Текст книги "Иероним"

25

Империя Карла Великого

Поляна вблизи Северной обители пастырей

6, дефтера Ав 334 года от прихода Основателя

Бывший послушник летописца Большой Книги Времен Алфений

Лист четвертый (написанный на материи,

вырезанной из рубища)

В первых строках пишу со скорбью о невыполнении моего обещания – труд полоумного отца Ионы остался недосягаем в подвалах Смотровой башни. Глаза мои слезятся от обиды больше, чем от непривычного дневного света. Сегодня первый день, когда я, щурясь и дрожа телесами, покинул келью при храме Основателя, отбыв отмеренный срок наказания и жестокого поста во владениях отца храмовника, превзошедшего рвением и святой праведностью отца эконома Бонифатия. Отец сей смиренный хоть и подгонял меня подзатыльниками, строго ведя по пути исправления, но до целеустремленности и настойчивости отца храмовника ему было так же далеко, как до святого трона архипастыря, назначившего мне сие страшное заточение.

Чудотворно исцелившись от покусов обительского пса, архипастырь прочитал гневную проповедь, собрав всех в храме Основателя, опосля которой приступил к тщательному исповедованию, вызывая каждого, включая и послушников, в алтарную комнату. Первым золотую арку пересек отец настоятель, которого по истечении нескольких часов унесли в крыло врачевателей. Сей участи не избежали и другие отцы, поочередно входившие в алтарную комнату и благополучно покидавшие ее на носилках, в окружении послушников отца врачевателя Урбика. Сие исповедование вложило благоговейный страх в мое сердце, и, не дождавшись очереди, я, отлучившись в келью, закопал свой труд, обернув в новое рубище, а когда вернулся в храм, то увидел бледного послушника Онисима, смиренно идущего в сторону лестницы к подвальным кельям храма, вотчине отца храмовника. Дверь алтарной комнаты отворилась, и высокий голос произнес мое имя, громом пронесшееся под сводами храма. Спасибо Основателю, я лишился чувств, очнувшись неисповедованным в сырой темноте кельи. Ключ от подвалов Смотровой башни исчез.

Комета треххвостая наслала на меня жестокое испытание, иссушившее тело и разум. Отец храмовник, убедившись, что час мой близок, выпустил напоследок увидеть свет. Покинув темницу и первым делом откопав свои записи и писчий инструмент, обернутые в рубище, я пошатываясь удалился из обители на знакомую поляну вблизи Текущего Провидения, в которое кидал обительских мышей. Задерживать меня не смели, сторонясь как прокаженного. Мысли мои, терзаемые голодом, перепутались, руки трясутся, а глаза режет дневной свет. Тело ослабло, и, боюсь, день сей последний. По приказу архипастыря еды, окромя единственного сухаря, я лишен, пока не выдам свой крамольный труд. Для всех же – я самолично отказался от еды, возвышая дух свой. Но не это страшит меня. Келья моя находилась аккурат под алтарной комнатой, и больше, чем от голода и сырости, я страдал от услышанного, открывшего голосами архипастыря и настоятеля ужасающие тайны, по сравнению с которыми труд полоумного отца Ионы меркнет, как свеча перед светом солнца. Об одном прошу Основателя – дать мне силы, чтоб поведать на пожертвованном чистом рубище страшную истину, невольно услышанную мной. Ради этого знания стоило пройти ниспосланные Основателем мучения и постичь истинную суть треххвостого знака.

Первые дни заточения прошли в мучительном голоде и жажде. Отец храмовник не спешил облегчить пост. Тьма и сырость проникали в тело, и я потерял счет времени, отмеряя текущие дни по гулким шагам отца храмовника, ежедневно делавшего обход и спрашивавшего из-за двери, не готов ли я отдать крамольные записи, получая в ответ мое смиренное молчание. Язык мой огрубел и распух от облизывания каменных стен кельи – сырость влажными капельками собиралась в гладких углах и даровала облегчение жажды. Ощупав шершавые стены, я понял первую истину – углы гладкие от векового облизывания. Я представил, сколько послушников натерли мозоли на языке, полируя камень, и мне пришло прозрение смысла первого изречения Основателя «Не распускай язык свой попусту, ибо от слов необдуманных покроется он волдырем кровавым».

