Текст книги "Огненный город"

18
Люк

– Хэдли, у меня для тебя есть новость. Зайдешь ко мне в десять.

Крован завершил завтрак и встал из-за стола, все тоже встали и не двигались, пока хозяин не вышел из столовой.

– О чем это он? – промурлыкал Джулиан, как только за хозяином закрылась дверь.

– Понятия не имею, – ответил Люк. – Ты же слышал, он сказал «новость».

Действительно, какая новость его ждет? Прощение за убийство Зелстона? Новое расследование событий той ночи? В это Люку мало верилось.

– Ну, у тебя еще море времени, – сказал Джул. – Перебросимся в картишки? В покер?

Джулиан достал из кармана колоду. Он всегда носил карты с собой, чтобы занять свободное время. А его было так много – вереница дней, как удавка, обмотавшихся вокруг шеи Люка.

Может быть, хоть сегодня произойдет какое-то событие.

– Люк, можно тебя на минутку.

Рядом с ними возникла Койра и нежно, но твердо взяла Люка за локоть. Он бросил извиняющийся взгляд на Джулиана и последовал за Койрой на кухню.

Слуги на кухне усердно занимались уборкой. Мывший посуду в раковине уронил большую сковородку, Люк вздрогнул. В голове промелькнула картина: мужчина в смокинге тыкает сигаретой в голую шею женщины. Вилка для разделки мяса вонзается ему в руку. Кричит Койра.

Что с ним? Люк посмотрел на свою руку. Ни раны, ни шрама. Воспоминание? Кошмарное видение, посланное ему Крованом? Как научиться различать?

Койра привела его в маленькую кладовку. Она приподняла юбку и присела, полезла рукой за мешок с картошкой, вытащила книгу и протянула ему:

– Вчера ты у меня ее не просил, значит у тебя снова провал в памяти.

– Что это?

Название на корешке книги говорило, что она повествует о геральдике. Края страниц от старости выцвели.

– Это твой дневник.

Дневник? У него есть дневник, а он об этом ничего не знает?

Как будто почувствовав его сомнение, Койра открыла книгу, и Люк сильно удивился, увидев лист, исписанный его собственным неразборчивым почерком.

Из нацарапанного следовало, что Крован заставляет его все забыть. А дневник – вспомнить. Здесь Люк записывал, как устроена жизнь в замке и что он делает каждый день.

– Почему он хранится у тебя? – смущенно спросил Люк.

– Вначале ты держал его под подушкой, но потом испугался, что Крован найдет и заберет его у тебя. Блейк или Девин тоже может найти его и уничтожить. И… – Койра криво усмехнулась, – ты сказал, что спать на этой книге тебе неудобно, потом целый день шея болит.

Люк взял книгу в руки. Под переплетной крышкой лежал сложенный вдвое вырванный из книги листок. На нем его рукой крупными буквами, словно предвосхищая его будущий скептицизм, было выведено:

Пиши здесь каждый день. Это реально. Верь тому, что написано, а не тому, что помнишь.

– То, что Крован с тобой делает, влияет на твою память, – сказала Койра. – Каждый день ты что-то забываешь, то чуть-чуть, то много. Иногда забытое возвращается, но не всегда. И эта книга – твоя резервная копия, хотя ты и о ней временами забываешь. Почитай свои записи. Мне нужно с уборкой закончить, а потом я вернусь за тобой.

Люк присел на корточки, привалившись спиной к полкам, и начал читать:

Джексон и Ангел пришли спасти меня. Аби с ними. (Как?) Дж. сказал, лорд Рикс (?) заставил меня убить Зелстона. Девин застрелил дока – защищал Крована. Койра и я вынесли дока через Последнюю дверь. Крован потребовал A + A сказать, что это самоубийство.

Исписано было несколько страниц. Короткие заметки, все датированные и все сделанные им за последний месяц. Некоторые из них были достаточно подробными, как его рассуждения об ошейниках, которые они носили. «Игнорировать нет смысла», – написал он печатными буквами над страницами, касавшимися лодки, на которой на остров доставляли продовольствие. Было краткое упоминание, что его обвинили в убийстве канцлера Зелстона, описание того, что произошло на суде, и провозглашение его про́клятым. На одной странице был заголовок «Девин», под ним одно предложение, он его подчеркнул: «Коротко говоря, нехороший человек». Блейку была дана еще более краткая характеристика – «Чудовище».

