Текст книги "Арийский миф в современном мире"

Тюркское арийство

Советское учение об этногенезе, говорящее о сложном формировании народов и позволяющее включать в число их древних предков самые разные группы населения, открывает интеллектуалам тюркского происхождения возможность также приобщиться к «арийскому наследию» ираноязычных кочевников раннего железного века. Так, в Татарстане к «арийской идее» неравнодушен энтузиаст местного булгаризма, учитель Ф. Нурутдинов. Еще в середине 1990-х гг. в своем школьном учебнике он доказывал, что в Среднем Поволжье татары являются единственным народом, среди предков которых были «индоарийские племена» (Нурутдинов 1995: 16). Не найдя общего языка с властями Татарстана и основной массой татарской интеллигенции, Нурутдинов попытался установить тесные контакты с радикальными русскими националистами. Он опубликовал статью под названием «Мы – булгары» в московской радикальной газете «Дуэль». Чтобы найти понимание у русских национал-радикалов, он заявил о близком родстве русских и булгар, якобы происходивших от общих арийских предков («сакланов») (Нурутдинов 1998)396396
  Об этом см.: (Шнирельман 1998 г: 150).


[Закрыть]. Иными словами, здесь «арийская идея», как и в армянском случае, помогает искать союзников. Сегодня булгаристы избегают прямой апелляции к «арийской идее», но по-прежнему подчеркивают «духовное родство» булгар и русских, включают булгар в число «русских народов» и доказывают «расовую уникальность (избранность) волжских булгар», отмечая их якобы исконную европеоидность. Булгаристы поддерживают проект «русской цивилизации», внутри которой булгары должны занять достойное место, не считаться «чужаками» и в то же время успешно избежать ассимиляции и сохранить свою идентичность (Латыпов 2008).

В свою очередь некоторым башкирским националистам тоже представляется немаловажным наградить своих отдаленных предков «арийством», тем самым обеспечив им особо престижное место в истории человечества (Аль-Фатих 1997: 15–20; Галлямов 1997: 184–186, 234–235)397397
  Об этом см.: (Шнирельман 2001а: 77–78).


[Закрыть]. В Башкортостане на этой ниве усердно трудится филолог С. А. Галлямов, сумевший в последнее время заручиться поддержкой курдов. Для этого он объявил курдов абсолютными автохтонами Курдистана, расположенного в горах Загроса и Тавра и в настоящее время поделенного между Турцией, Сирией, Ираком и Ираном. Именно эту территорию Галлямов определил прародиной индоевропейцев, которые расселялись оттуда по всей Евразии. Но постоянно в течение многих тысячелетий ее якобы заселяли лишь предки курдов, к которым он относил древних кутиев, касситов и хурритов. Он сделал курдов создателями не только таких древних княжеств-государств, как Манна или Митанни, но даже древнейших первобытных культур Месопотамии и шумерской цивилизации. Надо ли удивляться тому, что и завоевавшие Древний Египет гиксосы оказываются в его устах все теми же курдами? Иными словами, Галлямов создал для курдов миф о великих предках, цивилизаторах и культуртрегерах, в котором они так нуждаются для создания и легитимации своей национальной государственности. Мало того, нарисовав величественную картину переселения индоиранцев из гор Загроса через Среднюю Азию до отрогов Урала, он наградил и башкир «арийским происхождением». Тем самым, они сделались ближайшими родственниками курдов и получили все основания разделить с ними славу «великого народа», наградившего европейцев начатками культуры и цивилизации (Галлямов 2007).

Башкирский археолог Р. Б. Исмагилов еще в советское время начал искать прародину скифов далеко на востоке, где он обнаруживал и значимые для «арийской прародины» географические ориентиры (море гипербореев, Рифейские горы и пр.) (Исмагилов 1989). Затем он приписал появление царских скифов в Северном Причерноморье приходу сакских племен из Семиречья (Исмагилов 1991: 32–35). А после распада СССР он стал открыто доказывать, что среди скифского и сакского населения встречались тюркоязычные группы (Исмагилов 1992).

