Текст книги "Иероним"

Кузнец с помощниками присоединились к воинам Эльзы и Трувора, неровным строем шагавшим по полю битвы, обрывая стоны раненых врагов и надрывное предсмертное ржание лошадей.

– Зачем так жестоко? – спросил Адольф, брезгливо запрыгивая на подводу.

Шерсть вампала слиплась, превратившись в сосульки. «Живой!» – теплом отозвалось в груди.

– Хватит! Поплатился за глупость! Вот посмотри, к чему привело! – громко закричал я, показывая на изрубленные тела, и сразу же поймал на себе недоумевающий взгляд Рогана. Сахиб разговаривает сам с собой?!

Пришлось замолчать, сдерживая закипающую ярость и негодование.

Шлем накалился невыносимо, и я снял надоевший убор. Легкий ветерок охладил пылающую голову. Оттягивающий руку щит я прикрепил к седлу, и с шипеньем вошел в ножны меч. От возбуждения слегка подрагивали пальцы.

«Когтей нет!» – радостно голосило сознание.

Спускаться с сопки и присоединяться к пиру смерти не хотелось. Внизу разворачивалась жуткая картина.

Посреди поля рваной раной зияла воронка от разрыва гранаты. Вокруг красными кусками валялись останки людей. Безжалостное солнце поливало лучами огромный расцветший пурпурный цветок смерти. Запахи крови, вывалившихся внутренностей, вспаханной копытами земли, легкий аромат взорвавшейся взрывчатки и вонь испражнений смешивались в густой непередаваемый смрад. Вездесущее воронье собиралось в стаи, предвкушая пир. Стоны, хрипы, плач лошадей терзали слух. Нестройной шеренгой воины обрывали дьявольские аккорды ударами алебард и мечей.

Обоз осталась охранять Цинна. Поваренок положила алебарду на подводу и трясущимися руками принялась гладить насупившегося Адольфа, тщательно вылизывающего кровь из шерсти. Охоту поговорить я у вампала отбил.

С каждым вздохом успокаиваясь, я приходил в себя.

– Роган, возьми в обозе вина и мои вещи. Расстели войлок, скоро принесут раненых, – прошипел я, соскакивая с коня и отдавая поводья телохранителю. – Цинна, принеси мне воды и помоги Рогану!

Мой приказ был выполнен молниеносно. Отстегнув наручи, я закатал рукава и тщательно вымыл руки, потом протер их спиртом из фляжки и, слегка волнуясь, принялся ожидать первых пациентов.

34

Безжалостное солнце раскалило воздух. Надоедливая мошкара пропала, прячась от палящих лучей. Скорее для храбрости, чем для утоления жажды я осушил большой кубок вина.

Первый раз придется применить на практике свои знания военной медицины. Но не попытаться помочь пострадавшим я не мог.

– Прекрасная победа, – примирительно заговорил вампал, продолжая вылизываться.

– Не знаю, сейчас посмотрим, дорого ли пришлось за нее заплатить, – отозвался я. – Вон девчонки тащат первого раненого.

В грудь несчастного впился, ощетинившись щепами, толстенный обломок копья. Шлем слетел с головы парня, и растрепавшиеся, слипшиеся от пота волосы свисали грязными сосульками, подчеркивая смертельную бледность лица. Густо залитые кровью латы не предвещали ничего хорошего. Девчонки аккуратно положили раненого на войлок, и я отправил их искать других пострадавших.

Вздохнув, я принялся за дело, позвав на помощь Цинну и Рогана.

– Мой лорд, я умираю, – прошептали побледневшие губы раненого.

– Терпи, гвардеец, – промолвил я, влив в искривленный болью рот несчастного изрядную порцию вина.

– Олаф… мой лорд, меня зовут Олаф.

– Терпи, гвардеец Олаф…

Драгоценного спирта было совсем мало. Раненый большими глотками осушил кубок, и, чтоб не дергался и не мешал операции, я легонько ударил парня за ухом, приводя в бессознательное состояние. Аккуратно снимая с него доспехи, приказал Цинне отрезать немного конского волоса и бросить в плошку со спиртом – единственной обеззараживающей жидкостью, находящейся в моем распоряжении.

«Необходимо срочно изготовить самогонный аппарат», – подумал я, тщательно вытирая куском чистой ткани края рваной раны. Гангрена – бич ранений.

Кровь вытекает без пульсации – очень хорошо, значит, артерии не повреждены.