О, если бы я смиренно молчал о трудах своих…

Постигши это, я воспарял духом, стараясь понять второе изречение Основателя: «В шуме нет истины, правда прячется в тишине». Отогнав терзающий голод, я думал и вслушивался, пока не стал различать слова и стенания других послушников, собратьев по наказанию, но более этого я стал слышать разговоры архипастыря в алтарной комнате, повергшие мой разум в пучину сомнения. Голос отца настоятеля обещал праведным огнем выжечь крамолу и предлагал архипастырю сжечь еретиков на костере. Архипастырь ответил, что костер, воспылавший в обители, повергнет в смятение невинные души, лично знавшие еретиков, а пост праведный возвысит память о них, не придав значения греховным делам. После слов этих отец храмовник первый раз покормил, принеся сухарь и плошку воды. Осознание смысла второго изречения просветило мой разум. Все, что слышал я, была ПРАВДА, а не происки Слуг Вечности.

Ничего вкуснее хрустящих сладких крошек черствого хлеба я доселе не ел.

Усталость клонит в сон, а солнце сжигает глаза, и я вынужден прервать сей труд. Дабы не быть во сне пойманным, я отползу в кусты, накрывшись лопухами, ибо знаю: «Во сне бессилен человек перед происками Слуг Вечности». Труд свой закопаю под деревом, доверив под охрану душегубного кота, неустанно следившего с ветки за моими стараниями.

Обессиленный ПРАВДОЙ бывший послушник Алфений.

26

Деревья призывно покачивали ветвями. Первые проблески зари всполошили мрак. Тени зашевелились, прячась в расщелины. Утренний ветерок обдувал холодной свежестью. Не выспавшийся и угрюмый, я шел впереди каравана. Конь недовольно пофыркивал, грызя удила. Рядом, чуть отставая на шаг, пристроился привычно молчаливый оруженосец Роган, за ним по бокам сержанты Трувор и Тюрик, а дальше двигалась вереница телег, управляемых отрядом Эльзы. С боков, выстроившись в ряд, прикрывали конные воины правого и левого крыла, замыкал караван Эрик в сопровождении помощников. Таким вот боевым порядком мы спускались с гор, покидая ставшее почти родным насиженное место. Позади, прячась в густом лесу, оставалась гора, названная Пристанищем Герцога.

Караван достиг долины, когда солнце показалось из-за заснеженных пиков. Зеленая высокая трава густо покрывала землю. Весна уходила в горы, передавая права лету. Остатки сгоревшей деревни черным островом выделялись на фоне изумрудного колышущегося моря. Легкий ветерок заставлял пригибаться траву, превращая в зеленые волны, а на цветастых гребнях играли первые лучи восходящего солнца. Лошади, увидевшие изобилие, принялись на ходу срывать сочные стебли, норовя вырвать из рук поводья. Адольф, дремавший на телеге рядом с Эльзой, спрыгнул и рыжим кораблем, широкой грудью рассекая травяное море, большими прыжками преодолевая искрившиеся от росы в лучах солнца волны, устремился к тоненькой серой полоске дороги.

Недовольно фыркнули кони, принимая на спины закованных в латы седоков. Скрип телег усилился. Набирая скорость, караван сворачивал в сторону двух небольших, покрытых кустарником сопок, обозначавших границу вольных земель и Харифского виконтства – владения виконта Артира. Набегавшийся по изумрудному морю, промокший и пахнущий росой Адольф пристроился рядом с моим конем. Тот фыркнул, приглашая порезвиться, и перешел на галоп. Ветер озорно засвистел в ушах, и, приняв игру, вампал рыжим мячиком устремился вперед. Нитка дороги стремительно приближалась. Роса мелкими серебряными брызгами освежала лицо. Достигнув дороги, я осадил скакуна и оглянулся.

Блестевший на утреннем солнце броней, едва прикрытой плащами, караван могучим железным зверем рассекал зеленый океан. Томительное напряжение улетучилось вместе с остатками сна.