В этом контексте, подчеркивая родство башкир с европейскими народами, «арийская идея» позволяет им дистанцироваться от образа «варваров-кочевников» и обрести якобы присущее арийцам «благородство». Похоже, ту же роль апелляция к арийским предкам играет и у азербайджанцев, чему сопутствует параллельное стремление лишить армян их индоевропейских корней (Сабзали б. г.)398398
  В 1990-х гг. в выпущенном в Баку школьном учебнике «Человек и общество» к «национальному духовному богатству» была причислена Авеста, созданная Зороастром, который тем самым включался в число родоначальников нации. См.: (Ализаде 1998: 11–12. Цит. по: Guseynova 2008: 846).


[Закрыть]. Примечательно, что Галлямов в свою очередь использует выстроенный им миф для того, чтобы лишить татар булгарского наследия, объявив поволжские земли исконной собственностью башкир (Галлямов 2007: 435–438). Во всем этом, разумеется, отражается борьба за символический капитал.

Для туркмен, казахов и узбеков присвоение арийского прошлого означает прежде всего утверждение своего статуса как «коренного народа». Кроме того, «арийское родство» отводит тюркским народам почетное место в древней истории и уравнивает их с европейцами, помогая освободиться от комплекса неполноценности. В частности, это открывает возможность приобщения через арийцев к славе древних цивилизаций. Власти новых государств Центральной Азии также видели в мифе о единых древних предках верный путь к объединению нации и преодолению трибализма, бросающего ей серьезный вызов (Джандильдин 1989: 102–111; Олимов 1989: 13–15; Джикиев 1991: 5–6; Абдуразаков 1993; Дононбаев 1995; Курманов 1995; Ундасынов 2002: 51).

Однако при этом у туркменских, казахских и узбекских авторов, а также политических лидеров нет единства в трактовке образа древних ираноязычных кочевников в качестве своих отдаленных предков. Если некоторым авторам кажется достаточным представить их одними из предков наряду с древними тюрками, то другие прилагают все усилия для их тюркизации. В то же время если одним льстит родство с древними «арийцами», то другие всячески открещиваются от него и делают всех древних предков «тюрками». Кроме того, наблюдается и сдвиг отдельных авторов от первого подхода ко второму, что совпадает с эпохой становления местных постсоветских государств. Иногда это представляется борьбой с «европоцентризмом» и «колониальными взглядами» на древнюю историю местных народов (Артыкбаев 1999: 11–14). При этом в работе ряда местных тюркских авторов «европоцентризм» ассоциируется с «паниранизмом» (Аскаров 2005). Но если в советские годы пантюркизм представлялся «восстанием против колониализма» (Diat 1984), то сегодня к нему обращаются в поисках защиты от глобализации, угрожающей идентичности и самобытности. Однако разным авторам пантюркизм и его соотношение с «арийством» видится по-своему.

Туркменский художник Сулий Яранов еще в 1980-х гг. пытался представить арийцев едва ли не главными предками туркмен. Тогда он противопоставлял арийцев тюркам, отвергал пантюркизм и обвинял огузов в разгроме Арии, «древнейшей страны мира» (Павлов 1991)399399
  Ученые помещают Арию на юго-западе Туркменистана.


[Закрыть]. Он прославлял арийцев как создателей ранних цивилизаций, и его кисти принадлежит «Портрет арийки», изображающий молодую туркменку в традиционном наряде (Демидов 2002: 124). Туркменские ученые вели себя более осмотрительно. Признавая определенное участие древних ариев в формировании туркменского народа, они были несклонны преувеличивать их роль и избегали прославления «арийской расы», видя в этом определенную опасность (Юсупов 1991; Дурдыев 1991: 29; Гундогдыев 1998). Зато пантюркизм казался некоторым из них вполне уместным, и они делали все для его возрождения. Впрочем, сохранилась и научная версия о многокомпонентном составе предков туркменского народа, возникшего из смешения местных иранцев с пришлыми тюрками. Но сегодня такую версию иной раз приходится публиковать за рубежами Туркменистана (Кадыров 2012: 111–117).

