Текст книги "Огненный город"

9
Боуда

Если и дальше так будет продолжаться, то поговорить с Гаваром о чистке в городах рабов она сможет только во время их медового месяца. Возможно, придется творчески воспользоваться шелковым шарфом и связать его, чтобы лишить возможности сбежать, вытащить папку с документами и принудить его просмотреть их.

Боуда успела собрать команду советников. По собственной инициативе первой она пригласила женщину, до этого служившую супервайзером в Милмуре. Именно эта женщина предложила использовать специальные меры в отношении заключенного Уолкотта и не дрогнула отдать приказ стрелять на поражение во время беспорядков в городе. Затем в команду вошел охранник Кеслер, его вербовка была единственным вкладом Гавара в дело, которое им поручил его отец.

Вначале Боуда сочла Кеслера тупой скотиной. Но быстро обнаружила, что это внимательная скотина – весьма полезное существо в предстоящем деле. Кеслер сразу спросил, следует ли ему теперь, когда он больше не служит в охране, отказаться от своей дубинки и электрошокера. Боуда заверила его, что, напротив, новая должность может потребовать расширения его рабочего арсенала.

Кеслер на это только усмехнулся. Может, он и был рекрутом Гавара, но Боуда чувствовала, у Кеслера отличный нюх, он разбирается, у кого в руках сосредоточена настоящая власть.

– Я знала об этой подпольной железной дороге между Милмуром и Риверхедом, – говорила супервайзер, ведя пальцем линию на настенной карте Великобритании между двумя городами рабов. – Здесь занимаются контрабандой технологий и способствуют незаконному перемещению людей. Но было неясно, из какого города управляют этой дорогой. После того как стало известно о деятельности наследника Треско в Милмуре, появился соблазн и это на него повесить. Но теперь у меня есть основания полагать, что железная дорога управляется из Риверхеда. И вот какой сюрприз – главарем может быть женщина.

Боуда не видела в этом ничего удивительного. Она слишком хорошо знала, что в поле зрения службы безопасности женщина попадает в последнюю очередь – в силу своей меньшей значимости. Но в силе Дара женщины не уступают мужчинам. Любой, кто в этом сомневается – а таких все еще много, – может вспомнить, что сделала Эвтерпа Парва на балу после дебатов.

Так почему бы женщине не возглавить беспорядки в Риверхеде? Боуда даже представляла ее: под сорок, с сильными лидерскими качествами, умеющая завоевывать авторитет. Худая, побитая жизнью, но с харизмой, способная пламенной речью зажечь толпу законопослушных рабов. Получает удовольствие от подпольной работы. Воображает, что дергает Равных за ниточки в их собственной игре. Не слишком долго она будет тешить себя иллюзиями.

В дверь у них за спиной постучали. Секретарь засунул голову и едва успел прошипеть «спикер», как дверь широко распахнулась. Минуя секретаря, в офис Боуды ворвалась спикер Доусон, простолюдинка, возглавляющая наблюдателей парламента.

Вернее, возглавлявшая до того момента, пока лорд Джардин их не упразднил. Система, созданная самим Кадмусом Парва-Джардином и просуществовавшая четыреста лет, была уничтожена одним чрезвычайным указом Уиттема Джардина.

За Ребеккой Доусон проскользнула еще одна фигура – ее сын Джон Файерс.

Боуда помнила, с какой недопустимой дерзостью он говорил с ней после вторых дебатов той ветреной ночью среди утесов Грендельшама. Он утверждал, что восхищается Равными и их правлением. Сначала Боуда подумала, что это банальный – и совершенно неуместный – флирт. И если бы он не спас ее в тот момент от грубых объятий лорда Джардина, она бы от Джона Файерса просто отмахнулась, как от назойливого комара.

Она отмахнется от него сейчас. У его матери, бывшего спикера, нет никакого права находиться в ее офисе, а у него тем более.

