самое важное и уничтожает в недрах своей души. Каэлин больше не вывести из себя оскорблениями и недооцениваем, она больше не глупый ребенок, она стала той, кто не нуждается ни в помощи, ни в спасении.

– Тем, чем должны занимать все нам подобные, – говорит четко и размеренно, словно пережевывает каждое слово. – Я знаю, что ты хочешь мне сказать. Следовательно, можешь даже не начинать. Все те годы, что ты грел в себе воспоминания и наделся увидеть меня прежней – ничто, по сравнению с правдой.

– Вот как? – говорю, рассматривая ее одежду. – Разве я настолько предсказуем? Или ты хочешь сказать, что, между нами, больше нет вражды?

Девушка резко выставляет перед собой косу и грозит мне обухом. Замечаю, как вещи на ней эластичны и словно вторая кожа покрывают тело. Сложно рассмотреть то, что теряется в темноте, но скажу одно. Каэлин выросла, стала выше и шире. Ее плечи налились силой, как и длинные ноги. Спина идеально ровная, ни одной расслабленной мышцы даже на лице. Такое ощущение, словно она постоянно напряжена и демонстрирует силу каждую минуту, каждую секунду.

– Не лезь мне в голову Самбор У-Танг, – говорит громко и лезвие косы воспламеняется, освещая ближайшие деревья. В мое лицо бьет сильный жар. – Последствия твоих проповедей уже известны. Скольких еще ты собираешься отвернуть от богов? Твоя мать заслужила смерть. Как и твоя сестра. Они ослушались и понесли за это наказание. Твое желание мести ни к чему не приведет…

– Как на счет того, чтобы общаться намного проще чем сейчас? – перебиваю ее, продолжая говорить монотонно и легко. – Я всего лишь спросил, чем ты занималась все это время. Зачем возвращаться к тому, что нас обоих больше не интересует?

Девушка расплывается в злобной ухмылке.

Мне немного сложно находиться рядом с ней. Все вокруг пропитано злостью и ненавистью, холодом по отношению к любому живому существу. Она хранительница камня памяти, но при этом безумна и бесчеловечна. Ее правосудие лишь желание быть палачом. Мне постоянно кажется, что мир ее совершенно иной и в нем она видит не то, что мы все.

– У меня не так много времени, чтобы слушать как ты пытаешься заговорить мне зубы. Тебе не кажется, что ты не можешь меня понять и узнать. Твои мысли настолько очевидны, что даже обидно. Раньше я готова была на многое ради того, чтобы их узнать, но сейчас… – девушка слегка наклоняет голову. – Ты ведь знаешь о том, что произошло на континенте? На том, что являлся нашим домом.

– Домом? Странно слышать это от тебя. Разве ты не оружие в руках богов? Как можешь называть домом презираемую тобой землю? – Я иронично улыбаюсь, вытирая со лба пот, который выступает от жара лезвия косы.

– Вот как, – девушка опускает оружие. – Я никогда тебя не знала и не могу представить, как ты изменился. Но твоя манера разговора такая мерзкая, что хочется блевать. Почему? Почему ты так спокоен и невозмутим? Разочарование коснулось и тебя? Ничего позорного нет в том, чтобы быть оружием, особенно когда ты сам позволил сделать это с собой. Мы разные, Самбор. И твое желание призвать меня к чему-то никогда не сработает. Потому что у меня есть собственные мысли. Мы познакомились с тобой, когда оба были другими. У меня нет ни злости, ни ненависти к тебе. Перед тобой у меня нет грехов.

– Каэлин, – говорю серьезно. – Я понимаю, что ты лишь играешься и этот разговор для тебя веселое времяпровождение. Но для меня нет. Ты и сама знаешь, что я долго тебя искал. Ты неприятна мне ровно так же, как и я тебе. Поэтому особых эмоций эта встреча во мне не вызывает. Меня лишь коробит от нахождения рядом с тобой.

Лицо девушки серьезное и равнодушное. Моргает медленно, дышит еле-еле и совсем не двигается. Единственное, что постоянно скользит по лицу Каэлин – это улыбка. Злая, звериная, безумная. От нее действительно становится не по себе. И это не эмоция, губы Каэлин живут собственной жизнью.

– Тогда чего ты хочешь? – она поднимает подбородок и смотрит на меня надменно. – О чем мне говорить с тем, кто всего лишь течет по течению и является тем, кем стал только потому, что родился в обители, которую предал?