В конце 1980-х гг. туркменский историк, публицист и кинодраматург Марат Дурдыев издал популярную брошюру о происхождении туркменского народа, где, придерживаясь ортодоксальной советской схемы, рисовал сложную картину формирования туркмен на основе взаимодействия как разнообразных местных, так и пришлых групп населения (Дурдыев 1988). Особенностью его брошюры было то, что он, во-первых, отводил расовому типу туркмен роль основополагающего признака их общности, доказывающего их автохтонность («Могут меняться язык, культура того или иного народа, но он остается именно этим народом, если не меняется его расовый тип». См.: Дурдыев 1991: 15), во-вторых, уделял особое внимание древним местным предкам, говорившим на иранских языках, и, наконец, в-третьих, настаивал на ошибочности увязки предков туркмен исключительно с кочевым миром, ибо древнейшее местное население было создателем земледельческой цивилизации. Иными словами, предков туркмен следовало искать среди как кочевников, так и земледельцев. Языковая принадлежность не имела для Дурдыева особой ценности, и его ничуть не смущал факт тюркизации местного ираноязычного населения. Главными источниками о происхождении туркмен ему служили не фольклор и лингвистика, а археология и физическая антропология. Они убеждали его в том, что древние восточноиранские племена, обитавшие когда-то на территории Туркменистана, составили «этногенетическое ядро» туркменского народа. Эта схема полностью сохранилась в расширенном переиздании этой брошюры, вышедшей в 1991 г., где Дурдыев со ссылкой на известного советского археолога А. Ю. Якубовского начал доказывать особую связь предков туркмен с древними парфянами (Дурдыев 1991: 33–34; Дурдыев, Кадыров 1991: 6–7).

В смягченном виде сходную идею высказывал и туркменский этнограф А. Джикиев, предполагавший, что среди кочевников раннего железного века встречались не только ираноязычные, но и тюркоязычные племена. Он отмечал, что в этногенезе туркменского народа участвовали и те и другие, и это также позволяло включать парфян в число предков (Джикиев 1991: 16–46).

Став в 1995 г. заместителем главы Национальной администрации по изучению, защите и реставрации памятников истории и культуры Туркменистана, Дурдыев издал в главной республиканской газете «Туркменская искра» серию статей, посвященных парфянскому наследию (Дурдыев 1995). При этом его вдохновляли многолетние раскопки городища Ниса, первой столицы Древней Парфии. Если в упомянутой брошюре Дурдыев уделял равное внимание различным предкам (парфянам, аланам, эфталитам, огузам и пр.), то теперь он рисовал именно историю парфян и Парфянского царства Золотым веком туркменского народа, которым тому следовало гордиться. Ведь Парфия была «крупнейшей державой античного мира», веками успешно соперничала с Римом и оказала «громадное влияние на развитие мировой культуры». Парфию Дурдыев представлял исконной страной Авесты и «родиной зороастризма», однако «ариев» он при этом даже не упоминал. Хорошо сознавая политическую роль этногенеза, он подчеркивал, что в период возрождения народу требуется четко знать, где именно располагалась его прародина и на какой этнической основе он вырос (Дурдыев 1995, 16 января: 2). В своих статьях он ни разу не затронул вопрос о языке «далеких предков туркменского народа». Зато особое внимание он уделил обретению Парфией независимости и отделению ее от государства Селевкидов, что, по его словам, было связано с «подъемом парфянского национального сознания» (Дурдыев 1995, 6 и 13 марта: 2). И современнику трудно было избежать аналогии с обретением Туркменистаном независимости в результате распада Советского Союза.

О значении Нисы для туркменской идентичности тогда начали писать и некоторые другие туркменские историки. Но если в поисках благородных истоков туркменской генеалогии Дурдыев избегал акцента на ее тюркских основах и, вопреки местной фольклорной версии, отказывался связывать ее исключительно с огузами400400
  В начале 2001 г. Дурдыев попал в «черный список» из 19 туркменских писателей, поэтов и историков, якобы неправильно освещавших историю, причем их книги подлежали уничтожению. См.: (Демидов 2002: 102).


[Закрыть], то тогдашний президент Туркменистана Сапармурат Ниязов вначале делал акцент именно на сельджукских корнях туркменской государственности. В 1998 г. по указанию Ниязова был расформирован Институт истории и ликвидирована Академия наук. Вместо этого был создан Институт истории при Кабинете министров Туркменистана, которому Ниязов поручил подготовить двухтомную «Историю туркменского народа» (Akbarzadeh 1999: 280–281; Демидов 2002: 144–145). Тогда же он задумался о создании свода морально-этических заповедей «Рухнаме», призванного восстановить неразрывную связь современных туркмен с их далекими предками (Пирмухаммедов 1999).