– Я надеюсь, это не какая-нибудь коварная шутка? – спросил он Койру, когда та вернулась. Голова трещала, пытаясь осознать прочитанное. Сердце ныло, стараясь все это снова забыть. – Думаю, Джулиан мог бы подделать мой почерк. Или здесь есть раздел и о нем, который я пропустил?

– О Джулиане нет, – ответила Койра. – Крован знает, что он твой друг, так что, думаю, он приберегает крупное разоблачение, которое способно причинить сильную боль.

– А есть что разоблачать?

– Мы уже говорили на эту тему. Честно говоря, не знаю.

– Но тебе не нужен такой дневник? – Люк веером раскрыл книгу. – В отличие от меня у тебя он память не стирает?

– Каждый день маленькими отрезками – нет. Он заставил меня забыть главное: почему я здесь оказалась. Но сейчас он никогда не разговаривает со мной и не назначает индивидуальных встреч. Он меня просто не видит. И заправляю я всем на кухне только потому, что очень давно живу в этом замке.

– Ты здесь на особом положении. В этом замке каждый либо хищник, либо жертва. Вот тут я написал, – Люк похлопал по книге, – «ошейники не позволяют слугам причинять вред гостям, но гости могут».

Люк содрогнулся, осознав смысл прочитанного. Гости наказываются Крованом, они, в свою очередь, могут дать волю своим садистским наклонностям, спустившись на этаж слуг. Жертвой их издевательств мог стать любой, но только не Койра.

– Ты не принадлежишь к гостям. Но жестоко обращаться с тобой, как с прочими слугами, тоже нельзя. Ты на особом положении. Почему?

– Не представляю… – Койра колебалась. – Ты же знаешь, я попала сюда в очень раннем возрасте, но когда – точно не помню. В моей памяти о моей прошлой жизни нет никаких следов. Я была слишком маленькой и потому беззащитной. Возможно, поэтому Крован запретил меня обижать.

Люк снова содрогнулся: прожить жизнь и не знать ничего, кроме этого замка, полного ужаса! Это не укладывалось у него в голове. Он вспомнил свой дом в Манчестере, где в саду Дейзи устраивала шумные игры, а папа на подъездной дорожке возился с автомобилями. И Люк не умел ценить эту жизнь во всей ее примитивной нормальности. А где же была семья Койры?

И вдруг Люка осенило, ему показалось, он понял, почему у Койры не сохранилось никаких воспоминаний о жизни до Эйлеан-Дхочайса.

– А что, если ты родилась здесь? Что, если преступницей была твоя мать, а не ты?

– Люк, я же тебе в самый первый день сказала, что все, кто живет в замке, – преступники, и я в том числе. Я не выдумываю, так мне сказал Крован. Он никогда не говорил мне, что́ именно я сделала, упомянул только, что это было нечто ужасное. «Самое страшное из всех преступлений» – таковы были его слова. И что может быть страшнее, если не убийство ребенка?

– А ты других не расспрашивала, может, кто-то помнит, когда ты здесь появилась, сколько тебе было лет, что о тебе говорили?

Койра отвернулась. Из-под заколки выбилась прядь каштановых волос. Люку захотелось протянуть руку и убрать эту прядь ей за ухо, но он принялся усердно крутить в руках книгу, чтобы удержать себя от подобной глупости. Когда Койра повернулась, у нее было такое выражение лица, что Люк пожалел, что начал этот разговор.

– Некого расспрашивать. Те, кто был здесь со мной в детстве, умерли, или вышли через Последнюю дверь, или самих себя не помнят. Лавиния появилась здесь одной из первых, но она забыла все, кроме того, что́ возлюбленный Брэйби любил есть на завтрак и делать в постели.

У этой девушки не было ни корней, ни якоря: родителей, с кем можно было бы вспомнить ее детские проказы и посмеяться над ними, братьев и сестер, которые бы дразнили ее, или ссорились с ней по пустякам, или заставляли бы ее сердце таять от нежных чувств. Аби перед каждым экзаменом натаскивала Люка. Дейзи помогла ему покинуть Милмур. Люк сильно скучал по своей семье.