– Ничего, – говорю шепотом и опускаю взгляд.

Она пыталась меня сломать, но при этом сама этого не понимая. Ее прямолинейность и суровость мыслей что-то колышет во мне, но этого недостаточно, чтобы хотя бы разозлить. Но раздражение уже подступало к горлу и медленно сводило судорогой пальцы. Мне хотелось ее ударить. Так сильно, чтобы все закончилось. Каэлин была единственной, кого я осмелился бы убить, изменив принципам. Но это лишь слова.

С тех пор мы начали путешествовать вместе. Это было для меня тяжелым испытанием, но с каждым днем, Каэлин становилась понятней. Она все так же ненавидит людей и не может убивать их просто так, лишь из-за запрета. Поэтому она бродит в поисках преступников и выносит им смертный приговор. Не могу сказать, что она злодей, но ее желание убивать отзывается во мне отвращением. Прошлое девушки наполнено спорными поступками, которые привели ее во тьму. Смотря на все это со стороны, я все чаще думаю о том, что появление на свет Каэлин ошибочно и нечестно. Она не несет в мир ничего кроме темноты.

Я стал больше вести записей и копаться в жизнях потомков. Меня расстраивало происходящее и хотелось узнать ответы. Не все мысли можно было прочесть или понять, не каждую картинку рассмотреть. Очевидных вещей мало, а сокрытия истинных мотивов много. Именно поэтому я продолжал наблюдать. У меня не было возможности прийти к ним лично. Гувер уже однажды предсказал будущее, которое сбылось. В очередной раз идти наперекор судьбе не было смысла.

Несмотря на то, что мы с Каэлин путешествовали вместе много лет, все равно оставались врагами. Это лучше, чем незнание, но и не лучше того времени, когда мы бродили по свету в одиночку. Просто так было нужно. Так было безопасно для всех нас и предрешено судьбой. Сколько лет прошло? Лет пять. Может быть и десять. Рядом с Каэлин время мчалось, неслось куда-то, словно спешило, иногда спотыкаясь. В такие моменты мы могли молча сидеть и думать. Отдыхать от долгих дорог.

– Могу я задать вопрос? – говорю спокойно, смотря в бушующий костер.

Разговаривали на темы прошлого и будущего мы очень редко. Поэтому ощущение было странным, словно это разговор о старых историях из книжек или вовсе выдумки из головы.

– Задавай, – холодно произносит девушка, лежа рядом на тонком одеяле и наблюдая за звездным небом.

– Как долго ты пробыла в рабстве? Надеюсь, спустя столько времени совместного путешествия я могу задать подобный вопрос.

Каэлин поворачивает голову и смотрит на огонь. Не проявляет никаких эмоций. Она сама себе обстригает волосы и иногда одна сторона немного длиннее другой. Это никак не сказывается на внешнем виде, как и все остальные факторы. Девушка всегда выглядит одинаково, совсем не меняется. Такова оплата за исполнения обязанностей. Я не могу знать все о той воле, которую ей подарили, но кажется она во много отличается от нашей. Каэлин ни единого раза не сомневалась. Проведя много временя рядом с ней, я убедился лишь в этом. Девушка несгибаема, будто гора, и всегда идет только прямо.

– Десять лет, – произносит задумчиво. – Может больше. Я не помню свой возраст, когда мама умерла. С того момента время стало лететь, а не просто идти. Годы – это мгновение. Если тебе хочется кого-то пожалеть, то не стоит делать этого в мой адрес. Я ни о чем не жалею и ценю каждое мгновение своего прошлого.

– Она тебе ничего не рассказывала, твоя мать? – гну в руках сухую ветку.

– А смысл? Я получила всю нужную информацию после ее смерти. Почему тебя это вдруг заинтересовало? – лицо девушки не изменилось и продолжало быть холодным.

– Ничего не вдруг, – отвечаю, протягивая ветку к огню. – Я просто ждал, когда ты сможешь ответить. В моей голове этот вопрос существует уже очень долго.

– А с чего взял, что только сейчас я готова говорить об этом? Опять делаешь выводы самостоятельно? Не слишком ли умным ты себя считаешь?

Поворачиваю голову в ее сторону. Каэлин все также смотрит на огонь, держа руки вдоль тела. Не могу найти в ней и капли света. Это так ужасно, что хочется развернуться и уйти. Она очень часто кажется одинокой и слабой, но это обманчивые чувства, надуманные мной из жалости. В действительности мы оба прекрасно понимаем в какой опасности находимся. Наша схватка лишь дело времени и его еще очень много. Может быть, спустя годы мы все же сможем понять друг друга?