Однако, понимая, что ортодоксальная версия тюркской истории не обладала вожделенной исторической глубиной, туркменские идеологи попытались это исправить. Тут-то им и понадобилось обращение к древнейшим слоям этногенеза. Ставший во второй половине 1990-х гг. советником президента Ниязова, археолог О. А. Гундогдыев, подобно Дурдыеву, включил в число предков туркмен мидян, скифов, саков, массагетов и парфян, однако в отличие от того доказывал, что все они были тюркоязычными. Тем самым, по его словам, туркмены пронесли народное единство и свой язык через тысячелетия (Гундогдыев 1997; 1998: 57–72; 2002: 202–203). Однако «антропологический (расовый) подход» Дурдыева он не принял, справедливо отметив отсутствие строгих соответствий между физическим типом и языком (Гундогдыев 1998: 17–20)401401
  Впрочем, когда ссылка на физическую антропологию усиливала его идеи, он ею всемерно пользовался. Например, краниологические различия между современными осетинами и аланами давали ему основание отрицать связь предков осетин с аланами. См.: (Гундогдыев 1998: 64).


[Закрыть]. Главным слагаемым этногенеза ему служил язык, и, освежив старые построения турецких пантюркистов новыми фантазиями некоторых современников и самостоятельной интерпретацией новейших научных гипотез, он попытался возродить пантюркистскую схему мирового развития (Гундогдыев 1998: 7 – 56; 1995). Так он «восстанавливал справедливость», расчищая место тюркоязычным народам в древнейшей истории человечества, где традиционная наука их не находила. Все это Гундогдыев выдавал за «протоэтногенез туркмен».

Между тем, не полагаясь на местных историков, президент Ниязов решил взять на себя задачу создания величественного национального мифа, привлекательного для туркмен. В помощь себе он привлек известного российского археолога. Итогом стала книга «Рухнама», где туркмены рисовались «древним государствообразующим народом», и среди их древнейших государств назывались знаменитые Маргиана и Парфия (Ниязов 2001; 2002: 10, 86, 209–210). 18 февраля 2001 г. «Рухнама» была принята на X совместном заседании Государственного совета старейшин Туркменистана, Халк Маслахаты (Народного совета) и общенационального движения «Галкыныш» (Возрождение) в качестве «священной настольной книги народа». С тех пор ее надлежало изучать во всех туркменских школах (Демидов 2002: 80). Если уже Гундогдыева не устраивала фольклорная версия, изображавшая Огуз-хана предводителем средневековых огузов, и он отождествлял того со знаменитым предводителем гуннов Модэ Шаньюем (Гундогдыев 1996: 8 – 12), то «Рухнама» шла много дальше. Там время жизни Огуз-хана было отнесено к рубежу 4 – 3-го тыс. до н. э. Так туркмены становились подлинными автохтонами и могли претендовать на все местное прошлое, начиная с глубочайшей первобытности. При этом творчеству их далеких предков приписывалась огромная империя. Ее центром, разумеется, являлся Туркменистан, но ее границы выходили далеко за его нынешние пределы, достигая Афганистана на юго-востоке и Волги на северо-западе. А его население объявлялось «арийским» (Горак 2005: 108–109).

Однако никакого иконографического канона, связанного с образами Огуз-хана и других древних героев, в туркменском искусстве к началу XXI в. так и не сложилось. Одни художники наделяли их европеоидными чертами, другие – монголоидными (Демидов 2002: 121–123).

Казахские идеологи также увлекаются тюркизацией древних кочевников. Но она представляется им важной еще и потому, что, как им кажется, помогает Казахстану отстоять целостность своих границ от претензий со стороны некоторых влиятельных российских политиков и интеллектуалов (Bohr 1998: 158)402402
  Эта тема, связанная с отстаиванием казахами прав на территорию республики, была настолько важной, что и спустя десять лет после распада СССР она все еще звучала на страницах казахского учебника. См.: (Шаймерденова 2000: 41).


[Закрыть]. Поэтому накануне и в первые годы независимости некоторые казахские авторы не только настаивали на тюркоязычии саков, но и опирались на оставленные теми археологические памятники для легитимации Казахстана в его современных границах (Козыбаев и др. 1990; Романов 1990).