Ему так хотелось пообещать Койре, что однажды, когда они будут далеко отсюда, ей будет с кем вспомнить жизнь в Эйлеан-Дхочайсе. У нее наконец-то появится человек, вместе с ней прошедший отрезок жизненного пути. Но Люк не решился сказать это, боялся, что прозвучит жутко и неправильно, и, кроме того, их жизнь здесь с Крованом вряд ли будет приятным воспоминанием.

Крован. Вероятно, они подумали о нем одновременно, потому что Койра поспешно глянула на часы:

– Пять минут осталось. Беги узнай, что за новость он тебе приготовил. Думаю, тот, кто нас посетил, имеет к этому прямое отношение.

– Нас кто-то посетил?

– Четверть часа назад прилетал вертолет, – сказала Койра, забирая у Люка книгу. – Насколько тебе известно, у нас никогда не бывает посетителей. И это не может быть простым совпадением.

Люка охватила паника. Неужели снова Ангел? И пожалуйста, не надо здесь Аби. Он хотел, чтобы она подальше держалась от этого гиблого места.

Он поспешно покинул кухню и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал вверх по лестнице, туда, где находились личные апартаменты Крована. Девин с часами в руках ждал у двери:

– Вовремя успел.

«Нехороший человек», – напомнил себе Люк.

Он провел Люка вглубь апартаментов Крована. Хозяин Эйлеан-Дхочайса сидел за письменным столом у окна и перебирал какие-то бумаги.

– Спасибо, Девин, – сказал Крован. – Пожалуйста, пришли девушку с кофе для моего гостя. Убедись, чтобы кофе был горячим.

Девин подобострастно поклонился и исчез.

– Итак, Хэдли, – сказал Крован, наведя на Люка линзы своих очков, в которых странным образом белыми пятнами отразились облака пасмурного дня за окном. – Интригующие новости. Находясь под стражей, лорд Рикс взял на себя ответственность за убийство канцлера Зелстона и покушение на убийство лорда Джардина.

Люк не мог поверить своим ушам. Равный сознался? Надежда затеплилась в груди Люка. До этой минуты он не позволял себе надеяться, чтобы не сойти с ума, потому что он находился в замке, откуда невозможно сбежать, где бессмысленно ждать жалости или сострадания.

Но затем – а чего еще можно было ожидать? – Крован выдрал с корнем росток надежды и швырнул его в костер. Обычный поступок садиста, обладающего сверхъестественной силой.

– К сожалению, находясь под стражей, лорд Рикс испустил дух, и твое участие в деле остается неясным. Учитывая твою неблагонадежность и участие в беспорядках в Милмуре, наследница Боуда пишет, что твой статус про́клятого остается в силе и дело считается закрытым. Наследника Мейлира уже нет с нами, поэтому ратовать за смягчение приговора некому. Оказывается, ты опасный молодой человек, Люк Хэдли: не один, а двое твоих сообщников из числа Равных мертвы.

Сердце Люка сжалось при воспоминании о Джексоне, и в голове от услышанного все смешалось, но его рот сам открылся, и слова непроизвольно вырвались:

– Если хотите, я могу легко увеличить число до трех.

Крован сдержанно гоготнул. Его поддержал кто-то сидевший в кресле, развернутом спинкой к Люку.

– Остроумный парень. О… слышали всплеск? – Крован повернулся к окну, на лице появилось недоумение. Люк ничего не слышал, но Равные обладали более тонкой сенсорной системой. – Так закончится твой путь к свободе на дне моего прекрасного озера Лох-нан-Деоир. Ни защитников. Ни свидетелей. Теперь ты, Хэдли, в полном моем распоряжении. Вернее сказать, нашем. Уверен, ты помнишь моего гостя.

– Привет, Люк.

И когда из-за спинки кресла высунулась черноволосая кудрявая голова, Люк удивился, как он сразу не догадался.

– Сильюн…

Равный перекинул обе ноги через боковину кресла и встал:

– Ты скучал по мне, Люк? Перед тобой сейчас стоит лорд Сильюн.

Получение титула не облагородило внешность Сильюна. Волосы, как всегда, растрепаны, под глазами тени. Как же он получил титул?

– Я полагаю, вы не убили отца и братьев?