Джон Файерс поймал ее взгляд. Боуда нахмурилась и перевела взгляд на его мать.

– …Прошло почти две недели, – говорила Ребекка Доусон. – Лорд Джардин совершенно четко сформулировал: «пока не будет абсолютной лояльности со стороны простолюдинов». Мы готовы, и мы ждем, чтобы нас проверили на лояльность. Среди наблюдателей парламента нет неблагонадежных.

– Мы проведем проверку, – ответила Боуда. – И если, как вы утверждаете, среди вас нет неблагонадежных, то и спешить с расследованием не стоит, не так ли? Как видите, перед нами стоит более срочная задача. Требуется искоренить вопиющую неблагонадежность в двадцати городах рабов. Это значит, провести двадцать расследований.

– Мы могли бы помочь с этим, – поспешно проговорила Доусон. – Наши совместные усилия ускорят процесс расследования.

– Вы полагаете, мы нуждаемся в вашей помощи? – прищурилась Боуда. – Звучит так, будто вы сомневаетесь в нашей компетентности. Что само по себе очень похоже на неблагонадежность.

Супервайзер, стоявшая рядом с Боудой, усмехнулась. Доусон сдвинула брови и поджала губы, усиленно пытаясь отыскать ответ, который не утопит ее еще глубже.

– Оставьте нас, спикер Доусон, – сказала Боуда, раздраженная присутствием простолюдинки. – Вернее, просто Доусон, так как вы лишены права говорить от чьего-либо имени. И не беспокойте нас, если у вас нет ничего конкретного: имен, информации. И, учитывая ваш нынешний статус подозреваемой в неблагонадежности, вам лучше самой не приходить сюда. Присылайте кого-нибудь вместо себя. Ну хотя бы его.

Боуда небрежно махнула рукой в сторону Джона Файерса и тут же отвернулась к карте на стене. Она хотела избавиться от них, но почему-то покраснела. Что заставило ее сказать такое?

За спиной она услышала тихое: «До свидания, наследница Боуда». Такое можно было услышать только от простолюдина. Его мать удалилась молча.

Боуда выпрямилась, расправляя плечи. Женщина вызвала у нее раздражение, а ее сын просто бесполезное ничтожество. Больше о них нечего было сказать. Она перекинула на плечо волосы, завязанные в конский хвост, и принялась изучать карту.

– Мои сотрудники еще кое-что выяснили, – продолжила супервайзер, будто никто их не прерывал. – Наследник Хайвителя, по всей видимости, знал эту женщину. И возможно, тот парень, который убил канцлера, и сейчас содержится в замке лорда Крована. Учитывая, что железная дорога соединяла Риверхед и Милмур, он мог с ней встречаться.

Наследник Хайвителя.

Мейлир был на церемонии открытия парламента. Его присутствие потрясло Боуду до глубины души. Наглость какая! И внешний вид ужасный. С изможденным лицом и с тросточкой Мейлир стал жалкой тенью того беззаботного юноши, который всего пару лет назад был желанным гостем в поместье Матраверсов.

Перемены в Мейлире начали происходить после того, как леди Армерия привела его в Совет юстиции. Хорошо известно, что семейство Треско с незапамятных времен проявляло сочувствие к простолюдинам. Пока на заседаниях Совета обсуждались условия труда и быта и меры усмирения волнений, высказывания Мейлира делались все острее, а аргументы все более весомыми.

А потом он вдруг исчез.

Почему она раньше не догадалась, что он каким-то образом спутался с простолюдинами? Все ли она сделала, чтобы уберечь свою младшую сестру от этого человека, который разбил ей сердце?

И какой нелепой была попытка Мейлира вступиться за мальчишку, стрелявшего в Зелстона? Не нашел ничего лучшего, как взять на себя ответственность за его преступление. И то, что с ним за это сделали, было ужасно. Боуда вспомнила золотистое облако и мучительный вопль Мейлира. Но он сам в этом виноват, он своими поступками навлек на себя такое чудовищное наказание.