Красота! Путь начат!

С плеч будто свалилась гора переживаний и неуверенности. Глубоко вдохнув свежий воздух, я пустил коня шагом. Адольф трусил рядом, то и дело ловя пастью первых проснувшихся бабочек. Скрипя колесами, укутавшись пылью дороги, нас догонял караван. Вампал безмолвствовал, чем несказанно меня радовал. Спокойно, не загоняя лошадей, отряд прошел между сопками и пересек границу виконтства.

Составленный мною маршрут проходил между двумя городами, Баграбом и Харифом, на безопасном удалении. Дорога, петляя, без приключений провела нас по первому отрезку пути. Далеко за полдень, изрядно намучившись от жары и атакующих нудных мошек, караван свернул с дороги и, обогнув сопку, спрятался от людских глаз на берегу безымянной горной речки.

Я, не слезая с коня, внимательно наблюдал, как действуют мои люди, разбивая лагерь. Была отдана команда «Привал!», девчонки под руководством Эльзы поставили телеги в большой круг и принялись распрягать лошадей. Трувор и Тюрик тем временем сомкнули кольцо всадников, прикрыв лагерь закованными в железо конями. Отряд Эльзы распряг лошадей, и две девчонки повели их на водопой. Всадники покинули седла и, распределившись по периметру лагеря, привязали коней к телегам и начали снимать с животных броню. Эрик с помощниками и Роганом устанавливали шатер. Оставшиеся девчонки развели костер, подвесив над пламенем большой черный котел для приготовления пищи. Молодцы, заранее заготовили сухих дров и взяли с собой.

Слаженность действий порадовала меня, повышая настроение.

– Приятно смотреть… организованно действуют… – подал голос Адольф.

– Да. Дисциплины и слаженности очень трудно добиться, но когда добиваешься, то переполняешься гордостью. Видно сразу – это не бывшие рабы со сломанной судьбой, а воины.

– И ты сможешь их бросить и спокойно уйти? Они же тебе поверили!

– Не знаю, сколько времени пройдет, когда мы найдем дверь, а может, и не найдем вовсе. Так что я людей не обманул и хочу объединить герцогство. Во-первых, я обещал призраку, во-вторых, без сильного отряда не смогу найти дверь, а в-третьих, кольцо, не снимающееся с пальца, делает меня обладателем стольких еще неизвестных врагов, что в одиночку наши поиски в лучшем случае закончатся смертью.

– Скорее всего, ты прав, – согласился Адольф.

Люди Трувора и Тюрика сняли броню с коней, и несколько воинов повели их к реке, а оставшиеся принялись выгружать из телег и собирать ежи, придуманные мной. Назначенные часовые, вооруженные взведенными арбалетами, отправились охранять периметр лагеря. Эрик и его люди шустро устанавливали второй шатер, для отдыха воинов. Залюбовавшись их работой, я не заметил подошедшего Рогана.

– Сахиб, надо снять броню с вашего коня и напоить, – прошипел на своем языке гигант.

Я покинул седло и передал телохранителю поводья.

Воин повел коня к шатру, а мы с Адольфом продолжили наблюдать за лагерем. Приведенные с водопоя и стреноженные лошади небольшим табуном паслись возле лагеря под бдительной охраной нескольких воинов. Остальные люди Трувора и Тюрика под руководством сержантов заканчивали устанавливать ежи, старательно втыкая в землю заостренные концы. Убедившись, что все в порядке, я направился к реке, мечтая смыть дорожную пыль, а Адольф большим рыжим мячом унесся к костру.

Вода в горной реке оказалась ледяной, но делать нечего, и я принялся приводить себя в порядок, моясь и отфыркиваясь. Шаловливые капли, попадая за шиворот, весело скатывались по позвоночнику, разгоняя волны мурашек. Немного взбодрившись, вернулся в лагерь. Ежи установлены, и воины готовили места для ночлега, снимали и чистили броню под неусыпным руководством командиров.

Я с удовольствием отметил: часовые на постах, обед варится, броня чистится, в общем, все четко организовано – настоящая армия.