Вытащив из рюкзака изогнутую хирургическую иголку, продел в нее промытый в спирте конский волос. Раненый белел на глазах. Жизнь по капле покидала его.

– Сахиб, ему не помочь, – прошипел Роган.

– Помолчи и прижми вот здесь, – велел я, показывая, где правильно прижать подключичную артерию.

Резко выдернув обломок, плеснул в рану воды, смывая бурую грязь. Роган усердно прижимал артерию, и кровь медленнее вытекала из зияющего отверстия. Тщательно промокая тканью, я чистил рваную рану. За моими манипуляциями, широко открыв глаза, наблюдала Цинна.

– Что застыла? Рви ткань на длинные полосы, и чем длиннее, тем лучше! – прикрикнул я, показывая на тюк серой грубой дешевой материи, купленной на вольном рынке.

Цинна стряхнула оцепенение и принялась за дело. Спирт тонкой струйкой заполнил рану, и игла замелькала в руках, стягивая конским волосом разорванные мышцы и кожу. Опыта нет никакого – хорошо, армия шить научила.

Закончив, я полил шов спиртом и принялся накладывать повязку, приказав Рогану убрать палец с артерии. Кровь просачивалась сквозь материю, но это было нормально, кровотечение скоро прекратится. Я надеялся, что молодой организм воина выдержит.

– Положите его на подводу. Очнется – сразу дать вина!

Война не так страшна, как ее последствия.

Основные потери составляли раненые. Без вовремя оказанной хорошей помощи они умирали. В несовершенстве здешней медицины я убедился. Простое ранение грозило стать смертельным, что уж говорить о тяжелом. А если люди и выживали после колотых и резаных ран, то пополняли армию безнадежных калек. В жестоком мире это равносильно медленной смерти.

Воинов надо беречь – храбрость солдата требовала подпитки и напрямую зависела от уверенности в том, что о нем позаботятся. Мой мир постоянно вел жестокие войны и на последнем этапе истории хорошо развил экстренную медицину и обеспечение ветеранов, что позволило сильно снизить потери. Люди знали – их не бросят на поле боя и не выкинут на улицу, если они останутся калеками. Несчастные находились хоть и на скудном, но все же обеспечении государства.

Я сидел на войлоке, ожидая следующего пациента. Кроме меня, им не мог помочь никто. Воины преданно шли в бой, и я постараюсь отплатить им тем же.

Со вторым раненым повозиться пришлось основательно. Хорошо, сами внутренности оказались не задеты – доспехи не дали лезвию углубиться в плоть, лишь разрубив мышцы на животе, образовав зияющую рану. Раненый стонал и просил добить. Пришлось влить вина и оглушить, чтобы не дергался, и прибегнуть к помощи Каталины. Она и Цинна крепко держали руки несчастного.

Тщательно промыв рану и вывалившиеся кишки разведенным водой вином, я осторожно уложил внутренности и плотно зашил живот. Закончив, пролил шов спиртом, наложил повязку и велел раненого не кормить, давать по чуть-чуть пить бульон.

Я далеко не доктор и не имел опыта, кроме поверхностных знаний, но остальные и того не имели. Роган и девчонки смотрели выпученными глазами, но беспрекословно выполняли команды.

– Надеюсь, выживут, а то воины сочтут твои действия безумным издевательством, – прокомментировал вампал.

– Должно помочь, – мысленно ответил я.

Очередной доставленный бедолага нянчил правую руку с сильно искривленным от удара наручем. Латная перчатка залита кровью. Железо сдержало удар меча, не дав отрубить руку, но кости сломаны.

Проведя привычную подготовку – изрядная порция вина внутрь и мастерский удар за ухо, – я приступил к операции. Аккуратно сняв с поврежденной руки искореженную латную перчатку, уставился на обломки желто-белой кости, раздирающие предплечье.

Теория хорошая штука – но без практики мертва.

Чтобы соединить правильно кости, пришлось немного разрезать руку, тщательно закрепить шину из деревянных палок, зашить разрезы, обработать и перебинтовать. Я закончил и увидел, что воин пришел в себя. Как долго он терпел боль? Белые губы превратились в тонкую линию, парень прошептал:

– Мой лорд, я буду калекой? – На его глаза навернулись слезы.

– Нет, я обещаю – ты сможешь держать меч!

– Я не хочу так жить, не хочу быть обузой…

– И не будешь, – бодро пообещал я, заставляя его выпить полный кубок вина за неимением другого обезболивающего.