Крован допросит этого мальчишку, и тогда выяснится, действительно ли Мейлир был вовлечен не только в организацию беспорядков в Милмуре, но и, возможно, в подготовку убийства Зелстона. Может быть, удастся подтвердить или опровергнуть подозрения лорда Уиттема, что не Зелстон, а он был истинной целью покушения.

И вот теперь еще одно задание Кровану – найти в памяти мальчишки следы женщины из Риверхеда. Знал он ее? Встречался с ней? Боуда продиктовала записку в Эйлеан-Дхочайс и отпустила своих помощников. Ей нужно было на некоторое время остаться одной и хорошо все обдумать.

Мейлир с матерью спешно покинули Кайнестон и удалились в свой Хайвитель, Диди уехала вместе с ними. С тех пор Боуда не видела сестру, она даже не звонила ей оттуда.

Возможно, Диди злится на нее за то, что Боуда тесно сотрудничает с Уиттемом Джардином, который санкционировал ужасное наказание Мейлира. Боуду больно кольнуло это предположение, но она мгновенно взяла себя в руки. Со временем Диди поймет. Все поймут.

Лорд Уиттем хочет только одного – сделать свою страну сильной. Он хочет, чтобы Великобритания сохранила свое влияние в мире, в котором ось власти оптимально сбалансирована между странами, где элита обладает Даром, и теми, где правят Бездарные. В первую в триаду входят Великобритания, Япония и Конфедерация, во вторую – Франция, Россия и США.

Хотя, подумала Боуда, иллюзия считать, будто этот баланс существует. В любом конфликте бездарные страны, несмотря на всю мощь их вооруженных сил, не смогут противостоять странам, обладающим Даром. Но сегодня все международные споры разрешаются в зале заседаний, а не на поле боя. И там бездарная триада постоянно стремится ослабить власть триады Дара. Они ссылаются на так называемые права человека – все эти бессмысленные завывания о несправедливости безвозмездной отработки – и пытаются ограничить возможности использования Дара в политическом регулировании экономики.

Триада Бездарных не возьмет верх. Но нужно учитывать, что пока Китай не определился со своей приверженностью. Эта огромная страна по-прежнему хвастается свои Даром, но те, кто им владеет, удалились от мира и ведут монашеский образ жизни высоко в Гималаях. В повседневных делах Китай ведет себя как бездарная страна. И обе триады борются, стремясь заполучить могущественную страну в свои союзники.

В такие неопределенные времена Британия нуждается в лорде Джардине и должна быть благодарна ему за то, что он у нее есть.

Боуда решила, что пора поделиться с лордом Уиттемом последними новостями, и отправилась нанести визит своему будущему тестю. Кроме того, им нужно было обсудить и некоторые другие неприятные моменты – например, будет ли место Зелстона в Совете юстиции передано леди Флоре и наследнице Мидсаммер. Боуда искренне надеялась, что нет. Мидсаммер невыносима: такая же яростная поборница справедливости, как семейка Треско, и по уши погрязла в своих отношениях с какой-то простолюдинкой. По закону ее мать наследница третьей очереди. И ни одна из них не должна и близко подходить к Дому Света. Совершенно очевидно, что там им не место.

Боуда шла по коридорам, увешанным гобеленами, к огромной винтовой лестнице. Лорд Джардин занял апартаменты канцлера на верхнем этаже новой Вестминстерской башни. Три стены самой большой комнаты были отделаны дубовыми панелями, четвертая была полностью стеклянной, с видом на Дом Света.

В бытность Зелстона канцлером Боуда посещала эти апартаменты только во время ежегодных вечеринок. Фланируя между гостями, обмениваясь любезностями, она изучала портреты, висевшие на стенах, и находила некое сходство у всех этих мужчин, занимавших этот великий государственный пост, начиная с Кадмуса. И что примечательно, ни одной женщины среди них не было.