Впрочем, еще в советские годы казахский историк М. Б. Ахинжанов в своих многократных попытках защитить докторскую диссертацию не переставал доказывать, что казахский народ складывался исключительно автохтонным путем. При этом он ссылался на то, что на территории Казахстана прослеживались все этапы развития человеческого общества на протяжении последних 80 тыс. лет. В его работе скифы и саки выступали в виде тюркоязычных племен, а термин «казах» он находил в китайских хрониках III в. до н. э. (Ахинжанов 1958: 205–206, 215–216, 221; 1962: 10, 20; 1971: 5–7, 18–19, 64–67). Но его мотивы были иными: в советское время акцент на автохтонизме помогал местным авторам избегать упрека в пантюркизме, имевшего для них далеко не безопасные последствия. По признанию казахского историка, такой подход опирался на установочную работу С. П. Толстова, написанную в период позднего сталинизма, когда автохтонность имела большое политическое значение (Масанов 1966: 311–312).

В 1960 – 1970-х гг. казахский филолог А. С. Аманжолов пытался интерпретировать некоторые изображения и знаки на предметах из сакских захоронений как тюркские рунические надписи (Аманжолов 1965: 50; 1971: 64–66). Тогда ленинградские эксперты показали неточности в прорисовках, приводимых этим автором, и не приняли его интерпретаций (Грязнов, Кляшторный 1966; Лившиц 1978; Акишев 1978: 59–60)403403
  См. также: (Кызласов 1998).


[Закрыть]. Однако позднее именно на его спорные дешифровки опирались те из тюркских авторов, которые доказывали тюркоязычие саков (Мажитов, Султанова 1994: 68; Барманкулов 1996: 53, 219 сл.; Куанганов 1999: 9)404404
  Этот сюжет упоминается, хотя и мельком, даже в некоторых вузовских учебниках по истории Казахстана, где со ссылкой на эти дешифровки предполагается, что саки, жившие в восточных и юго-восточных районах, были носителями тюркского языка. См.: (Кузембайулы, Эбил 1999: 28; Абдакимов 2002: 94).


[Закрыть].

Идея автохтонизма была положена в основу государственной Концепции становления исторического сознания в Республике Казахстан, где подчеркивалась прямая преемственность от андроновской культуры бронзового века и саков до современных казахов. По языку все эти обитатели трактовались как «в основном тюркоязычные» (Концепция 1995). Этого подхода и придерживались авторы многотомной «Истории Казахстана. С древнейших времен до наших дней», выходившей в Казахстане во второй половине 1990-х гг. (Козыбаев 1996: 13, 104).

Правда, среди казахских авторов нет полного согласия. Некоторые придерживаются традиционной концепции умеренного автохтонизма. Они продолжают считать саков ираноязычным населением, но выводят предков казахов из смешения саков с пришлыми тюркскими племенами, утверждая, что культура и традиции при этом мало менялись. В построениях таких авторов немалую роль играет расовый аргумент, и в формировании народа «раса» (в данном случае южносибирская раса) оказывается важнее языка и культуры. Ведь именно она лучше всего остального подтверждает идею автохтонности (Масанов 1992; Абдакимов 1994: 22–27; 2002: 67–68, 72–83; History of Kazakhstan 1998: 45–49). А известный казахский историк М. К. Козыбаев даже приписывал казахам «общеевразийский расовый тип», резервируя за ними почетное место центрального народа Евразии (Козыбаев 1998). К другой группе относятся авторы, оставлявшие открытым вопрос о языке местного населения эпохи раннего железного века. По их словам, «прототюркские языки» начали распространяться в регионе начиная с рубежа н. э. (Козыбаев 1993: 50–51).

Нечеткость такого рода концепций и неоднозначность трактовки скудных источников позволяла некоторым авторам с легкостью переходить из одной группы в другую. Об этом говорила, в частности, двойственная позиция патриарха казахской археологии К. А. Акишева. Еще в конце 1980-х гг. он, с одной стороны, выступал против «вульгарного автохтонизма» и трактовал процесс становления казахского народа как синтез автохтонного индоевропейского населения и пришлого тюрко-монгольского, но, с другой, предполагал наличие «значительного прототюркского компонента в местной этнической среде» (Акишев 1988). В то же время он оставался в убеждении, что тюркизация началась в Казахстане только в гунно-сарматское время и заняла около тысячи лет (Акишев 1999: 110–111). В соответствии с этим даже президент Н. Назарбаев, чьим советником долгие годы был Акишев, не забыл упомянуть о «древних корнях духовности», идущей от «ариев» Синташты и Аркаима (Назарбаев 1999: 79, 273–274). Такая трактовка древней истории была подхвачена некоторыми авторами казахских учебников, где ранние этапы этногенеза казахского народа рисуются следующим образом: «Дух пришлых хуннских народов напластовывается на дух потомков древних ариев в плавильных котлах первых двух хунну-гуннских империй» (Абдакимов 2002: 45). В этой связи любопытно отметить, что если российские археологи изучают курганы пазырыкского времени на Алтае в рамках исследования скифской проблемы, то для современных казахских археологов и историков такие изыскания представляются важной частью изучения этногенеза казахского народа» (Самашев и др. 2000: 52; Абдакимов 2002: 76–77).