Мне привели еще двух пациентов, им повезло больше – раны были неглубокие, и я быстро обработал их и зашил.

Усталость и напряжение брали свое. С хрустом в костях я разогнулся, вставая с войлока. Залитый солнцем мир качнулся.

Все, операции закончены. Отряд убитыми никого не потерял. Пять раненых лежали на повозках. Остальные люди целы.

Все что мог я сделал. Оставалось уповать на Бога и на крепкий иммунитет.

– Сахиб, вы великий кудесник и врачеватель? – спросил Роган, поливая мне на руки.

– Нет, к сожалению.

– Сахиб мудрец. Знает – скромность украшает истинного воина пустыни. – Гигант многозначительно замолчал.

Разубеждать его я не стал.

Тщательно вымыв руки, достал из кармана горсть серебряных монет, засыпал в полупустой бурдюк с водой, залил вином и протянул Цинне. Внимательные карие глаза смотрели непонимающе.

– Будешь следить за ранеными и давать им разбавленное вино. Выпьют треть, дольешь воды. И смотри, много пить не давай тому с распоротым животом. Сейчас ему нельзя, рана должна зарасти.

– Мой лорд, сделаю, – поклонилась девочка, беря из рук бурдюк.

Целебные свойства серебра давно известны. Я надеялся, что брошенные в бурдюк монеты, продезинфицированные вином, способны обеззаразить воду, но объяснять ничего не стал, лишь добавил:

– Вылечатся – монеты заберешь! Напоминай каждый день о раненых, будем делать перевязку. – Заметив, как расширились от ужаса карие глаза, пояснил: – Перевязка – это менять грязные тряпки, так что позаботься о чистых лоскутах ткани, их желательно прокипятить.

Цинна кивнула, смешно тряхнув соломенными волосами, а сама смотрела на мою руку, застегивающую наручи. Проследив за взглядом, я понял, что так сильно удивило девчонку. Перстень воедино сливался с латной перчаткой! Я давно к чуду привык и не обращал внимания. Эх, опять будет куча пересудов и баек…

Тщательно промыв иглу, убрал в аптечку. Засовывая в рюкзак вещи, с сожалением отметил – фляжка практически опустела. На досуге необходимо решить проблему с дефицитом спирта. Лучшего обеззараживающего средства сделать не могу. Не фармацевт я!

На месте битвы сновали мои воины вперемешку с ободрившимися пленниками – собирали под руководством Эрика добычу и складывали трупы в кучу. Воронье кружило в небе, оглашая округу разочарованным карканьем.

«Не удастся вам поесть человечины!» – позлорадствовал я.

– Эльза, бери караван и веди к тем повозкам, да не забудь собрать целые ежи! – приказал я и, вскочив на коня, в сопровождении Рогана направился в сторону захваченного обоза.

Скакун резво понес галопом с сопки, разгоняя широкой грудью жирных мух. Стараясь реже дышать, я дал шпоры. Ветер засвистел в ушах, лаская голову. Обоз противника приближался. Отряд Тюрика отлавливал разбежавшихся уцелевших коней противника. Проскакав мимо, мы остановились на вершине противоположной сопки, подальше от надоедливой вони. Солнце блистало на чистейшем небе, отражаясь в разбросанном по полю железе. Оставалось терпеливо ждать.

Мародерство продолжалось почти два часа. Древняя традиция, часть войны.

Трупы врагов, частично раздетые, вперемешку с несчастными лошадьми, обломками щитов, копий, ненужным хламом из захваченного обоза свалены в одном месте. Воронье плотной тучей кружило над жутко пахнущим обедом. То и дело самые смелые птицы садились и начинали клевать свежее мясо. Пленники, помогавшие собирать добычу, лишены свободы передвижения и, сбившись в кучу, трясутся от страха. Усталые воины Тюрика и Трувора плотным кольцом окружили пленников, ожидая решения их судьбы. Захваченное добро погружено на подводы, а часть не поместившегося скарба навьючено на захваченных коней, которые вместе с деревенской живностью привязаны к телегам. Обоз выстроен в колонну, все готово к дальнейшему походу.

Подъехал уставший и счастливый Эрик, приложив руку к шлему, принялся докладывать:

– Ваша светлость, добыча захвачена знатная. Много доспехов и хорошего оружия. Тридцать здоровых коней и несколько раненых, их можно будет потом добить и пустить в котел.