С чувством выполненного долга подошел к шатру, возле которого несла службу зеленоглазая Каталина. Впервые после той памятной ночи я встретился с ней взглядом. Я ожидал увидеть на ее лице какие угодно эмоции, от холодного презрения и обиды до нежности, но закованная в блестящую кольчугу девчонка лишь склонила голову, приветствуя господина. Как будто ничего не было, а если и было, то к этому отнеслась так спокойно, будто сходила за водой, а не провела ночь с мужчиной.

Суровый мир, где женщины не придают значения близости. Может быть, чувства – прерогатива благородных и богатых? А у простых девушек, видевших с малолетства жестокость и испытавших на себе беспощадность мира, нет времени на сантименты?

«Раз господин, значит, ему принадлежит все, и особо волноваться не стоит, а наоборот. Будь счастлива – твой лорд обратил на тебя внимание и снизошел до ночи с тобой», – так объяснила Эльза.

Если и колыхнулось что-то в душе, так у меня, Каталина же спокойно откинула полог шатра, услужливо помогая мне войти. Упавшая ткань стеной отгородила меня от бесчеловечного и непонятного мира, оставив один на один с переживаниями и мыслями.

Не теряя времени, я лег на приготовленное и застеленное шкурами ложе, привычно и быстро вошел в нужное состояние и, выйдя душой из тела, взлетел над лагерем. Проведя небольшую воздушную разведку, не обнаружил ничего угрожающего и подозрительного и, помня слова Адольфа о том, что нужно избегать резкого и очень болезненного пробуждения, успел вернуться в тело до того, как, откинув полог, Каталина доложила о готовности обеда.

Люди поели, и я, дав им возможность немного отдохнуть, приступил к ежедневным тренировкам. Сильно изматывать воинов не стал, закончил занятие пораньше. Ужин и отдых подвели итог первого дня похода, не принесшего неприятностей и проблем за исключением доклада Эрика о том, что кончаются запасы овса для коней и желательно бы купить немного хлеба. Намеченный на завтра путь пролегал вблизи большой деревни, и, пообещав главному оружейнику непременно пополнить запасы, я удалился в шатер, где под затихающий шум уставшего лагеря быстро уснул. Адольф, по обыкновению, завалился у меня в ногах.

На рассвете воины сноровисто и слаженно свернули лагерь, и мы двинулись в путь. Караван медленной бронированной гусеницей полз по серой пыльной дороге, когда из ближайшего леска опрометью выскочило небольшое стадо диких кабанов. С моего одобрения всадники Трувора пришпорили коней и, немного погоняв дичь по полю, подстрелили двух крупных особей, а оставшиеся кабаны под собственный визг и улюлюканье воинов скрылись в густом кустарнике.

Быстро освежевав и забросив разделанные туши на подводу, в приподнятом настроении мы двинулись дальше. Лихая удачная охота взбодрила воинов. Тем временем взошедшее солнце высушило росу, и в воздух поднялись тучи нудных насекомых. Кони перешли на галоп, спасаясь бегством от жужжащего врага, и караван, набирая скорость, натужно заскрипев телегами, устремился вперед. Крепко ухватившись за узду, стараясь слиться с норовистым седлом, я полностью сосредоточился на скачке. Мои навыки наездника, хоть и немного обросли опытом, все еще оставляли желать лучшего. Получать удовольствие от постоянных грубых тычков в пятую точку я пока не научился. Вредное седло грозило избавиться от неумелого наездника, и в борьбе с ним время пролетело незаметно. Пустив уставших коней шагом, воины принялись обсуждать охоту на кабанов, отмечая веселые моменты. Я же, натужно улыбаясь, ерзал в седле, разминая ушибленное место.

Судя по карте, караван широкой дугой обогнул деревню, в которой я собирался пополнить запасы. Солнце перевалило полуденную отметку, когда отряд добрался до намеченного места отдыха. Уставшие кони, почуяв скорое избавление от доспехов и тяжелых седоков, нетерпеливо переминались. Терпкий запах пота и жужжание насекомых заполонили пространство. Воины принялись разбивать лагерь, а Эрик с помощниками по моей команде быстро освободили одну подводу.