Арийцев и саков причисляет к предкам и казахский историк А. Ш. Кадыров. В его работе именно с ними связаны «славные времена», когда они успешно боролись с персами и дали отпор воинам Александра Македонского405405
  Такая версия ранней «борьбы за независимость» неизменно встречается в современных учебниках по истории Казахстана. См.: (Абдакимов 2002: 22, 73–74; Артыкбаев и др. 2006: 65–68; Садыков и др. 2006: 64–67).


[Закрыть]. И хотя, как подчеркивает автор, арии и саки относились к европеоидной расе и говорили на иранском языке, именно с них он начинает длительную линию непрерывной эволюции, которая в конечном итоге привела к появлению современных казахов (Кадыров 1998: 5 – 26).

Сегодня в казахстанских школьных учебниках наблюдается разноголосица. Так, учебник для 5-го класса населяет Казахстан эпохи бронзы носителями одновременно и индоиранских (включая ариев), и алтайских языков. В то же время саки называются там «предками казахского народа» (Артыкбаев и др. 2006: 58, 68, 93–94). А в учебниках для 10-го класса саки то отождествляются с «арийцами» (но об их языке ничего не говорится) (Толеубаев и др. 2006: 26, 51–52), то представлены «тюркоязычными племенами» (Жолдасбаев 2006: 33, 46–48). Зато в учебнике Ж. Артыкбаева, где как андроновская культура позднего бронзового века, так и саки причислены к «арийцам», они связываются с европеоидным по физическому типу и индоиранским по языку населением, но предполагается, что уже в это время в регион проникали группы, представлявшие алтайскую языковую семью. Якобы из-за давления последних «арийцы» и начали переселяться в Европу, Иран и Индию, причем уже тогда они дали начало «первой мировой религии». Оставшиеся на территории Казахстана саки со временем стали смешиваться с пришельцами, имевшими монголоидный облик. Одновременно говорится и о том, что саки «исчезли в эпоху переселения народов». В то же время появление прототюрков связывается с приходом гуннов, которым отводится значительная роль в этногенезе казахского народа (Артыкбаев 1999: 47, 54–59, 64, 80–81). При этом подчеркивается культурная преемственность раннесредневековых тюркоязычных кочевников с предшествовавшими саками (Артыкбаев 1999: 97)406406
  В доказательство Артыкбаев ссылается на византийских авторов, которые, как известно, архаизировали этнокультурную картину в Восточной Европе, перенося старые названия (скифы, саки) на новое тюркское население. См.: (Артыкбаев 2005: 260).


[Закрыть]. Примечательно, что о зороастризме упоминается в разделе, где речь идет о культуре бронзового века, а саки рисуются солнцепоклонниками, которые также поклонялись предкам (Артыкбаев 1999: 55–58, 78)407407
  Автор верит, что зороастризм возник в середине 2-го тыс. до н. э. См.: (Артыкбаев 2005: 111–113).


[Закрыть].

Иными словами, картина, нарисованная Кадыровым и Артыкбаевым, достаточно противоречива. С одной стороны, в их описании саки и гунны резко отличаются по языку и физическому облику, но, с другой, между ними обнаруживается культурная преемственность, позволяющая начинать этногенез казахов с саков и даже с андроновской эпохи. Отстаивая право кочевых народов на свой взгляд на историю, Артыкбаев пытается доказать, что едва ли не с эпохи неолита-энеолита именно кочевники оказывали плодотворное влияние на оседлые народы, принося им культуру и цивилизацию, а не наоборот. Важнейшую роль среди этих кочевников, по его словам, играли индоевропейские народы, причем территория Казахстана входила в состав их прародины (Артыкбаев 2005: 83 – 118, 253). Автор также настаивает на том, что территория Казахстана тысячелетиями служила центром Евразийского степного мира (Артыкбаев 2005: 271).