Пока главный оружейник перечислял, чем мы обогатились, к нам присоединились Трувор и Тюрик.

– Также захвачена небольшая казна разграбленного поселения, украшения и деньги погибших воинов. Учтено и положено в сундук. Все не влезло, пришлось набить один маленький ларец! – радостно закончил Эрик.

Сержанты безмолвствовали, устало глядя на меня.

– Сколько пленных? – спросил я.

– Восемнадцать мужчин и восемь женщин. Все здоровы, раненых нет. Бывшие вольники барона.

– Кто?

– Вольники, мой лорд, это бывшие рабы, сумевшие откупиться. Каждую весну, если есть такие, собираются вместе, берут в долг у лорда казну и землю в надел. Если повезет с урожаем, то долг отдадут и немного заработают, чтобы переждать зиму. Так и живут, поднимая общину. Свободные их не принимают – кому надо кормить неимущего, да и вешать долги на поселение? Так что вольники и объединяются. Этим вот не повезло – разграбил виконт. Теперь у них две дороги – в Дикий лес или в рабство за долги, – пояснил Трувор.

– Кто-нибудь ушел живым из людей виконта? – спросил я.

– Никто, – угрюмо ответил сержант. – Сдававшихся и тех порубали…

– Тюрик, предложи вольникам службу в нашей армии. Кто добровольно согласится, отведи в сторону, остальные должны пополнить кучу. – Я указал на облепленную вороньем груду трупов.

– Слушаюсь, – кивнул сержант и поскакал к пленникам.

– Жестоко! – вмешался Адольф, со всеми удобствами устроившийся на телеге.

– Я не собираюсь из-за своей мягкотелости опять рисковать воинами. Разгром и убийство виконта навряд ли простят, и чем позже об этом узнают многочисленные родственники, тем лучше. Совершать ошибку и оставлять свидетелей не буду, – мысленно ответил я вампалу.

Сержанты не считали возможным обсуждать приказ, но с надеждой поглядывали на меня. Убивать безоружных никто не хотел.

– Эрик, возьми в обозе бочку с наптой и полей кучу! – приказал я.

Пленники, все поняв, упали на колени и хором принялись клясться в верности герцогу. Трувор, явно обрадовавшийся такому повороту событий, внимательно следил за правильностью процесса.

С моей души упал камень. Понимать, что нельзя оставлять свидетелей – одно, а вот убивать беззащитных – другое, и я рад, что этого делать не пришлось.

Ритуал принесения клятвы был закончен, всадники разомкнули кольцо, однако пленники не спешили вставать с колен, ожидая разрешения подняться. Обдумывая, как правильнее поступить, я подозвал сержантов.

– Трувор, у нас есть достойный воин, готовый возглавить этот сброд и сделать из них настоящих солдат герцога?

– Есть, мой лорд, правда, он ранен. – Сержант показал на всадника с забинтованной рукой, покоящейся в перевязи на груди.

Тот самый, которому пришлось накладывать шину и собирать кости.

– Придя в себя, он с помощью девчонок взобрался на коня и снова присоединился к отряду. Сказал, что перебитая рука стараниями герцога не болит, и он сможет и дальше выполнять долг гвардейца, а не занимать место в обозе, – наклонившись к моему уху, просветил меня Трувор. Я кивнул, и сержант позвал: – Скорик!

Воин подъехал к нам.

Прямые черные волосы юноши слиплись и сосульками раскинулись по плечам. Худое вытянутое лицо было болезненно бледным и усталым. В серых глазах застыло отчаяние. Весь вид воина, включая и коня, выражал покорность и полное раскаяние.

При операции не проронил ни слова, сейчас трясется! Видать, подумал – герцог гневается, что ослушался приказа и не остался лежать в телеге.

Пленники, а теперь свободные и принесшие присягу на верность герцогу люди, по-прежнему стояли на коленях. Все смотрели на Эрика, к неудовольствию ворон поливавшего наптой зловещую кучу.

Больше и больше обрастаю людьми… как некстати. Водоворот событий закручивает в немыслимую спираль, заставляя чаще принимать нелегкие решения.

Прошедшая схватка яркой картиной стояла перед глазами. Люди и кони, недавно живые, превратились в омерзительную зловещую кучу мяса. Кому это надо? Зачем все свалилось на мою голову?

Ответов на возникшие вопросы я не находил.

Череда событий загоняла в жесткие рамки. Оставалось либо выжить и принять действительность, либо умереть.

Выбор небогат.