Наспех перекусив, небольшим отрядом мы отправились в деревню, оставшуюся далеко позади лагеря. В поход за припасами я взял Рогана, Эрика с помощниками и Каталину в качестве возницы. В лагере за старшего осталась Эльза, Трувор вместе с Тюриком получили наказ потренировать отряды в конном клиновом ударе.

Пустив коней в галоп, под аккомпанемент скрипа и бряканья пустой подводы мы домчались до развилки дорог и, свернув налево, пустили разгоряченных и недовольных лошадей шагом. Адольф быстро запрыгнул в пустую телегу, пристроившись рядом с зеленоглазой возницей.

Отряд въехал на холм. Впереди раскинулась небольшая долина, по которой были широко разбросаны грубые бревенчатые избы. Следы недавнего ремонта поблескивали белыми свежестругаными бревнами, четко выделяясь на потемневших домах. Видать, люди, переждав зиму за стенами города, давно вернулись в деревню, будто в дачный поселок.

Огромный кусок земли у кромки леса чернел пашней. По-весеннему бурлящая деревенская жизнь оглашала округу простыми и понятными звуками кузницы и стучащих топоров. С детства привыкшие к ежегодным переездам люди старались не упустить ни минуты теплого времени.

Наш отряд сразу же заметили. К воротам спешили вооруженные щитами и мечами угрюмые мужики, привыкшие не ожидать от гостей ничего хорошего.

Спокойным шагом мы подъехали к деревне, я остановил на безопасном удалении маленький отряд и отправил на переговоры хорошо знающего здешние обычаи и отвечающего за снабжение Эрика. Кузнец снял шлем, подчеркивая мирные намерения, и чинно, явно показывая статус, подъехал к воротам. О чем говорили парламентер и мужики, я не расслышал, но ополченцы принялись расходиться по своим делам, оставив какого-то бородача вести переговоры. Наконец ворота, скрипя несмазанными петлями, открылись. Эрик, развернув коня, с места пустил в галоп и, вернувшись, четко доложил:

– Мой лорд, староста согласился продать что нужно и разрешил въехать в деревню. Пока будет загружаться телега, он просит нас почтить его гостеприимство.

– Вперед! – скомандовал я, и отряд важно позвякивая броней, въехал в деревню.

Добротные избы, окруженные хозяйственными постройками, уставились глазницами узких окошек, обтянутых выделанной свиной шкурой. Непередаваемая смесь запахов навоза, молока, первоцвета и легкого дымка ударила в ноздри. Улица недовольно зачавкала под копытами лошадей. Впереди, показывая дорогу, чинно шел староста. Широкие плечи и жесткая походка выдавали бывалого воина.

Кони, закованные в железо, вызвали восторг и живой интерес местных обитателей. Металл в этом мире очень ценился, лишний раз подчеркивая обеспеченность. Не каждый мог позволить себе роскошные доспехи, какие украшали моих воинов и тем более лошадей. Но больше всего аборигенов удивила девчонка, управляющая телегой.

За спиной Каталины торчала рукоять алебарды, к поясу пристегнут короткий узкий меч. Здесь такого чуда не видели. Вечно занятые деревенские женщины оставили дела и глазели на диво. Каталина, остановив телегу у дома старосты, спрыгнула на землю, звеня кольчугой, и собравшийся народ ахнул, отпрянув, когда Адольф, явно решив покрасоваться, поднялся с телеги. Рыжая пушистая шерсть огнем горела на солнце. Но, видать, вампалу восхищения было мало. Со спокойной пренебрежительностью зверь осмотрел публику и демонстративно зевнул, обнажая большие белые клыки.

Я, привыкший к виду Адольфа, и то удивился. Хитрец специально удлинил клыки!

Покрасовавшись перед селянами, рыжий спрыгнул на землю и встал возле Каталины. Девчонка небрежно потрепала вампала по холке. Выпендрежники!

Глядя на вытянувшиеся от удивления простые деревенские лица, я чуть не прыснул от смеха и, быстро отвернувшись, вдруг заметил внимательный блеск глаз из-под густых бровей.