– Я умею проникать в головы и читать мысли. Способен наблюдать за происходящим глазами других.

– Вот как, – она сонно бормочет. – И что у меня в голове?

Поворачиваюсь обратно к костру и вздыхаю. Сухая ветка уже сгорела до самых пальцев. Горячо. Пепельный скелет обломался и упал на землю, разбиваясь об нее словно стекло.

– Ну, – пытаюсь понять, что могу сказать, а что нет. – Там почти ничего нет. Ни прошлого, ни будущего. Нет желаний и стремлений. Нет мыслей, которые не произнести в слух. И еще стены. Много стен. Такие каменные и высокие, словно возведенные великанами. Кажется это твое желание скрыть от самой себя прошлое, но выходит оно сокрыто и от меня. Ты можешь сколько угодно убеждать себя в том, что ты не бежишь от прошлого, но пока его мгновения у тебя голове, ты врешь. Они скрыты не просто так…

– А что в твоей? – произносит неожиданно громко.

В моей? В моей голове? Почему ты спрашиваешь?

В моей голове мир, который ты никогда не примешь. В нем нет задач и инструкций, в нем люди живут по законам, которые сами для себя придумали. Они нужны для того, чтобы общество существовало в гармонии и мире, а не корректировалось богами. В нем нет воин и преступлений, а если и есть, то это только ответственность самих людей. В этом мире нам совсем не обязательно что-то делать и кому-то служить. В этом мире тебе не нужно было бы ходить и искать преступников, выносить приговор и заносить косу.

– В моей голове осуждение таких как ты, – произношу задумчиво. – Осуждение всех тех, кто позволяет себе думать об убийстве, как о чем-то, что имеет право существовать.

– Вот как, – опять тихо бормочет. – И как ты обрел это осуждение?

Я хотел ответить, но понял, что не могу. В моей голове словно стало пусто. Впервые за долгое время, я не могу найти ответ на вопрос. Или просто ответ меня пугает. Я так сильно разозлился, что какое-то время просто приходил в себя. А когда успокоился, то решил, что должен сказать что-то гадкое и злое. Как будто это могло бы меня защитить от Каэлин и ее вопроса.

– Когда встретил тебя, – говорю, хмурясь и бросаю огрызок ветки в костер.

– Обрел бы ты его, если бы не встретил меня? Что для тебя осуждение? – Она говорит так спокойно и легко, что хочется закричать. – Непринятие чужих мыслей или собственная гордыня? Мне смешно от таких разговоров. Если спросить у вора, что для него плохо, вероятно, что он ответит – воровство. Где та тонкая грань, которую ты потерял, но при этом решил осуждать меня? Как может человек, который мыслит так однозначно кого-то считать неправым? Я не жду от тебя понимания, но при этом ни разу не заметила его. Мне противны те, кто даже не пытается понимать других, а если и пытается, то только выборочно для разных людей. Я не убиваю невинных, а ты многим желаешь смерти при всей своей любви ко всему живому. Ты ведь думаешь о моей смерти.

– Это не так, – бормочу.

– Лжец! – смеясь выкрикнула Каэлин, подскочив со своего места и толкнув кастрюлю с водой в сторону костра.

Тот мгновенно потух. Как и мое понимание самого себя.

В ту ночь я долго не мог уснуть, хотя планировал сделать много дел во сне. Все мои мысли теперь крутились вокруг несвязных и сложных слов Каэлин, которые она произнесла так легко, с завистью для меня. Казалось, что моя жизненная позиция крепка и нерушима, что я способен следовать своим идеалам, но… Я где-то оказался неправ. И это совсем не касалось Каэлин и моих мыслей о ней, которые были все также крепки.

Теперь я стал чаще задавать вопросы. Каждый раз все глубже осознавал то, как она видит это мир и удивлялся тому, что ее позиция имеет право на существование. И все оказалось слишком просто. Неважно какой позиции придерживается Каэлин. В любом случае она не будет слушать меня и не станет на нашу сторону. Девушка совершенно другая и ее мировоззрение мне не подходит. Вот почему, между нами, борьба.