Крайнюю позицию занимают некоторые самодеятельные авторы, которым отсутствие профессионализма позволяет высказывать самые сомнительные гипотезы. Так, увлеченный древней историей инженер-механик Ш. Т. Куанганов изобретает неких древних «аргунов»: якобы они предшествовали гуннам и были «арийцами», говорившими на тюркских языках. Этим «аргунам-арийцам», в число которых он включает ряд известных древних народов (хаттов, эблаитов и пр.), он и приписывает великую цивилизаторскую деятельность (Куанганов 1999). Иными словами, он воспроизводит некоторые идеологемы пантюркизма, но считает нужным сохранить для далеких предков славное имя «арийцев».

Еще дальше шел историк казахского происхождения И. Н. Ундасынов, работавший в Москве главным научным сотрудником Института сравнительной политологии РАН. Будучи специалистом по истории XX в. и особенно истории международного рабочего движения, он заинтересовался историей казахского народа и при поддержке Московского фонда «Казахская диаспора» выпустил книгу, посвященную предкам казахов в древности и в Средние века. Выходом этой книги открывалась серия «Библиотека казахской региональной национально-культурной автономии Москвы». Автор подготовил ее как научно-популярный труд в расчете на массового читателя. Он выступал против расизма и шовинизма и объявлял о беспристрастности своего подхода. В своей книге древнейший пласт, лежащий в основе казахского народа, автор связывал с индоевропейцами, конкретно с ариями, создателями андроновской культуры позднего бронзового века. Так, в его книге «арии-андроновцы» оказываются отдаленными предками казахов. Он подчеркивал, что «родиной ариев был Казахстан и прилегающие к нему территории», «родиной всех индоиранских народов является Великая степь, а ее центром – степи современного Казахстана» (Ундасынов 2002: 14, 26)408408
  В описании культуры «ариев-андроновцев» автор руководствовался книгой известного российского археолога Е. Е. Кузьминой. См.: (Кузьмина 1994).


[Закрыть]. Сам термин «арья» Ундасынов безоговорочно трактовал как самоназвание вначале «крупного этноса», а затем и «суперэтноса». Его восхищало господство арийских племен в евразийских степях в раннем железном веке, причем савроматов, сарматов, саков и усуней он безоговорочно включал в число предков казахского народа. Так и переворот в военном деле (колесницы, конница, доспехи), и славные завоевательные походы ариев оказываются связанными с предками казахов. Ариев автор называл не иначе как «могучей» и «великой» общностью; в их лице кочевники достигли «зенита своего могущества», создав крупные империи (Ундасынов 2002: 84).

Обращает на себя внимание и то, что этническую преемственность, идущую от раннего железного века, Ундасынов связывал с хозяйственно-культурным типом и образом жизни. То, что за последние два тысячелетия здесь сменились язык (с восточноиранского на тюркский) и физический тип (с европеоидности к смешанному европеоидно-монголоидному типу), его не смущало. Нетрудно заметить, что этот автор не только основывал свои построения на советской теории этноса, но шел еще дальше, объявляя этнические противоречия едва ли не движущей силой истории (см., напр.: Ундасынов 2002: 116–117). Так, для объяснения тяги кочевников к завоеванию новых земель он прибегал к социобиологическому аргументу. Речь шла о якобы «заложенном природой в человеческие сообщества (этносы), как и в популяции животных, стремлении к безграничному расширению ареала своего проживания и к занятию высшей ступени в иерархии себе подобных коллективов» (Ундасынов 2003: 90). Иными словами, открещиваясь от расизма, автор в конечном итоге искал причины исторического процесса в этнорасовой парадигме.