Старосту очень заинтересовало мое седло. Ему оно явно знакомо.

Я отвел взгляд, но встал так, чтобы иметь возможность наблюдать за толпой и не выпускать старосту из поля зрения. Мой маневр не укрылся от Эрика, и он стал поторапливать помощников и мужиков, загружавших мешками и корзинами телегу.

Руку с предательски блестящим на ней кольцом я держал в кармане плаща, ощущая успокаивающую тяжесть висевшего с боку АКМа. С такой толпой мечами не справиться.

Однако селяне держались на почтительном расстоянии, никаким образом не выказывая враждебные намерения. Томительно тянулось время. Адольф, почувствовав мою тревогу, зевнул, оскалом заставляя толпу попятиться. Каталина чинно заняла место возницы, обведя гордым взглядом крестьян. Телега загружена. Эрик рассчитался за купленные припасы, и мы тронулись в обратный путь.

Деревенская ребятня, улюлюкая, устремилась за отрядом, шлепая босыми ногами по дорожной грязи. Староста угрюмо застыл у калитки, провожая нас тяжелым взглядом. Зев ворот нехотя распахнулся, и деревня, напоследок обдав душным ароматом, выпустила нас. Детишки шустро вскарабкались на частокол, искренне сожалея об окончании представления.

Поднимаясь по холму, я оглянулся и увидел, как от дома старосты взлетели две птицы. Весело играя друг с другом, радуясь обретенной свободе, птахи поднялись высоко в небо и полетели в сторону Харифа.

Хитрый старик послал весточку господину. Теперь о нас знали. Тихая шпионская война началась.

Отряд в молчании доехал до развилки, но я пустил коня по дороге, уходившей в сторону Баграбского баронства. Удивленные спутники последовали за мной. Эрик, поравнявшись, спросил:

– Мой лорд, куда мы едем? Наш лагерь в другой стороне.

– Эрик, мое седло раньше принадлежало одному торгашу, он по заданию виконта Артира поехал за броней и живым товаром. Староста седло узнал, и сейчас мы заметаем следы. Свернем, лишь поравнявшись с тем лесом. За нами, скорее всего, будут следить и, увидев, доложат, что мы поехали в сторону баронства.

– А если шпионы последуют дальше?

– На это есть другой ответ, – холодно произнес я.

Поравнявшись с леском и немного проехав, мы свернули с дороги. Я подозвал Рогана.

– За отрядом обязательно последуют, убери следы и убедись, что шпионы проедут мимо. Как убедишься – догоняй караван, – прошипел я.

– Слушаюсь, сахиб! – с нескрываемой радостью ответил воин пустыни. – Пусть сахиб не волнуется, нас не выследят.

Алмазные глаза как-то по-особенному блеснули, и я не успел ничего сообразить, как мой телохранитель развернул коня и ускакал выполнять приказ.

Обратная дорога заняла много времени, пришлось долго огибать большую сопку, вставшую на пути, и ближе к вечеру мы наконец прибыли на место. Дневной зной сменился прохладой и легким ветерком, разогнавшим мошек. Усталость давила на плечи. Расположившийся у речушки лагерь манил уютом шатра.

Нас заметили часовые. Эльза, крикнув, чтобы мы остановились, побежала, петляя зайцем. Высокая трава скрывала девичью фигуру до пояса. Я удивился, увидев необычные маневры, но вовремя понял – Эльза обегает установленные ежи, показывая дорогу.

Трава надежно скрывала в густой зелени хитро придуманное приспособление, и я сам чуть не попался в расставленные ежи. Еще немного, и наши кони напоролись бы на острые торчащие пики. Шагая за Эльзой и ведя недовольных лошадей в поводу, петляя между ежей, мы въехали в лагерь.

– Эрик, передай Трувору, пусть выставит воина встретить Рогана, а то в темноте точно попадет в ловушку, – приказал я.

– Ваша светлость, вы чем-то взволнованы? – участливо поинтересовалась Эльза, преданно смотря в глаза.

Мой взгляд непроизвольно и неосторожно скользнул по упругим выпуклостям, прочно обтянутым кольчугой. Перехватив его, девчонка поняла по-своему.