– Эльза, женщины переходят в твое подчинение и будут выполнять всю тяжелую работу, пока не станут достойными звания воина, а потом, пройдя испытание, и гвардейца. Ставшие гвардейцами освобождаются от выполнения хозяйственных работ, будут лишь нести караульную службу и тренироваться.

– Слушаюсь, мой лорд. – Рыжеволосая приложила руку к шлему.

– Эрик, отбери толковых, умеющих работать руками. Станут твоими помощниками. Подготовятся, станут воинами, а потом и гвардейцами твоего отряда.

– Да, лорд. – Рука Эрика взметнулась к шлему.

– Гвардеец Скорик, – я сдержал улыбку, увидев, как встрепенулся парень, – за мужество назначаешься старшим пополнения. Будешь обучать сброд, пока не станут достойными личного оружия и звания воинов. Вся черная работа ложится на их плечи за исключением охраны лагеря, ее почетно несут гвардейцы. Во время похода отряд желторотых следует сзади, и им будет разрешено вступить в бой только по моему личному приказу. – По улыбкам сержантов стало понятно – прозвище «желторотые» навечно прилипло к новобранцам. – Обучившись, желторотые станут достойными звания воинов, а потом, пройдя испытание, – гвардейцев и пополнят элитные отряды правого и левого крыла. Твои помощники, Эрик, став воинами и гвардейцами, останутся у тебя в отряде. До первого привала пополнение пойдет пешком, потом получат коней из трофейных. – Я закончил речь, и сержанты принялись шустро разбирать новобранцев.

Тронув поводья, медленным шагом я подъехал к жуткой куче. Темная жирная туча мух взвилась с буро-кровавого холма. Воронье пронзительным карканьем огласило пространство. Искалеченные тела лошадей и людей смешались в дьявольскую палитру.

Вот результат моего пребывания…

Конь, ощущая смрад смерти, недовольно пофыркивал, переминаясь под седлом.

Отогнав мрачные мысли, я промолвил:

– Поджигай… – Голос захрипел и предательски застрял в горле.

Роган, выбив кресалом искру, запалил факел. Огонь, потрескивая, вспыхнул на пропитанной пеньке. Оставив дымный темный масляный след, факел с шипением преодолел расстояние, упав в основание гигантского кострища. Напта вспыхнула, и синий огонек весело побежал по трупам, превращаясь в огненную реку. Жирные мухи искорками сгорали в разрастающемся пламени. Недовольно каркая, вороны взвились ввысь, спасаясь бегством от поднявшихся к небу жадных языков пламени. Жуткий костер тяжело вздохнул клубом маслянистого черного дыма.

– Сахиб милостив к врагам, удостаивая чести и лично отправляя их души к богам, не оставив скитаться на земле, – прошипел Роган.

Пламя сильнее взметнулось к небу, словно подтверждая слова темнокожего.

– Знатная тризна, – вздохнул Тюрик, – достойная храбрых воинов. О вашем милосердии сложат баллады.

Да, странное понятие о милосердии… Приказал изрубить и не брать пленных, а оказался не кровожадным и жестоким, а милосердным…

– Не станет воину чести в плену… Герцог проявил милость, сохранив малодушным честь и отправив к богам вместе со своим лордом. Нет для воина смерти достойнее, чем лежать на костре с братьями, а не стать кормом для птиц, белея костями в поле и скитаясь зимними ночами по просторам, – согласился Тюрик.

«Смотри, это дело рук твоих!» – бушевала совесть.

«Смотрю», – отвечал разум.

«Хорошо…» – тихо наслаждался в глубинах подсознания демон, вдыхая гарь мяса.

Резко дернув за поводья, я развернул закусившего удила коня и дал шпоры. Ветер мягким кулаком ударил в лицо, разгоняя по уголкам глаз брызнувшие слезы.

«Почему я?!!» – голосил мозг, а перед глазами стояла жуткая картина…

Сержанты, поняв команду, тронулись следом, и караван отправился в путь. Жаркий ветер хлестал коня, заставляя ронять белые хлопья пены, и, пожалев животное, я пустил его шагом. Слезы высохли, однако эмоции не думали утихать.

«Чувствуешь – значит, жив!» – пытался найти успокаивающие слова разум.

Вырвавшись далеко вперед, я отхлебнул порядочную порцию вина из бурдюка и оглянулся на растянувшуюся вереницу людей и повозок.

«Они верят в тебя!» – шептало сознание.