Практически на каждом четвертом портрете был изображен представитель рода Джардинов. Боуда знала имя каждого, знала их истории восхождения и скандалы, которые объясняли прерывание линии преемственности и позволяли вклиниться кому-то другому. И теперь, когда Уиттем занял кресло канцлера, апартаменты вновь стали сосредоточением власти Джардинов. Можно сказать, еще одним крылом Кайнестона. Казалось, открой боковую дверь – и увидишь сидящую за шитьем в Большом солярном зале леди Талию или Сильюна, замышляющего в библиотеке очередную каверзу.

Вот только теперь Сильюн будет регулярно появляться еще и здесь, в Вестминстере, подумала Боуда, заходя в кабину лифта, созданную с помощью Дара и поднимающую на верхний этаж башни только Равных.

Боуда никак не могла взять в толк, почему ее крестный, лорд Рикс, выбрал Сильюна своим наследником.

Она не могла спросить об этом Рикса напрямую, не могла позволить себе дурной тон, и без того ходили сплетни, будто они с Диной ждут не дождутся, когда им достанется Фар-Карр. Натура и характер Диди делали ее непригодной на роль наследницы, но Боуда уже все распределила наперед: ее старшему ребенку достанется Кайнестон, второму – «Эпл-дарем», а третий ребенок в Фар-Карре создаст младшую ветвь рода.

К прискорбной потере Фар-Карра добавлялась мерзость лицезреть в парламенте Сильюна. Боуде нравилось иметь дело с известными величинами. В течение многих лет она наблюдала, как образовывались группировки, отмечала, у кого какие слабости, страстные желания, уязвимые места, все это она сгруппировала и распределила по файлам в своей голове на тот день, когда вся эта информация станет полезной. А полезными они станут, когда она нацелится на кресло канцлера.

Но Сильюн был темной лошадкой, она понятия не имела, что происходит в его голове.

«Не знает этого и его отец», – поставила точку в своих рассуждениях Боуда, когда лифт остановился. Это был новый и нежелательный опыт для нее и Уиттема Джардина.

Боуда постучала в дверь апартаментов и почувствовала, как Дар колкими мурашками пробежал по ее телу. Дверь открылась достаточно для того, чтобы голова ее свекра могла просунуться в щель.

– Боуда, – сказал он, пальцами зачесывая назад свою рыжую с проседью гриву и усмехаясь улыбкой матерого льва, – проходи. Имоджен собирается уходить.

Когда Боуда переступила порог, не было похоже, чтобы женщина на диване собиралась уходить. Хотя бы потому, что на ней было недостаточно одежды.

Уже не в первый раз Боуда оказывалась в подобных ситуациях. Она подозревала, что Уиттем делал это намеренно. Он мог легко придумать предлог, чтобы заставить ее подождать снаружи, пока женщина оденется. Но таким образом Уиттем проверял ее пределы, хотел узнать, будет ли она возмущаться или осуждать. Боуда поджала губы и ничего не сказала.

– Дела семейные, – пояснил лорд Джардин женщине, подхватывая с пола что-то яркое и тонкое и бросая в ее сторону.

Женщина встала, встряхнула блузку и надела ее.

– Ты всегда так занят, Уиттем, – плаксиво пролепетала женщина. – Не перенапрягайся, береги себя.

«Она действительно думает, что это звучит соблазнительно?» – раздраженно подумала Боуда.

– Прощай, Имоджен. – Лорд Уиттем приоткрыл дверь. – До следующего раза.

Женщина на пороге остановилась, чтобы поцеловать его, прежде чем дверь плотно закроется перед ее носом. Боуда узнала ее. Это была третья жена пожилого лорда Мидлендса – одного из меньшинства, которое не поддержало переворот лорда Джардина.

– Месть? – спросила Боуда. – Или вербовка?

Лорд Джардин взял стоявший на боковом столике графин и вынул пробку.