***

Мы часто посещали села и города, в которых Каэлин раз за разом выносила приговор и приносила его в исполнение. Ее руки тонули в крови, а коса впитывала жизненный сок словно сухая земля. Все это рождало во мне лишь очередные приступы отвращения и ужас. Я присутствовал на казнях и смотрел как коса никогда не дрожала в руках этой безобидной на вид девушки. Она кормила людей своей ненавистью, и они довольно хлопали в ладоши от удовольствия прося добавки.

– Пусти! – закричала Каэлин, когда я остановил ее, схватив за плечо в плаще. – Не смей меня трогать!

– Ему ведь только шестнадцать лет, – говорю спокойно, не изменяя себе. – Неужели и сейчас ты не дрогнешь перед тем, как забрать чью-то жизнь? Должна же быть в тебе хоть капля жалости!

– Он убил собственную сестру! Чертов ты тупица! – кричит девушка зло мне в лицо.

– Ты также безумна, как и твоя мать! – вырвалось со злости.

– Не смей сравнивать меня с собой! – обрушились на меня её слова, словно неподъемная глыба.

Каэлин приумножила мои ранящие слова и обратила против меня самого. Это потрясало и ужасало одновременно. Она и правда умела сделать больно.

– Да что с тобой такое…

– Он совершил преступление! – рычит зло девушка и отдергивает плечо, которое и без того свободно. За ее спиной блестит лезвие голодной косы. – Вот уже несколько лет мы с тобой в одной лодке, Самбор. И меня устраивает, что ты выступаешь в роли лишь наблюдателя. Но не смей запрещать мне делать то, что я должна! Ты постоянно говоришь о свободе. Так почему желание правосудия не является свободой? Разве близкие обворованных и убитых не достойны желать суда над виновными? Это не свобода для такого как ты? Я приму тебя, только когда будешь в состоянии избавить землю от погони и воин. Но, до тех пор, не стой у меня на пути и продолжай наблюдать! Даже не думай мне мешать, когда не можешь предложить иной путь!

– Мы с тобой наравне, Каэлин… – мой голос слегка дрогнул от отчаяния.

Девушка неожиданно расслабляется и заглядывает мне в глаза. Она не понимает, что я говорю и как это понять. Но спустя мгновенье Каэлин строго кивает и поднимает подбородок.

– Вот уж нет. Тут ты ошибся. Я видела, слышала о многом и не просто так служу тем, кого считают злодеями. Ты с рождения жил как тот, кто обрекает людей и дарит безнадежность. Ты никогда не задумывался, сможешь ли исполнить обещание. Ты жил надеждами, которые давал сам себе и прекрасно понимал, что может не получиться. В моем же мире никогда не было места надеждам, я просто брала и делала. Я о многом молчала и многое спускала с рук и это заставляло всех вокруг наглеть еще сильнее. Вместе с осознанностью приходит покой и безволие. Ты понял бы меня, если бы крепко стоял на ногах. Как ты можешь вести кого-то за собой, когда не уверен в результате?

– А как же Деян? А Лиа? – спрашиваю неожиданно даже для самого себя. – С чего ты решила, что не разочаровала его? Или он ничего не знает? Такова твоя честность? Лиа находила в тебе, то, чего нет и кормила себя мыслями о том, что ты к ней добра. Но я как никто другой знаю, как ты смотрела на эту девочку и…

– И они умерли! – произносит строго Каэлин. – Не говори о том, что никто не сможет подтвердить. Я тебя никогда и ни о чем не просила, несмотря на всю бредовость мыслей. Так и ты ко мне не лезь!

Она ушла, оставив после себя лишь холод.

– Умерли… – повторяю задумчиво и спокойно.

Раньше я думал, что смогу своим присутствие держать зверя на привязи и бить по носу, когда это понадобится. Но оказалось он настолько свиреп и силен, что мне и правда остается лишь наблюдать. Иногда я правда думаю о том, чтобы убить ее. Положить этому конец и продолжить путешествие в одиночку. Но у Каэлин уже есть приемник, и я понятия не имею кто он. Однажды она пригрозила мне и сказала, что я буду не рад, если она умрет. Значит приемник не должен никогда стать ветром.

На казнь ребенка я не пришел. Мне было настолько не по себе, что я боялся навредить кому-то. Каэлин заставляла меня звереть. Она высвобождала во мне ярость и отключала мозг, обнажая лишь ненависть и желание вцепиться в горло. Знала ли она об этом? Уверен, что знала и чувствовала каждый раз. Так мы показывали друг другу, что до сих пор живы и имеем независимую волю. Даже я.