– Ваша светлость хочет, чтобы я помогла снять доспехи?

– Да, Эльза, и принеси воды, хочу умыться с дороги, и неплохо бы что-нибудь съесть.

– Слушаюсь, мой лорд, – ответила красавица, передавая поводья охранявшему шатер часовому.

Решив размять ноги после долгой езды, я пошел прогуляться по лагерю. Вечерняя походная жизнь текла привычным руслом. Адольф пропал где-то в районе костра, возле которого сегодня по-особенному вкусно пахло жареным мясом.

Настроение у меня, по правде сказать, было не слишком хорошее. О спокойном походе можно забыть. Живой интерес старосты деревни был понятен: бесследно пропавший караван наверняка искали, а тут удача – приметное седло!

Надеюсь, удастся послать шпионов по ложному следу – а их однозначно отправят выследить нас, в этом сомнений нет, почтовые птицы давно принесли весточку виконту.

Спираль событий закручивалась и закручивалась, глубже вовлекая меня в здешнюю жизнь.

Разваленное, никому не нужное герцогство, а может, и наоборот, кому-то очень надо, чтобы оно развалилось, ведь призрак предупреждал о важности объединения земель?

Знать поделила земли и живет потихоньку, на лучшей половине территории хозяйничают кочевники, на самых задворках крепость Орлиное гнездо, до которой еще предстояло добраться, а вот за ней непроходимые горы и ледяные земли.

Может, ловушка? Может, напрасны старания? Вот и людей за собой повел, а они верят мне и в рот смотрят.

Дойдем туда, и загонят враги барсуком в нору и будут травить, а того хуже – не выпускать. Летом местная знать постарается, а зимой погода. Тогда и накроется возвращение.

Насчет точного количества врагов данных у меня нет, но одно я знал наверняка – после того как я перешел дорогу виконту, отобрав рабов и груз, мы с ним не подружимся.

Из задумчивости меня вывел окрик часового и наполнивший лагерь шум. Оказалось, приближался всадник с привязанными у седла парой лошадей. В темнолицей огромной фигуре с легкостью опознали моего молчаливого телохранителя.

Двое часовых показывали недовольно шипящему Рогану дорогу среди расставленных ловушек. Гигант, гордо восседая на коне, умело маневрировал, две другие лошади послушно шли следом. Подъехав ко мне и остановившись на почтительном расстоянии, Роган ловко спрыгнул на землю и, преклонив колено, доложил:

– Сахиб, больше никто не следит.

– А где шпионы? – спросил я первое, что пришло на ум.

– Сахибу они больше не навредят, – тупо и уверенно ответил темнокожий.

Осознание кольнуло мозг.

– Ты хороший воин, Роган! Что добыл в бою – твое! – Я понял печальную участь, постигшую бедолаг.

В следующий раз надо оставить, кого-нибудь посообразительнее и не такого рьяного, а то наш путь будет проложен трупами, да и взять одного шпиона живьем не помешает.

– Сахиб слишком щедр, по закону пустыни третья часть добычи принадлежит воину, остальное – вождю и племени.

– Хорошо, возьми то, что считаешь по закону, а остальное передай Эрику, – согласился я и направился в шатер, где меня ждало прожаренное мясо и лежавший на шкурах сытый и довольный вампал.

Под мерцающий свет двух ламп, нещадно чадивших и пахнувших горелым жиром, я начал поздний ужин.

– Вот видишь, нас засасывает болото проблем, – пожаловался я Адольфу.

– Да, долго придется искать дверь, может, так и не найдем, – ответил зверь, зевнув и потянувшись.

– Вот-вот, и я зря согласился на дружбу с тобой… сейчас бы ты был слугой… носился по разным поручениям и не валялся бы здесь на моем ложе, – проворчал я, поняв, что сочувствия не дождусь.

– Не все так плохо, как кажется. Ты здесь уважаемый человек! Имеешь очень хорошо вооруженный отряд преданных людей… – Видать, хвостатый сообразил, что мне было надо, а может, и прочитал мысли, по своему обыкновению.