– И то и другое. – Он не поскупился, наполняя бокал. – Лучшая месть врагу – сделать его твоим другом. И лучшее зрелище в мире – это выражение его лица, когда ты все равно всаживаешь ему в спину нож.

Лорд передал бокал с виски Боуде и налил себе. Они звякнули бокалами и обменялись улыбками.

– Что привело тебя сюда, дорогая дочь? Скоро я смогу тебя так называть. Мой сын не знает, как ему повезло, выиграть такой приз.

Уиттем взял Боуду за подбородок и начал поворачивать ее голову, как ювелир, ищущий изъян в алмазе. И он бы не нашел ни одного. Пальцы лорда Джардина были теплыми и сильными. У Боуды украдкой промелькнула мысль: «Чем несколько минут назад он занимался?»

– Конечно, – продолжал лорд Уиттем, – тебя завоевал не Гавар, а я.

Он на мгновение сильно сдавил подбородок – Боуда представила красные пятна, которые останутся на коже, – и отпустил.

– Надо поговорить о мальчишке из Милмура, – сказала она. – Хочу узнать, какую информацию удалось Кровану вытащить из него, – возможно, она поможет нам в расследовании беспорядков в городах рабов.

Настроение Уиттема мгновенно переменилось. Он резко поставил пустой бокал и направился к письменному столу.

– Ничего существенного, – ответил он, перебирая бумаги и выхватывая один листок. – Крован провел только один допрос, потому что, как я обнаружил, работая на Ближнем Востоке, такие допросы наносят ущерб субъекту. Может произойти потеря умственных способностей и тому подобное. Я не могу допустить, чтобы мозг этого про́клятого превратился в кашу, пока Крован не обнаружил то, что нам нужно. Мальчишку будут экзаменовать еженедельно, это даст нам по крайней мере пару месяцев, прежде чем он станет слюнявым идиотом, и Араилт уверен, что у него будут конкретные ответы в течение этого времени.

– Возможно… – Боуда не сразу осмелилась продолжить. Лорд Уиттем, как и его наследник, был взрывной и непредсказуемый. – Возможно, здесь нет никакой подоплеки: мальчишка был радикализирован и послан убить канцлера. И нет никакого заговора, и нет Равных, кто был вовлечен в это дело, кроме Мейлира, который сам во всем сознался.

– Нет, Крован уже нашел доказательства умелых манипуляций с сознанием мальчишки. Возможно, кто-то скрыл следы его принуждения к преступлению или наложил акт Молчания, заставляя его все забыть. Может, и то и другое. А это доказывает, что за этим стоял один из нас. Более того, когда я увидел пистолет, он был нацелен на меня.

Неужели он прав? Если Уиттем был истинной целью, то мотивом могло быть что угодно. Боуда подумала о женщине на диване. Любой из рогатых мужей мог нанести удар лорду Джардину. И Гавар был бы первым в ее списке подозреваемых, но его придется исключить, потому что все Джардины отлично знают, ни один член их семьи не может пострадать от рабов.

– Перед судом я попросил Сильюна покопаться в голове у мальчишки. Но он ничего не нашел. Возможно, следовало дать ему больше времени. Но Сильюн сам настаивал, чтобы я поскорее отправил мальчишку в замок Крована для дальнейшей с ним работы. Хотя мы все отлично знаем, на что способен мой младший сын.

Интересные детали. Пока Боуда не знала, как их интерпретировать:

– Возможно, Сильюн хотел сохранить лицо, потерпев неудачу сразу после своего триумфа – возрождение тети Эвтерпы и восстановление Восточного крыла?

– Может быть.

По тону было ясно, что Уиттем не принимает такое предположение на веру. Боуда тоже в это мало верила. Но пока она не находила другого более убедительного объяснения.