– Люк, – укоряюще протянул Сильюн, – Джардины, в отличие от Хэдли, не являют собой образец семейной преданности, но даже у меня есть границы, которые я не перехожу. Конечно же нет. После событий в Кайнестоне лорд Рикс любезно меня усыновил, и я стал его наследником. А несколько дней назад он проявил обо мне еще большую заботливость и скоропостижно скончался, находясь под опекой жены моего старшего брата. Я уверен, она бы вела себя более осмотрительно, если бы все заранее все продумала. Но вышло так, как вышло. И вот перед тобой новоиспеченный лорд Фар-Карра. Формальное введение во владение состоится через несколько дней, но я решил не ехать сразу в Лондон, а заглянуть сюда. Отец планирует какой-то ужасный парад по случаю вхождения в Дом Света всех его сыновей. Видишь ли, поскольку моей тети Эвтерпы больше нет с нами, мама и Дженнер получают Орпен-Моут.

Люку померещилось или на худом лице Сильюна он действительно заметил проблеск настоящих эмоций?

Ну разумеется, показалось.

В дверь постучали. Должно быть, кофе принесли. И Люк подозревал, что знает, кого из девушек Девин прислал. Он не хотел, чтобы Койра находилась в обществе этих двух Равных. Он не хотел, чтобы Сильюн возымел к ней какой-то интерес. Ничего хорошего такой интерес не сулил.

Люк рванулся было к двери, но Крован его остановил, так что ему оставалось только наблюдать, как с дымящимся кофейником вошла Койра.

– Куда мне его поставить, милорд? – спросила она, не поднимая глаз.

– Неси прямо ко мне, – сказал Сильюн.

Она подошла к Сильюну, не отрывая глаз от роскошного турецкого ковра на полу. Она прекрасно могла рассмотреть грязные сапоги лорда Фар-Карра. Сильюн протянул руку и взял чашку с подноса.

Он выжидательно протянул чашку Койре. И Люк, черт возьми, знал, что он собирается делать. Он понял это по тому, как едва заметно дернулись в самодовольной усмешке уголки рта Сильюна.

Койра подняла кофейник, Сильюн – чашку. Чуть выше. А потом еще выше, пока Койре не пришлось поднять глаза, чтобы видеть, куда наливать.

У Люка руки чесались дать Сильюну в ухо за такие шуточки. Но тут он увидел, что взгляд Сильюна вовсе не похотливый и нацелен не на лицо Койры, как это сделал бы его старший брат. Сильюн внимательно изучал золотую полоску на ее шее. У мужчин Эйлеан-Дхочайса их скрывали ворот рубашки и галстук, а вырез ее простого черного платья оставлял шею Койры полностью открытой.

Сильюн протянул руку и коснулся золотой полоски, Койра ахнула и дернулась. Люк с трудом удержался на месте. Крован вскочил со своего кресла.

– Не трогай ее! – крикнул он.

– Ой, прости, – сказал Сильюн в своей обычной манере, не подразумевавшей никакого извинения. – Мне было просто любопытно. Красивая штука, она привязывает к этому месту, я полагаю. Насколько я помню, у Собаки, когда его передали Гипатии, такого ошейника не было. Ты слышал, что он сорвался с поводка после взрыва Восточного крыла? Оказался такой плохой собакой. Как же ты его сделал? По принципу ожерелья Грох? В Кайнестоне я тоже использую привязку к месту, только не в виде ошейника. – Сильюн остановил взгляд на Люке. – Возможно, мой прием недостаточно хитроумный.

– Койра, оставь нас, – приказал Крован.

– Благодарю за отличный кофе. – Сильюн допил кофе и поставил чашку на поднос. – То, что нужно, после ужасного полета на вертушке. Как только люди могут так перемещаться в пространстве? Противоестественный способ.

Он подарил Койре очаровательную улыбку, но она уже успела опустить голову. Когда она проходила мимо, Люк коснулся ее руки, желая выразить свою поддержку.

– Достаточно любезностей. Теперь к делу, – бодро заявил Крован и в подтверждение своей решимости закатал рукава. – Решение Боуды снимает всякие опасения, что однажды его в здравом уме и твердой памяти потребуют представить для очередного допроса. И тот факт, что мы теперь знаем, что это лорд Рикс заставил его замолчать, поможет нам. Хэдли, сядь. Я не хочу поднимать тебя с пола, если ты упадешь.

Крован указал на кресло, которое освободил Сильюн. Люк не спешил подчиняться:

– Зачем вы приехали?

– Ищу ответы на интересующие меня вопросы, – ответил Сильюн, небрежно убирая упавшие на лицо волосы.