– Вот это-то и не радует. Ну ладно, попали мы с тобой сюда, так нет, повезло же встретить призрака с кольцом и доспехами. Почему всегда все так сложно? – не унимался я.

– А нечего пить что попало! Я был бы дома… а не кормил здесь блох.

– Что, демонов кусают местные блохи?

– Представь! Я же не жалуюсь. Терплю и чешусь.

– Да, ты прав, жаловаться не будем. Будем чесаться… тьфу, бороться, а не слюни разводить, – подвел я итог.

Кстати сказать, мясо оказалось очень хорошо прожарено, и немного вина сказочно обогатило вкус. Не успел я закончить трапезу, как полог приоткрылся, впуская вечернюю свежесть, и вошла Эльза.

– Вода для его светлости готова. Помочь снять доспехи? – участливо спросила девчонка.

Да, здесь есть несомненные плюсы, когда красивая девушка помогает снимать доспехи.

Шастать по темному лагерю не хотелось, и котел с теплой водой услужливо доставили к шатру. Наконец ощутив себя достаточно чистым, надев свежее белье, я дышал вечерней свежестью и смотрел на звездное небо.

Темная, почти черная, отливающая синевой, с блестящими серебряными капельками крохотных звезд пустота складывалась в одну большую неизвестную картину. Огромная луна была какой-то не такой, другой. Абсолютно чужой мир отвечал на вечный вопрос – жизнь, оказывается, есть не только на Земле.

– Ваша светлость, вина? – спросила Эльза, застывшая рядом.

– Пожалуй, да. – И произнес вдогонку: – Не забудь себе налить.

Приятная терпкая жидкость, прокатившись по горлу, согрела тревожную душу. Далекие безвестные звезды посылали манящий холодный свет. Беременная луна имела кровавый оттенок. Тишина, иногда нарушаемая позвякиванием брони часовых, окутала сонным одеялом наш лагерь. Я смотрел на звездное небо, иногда прерывая созерцание глотком вина. Тело наливалось расслаблением и негой. Запах костра, свежей травы и лошадей витал, окутывая призрачной вуалью.

– Мой лорд скучает по своей стране? – нарушил тишину мелодичный голос Эльзы.

– По какой стране?

– Из которой вы прибыли. Вас там ждут?

Передо мной живо предстало разъяренное лицо начальника штаба. Разом отогнав образ глотком вина, ответил:

– Нет, не ждут.

Подумал: «Похоронили давно», – и залпом допил кубок.

– Еще вина? – спросила Эльза, и в голубых льдинках ее глаз отразились незнакомые, но такие красивые звезды.

Может, алкоголь придал смелости, может, игра гормонов, а может, я начинал привыкать к непосредственности этого мира.

– Нет, пора спать! – Я обнял Эльзу за талию, увлекая в шатер.

Адольф, видать, знал, чем закончится вечер, и заранее ретировался.

Укутавшись шкурами, мы уснули под тяжестью навалившейся блаженной усталости.

Острая боль в ноге возвращала к реальности, неумолимо вырывая из цепких лап сна. В голове нудно и противно, будильником звучал голос Адольфа:

– Вставай… вставай… Да просыпайся же быстрее… будет беда.

Последнее слово ведром холодной воды окатило встрепенувшееся сознание. Толком не успев ничего понять, я вскочил и автоматически включил ночное зрение.

Каждый раз переход получается лучше и быстрее. Хлынувший поток информации пронзил болью не отошедший от сна мозг. Спасибо опыту частых подъемов, приобретенному в военном училище!

Окружающая картинка болезненно фокусировалась, приобретая смысл, а я застегивал пояс, зачем-то нахлобучив на голову шлем.

Автоматизм – великая вещь! Не понял, когда и как успел натянуть полный доспех!

– Поднимай воинов, беда близко! – прокричал в голове вампал и выскочил на улицу.

Не успел упасть на место полог, я устремился за Адольфом, попутно плеснув в лицо холодной воды из вовремя подвернувшегося под руку кувшина. Попав за ворот, она прокатилась бодрящей струей по груди, вызывая взбесившуюся волну мурашек. В шатре шумно засуетилась Эльза.