– Я не видел Сильюна после его усыновления, – сказал лорд Джардин, вновь наполняя свой бокал. Боуда нахмурилась. Еще не вечер. – В этом, конечно, нет ничего страшного, кроме того, что мать по нему скучает. Он отправился в Орпен-Моут.

– Орпен-Моут? Но там же одни развалины.

– Уже не развалины. Очевидно, он с тетей Эвтерпой занимается восстановлением поместья. Вначале Кайнестон, теперь Орпен-Моут. Думаю, у меня растет настоящий вундеркинд. И когда он приехал в Вестминстер, я подумал, что это может стать началом политической карьеры. Но похоже, мой младший сын выбрал профессию строителя. Какое разочарование. Все меня разочаровывают. – И снова лорд Джардин грохнул бокал на стол, и снова наполнил его. – Но только не ты? Моя умная и такая послушная дочь. – Лорд пожирал ее налитыми кровью глазами. – Скажи мне, Боуда, что ты думаешь о моих детях? Мне кажется, они все с каким-то дефектом. Гавар – прожигатель жизни, Сильюн не имеет ни малейшего представления об ответственности, а Дженнер и вовсе никчемный.

Боуда тоже так считала. Но она сомневалась, что лорд Джардин действительно желает знать ее мнение о его семье. Но куда он ведет? Готов ли лорд Джардин признать то, чего она ждала все эти годы, – жена его сына, а не его сын станет главой следующего поколения семьи?

– Кажется маловероятным, – продолжал лорд Уиттем, указывая на портреты, которые их окружали, – чтобы такая семья, как моя, подбрасывала таких отпрысков. Даже Сильюн, обладающий таким мощным Даром, ущербен во многих отношениях. Мальчик неуправляемый и неискренний. А ведь у них были такие выдающиеся предки.

Он взял Боуду под локоть и повел вдоль висевших на стенах портретов. Первый они прошли не останавливаясь. Кадмус Парва-Джардин был слишком хорошо известен, чтобы нуждаться в комментариях.

– Птолемей Джардин. – Лорд Уиттем указал на наследника и преемника Кадмуса. – Он закрепил достижения революции, которую совершили его дед и отец, и создал условия, чтобы наше правление длилось вечно. Его сын – Аристид Джардин, Истребитель принцев. Он казнил не одного, а трех самозванцев, утверждавших, что они являются наследниками рухнувшего трона.

Боуда посмотрела на Аристида. Его лицо было одним из самых красивых в прекрасной галерее портретов. Можно сказать, что Аристид был совершенен. И его уничтожение принцев-самозванцев было таким же безупречным, как и его внешность.

Вместо того чтобы наказать простолюдинов, которые поддержали первого самозванца, Аристид устроил трехдневный праздник для трудового люда Лондона. Город превратился в огромную ярмарку. Торговцы в палатках бесплатно потчевали пирогами и пивом, сладостями и вином. Лоточники раздавали ленты и милые безделушки. На улицах выступали жонглеры и глотатели огня, на потеху собаки дрались с медведями. Празднование достигло апогея, когда пьяная толпа хлынула на площадь, где испуганный самозванец был привязан голым к столбу. Лондонцы разорвали его на части голыми руками.

За семь лет всплыло еще два самозванца, а потом в Великобритании каким-то странным образом перевелись претенденты королевской крови, и Аристид учредил ежегодный праздник – Кровавую ярмарку. С самыми отъявленными злодеями, выступавшими против режима Равных, публично расправлялись в течение дня разгула. Ужасная традиция прервалась всего два столетия назад. Боуда всегда восхищалась Аристидом. В ее глазах его искусство управлять государством оставалось непревзойденным.

Они прошли мимо еще нескольких портретов. На всех были Джардины.