Воспоминания всколыхнулись в глубинах замусоренного мозга Люка, с трудом пробиваясь на поверхность.

Серое утро перед судом. Сильюн в кресле. И его почти шепотом сказанные слова: «Ты будешь полезен мне там, куда тебя отправят».

И еще одно воспоминание. Винный подвал в Кайнестоне. И Сильюн выдыхает ему в самое ухо: «У меня есть несколько вопросов. И сейчас ты – мой шанс найти на них ответы».

– Какие вопросы? – насколько мог твердым голосом спросил Люк. – Вы сказали, что кто-то сознался в том, что произошло в Кайнестоне, какой-то лорд, он хотел убить Зелстона или вашего отца. Какие еще нужны ответы?

– О, это просто факты, Люк. И никому нет дела до фактов. Нас с Араилтом интересует другое: можно ли Молчание, которое лорд Рикс наложил на тебя в Кайнестоне, снять или разрушить. Молчание – это та область, в которой специализируется мой ученый друг. Уверен, ты заметил, с какой увлеченностью он этим занимается. – Сильюн кивнул в сторону Крована, тот самодовольно оскалился. – На данный момент нам известно, что акты Молчания и Тишины может снять только тот, кто их наложил, – продолжил Сильюн. – Наш мир построен на тайнах, скрытых Молчанием и Тишиной. – Только представь, что бы обнаружилось, если бы мы смогли все тайное сделать явным. В твоем случае мы знаем, кто наложил Молчание и что за этим скрыто. Иными словами, мы знаем параметры, с которыми имеем дело. Идеальные условия для эксперимента.

– Я вам для этого не нужен, – попробовал возразить Люк, но Крован толкнул его в грудь, Люк отлетел и упал в кресло. – В этом замке полно людей, которых наш хозяин заставил все забыть, вам есть на ком практиковаться. Или, если вам нужны, как вы говорите, параметры, вы можете стереть у человека память о том, что он ел на завтрак, а затем проводить свои эксперименты.

– Думаю, Хэдли, в тебе сейчас говорит бунтовщик, взволнованный судьбой своего сообщника, – ответил Крован. Единственное, что теперь отражалось в стеклах его очков, – перепуганное лицо Люка, увеличенное и искаженное. – И ты пытаешься спастись, подставив вместо себя кого-то другого. Ты не успел приехать сюда, как без всякого повода тут же ввязался в драку с такими же простолюдинами, как и ты сам. Это свидетельствует о твоей неполноценности.

– Что вы имеете в виду? Почему это я хочу кого-то подставить вместо себя?

– Потому что такие эксперименты разрушают мозг, – сказал Сильюн Джардин, опускаясь рядом с Люком на корточки. И если странные стекла очков Крована приводили Люка в замешательство, то взгляд Сильюна пугал. В черной бездне его глаз что-то мерцало, как золотой огонь. – А теперь замолчи и вспомни, что́ я тебе обещал.

Сильюн приложил палец к губам, прежде чем опуститься в кресло напротив. Он подпер рукой щеку и приготовился наблюдать.

Что интересного он ожидает увидеть?

Ответ Люк получил незамедлительно, когда его позвоночник выгнулся, а голова запрокинулась от свирепого вторжения Крована в его мозг. Если его мысли представляли собой запутанный клубок, то Дар Крована, как мачете, разрубал узлы, продираясь к цели.

Люк стонал и выл. Крован уже вырвал из его памяти огромные фрагменты. Когда эксперимент завершится, от его мозга ничего не останется. Память будет разодрана в клочья. Каждое движение Дара он ощущал как резкий поворот раскаленного ножа в мозгу. Но Крован наслаждался болью. Телесные пытки были для него развлечением. Почему он с Люком должен проявлять деликатность?

И он не был деликатным, напротив, даже превзошел себя в изуверстве.

Люк чувствовал мучительную боль во всем теле, как будто всю его кровь выкачали, а вместо нее влили кислотные воды озера Лох-нан-Деоир. Его пальцы дергались, а сонная артерия пульсировала, как отбойный молоток. Он снова судорожно выгнулся, а по лицу обжигающими струйкам текли… слезы? пот? сопли?

Люк ненавидел своих мучителей. И это была единственная осознанная эмоция.

Промелькнул обрывок мысли – слова Собаки: «Ты должен ненавидеть их, чтобы победить».