Впрочем, какие бы суждения ни выносили казахские историки и писатели, власти Казахстана решили вопрос о предках по-своему. По их воле в декабре 1996 г. в Алма-Ате на площади Республики была воздвигнута 30-метровая стела в честь обретения государственного суверенитета. Стелу венчает фигура сакского воина, стоящего на крылатом барсе. Эта фигура воспроизводит образ знаменитого «Золотого человека», найденного археологами еще в советские годы в кургане Иссык, датированном сакским временем. К стеле примыкают плиты с изображениями как древних петроглифов, найденных на территории Казахстана, так и образцов ранней рунической письменности. Позади стелы находится ажурная чугунная решетка с изображением славных исторических событий и их героических участников. Все это должно освежать в памяти наиболее яркие события истории народа, у истоков которой находились саки. Весь этот скульптурный ансамбль получил название Монумента независимости. Тем самым, сакам была отведена почетная роль первопредков, своими доблестными подвигами положивших начало славному пути, приведшему в конечном итоге к национальной независимости. А в начале июля 2008 г. во время празднования десятилетнего юбилея Астаны в республиканском музее публике демонстрировали золотые украшения саков, представляя тех «древними тюркскими племенами» (Сегодня 2008).

Так казахи обретают предков, которыми по праву можно гордиться. Они оказываются, во-первых, местными (выдерживается принцип автохтонизма), во-вторых, достаточно древними, в-третьих, создателями важных культурных достижений, в-четвертых, героическими защитниками своей территории от внешних захватчиков и успешными завоевателями новых земель, в-пятых, носителями «европеоидного расового типа». Все это позволяет казахам ассоциировать себя с Европой и динамичным Западом, а не с застойным Востоком. Это, по сути, является реинтерпретацией советского идейного наследия, подчеркивавшего передовой характер советских народов по отношению к «отсталой Азии».

В начале XXI в. это поветрие докатилось до Кыргызстана, где некоторые интеллектуалы начали доказывать принадлежность древних кыргызов к кругу индоевропейских народов, или «древнеарийской цивилизации». Они ссылались при этом на эпос Манас, где обнаруживали «черты индоевропейских мифов» (Ч. Шамшиев 2004) и даже истоки христианских символов. Один из них, опираясь на эзотерические представления, рассуждал о «древнейшей цивилизации», возникшей в глубинах Азии, причем арии оказались у него «прототюрками». По его словам, все мировые религии имели в своей основе некую монотеистическую «манасианскую религию» (Б. Шамшиев 2004). Недавно даже киргизский ученый, опираясь на новейшие генетические исследования, назвал киргизов «арийцами скандинавского типа» и посчитал их колыбелью Ферганскую долину. К их древнему наследию он причислил и Аркаим, изобразив его обсерваторией (Туркембаев 2011: 17, 87, 94).

В советское время в Узбекистане наибольшую популярность получил подход, основывавшийся на междисциплинарных исследованиях советских ученых, исходивших из многокомпонентного состава народов мира. В отношении Средней Азии он говорил о длительном процессе смешения местных аборигенов, носителей восточноиранских языков, с пришлыми тюркоязычными племенами. Итогом этого процесса, охватывавшего вторую половину 1-го тыс. до н. э. и все 1-е тыс. н. э., и было, по мнению советских авторов, формирование предков узбеков и таджиков (Аскаров 1986; Ходжайов 1986)409409
  Об этом см.: (Subtelny 1994: 53).


[Закрыть]. Тем самым, среди предков узбеков встречались племена раннего железного века (саки, массагеты и др.), связанные, по мнению большинства специалистов, с миром иранских кочевников. Включая такие племена в свой этногенез, узбеки, во-первых, значительно раздвигали его временные рамки, а во-вторых, приписывали своим непосредственным предкам все культурные достижения этих племен410410
  Этот подход, восходящий к эпохе позднего сталинизма, был разработан С. П. Толстовым, опиравшимся на автохтонистскую концепцию Н. Я. Марра. См.: (Толстов 1938). Накануне войны А. Ю. Якубовский применил этот подход, создавая схему происхождения узбекского народа. См.: (Якубовский 1941). С тех пор в основе советской версии этногенеза народов Средней Азии лежало положение о том, что «современные таджики и узбеки связаны в прошлом многовековой совместной жизнью, общностью культуры и быта и в известной мере и этнически». А их предков искали среди древнего населения Бактрианы и Согдианы. См.: (Монгайт 1955: 272). Американский историк Э. Оллуорт назвал этот подход «расиалистским». См.: (Allworth 1990: 239–242). Сегодня некоторые казахские авторы признают, что этот подход страдал определенной политизированностью. См.: (Ирмуханов 2001: 149).


[Закрыть].