– Джерролд Джардин, – сказал Уиттем, останавливаясь перед одним из портретов, с которого на них смотрел улыбающийся молодой человек, чьи длинные медного цвета волосы были завязаны на затылке зеленой лентой. – Джерролд Справедливый. Несомненно, ты его хорошо знаешь, он дружил с твоим предком Хардингом Матраверсом, что вывел твой род из безвестности. Джерролд в юности слыл плейбоем, но потом, оказавшись в кресле канцлера, снискал славу и величие. Было время, когда я думал, что и у Гавара все сложится таким же образом. Теперь я в этом не уверен.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – спросила Боуда. Она знала эти лица, творившие историю Британии, и тех своих предков, чьи портреты украшали стены «Эплдарема».

Боуда ахнула, когда будущий свекор крепко стиснул ее руку и толкнул спиной к холсту. Она отвернулась, когда лицо лорда Уиттема приблизилось к ней, и ее взгляд натолкнулся на взгляд нарисованных глаз Джерролда.

– Говорю затем, что в этом роду есть червоточина, – тяжело выдохнул Уиттем, обдавая ее алкогольными парами. – Должно быть, в том виновата моя жена. У нее очень слабый Дар. И тебе хорошо известна дегенерация Дара ее сестры: странное желание Эвтерпы скрестить свой древний род с родом Зелстона, ее неспособность контролировать свои эмоции, всплеск силы ее Дара практически уничтожил Кайнестон.

Боуда никогда не забудет, что сделала Эвтерпа Парва в тот вечер, когда был убит канцлер Зелстон. Горе трансформировалось в невиданную разрушительную силу. За мгновение до взрыва Восточного крыла Кайнестона Боуда чувствовала, будто на нее что-то навалилось и раздавило все ее внутренности. Но страшно было даже не это, а понимание того, что́ за этим последует, когда эта сила ослабит хватку, – ее тело разлетится на миллионы крошечных кусочков. Но разлетелось осколками Восточное крыло Кайнестона.

– Каждый из моих сыновей унаследовал эту червоточину, – продолжал Уиттем, схватив Боуду за подбородок и разворачивая лицом к себе. – И Гавар тоже. А ты за него собираешься замуж.

От слов лорда Джардина Боуда похолодела. Она еще не вышла замуж. Еще не стала хозяйкой Кайнестона. Еще не мать наследников. Все это она может потерять, а с этой потерей рухнут ее надежды занять кресло канцлера.

– Что вы такое говорите? – произнесла Боуда, стараясь не выдать своего ужаса. – Вы не хотите, чтобы Гавар на мне женился? Мой род, возможно, не такой прославленный, но он сильный. Мы богаче вас. Я обладаю Даром, мои дети будут и красивыми, и умными. И если действительно в этом поколении есть некие признаки вырождения рода, как вы говорите, кто, как не я, может улучшить наследственность?

– О, я не говорю об улучшении наследственности, – проговорил Уиттем.

Он подошел еще ближе, и Боуда уже чувствовала его всем телом. Он отпустил ее руку и скользнул ниже.

– Гавар сильно похож на меня, – выдохнул лорд Джардин в ухо Боуде. Неужели только алкоголь толкает его на это? – Никто никогда не узнает. Мне нужна гарантия, что эта червоточина в тебя не проникнет.

Его рот залепил ее рот. Его колено вошло ей между ног.

Боуда почувствовала, как ее Дар свернулся спиралью, – защитный рефлекс пришел в боевую готовность, ожидая сигнала от тела, которое точно не знало, насколько серьезна угроза.

Надо ли защищаться?

Она не испытывала влечения ни к лорду Джардину, ни к его сыну. Ее непреодолимо влекло кресло канцлера. Чего бы это ни стоило.

Как укрощают дикое животное, так и Боуда жестко подавила готовый выплеснуться Дар. Она позволила рукам безвольно упасть и открыла губы навстречу жадному рту будущего свекра.

Джардины с портретов наблюдали за ними. Гордые. Умные. Облеченные безграничной властью.

«Мой портрет будет висеть с ними в одном ряду», – подумала Боуда, откидывая назад голову.

Чего не сделаешь ради этого.