Тогда он счел Собаку маньяком.

Но сейчас понимал, мужчина был прав. Наполовину прав, потому что победить Равных нельзя.

Люк провалился в пустоту.

А когда открыл глаза, то ничего не видел. На мгновение он вернулся в фургон, который вез его в кромешной темноте из Милмура куда-то в неизвестность. Тогда он сильно испугался, но был уверен, что бы ни случилось с ним – он выдержит. Но сейчас то, что с ним делают, – не выдержать.

И в этот момент он осознал, что боли нет.

Вернее, она не причиняет боль. Люку не верилось. Как такое возможно, чтобы боль не причиняла боль?

Люк усиленно моргал, пытаясь восстановить зрение. Наконец возникли объекты, но все в монохромном цвете. Не черные и белые, а скорее темные и светлые.

Он стоял в поле, трава колыхалась волнами, поле простиралось, на сколько хватало глаз. И дальше, где он уже не мог видеть, но каким-то образом знал: дыбятся ввысь горы. А сзади, если бы оглянулся, увидел бы деревья.

Люк повернулся и заморгал: два огня, слишком яркие, чтобы глаза могли выдержать. Один извивался, бился, как молния, о высокую темную стену. Другой был пылающим солнцем. Люк поднял руку, чтобы прикрыть глаза, и увидел, что от солнца к нему тянется огненная нить.

Удивленный, он протянул руку к нити, осторожно, боясь, что она может порваться. Ему бы этого не хотелось. Нить от его прикосновения вздымалась и покачивалась, тонкая, но необыкновенно прочная, как нить шелкопряда, только золотая.

Люк снова посмотрел вперед, кто-то стоял там – молодой мужчина с растрепанными волосами. Его рука покоилась на шее крупного оленя с большими ветвистыми и острыми рогами. В небе над ним раздался крик орла.

Люк вздрогнул. Кто это? Он прищурился, словно это помогло бы разглядеть. Он видит сон, и это Сильюн? Тьфу, меньше всего на свете он мечтал увидеть во сне Сильюна Джардина.

Но нет. То, что Люк по ошибке принял за растрепанные волосы, было венком из веток и цветов, подобный дети надевают на голову, как корону. Пальцы мужчины глубоко впились в густой мех на шее оленя, другой рукой он гладил животное по носу. Он был старше, чем Люку вначале показалось, и все же точно определить его возраст он не мог. Глаза у мужчины были янтарного цвета, как у совы.

Люка объял ужас и радостный трепет. Он хотел убежать от этого человека. Он хотел пасть перед ним на колени и посвятить ему свою жизнь. Он хотел схватить его за плечо, как товарища, и посмотреть ему в глаза.

– Я умер? – наконец осмелился спросить Люк. – Или я сошел с ума и мне все это мерещится?

– Ни то ни другое.

– Где это мы?

– Здесь. – Голос прозвучал весело, в нем чувствовался легкий акцент.

Мужчина отпустил оленя, тот потянул носом, фыркнул и побежал в нескольких шагах от него. Люк увидел впереди пары́, где-то в центре поля, едва заметный светящийся контур двери, так в детстве родители оставляют ночью свет в коридоре.

Мужчина потянулся к двери и открыл ее. Люк ахнул.

Он увидел самого себя в кресле, ссутулившегося и бледного. Мокрые от пота волосы прилипли ко лбу. Рядом с креслом силуэт Крована на фоне окна. С другой стороны – Сильюн на корточках, держит пальцами Люка за подбородок.

– Видишь, – сказал мужчина, кивая на дверь, – как близко мы друг от друга.

Орел с криком спикировал и полетел низко над землей. Мужчина – король, понял Люк, хотя представления не имел, откуда он это знает, – вытянул руку, и птица села на нее.

– Заходи, – сказал король.

И хотя Люку страшно не хотелось этого делать, он подчинился и вошел в дверь.

Люк зажмурился, открыл глаза и увидел Сильюна, который с видом триумфатора смотрел на него. Люк отпрянул и вжался в кресло. Голова болела, в висках оглушительно стучало.

Крован взял со стола листок бумаги и, сердито скомкав его, отбросил в сторону.

– Непродуктивно! – прорычал он.

– О! – На лице Сильюна засияла ослепительная улыбка. – Я бы так не сказал.