Бывшие пленники бодро шагали за повозками, бросая завистливые взгляды на всадников. Усталые воины покачивались в седлах, стойко перенося пылающий жар солнца. Горизонт заволакивал черный дым погребального костра.

«Вот и я бросил семя дедовщины в армию…» – пронеслась шальная мысль.

В моем мире дедовщина стала бичом, принимая угрожающие размеры армейского бедствия. Хотя зарождалась как один из элементов воспитания. Старые, мудрые воины передавали опыт молодым, воспитывая в юношах качества истинного солдата.

Не научившись подчиняться, не научишься командовать – гласила истина, написанная кровью павших из-за бездарных полководцев воинов.

Впоследствии, когда в войска во время одной из великих войн попали амнистированные заключенные, они испортили и извратили дедовщину, снабдив лагерными порядками и превратив ее из мудрого учителя в ночной кошмар новобранцев.

Зная историю, постараюсь избежать ошибок и сразу начну принимать меры.

Отогнав мрачные мысли, я подозвал Скорика. Работа – лучший лекарь от лишних дум.

Новоиспеченный командир ловил каждое мое слово, а на его измученном болью лице светилась гордость. Перебинтованная рука, привязанная к груди парня, не мешала воину стойко сидеть в седле, наоборот, приняв неожиданное назначение, юноша старался прямее держать спину. Заинтересовавшись нашим разговором, приблизились, заняв места по бокам, Тюрик и Трувор и принялись внимательно слушать.

Медленно разматывалась нить дороги, щедро политая лучами солнца. Во избежание массового унижения новобранцев я строго приказал Скорику следить за тем, чтобы желторотые выполняли исключительно его приказы, и запретил при размещении в лагере смешивать с гвардейцами. Желторотые должны жить отдельно, пока не дослужатся до звания воина, а после испытания – гвардейца, и тогда пополнят ряды правых и левых крыльев. Для новичков это должно стать мечтой. Жалованье им не положено, только питание и обеспечение. Пусть люди стремятся к развитию.

Обидевший желторотого гвардеец будет жестоко наказан – лишен почетного звания и отправлен на перевоспитание в отряд желторотых.

Сержанты внимательно слушали, и я не сомневался – на первом привале все будут знать волю герцога.

Усталость – последствие битвы тяжелым грузом легла на плечи, и лишь счастливое чувство первой победы над достойным противником помогало держаться в седле. Адольф ко мне с замечаниями не лез, составив компанию Цинне, управляющей телегой с ранеными.

Все-таки вампал испытывает к самой юной девчонке какие-то чувства и привязался к ней. А во время боя ни на шаг не отходит от Эльзы… Надо будет на досуге расспросить зверька об этих странностях.

На горизонте прорисовывалась темная полоса Дикого леса, скрывающая цель похода – крепость Орлиное гнездо. Давно миновав пожарище разграбленной виконтом деревни, караван ближе и ближе подъезжал к темно-зеленому поясу огромных деревьев.

Лес поистине велик – занимает горизонт от края до края.

До места намеченной мной стоянки оставалось всего ничего, и я подбодрил уставших воинов этим известием. Над караваном вились насекомые, привлеченные терпким запахом пота коней и людей. Надоедливое жужжание наполняло пустоту летнего зноя.

Наконец огромные деревья расступились, открывая дорогу. Блаженная прохлада тени легла на раскаленные доспехи. Караван уставшей блестящей змеей вползал под спасительную сень леса. Сырость и прохлада ударили в лицо освежающим ветерком. Сумрак деревьев окутал нас терпким запахом смолы и мха.

Место я выбрал около реки, на поляне, богато устланной полевыми цветами и окруженной мелким кустарником. Журчание воды звучало долгожданной музыкой. Караван, лениво свернув телеги в кольцо, рассыпался загудевшим муравейником. Понимая всю необходимость передышки, я решил подольше задержаться на отдыхе, чтобы воины привели себя в порядок, и первым делом велел поставить шатер под баню.

Ноги благодарно коснулись земли. Задняя точка колола и зудела. Никак не могу привыкнуть к седлу.

Воины принялись разбивать лагерь. Тишина леса заполнилась гвалтом команд и нетерпеливым ржанием лошадей, почувствовавших прохладу реки. Хитрый Адольф шустро плюхнулся в воду, спасаясь от надоевших мошек.

Втайне позавидовав ему, я отдал поводья уставшего коня Рогану и поспешил к раненым.